Луч солнца

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Главное в жизни рыбака — сеть да Иравади — река-кормилица! На ней рождаются дети рыбаков, кровью рыбаков окрашиваются ее воды, воды великой священной Иравади! Но что бы ни случилось, никогда не покинут рыбаки берегов своей кормилицы! Рыбаки — ее дети, преданные сыновья и дочери».

Так заканчивает свой рассказ «Борьба за жизнь» известный прозаик Линйоун Ти Лвин. Эти слова можно взять эпиграфом к новеллам многих бирманских писателей.

Об Иравади и о народе, живущем на ее берегах, в России знали с давних пор. В Бирме (ее именовали также «Пегу», «Ава» — по названиям самых крупных городов) в XIX — начале XX века побывали путешественники Рафаил Данибегашвили, Петр Пашино, Константин Вяземский, дипломат Григорий де-Воллан, ученый-востоковед Иван Минаев, геолог Александр Жирмунский, литератор и педагог Василий Ерошенко и другие. Они оставили записи, статьи, путевые очерки об этой удивительной стране.

С классической и современной литературой Бирмы, с ее поэзией и прозой советские читатели начали знакомиться с середины пятидесятых годов, вначале в переводах с английского, позднее — с бирманского.

Наибольшее представление имеем мы в настоящее время о быстро развивающемся в последние десятилетия и весьма перспективном жанре бирманского рассказа. Он зародился в двадцатые годы нашего века, вобрав в себя традиции устного повествования, фольклора, национальных фацеций. История его развития как жанра отражена до известной степени в истории возникновения самого бирманского слова со значением «рассказ» — «вутху тоу».

Вутху, первоначально означавшее прозаическое повествование из буддийских джатак, постепенно меняло свое значение, наполнялось новым смыслом. В конце XIX века, например, этим словом называли переводы произведений прозы с других языков. В начале нашего столетия оно стало означать всякую прозу вообще, а затем, в тридцатые годы, вместе со словом «тоу» («короткий») обрело значение «рассказ», «новелла». Для романов же и повестей образовался термин «вутху шей» («длинное вутху»).

Становление рассказа связано с именами родоначальника современной прозы Пи Моу Нина (1883—1940), плодовитого новеллиста тридцатых годов Тейпан Маун Ва (1898—1942), романиста и рассказчика социально-критического направления Маха Свея (1900—1953), первой женщины — автора современной прозы Дагон Кхин Кхин Лей (род. в 1904 г.). Дальнейшим развитием жанр обязан творчеству «певца Мандалая», писателя Мья Мьоу Лвина (1902—1970), мастера детектива Швей Удауна (1899—1973), старейшины нынешнего поколения бирманских новеллистов У Ян Ауна (род. в 1904 г.), писателей и переводчиков европейской, а также русской и советской литератур Зоджи (род. в 1908 г.), Маун Тхина (род. в 1909 г.), Дагон Тайи (род. в 1919 г.).

Проникновение в Бирму в тридцатые годы западноевропейской новеллы (Мопассан, Конан Дойль), а с пятидесятых годов — широкое знакомство читателей с русской и советской литературой (Л. Толстой, А. Чехов, М. Горький) способствовали тому, что рассказ в бирманской литературе завоевывал все более прочные позиции.

В наше время его расцвету содействует и неуклонное развитие в стране искусства очерка. Издавна нато — восьмой месяц бирманского календаря, приблизительно соответствующий декабрю, был месяцем литературных состязаний. И ныне проводятся в этот сезон года «Сасхоудо ней» («Дни литературы»). Писатели, журналисты разъезжают по стране, встречаются с тружениками городов и деревень, студентами, учащимися. Потом в газетах и журналах появляются их художественно-публицистические очерки с новыми фактами и наблюдениями, с богатым материалом для художественного обобщения. Зачастую такие очерки превращаются в рассказы на острую современную тему. Среди очеркистов, ставших авторами волнующих современника рассказов, выделяются У Тейн Пхей Мьин, Линйоун Ти Лвин, Мин Джо, представленные в настоящем сборнике, цель которого — расширить и продолжить знакомство с бирманской новеллой (шестидесятые — восьмидесятые годы), начатое книгой «Раздумья» (ИХЛ, 1974 г.), где собраны рассказы тридцатых — шестидесятых годов.

