Лубянская империя НКВД. 1937–1939

С Арбата в Бутырки

Архивно-следственное дело Елены Георгиевны Жуковской-Шатуновской умещается в одной папке, где, помимо собственно материалов следствия (главным образом протоколы допросов, затем всяческие документы вроде «постановлений» — об избрании меры пресечения и о продлении сроков следствия и т. п.), хранятся заявления или «жалобы» самой Лены, а также ее отца Г.Б. Шатуновского.

Итак, за Леной пришли 11 ноября 38 г., когда не минуло и трех недель после ареста отца. На этот раз для «производства ареста и обыска» оказалось достаточно одного «разведчика недр», тем более, видимо, что поджимала перегруженность «органов» такой работой. На эту перегруженность, как уже упоминалось при описании первого обыска, жаловался (по показаниям С.Б. Жуковского) начальник соответствующего отдела Попашенко. Его подпись, вслед за Бериевой, украшала ордер, выписанный на отца. Сам Попашенко до водворения на Лубянке входил в состав северокавказской «дружины» Евдокимова, фигурирует в его показаниях (как быв. начальник Кубанского Окр. отдела ОГПУ), являясь одним из «заговорщиков», и разделил судьбу своего принципала.

На этот раз ордер Лены был подписан тем же Берией (в виде, собственноручно, «ЛБ»), зато вторую подпись дал уже не Попашенко. Повезли Е.Г. в Бутырки, но перед этим, естественно, пришлось решить участь малолетних Наташи и Сережи (я к этому времени по настоянию старших, включая Лену, возвратился на Грановский). На гуманное предложение отправить малышей в детдом несчастная мать реагировала внешне спокойно, но недвусмысленно: «Только через мой труп». В результате детей удалось водворить к деду — Георгию Борисовичу, который жил неподалеку вместе с женой Татьяной Никифоровной и их шестнадцатилетней дочкой Валей.

Ордер на арест Е.Г. Жуковской-Шатуновской

И начался Бутырский этап жизни тридцатидвухлетнего научного сотрудника Академии химзащиты, недавней счастливой жены и матери двоих детей. Для советской действительности тех лет — достаточно заурядная метаморфоза.

Автобиография арестованной Елены Георгиевны Жуковской-Шатуновской. 22 ноября 1938 г. Приведем выборки.

Постановление об избрании меры пресечения

«Отец мой был газетным работником; происходил он из очень бедной семьи, в которой было много детей. Образования он не получил, все знания приобретал путем самообразования. Отец и мать его были евреи.

Мать моя еврейка по происхождению… После замужества окончила акушерскую школу и работала по этой специальности с перерывами до 1922 г.». В том же году Лена окончила школу в Петрограде. «К этому времени отец мой женился вторично (после развода. — В.Ж.) и у него родилась дочь Валентина…

Я списалась с матерью и мы в одно и то же время приехали с ней в Москву. Жили мы около полгода у знакомых матери, а затем отец получил для нас комнату. Он тогда работал сотрудником Известий ЦИК. Адрес мой был М. Дмитровка д. 16, кв. 1. Осенью 1922 г. я по конкурсу поступила в Московское Высшее Техническое Училище (Коровий брод д. 10) на хим. факультет. Там я впервые познакомилась с С.Б. Жуковским, но знакомство это было не тесное; его знали все студенты химики т. к. он был представителем от студенчества в президиуме факультета. Я даже не знала как его зовут по имени. Училась я довольно хорошо с большим напряжением, т. к. поступила имея всего 16 лет. У меня в ВУЗе было много товарищей и друзей, но большей частью молодежь. Мать моя работала в то время не по основной специальности, т. к. болезнь ее очень ослабила. Она поступила экспедитором в «Известия ЦИК». Я получала стипендию и кроме того нам помогал материально мой отец. В 1929 г. в июне я окончила ВУЗ сделав дипломную работу у проф. Н.А. Шилова (умер в 1930 г.), она была отмечена как хорошая, была опубликована в журнале Физико-химического Общества за 1930 г.».

Заметим, что Николай Александрович Шилов — выдающийся русский химик. Процитируем его отзыв на дипломную работу: «Е.Г. Шатуновская обнаружила в своей работе уменье изучить специальную литературу вопроса, разобраться в опытах, правильно поставить задачу и осуществить ее экспериментально. Вообще Е.Г. Шатуновская показала серьезный интерес к науке и серьезную подготовку к дальнейшей вполне самостоятельной научной работе».

(Прошу читателя извинить за небольшую паузу в изложении, которую я делаю, повинуясь своей педантичности. Дело в том, что исторический адрес МВТУ, который мне известен еще со слов матери, — Коровий брод, 3, а не 10, как указано в приводимой автобиографии. Однако и опиской это не назовешь, просто Лена дала адрес не главного корпуса училища, но здания химфака, расположенного напротив по другую сторону улицы (впоследствии отпочковавшаяся от МВТУ Академия химзащиты). Правда, сегодня все это уже архаика, а именно с 1930 года вместо недостаточно адекватного эпохе Коровьего брода имеем более передовое, прогрессивное название — 2-я Бауманская ул., как будто недостаточно наличия одной Бауманской, тем более, что имя этого революционера носит еще и само училище. Впрочем, и училища-то как бы уже и нет: с 1989 г. оно стало называться МГТУ (государственный технический университет). Если к трансформации «Коровьего брода» администрация МВТУ, скорее всего, непричастна, то за новую аббревиатуру ее следует упрекнуть. Не хватило вкуса сохранить традиционное, известное в мире наименование, как это сделали, например, в СТАНКИНе или ГИТИСе, хстя и они повысили свой официальный статус.)

Далее в автобиографии:

«По ходатайству кафедры была оставлена в МВТУ как аспирантка и до февраля 1931 г. там дальше училась и вела научно-исследовательскую работу. За этот период опубликованы две работы в Zeitschrift fiir physicalische Chemie (журнал физ. химии)».

(Окончание аспирантуры в то время было событием, так сказать, самоценным, потому что ученая степень кандидата наук учреждена у нас лишь в 1934 году.)

«В то время как я делала дипломную работу, заболела тяжело моя мать и в марте 1928 г. она умерла в клинике Московского Университета. Я продолжала жить там же одна.

В мае 1930 г., впервые после многих лет перерыва (примерно с 1925 г.) я снова услышала фамилию Жуковского и встретилась с ним. После этого вскоре мы сошлись с ним, а с декабря 1930 г. он переехал ко мне на Малую Дмитровку. В 1931 г. в феврале меня перевели из МВТУ в институт им. Карпова (физико-химический). Там я работала в лаборатории академика А.И. Фрумкина до конца 1931 г., когда ушла в декретный отпуск. Работа, сделанная мною в институте им. Карпова, опубликована в журнале Прикладной Химии.

1-го декабря 1931 г. я родила дочь Наталью и в родильном доме получила от мужа записку о том, что он неожиданно назначен ЦК ВКПб заместителем торгпреда в Германию.

В январе 1932 г. мы уехали в Берлин. Там первое время я не могла устроиться на работу, а затем меня взяли в качестве инженера в металлургическое бюро, где я должна была следить за новостями техники в области цветной металлургии и составлять сводки. Несмотря на материальную выгодность моей работы, мне она вовсе была не по душе и я будучи летом 1932 г. в отпуску в Союзе была у академика Фрумкина и просила его помочь мне устроиться на работу в научно-исследовательский институт в Берлине. Все мои попытки в этом направлении были безрезультатны. Фрумкин дал мне письмо к проф. Полани, бывшему перед этим в Москве на физико-химической конференции. Проф. Полани принял меня к себе в лабораторию в ноябре 1932 г., где я работала совместно с доктором Геллером. Проработала я там до лета 1933 г. В январе 33 г. после прихода Гитлера к власти, начался разгром лаборатории Полани, т. к. он сам по происхождению еврей и венгерец. Геллер также еврей. Их всех удалили из Германии, а я еще до их отъезда ушла из института, т. к. атмосфера работы была невыносима для советского гражданина. В августе 1933 г. муж добился перевода в Москву и мы с дочерью переехали в Москву. Жить в Москве нам было негде и мы заехали к моему отцу. Затем поехали в Крым в отпуск и по возвращении оттуда переехали в предоставленную нам квартиру в надстройке (ул. Станкевича д.16). (Сейчас это Елисеевский проезд. — В.Ж.) Муж был назначен в коллегию Наркомвнешторга, но не успел там приступить к работе, как в начале 34 г. был избран в КПК при ЦК ВКП(б), о чем узнал из газет.

Я в конце 1933 г. снова поступила в институт им. Карпова на должность старшего химика и проработала там до середины 34 г., когда снова должна была прервать работу из-за рождения сына Сергея (октябрь 1934 г.). Затем в моей работе был перерыв до декабря 1935 г. т. к. у меня не с кем было оставить дома двух маленьких детей. В декабре 1935 г. я поступила в лабораторию Гос. института цветных металлов, где за год сделала работу по гальванотермической защите металлов от коррозии. Опубликована работа эта в журнале «Борьба с коррозией» за 1937 или 1938 год. Вслед за этим мне удалось перейти на работу более мне близкую по специальности в Академию хим. защиты РККА (Быв. хим. факультет МВТУ) на кафедру А.Д.

После оформления в марте 1937 г. я приступила к работе и работала там в качестве научного сотрудника до дня ареста моего включительно. За этот период я успела экспериментально закончить свою диссертационную работу. О содержании работы ничего сообщить не могу. Работа была оценена как отличная и мне было предложено участвовать в конкурсе на лучшую научно-исследовательскую работу 1938 г.

Всюду где бы я не работала, я вела общественную работу, главным образом по профессиональной линии. В последний год работала агитатором по выборам в Верховный Совет, по размещению займа, была профоргом кафедры.

Отец мой в настоящее время работает дома по договорам с издательствами. Он кандидат в члены Союза Советских писателей».

Показания отобрал мл. следователь следчасти НКВД лейтенант г/б Доронкин.

Следствие продвигается по накатанной тропе. Познакомимся с протоколами допросов. Грамматические ошибки, как правило, не исправляем. Собственные примечания даем в скобках.

С.С.С.Р.

Народный Комиссариат Внутренних Дел

Главное Управление Государственной Безопасности

Протокол допроса

1938 г. декабря мес. 7 дня. Я, мл. следователь Доронкин допросил в качестве обвиняемой Жуковскую-Шатуновскую Елену Георгиевну…

ВОПРОС: Что Вам известно об антисоветской деятельности Вашего мужа?

ОТВЕТ: Об антисоветской деятельности моего мужа мне ничего не известно.

ВОПРОС: Перечислите знакомых Вам лиц, которые посещали Вашу квартиру?

— Из знакомых нашу квартиру посещали очень мало, за исключением родных, т. к. жили мы очень замкнуто.

Из посещавших нас людей мне известны следующие: Фин — товарищ мужа по школе, Питковский, Романов, Гроссман Владимир Яковлевич — работник Комиссии Парт, контроля (впоследствии работал также председателем Правления Стройбанка. — В.Ж.), Чубин Яков Абрамович — секретарь ЦК ВКП(б) Туркменистана, Поскребышев Александр Николаевич, работает в секретариате Сталина.

(Внизу листа приписка, которая сделана рукой следователя: «Поскребышев Александр на нашей квартире не разу небыл. Ел. Жуковская-Шатуновская».

