Ловушка для хищника

Человеческая природа

Натолкнувшись на одного из монахов, Лео жестами призвал того поспешить в баню. Он видел кровь… что он сделал с бедной девушкой? Ей нужна помощь. Зверь вновь победил, завладев сознанием. Такого не происходило давно. Глубина поглотила, прорвалась своей темнотой, затуманился не только разум, но и зрение. Всё виделось по-иному, лишь очертаниями; где было теплее, там светилось ярче, а где было холодно — всё чернело. Казалось, что вся информация берется через нюх. Руководствуясь запахами, тигр двигался в ту или иную сторону, искал пищу, или ещё что-то, инстинктивное, невразумительное, но необходимое.

Сам не свой, Лео добрел до комнаты, которую выделили ему с Эном и Хонбином для ночлега и, приходя в себя окончательно, сел на пол, в угол, забившись в него, как когда-то в детстве. Обхватив колени, воин боялся пойти и узнать, что же в итоге произошло, и насколько тяжелые раны нанёс он Заринэ. Обычное бесстрашие в бою сменилось моментной трусостью. Вот они — спасители! Вытащили из лап жестоких селян, желавших расправиться с девушкой, а что сами? Нет, Хоакин и Хонбин, конечно, никогда бы ничего ей не сделали, но он… позор их воинства… зачем он вернулся в их ряды? Зачем он вообще такой? Для чего нужны его силы, если он будет применять их так? Нет, он должен был спасать невинных, его долг золотого священен, но в эту минуту раскаяние охватило его до отчаяния, и Лео готов был отказаться от всего на свете, лишь бы не повторилось зло, что он совершил. Кающимся и страдающим его и нашёл Бродяга, в изумлении углядев в сжавшемся, почти трясущемся силуэте могучего Тэгуна.

— Лео? Что стряслось? — Он приблизился к тому. Негодующие на самого себя глаза сверкнули в сумерках комнаты и опять спрятались, отведенные в сторону. Хонбин присел рядом на корточки. — Что с тобой? — Лео потряс головой, но потом выровнял спину и стал озираться. Друг понял, что тот ищет бумагу и карандаш. Быстрее поднявшись и подойдя к своему рюкзаку, Хонбин извлек из него письменные принадлежности и протянул немому. Тот схватил их и, приложив листок коленке, спешно принялся выводить слова. Набросав кратчайшее объяснение, он сунул записку товарищу: «Я напал на Заринэ. Я с ней что-то сделал». Дочитав, Хонбин резко поднялся. Во взгляде его царило недоверие и одновременно с тем страх. Неужели Лео всё-таки опасен для людей из-за той второй сущности, которую приобрел не по своей воле? В первое время его реабилитации они замечали приступы агрессии, он бросался и исступленно рвался куда-нибудь, не понимая кто он, но они были уверены, что столкнись Лео с невинными и беззащитными, тут же совладает с собой. Они-то с Эном за себя постоять могли, когда он вдруг зверел. — Где она? — опомнился Хонбин, что нужно разобраться во всем до конца. Лео мотнул подбородком на выход, но тотчас образумился и поднялся на ноги. Ему нужно самому пойти и посмотреть на дело своих рук. Нельзя прятаться от вины. Жестами призвав следовать за ним, воин пошагал к бане, где оставил свою жертву.

За время его отсутствия монах, пришедший к Заринэ, успел осмотреть её. Поскольку он был достаточно стар, девушка, хоть и посомневавшись, да и сама пребывая ещё в прострации, доверилась его рукам, постепенно осознавая произошедшее. Если ей никогда не вернуться уже домой, потому что похитившие её заверили, что не отдадут обратно, да и сама она добровольно уже вряд ли направилась бы туда, откуда её выкрали, то какое значение имеет случившееся? Перед мужем ей не нести ответственности напрямую, он её не найдёт (да и пытался ли найти? Как он поступил после исчезновения молодой жены?), но перед своей совестью… они ведь в браке по всем законам, перед Аллахом она всё ещё жена своего супруга, а значит понесёт кару как изменщица. Заринэ чудилось, что вот-вот откуда-нибудь появится какой-нибудь человек, сведущий во всем и судящий по Корану, и призовет её на казнь ещё более жестокую, чем ей изначально предназначалась. Но ведь и в этот раз, как тогда, она ничего не сделала. Да, она не слишком-то стала отбиваться от Лео, но даже если бы и стала, то не справилась бы с ним. Главная вина её была в том, что она хотела этого, всё сильнее, с каждым днём, проводимым рядом с этим загадочным и безмолвным мужчиной, она хотела принадлежать ему, а не своему мужу. Какой ужас! Возможно, правы были родители, и она просто блудница, и теперь не останется ничего, как принять смерть.

