Lubvi.NET

Глава 1. «Эльф», который любил компьютеры

На протяжении всей моей жизни я не раз убеждался в том, что часто все решает случай. Так, благодаря случайности, я лишился девственности, из-за стечения обстоятельств я днем позже познакомился с женщиной, которая более, чем все другие женщины, а, может быть, и вообще все мои друзья и знакомые, повлияла на мою дальнейшую жизнь. Вероятнее всего, цепь случайных событий — это и есть та самая пресловутая судьба, в которую мы изо всех сил стараемся не верить, но при этом гадаем на картах и заглядываем утром в сонник.

Писателей очень любят обвинять в очередном «рояле в кустах». Шел герой себе по улице, никого не трогал и вдруг на тебе: посыпались на него все горести и беды, а вместе с ними пришла и сила могучая, и понимание свой цели в жизни. Ну а разве в реальной жизни так не бывает? Разве мы все время не натыкаемся на эти самые «рояли в кустах»?

В Москве живет более пятнадцати миллионов человек, и мы на другом конце города, при совершенно странных обстоятельствах неожиданно встречаем своего соседа по лестничной клетке, который в этом месте сегодня ну никак не должен был быть. Скажите честно, разве подобное с вами никогда не случалось? Кто и зачем так старательно расставляет эти самые громоздкие инструменты в кустах — мне лично до сих не понятно. Одни все сваливают на Бога, другие на черта, ну а третьи пытаются найти этому вполне логическое объяснение, и, как ни странно, все-таки находят его. Но факт остается фактом: наша жизнь — это череда совершенно неправдоподобных и невероятных случайностей.

В этот день мой рабочий инструмент, нежно любимый и обожаемый мною компьютер, оказался совершенно неработоспособным, а это сразу же сулило множество проблем, в том числе и финансового характера. К счастью, сломалась не самая дорогая, но при этом одна из самых важных для меня деталей — клавиатура. И я отправился за ней на Царицынский радиорынок, который расположен не так далеко от меня.

Этот рынок я помню еще с момента открытия, когда несколько мужиков, торговавших радиодеталями, скромно обосновались на небольшом закутке сразу же за выходом к пригородным поездам. Рынок рос и развивался, чему немало способствовал технический прогресс в области компьютерных технологий.

Рынок пережил и платный вход, и нашествие огромной толпы продавцов битыми китайскими дисками. В начале века случился бум на подержанные мобильники, а вскоре часть рынка сделали крытой. Теперь же на его значительно увеличившейся территории спокойно ужились торговцы подержанным компьютерным «железом», вечно галдящие продавцы мобильников, а также предающиеся вечной пивной меланхолии торговцы компакт-дисками, которых отселили на отдельный этаж в крытой части рынка.

Я шел между палаток, смутно соображая, какую же клавиатуру мне купить. Выбор по цене и качеству был велик. Я давно уже печатал слепым методом и подумывал купить специально предназначенную для этих целей клавиатуру. С деньгами у меня было более или менее в порядке, так что сейчас предстояло лишь немного помучиться, потому что любую вещь я покупаю, только обстоятельно рассмотрев перед этим все возможные варианты.

Вокруг, несмотря на будний день, сновал народ. В основном это были молодые люди, которым не было и тридцати. Нередко затянутые в кожу, в огромных армейских берцах, они ходили вдоль рядов, держа в руках свой неизменный атрибут: початую бутылку пива.

Для меня не являлся открытием тот факт, что половина программистов на самом деле металлисты, а добрая половина металлистов разбираются в компьютерах. Если вы не верите, то прогуляйтесь как-нибудь в районе метро Бауманская где-то часиков в семнадцать-восемнадцать и вы увидите будущую техническую элиту нашей страны, птенцов МГТУ им. Баумана, в майках с демоническими рожами и зловещими пентаграммами, длинноволосых и небритых, при этом еще и ужасно страдающих от недостатка общения с противоположным полом и растрачивающих весь свой юный пыл на компьютеры и тяжелую музыку.

Так я бродил меж палаток, пока не наткнулся на клавиатуру, которая меня устроила как по внешнему виду, так и по цене. Однако продавец тут же мне задал вопрос, который поставил меня в тупик. Оказалось, что на разных компьютерах совершенно разные входы для клавиатур. Естественно, какой вход на моем компьютере, я не знал. Перспектива ехать домой и выяснять этот вопрос, а затем снова возвращаться на рынок, меня абсолютно не радовала.

— Ламеров тут развелось! В и-нете полный must die от них, на работе и на толкучке! Ты хоть помнишь, какая у тебя мамка? — спросил чей-то басовитый голос у меня за спиной.

Я обернулся и увидел молодого человека невысокого роста, приблизительно моего ровесника, с явным презрением наблюдавшего за моими жалкими попытками объяснить продавцу, какая мне нужна клавиатура.

Одет он был в балахон немецкой металлической группы «Blind Guardian», изображавшей что-то в стиле фэнтези. На ногах у него были массивные, заляпанные весенней грязью армейские ботинки. Это был типичный представитель молодой московской технической интеллигенции. Некоторое время мы изучающе смотрели друг на друга. Молодой человек поправил очки на переносице, причесал пятерней длинную лохматую шевелюру и, презрительно хмыкнув, еще раз повторил свой вопрос, старательно переводя реплику на нормальный русский язык:

— Я говорю, что технически неграмотных людей, думающих, что они разбираются в компьютерах, развелось нынче слишком много. Данная критическая ситуация преследует меня в глобальной сети интернет, на рабочем месте и на этом радиорынке. Какой модели у тебя материнская плата?

От такого неприкрытого хамства я даже немного опешил. За кого он меня держит? Я ведь, как-никак, журналист и могу, пусть и не дословно, понимать практически любой молодежный слэнг.

— То, что вы, любезный, отрастили длинный хаер, нацепили металлический балахон и говнодавы, не дает вам морального права переносить свою пожизненную крейзу на левый пипл, гнобить честных юзеров, выставляя их цивилами, которым пофиг какая у них материнка, поскольку они в игры по сетке ночами не рубятся, а получают ништяк от честного интеллектуального труда.

Несколько секунд молодой человек стоял и переваривал услышанное, а затем он довольно улыбнулся и сказал:

— Свой, что ли? Прости, брат, не признал! Так тебе клавиатура нужна? А комп-то какой у тебя все-таки? Хоть помнишь тактовую частоту процессора?

Используя весь известный мне неформальный слэнг и прибегая к жестикуляции, я объяснил своему новому знакомому конфигурацию своего компьютера, во всяком случае, как я сам это понимал.

— Так тебе PS/2 нужен? Стандарт! Бери вот эту клаву, она без клика, с дополнительными кнопками. — Он указал мне на одну из клавиатур. — Она кошерная очень, — он оглянулся на меня, будто бы спрашивая, понимаю ли я.

— Я слышал о кошерной свинине и о кошерной водке, но о том, что бывают кошерные клавиатуры, которые к тому же еще и «очень кошерные», я до этого момента даже не подозревал, — сказал я и, напуская на себя серьезный вид и едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, смотрел на недоуменное лицо молодого человека.

— Бери, не сомневайся — абсолютно не смутившись, ответил парень. — Все, что я рекомендую из железок, точно кошерное. Или хотя бы отрабатывает свой гарантийный срок. А что не так со свининой-то и при чем здесь водка?

— Ты хоть знаешь изначальное значение слово «кошерный»? — спросил я.

— Нет, — честно ответил он, — Что-нибудь плохое? Я так и думал.

— Да, нет. Просто кошерный — это значит одобренный раввином, ну еврейским священником.

— А, это типа как пишут «совместим с Microsoft Windows 95»? Так?

— Вроде того.

— Тогда я правильно употребляю. А ты что, книжник?

— В смысле?

— Ну, есть воины, книжники, клирики еще бывают. В ролевых играх много классов. Ты кого обычно отыгрываешь?

— Я? Я вообще в компьютерные игры не играю.

— А в полигонные?

Я задумался, припоминая, что такое полигонные игры. И при этом где-то на краю сознания у меня появилась мысль о том, что на самом деле парень говорит не об играх.

— Значит, не ездил пока на игры, — констатировал молодой человек. — Меня кстати Соло The Human зовут… Можно просто Соло.

— А меня Андрюхой!

Я пожал его широкую ладонь. С каждой минутой непосредственность и простота Соло, а также его манера общения в стиле «что думаю, то и говорю», перемежаемая компьютерным слэнгом, мне нравились все больше и больше.

— Ты никуда не торопишься? — спросил я. — Можно клавиатуру пивом обмыть.

За последнюю неделю я настолько устал от огромного количества заказов, свалившихся на мою бедную голову, что идея выпить пива вместе с нестандартно мыслящим молодым человеком вызывала во мне исключительно положительные эмоции.

— До сессии я совершенно свободен, — ответил он, взваливая на плечи огромный туристический рюкзак, по-видимому, до верху набитый всяким компьютерным железом. — Ты где обитаешь?

— На Красногвардейской, — ответил я.

— А поточнее? Я просто там же обитаю у родичей, хочу свалить, но ищу где поближе, просто не хочу из локалки своей уходить.

— Я на Ореховом бульваре. А что такое локалка?

— У-у-у, брат, локалка — это наше все. Это и халявные фильмы, и игры, и вагон порнухи, и в стрелялки резаться по сети. В общем, полный rulezz и ништяк. К тому же — это быстрый и-нет по хорошему тарифу.

— Порнуха и фильмы мне не интересны, а вот про быстрый и дешевый интернет можно и поподробнее.

— Пошли, пиво за тобой и будет тебе счастье, — ухмыльнулся Соло. — О! И мне сигаретку!

Я поделился сигаретой.

— Моя самая любимая марка сигарет! — затягиваясь, прокомментировал компьютерщик. — «Чужие» называется. Только его и курю.

Я усмехнулся. Соло мне все больше и больше нравился.

Мы стояли на небольшой аллейке недалеко от метро Домодедосвская, пили пиво, купленное за мой счет. При этом Соло курил свою любимую марку сигарет под названием «Чужие» и рассказывал обо всех достоинствах своей замечательной личности. Я молча слушал и мотал на ус, при этом не забывая почаще прикладываться к бутылке пива. Разговор, конечно же, шел про компьютеры. Другие темы Соло, похоже, вообще не интересовали.

— Ну, а потом я поднакопил себя уже на более серьезную штуку. Прикинь, даже кровь сдавать ходил. Мне-то что? Зато купил себя кошерную материнку, кошерный винт, системник с шестью кулерами, чтобы не грелся, и забабахал себе нехилый сервак для локалки. И чего у меня там только нет! И негритянки, и малолетки. Просто загляденье! Такой коллекции ни у кого в нашей сетке нет. Я вот думаю — можно ли платный вход сделать, а то просто достали! Хотя нет, лучше как на старых серваках, что по модему были, где сколько слил, столько и залил. Но тогда… — На лице Соло отразилась страшная мука. — Тогда мне нужно поставить еще пару винтов. Проблемка… — Компьютерщик отхлебнул пива.

— Ты все говоришь: локалка да выделенка. Ты хоть можешь мне толком объяснить, что это такое?

— Ты что, с луны упал? — искренне удивился Соло, для которого человек, имеющий компьютер, но до сих пор по какой-то страшной и нелепой случайности не приобщился к локалке, был чем-то вроде динозавра, вдруг неожиданно выбредшего из глубин джунглей.

— Считай, что да. Послушай меня, Соло. Я журналист. По сути мы такие люди, которые должны знать все, но все знать не получается. Ты вот не знаешь, например, что значит слово «кошерный».

— Ну и фиг, — махнул рукой Соло. — Короче, слушай сюда. Локалка — это локальная компьютерная сеть, посредством которой все пользователи нашего района объединены между собой. Соединение происходит через оптоволоконный кабель, поэтому про модем и занятый телефон можешь навсегда забыть. Доступ в и-нет очень быстрый. И самое главное, что сидеть ты там можешь сколько хочешь. Вот ты всякие карточки интернетовские покупаешь и платишь за время, а тут только за скачанные из сети мегабайты, а локалка, то есть внутренняя сеть, вообще бесплатная. Понял?

— А сколько это удовольствие стоит?

— Пятьдесят баксов подключение, а дальше сам тариф выбираешь. Есть анлимитед, сколько хочешь качай, но скорость невысокая, хотя с модемом все равно не сравнить. А хочешь — возьми там два гигабайта, скорость один мегабит и будет тебе счастье.

— Да мне столько не надо. Я в основном тексты ищу в сети. Статьи всякие, книги, ленту новостей смотрю. Говорю же, мне для работы.

— Ну тогда все еще дешевле будет. Хочешь, ща прям ко мне пойдем, Михе Секс Маньяку позвоним, и он по дружбе тебе вне очереди поставит завтра. Он же монтажником там работает. Мой кореш давний.

— И что, правда секс-маньяк?

— Да, какой там! — обреченно махнул рукой Соло. — Это так просто, понты дешевые. Разводилка для девочек в сети, только толку от нее никакого.

— Почему? — искренне удивился я.

— А не получается у нас девок по сети клеить. В нашей локалке две девицы есть, но до того страшные… Хотя и их уже оприходовали и не раз, уломав с большим трудом. А по сети туго. То на деньги развод, то какая-то дура, которой лишь бы перед экраном самоудовлетворением позаниматься, читая твои любовные письма.

— Это любопытно, — сказал я, даже забыв отхлебнуть пива.

— Что? — спросил Соло.

— Знакомство по сети.

— Ну да, — равнодушно пожал плечами компьютерщик. — Прикольно, конечно, но потом, когда обломаешься раз десять, плюнешь на все это.

— Но ведь, если в реальной жизни получается знакомиться, то и в сети тоже.

— А у тебя что? Получается? — спросил Соло.

— Ну да.

— Брешешь! — рассмеялся Соло.

Затем он на мгновение задумался и пристально посмотрел мне в глаза. И тут я сделал совершенно неожиданное для себя открытие. За разговором о компьютерах я забыл проверить Соло на магию и очень зря. Мой новый знакомый тоже был магом. Не весть какой силы и таланта, но осознанное пользование магии было налицо.

— Не брешешь, — через некоторое время сказал Соло. — Я вот смотрю на твою ауру и тихо фигею. У тебя баб было больше, чем у некоторых взрослых мужиков за 30 лет непрерывной половой жизни. Ты, что ли, секрет какой знаешь?

— Соло, — я посмотрел ему в глаза, — я маг, маг как и ты.

— Да вижу! — Он отмахнулся. — Толку от этой магии. Ну, научили меня на Поганище как эту ауру смотреть, как всякие мелкие вещи делать. Но бабу не снимешь. Она ведь чует, к чему ты стремишься, и все псу под хвост… — С досады Соло залпом допил бутылку пива.

— Там все просто, Соло, совсем просто. Проще чем твоя локалка. Тем более для мага. Ты, выражаясь твоей терминологией, какого класса? — Только сейчас до меня стали доходить странные намеки Соло, про воинов и книжников.

— Я маг жеста, то есть по одной из классификации — воин. Могу в удар вложить магию и здорового бычару отправить в нокаут. А ты?

— Я маг слова!

— Я же говорю, книжник! — Довольный тем, что первый распознал во мне мага, Соло важно напыжился.

— Слушай, как нас тянет-то друг к другу! А что такое Поганище, клуб, что ли, какой-то?

— Если бы клуб! Это скопище пьяного магического и немагического сброда около входа в метро Октябрьская.

— Так ты, Соло, мало того, что металлист, программист, так к тому же еще и толкинист. Эльф из Средиземья? — Я прекрасно знал, что на этом месте уже давно собираются поклонники английского писателя Джона Толкина.

— Почему сразу эльф! — обиделся Соло. — Я человек, я на играх всегда людей отыгрываю, ну или в крайнем случае орков.

— А, так вот что это за полигонные игры. У меня коллега про вас статью недавно писал. Злобную, кстати.

— А про наш хорошего не напишут.

— А что про вас писать-то хорошего? Бегаете с мечами по лесу и на недостаток женского внимания жалуетесь.

— Слушай, брат, — в голосе Соло появились едва уловимые заискивающие нотки, — я для тебя что хош сделаю. Помимо того что я маг, я и хакер нехилый. Сайт взломать для меня раз плюнуть. Тебе, может, надо сервер ТАСС взломать или переписку министерств почитать. Я это мигом. Ты научи меня, книжник, как баб клеить. Ты мне, я тебе.

— Это правильный подход. У меня подруга есть, ты мне, я тебе — это ее жизненное кредо. И я, похоже, таким постепенно становлюсь. Бог с тобой, научу. Только скажи мне, великий взломщик сайтов, если ты такой крутой хакер, почему кровь ходишь сдавать?

— Дык потому что закон уважаю. Ну, есть грешки, порнушные сайты платные ломаю. Да ведь только те, что нелегальные.

— Врешь про закон! — вдруг выкрикнул я.

— Прости, забыл, что ты маг. Врать врем, а ложь не любим. Я просто не хочу на темную сторону перейти.

— На темную сторону силы, как джедаи из «Звездных войн»? — усмехнулся я.

— Ты не смейся. Сам знаешь, по счетам платить не особо приятно. Только вот у меня свои счета. Мне зло делать нельзя. Именно такое конкретное неправильное дело. Вот, скажем, в морду по пьяни дать могу, так то ж по пьяни. А нарушить закон не могу. Цена у меня такая. Сам знаешь, у каждого своя. Даже обжулить заказчика на лишнюю копейку не могу, хотя все равно как-то выкручиваюсь, придумываю всякие ходы. А ты чем платишь?

— Сексом, — без всяких обиняков ответил я.

— Во, диво! Впервые такое встречаю. Мне бы так.

— Врагу не пожелаю. Два дня без секса и можно лезть на стенку.

— А подрочить?

— Это бессмысленно. Обязательно нужен живой партнер.

— Тогда это полная задница. Сочувствую. Я тоже, если бы сначала знал, то ни за что бы в эту ерунду не вляпался. Хотя…

— Соло, а ты можешь каким-нибудь образом пробить человека по базе, ну к примеру по ICQ мне кто-нибудь стучится, а я хочу узнать, кто он.

— Только на кого зарегистрирован доступ в сеть. То есть через базу провайдера.

— И то хорошо.

— А зачем тебе?

— Надо. Увидишь.

— Слушай, а сколько ща времени?

— Без двадцати два.

— Пошли ко мне. Ща еще пива возьмем, у меня борщ, кажется, остался и пельмени есть. Я тебе локалку покажу, заодно сразу Секс Маньяку позвоним.

— Пошли.

Покажите мне свою комнату, и я скажу, кто вы есть. Мне приходилось бывать во многих квартирах. От шикарных пентхаузов до раздолбанных хрущевок, превращенных в притоны, где хозяева сами не знают наверняка, сколько на самом деле человек у них живет. Однако комната Соло во вполне приличной трехкомнатной квартире напомнила мне апокалиптические романы о мире после ядерной войны.

Вся пространство была загромождено полуразобранными компьютерами. На полу валялись стопки книг и компакт-дисков. На длинном столе стояло сразу три компьютера, судя по огромным корпусам — сервера. От гула, создаваемого компьютерными вентиляторами, сразу зазвенело в ушах. И посреди этого полнейшего хаоса, на абсолютно голой стене висели три предмета: огромная карта Средиземья, дюралевая катана и черный щит с изображением оскаленной волчьей пасти.

— Нравится? — гордо спросил Соло, заметив, что я смотрю на щит.

— Если бы мои родители увидели хоть раз в моей комнате такой бардак, они бы просто меня отселили.

— И ты о том же, — вздохнул Соло. — Да не могу я по-другому жить, по-другому мне плохо, неуютно. В конце концов — это моя комната, что хочу здесь, то и делаю. Ладно, не будем о грустном. Вот гляди…

Соло подошел к одному из компьютеров и быстро застучал пальцами по клавиатуре.

— Сейчас ты увидишь, что такое локал… А-а-а!!! Вот черт!!!!!!

Экран неожиданно погас и гул от вентиляторов стал не таким громким. Похоже, что один из серверов Соло вышел из строя.

— Это блок питания! Я так и знал!!! Говорил же себе: купи кошерный! — Соло безрезультатно нажимал кнопку включения огромного системного блока. — Куда??? Не позволю! НЕ ПОЗВОЛЮ!

Он изо всей силы ударил по корпусу, и мне на секунду показалось, что от такого удара в крышке обязательно должна остаться вмятина. При этом я отчетливо почувствовал, как Соло применил магию. Это вызвало у меня удивление. Применять магию, чтобы запустить компьютер? Это было что-то новенькое.

— О! — радостно воскликнул он. — Заработала зараза.

— Ты что, магией его?

— А, то! Ей, родимой.

— Так ты получаешься техногенный маг?

— Ну да, — пожал плечами Соло. — Без этого никак. Компьютеры — они как женщины, непредсказуемы абсолютно. Совершенно не знаешь, что сломается следующим. Но можно даже к гадалке не ходить, чтобы знать, что это случится спустя три дня, после того как кончится гарантия. Ты есть будешь?

— Буду.

— Тогда пошли.

За обедом речь зашла о второй страсти Соло — это книги фэнтези, мечи, эльфы и все этому сопутствующее.

— А что тут удивительного? — рассуждал с набитым ртом Соло, — Ну люблю я компы и Толкина люблю, весь это сумасшедший пипл, который тусуется на Поганище. Что с меня взять-то?

— А за что любишь? — спросил я.

— Даже не знаю, — пожал плечами Соло.

— Видишь, ты сходу ответил, что не знаешь. Значит, тебе и впрямь больше податься некуда. Ты не думал, что твоя профессия может принести тебе со временем много денег, можешь даже свой бизнес начать. И ты можешь жить так, как тебе самому нравится. Если хочешь, то даже в таком же хламе. Только в своей собственной квартире.

— Думал.

— И что?

— А ничего. Да, я крут, и от сознания своей крутости меня самого прет. Ну, могу я почти любой сайт в сети взломать. А что дальше? Ну, сделаю я фирму, ну, заработаю денег, ну, будет у меня жена нудная и дети. А толку? Я за сам процесс, а не за результат. Мне просто нравится возиться с компами. А чем тебе не по душе Средиземье?

— Я Толкина тоже читал, не дремучий человек, — буркнул я. — Только по сути те маги, что тусуются по клубам, и те, что на Поганище, — это одно и то же. Это мертвые люди. Понимаешь меня, Соло, мы все мертвые. Магия дает власть и дает запреты. Нам преподнесли яблочко на тарелочке с голубой каемочкой. Помнишь сказку? Чтобы мы через эту тарелочку на мир смотрели, а мы яблоко сжираем, бросаем огрызок на блюдце и ищем, что бы еще сожрать.

— Ну ты загнул! Может, у тебя депрессуха просто?

— Может-может, — проворчал я. — Мне новые ощущения нужны. Понимаешь, принципиально новые эмоции.

— В смысле?

— Какие-то острые ощущения с женщинами. Нет, не в сексе. Просто новая грань риска, куража, если хочешь.

— Ну, тогда тебе в садо-мазохисты, — злобно усмехаясь, ответил Соло.

— Иди ты в баню, Соло, — рассмеялся я. — Кстати, если носишь длинные волосы, то их вообще-то мыть надо регулярно. Так что в баню тебе правда надо бы сходить.

— Да знаю, — отмахнулся Соло, — Да, все влом. Мне вообще последнее время все влом, кроме пива, Поганища и компов. Девку бы мне какую…

— Ну, если ты будешь с той же регулярностью менять носки, то никто кроме твоих девиц с Поганища твоего поганого на тебя не позарится. А, кстати, что ж ты с ними на почве эльфов и драконов не сошелся? Глядишь бы, какой-нибудь компьютер подремонтировал, а потом сзади пристроился, — начал я поддразнивать Соло.

— Которые хорошие, те заняты, а которые плохие — достояние Средиземья, но очень страшные. ОЧЕНЬ! Даже с дикого сексуального голода с такой не будешь.

— Значит, недостаточно проголодался, — резюмирую я. — Ну что, будем звонить насчет сетки твоему Секс Маньяку?

— А то ж, пошли в комнату.

Узнав, что ему предстоит внеочередная установка сети, Секс Маньяк тут же сослался на страшную занятость и огромную очередь, но тут же был сражен железным аргументом:

— Короче, если завтра днем у моего другана Андрюхи будет работать сетка, то прямо там получишь две баклажки янтарного, ну и… — Соло замолчал, бросив вопросительный взгляд на меня, я кивнул. — И еще блок сигарет.

Договорившись о том, что мне завтра будут вести сетку, Соло перешел на совсем уж непонятный мне компьютерный слэнг. Закончив разговор, он довольно подмигнул мне и сказал:

— Ну что? Завтра будет тебе счастье.

— А почему пивом? Почему не деньгами? — спросил я.

— А какая разница? Все равно ведь на них он пиво купит и сигареты. Но деньги все равно нужны будут за сетевуху, и официально за подключение и первый месяц оплаты.

— Спасибо, — поблагодарил я Соло.

— Да нет проблем. — Соло довольно ухмыльнулся, в полной мере почувствовав свою значимость в этом мире. — Тока ты не забудь насчет того, ну это, как девок снимать.

— Да не забуду, не забуду, — проворчал я. — Будет и тебе, Соло, счастье. А сейчас я, наверное, пойду домой. Надо поработать.

— Ну, давай тогда, вообще мне тоже надо повозиться с компами и потом завтра в институт надо заглянуть. — Соло протянул мне руку.

Пожимая ее, я почувствовал, как при этом соприкасаются наши магические поля.

Идя домой, я думал о прихотливости человеческих судеб и о том, как чья-то невидимая рука тасует их словно колоду карт. Пошел за клавиатурой, а нашел если не друга, то точно хорошего приятеля и собрата по магии. Я тогда еще решил, что надо бы действительно помочь Соло в вопросе межполовых взаимоотношений. У него хоть и другая магия, но он вполне может и ею девушке мозги запудривать. Если у меня сила в словах, то у него в руках. Однако при этом с ним следует провести ликбез по знакомствам. До того момента, как девушка позволит до себя дотронуться, еще ой как надо постараться.

Погруженный в эти странные мысли, я совершенно неожиданно для себя наткнулся на бывшую одноклассницу Любу. Сначала она даже не обратила на меня внимания, но, приглядевшись, узнала бывшего коллегу по школьным несчастьям.

— О, привет, Андрюш, а я тебя и не узнала. Ты такой высокий стал, симпатичный.

Я поморщился, явно чувствуя ложь в ее словах. Выше, чем я был в одиннадцатом классе, я не стал, красивее тем более. Лучше бы она сказала — возмужал, это было бы ближе к истине.