Упомянутый Я.А. Чубин, член партии с 1915 г., вошел в число немногих членов КПК, которые не арестовывались, по крайней мере, в ходе «ежовщины». Был выбран делегатом с решающим голосом от Туркменской парторганизации на XVIII съезд партии, 1939 г. Там, как и положено, выступил, затем избран членом Центральной ревизионной комиссии. И все же спустя какое-то время карающая длань, словно возмещая недавно упущенную возможность, его настигла, хотя и без расстрельного финала. Запомнилась лишь разгромная заметка в «Правде»: Чубина вывели из Центральной ревизионной комиссии. Все же любимого вождя мудрый Чубин пережил и в завершение своего земного пути даже удостоился краткого некролога, опубликованного той же газетой.)

ВОПРОС: Кто из работников НКВД посещал Вашу квартиру?

ОТВЕТ: Из работников НКВД нашу квартиру посещали: Фриновский, Шапиро, Цесарский. (Приписка внизу листа: «Фриновский один раз заходил во двор на даче». Здесь уместно подчеркнуть, что в момент допроса Фриновский находился еще «наверху», занимая должность наркома Военно-Морского флота.)

ВОПРОС: Кого из работников НКВД Вы посещали вместе с мужем?

— Один раз были на квартире Ежова, Фриновского, Цесарского. Больше ни к кому из сотрудников НКВД мы не ходили,

— Вы выезжали куда-либо за границу?

— В 1932—33 г. мой муж находился в командировке в Германии и я выезжала вместе с ним.

ВОПРОС: Кто посещал Вашу квартиру в Германии?

ОТВЕТ: В Германии нашу квартиру посещала моя знакомая Фенштейн (Файнштейн. — В.Ж.), жена работника торгпредства, Фридрихсон (зам. торгпреда, а впоследствии, до ареста — зам. наркома внешней торговли. — В.Ж.) с женой.

Не знаю, о каком именно визите к Фриновскому упоминает Лена. Со своей стороны я помню спонтанно предпринятую поездку в Жуковке на недалеко расположенную от нас дачу Фриновского — посмотреть кинофильм «Чкалов». В небольшом просмотровом зале, скорее, комнате, помимо самого хозяина, находился еще Поскребышев, который хотя и улыбался шуткам, но за все время, кажется, и слова не ВЫМОЛВИЛ. А шутили ПО поводу ТОГО, ЧТО «ВОТ сейчас Поскребышев будет звонить Чкалову», — это в связи с той сценой фильма, когда Чкалов тревожно ожидает сигнала от Сталина с разрешением на уникальный полет.

В хронологической последовательности (хотя из дела не видно, в какой очередности 7 декабря располагаются допрос и приводимое ниже постановление) возникает небезынтересный документ:

«Утверждаю»

17 февраля 1939 г. Пом/нач. Следчасти НКВД (Никитин)

Постановление

об избрании меры пресечения и предъявления обвинения Г. Москва 1938 г. декабря 7 дня Я, Доронкин, мл. следователь следственной части Отдела 3 Главного Управления Гос. безопасности НКВД, рассмотрев следственный материал по делу № 21434 и приняв во внимание, что гр. Жуковская-Шатуновская Елена Георгиевна, 1906 г. р., ур. г. Вознесенск, гр. СССР, работавшая ст. научн. сотр. Академии химзащиты достаточно изобличается в том, что будучи женой Жуковского скрывала его контрреволюционную и шпионскую деятельность.

Постановил:

гр. Жуковскую-Шатуновскую привлечь в качестве обвиняемой по ст. ст. 17 и 58—6 УК, мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей в Бутырской тюрьме.

Уполномоч. Доронкин

Настоящее постановление мне объявлено 7 декабря 1938 г.

Подпись обвиняемого.

Ну прямо не логически выстроенное постановление, а какая-то замысловатая головоломка. Во-первых, содержание под стражей назначено почти через месяц после того, как Лену посадили в Бутырки. Мало этого, указанное назначение, как представляется, не имеет законной силы еще два с лишним месяца — вплоть до того дня, как оно было утверждено, иначе «Утверждаю» вообще лишено смысла. Наконец, при самой буйной фантазии из цитированного протокола допроса невозможно усмотреть даже намека на то, что Е.Г. «достаточно изобличается (!)» в сокрытии контрреволюционной и шпионской деятельности мужа.

Показания 13 января 1939 г.

ВОПРОС: Как часто Вашу квартиру посещали Шапиро и Цесарский?

ОТВЕТ: Шапиро и Цесарский были по два раза на даче (Томилино) с женами.

— Кто из работников НКВД посещали Вашу квартиру в Москве?

— Из сотрудников НКВД в Москве нашу квартиру никто не посещал за исключением некоторых сотрудников, с бумагами, когда муж был болен.

— Чью квартиру из сотрудников НКВД в Москве Вы посещали?

— Из сотрудников НКВД в Москве мы никого не посещали, были заняты работой.

ВОПРОС: Какие у Вас были взаимоотношения со своим мужем Жуковским?

ОТВЕТ: Взаимоотношения у меня с мужем Жуковским были хорошие.

— Что Вы знаете о контр-революционной работе своего мужа?

— О контрреволюционной работе своего мужа я абсолютно ничего не знаю.

ВОПРОС: Нам известно, что Вы являетесь соучастницей контр-революционной деятельности своего мужа?

ОТВЕТ: Я не могла предполагать, что мой муж занимается контр-революционной работой и ни какого участия не принимала.

— На протяжении восьми летней совместной жизни Вы не могли не знать о к-p деятельности своего мужа. Следствие предлагает прекратить запирательство и дать исчерпывающий ответ по этому вопросу?

— Я ни о какой к-p. деятельности своего мужа — Жуковского не знала и не могла предполагать, считала его преданным и честным человеком.

ВОПРОС: Расскажите о Ваших близких знакомых в Берлине?

ОТВЕТ: В берлине я дружила с Файнштейн Антониной она работала в Советских учреждениях.

ВОПРОС: Кто из работников торгпредства посещал Вашу квартиру?

ОТВЕТ: К нам на квартиру приходили на день рождения — Фридрихсон с женой и Файнштейн с женой, один раз была Русина Зоя.

Допросил следователь Масленкин.

Из Протокола допроса от 22 февраля 1939 г.

ВОПРОС: Что Вы знаете о Шатуновском Евгении Евгеньевиче?

ОТВЕТ: Шатуновский Евгений — это мой двоюродный брат, он временно жил у нас на квартире. Могу обрисовать его только с хорошей стороны. Очень способный литератор.

(Добавлю, что Е. Шатуновскому принадлежат слова часто исполнявшейся песни «Моя страна, страна такая…», музыка которой написана композитором Юрием Милютиным. Женя действительно занимал место члена семьи, а незадолго до трагических событий даже привел в дом свою новую молодую жену.)

Знатная доносчица в работе

Обращаясь к следующим протоколам, сообщим предварительно, что в камере, куда поместили Лену, содержались еще три женщины — С.Д. Лаврентьева, Ю.Н. Туполева (жена знаменитого авиаконструктора) и О.А. Зайончковская-Попова. Для нас сейчас особенно интересна последняя. Из протокола допроса узнаем о ней: 1892 г. р., ур. г. Ленинград. Гр. СССР, русская, до ареста без определенных занятий. В свою очередь, Лена в одном из заявлений-жалоб говорит о сокамернице, как о старой дворянке, жене убитого белого офицера и дочери царского генерала, обвинявшейся в шпионаже.

Интригу составляет тот факт, что эта дама была доносчицей, стукачкой, о чем сегодня достаточно известно, но тогда это знал гораздо меньший круг людей, и уж во всяком случае не Лена. За что и — без вины виноватая — поплатилась.

(Более подробная информация о Зайончковской-Поповой содержится в книге историка Б. Соколова³⁶, который, правда, не упоминает вторую фамилию «героини», а также, мимоходом, называет ее Татьяной Андреевной, тогда как в приводимом далее протоколе допроса говорится об Ольге Андреевне. (См. также³⁸.)

Ее отец — генерал-лейтенант царской армии, профессор Военной Академии РККА военный историк А.М. Зайончковс-кий. Агент ВЧК с 1921 г. К этому «хобби» он привлек и свою дочь. Еще в двадцатые годы снискавшая доверие «органов» Зайончковская «разрабатывала» Тухачевского, т. е. добывала на него фальсифицированный компромат, который ОГПУ накапливало, так сказать, впрок. И уже в 1934 году «вездесущая Зайончковская… информировала о будто бы существующем заговоре военных, планирующих покушение на Сталина». Агентурная дама «Даже в хрущевскую оттепель… как и другие сексоты, не понесла наказания за доносы»).

Итак,

Протокол допроса

обвиняемой Зайончковской-Поповой

Ольги Андреевны от 4 апреля 1939 года Допрос начат в 24 ч. 00 Допрос окончен в 3 ч. 30 м.

(Видим, что собеседование велось ночью. Возможно, именно в связи с этим стилем не привилось нововведение — указывать время допроса. Действительно, ведь ночной вызов к следователю сам по себе напоминает пытку, тем более, когда речь идет об особе слабого пола. Притом днем в камере спать не разрешалось.)

ВОПРОС: Что Вам известно об арестованной Жуковской, находящейся совместно с Вами по камере?

ОТВЕТ: Жуковскую Елену Георгиевну я знаю с октября месяца 38 г. (Неточность: в октябре Лена была еще дома, ее арестовали 11 ноября.)

Фамилия ее девичья — Шатуновская. До знакомства в камере я ее не знала. После прихода в камеру она мне сообщила, что она является женой зам. Наркома Внутренних Дел по административно-хозяйственной части — Жуковского Семена Борисовича.

Сама же — научный сотрудник военно-химической академии им. Ворошилова. Ее самомнение, как научного сотрудника, безгранично, поэтому она возмущается, что ее расценивают как жену, а не как самостоятельную единицу.

По моим личным наблюдениям я делаю вывод, что Жуковская очень скрытная, тупая (подчеркнуто, с вопросом. — В.Ж.), не честна, что подтверждается частыми отказами от своих слов, сказанных в камере.

Переходя к характеристике ее мужа, со слов Жуковской могу заметить, что она его характеризует, как честнейшего и ценного человека для Советского Союза и только по тупоумию НКВД он был арестован.

Мне кажется, что ее муж Жуковский, по своим делам с ней делился. Я исхожу из того, что по приходе в Бутырскую тюрьму она была полностью информирована об арестах всех работников НКВД, в частности о Николаеве.

Жуковская говорит, что ее муж был арестован также невинно как и она и что в НКВД происходит полный произвол, что приведет к борьбе между ЦК ВКП(б) и органами НКВД.

На мой вопрос «чем Вы можете обосновать, что в НКВД полный произвол», она ответила «об этом ей говорил муж и на это имеются факты». Конкретных фактов не приводила. Интересно отметить, что отношение ее к Фриновскому очень лестное. Это видно из того, что она Фриновского характеризует, как идеального человека. В начале ее ареста она очень охотно говорила о своих и связях мужа с Фриновским, но в последнее время она стала замкнута, т. к. в камере ходит слух, что Фриновский арестован. Достоверность слуха, конечно, никто не знает. Насколько я помню, об этом сказала Туполева, узнала она об этом в больнице. (Фриновского арестовали 6.4.39 г., т. е. двумя сутками позже дня (ночи) допроса. — В.Ж.)

В дальнейшем из ее разговоров я сложила свое впечатление, что арест и ее, и ее мужа был им известен. Об этом как будто бы сказал им Фриновский.

