Она совсем не ожидала этого от него. В первую минуту она опешила от такого напора молодого человека. Однако затем библиотекарь расслабилась и ответила на его поцелуй. Она обвила обеими руками его шею и вся отдалась во власть приятных ощущений. Такого она давно не испытывала в своей жизни. Девушка уже и забыла, что это такое: получать удовольствие от простого поцелуя. Она была очень разочарована, когда он закончился.
— Гаврила, давай мы пока всё же не будем спешить, — нашла в себе силы сказать она. — Я пока не готова к новым отношениям.
— Но ведь тебе понравилось целоваться со мной, — настаивал он. — Я же вижу.
— Да, ты прав, — согласилась Ирма. — Мне действительно понравилось, более того, ты тоже нравишься мне, но много лет назад отец Макара причинил мне очень сильную боль. Я просто совсем не готова испытать её снова. Я глубоко устала страдать. Я благодарна тебе за то, что ты вылечил Макара, но больше мучиться вовсе не хочу. Кроме того, мы с тобой пока так мало знаем друг друга. Дай мне время.
— Знала бы ты, как я сам не желаю, чтобы с тобой было именно это, Ирма. Запомни, что я сам ни в коем случае не желаю причинить тебе боли. Но я могу хотя бы ухаживать за тобой? Так и знай, что я не оступлюсь от тебя. Для этого я слишком влюблён в тебя.
— Можешь попробовать, — с улыбкой посмотрела она на него своими голубыми глазами. — Так и быть. Попробуй. Я не против. Мне самой интересно, что из этого получится.
— Расскажи, что с тобой случилось в прошлом. Почему ты стала такой недоверчивой по отношению к мужчинам? Отчего ты так боишься отношений со мной?
— Четыре года назад я влюбилась в одного молодого красавца Архипа Цюрица. Он автогонщик. Может, ты даже слышал о нём, если увлекаешься гонками? Он подвёз меня на своей машине, когда я забыла дома свой зонт и шёл дождь. Так я познакомилась с Архипом. Затем мы стали встречаться с ним. Я очень сильно любила его. Он считал, что на Украине у него нет никаких перспектив в отношении его карьеры. Архипу предложили уехать работь в Германию. Тогда я как раз узнала, что жду Макара. Я намекнула ему, что беременна, но он не захотел семью со мной. Звал уехать меня с собой, но я отказалась из — за того, что не могла бросить папу.
— Так Цюриць знает о том, что ты родила от него ребёнка?
— Нет. Как только он заявил мне, что нам сейчас ещё рано думать о семье, я сразу сказала, что пошутила.
— Каков мерзавец!!! — возмутился Гаврила. — Нет, ну надо же!!! Ты правильно сделала, что никуда не поехала с ним. Ты должна уважать и любить себя, а не этого махрового эгоиста. Я увлекаюсь автогоночным спортом, в том смысле, что люблю смотреть по телевизору "Формулу — 1", слышал о том, что был такой молодой, перспективный, подающий надежды спортсмен Архип Цюриць, а потом он уехал в Германию, но подробностей я не знал. О тебе тем более. Вон оно как, оказывается, всё вышло. Я без меры сочувствую тебе. Теперь я понимаю, что ты чувствовала. Мне тоже много раз не везло с женщинами, поэтому знаю, что это такое.
— И что ты теперь будешь делать со всем этим? Тебя не испугает то, что я так болезненно отношусь к перспективе отношений с мужчинами? Может, я не прав, но думаю, что любая на твоём месте поступила бы точно так же.
— Я благодарю тебя за понимание. И поддержку.
— Как бы там ни было, тебе надо как — то попробовать жить дальше. В смысле, не отказываться от любви, тем более, если у тебя есть большая симпатия ко мне.
— Я подумаю об этом и попробую жить сначала. Хотя, увы, я пока так сразу не готова к новой любви. Ты, пожалуйста, прости меня и не обижайся.