После ритуала приветствий и дежурных комплиментов, мы начали расспрашивать друг друга о жизни. Люба замуж не вышла, хотя в одиннадцатом классе ее по праву можно было считать одной из самых красивых девушек. Их было две в нашей параллели: Люба и Настя. Две совершенно разные, как по характеру, так и по внешности.

Настю все считали вульгарной, потому что она курила, путалась со всякими взрослыми мужиками и плохо училась. Она было чуть полноватой, с длинными черными волосами и необыкновенно большим для одиннадцатиклассницы размером груди.

В противоположность ей Люба была стройной, как кукла «Барби», высокой и светловолосой. При этом она была круглой отличницей и слыла недотрогой. А учителя в ней просто души не чаяли. Так что это были две совершенно разные девушки. Да и судьбы их сложились по-разному.

Настя, относившаяся к добрачным отношениям совершенно спокойно, влюбилась в студента-практиканта, который преподавал у нас историю. Как обычно бывает в подобных случаях, она соблазнила замученного наукой очкарика, забеременела и вышла за него замуж, едва закончив одиннадцать классов. При этом она получила максимальную дозу осуждения со стороны своих подруг и учителей.

В итоге через год она родила ему еще одного ребенка, а невзрачный очкарик, преобразившись под чарами любви, превратился в довольно солидного мужика, который после окончания педагогического института, в компании со своими друзьями открыл туристическое агентство. Настю и ее мужа я вижу довольно часто. Они живут в соседнем подъезде. И их темно-вишневый «Опель» припаркован прямо у меня под окнами.

Что же касается Любы, то ее я не видел с самого выпускного вечера, где произошел большой скандал, связанный непосредственно с нею. Как правило, на выпускном вечере сильно напиваются как раз не те, кто после учебы частенько ходил выпить пива в соседний овраг, а как раз ярые ненавистники и ненавистницы аморального поведения. Стоит им выпить пару фужеров с шампанским, как у них тут же начисто стираются все представления о морали, а в голове образовывается временное помутнение рассудка.

В итоге получилось, что одна из учительниц застала Любу, теряющую свою невинность в ракообразной позе в одном из мужских туалетов в компании с парнем из соседнего класса. Скандал не стали выносить на всеобщее обозрение, но как-то так уж само собой получилось, что об этом узнала вся школа.

Говорили, что наутро девушка хотела даже наложить на себя руки, но вовремя одумалась, поскольку была уже зачислена в один из престижных ВУЗов благодаря победе на одной из городских олимпиад.

Я смотрел на Любу, рассеяно отвечал на ее вопросы и пытался понять, изменилась она или нет. Это была все та же изящная, стройная, красивая девушка, со вкусом одетая и благоухающая дорогими духами. Но в ее глазах был все тот же тоскливый блеск, говорящий о том, что она испытывает явный недостаток в мужском внимании. Говорят, что ослепительно красивых женщин мужчины так же сильно боятся, как и уродин. Иногда я тоже начинаю в это верить.

Узнав, что я учусь на журфаке МГУ, Люба уважительно закивала головой. Она же училась в Академии Управления, что в общем-то было на нее похоже. Она, как и я, была одиночкой, но одиночкой, которая не стремилась уйти подобно мне в свободное плавание. Нет, такие как Люба становились большими начальницами.

— И чем думаешь заниматься после окончания университета? — спросила она меня.

— Тем же, чем и сейчас. У меня специализация — газетная журналистика. Вот, сотрудничаю с рядом изданий. На жизнь хватает, да и чувствую себя свободным.

— Я бы на твоем месте попробовала как-нибудь устроиться на телевидение, — посоветовала мне Люба.

— А зачем? — Я пожал плечами. — Нас и здесь неплохо кормят.

— Не знаю, мне всегда казалось, что ты мальчик умный, целеустремленный. Хотя и немного легкомысленный. Не женился небось еще?

— Нет, пока не собираюсь и живу один, — это был намек.

— А я с родителями, — вздохнула она. — Ну давай, как-нибудь созвонимся.

— Люба, подожди, — попросил я. — Не хочешь домой ко мне зайти, по старой памяти?

— По какой такой старой? — удивленно спросила она.

— Ты мне нравилась в школе.

— Я многим нравилась, — увидев, что разговор приобрел вполне конкретный оттенок, Люба, по-своему обыкновению, начала строить из себя недотрогу.

— Больше, чем Настя.

Люба улыбнулась, поскольку это для нашей параллели, где шло вечное соперничество двух девушек, значило очень много. Однако улыбка быстро пропала с ее лица. В своей жизни Люба руководствовалась многими правилами, которые сама же для себя и придумала, поэтому ей было так же тяжело с мужчинами, как правоверному мусульманину соблюдать все намазы, живя в ритме европейского города. Тяжело, но все-таки можно.

— Ты льстишь мне, Андрюша, просто льстишь. Прости, я, наверное, пойду. У меня завтра будет очень тяжелый день.

Она развернулась, собираясь уйти прочь, и мне вдруг так стало ее жалко, что я готов был остановить ее, взять за руку, сказать что-нибудь ободряющее. Но в то же время я отчетливо понимал, что все тщетно. Я смотрел на ее ауру, где в разноцветных переливах смутно виделось ее будущее, ее блестящее, стремительное восхождение вверх по лестнице материального благополучия, машина с личным шофером, шикарная квартира, а может быть, даже и загородный дом, обставленный по последнему слову моды. Возможно что у нее даже будет ребенок, которого она будет воспитывать одна.

Времени на то, чтобы принять решение, оставалось мало. Еще немного и ей уже не будет слышно моего голоса. Магия трепетала во мне, силясь найти выход через мои слова, но меня смущало только одно. А вдруг она влюбится в меня? Вдруг я сделаю ей еще хуже этой нелепой связью с бывшим одноклассником? Ведь ей уже хватило одно позора, связанного со школой.

— Любовь! — крикнул я, и она тут же обернулась.

Я посмотрел на выражение ее лица и тут же понял, что ей нужно. Любе всего лишь надо было разрушить поставленный жизненными обстоятельствами барьер. Она не влюбится в меня, ведь я далеко не ее идеал, да и действие магии будет не очень долгим. Я воровато огляделся по сторонам и, убедившись, что поблизости больше никого нет, начал громко читать стихи.

Я видел, как стекленели ее глаза, как ее движения становились все более и более медленными и неуклюжими. И еще я понял, что до того, как ее окончательно поработила магия, она успела понять, почему я прочитал именно это стихотворение.

Мне стоило огромных усилий довести ее до дома. Второго секса в неподходящем месте она могла просто не пережить, едва магия перестанет действовать. Слишком высоких принципов был этот человек. Высоких, но не в плане нравственности, а в плане сложности следования им.

Едва за нами закрылась входная дверь, как она сама набросилась на меня, словно голодная собака на кусок мяса, который вдруг неожиданным образом упал с хозяйского стола. Она торопливо снимала с меня одежду. Когда же я начал снимать с нее плотно облегающее фигуру платье, она тихо застонала от нетерпения и стала нервно покусывать нижнюю губу.

— Давай скорее, — шептала она. — Умоляю, скорее.

Если бы кто-нибудь рассказал мне в классе десятом, что я займусь сексом с Любой, причем не с той юной девицей, чье тело еще не успело окончательно сформироваться, а с двадцатилетней ослепительной, стройной красавицей, то я бы не поверил. Но если бы вдруг так случилось, что меня бы все-таки смогли убедить в правдоподобности этого факта в моей будущей биографии, то я бы не смог уснуть пару ночей, воображая, каким блаженством станет это событие.

Но особого наслаждения я в тот вечер не испытал. Видимо я уже был пресыщен женскими телами. Причем, прошу заметить, красивыми женскими телами. Люба торопилась, очень торопилась, гормоны играли в ее крови. Она была неумелой, но очень страстной. И еще: она очень хотела получать, но давать ей пока, увы, было нечего. И я взял ее, словно школьницу, которая еще не знала мужчины, а она кричала и билась в моих руках, словно пойманная птица. Но меня уже ничего не радовало, даже власть над женщиной, которой я когда-то так гордился. Меня не прельщало ничего, кроме мыслей о том, что я оплатил ближайшие два дня своего существования без ломки.

Глава 2. Приобщение к быстрому интернету

Холмы, поросшие вереском, уходящие за линию горизонта. Серое свинцовое небо. Ветер, пробирающий до самых костей. Из-за ближайшего холма показались люди. Около пятидесяти. Все взрослые мужчины клана Мак-Кормак. Заросшие косматыми бородами, с длинными спутанными волосами. Все одеты в клетчатые тартаны клановых цветов. Лица угрюмые и напряженные.

Вдруг шедший впереди волынщик начинает играть. Визжащие звуки инструмента смешиваются с воем весеннего ветра, вольно гуляющего по пустоши. Лица людей преображаются, кто-то даже начинает чуть заметно улыбаться. Знаменосец разворачивает клановое знамя.

Из-за холмов впереди раздается ответный зов боевой волынки. Воины готовят притороченные к спинам круглые щиты, проверяют, хорошо ли выходит из ножен оружие. Звуки обеих волынок перекликаются между холмов, красных от вереска. Очень скоро они будут красными еще и от крови.

И вот воины противоборствующих кланов несутся друг на друга по пустоши, оглашая все вокруг воинственными кличами. Через несколько минут к звуками волынки примешивается лязг мечей и крики умирающих. Все заканчивается быстро, слишком быстро.

Клан Мак-Кормак считает убитых и раненых. Почти треть убитых. Угрюмые, заляпанные кровью горцы ходят по полю боя и методично добивают раненых врагов. Слишком велик гнев на оскорбивших честь клана.

Победившие теперь смеются. Сквозь косматые бороды видны рты, во многих из которых не хватает передних зубов. Слишком горячий нрав. Слишком споры на расправу. Победившие поздравляют друг друга, с силой хлопая по плечам. Чей-то громкий смех подхватывается сразу же всеми.

Я вижу себя стоящим среди этих людей, с перевязанным куском тартана плечом. Мне больно, но я тоже смеюсь вместе со всеми. Ведь сегодня я остался жив.

— Сколько время?! — Люба закричала мне прямо в ухо, оборвав довольно любопытный сон.

Судя по всему, в своей войне я уже продвинулся к веку десятому, если не позже. Средние века мне нравились даже больше Древнего Рима, который снился мне почти целый год. Да, ничего не скажешь, игры разума.

Люба забежала минут на пять в ванную и начала торопливо собираться. От вчерашней страсти не осталось и следа. А я в это время лежал на кровати и лениво наблюдал за ее сборами сквозь чуть приоткрытые глаза. Память о недавнем сновидении не желала меня отпускать. Я судорожно вспоминал, на какой полке у меня стоит диск с шотландской волынкой.

Люба натягивала облегающее короткое платье, а я смотрел на ее красивое тело и зевал. Мне еще очень хотелось спать, но я понимал, что пора бы уже и вставать, вчера я вообще не работал. Сначала Соло, а затем вот такой неожиданный секс.

Мне всегда гораздо больше нравилось смотреть, как женщины одеваются, нежели как они судорожно скидывают с себя одежду. Я даже сам не знаю почему, просто нравится, и все. А может, чисто на подсознательном уровне я думаю, что хорошо бы, чтобы очередная моя пассия поскорее ушла и я наконец-то мог сесть за работу.

Когда Люба обувалась, в дверь позвонили. И я тут же вспомнил, что сегодня должен прийти Секс Маньяк. Видимо, столь раннему приходу способствовал тот факт, что за визит было обещано пиво.

«Стоп! Пиво!» — пронеслось у меня в голове. Из-за встречи с Любой я забыл купить для компьютерщика хмельной напиток. Конечно, у меня в холодильнике всегда стояла пара бутылок пива, но полулитровых. Этот стратегический запас был сделан на случай неожиданного визита кого-то из моих знакомых или сокурсников по журфаку. Хотя, честно признаюсь, иногда злополучная пара «Холстена» или «Старопрамена» стоит там по месяцу, а то и больше. Гостей я, за исключением женщин, не очень люблю, да и работы очень много. Пить просто так, без всякого повода, для моего жесткого графика слишком дорогое удовольствие.

Секс Маньяк оказался худющим, длинным как жердь прыщавым очкариком. В общем, типичный любитель онанизма под порнуху и компьютерных игр. Хотя если его чуток по-другому приодеть, сделать нормальную прическу и пинками отправить в косметический кабинет, то получится вполне неплохой экземпляр.

— Твоя подруга? — проводив жадным взглядом Любу, которая даже не удостоила его приветствием, спросил Секс Маньяк.

— Да так, — я вяло махнул рукой. — Заходила бывшая одноклассница проведать.

— А-а-а! — разочарованно отозвался Секс Маньяк, заходя в квартиру. — А я думал — это твоя чувиха, и ты….

Договорить он не успел, потому как я очень быстро прижал его к двери и легонько стукнул по плечу. Я остался таким же вспыльчивым, как был на первом курсе университета. И, наверное, немножко рыцарем, хотя совсем чуть-чуть. Совсем.

— Слышь, ты, гений компьютерный, сетку тянуть пришел — это хорошо. Но ко мне в постель не лезь! И не называй девушек чувихами, а то так и будешь дрочить у экрана. Understand?

— Yes `cos, master, — улыбаясь ответил Секс Маньяк. — Можешь мне в рожу дать, только она все равно клевая.

— В этом я с тобой соглашусь, — сказал я, чувствуя себя совсем уж неловко, потому что человек мне сетку пришел тянуть, а я ему с порога чуть в морду не дал.

— Ну че, где комп твой? — спросил Секс Маньяк.

— Тебя как зовут-то по цивилу? — спросил я, автоматом переходя на молодежный слэнг.

— Миха, а что?

— Да как-то неудобно тебя твоим ником сетевым вслух называть. Стыдно, что ли.

— А че?! — загоготал Михаил, он же Секс Маньяк. — А где твоя тачка?

— Комп в маленькой комнате.

— Сетевуха есть?

— Нет.

— На. — Он вытащил из рюкзака плату и вручил ее мне. — Вставить сам сможешь?

— Ну да. — Я пожал плечами. — Комп с нуля, конечно же, не соберу, но сетевуху вставить или там винчестер поменять — это запросто, — гордо ответил я и втайне понадеялся, что Соло не расскажет ему про то, как я намучился с покупкой клавиатуры.

— Валяй! А я пойду тебе сеть тянуть.

Я вернулся в комнату, быстро убрал постель и выдвинул из-под стола системный блок. Достав из ящика отвертку, я вскрыл корпус и поставил сетевую карту — мой пропуск в мир быстрого интернета.

Пока я устанавливал драйвер, Миша уже успел провести кабель и втаскивал его через коммуникационное отверстие ко мне в квартиру.

— Ну, все! — сказал он, втыкая кабель в мою сетевуху. — Ща тебе пропишем параметры и будешь работать. Я уже ребятам утром в офис позвонил, сказал, чтобы тебя зарегистрировали и счет завели… А, ну вот. Все хорошо. Даже лучше. Короче, с тебя за сетевуху, подключение и первый месяц работы и…. — Секс Маньяк усмехнулся. — И за VIP-обслуживание.

— Ты на пиво намекаешь? — спросил я.

— Угу, угу, — довольно закивал Миша.

— Нет, брат. Надо уважать себя. Бухлом только сантехники брали, да и то в советские времена, когда оно дефицитным было. Вот, держи.

Я снял со спинки стула джинсы, вынул из заднего кармана плату и помимо официальных денег дал Секс Маньяку пятьдесят баксов. Маньяк засмущался, но деньги взял без звука.

— Миш, нужно уважать свой труд. Вот ты встал пораньше, добрался до меня, оказал мне услугу и получил за это деньги, которые, кстати, можно не пропить с друганами, а, скажем, пойти подстричься красиво, или еще пару таких же заказов — и можно сходить в косметический салон и повыдавливать все прыщи. Ты вот Любу увидел и заохал, а она на тебя даже и не посмотрела. А почему? Да потому что ты сам себе внушил, что ты в отношениях с женщинами лузер, неудачник, что тебя никто не полюбит, и то же выражение присутствует у тебя на лице. От того, что пара-тройка девушек пошлют тебя куда подальше, ты не умрешь, зато получишь опыт, и пятая пойдет с тобой в кровать. И даже не обязательно, чтобы при этом у тебя в кармане была пачка денег. Женщинам, в большинстве своем, нужно просто внимание, комплименты, им просто необходимо, чтобы ты был интересен, чтобы тобой можно было гордиться. Вот и сделай так, чтобы тобой можно было гордиться.

Миша озадаченно посмотрел на меня, силясь впитать в себя весь этот монолог.

— Да, и носки надо менять каждый день. Запомнил? Каждый день. Постирать в раковине пару носков — это три минуты. От настоящего мужчины должно пахнуть не пивом и воблой, а хорошим дезодорантом, причем не обязательно очень дорогим.

— Блин, что я — педрила, душиться там… не знаю. Может, мне белую рубашку еще надеть?

— А надень! — усмехнулся я. — Надень, и ты сразу будешь выделяться из серой массы гопоты всякой, бритой, убогой и безвкусной и такого же убогого и безвкусного быдла, в майках «Ария» и «Король и шут», только лохматых. С длинными волосами или бритые, в Европе и Америке ходят только нищие. Они стригутся налысо, затем два года не бреются, не стригутся и за один раз освобождаются от растительности на голове. Не знал?

— Нет, — помотал головой Миша. — А всякие там рок-группы… Там все тоже хайратые ходят, хотя денег у них дофига.

— Потому что они хотят выглядеть как те, кто их слушает, — пояснил я с умным видом. — Кстати, длинная прическа тоже может быть красивой, но если голову мыть раз в два дня с хорошим шампунем, регулярно ходить в парикмахерскую и подравнивать. Тогда да. Но помни: длинные и короткие волосы — это веяние моды. Модельная стрижка, ну хотя бы как у меня, это классика.

— Прикольно! — только и мог сказать Миша.

— И каждый раз, покупая в ларьке пиво, ты должен помнить, что на эти деньги ты мог бы купить цветы, подарить их девушке, а потом ее трахнуть. Резонный повод не хлестать пиво литрами?

— Резонный, — согласился Миша. — Или вот лучше купить себе хороший бесперебойник питания, ну, или винт большой, давно хотел.

Тут Секс Маньяка снова понесло в дебри компьютерных грез об апгрейде железа и мне пришлось его несколько осадить и заставить показать, как работать с сеткой.

Все оказалось проще, чем я думал. Теперь не надо было даже дозваниваться. Все, что мне было нужно — это просто включить компьютер, и сеть сразу же начинала работать. Иконка в виде двух маленьких экранчиков в правом нижнем углу говорила о том, что я в сети, то есть on-line, и так пребудет постоянно, пока оплачен интернет.

— Ты кино любишь? — спросил Секс Маньяк.

— Так… — Я поморщился. — А что?

— Смотри, вот по этому адресу входишь. Это не и-нет, это локальные ресурсы, тут и музыка и фильмы, картинки всякие… — Видимо, он хотел сказать «порнуха», но после моей лекции о женщинах постеснялся. — И чем все это хорошо — что это не входит в трафик.

— То есть я могу отсюда переписывать музыку и фильмы сколько хочу и мне это ничего не будет стоить.

— Ну да, — пожал плечами Миша. — Да и скорость выше, чем в и-нете. Минут за шесть можно фильмец скачать.

— Здорово! — Я действительно был рад. — Спасибо тебе, Миша, желаю тебе удачи в освоении профессии компьютерного специалиста.

— Спасиб, — только и смог буркнуть Миша. — Пошел я, что ли, мне еще в пяти квартирах сетку провести надо за сегодня. Причем все в разных домах.

— Удачи!

— Угу, — проворчал Секс Маньяк, видимо тщательно обдумывая сказанное мною о женщинах.

Когда мы уже прощались в дверях, Секс Маньяк на секунду замешкался и спросил:

— А если я все сделаю, как ты сказал: носки, прыщи и все такое, я что, такую баб… прости, девушку, как видел сегодня, могу трахнуть?

— Вполне! — ободрил его я. — А может, кого и получше найдешь. Только не спеши бежать сразу с ней в ЗАГС.

— Само собой! Нашел дурака! — Он заулыбался.

Закрывая дверь, я горестно вздохнул. Ведь он и вправду изменит имидж и девушку найдет приличную, только вот в ЗАГС она его точно затащит. Такие как Миша особо непритязательны: не уродина, не алкоголичка, готовить умеет, на то, что за компьютером сутками сидит — не ворчит, и ладно. Ведь мало надо обычному человеку даже не для счастья, а просто для того, чтобы нормально жить. А мне для счастья нужно слишком много, там много, что это не уместить даже в целом романе, не то в двух строчках. Но если говорить кратко, одним словом, то это свобода.

Свобода — это когда мне не мешают заниматься любимым делом и при этом я за занятие этим самым любимым делом получаю достойное вознаграждение. Вот моя простая формула свободы. Хотя свобода — это иллюзия, миф. Нет абсолютной свободы и никогда не будет. Мне вдруг вспомнился вчерашний разговор с Соло, но звонить я ему пока не стал. Надо было начинать осваиваться в сети.

В первую очередь я проверил, как грузятся все ресурсы, которые я регулярно посещаю. Надо сказать, что загружались они не просто быстро, а почти мгновенно. Что ж, это теперь экономило кучу времени. Затем я сделал так, чтобы ICQ и Mail Agent были всегда загружены, а я доступен.

Интернет-пейджер, с помощью которого можно не только видеть, кто из твоих знакомых сейчас в сети, но и одновременно общаться с неограниченным количеством людей — вещь замечательная. Но хороша она именно для выделенной линии, потому что, по идее, ты должен быть доступен всегда, когда сидишь на рабочем месте. Теперь у меня добавились еще две зеленые иконки в правом нижнем углу. Что ж, это было приятно. Если раньше ICQ или, говоря на слэнге, аськой я пользовался очень редко, то теперь смогу общаться со всеми своими редакторами в режиме реального времени и быть в курсе, какие статьи нужны в ближайшее время. Это был несомненный плюс.

Я решил на время оставить сеть и полазить по внутренним ресурсам. Спустя два часа я понял, что сделал это напрасно, поскольку поддался искушению и забросил на сегодня работу. В локальной сети было не просто много музыки. Там было все. Все, что я с таким трудом собирал как на отдельных дисках, так и покупая MP3 сборники. Да, здесь было все! От русской попсы до редких металлических и панковских групп. И все это лежало в свободном доступе.

Когда я опомнился, на часах было около шести вечера. Глаза устали от монитора, да и вообще я чувствовал себя каким-то замученным, разбирая завалы музыки и переписывая себе то, что мне не хватало. Как ни крути, а тоже работа. Я с трудом заставил себя оторваться от этого занятия и даже написал половину новой статьи, когда в девятом часу раздался телефонный звонок. Звонила Света.

Я, захлебываясь от впечатлений, стал расхваливать ей быстрый интернет и заодно нашел повод, чтобы пригласить ее в гости. Света обещала через часик зайти. Что ж, у меня было время закончить статью.

Света пришла чуть раньше, чем обещала. Она была одета в легкий плащик светло-зеленого цвета, наглядно демонстрирующий достоинства ее ног. Она как обычно излучала необычайную сексуальность и магию. Впрочем, два этих излучения так сильно переплетались в ней, что отделить одно от другого просто не представлялось возможным, по крайней мере для меня.

Я помог ей раздеться, и мы пошли ко мне в комнату.

— Ну, показывай свой хваленый быстрый интернет! — усмехнулась она.

Мы сели около компьютера. Я на спинку дивана, а она на мое рабочее место. При этом у меня оставалась возможность изредка гладить ее прекрасную обнаженную коленку и получать от этого процесса огромное эстетическое удовольствие. А Света щурила свои близорукие глаза (обычные очки она надевала при мне крайне редко, видимо стеснялась) и лазила по разным сайтам.

— Да, неплохо! И сколько это удовольствие стоит? — спросила она, наконец убедившись в том, насколько это хорошее изобретение — выделенная линия в интернет.

— Ты знаешь, недорого. Нам с тобой по карману.

— Надо тогда и мне, что ли, приобщиться. Будем во время работы беседовать по аське.

— Я все-таки предпочитаю личное общение, — сказал я и при этом наклонился и поцеловал Свету в шею.

Света блаженно зажмурилась и ответила мне поцелуем в губы.

Секс был у нас как обычно безумен и долог. До полного исступления. Однако в этот раз в него закралась некая до этого чуждая мне фантазия. Ведь далеко не секрет, что многие мужчины, да и женщины тоже, во время секса думают о чем-то совершенно постороннем, однако непосредственно связанным с сексом. Так и я. В этот раз я думал о том, что было бы, если бы я познакомился со Светой по сети. Не тогда, когда был совсем еще неопытным, а сейчас. Я воображал, как встретился бы с ней где-нибудь в метро или кафе, какой бы я ее представлял до реальной встречи, а в жизни она оказалась бы совсем другой. А потом я тут же переключился на мысль о том, как я бы с ней занялся любовью, с женщиной из сети, которая стала реальностью. Это мысль настолько взбудоражила меня, что я даже не успел додумать ее до конца. Волна безумного блаженства затопила все мое сознание, и я почувствовал, что кончил. Несколько минут я лежал на Свете неподвижно, не вынимая член из влагалища. Затем, отдышавшись, я медленно встал и пошел в душ.

— Мне показалось, что во время секса ты думал о чем-то постороннем. Я не ошиблась?

— Нет, — ответил я, стоя уже в дверях комнаты.

— И о чем же, если не секрет? Какая-то твоя новая пассия? Она молодая?

— Нет, другая женщина здесь ни при чем, — улыбнувшись, ответил я. — Я просто на миг представил, что познакомился с тобой по сети, а потом занялся сексом почти не зная тебя.

— И эта мысль настолько тебя возбудила, что ты кончил быстрее обычного? — продолжала любопытствовать Света.

— Да, — ответил я. — Я же тебе говорил, что ищу в сексе нечто новое. Всякие извращения типа однополой любви или садо-мазо меня не интересуют. А вот знакомство через сеть, а потом еще более близкое знакомство….

— Ты хочешь сказать, что никогда этого не практиковал? — спросила удивленная Света и присела на край дивана.

— Увы, — я развел руками.

— Ты же вроде давно пользуешься интернетом.

— Только как большим справочником, дайджестом газет, а также электронной почтой.

— Все ясно. Тогда мне кажется, что в знакомствах через сеть ты найдешь много нового, интересного для себя. И это, возможно, отвлечет тебя от некой меланхолии, я бы даже сказала — депрессии, которую я замечаю за тобой в последнее время.

— Может быть, — я вздохнул. — Ладно, пойду в душ.