Когда-то В. Г. Белинский сказал: «Если есть идеи времени, то есть и формы времени». Эти слова верны и для литературы Бирмы шестидесятых — восьмидесятых годов, когда очерк и рассказ заняли в ней ведущее положение. Появились новые имена писателей, творческие индивидуальности, обогатившие жанр многообразием тематики и стилей. Жизнь города и деревни, труд рабочих и артельщиков, мир бирманского интеллигента, психологические этюды и даже наблюдения и зарисовки фенологического плана — все это, увиденное глазами художника, осмысленное им, так или иначе рассказывает о человеке, служит ему, воспитывает его. Отчетливо слышна, как и в послевоенный период, историческая тема — борьба народа против японского милитаризма и английских колонизаторов. Драматические конфликты лежат, как правило, в основе рассказов, посвященных острой проблеме сегодняшней Бирмы, — повстанческому движению, не утихающему в стране три с половиной десятилетия (рассказ «У Йин Ба» писателя Аун Мьина, 1955 г.). Во многих произведениях энергично и убедительно звучит тема любви к родине, тема честного труда на благо народа («Прекрасное утро» Маун Ситу, «Патриот и враги», «Луч солнца» Пхьяпоун Хла Моу Нве и другие).

Рассказы последних пятнадцати лет изобилуют яркими приметами времени, отражают новые социальные явления в жизни Бирмы, демократизацию общественного уклада в стране. Мы читаем о возможности для детей трудящихся получить в свободной, независимой стране высшее образование; о сыне плотника, ставшем студентом (Тин Схан, «Мудрость отца»); об учителе, полюбившем простую работницу (Ман Мьин, «Девушка из табачной артели», 1977); о том, как деревенская девушка становится знаменитой танцовщицей и на государственные средства направляется на учебу за границу — в Ленинградское хореографическое училище (До Кхин Мьоу Чхи, «Мудрый учитель»). Молодые работники здравоохранения организовывают продуманную медицинскую помощь населению в отдаленных сельских районах. Врачебную практику они успешно совмещают с активной пропагандой санитарии и гигиены (рассказы Сейн Сейн «По велению сердца» и Мин Джо «Средство от недуга»).

Нравственное воспитание человека-созидателя — одна из важнейших задач современной бирманской литературы. Посвященные этой неисчерпаемой теме рассказы читаются с неизменным интересом.

В рассказе «Отверженные дети» писатель Мин Шин создает сложный образ учителя новой формации У Тхун Хана, директора начальной школы. Опекая племянника, обеспечив ему будущее медика с высшим образованием и «разумный» брак, учитель настоятельно советует ему легче смотреть на собственные «грешки», забыть девушку, судьбу которой легкомысленный юнец исковеркал, не оказывать помощи ни ей, ни ее будущему ребенку, выкинуть банальное «приключение» из памяти. Племянник усваивает ортодоксальные рекомендации, а учитель видит благополучие своего подопечного и… теряет покой. Преподав юнцу «вековую мудрость», он сознает вдруг, что сам повинен в несчастье молодой матери и ее ребенка-безотцовщины, который, возможно, погиб или погибнет, когда подрастет. В старое время человека не мучила бы совесть за судьбу той, которая «знала, на что шла», но У Тхун Хану суждено, видимо, казниться до конца своих дней. Автор как бы задается вопросом: что ныне в человеке сильней — его освященное вековой моралью ханжество или пробудившаяся совесть?

Герой рассказа Мин Ту Йейна «В поезде» обеспокоен душевной черствостью, бездушием молодых людей, не замечающих, не желающих замечать страданий и горя бедной женщины, пытающейся покормить ребенка. Молока нет, ребенок кричит, женщина беззвучно плачет. Беспечная компания слушает музыку, веселится, курит, с аппетитом и неряшливо ест… «Убитая горем женщина и веселые молодые люди. Их разделяла лишь спинка дивана в вагоне. Поистине, тот, кто не замечает страданий ближнего, всегда спокоен и счастлив!»

