Луис Мариано, или Глоток свободы

#

— Ты зачем сюда свернул?

— Нужно заехать за Лолой, — ответил Симон.

Его дражайшая половина аж поперхнулась:

— Это еще куда?

— На вокзал Шатору.

— Ты шутишь?

— Вовсе нет. Она там будет через сорок минут.

— А почему ты мне раньше не сказал?

— Забыл. Она только что звонила.

— Когда это «только что»?

— Когда мы были на стоянке.

— Я ничего не слышала.

— Ты была в туалете.

— Ну ясно…

— Что тебе ясно?

— Ничего.

Но ее сжатые губы говорили обратное.

— А что, есть проблемы? — удивился мой брат.

— Нет. Нет проблем. Нет никаких проблем. Только в следующий раз советую поставить на крышу машины «зеленый огонек»: пусть все видят, что это такси.

Симон не ответил. Но его пальцы так стиснули руль, что суставы побелели.

Карина оставила Лео и Алису у матери, чтобы — дальше цитирую: двоеточие, кавычки, провести уик-энд как пара влюбленных, многоточие, кавычки закрываются, конец цитаты.

Атмосфера накалялась, ох, как она накалялась!

— И что же вы… собираетесь ночевать в одном гостиничном номере с нами?

— Нет-нет, — ответила я, замотав головой, — не беспокойся, конечно нет!

— Значит, вы для себя что-то забронировали?

— Э-э-э… нет…

— Ну разумеется… Заметь, я так сразу и подумала.

— Да это не проблема! Переночуем где-нибудь! Например, у тетушки Поль!

— У тетушки Поль нет лишней кровати. Она как раз сказала мне это позавчера по телефону.

— Ну значит, вообще не будем спать, вот и все!

В ответ она прошипела что-то вроде «нуивспитаньце», терзая бахрому своей пашмины.

Я так и не поняла, что она имеет в виду.

Нам не повезло: поезд опоздал на десять минут, и, когда пассажиры наконец вышли на перрон, Лолы среди них не было.

Мы с Симоном «прижали уши».

— Вы уверены, что не спутали Шатору с Шатоденом? — проскрежетала наша железная леди.

И вдруг, надо же… Да вот она!.. В самом конце перрона. Она ехала в заднем вагоне — наверное, вскочила на подножку в последний момент, — но слава богу, она здесь и идет к нам, грациозно покачивая бедрами и приветственно размахивая руками.

Верная самой себе и именно такая, какой я ожидала ее увидеть. С улыбкой на губах, в мягких «балетках», белой блузке и старых джинсах.

А еще она была в бесподобной шляпе! С огромными мягкими полями и широкой черной атласной каймой.

Она расцеловала меня со словами: какая ты красивая сегодня, подстриглась, что ли? Обняла Симона, погладив его по спине, и сняла свою обалденную шляпу, чтобы не помять Каринины кудельки.

Лоле пришлось ехать в вагоне для велосипедов — лишь там нашлось место для ее шикарного головного убора, и она спросила, готовы ли мы потратить на нее еще минутку: ей хотелось зайти в привокзальный буфет и купить себе сэндвич. Карина выразительно посмотрела на часы, а я воспользовалась этой паузой, чтобы выбрать в киоске журнальчик про кинозвезд и прочий бомонд.

Туалетное чтиво. Наша постыдная слабость к гламуру…

Мы уселись в машину, и Лола спросила Карину, не может ли она подержать ее шляпу у себя на коленях. «Ну разумеется, — ответила та с кислой улыбочкой, — о чем речь!»

Моя сестра вопросительно глянула на меня, словно желая спросить: что-то уже случилось? И я воздела глаза к небу, безмолвно ответив: все как обычно.

Она улыбнулась и спросила Симона, есть ли в машине музыка.

Карина ответила, что у нее болит голова.

Я тоже улыбнулась.

Потом Лола спросила, нет ли у кого-нибудь лака — она хотела накрасить ногти на ногах. Спросила раз, спросила два, не получила ответа. Наконец наша обожаемая «мадам аптекарь» протянула ей красный флакончик.

— Только смотри не запачкай сиденье, слышишь?

Затем мы стали болтать всякие глупости, ну, знаете, как болтают сестры. Эту сцену я опущу. Потому что в наших разговорах сплошные намеки, недомолвки, хиханьки и хаханьки. В общем, это нужно слышать, иначе и пересказывать бесполезно.

Такое могут понять только родные сестры.

И вот мы оказались в сельском захолустье. Карина с картой в руках изрядно допекла Симона, и в какой-то момент он не выдержал:

— А ну-ка отдай эту чертову карту Гаранс! Она единственный человек в нашей дурацкой семейке, который способен ориентироваться на местности!

Мы, сидевшие сзади, нахмурились и переглянулись. Два грубых слова и восклицательный знак в конце… Кажется, дело дрянь.

Немного не доехав до резиденции тетушки Поль, Симон высадил нас на узенькой тропинке, заросшей кустами ежевики. Мы было кинулись к ним, вспоминая с дрожью в голосе наш сад в Виллье, и тогда Карина, не пожелавшая тронуться с места, напомнила нам, что на ягоды мочатся лисы.