— Погоди. — Света поднялась с постели, подошла ко мне сзади и обняла меня. — Можно я к тебе присоединюсь?

— Не возражаю, — ответил я.

Когда мы вернулись из душа, Света почти сразу же уснула. А я долго ворочался в постели и никак не хотел погрузиться в царство Морфея, даже несмотря на то, что очень устал за сегодняшний день. В голове крутилась песенка старой питерской группы «Выход» — «Любовь под душем». Я не выдержал, встал с постели, достал с полки диск «Выхода» под названием «Непрерывность простых вещей», вставил в привод компакт-дисков в компьютере, надел наушники, а сам набрал адрес поискового сервера Yandex.

Пальцы скользили по клавиатуре, выстукивая странный, почти магический ритм. И запрос «сайты знакомств» был отправлен. Тут же высветилось множество ссылок, и я начал методично ходить по ним.

Имена, анкеты, почти одинаковые, отличающиеся лишь датами рождения и именами. Все хотят познакомиться с молодым обеспеченным и порядочным человеком. Со мной, что ли, они хотят познакомиться? «С целью создания брака». Нет, это мне точно не подходило. По мне, так надо с человеком как минимум год побыть вместе, прежде чем идти в ЗАГС. Да не просто повстречаться, а именно пожить с общим бюджетом, с трудностями, с некоторыми бытовыми неудобствами даже, и только тогда поймешь: это то, что надо, это ты искал. Или пойдешь искать следующего человека «с целью создания брака». Какая казенная фраза! Прямо как в армейском уставе.

А ведь в сексе под душем действительно что-то есть. Я отвлекся от изучения анкет и посмотрел на Свету. Редкая возможность заняться любовью в душе и при этом кончить прямо в партнершу, а не в сторону. От кончины в пустоту меня обычно будто бы выворачивает наизнанку, и я чувствую, как эта самая пустота проникает в меня, съедает кусочек моей души. А со Светой в душе можно и так. Детей-то у нее все равно не будет. Мне трудно представить масштаб этой трагедии. Света почти никогда не говорила о детях, никогда. Интересно, она часто из-за этого переживает? Мне нередко хотелось ее об этом спросить. Но в случае, если она действительно переживает, я могу сделать ей больно, очень больно. Сделать больно моей давней подруге, надежному сексуальному партнеру, первому магу, с которым я начал общаться. Назвать ее любимой женщиной я так и не смог. Никогда.

«…небо без глаз и ушей», — бесшумно шевелились мои губы. Слепое небо, глухое небо! Неужели ты остаешься равнодушным к нашим художествам, к мелким проказам и большим гадостям, великим чувствам и низменным желаниям? Неужели ты ничего не хочешь ни видеть, ни слышать? Или ты слышишь только проклятия, посылаемые в твой адрес, и поражаешь громом обидчиков?

Ты видишь только гадкое, плохое и спешишь наказывать. А поощрение у тебя только одно, как в армии: «Снятие ранее наложенного взыскания». Я поймал себя на мысли, что уже дважды вспомнил об армии. И в этом не было ничего удивительного. Наша жизнь, так же как и армейская, изобилует уравниловкой, глупыми, никому не нужными правилами, которые давно морально устарели.

Мы ходим строем на работу и с работы в одно и то же время, смотрим одни и те же передачи, читаем одни и те же книги. За нас уже решили, что модно носить, что модно слушать и даже над чем стоит смеяться. Всеми силами я буду стараться бежать от страшного слова «мода». Если все вокруг побреются налысо, то я нарочно буду носить длинные волосы. Если будет «модно» ходить во всем ярком, я оденусь в строгие цвета. И это произойдет даже не потому, что я внешне не хочу быть как все. Нет, нет и еще раз нет. Я просто боюсь слова «мода», я не хочу стать частичкой этого слова. Поэтому я выбрал одну из возможных для меня свобод. Я преклоняюсь перед классиками, которые предпочитали голодать, но творить то, что они хотят. Я ненавижу людей, которые хотя бы раз в день произносят слова «популярный» и «модный», если они, конечно, не работают в области PR, рекламы или журналистики.

Я уважаю тех людей, которые навязывают другим тупую моду, учат их, как не быть дураками, и при этом мысленно подрисовывают ослиные уши обывателю, который купил макароны или прокладки благодаря удачной рекламе. Потому что это власть, власть и сила над безликой толпой. Сила слова, жеста, изображения и звука, которые способны одурачить кого угодно. Даже я, когда смотрел раньше телевизор, придя в магазин, ловил себя на мысли: «Это молоко стоит купить, кажется я видел его рекламу». Возможно, эта мысль была первым кирпичиком в здании моей свободы.

Я искренне буду смеяться, если когда-нибудь то, что я напишу, позволит мне так же легко одурачить толпу, и я стану модным беллетристом, чьи книги будут лежать на каждом развале. Я буду смеяться над теми, кто их покупает с мыслью найти между страниц волшебный портал в королевство меча и магии, а дойдя до последних страниц обнаружит лишь то, что продолжение истории будет в следующем томе. На иглу книжных фэнтези-сериалов подсел и я. Я искренне восхищаюсь Терри Гудкаиндом, Маргарет Уэйс и Робертом Сальваторе, которые посадили на свою мыльную оперу почти целый мир и, особо не напрягаясь с персонажами и сюжетом, строчат по роману в год и процветают.

Одному лишь мною уважаемому пану Анджею Сапковскому хватило мужества закрыть золотую кормушку под названием «Мир Ведьмака», что не помешало тут же начать сериал о средневековой Польше, почти что в духе другого его прекрасного соотечественника. Грань между писателем и беллетристом очень зыбкая. Очень. Так же, как грань между любовью и привязанностью. Между рекламой и PR, между сиюминутным и вечным. В этом мире все субъективно, особенно если учесть, что сам мир может быть чьим-то сном или иллюзией, о чем говорили еще древние философы.

Я смотрел на Свету, и мои мысли от проблем моды и литературы вновь вернулись к небу как к абсолюту высшей справедливости, холодному и беспристрастному. Я думал, я очень много думал над тем, слышит ли этот абсолют, которым мы зовем Небесами, Богом, Творцом, Мировым разумом? Слышит ли он нас? Не важно, считает ли он нужным отвечать. Мне просто очень важно знать: видит ли он то безобразие, которые мы творили на протяжении веков, а теперь гордо называем историей человеческой цивилизации. И если слышит, почему не может помочь самой достойной женщине на свете, почему не сделает счастливой Свету?

Почему этот абсолют посылает ей то магов-неформалов, то каких-то непонятных мужиков, после разрыва с которыми Света зовет меня и ночь напролет кричит в экстазе, лишь бы забыться. Почему, наконец, этот абсолют послал ей меня, человека меньше всего достойного такой женщины да и к тому же не любящего ее ни капли, потому что этот самый абсолют забрал у меня эту любовь, которая оказалась мне по сути не нужна. Без любви так легко жить, еще легче просто существовать. И если вслед за любовью у меня отнять разум, то я стану таким как все, частью толпы, поклоняющейся идолу моды, моды высокой, моды массовой, моды элитарной, моды субкультурной. Да мало ли ликов у этой моды? Ведь древние язычники нередко делали изваяния своих богов многоликими.

У современного общества идолов не меньше, чем в пантеоне хеттского царства, где, как известно, была тысяча богов. Но верховным божеством современной цивилизации можно назвать моду, а ее верными спутницами — власть и деньги. Ступенькой ниже будут стоять божки жадности, похоти, которой я так усердно поклоняюсь и приношу жертвы. Божки гнева, равнодушия к чужой боли, божки супермаркетов, дешевого пива (от которого бы воротило душу у Диониса), божки тупой музыки с ослиными мордами. Наверное, если сделать капище современных идолов, то оно будет напоминать персонажей картин Иеронима Босха.

Если тщательно взвесить все это, тогда можно даже ненадолго поверить в реальность того, что христианская церковь называет языческих богов другими обличьями адских демонов. Не знаю, как все боги, но эти точно пришли к нам прямиком из ада. Я чувствовал, как эти невеселые мысли загоняют меня в тупик, где я буду кружить, словно зверь в тесной клетке. Я решил отвлечься и обратился к новому идолу, которому начал служить, и его имя было интернет.

Строчки анкет снова мелькали у меня перед глазами. Скупые строчки, за которыми стояли чьи-то судьбы, чьи-то надежды на лучшее и которым, скорее всего, не дано будет никогда сбыться. Я пролистывал эти печальные страницы чьих-то жизней, изредка отвечал на те анкеты, которыми меня почему-то заинтересовали. Заинтересовали…

Я неожиданно поймал себя на мысли, что будто бы угадываю тайный смысл скупых формальных строк, будто бы вижу, что на самом деле хотела написать женщина, но не написала. Я сосредоточился: «Я увлекаюсь спортом, ищу мужчину без вредных привычек» и тут же передо мной всплывал истинный смысл строк: «Я всегда хотела заняться спортом, но мешала работа, а теперь еще и дети. Мне так хочется хотя бы раз переспать с мужиком, от которого не разит пивом и дешевыми сигаретами».

И тут я отчетливо почувствовал, что совершенно бессознательно пользуюсь магией. Магия интернета или интернет-магия? Может быть, это магия, который пользуется Соло, та самая, что течет не вместе с кровью по человеческим жилам, а по оптоволоконным проводам? Я начал пользовался ею, и картины женских судеб раскрывались передо мной. Пока я с трудом мог читать эти письмена, однако я уже знал, что теперь мне надо будет помимо похоти платить и другому идолу, но, по крайней мере, то, что он предлагал, мне нравилось все больше и больше. Я отвечал на анкеты, но не скупо, а с присущей мне фантазией, потому что я понимал: я ведь далеко не единственный, кто просмотрел эту анкету и написал письмо.

Я отвернулся от монитора и посмотрел на Свету. Она беспокойно ворочалась во сне. Видимо, чувствовала эту странную, новую магию. Магию техногенной цивилизации, слияние электричества и древней внутренней силы людей. Мечта фантаста и обыденность обычного московского мага, которому стало настолько скучно, что он отправился в интернет в поисках приключений и воплощения своих сексуальных фантазий.

Я почувствовал, как мои глаза слипаются. С трудом раздевшись, я добрел до кровати и лег рядом со Светой. Неожиданно мне захотелось обнять ее и прижать к себе. Но это чувство длилось лишь мгновение, я бережно передвинул ее поближе к стенке и улегся рядом. И, засыпая, я снова мысленно обратился к небесам, прося их только об одном, вернее об одной женщине, которая как никто другой заслуживала в этой жизни счастье, а получала от него только тычки и пинки и при этом никогда не сдавалась. Никогда!

Глава 3. Виртуальное знакомство и суровая правда жизни

Проснулся я по обыкновению рано. Света уже встала и плескалась в душе. Я покурил и пошел на кухню готовить завтрак. Ели мы в полном молчании. Света выглядела не выспавшейся и очень усталой.

— Ты кого там ночью привораживал? — наконец спросила она.

— Интернет, — лаконично ответил я.

— Весь? То-то я думаю, с чего мне так плохо спалось. Ну и как успехи?

— Расскажу.

— Расскажи, будет интересно. И кстати, дай-ка мне телефончик той конторы, которая тебе интернет проводила. А я как обычно пойду рисовать на благо буржуев.

Света собралась и ушла. А я сел работать. Времени было около девяти часов утра и пока никаких ответов не приходило. Обычно в это время большинство людей либо еще спят, либо едут на работу. Что ж, подождем. Я загрузил текстовый редактор, сверился с планом ближайших статей и начал работать.

Быстрый интернет оказался удивительно удобной штукой. Можно было читать тексты из сети не отключаясь в целях экономии повременной оплаты. Я очень быстро нашел нужные мне материалы, потом вышел на нужный мне контакт и, позвонив по телефону, спросил о встрече. Каково же было мое удивление, когда, казалось бы, солидный человек сказал мне, что с радостью ответит на мои вопросы по аське. Так прямо и сказал. Не по ICQ, а по аське. Судя по голосу, ему было не меньше сорока лет.

Я ввел номер его аськи, сделал запрос на авторизацию и уже через две минуты получал ответы на интересующие меня вопросы, которые нередко сопровождались ссылками на нужные сетевые ресурсы. Что и говорить, интернет во многом облегчил мне работу. Стенограммы и диктофонные записи постепенно уйдут в небытие. Останется аська, электронная почта и, возможно, появится что-то совсем уж принципиально новое. Что ж, поживем — увидим.

Едва я закончил статью, как обнаружил, что мне пришло сразу несколько ответов с сайтов знакомств. Два из них я отмел сразу, потому что оказалось, что анкеты были не чем иным, как завуалированной формой рекламы интим-услуг. Я тут же вспомнил эти анкеты и фотографии, которые показались мне слишком уж профессиональными.

Я уважаю тяжкое ремесло представительниц первой древнейшей профессии, но их услугами буду пользоваться разве что если меня совсем уж лихо скрутит ломка, а заняться сексом будет не с кем. Да и то, меня скорее всего задушит жаба, и я не стану отдавать свои кровью и потом заработанные деньги, при этом рискуя заразиться чем-нибудь не очень приятным. Ведь презерватив никогда не даст вам сто процентов гарантии. По этой причине я раз в полгода сдаю анализы, и пока что мне везло.

Другие ответы меня заинтересовали больше. Два из них свидетельствовали о том, что их авторши хотят вступить в долгую переписку, и я написал им небольшие ответы с расчетом на будущее, однако при этом особо не напрягая фантазию. В одном письме был номер мобильного телефона, а в другом, как это ни покажется странным, предложение заняться виртуальным сексом сегодня вечером ближе к одиннадцати и номер аськи. Это любопытное предложение я решил рассмотреть ближе к указанному в письме времени, а сам уже потянулся за мобильником, чтобы набрать номер телефона.

— Алло! Я вас слушаю! — раздался в трубке приятный женский голос.

— Это Галя?

— Да. А кто это?

— Меня зовут Андрей. Вы мне прислали номер своего телефона по электронной почте.

— Здравствуйте Андрей. Я рада вас слышать. Не хотите ли встретиться сегодня?

— Во сколько? — спрашиваю я и чувствую, как мое сердце колотится, предвкушая азарт игры.

— Кофе «Шоколадница» около метро Бауманская знаете? У меня там офис недалеко. Подъезжайте к пяти, занимайте столик и ждите.

— Как я вас узнаю? У вас есть фотография в электронном виде?

— Нет, к сожалению.

Здесь стоит сделать маленькое уточнение и сказать, что цифровые фотоаппараты в теперь уже далеком 2001 году были в новинку. Однако несколькими годами спустя возможность переписывать фотографии на компьютер сильно отразилась на специфике виртуальных знакомствах. Тогда же в основном приходилось действовать на свой страх и риск, что меня никогда не пугало. Риск — дело благородное и прекрасное, особенно если он не связан с возможностью летального исхода.

— Тогда как я вас узнаю?

— Я буду с журналом «Компьютерра» в руках.

«Компьютерра»? Это забавно. Я бы не удивился, если бы женщина читала «Космополитен», но «Компьютерру»? Это выглядело несколько странно. Что ж, посмотрим…. Договорившись о встрече, мы распрощались.

Весь день прошел в предвкушении любовного приключения. Я с трудом нашел в себе силы поработать. Немного отвлек Соло, который вдруг ни с того ни с сего позвонил мне в первом часу.

— Ты чего сотворил с Михой? — не поздоровавшись начал он.

— А что с ним не так?

— Да он, по-моему, того… Крыша у него поехала. Сначала он постригся, причем не абы где, а в салоне. Сменил прикид и даже пошел повыдавливал прыщи, теперь ходит и стонет, что у него все лицо чешется.

— А при чем здесь я? Может, он влюбился просто.

— Может… — задумчиво произнес Соло. — Только именно после встречи с тобой он вдруг резко бросил пить. Ты что, заколдовал его? Признавайся! Он все-таки хоть и не маг, но мой кореш и собрат по ремеслу.

— Да ничего я с ним не делал. Просто дал несколько практических советов, как себя вести, чтобы завоевать женщин.

— И как? Ты мне вообще-то то же самое обещал рассказать.

— Ну, здесь все сугубо индивидуально.

— Что мне, тоже стричься? Ни за что!!!!

— Хотя бы голову помой и носки смени. Прыщей у тебя нет. А вообще давай лучше по аське. Я так хоть параллельно работать смогу.

— Угу! Давай.

— Кстати, ты сказал, что можешь там пробить любой адрес.

— Ща, погодь… Дойду до компа. Какой у тебя номер аськи?

Я продиктовал.

— Южный Ветер?

— Да.

— Клевый ник. Видишь меня?

— Теперь да.

— Кидай мне мыло или номер аськи кого проверить надо. Я посмотрю, что можно сделать.

— Хорошо сейчас.

Дальнейшее наше общение перешло в аську, и я смог параллельно работать. Соло начал выпытывать у меня секреты завоевания женских сердец, на что я написал ему, что пока он прямо сейчас не снимет носки, не помоет ноги и не наденет чистые, говорить об этом бесполезно. Соло, видимо обидевшись, замолчал. А я тем временем продолжил работу над статьей.

Я отвлекся от работы и начал набивать текст пособия для Соло. Файл получился небольшой, всего странички две-три. Я решил его сдобрить обычными житейскими советами, делая особый упор на те ошибки, которые сам допускал при общении с женщинами. В конце текста я крупным жирным шрифтом написал: «И не вздумай говорить с ними о компах! О чем угодно, только не о компах!!!!»

После хелпа, который я написал для Соло, я снова вернулся к статье. Мысли в голове путались, однако статья медленно, но шла. За час до того, как выходить из дома, я решил чуток пописать роман, который надеялся закончить к Новому году, если будет время. В конце концов, это не мой основной заработок и я особо не торопился. Тем более идея была заезженная донельзя. Но, написав буквально пару абзацев, я решил начать наводить красоту.

Коммерческий директор — это вам не продавщица из магазина и не менеджер какой-нибудь. Директор — он и в Африке директор. Недолго думая, я пошел в ванную, побрился, принял душ, уложил феном волосы и решил, что надевать костюм я все-таки не буду. Это не мой стиль. Не люблю я костюмы и, видимо, никогда не полюблю. Критически осмотрев себя в зеркало и оставшись довольным своим внешним видом, я отправился на встречу.

Ждать пришлось недолго. Едва мне принесли чай, как в кафе вошла женщина около тридцати лет, державшая в руках «Компьютерру». Я махнул ей рукой, и она, улыбнувшись, направилась к моему столику. При первом же взгляде особого разочарования я не испытал.

Женщина как женщина. Да, привлекательная, да довольно стройная и изящная. Но в ней была некая сила, холодная сила, которая искала выхода. Я почувствовал это, едва она вошла в кафе. Нет, это не магия. Это то, что можно назвать нерастраченной сексуальной энергией, пущенной в иное русло. Пока она приближалась к столику, в моей голове пронеслось множество мыслей. Все их я сейчас не вспомню, но одну я запомнил отчетливо: «Я бы ни за какие деньги не захотел работать под ее начальством». И это при том, что с женщинами у меня получается наладить деловые контакты гораздо лучше, чем с мужчинами.

Ее внутренняя холодность, скрытая под дорогим, подчеркнуто строгим деловым костюмом даже вызвала во мне некое подобие страха, правда, на очень короткий промежуток времени. Я тут же вспомнил, что магия дала мне абсолютную власть над женским полом и бояться мне нечего. Между тем, Галя, продолжая улыбаться, подсела за мой столик.

— Черный кофе без сахара пожалуйста, — сказала она подошедшему официанту.

— Очень рада! — Галина протянул мне руку, и я поцеловал ее тонкие, не лишенные изящества пальцы.

— Взаимно, — сказал я, отрываясь от ее руки. — Вы часто так знакомитесь, по сети? — спросил я.

— Бывает, — призналась она, и ее честность тут же меня подкупила. Излишне говорить, как я не люблю ложь.

— Часто бывает? — решил уточнить я.

— Ну, пару раз в месяц, — ответила она, и я почувствовал, что она опять говорит правду.

— И не страшно встречаться с незнакомыми людьми? — спросил я. — А вдруг попадется какой-нибудь маньяк и изнасилует?

— Я была бы только рада, — печально вздохнув, ответила Галя.

От этого вздоха меня аж передернуло.

— Неужели все так плохо? — спросил я.

— Увы, — Галя развела руками. — Я занимаю пост в солидной компании, хорошая зарплата, машина, короче, бизнес-вумен я, как нынче модно говорить. Закончила Бауманку много лет назад, трудилась в НИИ. Самая обычная история: НИИ разогнали и мне либо в уборщицы, либо в торговлю. Я выбрала второе.

— Но вы ведь не пивом в ларьке торгуете?

— Принтеры, сканеры, плоттеры… — Она снова печально вздохнула. — Сейчас вот хотим стать дилером «Xerox». Надеюсь, что получится.

— Желаю удачи. Офисная техника нынче неплохо продается. Я тут недавно делал обзор…

— Вы журналист? — В ее глазах загорелся интерес.

— Да, а что в этом странного?

— Нет, просто любопытно. Журналист знакомится по сети… — Она улыбнулась, но уже совсем другой улыбкой, не такой холодной. — Может быть, вы пишете статью о знакомствах в сети?

— Пока такую тему мне не заказывали, но…. — Я на секунду задумался. — А ведь это хорошая идея, написать про это статью. Мне кажется, люди знакомятся по сети в большинстве своем не от хорошей жизни.

— И вы так считаете? — Она пристально посмотрела на меня своими умными, темно-карими глазами.

— Конечно. — Я отхлебнул успевший немного остыть чай. — Вот я, например. Мне двадцать один год. Семьи у меня нет. Живу один. Женщины меняются часто, но ни одна не остается больше, чем на одну ночь подряд.

— Почему? — заинтересованно спросила Галя.

— Я не хочу. Просто не хочу.

— И вы со всеми этими женщинами познакомились в сети?

— Нет, признаться, вы первая с кем я познакомился в сети.

— А с остальными?

— По-разному. С кем-то в транспорте, с кем-то на улице, с кем-то на почве общих интересов.

— А какие у вас интересы?

— Книги, книги и еще раз книги. Отличные и посредственные. Классика и фантастика, исторические и философские труды.

— Интересно… Я думала, что поколение 80-х вообще не любит читать.

— Тут я вас вынужден сильно огорчить. — Я усмехнулся. — Еще как читает, даже иногда от этого с ума сходит и убегает в мир книг.

— Странно… А мне казалось, что нынче молодые люди только кино смотрят и в свободное от работы время зависают в клубах.

— Вы, видимо, общались не с той молодежью. Я прекрасно представляю ваш достаток и круг общения. Но поверьте мне, что те, кто ходит по модным клубам, и те, кто ходит на андеграундные рок концерты…. — Я долго думал, как ей об этом сказать, не рассказывать же ей мою теорию о стране мертвых, тем более она не маг. Странно, ведь вроде высокий пост занимает. — Понимаете, дело в том, не важно, что человек читает, слушает, смотрит, гораздо важнее, что после этого остается в его голове. Я видел людей даже с двумя высшими образованиями, говорить с которыми просто невозможно, и я видел людей, которые, учась в двух-трех институтах, бросали их. Нет, их не выгоняли, они их просто бросали, потому что было неинтересно. У них энциклопедические знания во многих областях. Им не учиться надо, а самим преподавать. А всех их знаний, их мощного интеллекта не хватило даже на то, чтобы устроиться на нормальную работу. Такой человек может вкалывать где-нибудь обычным клерком, а дома читать хокку на японском. Просто так, для себя.

— У американцев есть такая пословица: если ты такой умный, то почему такой бедный, — Галя говорила без иронии. — Но мне почему-то кажется, что к нашим реалиям она малоприменима. Да, многое зависит от желания самого человека, но здесь есть и некоторая роль везения.

— Вынужден с вами согласиться. Но везение — это результат жизни человека, нормальной жизни, честной, относительно честной. Мне так кажется во всяком случае.

— Карма?

— Может назвать кармой, можно назвать принципом воздаяния. Неважно. Я встречался с самыми разными людьми по работе, видел много судеб. Да и вообще я человек открытый, контактный, только в свой внутренний мир никого не пускаю.

— По-моему, в вашем суждении одно противоречит другому.

— Я хотел сказать, что я могу часами говорить о философии, религии, книгах, даже создавать видимость того, что я раскрываю душу, а на самом деле это переливание из пустого в порожнее. Это такой способ защиты, такая маска, одна из многих моих масок, если хотите знать. Некоторые люди молчаливы, и всем кажется, что они такие умные, такие сдержанные, а на самом деле им и сказать-то нечего. Смолчишь — за умного сойдешь. А часто я надеваю маску шута. Дурака поколотят, но не убьют. Когда надо, я могу примерить любую другую маску.

— А вы знаете, как выглядит ваше истинное лицо?

— Лицо без маски? — уточнил я.

— Да.

— Хм… — Я задумался. — Мое лицо похоже на множество наслоений разных масок, одна выступает из-под другой, некоторые так плотно приросли к лицу, что оторвать их можно только с кожей. Но если это сделать, то зрелище получится нелицеприятное. Красота в глазах смотрящего. Мне важно, не какой я есть на самом деле, а каким меня видят другие люди.

— Значит, вы лицемер.

— Да! — Я рассмеялся.

— Поразительная циничность! — Галя презрительно фыркнула. — И вы тут сидите, строите из себя шута, рассказываете про маски, про людей… Что там вы говорили про людей и воздаяние? Вы так и не закончили свою мысль! Вообще я заметила, что вы перескакиваете с одного на другое. Прямо поток сознания. Если бы вы писали книгу, то это был бы какой-то калейдоскоп самых невероятных мыслей и суждений.

— А у меня уже вышла одна книга! — гордо заявил я.

— И как называется?

— «Смотрящий в Бездну». Под псевдонимом Андрэ Лютов. Прошлой осенью поступила в продажу.

— То есть вам было всего двадцать лет?

— Ну да.

— А о чем книга?

— Фэнтези. Боги, герои, эльфы.

— Ну вот. Вы опять себе противоречите. Вот вы говорите, что люди убегают в другой мир, а сами им еще и дорогу показываете. Верной дорогой идете, товарищи!

— Послушайте, — гневно пробормотал я, потому что правда мало кому нравится, в том числе и мне. — Я ужасно не люблю, когда путем логических рассуждений меня загоняют в угол. Вдвойне не люблю, когда это проделывают женщины.

— Извините. — Галя опустила глаза. — Это я виновата, маска начальницы снимается с моего лица только вместе с кожей. Извините.

Она протянула руку и бережно коснулась моего запястья. Я почему-то сразу успокоился.