— Я всё понимаю и не обижаюсь. С твоей сердечной раной действительно очень сложно полюбить снова, но я буду ждать столько сколько потребуется.
— А если не дождёшься? Вдруг я так и не смогу полюбить тебя?
— Нет так нет. Зато знай, что я всю свою оставшуюся жизнь способен ждать тебя. Хотя мне хочется надеяться на лучшее.
— Мне не надо от тебя таких жертв. Не надо ждать меня всю свою оставшуюся жизнь. Я хочу, чтобы у тебя была семья.
— Я сам разберусь со своей жизнью. Она только моя и не надо лишать меня права выбора, как это в своё время сделал с тобой Архип. Он даже не дал тебе права в открытую сказать ему, что ты ждёшь от него ребёнка, как только ты намекнула об этом, сразу заявил, что пока семья вам обоим не нужна. Он не посчитался ни с чём: ни с твоими надеждами, ни с помыслами, ни с любовью. Я умоляю тебя, не поступай со мной, как он в своё время с тобой. Не будь как он.
— Прости меня за то, что я позволила сказать себе такое. Я хотела как лучше. Я думала, что ты заслуживаешь лучшей участи, чем ждать меня всю свою оставшуюся жизнь.
— Каждый человек сам вправе решать за самого себя, что именно для него является лучше. Никто не имеет навязывать ему своё мнение.
— Я ещё раз повторяю, прости. Я не подумала, когда сказала такое.
— Ладно. Так и быть. Я прощаю тебя.
— Я несказанно рада этому. Чем ты увлекаешься?
— Я люблю почитать про всякие необъяснимые загадки. Например, у меня есть своё мнение по поводу гибели людей на перевале Дятлова. Я не говорю, что моё мнение истина в последней истанции, но считаю, что помимо сошедшей на них лавины их всё — таки убили манси, как бы там они не утверждали, что они любили русских.
— Почему ты так думаешь?
— Потому, что в интернете есть фото, где кто — то из экспедиции Дятлова находится на их священной горе, а за ним или ними, я уже не помню сколько человек там было, наблюдает мужчина, прячущийся от них. Как бы манси не утверждали, что любят русских, но религиозные верования есть религиозные верования. Тем более, у одной из убитых не было языка. Как раз для всяких ритуальных убийств нужны различные части тела. Лавина никак не могла отрезать язык, если даже мужчины из экспедиции Дятлова перессорились из — за женщин, зачем он им нужен? Я не думаю, чтобы они были такими уж кровожадными, чтобы он вдруг им понадобился.
— Я тоже читала об этой экспедиции. Там мужчин было гораздо больше, чем женщин. Я не думаю, что они были такими жестокими, чтобы поубивать так много людей из — за них.
— Прости меня, пожалуйста, если я шокировал тебя всякими кровавыми подробностями, но хотелось высказать своё мнение по поводу гибели Дятлова совместно с его экспедицией. Кому я ещё расскажу об этом, если у меня давно больше нет близких мне людей?
— За свою жизнь я много чего успела навидаться, услышать и прочесть и, к сожалению, не всегда весёлого. Один фильм "Последний дом слева" чего стоит. Его и Архип смотрел. Он тоже не любит его как я.
— Опять Архип! Что он никак не уйдёт из твоей жизни?
— У меня такая судьба. Ничего не поделаешь с этим.
— Я надеюсь, что ты рано или поздно забудешь его. Я этот фильм, о котором ты только что упоминала тоже смотрел. Он совсем мне не понравился. Что там может нравиться?
— Зачем тогда смотрел?
— Из любопытства. Оно, как ты знаешь, не всегда полезно.
— А бывает и наоборот. Нельзя совсем отказать себе в удовольствии удовлетворить его. У нас получился с тобой очень интересный разговор, но давай возвращаться. Иначе папа и Макар будут волноваться, что меня так долго нет с ними.
— Давай. Можно я провожу тебя домой?
— Да, пожалуйста.