Любовь — великая нравственная сила, она способна подвигнуть человека на благородный поступок, пробудить в нем великодушие. Но нельзя во имя любви поступать безнравственно — это может перечеркнуть, убить чувство. Такие мысли внушает читателю Пхьяпоун Хла Моу Нве своим рассказом «Луч солнца».

Иногда дети бездумно тратят отцовские деньги, не отдавая себе отчета, каким трудом они достаются. В рассказе Тин Схана «Мудрость отца» описан именно такой случай. Не отказывая сыну-студенту в средствах, родители тактично побуждают его понять цену деньгам.

Непросто справиться со всеми бедами стране, разоренной многолетним владычеством англичан, японской оккупацией, стране, где есть еще крупные землевладельцы и безземельные крестьяне, богатые и бедные, неимущие рыбаки, перекупщики и ростовщики…

Бирманские прозаики пишут об этом открыто и честно, с болью в сердце. Зажиточный хозяин земельного участка (в рассказе Пхоун Мьина «Батист и нейлон»), найдя выгодного покупателя на землю, выгоняет из приютившегося на ней домика бедняков — старую женщину и ее внучку. Другой такой же землевладелец требует в аналогичном случае «либо перенести дом, либо уплатить за землю пять тысяч джа» (Тоу Тоу, «Старайся стать лучше»). Третий не довольствуется тем, что грабит многочисленных арендаторов, что четыре крепких амбара позади его дома набиты рисом, собранным с крестьян-рисоводов в качестве арендной платы за землю. Он не останавливается и перед низким мошенничеством, чтобы выманивать из месяца в месяц семьдесят джа из зарплаты учительницы-односельчанки (Тэккадоу Маун Маун Кхин, «Похищение»).

Жизнь рыбака зависит от улова, а улов — от лодки да от сети. Рыбаку, не имеющему собственной сети, ростовщик ни за что не откроет кредита. Перекупщик рыбы, которого рыбаку тоже не избежать, даст сеть и лодку в долг, но зато сам установит цены на рыбу, сам станет их занижать, обвешивать. По своему произволу он будет отбирать у рыбака весь улов, не оставит на еду ни рыбешки… Измотанный многосуточным бденьем, выйдет снова рыбак на ночной лов при луне, задремлет перед рассветом, а воры не упустят мига, уведут сеть… Очнется бедняга, поплывет в погоню. Скорее жизнь отдаст, чем с сетью расстанется. Хорошо знают жизнь рыбаков писатели Линйоун Ти Лвин, Тэккадоу Маун Маун Кхин. В их рассказах покоряет читателя суровая правда жизни, волнующая напряженность сюжета.

А город? У города свои проблемы, свой уклад жизни. И здесь людям приходится трудиться за гроши, здесь живут они в тесноте, но разобщенно. Бедняки Рангуна, например, обитают в домах, «мало похожих на настоящие. Скорее их можно назвать собачьими конурами. Комнатки маленькие, тесные — дышать нечем. Тут спят, тут же едят, тут и гостей принимают, становятся на утреннюю и вечернюю молитву, здесь же зачастую и детей рожают» — так описывает городскую жизнь герой рассказа Со У «Кукареку…». Его, деревенского жителя, больше всего удивляет страшная разобщенность людей в большом городе. «Странный город Рангун… Судите сами. Живут рядом, в соседних квартирах, а в гости друг к другу не ходят, даже почти не разговаривают. Словно чужие. Что бы ни случилось с соседом, никому до этого нет дела. Только из окна посматривают, во что сегодня одета соседка, кто каких гостей принимает. В одном доме умер человек, траур, а в то же время рядом на всю мощь включена музыка, царит веселье. Хороший город Рангун. Веселый и странный, совсем лишенный, в отличие от деревни, человечности и сострадания».