— Так все-таки, что вы там говорили о людях, о воздаянии?

— А что тут говорить? К примеру, встречается мне человек, с виду приличный, не горький пьяница, не бабник. И начинает жаловаться на жизнь. То у него плохо, это тоже не так. Жизнь в сорок пять не удалась. С женой развелся. А я смотрю на его ауру… — Тут я испугано осекся. — Ой, прости, это из-за того, что я о своей книге вспомнил. Какая аура? Я хотел сказать: смотрю в его душу, ведь глаза — это зеркало души. И вместо прилично одетого мужчины вижу гаденькое, мерзкое существо, которому только дай власть и деньги. Такой покупает на радиорынке порнуху, где негры насилуют несовершеннолетних девочек, такой человек курит в лифте, может высморкаться на перила, а уж нахамить в магазине ему вообще ничего не стоит. И что? Этому человеку давать власть, посылать ему добрую красивую женщину? Да тогда он вообще подумает, что ему все можно. Совсем все! Понимаете, о чем я? Ведь это самая страшная ошибка людей — думать, что добра и зла на самом деле нет, что все можно. Абсолютно все.

— Что-то не так в вашей теории. Дайте подумать. А, вот что! Я же знаю многих богатых, очень богатых людей. Взять хотя бы нашего директора… Мерзкий тип, я вам скажу. С похотливыми маленькими глазками, толстый, усики как у Гитлера. Я знаю, он раз в неделю ездит в какой-то VIP-публичный дом, где трахает, уж простите, сексом это назвать никак нельзя, девочек — ровесниц его дочери. Я даже знаю, сколько это стоит. Ведь это фирма все оплачивает. Он абсолютно не стесняется проводить это через фирму как «представительские расходы». Он как съездит — три дня очень добрый ходит и довольный, как кот, который мышь слопал. А на столе у него — портрет дочки и жены. Внешне все благополучно. Тогда скажите мне, где тут справедливость? Чем он лучше того вашего гипотетического знакомого, который курит в лифте и смотрит порнуху на старом видаке.

— Мне иногда кажется, что нет никакой справедливости. Или есть, но мы ее неправильно понимаем. Наша цивилизация построена на лжи, ложь ее фундамент. Наши отношения даже с близкими людьми построены на принципе «ты мне, я тебе». Ты мне помог — и я тебе помогу, ты меня кинул — я тебя еще круче кину. «Не завидуй грешнику, ибо не знаешь его судьбы». Так, кажется, в Библии написано. Я не знаю, что случится с вашим начальником через год, через два. Может быть, он подсядет на наркоту. Может быть, его застрелят в подъезде собственного дома или посадят в тюрьму. А тот мужик мирно себе доживет в малогабаритной квартире свою жалкую жизнь. Может быть, сопьется, а может быть, найдет какую-нибудь дуру, которая будет стирать его вонючие трусы и ощущать запах пивного перегара на лице, когда он всей тяжестью грузного тела навалится на нее и будет пыхтеть. В том-то и смысл, что этот мой гипотетический знакомый стал бы еще хуже, если бы ему дали власть и деньги, которые имеет ваш директор. Кстати, вы не можете быть абсолютно уверенной в том, что ваш директор уже был мерзавцем до того момента, как он обрел деньги и власть. Может быть, создавая свой бизнес, он мечтал о счастье жены и дочери? Бог дал ему шанс. Да, он стал богатым, он смог обеспечить жену и дочку, но каким стал он сам? Поэтому я считаю, что шанс дается только достойным, кто хотя бы теоретически может остаться хорошим человеком, получив материальные блага и обретя власть над людьми. Но это, увы, редко случается.

— Вы очень умный человек, Андрей. Не зря ведь вы написали книгу в двадцать лет. Вы очень умный, но при этом циничный и злой человек. Злой в правильном понимании этого слова. Это самая злость, ярость, rage, если хотите, не даст вам спиться, сторчаться, не позволит вам деградировать, стать человеком из толпы. Вернее, она создаст для вас достаточно правдоподобную иллюзию того, что вы не один человек из толпы, хотя мы все на самом деле всего лишь часть столпы, только сами этого не понимаем. Думаете, нас так мало? Умных образованных людей, которые не нужны никому. Ни этой стране, ни этому городу, ни какому-то другому человеку, близкому нам по духу. Цену за понимание реалий этого мира мы все платим одну и ту же.

— Одиночество.

— Да, Андрей. Именно так. Официант, еще кофе, пожалуйста!

— Тогда ответьте мне на один вопрос. Нет, на два вопроса. Сначала…. — Я задумался. — Сначала скажите мне, почему вы в первом же письме оставили телефон?

— Это простой вопрос, это совсем простой вопрос. У вас в письме были стихи.

— Стихи? — Я удивленно посмотрел на Галю.

— Ну да, стихи.

— Какие еще стихи?

— Рубаи Омара Хайяма.

— Ах, это! — Я облегченно рассмеялся. — Это называется автоматической подписью. Знаете, чтобы каждый раз не писать «С уважением, Андрей», ты забиваешь это в программу, и она автоматически ставит эту подпись под каждым письмом.

— А зачем стихи?

— Это девиз, слоган, если хотите.

— «Мы пешки лишь, а опытный игрок — не кто иной, как беспощадный рок»?

— «Он нами движет ради развлеченья и в ящик нас смахнет, когда настанет срок», — закончил я.

— А мне никогда не приходило ответов на анкету со стихами.

— А что обычно пишут?

— Всякую муть пишут, — поморщилась Галя. — «Давай трахнемся!», «Малышка, ты меня возбуждаешь!», «Я представляю тебя и дрочу». Однажды даже написала какая-то женщина лет сорока с лишним, предложила заняться сексом с «игрушками».

— А вы?

— А что я? Я отвечаю только на письма, в которых человек коротко сообщает о себе и предлагает в ближайшее время встретиться.

— Логично. А эти секс-маньяки, которую занимаются самоудовлетворением, читая вашу анкету? Почему бы с ними ради интереса не встретиться?

— Боюсь, что в связи с этим у меня могут возникнуть неприятности. С высокой долей вероятности — они несовершеннолетние. Или им меньше двадцати. Ну, а если такое пишет взрослый человек, то он скорее напоминает вашего знакомого, который курит в лифте.

— Что ж. Логично. А чего вы ждали от этой встречи?

— Чего угодно, только не такого разговора. Чего угодно. Официант, счет!

Я не позволил Галине расплатиться за кофе. Все эти феминистические штучки пусть останутся американкам, которые в букете цветов уже видят завуалированную попытку склонить к сексу. Страшно подумать! Целая нация, судя по их фильмам, помешанная на сексе и при этом создающая иллюзию пуританской страны!

Расплатиться я Галине не позволил, как и не позволил бы платить за себя любой другой женщине, с которой я пришел в заведение не на деловую встречу. Потому как женщина в роли делового партнера для меня на это время женщиной перестает быть априори.

Мы вышли из «Шоколадницы» и пошли к запаркованной неподалеку машине Гали. Это оказался новенький «Фольксваген» темно-синего цвета. Машина хорошая, надежная и при этом, по моим меркам, безумно дорогая. Хотя на западе на таких машинах коммерческие директора фирм не ездят.

Мы сели в машину. Галя завела мотор и чуть искоса посмотрела на меня. Я все понял и кивнул ей. Мне тогда подумалось, что да, так будет правильнее, что не ко мне домой, а к ней. У нее, наверное, неплохо обставленная квартира, большая удобная кровать. Но я ошибся. И это был далеко не последний раз, когда я ошибался в намерениях женщины. Даже несмотря на то, что я был магом и как раз по этой части. Те есть по части обольщения женщин.

Район метро Бауманской не похож ни на один другой район Москвы. И я отнюдь не одинок в этом мнении. Одна моя очень хорошая знакомая сказала мне как-то, что здесь она чувствует себя как в Питере. Я помню, мы тогда довольно долго блуждали с ней, ища нужную контору, и сделали огромный крюк с заходом в парк имени Баумана.

При этом мы все время говорили об устройстве больших городов, планировке и старых домах. И нам обоим казалось, что мы то в Питере, то в Нижнем Новгороде. Но намного позже я пришел к мысли, что мы оба были неправы. Этот район Москвы больше похож на западноевропейский город. Невысокие аккуратные дома, на первом этаже небольшой ресторанчик, контора или магазин. Очень тихо, спокойно. Здесь даже не чувствуется вечная московская суета. В этом районе можно бесконечно долго блуждать по лабиринтам небольших улочек и переулков, путаясь в совершенно нелогичной нумерации. Маленькие церквушки в лесах реставрации, пенсионеры на старых табуретках, принесенных прямо из дома, азартно режутся в шахматы или шашки. И не видно ни бомжей, ни пьяни. Нет, это не Питер. Это Австрия, Бельгия. Это моя мечта, мечта, которая, быть может, когда-нибудь осуществится.

Мне так хотелось бы уехать в какой-нибудь тихий европейский город с патриархальными порядками и маленькими магазинчиками. В городок, где все друг друга знают. Я хочу, чтобы мое окно выходило на оживленную улочку, по которой идут опрятно одетые горожане, а около дома стоят старенькие машины 80-х годов.

Мне даже не нужна огромная квартира с множеством комнат. Я уже привык жить один и сам о себе заботиться. Днем бы я работал, изредка наблюдая из окна за неторопливой жизнью городка, а вечерами — гулял бы по городу или сидел в кафе, курил и думал над новым романом.

Языковых проблем у меня бы не возникло: учась на журфаке МГУ, ты либо к государственному экзамену говоришь как носитель языка, либо тебя отчисляют. Ностальгия меня бы точно не мучила. Ностальгировать по московским пробкам, по толпам гастробайтеров, бомжам, хамоватым продавцам в магазинах, вечно ругающимся пассажирам в метро и автобусах? По этому я точно скучать не буду. А что касается общения с людьми, которые мне интересны, то для этого есть интернет.

Каждый раз, когда я оказываюсь в этом районе, я предаюсь этой странной и пока неосуществимой мечте. И в этом, как я подозреваю, замешана некая доля магии. Ведь на этом месте раньше была Немецкая слобода. Торговые люди, приехавшие еще в петровские времена, чтобы нести «диким славянам» цивилизацию, построили здесь свою маленькую Европу, от которой теперь мало что осталось из материальных свидетельств. Однако сам дух, дух Европы еще пока здесь жив, и каждый, кто стремится туда, в тишину и покой патриархальных маленьких городков Германии, Хорватии, Бельгии, Австрии, наверное, чувствует здесь то же самое.

Вы можете упрекать меня в том, что я не люблю Россию, не люблю свой родной город. И вы будете неправы. Потому что Россию и Москву я люблю, иначе я бы не говорил о своем городе, который постепенно превращается в бездушного идола, с такой болью в душе. Я люблю его. И радуюсь за то, что он наконец-то стал чище, ярче, наряднее. Но мне больно за то, что под слоем яркой, красочной обертки в нем умирает душа старой Москвы, по которой бродил Булгаков, о которой, по моему мнению, с гораздо большей любовью, чем о Северной Пальмире, писал Толстой. Я люблю этот город, и мне тошно смотреть, как он превращается в Нью-Йорк, а я хотел бы видеть в нем Прагу или Вену. Ну, или хотя бы ту Москву, которая отпечаталась в памяти десятилетнего ребенка. Без игровых клубов, магазинов «Интим», салонов мобильной связи размеров с пивной ларек и многочисленных забегаловок, из которых отвратительно пахнет прогорклым маслом, на котором жарят чебуреки.

— О чем задумались, Андрей? — голос Гали вырвал меня из забытья.

Я медленно начинаю возвращаться обратно в реальность. Со мною иногда такое бывает. Я иду по улице, даже что-то делаю, а потом ловлю себя на мысли, что я был где-то очень далеко, и совершенно не представляю, где сейчас нахожусь и что я делал каких-нибудь три минуты назад.

Машина Гали стояла в совершенно глухом переулке. За окнами машины был непроглядный мрак весеннего вечера. И мне почему-то стало на душе так тоскливо, как бывает только холодными ноябрьскими вечерами, когда кажется, что все лучшее уже было в моей жизни. И каждый раз это проходит с первым снегом. С новым, белым, нетронутым снегом, который так похож на чистый лист бумаги.

— О многом. Такое и не скажешь в двух словах. Вообще я давно убедился, что излагать свои мысли в письменном виде у меня получается гораздо лучше. Вы читали «Портрет Дориана Грея»?

Галя утвердительно кивнула.

— Помните, там есть мысль о том, что чем прекраснее произведение искусства, тем менее привлекателен его автор. Если поэт пишет отвратительные стихи, то он, скорее всего, внешне очень красив.

— Ну, не совсем так. Уайльда я люблю и нередко перечитываю. Особенно этот роман. Мне лорд Генри очень нравится.

— Мне тоже. — Я улыбнулся, хотя мою улыбку и не было видно в темноте. — Мы приехали к вам домой? Я правильно понял?

— Мы просто приехали в глухой переулок, но примерно затем же, зачем вы хотели ехать ко мне домой.

— Неужели коммерческий директор солидной фирмы, которая к тому же любит классической литературу, весьма привлекательна внешне и обладает здравым умом, будет заниматься сексом с мужчиной, которого первый раз видит, да еще в машине и в глухом переулке? — Я пододвинулся чуть поближе, провел ладонью по щеке Галины и почувствовал, как она почти инстинктивно прижалась щекой к моей ладони. Жест, говорящий о том, что она остро нуждается в защите от кого-то, кто сильнее, чем она.

— А что делать? — вздохнула она. — Я живу с мамой. Моя мама человек очень строгих правил, к тому же у нее больное сердце.

— Разве ваши финансы не позволяют вам купить отдельную квартиру?

— Позволяют, но мама….

— Что мама? Вы же взрослая женщина. Мама должна понимать, что у дочери должна быть личная жизнь. Сколько вам лет?

Галя молчала.

— Сколько вам лет? — еще раз спросил я.

— Мне тридцать четыре года. И я ни разу не была замужем.

— Скажите, вы боитесь свою маму? Только честно!

— Нет, я ее не боюсь, но я боюсь, что она будет мучиться, переживать. Ведь если бы я вышла замуж, она, возможно, смирилась бы. Жить отдельно она не может, потому что страдает от одиночества.

— И параллельно заставляет страдать вас. Галя, еще пять-шесть лет, и все. Климакс. Детей не будет. Кому будут нужны ваши деньги? Ваш статус? Я уважаю стариков. Я люблю стариков. Но только не когда они в густой толпе прокладывают дорогу палкой, нередко с железным набалдашником. Да, я сам такое видел. Идет бабушка-одуванчик, сухонькая, маленькая, и орудует в переходе между станциями Повелецкая кольцевая и Повелецкая радиальная этой самой палкой, причем в час пик. Орудует как ландскнехт огромным двуручником. Причем бьет по самым больным местам. И никто бабушке этой слова не скажет. У меня друг из-за такой бабушки чуть в столб не врезался. Что сказала бабушка?

— Разъездились, буржуи проклятые, Сталин бы вас перестрелял!

— Слово в слово! Но при этом мы все равно любим стариков, уважаем стариков. Не все и не всегда. Но напоказ любим выставлять. Мы делаем масштабные дни Победы, тратим кучу денег на наружную рекламу. А можно было ветеранам лишний батон хорошей колбасы подарить. И шоу можно было тоже устроить. Просто, помните, как Юрий Деточкин говорил: «Воруют, много воруют!» Но все равно, я искренне уверен, что не нужно делать ни из живых людей, ни из мертвых идолов. Вашу проблему можно решить. Можно купить четырехкомнатную квартиру, где ваша мама в огромной отдельной комнате, с отдельным санузлом будет чувствовать себя не так одиноко и вам не будет мешать. Можно купить ей квартиру в одном подъезде с вами. Вы же располагаете такими средствами?

— Да, пожалуй. Я могу даже взять кредит у себя на фирме. Директор мне уже предлагал на покупку новой машины, но я сама купила, поездила на старом «Форде» и купила эту игрушку.

— Так вот, все можно решить. Все в этой жизни можно решить, если есть желание и деньги. Но, я думаю, две вещи в этой жизни поправить нельзя: нельзя заставить себя любить и нельзя воскресить мертвого. Только эти две вещи людям не под силу изменить. А вот сами люди не хотят меняться и что-либо менять в своей жизни. Даже если они терпят жуткий дискомфорт, они часто к нему привыкают. Говорят: потом, не сейчас, это хлопотно. И терпят неудобства, страдают, плачут, жалеют себя любимых, плачутся близким или вообще незнакомым людям. А вы измените себя, Галя! Просто измените свою жизнь! Все еще можно сделать! Поверьте.

— Вы правы, вы правы, Андрей. Андрей?

— Да!

Она дотронулась до моего плеча, и я даже почувствовал некоторое возбуждение.

— А давайте не будем здесь заниматься сексом!

— Давайте! — Я облегченно вздохнул, потому что заниматься сексом в темном переулке, в мало подходящей для этого машине мне не хотелось. К тому же обильную жертву магии я принес не далее как вчера ночью.

— Вам действительно двадцать один год? — спросила она.

— Ну да.

— Не верю.

— Я тоже не верю. Я вообще никому не верю, кроме себя. Любой может обмануть, подставить ногу, ударить в спину.

— Ваше поколение такое же потерянное, как и наше, 70-х.

— Вот уж нет! — Я возмутился. — Вы становились взрослыми под шум толпы у Белого Дома, под грохот танков по МКАДу, а мы всего лишь родились в другой стране и не хотим о ней ничего знать. Мы другие. Мы видели как вы, умные, талантливые, уходили в хиппи, спивались, садились на иглу или навсегда уезжали в Израиль или США. Мы видели все это, мы помним, мы знаем. Вы прошли по минному полю впереди нас и почти все подорвались, чтобы мы пошли вслед за вами.

— Но там еще остались мины, — ответила Галя. — Очень много мин, да и на той стороне колючая проволока, через которую надо лезть. А за ней штыки и пулеметы.

— Но нам туда. Нам именно туда. И поверь, Галя, мы пройдем этой дорогой. Не все, а только те, кто хочет жить, а не существовать, кто сыт по горло пьянками своих родителей, бывший почетных ученых, а ныне хронических алкоголиков, кто насмотрелся на своих братьев, часть которых сторчалась или вернулась сумасшедшими из Афгана и Чечни, а часть превратилась в куклы, разряженные в дорогие костюмы. И верь, мы пройдем этой дорогой добра и зла. Потому что дорогу осилит только идущий, а не стоящий на месте. Запомни, только идущий!

Меня так сильно взволновал мой собственный яростный монолог, что я, не помня себя, выскочил из машины, громко хлопнув дверью и, не оглядываясь, пошел к метро. Пройдя несколько шагов, я все-таки на мгновение остановился и прислушался. Галя не спешила заводить мотор. Она думала. А я шел, ничего не замечая перед собой. Люди, огни, редкие машины — все слилось в какой-то непонятный странный хоровод. Мне казалось, будто бы я иду по страшному заколдованному лесу, а меня уводят в сторону болотные огоньки, уводят, чтобы утопить в гибельной трясине. Но я шел вперед и через каких-нибудь десять минут вышел к метро Бауманская.

Когда я уже оказался на свой ветке и проезжал Автозаводскую, то почувствовал, как нервное возбуждение проходит. Сознание становится ясным и спокойным. В голову возвращаются привычные мысли о работе, неоконченных статьях, учебе, которой осталось еще год с небольшим. Я достал телефон и посмотрел на часы. Было только начало девятого. Что ж, можно еще и поработать. С этими мыслями я совершенно не заметил, как погрузился в дремоту, да так и проспал до своей станции, которая была конечной.

Глава 4. Виртуальный секс и его последствия

По дороге от метро я окончательно пришел в себя. Раздраженность после встречи с Галей ушла. Мой разум вновь был холоден и жаждал работы, а также новых развлечений. Короткий сон в метро дал голове вожделенный отдых, и я чувствовал себя великолепно.

Огни домов и тускло светящиеся витрины магазинчиков около метро не казались мне уже болотными огнями, готовыми увести меня в трясину. Это был просто город. Но это был мой город, жесткий, дерзкий, в меру циничный, и мы с ним были в этом очень похожи.

Серые прохожие, спешащие домой с работы, казались мне частью декораций, которые развернул передо мной город. А я? Я чувствовал себя если не главным актером, то по крайней мере точно уж не статистом.

Галя была не права. Да, мы часто поддаемся иллюзиям, нам кажется, что мы хозяева жизни, пока эта самая жизнь в очередной раз не укажет нам наше место. Но в любом случае рабами мы делаем себя сами и незримо превращаемся из ярких личностей, с восторгом смотрящих на окружающий мир, в часть бездушной толпы.

Если кто-то в этом виноват, то в первую очередь мы сами. Я чувствовал себя песчинкой в этом огромном городе, песчинкой отнюдь не золотой, можно даже сказать, немногим внешне отличающейся от остальной массы бесцветных песчинок, слипшихся вместе. Песчинок, слипшихся вместе и готовых терпеть какие угодно унижения и муки от ближнего своего, но не желающих изменить свою жизнь и приходящих в ужас от мысли, что за свою свободу надо будет заплатить одиночеством.

Легко быть отшельником в пустыне, как тот же святой Антоний Египетский, мастерски изображенный в пьесе Флобера и на картине Дали. Но, мне кажется, тому же Антонию гораздо сложнее было бы выдержать отшельничество в обычной малогабаритной квартире, где демоны говорят голосами радио и телевизора, искушают с рекламных плакатов и лезут в душу через оптоволоконный кабель.

Так что Галя была не права. Если она хочет считать себя частью толпы, то пусть считает. Я был практически уверен в том, что переступить через себя, через привычки, которые являются несомненным злом нашего мира, ей будет сложно. И даже если человек обладает возможностью изменить мир вокруг себя к лучшему, то он редко делает это, потому что привычки, гнусные привычки и парадоксальные привязанности даже к тому, что создает душевный и физически дискомфорт, тянет человека вниз, и он незаметно становится частью толпы.

Это были практически те же мысли, что я высказал не более двух часов назад Гале, но при этом в моей душе теперь царили удивительный покой и ясность. Я отчетливо осознавал, что неизбежности не существует, что все кроме смерти и тяжелой болезни можно поправить. Все? Я вдруг остановился. «Все!» — сказал я вслух. Значит, когда-нибудь я смогу вернуть любовь, если, конечно, сам этого захочу. При этой мысли что-то едва ощутимое шевельнулось во мне, и я почувствовал легкий укол в сердце, будто его коснулась микроскопическая иголка.

Придя домой, я поужинал и, выпив крепкого чаю, сел за компьютер. Я чувствовал в себе силы поработать еще два-три часа и даже начал писать очередную статью, как вдруг вспомнил про заманчивое предложение заняться виртуальным сексом. Я открыл письмо, скопировал оттуда номер и вставил в поисковую систему аськи. Значок в виде цветочка был окрашен зеленым. Хозяйка номера была в сети. Предвкушая новый вид виртуального развлечения, я начал разговор.

Пока мы вместе с Соло рассуждали о возрасте мой собеседницы, она уже написала целых три довольно больших сообщения, в которых уже успела поцеловать незнакомца везде, куда смогла дотянуться губами. Причем описала она это настолько подробно и со знанием дела, что у меня пропали всякие сомнения по поводу того, что это школьница. А неграмотных в сети развелось слишком много. Тем более она волнуется и поэтому не следит за ошибками.

Черт возьми! Мне это начинало нравиться. Я даже забыл о статье и с нетерпением ждал, пока девушка напишет мне очередной ответ. При этом я, к своему удивлению, почувствовал возбуждение, причем довольно сильное. А тем временем незнакомка продолжала воплощать свои сексуальные фантазии.

А ведь и вправду я возбудился! Да, ничего не скажешь, хорошее развлечение нашел я себе на ночь глядя! Сижу и дурью маюсь, вместо того чтобы писать очередную статью. Пробегаю глазами по строчкам, написанным человеком, которого я даже ни разу в жизни не видел. Я читаю о том, как она ласкает мой член, который, кстати сказать, и вправду «становится твердым». Но все-таки какая-то прелесть в этом была. Я имел лишь примерное представление о том, как выглядит моя собеседница, поэтому был волен представлять себе все, что сам пожелаю. А хотелось мне очень многого. Худенькая, стройненькая девушка с длинными светлыми волосами и маленькой упругой грудью?

Однажды у меня была такая. Совсем молоденькая первокурсница, которая при сильном возбуждении начинала нервно хихикать. Она любила быть сверху, только сверху и больше никак. И у нее все время были стертые в кровь лодыжки, но нам обоим было плевать. Мы встречались с ней целый месяц, при этом почти не разговаривали, а только занимались любовью, долго, до полного изнеможения, а затем молча курили на кухне, и она всегда пила слабый кофе с молоком и все время жаловалась на то, что очень боится первой сессии.

Боже, зачем мне это нужно? Я ж не малолетний онанист, чтобы страдать такой ерундой! Но я честно признался самому себе: мне это нравится и нравится только по одной причине — я этого еще не испытывал. А, по моему глубокому убеждению, в жизни надо попробовать все или почти все, за исключением наркотиков и однополой любви.

И тут понеслось. У девочки, видимо, совсем сорвало крышу, потому что дальше она начала писать такое, что даже я начал испытывать легкое смущение. Фантазия у нее была богатая, и она описала все свои желания, вдаваясь в самые мельчайшие подробности, а я, как мог, поддерживал эту игру. Как мог, потому что спустя полчаса таких разговоров по аське гормоны ударили мне в голову с такой силой, что я с трудом мог усидеть на месте. При этом заниматься самоудовлетворением мне не особо хотелось. Все равно это не засчитывалось как жертва магии.

Разговор с Соло не помог. Гормоны водили в моей голове бешеный хоровод. Я чувствовал, что вполне могу пережить этой ночью ломку. Снотворного у меня дома сроду не водилось. Так что я даже не знал, что мне делать. Стоп! Я схватил трубку радиотелефона, лежавшего на диване.

— Свет! Ты спишь?

— Нет. Заказ срочный. Все доделала. Пойду спать, устала я что-то. У тебя что-то стряслось?

Я как можно короче пересказал ей глупую историю с виртуальным сексом.

— Ломка?

— Пока нет. Но думаю, что будет.

— Дойти сможешь ко мне?

— Может, сама придешь?

— Ладно, сейчас. Только с тебя ужин. Я тут так засиделась, что кофе нормально попить некогда, не то что поесть. Целый день на бутербродах.

— Хоть будет чем заняться до твоего прихода.

— Я о том же. Давай, я быстро.