Монах отошёл от неё, и девушка наспех поправила халат и скрутила ещё влажные волосы под платок. Её грива всегда долго сохла, слишком густой была, да к тому же в этой прихожей было влажно и сыро. На мыслях о том, что смерть была бы лучшим выходом, в дверях появились Лео и Хонбин. Заринэ покраснела и опустила голову, не в силах смотреть на мужчин, один из которых только что осуществил с ней что-то похожее на действия её мужа. Только приятнее. Лео и сам осунулся и, ссутулившись, наполовину зашел за спину друга. Попытка спрятаться была тщетной, поскольку ширина его плеч выглядывала бы почти из-за любого другого.

— Она в порядке? — спросил Хонбин у буддиста, вытершего руки и подошедшего к ним.

— Она испугана и немного в шоковом состоянии… — оглянулся старик через плечо, где та дрожала, вжавшись в стену.

— Это понятно, а… физически? Она ранена? — уточнил Хонбин вопрос, рвавшийся из Лео. Последний решился мельком посмотреть на ту, которая пережила его нападение. Не глядящая на них, Заринэ выглядела одинокой, затравленной и маленькой, так что хотелось её пожалеть. Но лучше к ней не приближаться.

— Нет, с чего бы? — Лео толкнул Хонбина и показал тому, будто режется, изображая, что льётся кровь, после чего постучал по себе, указал на глаза и яростно закивал. Товарищ принял всё к сведению и перевел монаху:

— Он говорит, что видел кровь. Вы точно её хорошо осмотрели? — Буддист выдержано посмотрел на обоих. Потом остановил взгляд на Лео и, вздохнув, тихо изрек:

— Она была девственницей. Хорошо, что ты настиг её не в храме, иначе нам пришлось бы выгнать тебя за святотатство, — откланявшись, старик пошёл прочь. Округлив глаза, Хонбин развернулся к Лео.

— Так… ты её изнасиловал? — Суровое и всегда такое спокойное лицо Тэгуна выдавало зарождающуюся возможность слез. Самобичевание подступало к черте, за которой обнажалось истинное нутро несгибаемого и непобедимого бойца. Его брови взметнулись и губы зашевелились в беззвучных оправданиях. Он изнасиловал невинное создание, совсем юное! Как он мог?! Чудовище… ему лучше прямо сейчас уйти подальше ото всех, скрыться где-нибудь в горах и закончить там свои дни, чтобы никому больше не причинить вреда. Но он не мог вспомнить, как всё произошло. Зверь настолько заполонил разум, что память включилась тоже звериная, а в человеческой нападения не осталось. Радоваться или нет, что Заринэ подверглась насилию, а не избиению? Он ведь мог и убить. Счастье, что до этого не дошло, но и это его никак не оправдывает. Лео не мог решиться посмотреть на неё снова. Зато к ней направился Хонбин, вслух заметив «Как это она была девственницей?». Подойдя к девушке, он окликнул её. Вжав голову в плечи, она не подняла своего взора. — Заринэ, ты же была замужем, не так ли? — Она мелко затрусила головой, словно в нервной истерике. — Ты спала со своим мужем? — Девушка замерла, сомкнув руки. Нельзя говорить о таком! Как они могут спрашивать? Это же такое личное, семейное… — Ты можешь ответить? Вы с мужем спали или нет? — Словно проглотив язык, она оставалась стоять, как вкопанная. — Я что, невнятно спрашиваю? Мне нужно понять, была ли ты девственницей! — Теперь не только Лео, но и Заринэ была готова зарыдать. Грозный тон Хонбина размазывал её морально, она вновь ощущала себя виноватой во всем, чем только можно. Ей казалось, что это она каким-то образом обидела Лео.