Будучи в камере и разговаривая с Туполевой, Жуковская произносит такие слова, что Фриновский в разговоре с ними указывал, что он сам понимает, что аресты проходят незаконно и что он ничего не может сделать, т. к. боится, чтобы его самого не сместили с работы. Но в дальнейшем все будет исправлено, т. к. в руководстве имеются здравомыслящие люди, которые такое вредительство, как вредительство проводимое органами НКВД по уничтожению русской интеллигенции — сгладят. Далее замечает, что по-сколько ордер на ее арест был подписан Берия, то следовательно, и он относится к вредителям в НКВД.

Жуковская говорит, что пока Фриновский существует и является решающим в области рассмотрения следственных дел на Особом Совещании, то за участь своих мужей, что они будут целы, она не беспокоится. Но впоследствии, когда она узнала, что Фриновского в органах нет, то произнесла: «как жаль, что он ушел», но ничего, продолжает далее, Берия должен будет искать человека, который бы имел влияние, вернее авторитет и помог ему в подборе кадров. Но т. к. Берия человек решительный, то услуг Фриновского он не принял, а отсюда ясно, что Фриновский не имеет влияния на Берия. Так что все попытки войти в сношения с Берия и привлечь его на свою сторону не имели успеха.

Опасаясь, чтобы посторонние не слышали фамилию Фриновского, они его называют «Фрина» и по объяснению Жуковской, Фриновского таким именем называли в интимных кругах.

В одном из разговоров Жуковская сказала так, что мол «если бы я поговорила с Берия, то могла бы составить впечатление насколько он близок к взглядам Михаила Петровича (т. е. Фриновского)».

Вот в основном разговоры Жуковской, проводимые в камере.

Далее Зайончковская приводит сведения, относящиеся к некоторым другим лицам, в том числе уже расстрелянным или арестованным. И наконец:

«Округляя сведения о Фриновском мне бы хотелось сообщить и такой факт, как встреча Тухачевского с Фриновским на квартире Протас Амалии Яковлевны, квартира которой для Тухачевского являлась более удобной, т. к. он не хотел чтобы знали, что он встречается в ее квартире с такими людьми как Фриновский, о которых она мне не упоминала».

ВОПРОС: Что еще можете сказать о Жуковской?

ОТВЕТ: В основном мною сказано все, кроме того, что мне кажется вопрос о том, что она была в Герма-нии, был невыяснен. По этому поводу она дает путанные ответы».

Допрос прерывается.

Допросил: Следователь 00 ГУГБ НКВД СССР лейтенант гос. безопасности Леонов

Время следующего после перерыва допроса не обозначено. Допрашивал на этот раз Масленников. Текст написан от руки.

ВОПРОС: Что Вам известно об Жуковской-Шатуновской?

ОТВЕТ: Я с ней познакомилась в камере. Мне известно с ее слов, что она жена быв. зам. наркома Внутренних дел Семена Борисовича Жуковского. Сама она работала научным сотрудником, по химии, в Военнохимической академии им. Ворошилова. Мне известно из ее слов, что она вместе с мужем работала в Германии.

— Что Вам известно о ее работе в Германии?

— Жуковская рассказывала, что она была командирована на германский химический завод около Берлина для поднятия своей квалификации. По рассказам Жуковской она покинула Германию в связи с приходом к власти фашистов, т. к. она глубоко их ненавидит. Одновременно Жуковская рассказывала, что она бывала часто на приемах у посла в Германии Хинчука.

ВОПРОС: Она рассказывала зачем ходила на прием к Хинчуку?

ОТВЕТ: На эту тему она не любит говорить. Объясняет свой вызов к Хинчуку тем, что она очень интересная дама.

— Что Вам известно о ее антисоветских разговорах в камере?

— Она считает арест своего мужа а так же и свой глубоко не правильным и вредительским. При этом говорит, что надо посадить тех кто давал санкцию на их арест.

Кроме того Жуковская говорит, что НКВД арестовало и держит очень много невиновных людей объясняя это общей вредительской политикой партии. Кроме этого мне ничего о Жуковской не известно. Протокол допроса от 4 апреля 1939 г. подтверждаю целиком.

ВОПРОС: Вам известно отношение Жуковской к следствию?

ОТВЕТ: К следствию относится очень пренебрежительно называя следователя жандармом и всячески его оскорбляя.

— Что Вам еще известно о Жуковской?

— От мужа Жуковской известно что деньги идущие на агентурную и другую работу в НКВД тратились на личные нужды работников.

ВОПРОС: Кто из камеры может подтвердить Ваши показания в отношении Жуковской?

ОТВЕТ: Мои показания в отношении Жуковской могут подтвердить: Туполева Юлия Николаевна и Лаврентьева Софья Давыдовна.

Много лет спустя Лена мимоходом упомянула об этом эпизоде: «Когда я узнала, что она (Зайончковская) в тот же вечер рассказала следователю о нашем разговоре, то я прямо…» — брови подняты, глубокий вдох, что естественно воспринимается как «была ошарашена и потрясена».

Создается впечатление, что доносчица не клевещет явно, не придумывает какие-то криминальные факты, но вместе с тем что-то путает.

Если не считать передачи дел, то Фриновский со своим преемником Берией совместно практически не работал, а наркомом Военно-Морского флота был назначен (с опубликованием в газетах) за два месяца до ареста Лены, когда и отец еще оставался на свободе. Так что об уходе Фриновского с Лубянки Лена узнала вовсе не в тюремной камере, как это следует из рассуждений Зайончков-ской, которые, таким образом, оказываются бессвязными.

Что касается «безграничного самомнения», то эту крайнюю оценку следует объяснить дореволюционным воспитанием и мировоззрением госпожи Зайончковской, которая, надо думать, не считалась с возможностью, что статус дамы способен определяться ее собственными достижениями, а не только чином мужа. Иначе говоря, Е.Г. знала себе цену, а то, что ее самооценка не была преувеличенной, показала жизнь: Лена не только сумела преодолеть 17 лет тюрьмы, лагеря и ссылки (чему, кстати, помогла ее квалификация химика), но затем вернулась к научной работе, подготовила и защитила кандидатскую диссертацию.

В одном из заявлений на имя Берии, касаясь показаний Зайончковской, Лена пишет: «На мой вопрос о том, можно ли верить такой бессмысленной лжи, ничем не подтвержденной, наоборот, опровергнутой свидетелем, следователь Масленников ответил: «Да, это ерунда».

А коли так, мысленно обратимся к следователю — можно ли, основываясь на этой ерунде, категорически признать «добытые данные достаточными для предания суду»?\

Виртуальный ответ Масленникова выглядит достаточно просто: так как приговор известен заранее (по Дудинцеву-Солженицыну «решение предшествует обсуждению»), а вся процедура тщательно засекречена от посторонних глаз и ушей, то ерунда от Зайончковской вполне сойдет.

По поводу свидетельского опровержения, на которое ссылается Е.Г., обратимся к показаниям Лаврентьевой Софьи Давыдовны 1903 г. р., ур. г. Ленинград, до ареста без определенных занятий,

от 23 апреля 1939 г.

ВОПРОС: Вы в одной камере с Жуковской-Шатуновской Еленой Георгиевной?

ОТВЕТ: Да в одной.

ВОПРОС: Что Вам известно о Жуковской?

ОТВЕТ: Мне известно, что Жуковская-Шатуновская жена б. зам. Наркома Жуковского, до ареста работала научным работником по химии. Ездила с мужем в Германию.

— Что еще Вы знаете о Жуковской?

— Жуковская говорит, что ее мужа а также и ее арестовали невинно.

ВОПРОС: Что Вам известно об антисоветских высказываниях в камере Жуковской?

ОТВЕТ: Об антисоветских высказываниях Жуковской мне ничего не известно — их не было. Мне больше о Жуковской ничего неизвестно.

Тем же днем Масленников, судя по протоколу, дает Лене возможность оправдываться:

ВОПРОС: Вы ведете в камере такие разговоры, что Ваш муж Жуковский арестован по «халатности НКВД»?

ОТВЕТ: Нет я таких разговоров не вела

— Вы говорили о произволе е НКВД, о массовых необоснованных арестах?

— Я говорила, что меня удивляет то, что арестовывают жен, о каком то массовом необоснованном аресте разговоров не было.

ВОПРОС: Какие вели разговоры о Фриновском?

ОТВЕТ: Я обрисовала наружность Фриновского, о котором меня расспрашивала Зайончковская, других разговоров о Фриновском не было.

— Какие еще были разговоры в камере?

— Разговоры ведутся на бытовые темы самые разнообразные.

ВОПРОС: Что еще можете добавить к своим показаниям?

ОТВЕТ: Никаких к-p. разговоров в камере не веду и ни какой клеветой на органы НКВД не занимаюсь.

23 апреля следователь Масленников составляет «Протокол об окончании следствия» (хотя, как будет видно, об «окончании» говорить еще рано).

«Признав предварительное следствие по делу законченным, а добытые данные достаточными для предания суду, руководствуясь ст. 206 УПК, объявил об этом обвиняемому, предъявил для ознакомления все производство по делу и спросил — желает ли обвиняемый чем-либо дополнить следствие.

Обвиняемый Жуковская-Шатуновская Е.Г. ознакомившись с материалами следственного дела заявил(а), что (свое нижеследующее заявление Е.Г. вписала на форменный бланк от руки. — В.Ж.) никогда в своей жизни я не имела ничего общего с контрреволюцией, всякая шпионская работа и предательство против Советской власти чужды моему образу мыслей и всей моей деятельности. Я смогу и после тяжелого потрясения, которым для меня является арест и пребывание в советской тюрьме, быть полезным и честным научным работником и гражданином и в таком же духе воспитать своих детей».

Бутырское сидение Лены можно условно разделить на два этапа. Первый из них заканчивается документом, оценивая содержание которого трудно подобрать должный эпитет. Остается предоставить слово тюремному канцеляриту.

1939 г., июля 11 дня следователь — лейтенант г.б. Перепелица

«Нашел:

Жуковская-Шатуновская Е.Г. является женой врага народа, быв. зам. наркома Внутренних дел СССР Жуковского.

По показаниям ЗАЙОНЧКОВСКОЙ — она знала о контрреволюционной деятельности своего мужа.

На основании изложенного

Постановил:

Жуковскую-Шатуновскую Елену Георгиевну, привлечь к ответственности в качестве обвиняемой по ст. 17–58 п. 1 «а» УК РСФСР.

Мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей».

«справка: Жуковская-Шатуновская Е.Г. арестована 11 / VI—39 года, содержится в Бутырской тюрьме».

О том, что человека непререкаемо именуют «врагом народа» еще задолго до суда, читателя, знакомого с предыдущим материалом, не удивит. Однако данное постановление выдается и собственным вкладом на беззаконие: арестовали Лену 11 ноября 1938 г., т. е. ровно за семь месяцев до числа, обозначенного в липовой справке, и за восемь месяцев до «избрания меры пресечения».