Я знал, что Свете идти до меня около пяти минут. Однако в тот вечер эти злополучные пять минут превратились для меня в вечность. Я разогрел ужин, заварил свежий чай, но Света все не шла. И мне казалось, что в этот момент я понял, что значит лезть на стенку. Меня даже несколько раз посетила предательская мысль о самоудовлетворении. Но я знал, я прекрасно знал, чем это грозит. Я кончу, а через полчаса мне захочется еще сильнее. Уж лучше было дожидаться скорую сексуальную помощь со Светой в роли дежурного врача.

Звонок в дверь прозвучал для меня как крик петуха для окруженного ночными чудовищами человека. Я побежал открывать дверь и прямо с порога обнял Свету, чуть ли не силой втащил ее в коридор квартиры, трясущимися руками закрыл дверь и судорожно начал стаскивать с нее одежду.

— Ну, что ж ты нетерпеливый такой! — шептала Света. — Сейчас милый, сейчас. Сейчас все будет. Потерпи. Тебе сейчас будет очень хорошо. Ну и мне тоже будет хорошо. Ой! Что ты делаешь…

Договорить Света не успела. Потому что до кровати я бы точно не дотерпел. Я взял ее прямо в коридоре на полу, за три шага от входной двери, которую, к счастью, успел закрыть.

— Что ты делаешь, глупый! Трудно до кровати дойти?

— Я… Я совсем не могу… — прошептал я, легонько кусая ее в шею и спускаясь все ниже и ниже.

— Так тоже ничего. Даже необычно. Любя, прям с порога. — Светино ехидство было неистребимо.

Через двадцать минут я полностью опустошенный сидел на полу. Голова соображала ясно, гормональный дурман улетучился, и я лишь тяжело дышал. Света поднялась с пола, присела рядом со мной и поцеловала меня в плечо.

— Полегче? — спросил она.

— Да! Пусть будет проклята эта магия!

— Пусть, — согласилась Света. — Я знаю, что это такое. Если бы я не знала, что ты чувствуешь, то не побежала бы к тебе со всех ног.

— А ты чем платишь? Знаешь, мы столько лет вместе, но я так и не знаю, чем ты платишь…

— Тебе действительно важно это знать? — Она приподняла мой подбородок и пристально посмотрела на меня своими янтарными глазами пантеры.

— Если это больно… — начал я.

— Больно! Очень больно! Даже не представляешь, насколько больно, но я скажу тебе, потому что еще никому не говорила, кроме своего отражения. Я скажу тебе. Ты же знаешь, я не терплю долгов, то есть вообще, совсем не терплю. Даже десяти рублей. Я заплатила за все сразу, за всю свою жизнь. Заплатила тем, что у меня никогда не будет детей, — сказала она, продолжая смотреть мне в глаза.

Я не выдержал ее взгляда и отвернулся.

— Ты меня покормишь? — попросила она. — Поухаживай за мной сегодня, мне просто нужно, чтобы хоть сегодня кто-то обо мне позаботился. Ладно? — Она поцеловала меня в щеку и начала собирать с пола разбросанную в беспорядке ее и мою одежду.

Мы решили ужинать при свечах. Не потому что не хватало романтического настроя. Вовсе нет. Мы оба были молоды, привлекательны и безумно сексуальны. И я знал, что через час, а может быть, даже и меньше, я снова захочу Свету. Нет, просто когда смотришь на открытый огонь, то легче говорить о том, что тяготит. Огонь будто бы сжигает все дурные мысли. И тебе становится намного легче. Потрескивал фитиль, пахло расплавленным воском и болью.

— Глупая я была. Думала: все мне по плечу, все плохое минует. Залетела. При этом носилась по тусовкам как угорелая, бывало, что и выпивала, хотя нельзя было. Результат — выкидыш. Я очень хорошо помню этот весенний день. Солнце, птички поют. А я лежу в кровати, и мне удавиться хочется. И главное, как назло, никаких моих знакомых в городе нет. Все уехали. Не помню, фестиваль что ли какой-то был. Даже позвонить некому. Не родителям же на жизнь жаловаться, чтобы они мораль мне читали? А мне не мораль была нужна, мне нужно было, чтобы меня просто пожалели. Понимаешь, пожалели. Почему я способна на жалость? Вот уже на протяжении десяти лет любой человек из тусовки может позвонить мне среди ночи, и я его до утра буду уговаривать не пить пузырек снотворного, который он пить все равно не будет, потому что если бы хотел, то давно выпил. А я тогда лежала, и у меня все болело. Понимаешь, все! И душа, и тело. Мне жить не хотелось. И тогда я подумала: Светик! А какого хрена ты паришься? Зачем? Ты что, хочешь нарожать выводок сопливых уродов, которые, едва подрастут, будут посылать тебя на три буквы и водить домой кого попало? Ты хочешь мужа, который будет таскаться пьяным по клубам или просто глазеть свой футбол? Зачем тебе это? Живи для себя! Жизнь одна, и прожить ее надо так, чтобы не удавиться от зависти к другим, когда станешь старой и некрасивой, и никто не захочет тебя трахнуть! И тогда я сказала эти страшные слова. Негромко сказала, почти шепотом: «Пусть не будет детей, но дайте мне силы для того, чтобы я могла жить как хочу, наказывать кого хочу и миловать тех, кто мне нравится. Прямо очень важно мне продолжить род? Прям сверхзадача? Что, рожать больше некому? Я хочу жить для себя и для немногих избранных мною, а остальное мне побоку». Знаешь, и ничего не было: ни гласа с небес, ни грома и молний. Ничего. Абсолютно ничего. Только я поняла тогда: меня услышали! Магия? Бог? Дьявол? Не знаю. Может быть, все сразу и услышали. Только я не могу иметь детей, реально не могу. Я даже к врачам ходила, сказали: причина в мужиках, а не в тебе. Что ж, все десятки мужиков, с которыми я спала, не могут иметь детей? Такое у них гнилое семя, оскверненное гадкими мыслями, наркотой и алкоголем?

— Как раз хронические алкоголики и строчат обоймами, а нормальные родить не могут, по врачам бегают. Никогда не задумывалась, почему?

— Задумывалась.

— И что?

— А ничего. Мне все равно. Я свой выбор сделала. Жалею? Сейчас жалею. Обычно всегда потом жалеют, не сразу. Это еще хуже. Но какая, к черту, разница: будешь ты жалеть или нет? Я так думаю: если ты плачешь, если ты раздавлена, то значит оно победило. Значит, оно добилось все-таки своего!

— Кто?

— Зло.

— Ты веришь в добро и зло?

— А ты будто не веришь? — Света хитро прищурилась. — У тебя ж в книге сплошь добрые, честные и правильные против гадких, плохих и подлых. И хорошие побеждают.

— Побеждают, но с большими потерями. Часто с непереносимыми потерями.

— Но побеждают ведь?

— Да.

— Значит, это правильная книжка. Как Толкин, как Льюис. Это правильное фэнтези. Пусть популярнее будет другое, неформатное, нестандартное, с измененными полюсами сил. Но в сказке добро должно побеждать всегда. По-любому. Иначе это уже будет не сказка.

— Почему? — озадаченно спросил я.

— Потому что если в сказках не будет побеждать добро, то люди в это перестанут верить и зло начнет побеждать в жизни. Вот в чем дело.

— Надо об этом подумать. Ты иди кровать постели, я посуду помою и, если хочешь, принесу тебе теплый чай или кофе прямо в постель.

— Звучит заманчиво. Но лучше теплого молока.

— Как маленькой девочке?

— Да, — она рассмеялась, — как маленькой девочке. Только ты потом никому не говори. Хорошо? А то я всем расскажу, какой ты секс-маньяк, особенно самым страшным и озабоченным девицам из тех, кого я знаю.

— Боюсь, все и так в курсе. — Я невесело улыбнулся. — Вот все женщины мечтают о мужике, который бы занимался с ними сексом по три раза каждый день, а поживите со мной хотя бы пару месяцев, ведь волком завоете.

— Я б не смогла. Хотя… — Света мечтательно закатила глаза.

— Света! Иди стелить кровать!

— Иду, иду! — проворчала она. — Командир нашелся, мой лучше посуду.

Остаток вечера и половину ночи мы как обычно провели в бурном, безудержном, исступленном сексе. Такое положение вещей нравилось нам обоим. Она выдохлась первой и заснула. Я еще долго лежал, вглядываясь в полумрак комнаты.

Я снова думал о Свете. Ведь, по сути, это был мой идеал. Сильная, целеустремленная, умная, начитанная, очень красивая женщина. Ее возраст меня давно уже не смущал, впрочем, он меня никогда особо не смущал, как и то, что она не может иметь детей. Я знал, что она могла бы стать идеальной женой, идеальной хозяйкой в моем понимании. Мы бы вместе делали все по дому, очень редко бы спорили из-за тех глупых житейских пустяков, которые нередко в других семьях приводят к разводу.

В комнате бы стояло два компьютера, подключенных к сети. Мы бы работали, изредка перекидываясь ехидными замечаниями в адрес очередной глупости, которой как обычно на день или на два заболевало все русскоязычное сетевое сообщество. Нам было бы хорошо. Я даже уверен, что, когда она начнет стареть, а это рано или поздно все-таки случится, мне не будет слишком больно и тяжело. Да и она не будет страдать, если мне приспичит вдруг сходить налево. А возможно, мне просто не захочется от нее уходить, захочется быть рядом. Думая обо всем этом, я снова почувствовал крошечные уколы в сердце. Будто что-то похороненное в недрах моей души робко просилось наружу, а я не хотел его выпускать. Просто не хотел, и все тут.

Я знал, что таких женщин как Света не так уж и мало. И в большинстве случаев люди, не знакомые с ними достаточно близко, считают их шлюхами и стервами. Но это не так. Во всяком случае, со Светой это точно не соответствует истине. Просто все эти люди, видящие в подобных Свете стерв и шлюх, сами не прочь заняться с ними сексом, просто так, без лишних реверансов. Не прочь выпить, желательно не за свой счет. Вот и натыкаются они потом на каменную маску женщины, которая ждала любви, ждала ласки, а получило только тупой секс, помимо которого еще нужно всего ничего: только любовь и забота.

Любовь и забота. Это два простых слова. Два коротких, пронзительных слова, над которыми часто смеются и называют их сентиментальными. Но на самом деле в них заключен тайный, сокровенный смысл, и я почти уверен, что именно в форме этих слов сделана универсальная отмычка для любого женского сердца.

Глава 5. Кое-что о духах деревьев

Я проснулся около восьми и, протирая сонные глаза, начал искать трубку радиотелефона. Как ни странно, в такую рань звонил один из моих редакторов. Если редактор не пишет на электронную почту и не стучится в аську, а набирает твой домашний номер, то это не сулит ничего кроме авральной статьи. Звонивший решил не ходить вокруг да около, а спросил напрямик: смогу ли я за сегодняшний день взять интервью у модного нынче художника, чьи клипы крутят сейчас по MTV. Причем решение о том, браться за эту статью или нет, мне пришлось принимать сходу. Что ж, сделать авральный материал без потери качества для фрилэнсера — это дело чести, и я дал согласие. В награду я получил кучу благодарностей от редактора, заверение в вечной любви, а также номер мобильного телефона этого самого художника, что было более существенным для меня.

— Что там еще случилось? — сладко зевая, спросила Света. — И который сейчас час?

— Восемь пятнадцать, — ответил я, садясь за компьютер. — А звонил редактор знакомый, хочет, чтобы я интервью с одним художником сделал за сегодня.

— Согласился?

— Да.

— Ни секунды не сомневалась в тебе.

Света сладко потянулась всем телом, при этом здорово напомнив мне Багиру из мультфильма о Маугли, подошла ко мне и, обвив мою шею, сообщила, что раз у меня такой аврал, то она сама приготовит завтрак.

Художники — народ очень странный. Наверное, даже более странный, чем те же музыканты. Впрочем, по моему сугубо личному мнению, человек от культуры и должен быть не от мира сего. В своем творчестве он как бы показывает все безумие и абсурдность этого мира, который, несмотря на свои строгие законы, иногда кажется мне огромным сумасшедшим домом, где нормальные люди как раз и сидят себе тихо в дурке, а метро и офисы полны реальными сумасшедшими. Если вы мне не верите, то загляните как-нибудь на досуге в любой интернет-форум или чат, и вы увидите настоящий театр абсурда. Причем абсурда в высшем его проявлении.

Художнику я звонить пока не стал. Если я ненароком его разбужу, то ни о каком интервью и речи быть не может. Поэтому пока я залез в сеть, набрал в поисковике «Максим Иванов» и с жадностью стал впитывать всю имеющуюся в и-нете информацию.

Ссылок оказалось довольно много. Оказывается, неделю назад крупный медиа- издатель выпустил игру с оригинальной графикой этого художника. Что ж, это неплохой информационный повод, тем более что этот самый издатель задолжал художнику кучу денег.

Все-таки интернет для журналиста — великая вещь. Поэтому коллега, делающий круглые глаза, когда я у него спрашиваю номер ICQ, не вызывает у меня уважения. Журналист должен быть если не примером для подражания в глазах своих читателей, то, по крайней мере, обладать более обширными знаниями, чем его читатель. Иначе его статьи будет просто скучно читать.

Полностью погруженный в эти мысли, я сел завтракать. Я сидел в полной прострации и ковырялся ложкой в кукурузных хлопьях, залитых молоком. Света же с завидным аппетитом уплетала жареные сосиски, запивая их крепким кофе без сахара.

— Что хоть за художник? — спросила она после некоторого молчания.

— Максим Иванов. Очень интересный дядька. Работал в каком-то «почтовом ящике», потом подался в художники.

— А! Иванова-то я знаю, по-моему, у него совсем крейзовая графика. Дали нервно курит в сторонке вместе с Босхом.

— Это точно. Мне иногда в таком стиле сны снятся, когда я гриппую. Но ведь это его мир. Вернее, мир-то один, просто он так его видит.

— Да уж, — вздохнула она.

— Правда, из всех модных нынче мультипликаторов только Куваев стал всенародно любимым, — мне вдруг захотелось развить тему анимации.

— Я думаю, что это произошло не благодаря тому, что его графику поняли и оценили. Тут все дело в его персонажах.

— Ну да, все дело в Масяне. Собирательный образ поколения NEXT как-никак.

— Не скажу, что прям такой собирательный. Таких девчонок как Масяня достаточно много, но не большинство.

— Однако многие ассоциируют себя именно с ней.

— Это нормально, — отвечаю я. — Ведь как бы ни был крут герой фильма или пусть даже мультика, любой человек считает, что он ничем не хуже его. А если бы на него вдруг свалилась сила недюжая, нашлись бы родственники в других измерениях или зачатки древней магии исчезнувшего народа, то он не совершал бы тех глупых ошибок, который понаделал в книге или фильме герой.

— Конечно, он бы понаделал других. Но Масяня по сути достаточно заурядная девица, которая только пытается думать, но у нее не особо это получается.

— Согласен. Но феномен популярности Масяни и в том, что мультик про наши реалии.

— Да, Масяня все-таки лучше, чем «Симпсоны», «Саус Парк» и тем более «Футурама», которые вызывают смех скорее не над опусами персонажей, а над тупостью самого проекта.

— Однако люди смотрят, смеются над тупостью Симсонов и думают, что они-то уж точно умнее их. При этом на вопрос о том, кто такой Гомер, среднестатистический американец говорит, что это Гомер Симпсон, персонаж мультика, и тут стоит снять шляпу перед нашей комплексной системой школьного образования.

— При этом моя мама сказала, что в тесте на общее развитие один ребенок в школе написал, что Рафаэль — это ниндзя-чепашка.

— Правильно. У нас один написал, а в США весь класс. Американская мечта трех «Д»: дом, деньги, дети — это правильно, но при этом не стоит совсем уж впадать в идиотизм. Мне вообще кажется, что американцы — это не другая нация, а другая раса, которая каким-то образом вот уже полтысячелетия живет бок о бок с обычными людьми.

— Ты можешь на меня обижаться, но мне нравятся Штаты. Я не фанат американского образа жизни, но при этом считаю, что в страну, где законы реально работают, какими бы они ни были чудовищными с нашей стороны, надо уважать. Мак-Дональдс, как бы его ни ругали, — единственное место для людей небольшого достатка, где можно очень быстро, а главное очень недорого перекусить между беготней по городу. При этом люди ругают Мак-Дональдс и сами назначают там встречи и свидания, потому что знают, что там безопасно, спокойно и тебя с высокой долей вероятности не обхамят. Но для меня Америка — это Марк Твен, Эдгар По, Роджер Желязны, Клиффорд Саймак, Роберт Шекли и Рей Брэдбери, а не Мадонна и не, боже упаси, Гомер Симпсон. Страна, в которой патриотизм впитывается вместе с молоком матери, а люди плачут, глядя, как подымают флаг их родной страны, заслуживает уважения априори, и можешь меня считать злостным америкосом.

— Знаешь, не буду. Ты же говоришь о положительных тенденциях и, надеюсь, не считаешь, что в стране, в которой мужчину, подарившему женщине цветы, могут привлечь за сексуальное домогательство, справедливые законы.

— Нет, конечно. Не бывает, чтобы все было хорошо. Да, США создало культуру потребления. Но при этом среднестатистический американец гораздо счастливее среднестатистического русского.

— Чтобы это понять, надо там пожить. Причем не как гость или эмигрант-нелегал, а как полноценный гражданин, только тогда ты поймешь, прав ли ты был, рассуждая об американской мечте за завтраком, или нет.

— Согласен. Опять согласен. Ладно, мне надо еще кое-что почитать про этого художника, чтобы быть во всеоружии, а потом я ему буду звонить, и пусть мне повезет.

— Пусть. Ладно, я даже готова помыть посуду.

— Света!

— Что? — невинным тоном спросила она.

— Сначала ты готовишь завтрак, затем моешь посуду, потом варишь мне борщ и…

— Даже не надейся! — усмехнулась она. — Тем более у меня куча дел. Я из-за своего вчерашнего аврала текучку запустила. Вот помою посуду и пойду опять вкалывать.

Света ушла минут через двадцать, а я, прочитав все, что только можно было найти в сети по интересующей меня теме, все-таки решил позвонить. Половина одиннадцатого не бог весть какая рань.

Трубку взяли почти сразу. При этом я отчетливо услышал шум воды. Вероятно, ответивший находился либо на кухне, либо в ванне.

— Извините, что так рано звоню, — начал я.

— Все нормально. После десяти часов утра я, как правило, вменяем.

— Меня зовут Андрей. Я журналист. Меня попросили сделать интервью с вами на тему игры, которая вышла неделю назад.

— Прекрасно, — отвечают на другом конце. — Можем вечерком пересечься, поужинать и все обсудить.

— Понимаете, в чем дело, мне этот материал нужен срочно. Мне очень неудобно вас напрягать, но мне его надо сдать к вечеру.

— Понимаю. Ладно, тогда встретимся на Китай-Городе через час, в центре зала. Я все равно собирался в город.

— Боюсь, за час я не успею туда добраться. Давайте через час двадцать. Как я вас узнаю?

— Узнаете, это я вам гарантирую. До встречи. — После этих слов художник повесил трубку.

Что ж, пока все складывалось неплохо. Трудно поверить, в каких условиях иногда приходится брать интервью. На вокзале, за двадцать минут до отправления поезда, в машине, которая едет в дальнее Подмосковье и из которого мне надо будет выбираться, делая три пересадки на электричках. У меня было всякое, и я уверен, что самые необычные интервью еще впереди. А пока же мне надо было как можно быстрее собраться и бежать на встречу.

Художник оказался прав, в общей толпе ожидающих встречи на Китай-городе я его узнал сразу. Он был одет в плащ, который был в моде лет так 150 назад и в черный цилиндр. Хитрые, вечно смеющиеся глаза, аккуратно подстриженная бородка. Он походил чем-то не то на фокусника, не то на волшебника из литературных сказок XIX века. Для пущей правдоподобности ему не хватало только трости.

— Не страшно так ходить по городу? — спросил я.

— Да нет, наоборот мне приятно, что на меня все глазеют.

— Но ведь большинство, наверное, считает вас сумасшедшим.

— Пускай. Смотри, вот девушка прошла и улыбнулась. Неважно, считает она меня сумасшедшим или нет, главное, что она улыбнулась, отвлеклась от своих проблем.

— То есть вы так одеваетесь, чтобы веселить людей?

— Ничего подобного. Я так одеваюсь, потому что мне нравится плащ и цилиндр. Я не юрист и не менеджер, и меня никто не будет ругать, если я приду в таком виде к себе на студию. Для моего работодателя главное, чтобы я хорошо рисовал.

— А вы считаете, что хорошо рисуете?

— Если бы я так не считал, то ни одной работы не выставил на публику. Я показываю другим людям только те работы, которые мне самому нравятся.

Так совершенно естественно началось мое интервью с модным художником Максимом Ивановым. Мы вышли на поверхность, при этом я поймал себя на мысли, что стараюсь идти чуть сзади него, чтобы люди не дай Бог подумали, что он мой приятель. Поймав себя на этой мысли, я ужасно рассердился на себя и, сделав некоторое волевое усилие, пошел рядом с художником.

К счастью, идти было недолго. Мы решили выпить чаю в «Китайском летчике Джао Да», неплохом музыкальном клубе, где по утрам пусто и можно посидеть в спокойной обстановке, покурить и выпить кофе или чаю.

Максим оказался на редкость контактным человеком. На вопросы он отвечал достаточно сжато и по существу. При этом я был уверен, что с просьбой дать интервью к нему обращаются не очень часто.

Современный журналист приходит на встречу с цифровым диктофоном, однако я по старинке все пишу в блокнот, при этом активно используя стенографические символы. Да, диктофон — это хорошо, и такую игрушку я могу себе позволить, но после разговора с одним старым редактором я зарекся брать его.

Я хорошо помню, одно из первых своих интервью, когда я наивно спросил редактора: «Что мне взять с собой?» На это старый редактор, с более чем сорокалетним стажем в журналистике, сказал: «Андрюш, запомни раз и навсегда, на интервью с диктофоном ходят только мажоры. Хочешь быть мажором? Нет. Тогда у тебя есть вечное орудие журналиста — ручка и блокнот. Диктофон же тебе нужен только в одном случае, если ты берешь интервью у представителя государственной структуры или особо скандальной личности. Но пойми, что если ты будешь дословно воспроизводить то, что тебе говорят, ты получишь текст с кучей речевых ошибок в стиле Черномырдина или даже хуже. А чтобы избежать недоразумений, ты должен давать текст на сверку, вот и все». Этот разговор сильно повлиял на мое дальнейшее восприятие интервью. К тому же не секрет, что, увидев камеру или диктофон, люди нередко начинают говорить совсем не то, что хотели на самом деле сказать.

— …А потом я все-таки ушел из этого НИИ, как почувствовал, что все это развалится. И точно ведь, развалилось через полгода, и всех на улицу выгнали. Физики пошли на рынок торговать, а кто и полы мыть. Мне повезло, я умел рисовать. Сначала для рекламных агентств работал, делал оригинальную графику. Но все равно это все скучно, когда четко по поставленной задаче работаешь. Согласен? — Художник испытующе посмотрел на меня.

— Да, мне самому интереснее темы находить, чем когда их дают. К тому же в официальном издании «Министерства легкой промышленности» я бы работать не стал, даже если бы там платили вдвое больше, чем я получаю сейчас.

— Вот и я о том же. Рисовал я своих чудиков, как я их называю — кому-то нравились, кому-то нет. Но все равно ведь они забавные?

— Не знаю. Честно?! Страшноватые они. Конечно, до Босха далеко, но… — Я интуитивно понял, что этот человек тоже очень неплохо чувствует фальшь и с ним надо быть откровенней. Не исключено, что он тоже маг. Слишком уж пронзительные у него глаза.

— Но ты ведь рассматривал мою графику перед встречей? Скажи мне честно, вызвал ли хоть один мой персонаж у тебя отвращение?

— Скорее удивление. Мне было интересно понять, почему человек видит мир таким: похожим на какие-то жуткие катакомбы, по которым ходят существа с несчастными лицами и жуткими телами.

— А это разве не наш мир? Ты посмотри, посмотри вокруг. Это и есть катакомбы с трубами, какими-то комнатами, которые не убирались десятилетиями, с бедными, несчастными, потерявшимися в этом лабиринте людьми, у которых добрые, но бесконечно грустные лица.

— Вы действительно видите мир таким?

— Да. Практически таким, какой я создал в анимации и графике. Да, со стороны может показаться, что это живопись наркомана. Но я не использую допинги, я просто так вижу мир. Это мое право! В конце концов я имею право так его видеть! — Художник начал волноваться.

— Я это понимаю, и, судя по нарастающей популярности, это понимают и поклонники вашего творчества.

— Да мне в принципе все равно, понимают они там про мир или нет. Нравится, вызывает интерес, улыбку — и хорошо. И замечательно.

Мы проговорили с Максимом еще где-то с полчаса. Мне удалось разговорить его на все интересующие меня темы.

— Андрей, вы мне тогда пришлете уже готовый текст, чтобы я посмотрел.

— Конечно, — отвечаю я, при этом зная, что текст я ему показать просто не успею.

Максим ушел, а я остался сидеть в «Китайском летчике» и заказал себе еще чаю. Состояние у меня было не из лучших. Одно дело врать человеку, который мне лично неприятен, совсем другое — доброму открытому чудаку. Да, я не напишу ничего сверх того, что он мне сказал, не подтасую факты в нужном мне ключе. Я все сделаю в лучшем виде, и при этом сам художник получит неплохой PR в престижном компьютерном издании, которое читает как раз его целевая аудитория.

НО! Есть одно маленькое но: я не выполню данное этому человеку обещание, и в следующий раз он крепко задумается, стоит ли вообще давать интервью. Конечно, ему можно было бы все объяснить про аврал. Но я слишком хорошо знал, что он мне ответит. Он клятвенно пообещает прочесть статью за сегодняшний день, но не сделает этого. Поэтому я просто обманул его, и большинство моих коллег, весьма вероятно, точно так же поступили бы на моем месте.

Стоит найти оправдание гадкому поступку, как совесть на удивление легко успокаивается. Когда ты шепчешь ей на ухо: плохие они, а не я. Не врать себе — это серьезный шаг, шаг болезненный и шаг очень опасный для рассудка. Но я честно сказал себе: ты обманул хорошего человека ради того, чтобы вовремя сдать материал. При этом даже не попытался каким-либо способом все-таки дать ему на вычитку материал. А сделал это ты, потому что знал, что этот человек не подаст на тебя в суд. Правда горька, правда отвратительна на вкус, но это правда и этим все сказано.