На шум голосов пришёл Эн, с порога понявший, что приключилось нечто важное, требующее повышенного внимания. Он кивнул вопросительно Лео, но тот лишь стыдливо отвернулся.

— Бродяга, что такое? — Хонбин тяжело вздохнул, не в состоянии допроситься чего-либо у Заринэ.

— Наш герой, воплотившись внутренне в тигра, не смог удержаться и трахнул женщину! — перейдя на корейский, развёл руками тот. У Хоакина отвисла челюсть.

— Он сделал что? — Под брошенным на него ещё одним взглядом Лео в конец поник, вцепившись пальцами в дверную коробку, зажевав губы и скуксившись, как провинившийся мальчишка. — Ты… ты серьёзно? Лео, ты поимел эту мусульманку? — Два остолбенелых виновника события разделили онемение на двоих, две скульптуры, изображающие падение с небес на землю, с духовных высот в плотскую низменность. Эн едва не улыбнулся, обращаясь к Хонбину, но тот не разделял насмешки товарища, и пришлось перебороть веселье. — Это стоит отметить.

— Ты видишь тут чью-либо радость, чтобы отмечать? — хмыкнул Хонбин, нависая над персиянкой. — Она была девственницей! И я никак не могу из неё выбить, как это случилось, если она была замужем столько времени!

— Кто же выбивает подобное? Отойди. — Эн потеснил Бродягу и, переходя на фарси, вкрадчиво спросил: — С тобой всё в порядке? — Заринэ чуть заметно кивнула. — Лео тебя обидел, да? Плохой, плохой человек. — Девушка подняла лицо, но едва встретившись с глазами Хоакина, опустила его обратно, однако горячо замотав им, протестуя, что Лео плохой. — Нет? Он тебя не обидел?

— Нет, — выдавила из себя Заринэ. Эн победно сверкнул глазами через плечо приятелю. И решил продолжить.

— Послушай, нам о тебе не всё известно, и не всё понятно… посмотри на Лео, бедняге очень стыдно и больно за то, что он посмел тебя коснуться. Ты же замужем… если он не поймёт, как всё так получилось, то он буквально сойдёт с ума.

— Он невиновен, — заверила Заринэ, не поднимая носа. Услышав её заявление, Лео оживился и сделал шаг в их сторону. Однако он махал руками, призывая не верить девушке. Тыкая на себя, он упорно заверял, что виноват именно он.

— Как же нет? Если у тебя не было ни с кем того, что он с тобой сделал, и даже муж щадил тебя, берег от брачного ложа… выходит, что Лео совершил ужасное, и он должен ответить за свой поступок… его казнят.

— Нет! — Заринэ подняла глаза и вцепилась Эну в руку. — Муж вовсе не берег меня! Он делал то же самое! И хуже! Было больно, всегда больно! — Слезы прыснули из глаз после постыдного признания. Хоакин накрыл её ладони своей, призывая выговориться. Персиянка высвободила одну руку, чтобы сопроводить объяснение соответствующим жестом. — Он клал меня лицом вниз, всегда так, и… и… никогда не брал меня, как Лео, — став едва слышной на последних словах, Заринэ заплакала в голос, но тут же смутилась этого и уткнулась в свой локтевой изгиб, глуша всхлипы. Эн многозначительно переглядывался с Хонбином, пока Заринэ бормотала в рукав: — Не надо казнить Лео, он не сделал плохого. Не надо.

— Вот оно что… — промолвил Бродяга. — Проклятый дикарь и извращенец. Ясно, почему у них детей не было.

— Интересно, а он вообще знал, как надо было бы правильно?.. — задумался было Эн, но его локтем пихнул Лео. — Что? — По глазам того виднелось, в чем его упрек. — Да-да, в чужую личную жизнь лезть не хорошо, но меня не конкретика интересует, а в целом, знают эти варвары хоть что-нибудь цивилизованное, или нет?

— Это всё неважно, как нам теперь поступить с девчонкой? — полюбопытствовал Хонбин.