До сих пор изложение, начиная со дня ареста, развивалось по линии следственных действий. Но жизнь, даже самая ущербная, более многопланова. Не терял времени отец Лены Георгий Борисович. Профессиональный литератор, был он редактором всех прижизненных изданий Серафимовича. Все заявления Г.Б. Шатуновского выдают его литературную квалификацию и полны горестного чувства, испытываемого отцом из-за внезапно и безвинно попавшей в беду дочери, которой он всегда привык гордиться. Читаешь его глубоко продуманные аргументы, звучащие, с точки зрения нормального человека, очень убедительно, и ловишь себя на циничной мысли: к чему все это? Игра ведется по иррациональным правилам, обвинительный приговор предрешен, с человеческими качествами и реальными деяниями подследственной тяжесть приговора не связана, так что все призывы к справедливости, не говоря уже о милосердии, — бессмысленны. Все заявления (не только отца, но и дочери) бюрократической машиной проштамповывались, а ответ был по существу неизменен: «е пересмотре дела отказано» или «В виду того, что вновь поданная жалоба отцом осужденной не содержит новых доводов к пересмотру решения по делу, эта жалоба на основании приказа НКВД СССР… оставлена без удовлетворения…»

Процитирую первое заявление Георгия Борисовича на имя Берии от 4 апреля 1939 г.

«Она (дочь. — В.Ж.) — человек кристаллической честности и редкой бескорыстности. Позвольте привести две маленькие иллюстрации. Пробыла она немало времени со своим мужем замторгпредом заграницей и к великому удивлению кумушек не привезла оттуда никакого запаса платьев и тряпок — наряды ее не интересовали. В последний год она имела возможность по должности ее мужа пожить лучше и шире, чем жила раньше. Но это ей было чуждо. Я с радостью смотрел, как отчаянно она сопротивляется переезду в новую, более просторную квартиру (так и не переехала), как упрямо она сжимает бюджет и экономит каждый НКВД-овский рубль. После ареста ее дети перешли ко мне в подбитых башмаках, без валенок, с крайне ограниченным запасом рваного белья и платья. Я теперь должен покупать и доставать наиболее необходимое».

Цитирует «сын за отца не отвечает» и трансформирует в «жена за мужа не ответчик». Ходатайствует о скорейшем освобождении.

«Жду, верю и надеюсь». Прилагает записку Лене.

Некоторая утрировка, думаю, простительна. «Синим чулком», ни о чем, кроме науки не помышляющим, Лена, конечно, не выглядела. Одевалась прилично, не были запущены и дети. Но в основном старик прав: не только жадности, стяжательства, но и просто стремления более эффективно использовать довольно большие и практически неконтролируемые материальные возможности у супругов Жуковских не наблюдалось. Дачу, правда, поменяли, но здесь сыграли роль несопоставимо лучшие, чем в Томилино, природные условия Жуковки.

Из заявления Г.Б.Ш. Ворошилову (20 апреля 1939 г.) Любимый и уважаемый Климент Ефремович!

«Как, отец и гражданин, считаю своим долгом и своей патриотической обязанностью Довести До Вашего Сведения, как НАРКОМА ОБОРОНЫ, О СУЩЕСТВОВАНИИ ТАКОЙ РАБОТЫ Е.Г. Жуковской-Шатуновской. Работа эта, что бы ни было с ее автором, может и должна БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНА ДЛЯ ДЕЛА УКРЕПЛЕНИЯ НАШЕЙ ХИМИЧЕСКОЙ МОЩИ».

«Попутно» просит, конечно, и за Лену.

Вот это послание, единственное, привело хоть к какому-то результату. В деле, без каких-либо сопроводительных записок, появился следующий документ.

1. Е.Г. Жуковская-Шатуновская работает научным сотрудником технологической лаборатории кафедры ПХЗ Академии с 7.3.37 г. по 11.11.38 г.

2. Е.Г. Жуковская-Шатуновская окончила Химический факультет Московского Высшего Технического Училища в 1929 г. По окончании была оставлена в качестве аспиранта при кафедре неорганической химии и совместно с проф. Н.А. Шиловым выполнила 3 научно-исследовательские работы. Позднее она работала в лаборатории академика А.Н. Фрумкина (Химический институт им. Карпова) и у проф. Поляни в Германии, где выполнила также несколько научно-исследовательских работ.

3. Е.Г. Жуковская-Шатуновская является квалифицированным научным работником, обладает большим опытом экспериментирования и отлично владеет техникой исследования. На протяжении 2-х лет работы в Академии ею выполнены 2 научно-исследовательские работы в области теоретических-основ технологии сорбентов, представляющие большой практический интерес. Выводы из работы 1938 г. были проверены в НИИ-2с и полностью подтвердились.

НАЧАЛЬНИК АКАДЕМИИ

Комбриг: ЛОВЯГИН

ВОЕНКОМ АКАДЕМИИ

Дивизионный комиссар ИСАКОВ

овальная печать

Напечатано 2 экз.

1 — адресату

2 — дело

Надо полагать, запрос был сделан из канцелярии Ворошилова в ответ на цитированное заявление Шатуновского. Затем составленную характеристику переправили прямехонько в НКВД, минуя Георгия Борисовича.

Хочется отметить, что начальство Академии выказало определенную порядочность, давая положительную деловую оценку своей недавней сотруднице, арестованной по политической статье. Конечно, и осторожность не забыта, поскольку отсутствует упоминание об общественной работе, которую Лена, как и положено, вела.

Какую роль сыграл этот солидный, казалось бы, документ, нам неведомо. Скорее всего, никакой.

Еще одно заявление Г.Б.Ш. в НКВД СССР датировано 1/VIII—39 г. Текст пространный. Приложил 2 оттиска статей, отзыв Шилова и «Письмо дочери».

«Мужа своего она видала реже, чем посторонних людей: он обычно приезжал не раньше 3-х часов ночи, и когда она уезжала на работу в Академию, он еще спал».

Просит Лену освободить; разрешить свидание; передачу в размере ста руб. в месяц. Просит также передать записку в Бутырки:

«1 августа 39 г.

Дорогая милая Ленуся!

Сообщаю тебе, что дети твои совершенно здоровы. Не беспокойся о них: они сыты, одеты, обуты. Живут сейчас на даче, чувствуют себя хорошо, ни разу за все лето не болели.

Мне Союз писателей дал путевку в Сочи. Я подлечился и теперь чувствую себя лучше. Целую тебя. Твой отец».

Угроза расстрела отведена (переквалификация обвинения). «Годна к тяжелому физическому труду»

Переход ко второму этапу «Бутырского сидения» Лены открывается «ПОСТАНОВЛЕНИЕМ» следователя, который «НАШЕЛ:

Жуковская арестована 11 ноября 38 г. как жена врага народа Жуковского б. зам. Наркома Внутренних Дел СССР. В виду того что ее муж находится под следствием в След, части НКВД в группе тов. Сергиенко.

Постановил:

Следственное дело № 21434 по обвинению Жуковской-Шатуновской Е.Г. согласно распоряжения нач. Следчасти НКВД СССР комиссара Гос. Безопасности

3 ранга тов. Кобулова, передать для дальнейшего ведение следствия в группу тов. СЕРГИЕНКО.

Следователь следчасти НКВД СССР Масленников «Согласен» пом нач следчасти НКВД СССР

Капитан Гос. Безопасности НИКИТИН

Справка:

Жуковская-Шатуновская содержится под стражей в Бутырской тюрьме.

Вещественных доказательств по делу не имеется. Следователь… Масленников».

Одновременно Масленников ходатайствует «о продлении следствия и содержания под стражей Жуковской-Шатуновской сроком на 1 месяц…», мотивируя это тем, «что нет решения в отношении ее мужа…»

Прокурор СССР М. Панкратьев продлевает.

Между прочим, упомянутый В.Т. Сергиенко в направлении карьерного взлета катапультировался, отличившись на допросах Н.И. Ежова. Довольно скоро он стал зам. нач. следчасти НКВД СССР, а с начала Отечественной войны — наркомом внутренних дел УССР. Ужасно недобро, но и выразительно пишет об этом оперившемся птенце из Лубянского гнезда Н.С. Хрущев⁴ (т. 1):

«Хотел бы рассказать еще о таком случае. Думаю, что организовал эту подлость Сергиенко… Такой длиннющий и хитрый человек. Оборотистый человек. Потом оказалось, что это был очень нечестного склада, коварный человек. В Киеве сложилась тяжелая обстановка, и мы вынуждены были перенести штаб Юго-Западного фронта в Бровары… И вдруг я получаю телеграмму от Сталина, в которой он несправедливо обвинял нас в трусости и угрожал, что «будут приняты меры». Обвинял в том, что мы намереваемся сдать врагу Киев. Сталин верил своим чекистам, считал, что они безупречные люди. В телеграмме, конечно, ссылки на них не было. Но я убежден, что никто не мог сделать это, кроме Сергиенко. Это была подлость!»

Если прямых доказательств этой, довольно обычной, подлости Никита Сергеевич, видимо, так и не обрел, то в общей оценке не ошибся. Как раз сам Сергиенко, оказавшись под Киевом в окружении, «проявил растерянность и трусость»⁴¹. Угодил в плен, откуда вскоре бежал. Положенной у нас в таких случаях проверке благодаря заступничеству Берии подвергнут не был и до 1943 г. числился на наркомовском посту. К 1945 году — генерал-лейтенант и семикратный орденоносец. В 1954 г. уволен из МВД «По фактам дискредитации высокого звания генерала», а в начале 1955 г. этого звания лишен «как дискредитировавший себя за время работы в органах…»

Моего отца Сергиенко вроде бы непосредственно не допрашивал.

Итак, новый следователь издает

Постановление

(о переквалификации обвинения)

Гор. Москва, 1939 г., сентября 7 дня, Я, Следователь Следчасти ГЭУ НКВД СССР, Сержант Г.Б. — Данилин, рассмотрев след, дело № 21434, по обвинению Жуковской-Шатуновской Елены Георгиевны в преступлениях, предусмотренных ст. 17–58 п.6 УК РСФСР, —

Нашел

11 ноября 1938 г., была арестована жена быв. Зам. Наркома Внутренних дел СССР, ныне арестованного врага народа Жуковского — Жуковская-Шатуновская Елена Георгиевна, как соучастница в контрреволюционной деятельности Жуковского.

Произведенным по делу расследованием соучастие в контр-революционной деятельности Жуковской-Шатуновской Е.Г. не установлено.

Однако установлено, что Жуковская-Шатуновская знала принадлежность своего мужа Жуковского к контр-революционной организации, но не доносила об этом органам НКВД,

На основании изложенного, —

Постановил

Ранее предъявленное обвинение Жуковской-Шатуновской Елене Георгиевне по ст. 17–58 п. 6 УК РСФСР переквалифицировать, предъявив ей обвинение по ст. ст. 18–58 п. 12 УК РСФСР.

Следователь… Данилин». Остальные подписи опускаем.

Как это все понимать? Ведь, казалось бы, срок заключения по будущему приговору известен, никаких адвокатов, тем паче газетчиков поблизости нет и в помине, отчего же тогда не воспользоваться протоколом Масленникова и сразу не передать дело в Особое совещание, которое отштампует стандартный приговор?

В самом деле, как правило, «женам» давали восемь лет заключения в ИТЛ (исправительно-трудовой лагерь). Но «как правило» — означает «не всем». Если ограничиться преследованием супруг высокопоставленных энкаведистов, то, например, жены Фриновского и Евдокимова были расстреляны. Как знать, не грозила ли та же участь Лене, и не висела ли ее жизнь на волоске вплоть до того счастливого момента, когда все же «директивные инстанции», как выражался Ежов, приняли решение в ее пользу, а уж во исполнение этого решения понадобилось ликвидировать, возможно, расстрельный пункт о соучастии в контрреволюционной деятельности.