У самого её дома она простилась с Гаврилой. Как бы ему ни хотелось обнять её ещё раз, поцеловать или хотя бы просто прикоснуться, он ни разу не решился сделать это, поскольку он дал слово, что не притронется к ней. Если бы молодой мужчина нарушил его, то библиотекарь вполне могла бы обозвать его грязным похотливым животным или чем похуже. Ему этого совсем не хотелось. Поэтому пришлось терпеть. Доктор пришёл к выводу, что совсем не надо давить на девушку. Коль захочет дать хотя бы притронуться к себе, то разрешит это сделать.
— До свиданья, — сказал он, нежно улыбнувшись ей.
— До свиданья.
— Я завтра позвоню.
Гаврила продиктовал ей номер своего мобильного телефона, она ему тоже. Затем Ирма помахала ему на прощанье рукой и зашла в свой подъезд.
— Как погуляли? — спросил Терентий Яковлевич.
— Неплохо. Где Макар?
— Давно пересмотрел все свои мультики и просит кушать.
— Тогда давай обедать.
Врач сдержал своё слово. Он позвонил назавтра. Они долго болтали по телефону.
— Кто звонил?
— Гаврила.
Рабочий радостно кивнул головой и ушёл спать к себе в комнату. Молодой человек позвонил на следующий день и пригласил девушку посидеть в кафе. На ресторан у него всё равно не было денег. Откуда они у простого педиатра? Она согласилась.
— Какая тут приятная музыка! — произнесла она при встрече.
— Мне тоже нравится.
Он отодвинул стул для неё, оплатил её заказ, как библиотекарь не протестовала.
— Мы договорились, что ты позволишь мне ухаживать за собой, — с улыбкой сказал Гаврила.
Ей стало стыдно.
— Да, у нас с тобой была договорённость. Прости меня. Просто за эти годы я привыкла надеяться только на саму себя и папу. Теперь мне тяжело перестроиться.
— Не страшно, но нужно учиться.
Он проводил в тот вечер Ирму домой. На прощанье он вновь не рискнул ни обнять, ни поцеловать её.
С тех пор они стали видеться очень часто, а разговаривать по телефону так вообще каждый день. Врач и библиотекарь ходили на выставки, в музеи, в кино. Он дарил ей красивые букеты цветов, на которые выкраивал деньги из своей небольшой зарплаты.
Так пролетело полгода. Гаврила терпеливо ждал, пока Ирма разрешит хоть ненадолго прикоснуться к себе, но с её стороны пока не было никакого разрешения.
— Хочешь побывать у меня в гостях, а то мы с тобой ни разу не были у меня? — спросил врач по телефону. — Всё у тебя да у тебя. Соглашайся. Хоть, наконец, посмотришь как я живу.
— Ладно. Я хоть взгляну как выглядит твоя холостяцкая берлога.
В тот день она оставила Макара на Терентия Яковлевича и поехала с ним к нему домой на метро. Машины у Гаврилы не было.
— Заходи, — произнёс он, открывая своим ключом дверь.
После чего они прошли внутрь.
— Ты живёшь для холостяка в очень даже чистой квартире, — улыбнулась девушка ему.
— Ты у многих из них побывала дома? — с шутливой угрозой в голосе спросил он.
— Нет. Ты второй. Первый был Цюриць.
— Не будем о нём. Я так устал слушать про него, тем более, от тебя.
— Что тогда будем делать?
— А вот что. Ты прости меня, любимая, но я больше не могу сдерживаться при виде тебя. Я и так слишком долго ждал тебя.
Врач совсем потерял голову от своей любви к библиотекарю. Он так устал сдерживаться!!! Поэтому он обнял Ирму, прижал к себе, стал целовать её лицо, шею, губы, руки.
— Ты теперь насовсем оттолкнёшь меня от себя? — спросил он в перерывах между поцелуями. — Если что, то искренне прости мне эту минуту слабости, но я не могу иначе. Пускай я буду жалеть о том, что случилось с нами всю свою дальнейшую жизнь, но умоляю, именно в данную минуту не отталкивай меня.