Познакомившись с книгой, читатель без труда припомнит, что жители бирманской деревни, напротив, часто подают пример взаимопомощи. Люди там выручают друг друга всякий раз, когда нужно выстоять в борьбе с перекупщиком, ростовщиком, помещиком; нередко всей деревней участвуют в обрядах, сопряженных для них с расходами. А как дружно и бескорыстно отдают они свои сбережения и драгоценности, чтобы выкупить у бандитов односельчанку! Описавший эту последнюю сцену писатель Тэккадоу Маун Маун Кхин приводит воспоминания дочери пострадавшей: «Никто из односельчан, которые помогли мне, отдавая свои ценности, чтобы выручить из беды мою маму, не потребовал возмещения убытков. Вот что значит солидарность бедняков. «О, милая! И не вздумай отдавать, — говорили они. — Всю жизнь будешь расплачиваться. Нас же много, а ты одна» (рассказ «Похищение»).

Проза последних пятнадцати лет отражает новую тенденцию в бирманской действительности — возвращение в деревню уходивших в город на заработки крестьян. В самом деле: если герои произведений тридцатых — шестидесятых годов, уйдя в города, оставались там навсегда, то герои семидесятых — восьмидесятых годов возвращаются, как правило, в родные края.

Типичная сцена такого возвращения описана в упомянутом уже рассказе Со У «Кукареку…». Старый, уважаемый в деревне человек приветствует героя, вернувшегося из Рангуна, и предупреждает тех, кто, может быть, еще собирается в город, словами, которых не нашел бы, скажем, два десятилетия назад: «А кто на земле останется? Кто рис выращивать будет?.. Я никуда из деревни уезжать не собираюсь… Главное, по-моему, надо сделать так, чтобы крестьянину здесь, в деревне, жилось получше… Если у него есть земля, если он и его дети не голодают и не ходят голые и оборванные, разве он бросит землю и родное гнездо? Никогда!»

В городе трудно найти работу, особенно человеку с образованием. Впрочем, и девушки из табачной артели, как ни хорохорятся, а держатся за место, получая нищенские пятьдесят пья за сотню свернутых сигар. Бледные, без солнца, в духоте и табачной пыли, за день напряженного труда вырабатывают они от двух до трех джа (кьят). Толстая хозяйка артели, нещадно эксплуатируя работниц, наживается и процветает, «выстроила себе… каменные хоромы, золота да серебра понакупала, — замечает давно работающая здесь Ма Чжи Ма. — До нас ей дела нет. Помните, когда в прошлом году табачного листа не было, сколько мы без работы сидели. Сделала она для нас хоть что-нибудь?». В рассказе писателя Ман Мьина «Девушка из табачной артели» все зримо, все убедительно — и процесс изготовления сигар, и образы работниц. Естественны и их разговоры. А чего стоят слова вплывающей к ним в конце трудового дня хозяйки: «Было бы очень кстати, если бы вы остались поработать вечером. Сейчас на наши сигары хороший спрос».

Драмы многих человеческих судеб, описанных в рассказах как на городскую, так и на сельскую тематику, основаны на социальном неравенстве героев. Состоятельные родители не хотят, чтобы их дети связывали свои судьбы с бедными или малоимущими семьями. Богач дядя Дун противился дружбе сына с беднячкой Ма Лей. Но вот девушка поступила учиться, собирается стать учительницей. Скупец и выжига тут же поменял свою тактику. «Почему?» — годы спустя задает вопрос учительница и сама отвечает: «Да потому, что ему нужна была моя зарплата! И любовь и счастье — все он на деньги перекладывал» (Тэккадоу Маун Маун Кхин, «Похищение»).

Богатые родители насильно разлучили дочь с ее избранником, сиротой, довели до болезни. Приглашенный в дом знахарь пытается побоями выбить из нее хворь. От неизбежной гибели спасает девушку неравнодушие и находчивость молодого врача, сумевшего воссоединить любящую пару (Мин Джо, «Средство от недуга»).