Дальнейшее просто. На корректировку потребовалась всего неделя. На свет (бутырский, разумеется) появляются два итоговых творения следователя.

Протокол

об окончании следствия (На форменном бланке)

1939 г. Сентября 13 дня

Я… Данилин рассмотрел следственное дело за № 21434 по обвинению Жуковской-Шатуновской Елены Георгиевны в преступлениях, предусмотренных ст. 58 и 12 УК РСФСР.

Признав предварительное следствие по делу законченным, а добытые данные достаточными для предъявления суду, руководствуясь ст. 206 УПК, объявил об этом обвиняемому, предъявил для ознакомления все производство по делу и спросил — желает ли обвиняемый чем-либо дополнить следствие.

Обвиняемый Жуковская-Шатуновская Е.Г., ознакомившись с материалами следственного дела заявил, что (рукой Лены. — В.Ж.) дополнить следствие никакими новыми материалами не имею.

«Утверждаю»

Нач. следчасти ГЭУ НКВД

майор Г.Б. Мешик (Подпись не его. — В.Ж.)

19 сентября 1939 г.

Обвинительное заключение

По следделу № 21434 по обвинению Жуковской-Шатуновской Елены Георгиевны в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 18–58 п. 12 УК РСФСР

НКВД СССР стало известно, что старший научный сотрудник Академии хим. защиты им. Ворошилова — Жуковская-Шатуновская Елена Георгиевна знала о контрреволюционной деятельности ранее арестованного своего мужа Жуковского, работавшего зам. Наркома НКВД СССР, но не доносила об этом соответствующим органам Советской власти.

Произведенным по делу расследованием установлено, что Жуковская-Шатуновская Е.Г. находясь в течение восьми лет замужем за Жуковским знала о его принадлежности к к-p организации и его практической антисоветской деятельности, но не доносила об этом органам НКВД (л. д. 26–29).

Жуковская-Шатуновская Е.Г. знала также и об антисоветской деятельности врага народа Фриновского, с которым была в дружественных отношениях (л.д. 26–27).

Будучи арестованной и находясь в камере, Жуковская-Шатуновская вела антисоветские разговоры, клевеща на органы НКВД (л.д. 26–29). Жуковская-Шатуновская Елена Георгиевна в предъявленных ей обвинениях виновным себя не признала.

В недоносительстве об известной ей антисоветской деятельности врагов народа Жуковская-Шатуновская Е.Г. изобличается показаниями Зайончковской-Поповой Ольги Андреевны.

На основании изложенного, Жуковская-Шатуновская Елена Георгиевна, 1906 г. р., ур. г. Вознесенска, УССР, еврейка, гражданка СССР, беспартийная, ранее не судимая, быв. научная сотрудница Академии хим. защиты.

Обвиняется в том, что она зная об антисоветской деятельности своего мужа, бывш. зам. Наркома НКВД СССР — Жуковского и др. участниках контрреволюционной организации недоносила об этом органам НКВД, т. е. в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 18–58 п. 12 УК РСФСР.

Следствие по делу Жуковской-Шатуновской Е.Г. считать законченным, состав преступления доказанным.

На основании изложенного, руководствуясь с. 208 УПК РСФСР следственное дело № 21434 по обвинению Жуковской-Шатуновской Елены Георгиевны направить на рассмотрение Особого Совещания при Народном Комиссаре Внутренних дел Союза ССР.

Следователь…

Сержант гос. без.

Данилин

«Согласен» Ст. следователь следчасти ГЭУ НКВД

Мочалов

Пом. нач. следчасти…

Капитан гос. без. Маркеев (за него. — В.Ж.)

В последнем документе промелькнула фамилия начальника следчасти ГЭУ (Главного экономического управления) Мешика. Он, как и Сергиенко, — выдвиженцы Берии. Уже в 1941 г. занял пост наркома госбезопасности УССР и в этой же республике закончил свою карьеру наркомом внутренних дел. В 1953 г. арестован, судим вместе с Берией и его группой и расстрелян 23 декабря того же года.

Из обвинительного заключения по делу Жуковской

Постановление ОСО по Лене состоялось ровно через пять месяцев после обвинительного заключения. Объяснение такому неоправданно, на первый взгляд, большому интервалу вполне очевидно: ждали суда над мужем, который (суд), напомним, состоялся 24 января 1940 г.

Чем же этот интервал был заполнен? 28 сентября Г.Б. Шатуновский обращается с просьбой о свидании с дочерью. Ответ следует две недели спустя: «В просьбе Шатуновскому считаем необходимым отказать за нецелесообразностью…»

С аналогичной просьбой о свидании со своим отцом обращается Лена еще через полтора месяца, т. е. 13 ноября 1939 г. «У отца находятся двое моих детей, дочь и сын; мысль и тревога за них не дают мне ни одного дня покоя».

Следователь Данилин незамедлительно отказывает «до решения суда по ее делу».

2-го октября Е.Г., опротестовывая обвинительное заключение, направляет заявление «Зам. НКВД СССР гр. Кобулову». Должность адресата указана неточно; в том году Кобулов Б.З. был зам. нач. ГУГБ, потом начальником ГЭУ. Также и этот персонаж вместе с Берией, Мешиком и другими был расстрелян в декабре 1953 г.

Лена пишет:

«В формулировании обвинения следствие указывает, что моя вина установлена на основании этих показаний Зайончковской, которые являются в основной, обвиняющей меня части бессовестной, циничной ложью и клеветой, составленной так, что мне не стоило бы никакого труда их опровергнуть и доказать следствию, что это ложь. Говорить о том, что за личность сама Зайончковская и о ее к-p сущности мне не приходится, следствие знает это лучше меня.

В своих показаниях она указывает на Ю.Н. Туполеву и С.Д. Лаврентьеву, как на свидетелей; однако же в протоколе допроса С. Лаврентьевой нет ни одного слова, подтверждающего показания. Ю.Н. Туполева вовсе не была допрошена…

По существу самого обвинения мне хотелось бы добавить, что несмотря на мои хорошие отношения с мужем и дружную семью, я никогда не бывала посвящена в его дела, будучи целиком поглощенной своей чрезвычайно интересной, творческой работой. Характерно то, что муж мой, несмотря на знания в химии, также не был абсолютно знаком с моей работой и даже не знал названия моей диссертационной темы, над которой я работала два года. Никаких близких отношений и дружбы с сотрудниками мужа и их женами я не имела.

Когда я стала женой С.Б. Жуковского, я была уже инженером, вполне самостоятельным и сложившимся человеком».

Результат нулевой.

Очередное заявление Георгия Борисовича датировано 28-м октября. «Вы, товарищи, решающие судьбу моей дочери, знаете древнюю легенду о Прометее, прикованном к скале. Лишить полную научных замыслов и творческих идей молодую женщину возможности воплотить в жизнь эти идеи и замыслы — это Прометеева казнь. С этой мукой запертых творческих сил, распирающих мозг, потому что закрыта возможность их оформить и дать своему народу и государству, — с этой мукой не сравнится ни арест, ни ссылка, ни разлука с детьми, ни сознание своей невиновности…

Я прилагаю при сем фото ее детей — может быть, Вы сочтете возможным передать их матери или хоть дать ей на них взглянуть. Если это невозможно, прошу Вас карточки прислать мне обратно: на них надписи сделаны рукой дочери и они мне дороги».

К заявлению приложена служебная характеристика, написанная до ареста.

Характеристика

Работы научного сотрудника Е.Г. Шатуновской

«Е.Г. Шатуновская является высококвалифицированным научным работником, обладает большим опытом экспериментирования и отлично владеет техникой исследования. В работе проявляет самостоятельность и инициативу. Ценным качеством Е.Г. Шатуновской, как исследователя, является настойчивость в работе и умение преодолевать трудности. Ей не свойственно «падать духом» при наличии временных затруднений.

Работа Е.Г. Шатуновской на кафедре АД, несмотря на сравнительно короткий срок (с марта 1937 г.) оказалась весьма плодотворной. Ею выполнено исследование, представляющее значительный принципиальный интерес и большое оборонное значение.

По своей квалификации, знаниям и опыту Е.Г. Шатуновская является бесспорным кандидатом в члены Секции Научных Работников Академии.

Начальник кафедры АД проф. Мих. Дубинин

16 января 1938 г.».

Подписавший характеристику Мих. Мих. Дубинин, как и Лена, ученик Н.А. Шилова, а с 1943 г. академик и впоследствии Герой Социалистического Труда.

Эту же характеристику Георгий Борисович прилагает к следующему своему прошению.

«В НКВД Весьма срочно

От писателя Георгия Борисовича Шатуновского, состоящего в Союзе советских писателей Адр.: Метростроевская ул… Молочный пер., д. № 2, кв. № 7.

Тел. Г-6—53–25.

по делу

дочери моей Елены Георгиевны Жуковской-Шатуновской, арестованной 11 ноября 1938 г. в Москве по делу ее мужа, арестованного б. Замнаркома НКВД СССР Жуковского С.Б.

Моя дочь Елена Георгиевна Жуковская-Шатуновская, 33 лет, обвиняется по 58 ст. 12п.

Обвинение это я считаю необоснованным и неправильным. Все факты ее жизни говорят против этого обвинения…

Если бы она не была глубоко идейным работником, преданным Советской власти, то имея двух детей, и имея тяжелую наследственность от матери, умершей в 42 г. — базед — разве она стала бы, при полной материальной обеспеченности, которую давал семье ее муж, работать по 14–16 часов в сутки, просиживать ночи над книгами, материалами, колбами и ретортами — получая за это небольшое жалованье?

Разве она стала бы отравлять свои легкие в лаборатории, а ведь ее выносили на снег отравленную. Доследуйте факты, допросите работавших с нею в Академии и химическом институте им. Карпова — и в этом убедитесь…

Прошу также учесть, что она 14-й месяц сидит в тюрьме, она достаточно наказана, много пролито слез ее детьми, ждущими мать. Если во время следствия она была упорна и резка, то это объясняется, с одной стороны, базедом, и состоянием аффекта, с другой стороны тем, что она всегда беззаветно любила своего мужа и слепо ему верила, видя, что партия и правительство тоже ему верят и что его все возвышают. В ее действиях не было корысти…

Прошу произвести доследование — убедиться в правильности указанных фактов, освободить ее и вернуть ее в Академию им. Ворошилова, дать ей там защитить уже готовую диссертацию и продолжать ее «весьма плодотворную» (согласно характеристике) активную работу на пользу отечественной обороне.

Отец и опекун ее детей Г. Шатуновский

10/XII— 1939 г.».

13 декабря Е.Г. обращается с просьбой к Л. Берии.

«Так как ордер на мой арест был подписан Вами, я разрешаю себе просить Вас познакомиться с моим делом (оно очень мало по объему)».

Наступает следующий, 1940 год. 16 января следственное дело Лены возвращается из ОСО.

«Нач. Следств. части ГЭУ НКВД СССР

Возвращаем Вам следственное дело за № 21434 по обвинению Жуковской-Шатуновской по ст. 58–12.

Жуковская-Шатуновская обвиняется в недоносительстве о контрреволюционной работе своего мужа Жуковского, последний еще не осужден, ввиду чего дело не может быть направлено на рассмотрение Особого Совещания при НКВД СССР».

10 февраля большое заявление на имя Берии подает Г.Б. Шатуновский. Приводим выборку.