Из этих невеселых мыслей меня вырвал звонок мобильника. Звонила та самая Ира, из-за которой я вчера, если бы не Света, пережил бы очень невеселую ночь.

— Это Ира. Ты мне свой номер оставил. Мы с тобой в аське вчера общались.

— Сексом виртуальным занимались. Давай уж вещи своими именами называть. — Ире не повезло, она выбрала не самое лучшее время для звонка.

— Ну да, — после небольшой паузы ответила она. — Ты не хочешь со мной встретиться?

Я посмотрел на часы — тринадцать двадцать. Да, ситуация та еще. Надо статью успеть закончить, да и девочку эту очень хотелось увидеть. Я прекрасно помнил пословицу о двух зайцах. Но трактовал ее я по-своему. За зайцами не стоит гнаться. Надо просто вскинуть ружье, пристрелить обоих, а потом пойти и без особой спешки собрать тушки.

— Вечером сможешь? — спрашиваю я и почему-то сразу понимаю, что вечером не получится.

— Нет, давай, может быть, где-нибудь часиков в пять.

Так я и знал! Что ж, не впервой, прорвемся. В пять так в пять.

— Давай тогда на «Охотном ряду» в центре зала в пять десять.

— Хорошо. Как я тебя узнаю?

Я достаточно подробно и обстоятельно объяснил ей, как я выгляжу и стребовал то же самое с нее. На этом мы и попрощались. Что ж, на случай полевых работ у меня всегда был припасен запасной вариант. Сейчас можно вписаться в какое-нибудь и-нет-кафе или сделать еще проще: поехать на родной журфак, завалиться в компьютерный зал, благо там есть знакомые, и не торопясь сделать материал. Кстати, оттуда можно его и отправить. Статья требуется небольшая, максимум на половину стандартной газетной полосы. Для меня это работа на час с небольшим.

Заходя на родной факультет, я с тоской подумал о том, что постепенно докатился до хронических прогулов. Но то, что простительно четверокурснику, не простительно первокурснику. К тому же на меня теперь работает моя зачетка и репутация. Прорвемся. Так или иначе, но ключевые предметы, которые ведут наиболее ревнивые к посещаемости преподаватели, я все-таки старался тогда посещать.

С рабочим местом, обеспеченным выходом в сеть проблем не возникло. Я очень не люблю работать на чужих компьютерах, тем более я ненавижу 2000-й Word, но Париж в данном случае стоил мессы. Я постарался отключиться от посторонних звуков и сел за работу. Приблизительно через час все было готово. С учетом аврала, я все-таки отзвонил редактору и убедился, что материал получен. На часах было около четырех часов. И до встречи с Ирой меня отделял всего лишь час, который надо было чем-то занять.

Я не сторонник попусту терять время. Поэтому я зашел в столовку, быстренько перекусил и отправился на свежий воздух, пользуясь моментом хоть чуть-чуть побыть на улице и в полной мере ощутить середину апреля.

Погода стояла чудесная, и я шел в сторону Лубянки походкой человека, который до завтрашнего дня совершенно свободен. Если разобраться, то я действительно свободный человек. Я сам решаю, когда мне работать, а когда отдыхать. Я умею управлять своим временем и силами. Тогда я еще подумал о том, что мне осталось совсем немного учиться и дальше у меня появится еще больше свободного времени, которое я смогу потратить на работу, а может быть, просто смогу позволить себе пройтись по весенней или осенней Москве, поглазеть на прохожих, или сесть где-нибудь в тихом скверике, достать книжку и закурить сигарету. Что может быть лучше этого?

Конечно, Москва — это Вавилон, Новый Вавилон и никакой не Третий Рим. Я ненавижу пивные ларьки у метро и запах еды, зажаренной на прогорклом масле. Но я люблю Лубянку, Китай Город, Тверскую, Новый Арбат и Таганку. Я люблю их даже не потому, что это мой город, я просто их люблю и для этого не нужно никаких объяснений и оправданий. Иногда бывает, когда ты любишь и хочешь, чтобы объект любви стал еще лучше, но нельзя любить старые районы Москвы и при этом люто ненавидеть грязь оптовых рынков. Если любить город, то надо любить его полностью. Москва… Она ведь тоже женщина, а в любой женщине есть свои достоинства и недостатки. И достоинств больше, намного больше. Хотя, если мне когда-нибудь придется выбирать, то прекрасную и гордую Москву я сменю на тихую и покладистую бюргершу, мирно живущую уже далеко не первое столетие где-нибудь в Германии или Австрии. При этом никто мне не запретит бегать от нее к гордой красавице-Москве. Вот только захочет ли она меня снова принять?

Погруженный в эти мысли, я дошел до Лубянки. В который раз я печально посмотрел на пустующее место, где когда-то возвышался символ могущества КГБ. У нас любят памятники, любят их ставить и любят их ломать. Народная игра такая. Почему-то пол-Европы заставлено памятниками правителям-палачам, а у нас убрали памятник Железному Феликсу.

Да, символ террора и геноцида собственного народа. Символ ГУЛАГа и более чем полувекового страха. Но это всего лишь зримый символ. Тем более Феликс Дзержинский, который стрелял мародерствующих бандитов и пытался собрать послевоенных сирот в детские дома, тут совсем ни при чем. Да, расстреливал, да, убивал. Он был частью той власти, частью той системы, которая пыталась выбраться из нищеты и голода. Мы можем что угодно говорить о терроре, но фашистов победили благодаря тому, что у власти стояли сильные люди, у которых руки были по локоть в крови невинных. Меньшее зло? Может быть. Хотя зло не бывает большим или меньшим. Есть зло и есть добро. А кроме них только людское равнодушие. И клумба с цветами, словно кровоточащая лунка в десне, где совсем недавно был красивый зуб. Не нравится Феликс? Поставьте кого-нибудь другого. Ведь это часть городской архитектуры прежде всего, а потом уже символ власти ушедшего в небытие тоталитарного режима.

Я достал мобильник. Было уже почти пять. Возвращаться до «Охотного ряда» было поздно, гораздо легче доехать остановку на метро. Что я и сделал.

Я узнал ее сразу. Да и выбор был невелик. В центре зала кого-то дожидался только усатый тип с бегающими глазками и густыми черными усами да женщина довольно крупной комплекции, держащая в руках внушительных размеров папку, скорее всего с квартальным бухгалтерским балансом. И еще в самом уголке стояла девушка. Совсем молоденькая и очень худенькая. Из-под коротенькой клетчатой юбочки выглядывали тоненькие, но очень стройные ножки. У нее были длинные светлые волосы. Она чем-то напоминала юную нимфу, которая, робко оглядываясь, выбралась из ручья, чтобы погреться на весеннем солнышке. Я стал медленно приближаться к ней, и в голове у меня пронеслась совершенно глупая мысль: главное не спугнуть, нимфы ведь такие пугливые.

У нее были огромные, как у персонажей японских мультиков, глаза, и еще она редко улыбалась. При этом ее голос мне показался каким-то уж совсем не соответствующим такой кукольной внешности: низкий и чуть хрипловатый. Если бы она не сказала мне, что ей восемнадцать лет, то я запросто мог бы принять ее за ученицу одиннадцатого класса или даже десятого. Но все-таки в ее чертах лица было нечто говорящее о том, что она уже взрослая девочка и голых мужчин видела не только на обложках журналов.

— Куда пойдем? — спросил я. — Хочешь, пойдем кофе попьем или, может быть, пообедаем где-нибудь?

— Поедем сразу к тебе, если ты не против, — с детской прямотой предложила она. — У меня не так много времени. Мне домой надо к десяти.

— Мама будет ругаться? — неудачно пошутил я.

— Будет, — потупив глазки, сказала она.

Это детская прямота буквально выбила меня из колеи. Да, я встречался с первокурсницами, и нередко это имело самые плачевные последствия: от молчания в трубку до истерик, устроенных мне прямо в стенах родной Alma Mater. Но тут было что-то другое, какое-то странное, удивительно странное спокойствие, будто бы для нее это обычно. Да, она не выглядела так, будто регулярно меняла мужиков. Такой вот ангелочек с худыми коленками и большими глазами. Нет! Это была скорее прямота и естественность нимфы, для которой соблазнить проходящего мимо смертного путника было почти то же самое, что искупаться в холодном ручье перед рассветом.

— Ты где живешь? — спросила она, когда мы уже сели в поезд.

— На Домодедовской.

Девушка нахмурила тоненькие бровки и смешно сморщила носик.

— Это после Орехово? — спросила она.

— Да.

— Ты где учишься? — спросил я ее.

— «Геодезии и картографии», — тут же ответила она.

— Хм… Я думал: в Мариса Тереза или МГИМО.

— Почему?

— Потому что чем престижней ВУЗ, тем красивей там девушки. Не знаю даже, как это объяснить. Я встречался с девушками, которые учились в разных ВУЗах.

— У тебя было много девушек?

— Не очень, — я пожал плечами.

— Сколько? — спросила она, глядя мне прямо в глаза и улыбаясь.

— Думаешь, я считал? Записывал их имена в блокнотик и рядом ставил дату знакомства?

— А почему бы и нет? — Она пожала плечами.

— Действительно, почему бы и нет?! — Я усмехнулся.

— Чему ты смеешься? — спросила она, снова нахмурившись. — Я что-то смешное сказала?

— Я просто представил тетрадь и как я в нее записываю — Иванова Маша, встретился 20.09.00, переспал 21.09.00, 26.09.00, 29.09.00.

— Послал куда подальше 29.09.00, - поддержала тему Ира.

— Может быть и так! — Я пожал плечами.

Она рассмеялась, и я погладил ее по щеке, а затем, ничуть не церемонясь, прижал к себе. При этом я испытывал некоторую гордость. Ведь добрая половина мужчин в вагоне практически в открытую глазела на Иру и втайне завидовала мне. Хотя завидовать, откровенно говоря, тут было абсолютно нечему.

— Тебе часто бывает одиноко? — спросила она, прижимаясь ко мне.

— Одиноко? — переспросил я. — А что для тебя значит «одиноко»?

— Одиноко — это когда вокруг куча народу, а тебе кажется, что вокруг не живые люди, а манекены. С тобой такое было когда-нибудь?

— Ириш, это чувство преследует меня с раннего детства.

— И как ты с этим борешься? — спросила она.

— Никак, — я пожал плечами. — Я просто принимаю это как данность. Скажи, а ты чувствуешь, когда люди лгут тебе?

— Да! Откуда ты знаешь?

— Знаю. Нас тянет друг к другу. Таких вот, как мы с тобой, как некоторые мои знакомые.

Нимфа, дриада, эльф. Может, они так и выглядели в древние времена? Они уводили путников танцевать на полых холмах, и смертные там погибали. Нет, она не дриада и не нимфа, она просто обычный маг. Поэтому и такая странная. Мы все странные, странность — это наше кредо, с которым мы носимся как с писаной торбой. Нянчим свои уникальность и необычность, а надо просто жить.

— Таких, как мы с тобой… — Девочка задумчиво покусывала нижнюю губку. — Сумасшедших, да? Мы сумасшедшие?

— Нет, мы не сумасшедшие.

— А кто мы? Кто я?

— Ты девочка Ира, очень красивая девочка Ира. Вот и все.

— Но тогда, если я не сумасшедшая, то почему меня родители к психиатру водили?

— В связи с чем?

— А я как-то встала ночью, оделась и ушла на всю ночь гулять. Пришла под утро и спать легла.

— И тебя после этого потащили к психиатру?

— Да. Мама сказал, что я лунатик. А мне просто вот захотелось на звезды посмотреть. Вот и все. Это плохо, да?

— Что плохо?

— То, что я ночью ушла одна гулять.

— Это нормально. Для тебя это нормально.

— Спасибо. — Она обвила мне шею.

— За что?

— Просто спасибо и все.

У нее были очень нежные губы, я целовал ее очень осторожно, будто бы прикасался к цветку, а не к человеку. Дриада, нимфа… Дитя богов.

— И что тебе сказал врач? — спросил ее, с трудом заставив себя оторваться от ее губ.

— Он спросил, что мне снится.

— И что тебе снится?

— Все время один и тот же сон. Ночь. Луна ярко светит, и я по лесу бегу от кого-то и никак оторваться не могу. И это люди, много людей, и они хотят не просто меня изнасиловать, они убить меня хотят. Сжечь! Сжечь на костре! — На мгновение мне показалось, что ее глаза засверкали.

— И они тебя схватили?

— Нет. Я дерево нашла. Какое-то особенное дерево. Я все пытаюсь вспомнить, какое именно: липа, или сосна, или осина. Не могу пока вспомнить. Я подбегаю к дереву, обнимаю его и сливаюсь с ним. И эти люди пробегают мимо. Они что-то кричат, ругаются, но они не видят меня. Я чувствую, что я стала с деревом одним целым, чувствую, как медленно растут ветки, как листья качаются на ветру.

— И что тебе на это врач сказал?

— Ничего. Он просто сказал то же, что и ты, что это для меня нормально. А еще он предупредил, что это надолго. Может быть, навсегда, и что я привыкну. Со временем привыкну.

— А родителям твоим что он сказал?

— Не знаю, они долго говорили. Еще у этого врача глаза были такие, как у тебя. И еще у одного парня, я с ним тоже по сети познакомилась и переспала потом. И у девушки одной, я в метро ее видела. Она книжку читала, такую старую и очень толстую. Я вот книжки не люблю. Я мультики люблю японские, они очень красивые.

— Этот врач до сих пор работает? — спросил я, лелея надежду получить координаты психиатра, который был одним из нас. У меня половина знакомых нуждалась в таком человеке.

— Нет. Он в Бельгию уехал, по контракту работать.

— Так и знал. — Я печально вздохнул. — А ты не боишься вот так по сети знакомиться, тебе не страшно, что твой сон наяву повторится?

— Нет, уже не страшно. После того как меня изнасиловали однажды, мне не страшно уже.

— Тебя изнасиловали?!

— Да. — Она пожала плечами и улыбнулась. — Не убили же, просто изнасиловали.

— Как это было?

— А я вот так познакомилась с парнем по сети, а потом он меня домой позвал. А там еще двое были и пьяные уже. Знаешь, я даже не сопротивлялась.

— Тебе потом, наверное, очень плохо было?

— Нет, я же говорю, я не сопротивлялась. А вот им плохо было. Когда я уже уходить собиралась. Один начал меня пугать, чтобы я никому не говорила. И вдруг я на него посмотрела, он за голову схватился, побежал на кухню, схватил нож и хотел себе в живот воткнуть. Его другой парень еле удержал. А третий сел в угол и плакать начал. Что с ними? Им стыдно стало? Да?

— Можно и так сказать. — Я улыбнулся. — И что, эта история ничему тебя не научила?

— Научила. Я стала сначала говорить долго по аське, прежде чем встречаться. Если парень ведется на круглую попку и сиськи большие, то мне неинтересно, а если он начинает, как ты, говорить оживающими картинками, тогда я думаю, что с ним стоит встретиться и, может быть, переспать.

— Ну а парня постоянного ты не хочешь завести? — спросил я.

— Ты хочешь быть моим парнем? — спросила она, глядя мне прямо в глаза.

— Нет, — ответил я и отвел взгляд.

— Вот и никто не хочет. Манекены хотят, ну, те, что просто как люди, а на самом деле неживые, просто едят, ходят, спят. Они хотят. Они просто трахаться со мной хотят постоянно. Одни такой был. Очень взрослый, на машине. Цветы мне дарил, а потом он просто однажды не приехал. Забыл, наверное, про меня или другую нашел.

— Может быть, он тоже за нож взялся или удавился? — усмехнулся я.

— Не знаю. — Она беспечно пожала плечами. — Нам скоро выходить?

— Через две остановки.

Она прижалась ко мне и уткнулась носом мне в свитер. Мне почему-то очень сильно захотелось плакать, но я быстро подавил в себе это чувство. Странная девочка, ничего не скажешь. А ты что, хотел с нормальной по сети познакомиться?

Мы шли ко мне домой от метро Домодедовская. Ира молчала и с любопытством смотрела по сторонам.

— Ты никогда не была в этом районе?

— Никогда. Здесь неплохо. Деревьев очень много. Вот в Марьино я была, там совсем плохо. Деревца все маленькие и чахлые.

— Здесь сады раньше были. Огромные яблоневые сады. Потом дома панельные начали ставить и сады вырубили. Это всего лишь остатки.

— Наверное, очень красиво, когда они цветут?

— Да, очень.

Она остановилась и опять прижалась ко мне, ища своими губами мои.

— Кто мы? Скажи, просто скажи КТО МЫ?

— Такие, как ты и я?

— Да!

— Мы маги. Мы калеки, которым дали костыли в виде необычной силы, чтобы мы могли ходить по миру манекенов, если говорить твоим языком. Тебя устраивает такой ответ?

— Маги — это как Гарри Поттер? — спросила она.

— Не совсем. Хотя, в принципе, похоже.

— Здорово. Я думала, что я просто ненормальная. Спасибо тебе.

— За что?

— Просто спасибо. Я тебя отблагодарю. Ты еще не знаешь, как я умею благодарить. А где еще можно найти таких, как ты и я?

— Да везде. Клубы всякие музыкальные, тусовки по определенным дням в центре города. Много где. Только нет смысла искать кого-то.

— Почему?

— Просто нет смысла. Единственный, кто может тебе помочь — это ты сама. Все, пришли почти.

— Это твой дом?

— Да.

— Хорошо. Хорошо, я не буду никого искать, я просто буду жить. Жить — это как дереву расти. Корни глубоко в землю, а ветки к солнцу.

— Ты хорошо училась в школе?

— Да.

— Насколько хорошо?

— Только пятерки. Учиться просто, только скучно.

— Почему скучно?

— Потому что мне кажется, что все, чему там учат, давно устарело: и физика, и математика. Ну, это все уже неправильно.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что мир скоро изменится. И манекены уйдут. Навсегда уйдут.

— Очень в этом сомневаюсь. Они очень живучие, эти твои манекены.

— Все равно мир изменится. И деревьев… здесь будет больше деревьев.

Пока мы заходили в подъезд и поднимались на пятый этаж, меня не покидала мысль о том, что я окончательно сошел с ума. Эта девушка, которая при общении по сети вела себя вполне адекватно, в жизни оказалась, мягко говоря, пришельцем с Марса. То, что у девочки были ярко выраженные магические способности, было так же ясно, как и то, что с психикой у нее тоже были явные проблемы. У меня в голове даже промелькнула мысль: а может, ну ее? Покормить, чаем напоить и домой отправить. От греха-то подальше. Ведь всегда можно сходить к Светке. А с этой дриадой или нимфой, или кто там она еще, лучше не связываться?

— Ты один здесь живешь? — спросила Ира, осматривая мое жилище.

— Да.

— А где твои родители?

— Они живут в другом месте.

— Ясно.

Мы пошли на кухню. Ира есть отказалась, и я просто напоил ее горячим чаем. До сих пор у меня в глазах стоит эта картина. Хрупкая, худенькая, даже не девушка, а девочка, держащая в руках дымящуюся кружку с чаем и смотрящая в окно на яблоневый сад. Он пила чай маленькими глотками, а кухня была погружена в звенящую тишину.

— А тебе… тебе что обычно снится? — спросила она, наконец отвернувшись от окна.

— Мне война снится. С 1998-го каждый день новое сражение. Я будто бы прохожу через всю историю войн, начиная с древнейших сражений.

— Война — это плохо, — немного подумав, сказала она и вздохнула. — Когда война — много деревьев обычно рубят.

— Помимо деревьев рубят еще и человеческие головы.

— Голов не жалко, — чуть заметно улыбнувшись, возразила Ира. — Люди сами виноваты, а деревья нет. Деревья мне больше жалко. Пойдем, Южный Ветер. Пойдем, у меня не так мало времени.

Честно признаюсь — я не очень люблю, когда девушка сама, напрямую предлагает заняться сексом. Я всегда считал и буду считать, что приоритет должен оставаться за мужчиной по праву сильного. К тому же, я начал немного побаиваться эту девицу, со странным взглядом и не менее странными для молоденькой девушки суждениями.

— Ира, а может, не надо? — мои слова прозвучали как-то неуверенно, ведь, что греха таить, девушка мне безумно нравилась. А ее странность еще больше распаляла мое воображение.

— Ты стоишь и мысленно раздеваешь меня, и при этом говоришь: не надо?!

Я подошел к ней, обнял ее за узкую талию и прикоснулся кончиком языка к шее. Ее рука заскользила по моей груди, спускаясь все ниже и ниже, а затем резко остановилась, так и не добравшись до паха.

— Пойдем в комнату! — предложила она, и я согласно кивнул.

До моей комнаты мы шли очень медленно. Через каждый три шага мы останавливались, бережно прикасаясь друг другу. Наконец мы добрались до моей комнаты. И тут нежность и робость девушки куда-то пропали. Движения ее стали резкими и уверенными. Зрачки будто бы остекленели, губы беззвучно двигались, будто что-то произнося про себя. Я помню, как успел подумать, что она тоже может быть магом слова и что с ней надо быть поосторожнее. Но эта мысль быстро улетучилась из моей головы. Волна желания полностью затопила мое сознание.

Обнаженной она показалась мне еще более красивой. Белая, почти восковая, гладкая и удивительно приятная на ощупь кожа без единого волоска или прыщика. Узкие бедра, практически идеально стройные ноги, и в довершение всего две маленькие упругие груди с крошечными сосками.

Странно. От нее пахло лесом. Может, крем или шампунь? Или мне просто хотелось, чтобы от нее пахло лесом? Странно, восемнадцатилетняя девочка вела меня, а не я ее, как это бывало обычно. Она прикасалась губами к моей груди, локтям, запястьям, и от этих прикосновений у меня начинала кружиться голова.

Для меня это были какие-то совсем новые ощущения. В последнее время я просто привык отдавать долг магии и все. Да, приятно, да, расслабляет, но не более того. Но прикосновения и поцелуи Иры проникали в самую душу. Когда же я почувствовал, как ее груди еле ощутимо касаются моей груди, с моим сознанием вовсе стали твориться странные вещи. Мне начало казаться, что я нахожусь на той странной грани между сном и явью, когда уже более или менее отчетливо понимаешь, что проснулся, но сон все еще не хочет отпускать тебя.

Ира была сверху, ее длинные волосы падали на грудь. Она начала с очень медленного, плавного ритма. Ее глаза были закрыты, руки изредка касались моей груди. И я все глубже и глубже начинал проваливаться в странное забытье. Мне то чудился шум ветра в кронах деревьев, то щебетание птиц, мне вдруг показалось, что я лежу не на своем ковре, а на подстилке из прошлогодней хвои и опавших листьев. И еще была музыка, странная, чарующая, медленная музыка, которая лилась отовсюду. Ее ритм постепенно ускорялся, и вместе с ним ускорялся темп движений Иры. Она входила в раж. Ее губы приоткрылись. Музыка становилась все громче, сознание окутала волна такого безумного блаженства, что я, не в силах больше терпеть, застонал. А Ира все ускоряла темп, стремясь поспеть за музыкой.

Чувство неописуемого восторга, которого я никогда раньше не испытывал во время секса, захватило меня в безжалостный водоворот, из которого я ни за что не хотел выбираться, и тут на самой краю сознания я услышал, что шептала Игра. Это была латынь. Одна и та же фраза повторялась с разной интонаций, то повелительно, то просительно. В моей жизни был период, когда я увлекался латынью. Было это что-то около года назад или, быть может, чуть раньше. Охваченный безумным счастьем, я был не в силах сходу перевести то, что она говорила: «Da mihi partem virium tuorum, miles antiquus. Tantum sola sum in silva lapidea». Однако я решил запомнить фразу и потом разобраться в ней. А между тем ритм все увеличивался и я чувствовал, что вот сейчас, сейчас будет самый пик блаженства, после которого наступит полное душевное опустошение.

Я сидел на полу и курил прямо в комнате. На балкон было лень выходить. Надо будет потом проветрить. Ира лежала на ковре, лицо ее было спокойным и безмятежным.

— Откуда ты знаешь латынь? — спросил я.

— Латынь? — Она приоткрыла глаза. — Я не знаю латыни.

— Ты говорила на языке Вергилия. Я это отчетливо запомнил. Что-то вроде… Da mihi partem virium tuorum, miles antiquus. Tantum sola sum in silva lapidea.

— Не помню, мне просто было хорошо, мне было очень хорошо с тобой. Ты сильный, я люблю сильных.

— Странно. Вообще странно, — продолжал я рассуждать вслух. — Я будто бы видел лес, будто мы в лесу были. Наверное, это все из-за твоих постоянных разговоров о деревьях.

— Может быть. — Она поднялась с ковра и стала одеваться.

Внезапно я поймал себя на мысли, что чувствую какой-то странный дискомфорт в районе груди. Я машинально потрогал цепочку с крестом. Она был теплая, почти горячая. Я дотронулся до креста. Маленькое серебряное распятие было еще горячее цепочки. Я скосил глаза на грудь и увидел отчетливый красный след от креста. Не ожог, конечно, просто покраснение.

— У меня крест нагрелся. — Я был так удивлен, что сказал это вслух.

— Это бывает. Часто так бывает, многие говорят, кто спал со мной и носит крест.

— От чего это? — только и смог спросить я.

— Не знаю. — Она пожала плечами. — Мне надо уже собираться. С тобой было хорошо! Очень хорошо!

Она подошла и поцеловала меня в губы, и я отчетливо почувствовал на губах вкус лесных ягод или чего-то в этом роде. И тут совершенно некстати в моей голове всплыл странный разговор трехлетней давности, когда мы со Светой впервые сходили в клуб, где собирались маги. Я очень хорошо помню полумрак, и тихий шепот Светы: «Нелюди разные бывают. Одни дружелюбные, другие могут из тебя всю энергию высосать и в пустышку превратить. А нелюдьми они зовутся, потому что не люди это вовсе, а кто — никто толком и не знает». От неожиданно пришедших в голову воспоминаний меня начал бить легкий озноб.

— Тебе холодно! Оденься! — сказал она.

— Мне не холодно! Мне страшно!

— Страшно? Почему?

— Не почему, а кого!

— И кого ты боишься?

— Тебя!

— Меня?

— Да, тебя!

— Почему?

— Не знаю. Слушай, не обижайся только… У тебя с собой паспорт?

— Паспорт?

— Да! С собой.

— Ты можешь его мне показать?

— Зачем? — Девушка нахмурилась.

— Просто покажи, и все.

— Не хочу. — Она нахмурилась.

— Может, у тебя нет паспорта?

— Есть.

— Тогда покажи!

— Не покажу! — ответила она тоном, не терпящим возражений.