Ну мочатся и мочатся, наплевать!..

Ошибка…

— Я так и знала! Слово «эхинококкоз» вам, конечно же, ничего не говорит. Через мочу передаются личинки паразитов и…

Я, конечно, виновата, очень виновата, но тут уж я не смогла сдержаться:

— Да ерунда все это! Бред собачий, вот что! Лисы бегают по всей округе и могут мочиться где угодно! На дорожках! На пригорках! Под любым деревом, на любом близлежащем поле; за каким чертом они будут писать именно на ежевику?! Именно на эту вот, на нашу ежевику?! Что ты несешь? У меня просто уши вянут тебя слушать… легче повеситься, ей-богу! Такие, как ты, вечно портят всем удовольствие…

Да простятся мне эти слова. Это моя вина. Мой грех. Mea culpa[30]. А ведь я дала себе твердый зарок — сдерживать эмоции. Оставаться спокойной и бесконечно невозмутимой, в духе дзен. Еще сегодня утром, глядя в зеркало, я предупредила себя, погрозив пальцем: «Гаранс, не пререкайся с Кариной, слышишь? Хоть раз в жизни промолчи и не строй кислую физиономию[31], когда она разглагольствует!» Но тут я не стерпела. В чем и раскаиваюсь. Приношу свои нижайшие извинения. Она отравила нам радость от ежевики и часть воспоминаний о детстве. Она безумно меня раздражает. Я не могу ее выносить. Еще одно такое замечание, и я запихну ей в глотку Лолино сомбреро.

Видимо, Карина почувствовала эту угрозу, так как она захлопнула дверцу и завела машину. Чтобы работал кондишн.

Вот и это тоже меня раздражает — люди, которые запускают двигатель не для того, чтобы ехать, а чтобы ноги греть или голову охлаждать, ну да ладно, черт с ними. О перегреве планеты мы поговорим в другой раз. Она закрылась от нас в машине, и это уже хорошо. Настроимся на позитив.

Пока мы переодевались, Симон прогуливался неподалеку, разминая ноги. Итак, о нарядах: я купила себе великолепное сари в пассаже Brady, рядом с моим домом. Из ткани бирюзового цвета, расшитой золотой нитью и украшенной жемчужинами и крошечными бубенчиками. Комплект состоял из узенького лифа с низкой проймой, длинной прямой очень узкой юбки с разрезом почти доверху и широченного шарфа, позволявшего прикрыть все это великолепие.

Словом, шик-блеск!

И вдобавок еще серьги со звенящими подвесками, все амулеты Раджастана на шее, десять браслетов на правой руке и почти вдвое больше на левой.

— Тебе очень идет! — постановила Лола. — Просто невероятно! Только ты можешь себе это позволить — еще бы, с таким чудным животиком, плоским, подтянутым…

— Конечно, — отозвалась я, радостно поглаживая означенное место, — попробовала бы ты каждый день подниматься на седьмой этаж без лифта.

— Увы, две беременности не шутка, у меня теперь и пупка-то не разглядишь — утонул в жире… Смотри обязательно принимай меры после родов! Каждый день втирай укрепляющие кремы и…

Я пожала плечами. Мое скудное воображение не позволяло мне заглядывать так далеко в будущее.

— Застегни меня, пожалуйста! — прощебетала она, повернувшись ко мне спиной.

Лола уже в который раз надела свое черное платье из фая. Очень простое, с круглым вырезом, без рукавов и со множеством мелких, обтянутых тканью пуговичек на спине, сверху донизу, как на сутане кюре.

— Ты не очень-то разорилась ради свадьбы нашего дорогого Юбера, — констатировала я.

Лола с улыбкой обернулась ко мне:

— Как сказать…

— А что?

— Угадай, сколько стоит моя шляпа?

— Двести?

Она презрительно пожала плечами.

— Ну а сколько?

— Даже сказать не смею, — хихикнула она. — Ты в обморок упадешь.

— Перестань дергаться, идиотка, а то мне твои пуговки не поймать…

В этом году в моду вошли «балетки». Лолины были из мягкой кожи, со шнуровкой, мои — усеяны золочеными цехинами.

Симон хлопнул в ладоши:

— А ну-ка по машинам, Bluebell Girls![32]

Цепляясь за руку сестры, чтобы не споткнуться, я пробормотала:

— Предупреждаю: если эта поганка спросит, зачем я оделась как на маскарад, я заставлю ее съесть твою шляпу.

Карине так и не представился случай высказаться, потому что перед тем, как сесть в машину, я несколько изменила свой костюм. Юбка оказалась чересчур узкой, и мне пришлось снять ее, чтобы она не треснула.

В результате я плюхнулась на сиденье из дорогого альпага-с-вискозой в одних стрингах и застыла в торжественной позе.

Мы с Лолой навели красоту с помощью моей пудреницы, тогда как наша эхинококковая королева изучала себя в зеркальце на лобовом стекле, проверяя, как на ней сидят клипсы.

Симон умоляюще попросил нас не душиться всем вместе одновременно.