Следует отметить, что молодые врачи и учителя, энтузиасты-интеллигенты последних десятилетий, стали как в жизни, так и в литературе Бирмы носителями всего нового, прогрессивного, активными борцами против невежества, против коренящихся еще в сознании людей пережитков и суеверий.

Новое и передовое в жизни утверждается, преодолевая неизбежные трудности. Старый обычай вносить за невесту разорительный выкуп толкнул на преступление юношу, героя упоминавшегося рассказа Пхьяпоун Хла Моу Нве «Луч солнца», что едва не поломало всю его дальнейшую жизнь. Герой и его подруга находят в себе силы стать выше устаревших обычаев.

Но и в новой реальности не все положительно и бесспорно. Об этом задумывается писатель То Та Схвей, описывая один скоротечный брак и быстро последовавший за ним развод. Родители, ставшие в свое время мужем и женой в результате долгих поисков, хлопот и родственных переговоров, по исполнении всяческих ритуалов и обрядов, с ужасом и горечью узнают о браке своего сына и тут же о его разводе — из газет… Автор осуждает и косную традиционность, уходящую в прошлое, и циничное легкомыслие, которому, к сожалению, есть примеры в настоящем.

Большинство рассказов в сборнике объединены одним замечательным качеством: они создают значительный и прекрасный образ бирманской женщины-труженицы. Рисовод или рыбачка, работница табачной артели или учительница, она терпелива и мудра, сердце ее исполнено любви и великодушия. Ее отличает высокое чувство собственного достоинства, мужества, умение переносить трудности, но не унижение (Даун Нве Схвей, «Позор»). Одна, без мужа, она будет растить троих детей и не жаловаться на судьбу; лишенная личного счастья, всю душу отдаст не своим детям и не будет для нее чужих; силою обстоятельств попав на дно жизни, отряхнет грязь и воспрянет для жизни светлой и созидательной. О независимом положении бирманок с восхищением писали русские путешественники. Современные же писатели Бирмы признают великое, иногда решающее значение женщины в строительстве домашнего очага.

Показательны в этом смысле наблюдения писателя Маун Тхун Ту. В каждой из трех включенных в сборник новелл прослеживает он истории семей, где женщины по разным причинам не выполнили высокой своей миссии. В первом случае женщина погибла во время налета вражеской авиации. Ее муж, оставшись вдовцом, завел новую семью, не сохранив ни малейшей привязанности к сыну («Без матери»). Во втором — от ленивой, безалаберной женщины уходит муж, затем сын. Оставшись с дочерью, женщина запутывается в долгах, попадает в зависимость к ростовщику. Беды наваливаются и на девочку-подростка («Непутевая»). В третьем — порочное воспитание в колледже на западный манер лишило женщину важных человеческих и женских достоинств. Не умеет и не хочет она принадлежать своей семье, жизнь проводит в ресторанах, в сомнительных развлечениях. И ей нечего противопоставить развратному и вечно пьяному своему мужу. Едва подросшие дети торопятся покинуть родителей. Все три случая воспринимаются как исключения, но каждый чреват неизбежными и неисчислимыми бедами.

Удивительными рассказчиками-новаторами предстают перед читателем Маун Тая и писательница Тэккадоу Мья Сейн. Характеры их героев — главных и второстепенных — созданы рукой подлинных мастеров слова («Назови его имя!», «Дождливые ночи»).

Бродяга Ба Маун из рассказа «Дождливые ночи» вырос в деревне, пахал землю, сажал рис. Там и женился, нажил двоих детей, да пришлось бежать из родных мест от бандитов, главарю которых приглянулась его жена. Одиноко и неуютно Ба Мауну в огромном, равнодушном городе, где так трудно заработать на пропитание. Сначала от недоедания умерла дочка, потом заболела жена, и он не смог достать денег на лекарства. Когда не стало жены, а сына забрали родственники, одинокий Ба Маун вспоминает о прошлом, к которому нет возврата. Он опускается, начинает пить… Кто виноват в его потерях? Почему так часто не складывается у людей судьба?