— Ира, не обижайся. Правда не обижайся! — Я подошел и обнял ее. — Мне не важно, сколько тебе на самом деле лет. Хоть тринадцать, ладно. Ты же не будешь заявлять на меня в милицию?

— Ты что, с ума сошел?

— Думаю, что да. Мне почему-то кажется, что ты вообще не человек.

— А кто я тогда? — Она дотронулась худенькой ладошкой до моей щеки.

— Не знаю. Покажи паспорт.

— Ты правда сошел с ума. — Она вздохнула и пошла в коридор за своей сумочкой.

Я сидел на диване и тупо смотрел на раскрытый паспорт. Кириллова Ирина Васильевна, 1984 года рождения, штамп о прописке, все честь по чести. Я даже сделал вид, что не обратил внимания на то, что она прибавила себе годик. Главное, я теперь успокоился. Нет никаких нелюдей, да и быть не может. Это все из области баек таких вот как я мистиков, которые думают, что познали непознанное, а на самом деле ничего не знают ни о том, как устроен мир, ни откуда берутся способности, которые мы называем магией.

— Извини. Правда, извини. Ты просто очень необычная девочка. Я таких не встречал. Никогда не встречал.

— Ты подумал, что я ангел или демон? — спросила она и улыбнулась.

— Не то и не другое. Ты не похожа на ангела, но и преисподней от тебя не пахнет. Не знаю. Ты просто классная девочка! Это главное! — Я обнял ее, провел рукой по упругой груди, теперь упрятанной под лифчик и джемпер.

— А ты похож на рыцаря, на рыцаря древних времен, — сказала она.

— Ну, да, какой я тебе рыцарь! Я и мечом-то не умею махать!

— Это не важно. Удачи тебе!

— Тебе тоже. Ищи любовь.

— Любовь? — удивленно переспросила она.

— Да. Любовь.

— А что такое любовь?

— Любовь — это большое красивое дерево, с мощным стволом, раскидистыми ветвями, в кронах которого поют птицы. Это самое красивое дерево на свете.

— Тогда его стоит искать, это дерево, которое называется Любовь.

Когда Ира ушла, я пошел на кухню, включил чайник и снова закурил. Я чувствовал какую-то странную опустошенность, еще большую, чем обычно я ощущал после секса. Будто мне дали посмотреть на что-то очень, очень красивое и тут же опять спрятали. Причем спрятали навсегда. Странная девушка, странные ощущения, странные разговоры и еще эта моя глупая просьба дать посмотреть паспорт. Паспорт?! Тут в моей голове будто бы по заказу всплыло продолжение того давнего разговора: «…Но выглядят как люди, ведут себя как люди, говорят даже как люди и паспорта у них тоже людские, только думают они не как мы».

Я тут же схватил телефонную трубку и хотел набрать номер Светы, но раздумал. Не хватало еще, чтобы моя самая преданная подруга начала считать меня сумасшедшим. Впрочем, Света не будет. Она не такая.

Зазвонил телефон, и я вздрогнул.

— Не спишь, Андрюха? — Это была Света.

— Нет, девица очередная от меня сейчас ушла. Очень странная.

— Расскажи.

Я вкратце рассказал Свете про Иру и про свои странные ощущения, связанные с ней.

— Крест, говоришь, нагрелся? — хмыкнула в трубку Света.

— Да.

— Странно. Очень странно. Но мне кажется, что эта девица больше к тебе не придет.

— Знаешь, она во время секса все время повторяла: «Da mihi partem virium tuorum, miles antiquus. Tantum sola sum in silva lapidea…»

— Da mihi partem virium tuorum, miles antiquus. Tantum sola sum in silva lapidea?

— Именно.

— Ты не ослышался?

— Нет.

— Действительно странно. Ты ведь латынью увлекался? Знаешь, как это переводится?

— Не совсем уверен, но что-то про войну и про лес. Я сейчас не в том, состоянии, чтобы конструктивно мыслить.

— Дай мне часть своей силы, о древний воин! Мне так одиноко в каменном лесу!

— Ты уверена?

— Я еще, конечно, в словарик залезу. Но, скорее всего, именно так.

— Ты спрашивал у нее, понимала ли она, что говорит?

— Спрашивал.

— И что?

— Она не помнит, что говорила.

— Я так и думала.

— Свет!

— Что?

— Что ты знаешь?

— А что я знаю?!

— Я тот разговор про нелюдей не забыл.

— Лучше бы тебе его забыть. Это же байки, байки нашей тусовки. Ничего больше. И ты сам мне только что сказал, что девочка, во-первых, не совсем адекватная, а во-вторых, ее уже психиатру показывали.

— Который сказал, что она нормальная.

— Это он ей сказал, мы не знаем, что он сказал ее родителям.

— Да, она говорила, что он с ними долго беседовал.

— Вот видишь! Забей! Трахнулся, получил удовольствие, теперь марш работать!

— Я что-то устал сегодня как-то.

— Тогда иди спать.

— Наверное, так и сделаю.

— Ты зайдешь завтра?

— Не знаю пока. Видимо, да. Надо завтра все-таки в универ сходить на занятия. Сегодня мне аж стыдно стало, что я зашел, но так ни на одну пару и не появился.

— Пусть это государству будет стыдно, что оно такую стипендию платит, а не тебе. Я когда училась, мне стипендии тоже не хватало, но на нее реально можно было жить. Да, на хлебе и молоке. Но все-таки можно.

— Это ведь было давно. Давно и неправда. Ты так говоришь, будто бы училась 40 лет назад.

— За последние десять лет в нашей стране произошло изменений больше, чем за предыдущие тридцать.

— Массовое впадение в идиотизм и деградация.

— Цитируешь героя Басилашвили из «Снов»?

— Да.

— Давай тогда спать лучше.

— Давай. Целую тебя.

— Я тебя тоже. До завтра!

Разговор со Светой меня несколько успокоил. Да, я мистик, я писатель-фантаст, хотя это слишком громко сказано. Я маг! Хотя по большому счету вся наша магия больше походила на самовнушение. В начале XX века всякая творческая интеллигенция тоже крутила тарелочки и вызвала души умерших и, видимо, как и мы, искренне в это верила. Или очень хотела верить? Не знаю. По-моему, самовнушение — великая вещь. Ведь я до сих пор не знаю, был ли реален тот, кого я встретил тогда на Каширском шоссе. Или я самостоятельно, только лишь своими силами убил в себе любовь.

Я лег спать и, засыпая, думал о предстоящем дне, который будет чем-то похож на день сегодняшний. Работа, учеба, беготня, яркие проблески эмоций во время секса, а потом снова пустота, абсолютная всепоглощающая пустота. И холодная паутина сети, которая оказалась всего лишь отражением реальности, а значит, такой же тусклой и серой. Хотя я пока не утратил интереса к виртуальным знакомствам.

Я знал, что рано или поздно мне и это надоест. Но тогда я найду что-нибудь другое, не менее яркое и интересное. Не менее яркое, не менее интересное и не менее пустое. Я устал. Видимо, я сегодня слишком устал, и надо уснуть. Уснуть, чтобы проснуться бодрым и здоровым. И тогда новый день принесет радость и мне снова захочется работать до полного изнеможения, а потом до полного исступления заниматься сексом. Я устал, да, видимо, я просто устал.

Глава 6. Суета сует

2003-й год промчался так же стремительно, как и предыдущие четыре года моей жизни. Я уже довольно давно заметил, что чем я становлюсь старше, тем стремительнее несется время. Иногда мне кажется, что я могу посмотреть на свой яблоневый сад в окно и увидеть зеленые деревья, а когда спустя минут сорок снова пойду покурить на балкон, то увижу деревья, покрытые снегом.

Впрочем, какая собственно разница: дождь, солнце, снег? Кроме экрана монитора я редко что-то еще вижу. Но в году есть два небольших промежутка, когда я себя чувствую особенным образом: это ранняя осень и середина весны. В эти два коротких промежутка, между сменой времен года, на меня нередко накатывает беспричинная, светлая радость. Мне хочется не просто жить, а ЖИТЬ! Да, именно ЖИТЬ! Бродить бесцельно по улицам, разглядывать прохожих, записывать свои впечатления, чтобы потом вставить их в очередной роман или статью, или никому больше не показать. Ведь то, что я не могу продать, я пишу для себя, и иногда мне кажется, что это гораздо более ценный товар, ведь если он не имеет цены, то, значит, он бесценный. Или все-таки нет?

Однако весна прошла, затем наступило лето, короткое, полное удушающей жары и проливных дождей, бесцельных прогулок по городу и мотаний по интервью. Когда наступила осень, я поймал себя на мысли, что пора бы уже перестраиваться на ритм «работа — учеба», и тут же рассмеялся. Ведь в ящике моего стола уже лежал диплом. Диплом с синенькой корочкой, со средним балом 4,6 и заветной печатью МГУ им. Ломоносова. Я стал дипломированным журналистом, но это мало что изменило в моей жизни.

Я по-прежнему был свободным копейщиком и, несмотря на то, что меня не раз зазывали в хорошие издания на постоянную работу, я всегда отказывался. Я общался с теми, кто работал за фиксированную зарплату. Тот объем статей, которые они делали за месяц, я обычно делал за неделю или чуть больше. При этом многие редакции не поощряли сотрудничество штатников на стороне. Так что если даже моя зарплата будет больше, чем сейчас, что очень сомнительно, я мог бы просто удавиться со скуки или вынужден был перерабатывать, лишь бы просто не сидеть без дела. Нет, меня такое положение вещей не устраивало.

Впрочем, мои дела шли довольно неплохо. Еще полтора года назад я неожиданно для себя обнаружил, что у меня уже скопилась довольно неплохая сумма, которую я не знал куда потратить. С учетом того, что я очень хорошо питался, одевался скромно, хотя предпочитал качественную и не особо дешевую одежду, а также любил периодически ходить на концерты или просто сидеть в одиночестве в какой-нибудь кафешке или ресторанчике, то подобное состояние моих финансов меня несколько воодушевило.

Летом прошлого года я наметил грандиозный план по ремонту квартиры. Сам я мастерить не люблю, да и времени нет, но журналист, как известно, богат на контакты. Я очень быстро нашел хороших работяг (трезвость была решающим критерием), неделю я не вылезал с интернет-форумов, посвященных ремонту, и полностью изучил все нюансы. К тому же я взял на себя в некоторых изданиях стахановские обязательства, и результатом этого явилась полностью отремонтированная кухня, ванная, туалет и коридор между кухней и ванной.

А в середине августа я все-таки совершил невозможное — воплотил в жизнь свою давнюю мечту: я побывал в Италии, земле, вскормившей Петрарку, Макиавелли, Данте, подарившей миру картины Рафаэля и Да Винчи. Походив по этой земле, вдохнув в ноздри ее воздух, я понял, почему эти люди родились именно здесь, а не в каком-нибудь другом месте.

Больше всего меня потрясла Венеция, город, из волн восставший и в волны уходящий. Здесь я окончательно понял, что я европеец по духу и мое рождение в России было если не ошибкой, то каким-то весьма странным стечением обстоятельств. Поездка влила в меня новые силы и эмоции, а курортный роман, который само собой случился у меня с одной из наших туристок, придал моей жизни некоторую новизну. Но уже в аэропорту на меня снова накатила оглушающая пустота. Ведь я снова вернулся на круги своя, вернулся из этого яркого, солнечного мира в серую Москву с мрачным свинцовым небом уходящего лета.

К концу августа 2003-го года мои многочисленные знакомые, искренне считающие меня своим другом, в чем я их никогда не стремился разубеждать, заметили, что я вновь стал задумчив, немногословен или напротив слишком многословен, а значит, еще более задумчив. Я смотрел сквозь призму здравого смысла на последние пять лет моей жизни. Пять лет в состоянии постоянного напряжения разума. Разума, который стремился выкинуть прочь все, что не было рациональным или полезным для моего духовного совершенства. «Прочь эмоции!» — любил я себе говорить. И только приходя к Свете, я мог быть самим собой. Я смеялся не потому, что все смеялись вокруг, а потому что мне правда было смешно, я вздыхал, когда мне было грустно, но чаще всего я был погружен в себя даже в обществе Светы, самого близкого мне человека.

Но время шло, прочитанные книги откладывались в голове бесконечной чередой образов и мыслей. Материалы, которые я подбирал для статей, постепенно приближали меня к энциклопедическим знаниям. А в душе царила все та же пустота. Я разучился получать удовольствие от чего-либо, кроме чтения, секса и работы. Я жил этим — одно питало другое. Я искал новых ощущений, но натыкался на еще более страшную, все время готовую поглотить меня пустоту.

Знакомства по сети теперь не доставляли мне прежнего азарта, как это было в первые полгода после того, как я подключился к выделенному интернету. Даже мой хороший приятель Соло находил в этом больше удовольствия, чем я. А все потому, что он умел получать удовольствие от всего: от неожиданно перепавшего ему жесткого диска, который можно приспособить в какой-нибудь комп, от выпитой за чужой счет бутылки пива. Даже от знакомств по сети, которые нередко заканчивались для него очередным разочарованием. Он умел все использовать себе во благо. Он любил ворчать, говорит, что мои дурацкие инструкции ему ни черта не помогли, он вновь нашел цивилку, которая ничего не смыслит ни в компьютерах, ни в разновидностях мечей, а в постели проявляет удивительную холодность. Он ворчал, а сам уже улыбался, надеясь на то, что в следующий раз ему обязательно повезет. Он жил надеждой и надежда вела его вперед. У меня же не было никаких надежд и чаяний. Моя жизнь подчинялась строго намеченному плану: сегодня заканчиваю статью для этого журнала, а завтра две для того и пишу половину главы романа такого-то, в 22.30 захожу к Свете и утром нужно съездить в редакцию. Я не жил ни иллюзиями, ни мечтой, ни какой-либо надеждой. Я просто жил. Но отнюдь не существовал.

Знакомства по сети для меня стали чем-то вроде спортивной рыбалки, где рыбак не радовался хорошему улову, а считал, сколько рыб и какой породы он поймал и сколько они в общей сложности весят. Примерно так же рассуждал и я: на прошлой неделе была блондинка с маленькой грудью, зато с очень стройными длинными ногами, а позавчера была шикарная шатенка, чуть полноватая, но затащить в постель с первого раза мне ее не удалось в силу обстоятельств непреодолимой силы.

Я стал рассуждать о женщинах так, словно писал отчет. Говорить пусть даже не о любви, а о страсти и вожделении языком делопроизводства, казенным и чужим для нежных ушей женщины стало для меня нормой. Да, для них я был романтичным юношей, который читал им стихи, о тайном смысле которых они не подозревали. Для них я был одиноким героем, Чайлд Гарольдом XXI века, хотя мало кто из них читал по-прежнему мною нежно любимого демонического английского романтика.

Я был похож на странное, непонятное существо: на молодого человека, который сам сознательно себя состарил, но при этом внешне становился еще более красивым и привлекательным. Недавно одна девушка заявила, что мне семнадцать лет, и она не будет встречаться с малолеткой, который пишет в электронных письмах, что ему уже двадцать три года. Пришлось показать паспорт. Это произвело на девушку соответствующее впечатление.

Иногда я возвращался к некоторым особенно любимым местам из «Портрета Дориана Грея» и невольно сравнивал себя с героями Оскара Уайльда. Я понимал, что хотя разница между мною и злодеем Греем велика, но все равно что-то похожее в нас было. Хотя я и любил нередко говорить, что философия лорда Генри мне по душе, я понимал, что, живя лишь ради одних удовольствий, можно очень быстро сделаться бесчувственным. Постоянно вдыхая аромат роз, перестаешь восхищаться запахом прелой осенней листвы.

Даже сеть я воспринимал несколько однобоко. Я использовал ее то как одну большую книгу в миллион иллюстрированных страниц, то как гигантский каталог брачных объявлений. Чаты, блоги, форумы — все это мне было интересно чисто в прикладном плане. Нужно было получить какую-то специфическую информацию, я залезал на соответствующий форум и пребывал там лишь до тех пор, пока не получал ответ.

Сидеть месяцами на одном и том же форуме, становиться там примечательной или даже популярной личностью мне было просто неинтересно. Мне не были нужны ни новые друзья, ни тем более нередко весьма назойливые новые знакомые. Всеми полезными для себя знакомствами я уже давно обзавелся и использовал их для повседневной жизни и для разрешения некоторых критических ситуаций, которые могли возникнуть у меня, — мне этого было достаточно.

Это были честные партнерские отношения. Эти люди знали, что также могут на меня рассчитывать в любое время суток. Ты поможешь мне, я помогу тебе. Вот девиз таких людей как я. И мне может кто угодно говорить о честной дружбе до гроба, только вот когда случаются реальные проблемы, друзья исчезают. И эти самые лучшие друзья не поедут в три часа ночи забирать меня из милиции. А те, кто мне обязан и кому обязан я, поедут, потому что знают, что в случае, если они попадут в похожую ситуацию, я сделаю все, чтобы им помочь. Это круговая порука гораздо надежнее глупых заверений в дружбе, которые нередко не стоят и ломаного гроша. Что ж, называйте меня другом, если вам так больше нравится, я же буду звать вас товарищами и приятелями, потому что я люблю называть вещи своими именами. У меня был один-единственный друг — Света, если женщину, с которой спишь, можно назвать другом.

Что же касается моего рационального подхода к жизни, который, быть может, уже вызвал у многих читающих эти строки отвращение, то это моя позиция, мой путь и мой выбор, который я ни в коем случае не навязываю никому. Друзьям надо уметь прощать, друзей надо любить, а полезных тебе людей надо всего лишь уважать. Однако это накладывает гораздо больше ответственности и убирает напускной пафос. Да, я таков, какой я есть, и я буду меняться, возможно когда-нибудь я отрекусь от всего, что говорю сейчас. Но это будет потом, сейчас же мне просто нравилось жить именно так.

Однако замкнуться на тех увлечениях, которые я считал для себя полезными, у меня не всегда получалось. Журналист — это профессия сложная, чем-то похожая на профессию актера. Тебе приходится примерять сотни масок, и когда ты перечитываешь очередную статью, иногда бывает полезным читать ее с позиции обывателя, что иногда бывает очень сложно, хотя и не безынтересно.

Про интернет я писал много и в самые разные издания, от серьезных компьютерных журналов до вполне себе средних изданий для людей, не отягощенных ни интеллектом, ни деньгами. По сути, я нес людям свет новых технологий в доступной для них форме изложения, с неизменной долей злой иронии и игрой со стереотипами, которыми любое явление обрастает так же густо, как пирс устрицами и водорослями.

В сентябре 2003 года я получил от одного очень мною уважаемого издания, с которым меня связывала пятилетняя совместная работа, задание написать статью о чате. Причем не просто о чате, а о том, как люди из чата встречаются в реальной жизни. Что ж, тема вполне забавная.

Я вообще очень люблю писать про разные субкультуры: коллекционеров, неформалов, любителей кино, музыки, живописи. Субкультура — это маленькая модель огромного социума, где внутригрупповые связи видно более явно. Я всегда питал слабость к социологии еще со студенческой скамьи. Видимо по этой причине я и обожаю изучать слэнг и обычаи всех субкультур, которые попадают в область моего пристального внимания. Мне был очень приятен тот факт, что меня даже пару раз порекомендовали в качестве эксперта очень серьезным и уважаемым в обществе людям.

Один из таких случаев заслуживает того, чтобы рассказать о нем более подробно. Мой хороший знакомый, человек обеспеченный и семейный, потерял свою четырнадцатилетнюю дочь. Я приехал к нему домой, застав его самого нервно расхаживающего по комнате и сжавшуюся в комочек на диване миловидную женщину, его супругу. После часового осмотра комнаты дочери, изучения содержимого ее книжных полок, шкафов, а также жестокого диска компьютера я сверился с календарем и сделал все лишь один контрольный звонок. После этого я успокоил родителей.

Девочка сейчас на рок-фестивале, вполне приличном, относительно безопасном и вернется не раньше следующей недели. Мой прогноз сбылся не совсем точно, потому что я забыл учесть еще один важный фактор: очередную годовщину гибели Виктора Цоя и близость места проведения фестиваля к Северной Пальмире. Так что девочка вернулась не через неделю, а через 10 дней, получила свою порцию нагоняя и радостных объятий, а я заставил себя еще более уважать одного очень влиятельного и полезного для меня человека.

Вообще в последнее годы я стал замечать, что власть над женщиной стала для меня чем-то обыденным и малопривлекательным для самоутверждения. Все чаще и чаще я стал замечать за собой, что стараюсь произвести максимально благоприятное впечатление на людей, которые имеют какой-либо вес в обществе. Мне по большому счету было не важно, богат человек или не очень, насколько он приближен к сильным мира сего.

Уважение окружающих — вот что было для меня главным мерилом. Уважение, а также высокий интеллектуальный потенциал и эрудиция были теми качествами, перед которыми я стал преклоняться. Я вспоминал своих преподавателей из МГУ, людей с энциклопедическими знаниями, готовых делиться ими в любое время с теми, кто хотел знать больше, чем положено по программе. Еще будучи студентом, я восхищался этими людьми, для которых знание стало абсолютом, единственным кредо в жизни. Преподаватель ВУЗа, писатель, редактор и даже критик. То есть человек, чье мнение уважают, был для меня авторитетом и будет всегда, и не важно, какой он человек в быту, изменяет ли он жене, пьет ли на ночь водку. Если человек живет ради знаний, если знания и бесконечный путь духовного совершенствования являются его средством самоутверждения в жизни, то этот человек для меня является идеалом. Нынешний мир — это мир профессионалов и специалистов, и я тоже хотел быть таким.

Поэтому я старался запоминать незначительные на первый взгляд замечания редакторов. Я старался не наступать второй раз на те же грабли, хотя не всегда это у меня получалось. Я всегда хотел идти дальше, вперед и только вперед. Потому что еще где-то в двадцать лет понял, что путь познания и самосовершенствования — это единственный для меня путь, потому что он бесконечен и поэтому всегда будет интересен. Ведь я всегда боялся только одного — что мне просто станет неинтересно жить. Вот проснусь я однажды и мне ничего не захочется. И тогда наступит полный и окончательный конец моей личности.

Поэтому к очередной живой статье, то есть статье, основанной на личном опыте, я подошел серьезно. Объем в газетную полосу, а это около десяти-одиннадцати тысяч знаков с пробелами, позволял мне неплохо развернуться. Закончив все текущие дела, я около девяти часов вечера сел за компьютер, мысленно дал себе индульгенцию на курение на рабочем месте (только чтобы не отвлекаться и только на сегодняшний вечер), поставил перед монитором большую чашку крепкого чая и набрал в браузере адрес одного из самых известных чатов.

Я сидел, прихлебывал из кружки чай и смотрел на экран. Бесконечные разноцветные строчки мелькали передо мной в безумной чехарде. Пустые, ничего не значащие строчки. Строчки, лишенные смысла и написанные ради того, чтобы просто убить время. О тех, кто их писал, красноречиво говорили их ники, которые они выбрали для чата: «Сексапильная дюймовочка» и «Малыш с большим членом» были самыми безобидными из них. Я уже знал, что за многие из этих ников — это личины подростков, еще даже не получивших паспорт.

Я уже неоднократно замечал, что в определенный промежуток времени в чате собираются представители не только одного часового пояса, но и возраста. Поздний вечер, когда родители уткнулись в телевизор — это время тинэйджеров.

Люди приходили в чат и уходили. Некоторые всего лишь на пять минут и, поняв, насколько бездарно они здесь теряют время, тут же отключались. Некоторые же, лишь раз приобщившись к общению в комнате полной народу, где все орут и никто не слышит никого кроме себя, остаются здесь надолго и тратят, бесцельно тратят свое драгоценное время. Время — самую дорогую валюту в этом мире.

Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что многие приходят сюда с целью знакомств. Но это не так. Пустой треп редко переходит во что-то серьезное. Но подобные случаи все-таки мне известны. По-моему, более глупого ресурса, чем чат, не существует. Хотя мне и рассказывали, что на заре русского интернета, когда к сети была приобщена в основном интеллектуальная элита, в чатах обсуждали книги. Но я такого уже не застал. Увы. Мне было бы очень любопытно посмотреть, как люди, соблюдая культуру общения, обсуждают в чате книги. Но это Эльдорадо, земля, которая была и которой на самом деле нет. А чат — это всего лишь пустой, никому не нужный глупый треп. Понаблюдав за этим буйством абсурда и издевательством над собственным досугом, я отключился.

Однако мне все-таки повезло. Зайдя на официальную страницу чата, я узнал, что завтра в 18.00 планируется встреча его участников. Представив толпу пьяных подростков, я поморщился, однако делать было нечего. Заказ на статью был, и ее следовало написать.

Следующий день прошел в работе. Затем у меня была встреча и уже в 17.40 я был на месте встречи чатлан, как гордо себя именовали завсегдатаи чатов. Встреча была назначена в центре зала метро «Охотный ряд» и, по всей видимости, пьянка состоится где-то в районе «Ямы», как многие называли подземный комплекс, расположенный напротив здания моего любимого журфака.

Народу в этот прохладный вечер собралось порядочно. Средний возраст — девятнадцать-двадцать, однако были люди и помоложе, и постарше. Когда в центре зала собралась толпа человек в двадцать, было решено не ждать всех опоздавших и двигаться в сторону «Ямы». По дороге было закуплено пиво, кто-то начал доставать из рюкзаков купленную заранее водку и одноразовые стаканчики. В общем, веселье обещало быть бурным.

По дороге народ усиленно знакомился, выяснял друг у друга ники. Как я и предполагал, самыми популярными личностями в чате оказались прыщавые, буквально излучающие неуверенность в себе подростки. Были и обычные для такого рода компании, молодящиеся мужики лет под сорок, как правило невысокого роста, толстоватые, лысоватые и чудаковато одетые. Здесь они вполне были за своих. Впрочем, здесь любой был за своего, за друга, товарища и брата, особенно, если у него была заранее припасена водка и стаканчики.

Девушек было немного, а тех, на ком мог остановиться мой взгляд, и вовсе две или три. Девушки рассеянно оглядывались по сторонам и то и дело бросали призывные взгляды в сторону молодых людей, которых интересовал только вопрос, как бы поскорее напиться. Пройдет полчаса, и они, конечно же, начнут клеиться к девушкам, не обделяя вниманием даже самых некрасивых. Может быть, кто-то уйдет отсюда вдвоем и будет с гордостью рассказывать друзьям и знакомым, как он был крут и снял по сети супер-сексапильную девушку.