«Когда-то, до Революции реакционнейший женофоб Отто Вейнингер выставлял женщину, как «функцию мужчины», писал (в книге «Пол и характер»), что отношения между мужем и женой «есть не что иное, как отношения между субъектом и объектом… Женщина всегда требует от мужчины определенных взглядов, чтобы иметь возможность их заимствовать… Мужчина и женщина вместе только составляют человека». Вся жизнь и вся работа, культурный уровень и удельный вес моей дочери непререкаемо свидетельствуют, что она не могла быть такой «функцией» мужа и таким позаимствователем его взглядов. В этой части она стояла слишком высоко и позиции ее были нерушимы. Она работала в лаборатории Академии с ясным сердцем и незатуманенным сомнениями сознанием; никакие тревоги ее не одолевали; в партийной работе он был член комиссии партийного контроля — по советской лестнице взобрался на верхи НКВД. Ему ли не верить? Она не сомневалась, как и все окружающие в ту пору — он делает то, что нужно делать.

Проверьте «улики», и уличенное лицо, и я уверен от «улик» останутся осколки вдребезги разбитой гнусной клеветы сомнительной подлой личности — и моя дочь будет возвращена к своим малым детям и своей работе, своей стране…

Если она вернется, она будет жить со мною и будет работать на дело укрепления Красной Армии с прежней неутомимостью. Пережитые испытания и раны залечатся (труд — лучший лекарь) — и она поймет, в какой водоворот она попала и вырвалась и что надо начинать новую вторую жизнь сначала.

10 февраля 1940 г. Г. Шатуновский»

Возвращаемся к тюремно-следственной процедуре.

Приложение: по тексту

Зам нач БУТЫРСКОЙ тюрьмы ГУГБ НКВД капитан Гос. Без. Бизюков

Нач. канцелярии мл. лейтенант г.б. Юрзин

Справка

У заключенной Бутырской Тюрьмы ГУГБ НКВД Жуковской-Шатуновской Елены Георгиевны, 33 лет, со стороны внутренних органов и органов движения особых отклонений от нормы не отмечается.

Годна к ТЯЖЕЛОМУ физическому труду.

Пом. НАЧАЛЬНИКА САНЧАСТИ БУТЫРСКОЙ ТЮРЬМЫ ГУГБ НКВД

Военврач 2 ранга:

Бондаренко. (Подпись другая. — В.Ж.)

…/II—40 года Круглая печать: НКВД-ГУГБ-БУТЫР(ки) ТЮРЬМА

Ну кто после такой мощной справки посмеет обвинять советское общество в женском неравноправии!

И наконец грянул скорый и неправедный суд.

Постановление Особого совещания

Выписка из ПРОТОКОЛА 14

Особого совещания при Народном комиссаре Внутренних дел СССР

от 19 февраля 1940 г.

Постановили

Жуковскую-Шатуновскую Елену Георгиевну, как социально-опасный элемент — заключить в исправительно-трудовой лагерь, сроком на ВОСЕМЬ лет, сч. срок с 11 ноября 1938 г.

Слушали

16. Дело №-21434

по обвинению

Жуковской-Шатуновской Елены Георгиевны, 1906 г.р., ур. Гор.

Вознесенска, УССР, еврейка, гр. СССР

Нач. секретариата

Особого Совещания НКВД СССР Подпись (Факсимиле. — В.Ж.)

Отв. секретарь Особого совещания (ИВАНОВ) (подписи нет. — В.Ж.)

Круглая гербовая (красная) печать НКВД

Двумя днями позднее Лена, еще не зная о состоявшемся решении, обращается с жалобой.

Начальнику следственной части Главного Э.К. Управления от Е.Г. Жуковской-Шатуновской Бутырская тюрьма Камера 254

Заявление

Год прошел с тех пор как я (22/II—39 г.) расписалась в том, что следствие по моему делу закончено. (Похоже, Лена запамятовала: первый протокол об окончании следствия датирован 23 апреля 1939 г. — В.Ж.)

Последний раз меня вызывал следователь Данилин и уверял в том, что в ближайшие дни мне будет объявлено решение. С тех пор также уже прошло полгода.

Теперь я уже тридцать вторые сутки сижу в одиночке.

Со времени последнего вызова, когда мне стало известно впервые все мое дело, я написала три заявления по существу предъявленного мне обвинения. В ответ на них мне посылают извещения о том, что они будут рассмотрены, а результат сообщат особо. Но результата все нет, и так проходят месяцы и уже стали проходить годы (я арестована 11/XI в 1938 г.)

Это состояние напряженного ожидания для меня еще мучительнее оттого, что день и ночь меня угнетает мысль о моем больном старике отце и о маленьких моих детях отданных.

Если есть обстоятельства, которые заставляют откладывать решение, я прошу Вас, вызовите меня, хотя бы для того, чтобы объяснить мне это и сообщить о моей семье.

21 февраля 1940 г.

И вот Бутырский этап тернистой дороги подходит к концу. Лене дают свидание с отцом (в деле это не отражено).

Впереди ГУЛАГ.

Лагерь. Остап Вишня. Серафимофич — Берии. За четыре месяца и четырнадцать дней до срока

Очередное пополнение контингента островной империи фиксируется двумя документами.

Талон к дубликату ордера

№ 429

Нач. 1-го Спецотдела НКВД СССР

Гор. Москва

Сообщаю, что осужденная Особым Совещанием при НКВД СССР от 19/П—1940 г. Жуковская-Шатуновская Елена Георгиевна прибыл в УПРАВЛЕНИЕ Северного Железно-Дорожного Лагеря.

Нач. 3 отд. 2 отд. лагеря НКВД

25. III. 1940 г. Подпись.

Примечание: талон направляется тюрьмой с начальником Конвоя в орган НКВД по месту отправки осужденного и органом НКВД по прибытии осужденного возвращается в 1-й Спецотдел НКВД СССР.

НКВД-СССР (на бланке почтового типа)

Гл. Упр.

исправ-труд. Лагерей

Севжелдорлаг испр. — трудовой ЛАГЕРЬ

Учетно-Распред. Отдел

26. III. 1940 г.

№ 64/2103

В учетный стол Особ. Совещания суда НКВД СССР

Гор. Москва Копия — в ОМЗ УНКВД Московская обл.

Гор. Москва

Извещение

1. Фамилия, имя и отчество Жуковская-Шатуновская Елена Георгиевна

2. Год рожд. 1906 г.

3. Название осудившего органа О.С.О. НКВД

4. Когда, по какой статье УК 19/II—40 г. С.О.Э. и

на какой срок осужден 8 лет

5. Прибыл 14/III—40 г. с. Котласе п/п Гулага НКВД

(когда, откуда)

6. Убыл (когда, куда)

Нач. УРО. СЖДЛ НКВД подпись

Лена становится обычной лагерницей, участвует в общих работах, в частности, по строительству железнодорожного моста. Не миновали ее травма и болезни.

Между прочим, в лагере Е.Г. познакомилась с другим заключенным — Остапом Вишней — по прошлой жизни известным украинским писателем. Его арестовали в 1931 году в связи с делом Скрипника. В лагере Вишня работал фельдшером. От Лены мне стал известен следующий эпизод.

После начала войны, 1941, одна канадская газета поместила статью, автор которой возражал против помощи Советской России на том основании, что у нас содержится в заключении известный украинский писатель Остап Вишня. Вишню немедленно освободили, переправили в Киев и вернули в украинский сатирический журнал «Перец», где сразу появился его же фельетон под саркастическим заглавием «Как большевики мучили Вишню».

Георгий Борисович не оставляет своих усилий. Новое прошение он адресует Берии в январе 1941 г. Он указывает, что дочь «находится в заключении — без всякой вины, только как жена б. замнаркома НКВД С.Б. Жуковского. 16 месяцев она находилась в Московской Бутырской тюрьме, а с марта 40 г. — в лагерях. Сейчас она находится в лагере НКВД в поселке УХТА, быв. ЧИБЬЮ, КОМИ АССР.

Следствие не могло установить никакой ее конкретной вины, и она приговорена ОСО НКВД к восьми годам заключения в лагеря, как социально опасный элемент».

Подробно и обоснованно характеризует Лену, подчеркивает, «Что она абсолютно ни в чем не виновата. Что в лагерях она честно и преданно работает». Просит «учесть изложенное и распорядиться о пересмотре ее дела и при подтверждении ее невиновности освободить ее».

При невозможности подобного исхода просит о некоторых послаблениях, в частности: «посылать ей ежемесячно до 150 р… Посылать ей ежемесячно продовольственную посылку (без особого распоряжения НКВД Московский почтамт посылок не принимает)…

Прошу также не ограничивать ее права переписки одним письмом в месяц, которое часто тоже не доходит.

В заключение прошу разрешить мне поехать в апреле-мае с.г. на две недели в УХТУ для свидания с дочерью.

Надеюсь, что мое письмо не будет оставлено без ответа. Отец заключенной Е.Г. Жуковской-Шатуновской и опекун ее малолетних детей, Наташи и Сережи Жуковских».

По крайней мере одну просьбу отца и деда выполнили — без ответа письмо не оставили. Вот и ответ.

«Утверждаю»

Нач. секретариата Особого Совещания при НКВД СССР капитан Гос. Безопасности

Иванов 20.11.1941 года.

Постановление

Я, оперуполномоченный Секретариата Особого Совещания при НКВД СССР, лейтенант Госбезопасности Бабаев, рассмотрев архивно-следственное дело № 795159 на осужденную Жуковскую-Шатуновскую Елену Георгиевну, в связи с жалобой ее отца на имя тов. Берия

Нашел

Жуковская-Шатуновская Елена Георгиевна…

Обвинялась в том, что знала о к.р. деятельности мужа, но не сообщила об этом органам Сов. власти.

Виновной себя не признала. С мужем жила 8 лет. Муж ее — Жуковский — бывший зам наркома НКВД СССР, осужден к ВМН, как враг народа.

В жалобе отец осужденной просит пересмотреть ее дело. Учитывая тяжесть преступной деятельности ее мужа и то, что она в антисоветской клевете на органы НКВД уличается показаниями Залочинской-Поповой (так в тексте. — В.Ж), —

Постановил

Жалобу гр. Шатуновского оставить без удовлетворения, о чем сообщить ему через 1-й Спецотдел НКВД СССР.

Оперуполномоченный секретариата Особого Совещания лейтенант Г.Б. Бабаев

«Согласен» Нач. 3 отд. секретариата Ос. Совещания НКВД СССР мл. лейтенант Г.Б. Корольков.

Образец ответа на ходатайство отца заключенной

Не молчит и Е.Г. В феврале 41 г. отправлено ее заявление Берии.

«23-го апреля 1939 г, меня вызвал следователь Масленников, который мне заявил, что я вела в камере а/с разговоры.

Эта гнуснейшая ложь и клевета была состряпана одной из трех женщин, бывших со мной в камере, — Зайончковской-Поповой О.А. причем свидетелями она приводила двух других, — Ю.Н. Туполеву и С.Д. Лаврентьеву. Туполева вовсе не была вызвана и допрошена, а Лаврентьева полностью опровергла все вымыслы Зайончковской. На мое требование устроить очную ставку, ничего не последовало, а вместо этого мне дали подписать протокол об окончании следствия. На мой вопрос о том, можно ли верить такой бессмысленной лжи, ничем не подтвержденной, наоборот, опровергнутой свидетелем, следователь Масленников ответил: «Да, это ерунда».