— Ну, судя по всему, фактически ничего нового она не испытала, разве что её по-нормальному, наконец-то, трахнули. — Лео ещё раз ушиб его в бок. Эн потер его.

— Вот именно, по-нормальному. И если это возымеет какие-то последствия? — Говорящие вновь переглянулись, покосившись и на Лео. Хоакин прищурился, соображая, а потом ахнул. — То-то же! Не думаешь же ты, что животная душа тигра задумалась о том, как бы предохраниться? — Лео издал стонуще-надсадный звук. Друзья повернулись к нему, бледному и потерянному. Он пересилил себя и взглянул на Заринэ. Та тоже собрала волю в кулак и высунулась из-за руки.

— Они ведь ничего с тобой не сделают? — не понимая, о чем шёл разговор на чужом языке, спросила она на своём.

— Если выяснится, что его проступок причинил тебе страдания, — перешел на фарси Эн. — Лео сам с собой что-нибудь сделает. — Вовремя заметив, что девушка привязалась к их другу и определенно испытывает к нему симпатию, раз берется заступаться за него, Хоакин решил заодно и предотвратить её сетования в дальнейшем по какому-либо поводу. Если ей небезразличен Лео, то она сделает всё, чтобы забыть о горестях и попытается выглядеть радостнее. А в попытках быть, люди часто действительно становятся. И расчет Эна сработал:

— Я не страдаю, — принялась Заринэ вытирать свои глаза, исподволь бросая взоры на Лео. — Просто испугалась немного.

— Да, немного, — ухмыльнулся Хонбин, вспомнив, как она дрожала, как осиновый лист, не в силах вымолвить и слова.

Переваривший содеянное, Лео понял, что не может теперь, как обычно, убегать от неловкости. Он лишил эту девочку невинности, хотя не имел на это никакого права. И то, что в те минуты это был не он, а тигр — ничего не меняет. Он должен нести ответственность за все свои сущности. А если товарищи правы, и его неосмотрительность приведет к чему-то?..

— Лучше оставить её здесь, а самим завтра двинуться дальше, — тем временем произнес Эн. — Если Лео так реагирует на женский пол, то не надо будоражить его кровь понапрасну. — «Да, это будет лучшим решением» — молча согласился с ним Лео. Он не мог знать точно, реагирует ли так на всех женщин, он с ними не имел дела с тех пор, как его вытащили буквально с того света. Никогда не спал с ними под одной крышей, не пребывал долго на близком расстоянии, не чувствовал запаха… о нет, про запах лучше не думать. «А если она всё-таки зачала? — уставился на Заринэ Лео, пока та отвернулась, и тут же отвернулся сам, когда она стала поворачиваться. — Это будет мой ребенок… мой ребенок. Ребенок». В то время как Эн, развивавший в себе тот же ход мыслей, прикидывал, а не мог ли Лео утерять способность к продолжению рода после смешивания генов, а Хонбин, представив, что от Лео забеременеют, задался вопросом, унаследует ли дитя полузвериную генетику, сам потенциальный отец не смог сдвинуться дальше осознания того, что у него будет ребенок. Неважно кто родит его и каким образом произошло зачатие. Он будет виновником появления на свет малыша. Он будет полностью за него ответственен. Он будет отцом. Картинки из собственного детства пронеслись чередой неразличимых событий, косяком хищных рыб, кусающихся, холодных. Он никогда не знал отца, у него его не было, и только обретя его в лице наставника Хенсока, Лео почувствовал покой и счастье, однако не сумев до конца забыть горести первых лет жизни. Только Тигриный лог спас его от того мирового одиночества, которое задушило его детство на корню, не оставив ни единого благого воспоминания. Нет, детям нельзя без отца. Кто защитит, кто поддержит, если не отец? Если у него будет ребенок, он не сможет никуда уехать, не сможет продолжать быть воином, нет-нет, он не сделает больно маленькому созданию, которое будет плакать и звать папу. Лео едва сдержался, чтобы не схватиться за голову. Но ведь свой долг воина он тоже не может оставить! Что же ему, разорваться? Как это тяжело и неразрешимо, что делать? Захотелось взмолиться Будде, чтобы эта молодая персиянка ни в коем случае не понесла от него, но разве молиться о том, чтобы не родилась новая жизнь не жестоко? Нужно унять в себе эти эгоистичные порывы. Будь что будет. И всё же про себя Лео бормотал: «Не надо, нет, не надо». Сделав шаг вперед, Тэгун опустился на одно колено и, сложив молитвенно ладони, склонил голову перед Заринэ.