Чатланцы расположились около входа в «Яму» и тут же стали с шумом поглощать алкогольные напитки. При этом тут же поднялся визг и гам. Кто-то пролил пиво, чуть позже раздался звон разбитой о каменный парапет пивной бутылки. Я воровато оглядывался по сторонам. Попасть в «обезьянник» в компании с этими малолетними маргиналами мне не улыбалось. Впрочем, я был трезв и прилично одет, и у меня была ксива «Пресса».

Я стоял и прислушивался к разговором. Пару раз ко мне кто-то подходил, спрашивал, какой мой ник, стрелял сигарету и на этом все знакомство заканчивалось. Чатлане, как водится, обсуждали свой любимый чат. Причем большинство сетовало на то, что чат «сильно опопсел за последнее время» и там ведется пустой неинтересный треп.

Я усмехнулся про себя: как будто там когда-нибудь обсуждали что-то ценное. При этом все люди, которые с умным видом рассуждали о том, как много дураков развелось в интернете, сами будут засорять чат глупыми похабными посланиями и бесплотными угрозами. Вряд ли все эти мальчики и девочки, в случае чего посылающие своих собеседников на три буквы, сделали бы то же самое в реальной жизни. Страх получить по лицу все-таки еще силен. Я уверен, что многие сейчас спокойно пьют с теми, кого посылали или кто их посылал в чате не далее как вчера. Это пустота, абсолютная пустота и пьяная болтовня начинала меня постепенно бесить и мне очень хотелось уйти. Но я понимал, что еще стоит посидеть. И не ошибся.

Постепенно разговоры перекинулись на другие области сетевой жизни, зашла речь о каком-то форуме про кино, где живет какой-то злобный модератор, которых всех несправедливо отключает. Затем стали говорить про какой-то сайт. Пьяный парень лет девятнадцати наконец-то дозрел, увел в сторону страшную на вид девицу и начал бесцеремонно хватать ее за задницу, а девица только повизгивала от удовольствия и стремилась поцеловать парня.

Один странно одетый невысокий лысоватый дядечка, выпив еще грамм пятьдесят водки, начал кривляться и кого-то изображать, смотрящие на это заливались противным пьяным истерическим смехом, и кто-то даже стал ему аплодировать. А дядечка, видимо, так и не вышедший из детского возраста, начинал еще больше буйствовать. Мне он живо напомнил Крошку Цахеса из сказки Гофмана. Был бы он еще безобразнее и меньше ростом, я вовсе решил бы, что это действительно Крошка Цахес, потому что у нормального человека ужимки немолодого придурковатого идиота не могут вызвать ничего, кроме отвращения.

Мне еще много раз приходилось встречать таких престарелых детей на различных сходках неформалов и встречах сетевиков. Они давили на молодежь своим возрастом, сыпали заученными цитатами и стереотипными мнениями, за которыми стояла лишь несложившаяся личная жизнь и карьера и при этом робкая надежда на то, что хотя бы у этих сопливых и глупых подростков они вызовут какое-то уважение.

Однако подростки взрослели и уходили из тусовок во взрослую жизнь, а тетечки и дядечки, внешне непривлекательные и чудаковато одетые, оставались здесь, питаясь не принадлежащей им молодостью и беспечной радостью жизни. Им даже нередко удавалось затаскивать малолеток в свои убогие квартирки и делать с ними все то, что они обычно делали сами с собой под хентай или немецкую порнуху. И, как ни странно, подростки охотно шли с ними на контакт, потому что такие тети и дяди были специалистами высокого класса по запудриванию молодых неокрепших душ.

Я уже собирался уходить из этого сборища, когда мне на глаза попалась довольно симпатичная девица. Первое, что мне бросилось в глаза — она была трезвой, как и я. Она лишь ошарашенно смотрела на чудачества некоторых чатланцев и, по всей видимости, тоже собиралась уходить.

На вид ей было не более двадцати лет. Она была чуть полноватой и, на мой взгляд, очень сексуальной. В принципе, все, что я хотел узнать о встречах чатланцев в реале, я узнал. Что ж, для выполнения программы максимум мне не хватало только снять симпатичную девушку. Впрочем, если она меня пошлет куда подальше, я не сильно расстроюсь. Я устал, и мне не особо хотелось сегодня напрягаться. Поэтому я просто подошел к ней и сказал: «Что, скучно? Пошли из этой помойки, выпьем где-нибудь кофе». Сказав это, я бережно положил ей на плечо руку. Девушка смерила меня изучающим взглядом, не упустив из виду тот факт, что я был абсолютно трезв, и согласно кивнула головой. И мы тут же пошли прочь от «Ямы» и этой неприятной для нас обоих компании.

Мы шли по направлению к метро «Охотный ряд», и я соображал, где здесь можно посидеть. Девушка без умолку щебетала, пользуясь моментом выговориться. Это был поистине поток сознания. Все, что ей приходило в голову, тут же оказывалось у нее на языке.

Из всего этого я старался выудить только важную для меня информацию. Ее звали Галей, она училась в Социальном, жила с мамой и отчимом где-то в районе Царицыно. У нее не было братьев и сестер. Галя была очень любознательной, и ее интересовало буквально все, с чем она сталкивалась в этой жизни. Она любила ходить на всякие тусовки по приглашению и без, посещала рок-концерты и дискотеки, жутко комплексовала из-за своей полноты и часто маялась скукой.

— Счастливая ты, — улыбнувшись, сказал я. — Мне вот некогда скучать. Дела, заботы всякие.

— А что тогда потащился к этом дуракам?

— Статью про них надо написать, про дураков этих.

— А! — восторженно воскликнула Галя. — Ты типа журналист. Круто! У меня еще не было знакомых журналистов.

«Не было в твоей постели», — почему-то вдруг подумал я и еще раз оценивающе посмотрел на нее. На девственницу она явно не походила, впрочем, и большой коллекцией соблазненных мужчин она тоже похвастать не могла.

— Ну, мы пойдем куда-нибудь кофе пить? — спросила она.

— Я вот как раз думаю, где тут есть приличная кофейня.

— А я обратила на тебя внимание сразу: стоишь, не пьешь, только куришь, молчишь и слушаешь. Странно, подумала я. Очень странно, а ты, оказывается, журналист. Давай, ищи кофейню. Честно тебе скажу, домой мне неохота.

— Тебя там что, никто не ждет? — спросил я.

— Не-а. — Она смешно помотала головой. — Я, бывает, по нескольку дней дома не появляюсь, только матери звоню, чтобы не психовала. А отчиму вообще пофиг, он работает целыми днями. А когда дома сидит, то пьет. Он мне учебу оплачивает, и на том спасибо.

— А мать что? Разрешает тебе где попало ошиваться?

— Я же говорю, пофиг им всем. Кто у меня нормальный, так это бабка, у нее всегда можно вписаться. Особенно, если отчим сильно пьян, а мать уехала опять куда-нибудь к своим подругам.

— Пристает к тебе?

— Не, — она помотала головой. — Ему мать сразу сказала: пристанешь к Гале, уснешь, я тебя ножом пырну. Такая у меня мать. Крутая тетка, в общем. Она крупье в казино работает. Круто, правда?

— Не знаю. Не все спокойно в твоем королевстве, — я пожал плечами, — вот ты и маешься, неприкаянная.

— Ну, типа того.

— Не хочешь ко мне вписаться на эту ночь?

— Типа потрахаться и все такое? — бесцеремонно уточнила Галя.

— Да, можно и потрахаться, почему нет? А можно просто поужинать и поговорить.

— А лучше и то и другое. И еще, может, у тебя и-нет быстрый есть?

— И это тоже.

— Круто! А обитаешь ты где?

— На Домодедовской. Пятнадцать минут пешком.

— Ну, поехали тогда. Ты один живешь или с предками?

— Один.

— Круто! Везет тебе. Вот я тоже хочу одна жить. Готовить умею, ща с зимы работать пойду. Мать обещала устроить на полставки в одну контору и по специальности, кстати. Так что и вместо практики будет. Конечно, не хорошо так говорить, бабушка и все дела, тока она все равно на меня хату отписала. Так что вот помрет, я там буду обитать. Но вообще пусть живет. Мировая у меня бабка. Не было такого, чтобы я к ней приехала, и она меня не покормила.

— А что, дома не всегда?

— Да отчим, того. Ленивый, матери если нет, она там посменно и потом любит тоже куда-нибудь затусоваться. Он пельменей наварит, пива наберет. Я почему не люблю с ним оставаться. Он напьется и храпит как кабан. Ненавижу храпунов. А ты храпишь?

— Никто не жаловался пока.

— А у тебя девушка есть?

— Это как посмотреть. Если ты имеешь в виду человека, с которым бы я постоянно встречался или жил, то нет, — сказав это, я тут же почему-то подумал о Свете.

— Ясно. У меня тоже нет парня, да и нафиг он мне сдался!

Эти слова следовало понимать так: никому я такая не нужна. Что ж, стоит с ней провести беседу о прелестях пышных женских форм. Был у меня где-то альбом Рубенса. Надо ей показать.

— А так, чисто потрахаться всегда найдется с кем. Вот! — закончила она свою мысль.

— Это да, — согласился я. — Сейчас стало все просто, без церемоний: «Пошли? Пошли!»

— Ну да… — Девушка усмехнулась. — А зачем эти финтеля нужны? Типа, объяснения в любви и все такое. Нафиг! Есть где трахаться, друг другу по приколу, ну и пошли. Почему нет? Все, что меня не убивает, — делает меня сильнее.

— Ты Ницше читала? — изумился я.

— Кого?

— Философ такой немецкий был.

— С чего ты взял? — Она подозрительно покосилась на меня.

— Ты только что процитировала его.

— Не, какой это Ницше, это один парень с Арбата так любил говорить. При чем тут какой-то философ?

— Ну да, ну да. — Я хмыкнул и решил не спорить.

В метро мы продолжили болтать о всякой ерунде. При этом девица абсолютно бесцеремонно полезла ко мне целоваться. Впрочем, я настолько устал за сегодняшний день, что был весьма рад хоть как-то снять стресс. Гладя ее по шее и чуть ниже, я обнаружил для себя весьма привлекательные формы, и мне уже не терпелось поскорее добраться до дома.

Вы, конечно же, можете меня спросить, что двигало мною в тот момент, когда я решил потащить эту девицу к себе домой? Не боялся ли я, что Галя, девочка из, как это принято говорить, неблагополучной семьи, украдет у меня что-нибудь? Но мой дар мага слова, имеющий власть над женщинами, помогал мне не только затаскивать их в кровать, но и почти безошибочно определять больных венерическими заболеваниями и тех, кого я называл неблагонадежными субъектами.

Галя не относилась ни к больным, ни к неблагонадежным. Это была самая обычная, в меру глупая, сексуальная пухленькая студенточка, которая была не прочь заняться сексом с симпатичным парнем, предварительно вылив на него поток собственного сознания. Что ж, я тоже был не против. Это ведь одно из проявлений главного способа взаимоотношений в этом мире: ты мне, я тебе.

— Слушай, а у тебя есть цель в жизни? — спросила она, когда мы шли от метро «Домодедовская».

Признаюсь честно, после всех ее благоглупостей такого серьезного вопроса я не ожидал. Причем задан был он абсолютно ни к месту.

— Цель? — переспросил я.

— Ну да!

— Есть. Я хочу быть свободным и познавать мир. Вот моя цель.

— Свободным — это, типа, делай что хочешь? Ну да, тебе можно, ты деньгу зашибаешь, говорят, журналюги хорошо зарабатывают, трахаться с кем хочешь и бухать. Ты же не пил у «Ямы» только потому что, типа, на работе?

— Свобода — это не то, что хочется, а то, что полезно для меня, для развития моей личности. Свобода — это когда я занимаюсь любимым делом, получаю за это деньги и завишу от небольшого количества людей. Вот и все. При этом мне не хочется нарушать ни законы, ни нормы поведения и морали. Человек является частью общества. А что касается побухать, то мне это просто не интересно. Это примитивное развлечение. Я лучше книгу почитаю какую-нибудь или музыку послушаю.

— Одно другому не мешает, — резонно возразила Галя.

— Мешает, и еще как. Алкоголь притупляет восприятие. Оно становится не таким острым.

— Круто ты все излагаешь! — восхитилась Галя. — На все у тебя ответ есть!

— Нет, я ищу ответы на многие вопросы. Например, есть ли любовь?

— И как думаешь — есть?

— Я уверен в этом. Вот что для тебя любовь? Как ты это понимаешь?

— Ну любовь, это… — Галя задумалась. — Это когда двое живут вместе, муж не бухает, а жена от него не гуляет и, типа, дети у них под присмотром. Это и есть любовь.

— Там многие думают. Большинство, по сути.

— А ты думаешь по-другому?

— Что такое любовь, я тебе в двух словах объяснить не смог бы. Это сложно. Над этой проблемой бились лучшие умы человечества и так и не нашли ответ. Возможно, что любовь — это совокупность очень многих проявлений нашей жизни.

— Не грузи! Ты, видно, всех этих мыслей у этого твоего Нитше понабрался. О! Я вспомнила! У меня друган есть, скинхэд, он этого Ницше уже полгода книгу читает, никак не может осилить. «Майн камф» называется.

Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Я не особо трепетно относился к трудам создателя «Веселой науки», но путать его с Гитлером — это сильно. Впрочем, с этой девочки сдастся и Гегеля с Гимлером спутать. А еще в институте учится! Впрочем, зачем ей это нужно? Найдет она себе парня нормального, который отвечает ее понятиям о любви: не пьет, не гуляет и деньги домой приносит, и все у нее будет хорошо.

Когда мы пришли домой, я отправился готовить ужин, а Галя попросила у меня разрешения принять душ. Когда я выдал ей все необходимое для водных процедур, она недвусмысленно дала мне понять, что будет не против, если я присоединюсь к ней.

С ужином долго возиться не пришлось. Почти всегда в моем холодильнике была готовая еда. Мне осталось лишь разложить ужин по тарелкам и поставить в микроволновку.

Я подошел к двери в ванную и дернул ручку. Я уже решил для себя, что если дверь не будет заперта, то это послужит мне сигналом. Дверь не была заперта. И удостоверившись в этом, я быстро скинул с себя одежду и зашел в заполненную паром ванную. Сквозь полупрозрачную штору я видел обнаженную фигуру девушки.

— Спинку потереть? — спросил я, приоткрывая штору.

— Только спинку? — Галя засмеялась.

— Посмотрим… — Я залез в ванну и начал разглядывать Галю.

Мое самые смелые ожидания оправдались. Галя действительно была очень красивой. Хотя многие мои знакомые сказали бы, что это красота на любителя. Струйки горячей воды стекали по широким бедрам, спине и по пухленьким, практически идеально круглым ягодицам.

Я обнял ее за плечи, поцеловал в шею и стал осторожно трогать ее большие груди. Я почувствовал, как она вздрогнула от возбуждения, чуть подалась вперед и тихо сказала:

— Ну что ты меня лапаешь? Трахни скорее! Разве сам этого не хочешь?

Что ж, хозяин — барин. Не хочешь ласки, а хочешь просто секса в позе doggy style — пожалуйста. Я был не против.

— Не боишься без презерватива? — спросил я, чуть наклоняя ее тело вперед.

— А чего бояться? Залететь я сейчас не залечу. Я свой календарь знаю. А презерватив лишь снижает риск заражения, но не исключает его полностью. Что ж мне, не трахаться теперь? Ну давай! Вошел? Что мы болтаем с тобой и…

Слова сменили всхлипы и стоны. Ты не хотела ласк? Ты просто хотела, чтобы тебя трахнули сзади? Что ж, каждому по потребностям. Несмотря на то, что я очень устал, а в ванной было достаточно жарко, я решил не давать Гале никакой пощады. Долг магии уже требовал скорейшей оплаты. И я двигался внутри нее в таком жестком ритме, что через минут десять ее стоны стали гораздо громче. Иногда я на несколько мгновений замирал, давай ей чуть-чуть прийти в себя, а потом начинал с новой силой.

Вскоре она начала сквозь стоны шептать: «Не надо, хватит!» Но это был как раз тот случай, когда слова женщины следовало понимать строго наоборот. А именно: «Еще! Пожалуйста, еще!» Я чувствовал, как бешено стучит мое сердце. И меня постепенно охватывает волна восторга. Стоп! Я же не хочу заделать ребенка этой хоть и красивой, но чужой девушке. Я с неохотой вышел из нее, сел на край ванны и почти бессмысленным, опустошенным взглядом смотрел на то, как впустую пропадает исторгнутое из меня семя.

— Ну ты и трахальщик, скажу я тебе! — Галя села прямо в ванной и тяжело дышала. — Это, конечно, все прикольно, но я бы с тобой не хотела жить. Ты бы меня до смерти каждый день трахал. Без всякой жалости. День клево, неделю хорошо, а через месяц я бы убежала. Ты че, колеса там какие-нибудь жрешь? Виагру там?

— Зачем? — удивился я. — Мне секс-стимуляторы не нужны!

— Ну, может и так. Я слыхала про таких. Блин! Им и двух баб за раз мало. А ты еще не бухаешь! Так конечно! У тебя стоит двадцать четыре часа в сутки. Молоток ты, Андрюха!

— Ты есть будешь? — спросил я.

— Буду.

— Хорошо. Домывайся.

За ужином Галя сделала очень приятный для меня поступок: она похвалила стряпню. Что ж, это польстило моему самолюбию. Тем более, что с момента первых кулинарных экспериментов я значительно продвинулся в этом искусстве. К тому же более стабильные доходы позволили мне еще более разнообразить свое меню, добавив туда хорошую рыбу и другие морепродукты. А фосфор и йод моему организму были очень нужны.

— Сам готовишь? — спросила Галя, уплетая жареные в томатном соусе мидии.

— Ну да. У меня слуг нет.

— Ну там, а девушку какую подпрячь?

— Это чревато.

— Почему?

— Пустишь на кухню, а потом не заметишь, как детишки от этой женщины по квартире бегать будут.

— И что плохого?

— По сути ничего, — вздохнув, ответил я. — Но я хочу детей от женщины, которая не просто хорошая хозяйка, добрая, умная и красивая. Чтобы у нас много общего было.

— Чтобы вы друг друга книгами грузили? — усмехнулась Галя.

— Галь, это долго, очень долго объяснять. Но мне нужна не серая мышка, которая будет со мной только спать, готовить есть и нянчить детей. И красивая девица, с которой каждый раз в постели будет как первый, а дома будет вечный бардак, меня не устроит.

— А что тебя устроит тогда?

— А видимо то, что есть сейчас. Все, как я хочу. Понимаешь, я, а не кто-то другой. Да, скажи мне, что я эгоист. Но мне позвонят, и я последнее отдам, если человеку нужна помощь. Но в моем доме все будет так, как хочу я, или в противном случае я буду жить один.

— Да, Андрюх, я тебя пока мало знаю. Но поверь, многие бабы просто бы мечтали с тобой жить. Ты вроде добрый, не пьешь, трахаться можешь хоть полночи, умный опять же, судя по квартире зарабатываешь нехило. Многие были бы рады.

— Я знаю. Так будет поначалу. А потом они завоют от того, что мне нужен секс каждый день, что я люблю, чтобы каждая вещь всегда лежала на своем месте, чтобы в раковине никогда не было грязной посуды. И посуди сама: если я все это могу сделать по хозяйству сам, а потрахаться найду всегда с кем, то зачем мне жена?

— А дети?

— Дети… Дети — это сложно. Я не хочу, чтобы мои дети в чем-либо нуждались. Я хочу, чтобы они поступили в МГУ, а еще лучше — уехали учиться из этой страны в Англию или Францию. Я много чего хочу. Но знаешь, есть такая пословица: человек предполагает, а Бог располагает.

— Ну да, типа того. Я вообще живу одним днем. Может, вот приспичит отчиму и он не будет платить за учебу. Хотя нет, скорее мать его бросит. Я ведь знаю, к каким она подругам ездит в гости. Вот поэтому я работать и иду, чтобы все это на учебу отложить, если что. Мать тоже дофига тратит на побрякушки, мало что остается.

— Труд делает свободным.

— Да, типа того.

— Знаешь, откуда это лозунг?

— Нет.

— Он висел над воротами фашистского концлагеря «Дахау».

— Во блин! Тебе точно надо пообщаться с моим знакомым скинхэдом.

— Да не, я не о том. Я о другом совсем. Знаешь, это все прикрытие, понимаешь. Люди умирали, а им говорили, что труд делает человека свободным. Сейчас вот часто бывает, человек приходит на работу, его берут по договору, попользуются и выкинут. А заплатят под конец не то, что в конверте обещали, а что по факту. Три тысячи и все. Это разве не рабство?

— Не знаю, по мне так это обычное кидалово.

— Поэтому я работаю по факту. Не за трудовые дни. У меня работа сдельная. Написал — получил. Это честно. И налоги я плачу. Сейчас все больше и больше разных газет и журналов на оплату вчистую идут. Оказалось, так проще. Да и мне тоже выгодно. И отчет налоговой, и, может, что на пенсию выгадаю. Хотя нет, не хочу я никакой пенсии, я хочу умереть за рабочим местом. Знаешь, как актеры на сцене.

— Ты крут! Ты правда крут! Если бы так впахивали все, мы бы жили при этом, как его, при коммунизме.

— Ну да, а коммунизм — это не мечта. Это когда каждый работает и получает за свой труд плату и все равны перед законом. Хочешь пример? Китай.

— Китайцы — они ваще умные. У них жрачка вкусная, товары дешевые. Раньше всякую дрянь нам слали и презеры, которые рвались, и пуховики, из которых перья торчат. А ща клево. Китайский — не значит отстойный. Так?

— Ну да.

— Слушай, ты говорил, у тебя сеть есть?

— Ну да. Пойдем. Тебе скачать надо что-то?

— Да нет, я хочу пост в ЖЖ написать.

— В Живой журнал?

— Ну да! У тебя есть?

— Нет.

— Почему?

— А зачем он мне нужен?

— Ну как зачем?! — изумилась Галя, — Ты там все пишешь, что у тебя происходит в жизни, а тебе люди отвечают: круто, молодец, или держись, все будет хорошо.

— Или гадость напишут.

— А ты им тоже можешь написать.

— Могу, но зачем? Зачем выставлять жизнь напоказ. Живой журнал, да и любой блог — это то же самое, что программа «За стеклом». Я писал статью про блоги. Там иногда такое пишут, что мне удивительно, как людям вообще не стыдно такое не то что на публику выносить, но и думать даже. Раньше говорили: бумага все стерпит. А сейчас блоги. Вылил ушат помоев на своих подписчиков, тебя пожалели, погладили по головке, и тебе стало легче.

— Ну да! А что в этом плохого?

— Да это эгоизм чистой воды.

— Будто бы ты не хотел, чтобы тебя кто-нибудь пожалел?

— Хотел и нередко в этом нуждаюсь, но не публично.

— Дело твое. Ты не против, если я чуток зависну?

— Давай, я пока посижу, отдохну, переварю все увиденное в «Яме».

— Я как напишу, тебе покажу. Хорошо? Я быстро!

— Давай, а то спать уже пора.

— Угу. Я мигом. А то не знаю, когда еще до сети доберусь.

Ждать пришлось не очень долго. Не успел я прочесть и двадцати страниц, как Галя позвала меня.

— Хочешь поглядеть, что я тут наваяла?

— Давай! Интересно даже.

— Ну, как тебе? — спросила Галя.

— Да это же самая яркая иллюстрация к тому, что я говорил только что, — усмехнувшись, ответил я. — Только здесь тебе хочется, чтобы все тебе завидовали. Когда люди пишут свои посты в блогах о личной жизни, они как правило хотят добиться одного из двух: чтобы их пожалели или чтобы им завидовали. В реальной жизни не лучше. Ты хоть под замок повесила, только для своих подписчиков?

— Не-а, пусть все завидуют.

— Дело твое. Хоть фамилию не называла. Хотя… У меня ж обе книги под псевдонимом выходили.

— Каким?

— Андрэ Лютов. Да вон они, на полке обе стоят. Я ща третью никак дописать не могу. Времени нет. Это так, хобби у меня такое.

— Да, ты вообще крут неимоверно.

— Не знаю, думаю, что многие могли бы тоже. Но одним лень, другие думают: зачем?

— А действительно, Андрюх, зачем?

— Не могу ответить однозначно. Вообще я думаю, что стал писать тогда, когда понял, что все, что хочу сказать, сказать мне некому. Если бы я жил во времена Древней Греции, то это было бы что-то вроде «Диалогов» Платона, в средние века что-то типа «Града Божьего», но не так занудно. В XIX веке это было бы что-то, типа Гофмана. Сейчас время литературной сказки для взрослых: где есть мудрость Гофмана и Шварца, динамичность Купера, фантазия Уэллса и романтизм Скота с Байроном. В общем, это и есть то, что сейчас я пытаюсь написать. Хотя до них мне далеко. Пока далеко.

— Ага, Гарри Поттер, и все такое. Читала. Да ну, как-то не очень. Я вообще читать не особо люблю, терпения не хватает.

— Спать пойдем?

— Давай. А не хочешь еще перед сном… — спросила она.

— Можно, только недолго, часика два.

— Мда… Зря спросила. Ну да ладно.

Встреча с Галей заставила меня еще раз задуматься над проблемой блогов. Я даже написал новую статью в рубрику «Психоанализ». Не раскрывая имен и псевдонимов, я проанализировал несколько блогов людей разных возрастов и социальных групп. Статья получилась хорошая, а я за нее, как водится, получил хороший гонорар. Исследуя проблему блогов, я не удержался и завел собственный блог, однако свое настоящее имя и литературный псевдоним сначала не раскрывал.

Ведя блог, я наконец-то понял, почему столько умных людей пишут в блогах такие глупости и подробно описывают бытовые подробности своей жизни. Острая нужда в сочувствии и зависти — это только одна сторона медали, другая — это просто банальное желание выговориться, просто поделиться, снять стресс. И в этом ничего зазорного я не видел. К тому же, читая подписку блогов своих друзей, можно всегда быть в курсе, что и у кого в данный момент происходит. Это удобно. Про грязь, подлости и виртуальные войны в блогах я здесь писать не буду. Во-первых, не вижу смысла, во-вторых — грязи хватает и в реальной жизни.

Со временем я стер все личные посты из своего виртуального дневника и превратил его в официальный блог писателя и журналиста Андрэ Лютова, где выкладывал отрывки из своих статей и книг. Все суета сует, как говорил Экклезиаст, мы силимся что-то сделать, кого-то разозлить, рассмешить, вызвать зависть или сочувствие. Иногда мы, как вампиры, начинаем питаться чужими эмоциями, а потом сами становимся донорами. И этот круг не разомкнуть ни в реальности, ни в сети. Суета сует вся наша жизнь. Экклезиаст был прав.