Через 5 месяцев меня вызвал следователь Данилин. Он представил новый протокол об окончании следствия (это уже в третий раз), где было написано, что меня обвиняют по п,12, статьи 58, т. к. следствием установлено, по показаниям Зайончковской-Поповой, что я знала и не донесла о деятельности мужа. Данилин дал мне прочесть донос. Это такая галиматья и бред, которую мне ничего не стоит опровергнуть.

С этой целью я написала заявление на Ваше имя, на имя Вашего заместителя Кобулова и прокурору наблюдающему за следствием с просьбой меня вызвать, но все безрезультатно.

Полгода после этого я просидела в камере без единого вызова. 26 февраля 1940 г. мне объявили решение ОСО о том, что я как социально опасный элемент лишена свободы сроком на 8 лет.

Считаю необходимым заявить, что я никогда не принадлежала к категории социально опасных…»

Последнее утверждение Лена обосновывает фактами биографии.

И в заключение:

«Прошу Вас принять во внимание все вышеизложенное, пересмотреть мое дело и освободить меня.

16-го февраля 1941 г. Поселок Ухта, Коми АССР Почт, ящик 226/1».

Буквально накануне войны за Е.Г. заступается сам Серафимович.

Бланк: Александр Серафимович

СЕРАФИМОВИЧ

Адрес: Москва, Дом правительства, ул. Серафимовича, 2, подъезд 13, кв. 256

Тел. 131—68—21

(Заявление написано собственноручно)

«Уважаемый товарищ Берия.

Гр. Жуковская-Шатуновская Елена Георгиевна арестована в 38 г., как жена. В тюрьме последний следователь, Данилин, не имея, как и предыдущие, данных для обвинений, использовал подлейшую и глупейшую лжесвидетельницу из одной камеры Зайончковскую-Попову О.А. Вот и весь обвинительный материал. Жуковская-Шатуновская получила 8 лет и сейчас в лагере Ухте (Коми).

Перед нами одна из роковых ошибок, — не было индивидуального подхода. Мы имеем дело с передовой советской женщиной, крупным научным работником-химиком, с блеском работавшим в области обороны. Она могла бы дать работы еще крупнее, но в суровых условиях лагеря ее силы и способности погаснут. А ведь как оборона нуждается в таких даровитейших людях, без вины вычеркнутых из наших кадров.

Товарищ Берия! Вам было подано заключенной заявление — копию прилагаю — убедительнейшая просьба рассмотреть его. Освободите, верните к настоящей работе. Большое и справедливое дело будет сделано для обороны страны.

21/VI—41.

С коммунистическим приветом

А. Серафимович».

Трудно поверить, что обращение знаменитого писателя осталось без ответа, но тем не менее такового я в деле не обнаружил. Возможно, решили ограничиться отказом на заявление Лены.

Письмо Серафимовича Берии

Александра Серафимовича довелось мне повидать самому. Как-то под вечер, еще до войны, зашел я к Георгию Борисовичу в очередной раз проведать детей (кстати, им в помощь моя мать ежемесячно давала 100 рублей).

Хозяина я застал нездоровым. У его постели сидел названный писатель, который в момент моего появления собирался уже уходить. Серафимовичу было в то время за семьдесят пять. Приземистый, сухощавый, бодрый. Спросил: «Куришь?». Я ответил отрицательно. «Молодец, и не кури. Мне уж вон сколько лет, а все не курю».

Дом, где на втором этаже обитал Георгий Борисович, был старый, деревянный, лестница темноватая, да и улочка вовсе неказистая, хотя не так далеко от центра. Хозяйка предложила проводить немолодого гостя. Куда там! «Я сам вас могу проводить», — отрезал Александр Серафимович с шутливым задором.

Еще одна просьба о пересмотре, написанная в НКВД отцом Лены, датируется 4-м сентября 1941 г. и отправлена из Елабуги Татарской АССР. Название этого города теперь неразрывно связано с памятью о Марине Цветаевой, трагически окончившей там свои дни. Елабуга была пунктом, куда эвакуировали членов ССП. Письмо Георгия Борисовича написано на 4-й день после гибели великой поэтессы. Не знаю, была ли Цветаева принята в упомянутый Союз советских писателей. Судя по БСЭ — не сподобилась.

Представляется, что с точки зрения информативности заслуживает опубликования следующий документ.

СССР НКВД Секретариат Особого Совещания… июля 1942 г.

№ 56/С— 822/3 Свердловск

Москва, пл. Дзержинского, 2 Тел.: коммутатор НКВД Краткое содержание:

Секретно

В 1 Спецотдел НКВД СССР

(4-е Отделение) гор. Свердловск

Направляем архивно-следственное дело

№ 795159 по обвинению Жуковской-Шатуновской Елены Георгиевны и жалобы осужденной и ее отца для хранения в архиве.

По аналогичным жалобам Постановлением Секретариата Особого Совещания от 20/II— 41 г. в пересмотре решения Ос. Совещания Жуков с ной-Шатуновской отказано.

В виду того, что прилагаемые жалобы не содержат новых доводов к пересмотру дела, они на основании приказа НКВД СССР № 001571 от 18/XII—40 г. оставлены без удовлетворения, о чем просьба поставить в известность заявителей.

ПРИЛОЖЕНИЕ: Жалобы 173658; 173658а; 1736586.

ЗАМ НАЧ СЕКРЕТАРИАТА Ос. Совещания НКВД СССР Капитан г.б. Боровков

Ст. оперуполномоченный Секретариата Ос. Совещания ст. лейтенант г.б. Маликов

Посмотреть бы этот приказ НКВД. Похоже, он до предела упрощал процедуру оставлять жалобы заключенных «без удовлетворения».

Писал Георгий Борисович заявления и в последующие годы, но ответы получал неизменно отрицательные.

Последний стандартный отказ секретариата ОСО датирован 17-м марта 1945 г. В это время Лена уже трудилась по своей специальности, притом весьма успешно. В результате местное начальство, в качестве награды, предпринимает усилия по досрочному дарованию свободы. Иначе говоря, по всем правилам возбуждается ходатайство об условно-досрочном освобождении заключенной. После краткой анкеты следует

Характеристика

Заключенная Жуковская-Шатуновская Елена Георгиевна в ухтижемлаг НКВД прибыла 13/ VII—40 г. Содержится на ОЛП № 9 — Леспромхоз. С 1940 года занимается научно-исследовательской работой в ухтком-бинате НКВД (кирпичный завод, НПЗ, ЦНИЛ) в качестве физико-химика и химика-аналитика. В течение всего этого периода проявила себя как высококвалифицированный специалист с серьезной теоретической подготовкой и большим опытом лабораторной работы. Она принимала активное участие в научно-исл. работе по крекингу нефти ультразвуком, по разработке потенциометрических методов анализа, а в течение 1945 г. выполнила более 100 химических анализов гипсов для проектного завода демпферного гипса. Эти анализы, сделанные в короткие сроки, дали возможность произвести качественную оценку месторождений и выполнить подсчеты их промышленных запасов. Кроме этого, в ЦНИЛе для научно-исследовательских тематических работ Жуковской сделан ряд детальных анализов различных горных пород и минералов из газонефтяных продуктивных отложений Ухтинского района. В настоящее время Жуковская занимается в ЦНИЛе вопросами специальных химических определений в связи с особыми экспедициями в районе Таманского кряжа. Систематически перевыполняет производственные задания, является аккуратным и дисциплинированным работником. Никаких взысканий или нарушений в производственной работе, а также в быту не имеет.

За отличные производственные показатели в работе, примерное поведение в быту и дисциплинированность возбуждаем ходатайство об условно-досрочном освобождении заключенной Жуковской-Шатуновской Елены Георгиевны.

Зам. нач. Управления УХТИЖЕМЛАГа НКВД полковник

Драбкин

Нач. Политотдела УХТИЖЕМЛАГа НКВД Подполковник Карасев Поставлен прямоугольный штамп:

Считать возможным заключенного Жуковскую-Шатуновскую Елену Георгиевну условно-досрочно из под стражи освободить.

За нач. оперативного отдела ГУЛАГа НКВД СССР подпись За нач. Следственного Отделения В. Смирнов (Дата отсутствует.)

Изготавливаются необходимые справки — о судимости, о месте рождения и постоянном месте жительства и вот такая

Справка

На заключенную Жуковскую-Шатуновскую Елену Георгиевну 1906 г.р., за время его пребывания в УХ-ТИЖЕМЛАГЕ НКВД Оперативный Отдел компрометирующими материалами не располагает.

Начальник оперативного отдела УХТИЖЕМЛАГА НКВД

майор Госбезопасности Денисенко

20. 11.1946 г.

Наконец весь комплект бумаг направляют в ОСО, которое не торопится, но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят. Лагерный этап заканчивается:

Выписка из протокола № 23-а

Особого Совещания при Министерстве Внутренних Дел СССР от 27 июня 1946 г.

Слушали

134. Жуковская-Шатуновская Елена Георгиевна, 1906 г.р., ур. г. Вознесенска УССР, еврейка, из служащих, не судима.

19.11–40 г. Особым Совещанием НКВД СССР осуждена как соц. — опасный элемент на 8 лет.

Конец срока — И.XI—46 г.

Наказание отбывает в Ухтижемлаге МВД

Постановили

За высокие производственные показатели и отличное поведение в быту Жуковскую-Шатуновскую Елену Георгиевну условно-досрочно из-под стражи ОСВОБОДИТЬ.

Нач. Секретариата Особого Совещания при Министерстве Внутренних Дел СССР Иванов (факсимиле)

Ходатайство об условно-досрочном освобождении

Постановление ОСО об условно-досрочном освобождении

Ссылка

Дата на протоколе ОСО опережает всего на четыре с половиной месяца дату истечения «законного» восьмилетнего срока, определенного Елене Георгиевне. И на том, повторимся, спасибо, им ведь в одночасье и удвоить срок ничего не стоило.

Видимо, «социальная опасность», исходящая от Е.Г., еще продолжала существовать, хотя и в ослабленном качестве. Во всяком случае, вместо паспорта Лена получает документ с указанием статьи 39; жить в столичных и промышленных городах запрещено. Однако в условиях сталинского послевоенного мрака Лене все же на некоторое время повезло. Вновь организованное химическое производство в Дзержинске (Горьковской области) обогатилось «завозом» специалистов, включая докторов наук, из оккупированной нами части Германии. Как же теперь им и с ними работать в нашей глубинке? Переводчики на дороге не валяются, да и переводчики-то нужны не простые, а хотя бы с некоторой химической квалификацией. Лучшую, нежели Е.Г., кандидатуру для нового завода придумать трудно.

Дело в том, что, будучи за рубежом, она, в отличие от многих любителей длительных загранкомандировок, времени не потеряла и хорошо изучила немецкий язык (как, впрочем, и С.Б. Жуковский). В обретении нового места работы ценной оказалась инициатива ученых, которые знали Лену и дружелюбно к ней относились еще со студенческих лет. В их числе, кроме упомянутого ранее академика Дубинина, могут быть названы и другие еще не старые тогда ученые мужи высокого ранга. Трудоустройство облегчилось также и тем фактом, что директором завода состоял брат Л.М. Кагановича, а такое высокое родство несколько расширяет возможности принять на работу ценного специалиста вопреки правящей бал партийно-советской шкале предпочтений.