— Он просит прощения, — прокомментировал Эн. Девушка замерла, любуясь над смиренностью и раскаянием мужчины, приводившего её в трепет. Она никак не могла понять, кто же из них двоих всё-таки больше виновен? Несколько лет назад у них в селе застали одного парня с девушкой, тогда говорили, что он захватил её где-то врасплох, поймал, и обесчестил. Убили тогда всё-таки девушку, как опозоренную. Ясно, что и теперь больший грех совершила Заринэ. В конце концов, Лео свободный мужчина, и он не правоверный, кто знает, каких правил он вообще должен придерживаться? А она мусульманка, да к тому же замужняя… срам! Преступление.

— Ему не за что извиняться, — тихо прошептала Заринэ. Лео потряс головой, настаивая.

— Прими его извинения, а то он никогда не поднимется, — попросил Эн.

— Хорошо… — чуть не подняв руку, чтобы коснуться ею плеча стоявшего перед ней на коленях, Заринэ отдернула её. — Я прощаю тебя. И ты меня тоже прости. — «Но простит ли меня Аллах?». Удовлетворенный Лео встал, в то время как персиянка думала, чем бы она могла искупить содеянное перед Всевышним? В его глазах она преступница, нарушающая супружеские обеты.

Молодые люди стали выходить, один за другим. Приотстав от них, Заринэ неспешно вышла из бани. Несмотря на всё произошедшее, она по-прежнему не потеряла ощущения небывалой свободы, которое накатило на неё, когда она принялась мыться. Чистота, тишина, покой. Во дворе попрохладнело, так что захотелось укутаться во что-нибудь потеплее или скорее вернуться в комнату, что ей выделили. Как сложно ощущать себя неправой, когда так хорошо… там, дома, было плохо, жутко, иногда голодно, порой больно, но там все говорили, что живут они верно, как надо. Хотя ей то и дело тыкали тем, что у неё никак нет детей, стало быть, она чем-то гневит Аллаха. А сейчас? Сильнее ли она его гневит, чем тогда, если жизнь её, кажется, стала лучше? Или это обман, мираж, чтобы она угодила в капкан грехов и попала в ад после смерти? Если бы изначально её выдали замуж за такого, как Лео, она бы и не думала сбегать — вот что вдруг пронеслось в её мыслях. Разве стал бы он её бить? Разве кричал бы на неё? Он встал перед ней на колени. Это до сих пор не укладывалось в голове. Мужчина! Перед ней! За то, что её же опорочил… Заринэ остановилась перед входом в здание, где находилась её спаленка, и посмотрела на темнеющее, ярко-синее небо. Внезапно, как озарение, с первой звездой, в голове её зажглась мысль. Вспомнив их законы и правила, Заринэ почувствовала, что есть небольшая возможность стать менее виновной хотя бы в глазах небесного правосудия. Впрочем, в этот момент ею скорее владела идея того, что если бы четыре года назад её выдали замуж именно за Лео… Персиянка вспомнила, как изредка поступали их мужчины, чтобы избавиться от неугодной супруги. Трижды произнесенное «талак»[8] фактически рвало узы брака, но так могли делать только мужья. И всё-таки, если она произнесет эту заветную формулу, может, Аллах примет и её?

— Развожусь, развожусь, развожусь, — тихо, чуть ли не с опаской, произнесла Заринэ и зажмурилась, словно после этого могла бы ударить молния и поразить её. Но ничего не произошло. Разомкнув веки, она ещё раз оглядело небо. А что, если её муж где-то там тоже произнес это отречение? Что, если она уже свободна? Надеясь на это, девушка шмыгнула внутрь, спасаясь от холода и всевидящего божьего ока.