Впервые знакомимся мы в переводе на русский с произведениями писателя Ман Мьина. Его проникновенный и точный во всех деталях рассказ «Девушка из табачной артели» уже был предметом нашего разговора. Твердая рука художника-реалиста чувствуется также при чтении рассказов «Одеяло», «Москитная сетка» и «Монета». Герои Ман Мьина — люди труда, в поте лица добывающие хлеб свой. С трудом сводят они концы с концами, но жизнь не ожесточает их, не делает бездушными эгоистами. Живя, как правило, духовными интересами, они не склонны заострять, драматизировать выпавшие на их долю испытания и беды. Напротив, они способны посмотреть на себя со стороны, и при любых столкновениях не теряют ни такта, ни дружелюбия. Доброта и порядочность как свойства характера всегда одерживают верх, руководят их поступками. И еще: Ман Мьин, как, может быть, никто другой, заставляет верить в своих персонажей, достигая этого особенным, спокойным ритмом повествования, доверительностью интонации, мягкой иронией.

Бирманские художники слова, создатели современной прозы малого жанра, пишут много и разнообразно. Расширяется тематика их творчества, богаче становится палитра изобразительных средств. Нельзя, впрочем, не увидеть у них и некоторых слабостей: иные произведения отмечены простодушной бесконфликтностью, схематизмом, стремлением «в лоб» внушать читателю ту или иную идею, продиктованную временем. Вместе с тем, при всей художественной неравноценности современных новелл, они привлекательны и близки нам своей гуманистической направленностью, реализмом. Религиозные мотивы, столь заметные в них в недавнем прошлом, звучат ныне значительно глуше, хотя нельзя ожидать, что эта их особенность скоро сойдет на нет.

Итак, сборник, все рассказы в котором впервые публикуются на русском языке, представляет современное творчество бирманских писателей — от маститых до начинающих, главных представителей жанра, занявшего ведущее положение в последние годы. Многие из них — лауреаты Национальной литературной премии, лауреаты премий различных журналов. На сюжеты ряда рассказов (У Тукхи, Тэккадоу Мья Сейн) сняты фильмы, завоевавшие признательность бирманских зрителей семидесятых годов, а также многочисленные призы. Важно и другое: писатели ищут и находят в слове, в особенностях стиля собственные, индивидуальные средства выразительности.

На смысловом и грамматическом параллелизме строит свой тонкий этюд-зарисовку «Любовь на закате солнца» У Тейн Пхей Мьин, подлинный мастер слова, добиваясь особой гармонии звучания, элегичности настроения, отвечающих его замыслу.

Как стихотворение в прозе воспринимается наполненный философским смыслом рассказ «Когда земля покрывается цветами падау». Цветение этого дерева предвещает наступление сезона дождей. Земля, люди, природа устали от многомесячной жары и ждут перемен. Как-то неожиданно, в одно мгновение, распускаются набухшие почки на ветвях падау, и желтые, блестящие в лучах ослепительно яркого солнца цветы словно устремляются в небо, требуя долгожданной влаги. В прическах женщин, в руках людей, идущих в пагоду или к друзьям янтарные цветы. Нога ступает словно по мягкому желтому ковру. Ветки с распустившимися цветами ставят в вазы. Художники рисуют падау, поэты слагают о нем стихи, и слышатся песни о прекрасном цветке.

Недолгое цветение падау — всего один апрельский день — говорит о скорых переменах, напоминает о краткости жизни… Наступает Новый год[1]. Вот почему с такой радостью и трепетом встречает бирманец падау, берет в руки распустившуюся ветку, вдыхает аромат цветов, с которыми связаны у него лучшие чувства, светлые надежды.

А может быть, «людям… свойственно ценить все редкое», оттого и полны они восхищения в этот апрельский новогодний день?

Приятно надеяться, что ожидания читателя, который возьмет в руки эту книжку, как берут цветок падау, будут оправданы. Встречи с бирманскими прозаиками подарят ему новую радость познания дум и надежд наших современников из далекой дружественной страны, где несет свои воды могучая, величественная Иравади.

Е. Западова