Словом, взяли Лену и стала она работать, заведовать заводской лабораторией ко всеобщему удовлетворению. Так ведь нет, не доиздевалась еще родная власть. То ли производственная острота миновала, поскольку технологию разработали, то ли докатилась вторая волна удара по недавним политзэкам, так или иначе, но режимный город Дзержинск было предписано срочно оставить. А с органами, как известно, не спорят, против них и брат Кагановича бессилен.

Осела Лена на сетевязальной фабрике в поселке Ре-шетиха того же Дзержинского района. Что-то даже с химией отчасти связано, потому что сети для рыбной ловли вязали из капрона, а материал этот был тогда внове. Эти сети испытывали на деле, в чем и Лене довелось участвовать. В общем, что ни говори, а — форменная ссылка.

(Правда, для юных Жуковских высшее образование было не наглухо закрыто. Наташе, несмотря на отличный аттестат за среднюю школу, отказали в МГУ, на биофаке. Однако приняли в Мосстанкин. По ее следам спустя три года пошел и Сергей. Обитали в общежитии.)

Но не все стуже свирепствовать, наступила весна 1953 года, а с ней началась знаменитая оттепель.

Реабилитания-2

Протест (в порядке надзора) по делу Жуковской-Шатуновской Е.Г. (почему-то с неизбежной пометкой «СЕКРЕТНО») датируется 21-м февраля 1955 г. За Ген. ПРОКУРОРА Союза ССР подписался генерал-майор юстиции Е. Барской. Протест адресован Военной Коллегии Верховного суда. Путем конкретной аргументации доказана несостоятельность обвинения. На этом основании прокурор ходатайствует об отмене постановления ОСО. Содержательная часть протеста целиком перешла в Определение Верховного суда, которое мы и приводим,

(На бланке с гербом, все заполнено от руки)

секретно

Верховный суд Союза ССР Определение № 4н-01623/55 Военная Коллегия Верховного СУДА СССР.

В составе: Председательствующего полковника юстиции Лихачева

членов: майора юстиции Внукова полковника юстиции Дашина рассмотрев в заседании от 9 апреля 1955 г.

Протест Генерального ПРОКУРОРА СССР

на постановление Особого Совещания при НКВД СССР от 19-го февраля 1940 г., которым «как социально-опасный элемент» осуждена —

Жуковская-Шатуновская Елена Георгиевна — к заключению в ИТЛ сроком на 8 лет

Заслушав доклад тов. Дашина и заключение пом. Главного Военного Прокурора полковника юстиции Артемьева об удовлетворении протеста

Установила:

Жуковская-Шатуновская признана виновной в том, что являясь в течение 8 лет женой бывшего заместителя Наркома Внутренних дел СССР Жуковского, знала о его принадлежности к к-p организации и его практической а/с деятельности, но не донесла об этом органам власти. Жуковская-Шатуновская признана виновной также и в том, что знала об а/с деятельности врага народа Фриновского, с которым была в дружественных отношениях, а будучи арестована, и находясь в камере Бутырской тюрьмы, вела а/с разговоры, клевеща на органы НКВД.

Жуковская-Шатуновская на предварительном следствии виновной себя в предъявленном ей обвинении не признала и пояснила, что она ни о какой к-p деятельности мужа и Фриновского не знала и даже об этом не предполагала.

Генеральный Прокурор СССР в протесте просит постановление Особого Совещания при НКВД СССР от 19 февраля 40 г. в отношении Жуковской-Шатуновской Е.Г. отменить, а дело о ней, за отсутствием состава преступления, прекратить по следующим основаниям:

В обвинительном заключении указано, что в недоносительстве об а/с деятельности врагов народа Жуковская-Шатуновская изобличается показаниями заключенной Зайончковской-Поповой О.А., однако эта ссылка на Зайончковскую-Попову не соответствует ее показаниям, поскольку в них она не утверждала, а лишь предположительно заявляла, что по ее, Зайончковской-Попо-вой, мнению арестованная Жуковская-Шатуновская должна была знать об а/с деятельности мужа. Далее Зайончковская-Попова показывала, что находившаяся с ней в одной камере Жуковская-Шатуновская заявляла, что в НКВД происходит полный произвол и что поскольку ордер на ее арест подписан Берия, следовательно и он относится к вредителям НКВД. Эти разговоры Жуковской-Шатуновской были квалифицированы как а/советские и клеветнические на органы НКВД.

При ознакомлении с архивно-следственными делами на Жуковского С.Б. и Фриновского М.П. установлено, что Жуковская-Шатуновская по их показаниям не проходит. Каких-либо других документов, свидетельствующих о преступной деятельности Жуковской-Шатуновской не установлено.

Жуковская-Шатуновская действительно была арестована по ордеру, подписанному Берия 11 ноября 1938 г., причем санкция на ее арест была получена в Прокуратуре СССР лишь 11 июля 1939 г.

Т. о., говорится в протесте, в действиях Жуковской-Шатуновской отсутствует состав преступления и она была осуждена необоснованно.

Рассмотрев материалы дела, и согласясь с доводами, приведенными в протесте, Военная Коллегия Верховного Суда СССР

Определила:

Протест Генерального Прокурора СССР удовлетворить. Постановление Особого Совещания при ИКВД СССР от 19 февраля 1940 г. в отношении Жуковской-Шатуновской Елены Георгиевны отменить, а дело на нее, за отсутствием состава преступления, на основании п. 5 ст. 4 УПК Р.С.Ф.С.Р, производством прекратить.

Председательствующий подпись. Члены: подписи

«Дело № 21434» протяженностью в 16 лет и 5 месяцев завершается следующим документом.

Герб

Военная Коллегия

Верховного Суда

Союза ССР

15 апреля 1955 г.

№ 4н-01623/55/08384

Москва, ул. Воровского,

д. 13

Исп. вх, № 03975

СЕКРЕТНО

экз. № 1 НАЧАЛЬНИКУ УЧЕТНО-АРХИВНОГО ОТДЕЛА КГБ при СОВЕТЕ МИНИСТРОВ СССР

Копии: В ГЛАВНУЮ ВОЕННУЮ ПРОКУРАТУРУ

На № 8К-48810—38

Начальнику 1 СПЕЦОТДЕЛА МВД СССР

Вместе с определением Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 9 апреля 1955 г. направляется для хранения в архиве дело по обвинению Жуковской-Шатуновской Елены Георгиевны.

Жуковской-Шатуновской Е.Г. решение Военной Коллегии объявлено 14 апреля 1955 г. и ей выдана справка о реабилитации.

Приложение: 1. Для КГБ — дело от Н/вх. № 03975 с подлинным определением В К в 1 томе на 81 листе, арх. № 795159.

2. Для ГВП — Копия определения на 1 листе — для сведения с м/б № 6957.

Член Военной Коллегии Верховного СУДА Союза ССР полковник юстиции И. Дашин.

Обустройство

Бумаги, которые дают представление о московских хлопотах Лены ее периода перехода от положения ссыльной лишенки к нормальной жизни, содержатся в Персональном деле Жуковского С.Б., которое, как говорилось выше, хранится в РГАСПИ. В этих хлопотах Е.Г. опиралась на содействие КПК (теперь уже не Комиссия, а Комитет Партийного Контроля), где когда-то работал ее муж. Предварительно Лена была принята секретарем ЦК П.Н. Поспеловым, бывшим коллегой Жуковского по КПК (и соседом по коммунальной даче).

Аудиенция у секретаря ЦК, разумеется, задала тон дальнейшему благоприятствованию властей, и все же прогресс иногда шел со скрипом.

В столицу Лена возвратилась в 1954 г. и тогда же, до реабилитации, была принята на работу в Институт физической химии АН СССР научным сотрудником лаборатории (отдела) Сорбционных процессов. Заведует отделом известный нам академик Дубинин. Первые месяцы Е.Г. живет у знакомых, потом некоторое время во второразрядной гостинице на Тверской.

Ситуацию тех дней, в которой находилась Е.Г., можно ощутить, читая ее письмо заместителю председателя КПК П.Т. Комарову.

«Глубокоуважаемый Павел Тимофеевич!

Я была у Вас на приеме 29 декабря 54 г. и Вы оказали мне существенную помощь в ускорении пересмотра дела моего мужа С.Б.Ж. и моего дела. Теперь оба дела уже пересмотрены и оба приговора отменены Воен. Кол. Верх. Суда СССР за отсутствием состава преступления. Там же мне сообщили, что мой муж умер в заключении. (Точнее сказать: расстрелян. — В.Ж.)

Если Вы помните, я была еще до реабилитации восстановлена на работе в Институте Физической Химии АН СССР и Вы при мне, по собственной инициативе, по телефону просили академика А.В. Топчиева помочь мне в отношении квартиры и сказали ему, что будете и впредь следить за судьбой нашей семьи.

Я была на приеме у А.В. Топчиева 12-го мая, вскоре после получения справки о реабилитации, а 16-го мая тов. Яснову было передано письмо за подписью президента Ак. А.Н. Несмеянова с настойчивой и мотивированной просьбой о предоставлении нашей семье отдельной квартиры из двух комнат, взамен конфискованной при аресте пятикомнатной. Мы были внесень! тов. Лебедевым в проект постановления по дому, строящемуся у Киевского вокзала и были уже накануне получения обещанной квартиры.

Однако, в последний момент, т. Ясное вычеркнул меня из списка и я снова вынуждена скитаться по добрым знакомым и каждый месяц снова хлопотать о временной прописке. Остаток моей семьи я также не могу собрать воедино.

После 17-ти лет всяческих лишений, после тюрем, этапов, пересыльных пунктов, исправительного лагеря и ссылки, в 50 лет, у меня уже не хватает сил работать живя в таких условиях.

Вы предложили мне обратиться к Вам снова если мне будет плохо, и я вынуждена снова беспокоить Вас и просить повлиять на т. Яснова, чтобы он внес меня в список и не вычеркивал из него с тем, чтобы скорее обеспечить нас жильем.

Искренне преданная Вам Жуковская. 29. VII.55 г.».

Яснов тогда был председателем Мосгорисполкома. Его я помню. Своей массивностью, неулыбчивостью, крупными чертами лица, словно высеченными из камня, он производил впечатление памятника самому себе. Типичный представитель номенклатуры уровня выше среднего, формирующего пьедестал Политбюро. Образование — в девятнадцатилетнем возрасте окончил рабфак при МГУ.

Наконец, все устроилось. Получила Елена Георгиевна двухкомнатную квартиру в хорошем доме на 2-й Хорошевской. Поселилась там с сыном-студентом; дочь уже вышла замуж и жила отдельно.

Окончим рассказ заключительным письмом Лены Комарову, написанным на исходе 1955 года.

«Глубокоуважаемый Павел Тимофеевич!

Позвольте мне от всей души поблагодарить Вас за Вашу сердечность и участие, которое Вы приняли в моей тяжелой доле. Теперь только, когда я вернулась в науку и когда я у себя дома с остатками моей семьи, 'я понимаю, какой страшный путь мы проделали за эти 17 лет и как невознаградима моя утрата — смерть Семена Борисовича Жуковского.

Правда, теперь возвращаться к прошлому нечего; нужно жить настоящим и будущим и я так и стараюсь поступать. Работа моя идет успешно: я уже сдала в печать одну большую научную статью и готовлю следующую. Очень благодарю участие также Ваших помощников тов. Климова и тов. Кузнецова.

Желаю Вам счастья и здоровья в Новом Году и в последующие годы.

Преданная Вам Жуковская. 28.12.55».