Мы прибыли в нашу глухомань почти вовремя. Я натянула юбку, укрывшись за машиной, и мы отправились на церковную площадь под изумленными взглядами туземцев, выглядывающих из окон.

Прелестная молодая женщина в серо-розовом наряде, болтавшая с дядей Жоржем, оказалась нашей мамой. Мы бросились ей на шею, стараясь, однако, избежать следов от ее поцелуев.

Мама, как опытный дипломат, первым делом расцеловалась со своей невесткой, похвалила ее платье и лишь потом со смехом обернулась к нам:

— Гаранс, ты просто ослепительна! Тебе бы еще для полноты картины красный кружочек на лбу!

— Этого только не хватало! — бросила Карина, прежде чем наброситься с поцелуями на бедного дряхлого дядюшку. — Мы же все-таки не на маскараде…

Лола сделала вид, будто хочет отдать мне свою шляпу, и мы обе зашлись в хохоте.

Наша мама взглянула на Симона:

— Неужели они так безобразничали всю дорогу?

— Еще хуже! — серьезно подтвердил он.

И добавил:

— А Венсан где? Разве он не с тобой?

— Нет. Он работает.

— Работает… где?

— Да все там же — в своем замке, конечно. Наш старший брат вдруг как-то осел, став ниже сантиметров на десять.

— Ну вот… а я-то думал… Он же обещал приехать…

— Я долго его уговаривала, но он отказался наотрез. Ты ведь знаешь, он — и свадебные торжества…

Симон был просто убит.

— А я-то ему подарок привез! Виниловый диск… редчайший! Мне так хотелось с ним пообщаться… Я же с самого Рождества его не видел. Да-а-а, вот так номер… Ладно, пойду-ка я выпью с горя…

Лола состроила гримасу:

— Калламба! Сто-то наса дологая Симонетта совсем ласклеилась…

— Ты меня удивляешь! — возразила я голосом нашей мадам Брюзги, следя, как та обцеловывает наших престарелых тетушек. — Ты меня удивляешь!

— Как бы то ни было, девочки, вы обе великолепны! Надеюсь, вы сможете развеселить Симона. Заставьте его потанцевать сегодня вечером, хорошо?

И она удалилась — хлопотать и встречать гостей…

Мы провожали взглядом эту миниатюрную моложавую женщину. Какая грация, какие манеры, элегантность, стиль, шик… высший класс!

Настоящая парижанка.

Лола помрачнела. Две очаровательные маленькие девочки с веселым смехом бежали за свадебным шествием.

— Вот что, — сказала она, — пойду-ка я разыщу Симона…

И я осталась одна, как идиотка, торчать посреди площади, в своем сари с уныло обвисшим подолом.

Но ненадолго, как вы сами понимаете, ибо наша кузина Сикстина поспешила ко мне, кудахтая:

— О, Гаранс! Харе Кришна! Ты на маскарад собралась или как?

Я выдавила из себя улыбочку, стараясь удержаться от комментариев по поводу ее плохо обесцвеченных усиков и костюма цвета незрелых яблок от какой-нибудь безансонской Christine Laure.

Не успела она отойти, как в меня вцепилась тетушка Женевьева:

— Боже мой, кто это — неужели моя милая… э-э-э… Клемане?! Господи, что за железная штуковина у тебя в пупке? Надеюсь, тебе не больно ее носить?

«Ну хватит с меня, — подумала я, — лучше пойду в кафе к Симону и Лоле…»

Они расположились на террасе. С пол-литровыми кружками пива под рукой. Вытянув ноги и подставив лица солнышку.

Я плюхнулась в пластмассовое кресло рядом с ними и заказала себе то же самое.

Мы сидели умиротворенные, довольные жизнью, с пивной пеной на губах и глазели на добрых людей вокруг, которые сплетничали о добрых людях возле церкви. Ну настоящий театр!

— Эй, кто это там, уж не новая ли женушка рогоносца Оливье?

— Которая, маленькая брюнетка?

— Да нет, вон та блондинка, рядом с этими Ларошфу-ты-ну-ты…

— Господи спаси! Да она еще страшнее прежней! А ты глянь на ее сумку…

— Gucci, да не тот.

— Верно. Даже в Вентимилье[33] такими не торгуют. Липовый Goutch’, китайская дешевка…

— Вот стыдоба-то!

Так могло продолжаться до бесконечности, если бы за нами не явилась Карина:

— Ну, пошли! Сейчас начнется…

— Идем, идем, — сказал Симон, — сейчас только пиво допью.

— Но если мы не поспешим, у нас будут плохие места и я ничего не увижу.

— Так иди вперед, я же сказал, что догоню.

— Только поторопись, пожалуйста!

Отойдя метров на двадцать, она обернулась и крикнула:

— Зайди вон в ту маленькую бакалею напротив, купи рис!

И тут же добавила:

— Только не слишком дорогой, слышишь? Не вздумай брать Uncle Ben’s, как в прошлый раз! Нам это ни к чему…

— Ладно, ладно, — пробормотал он себе под нос.

Вдали показалась невеста под руку со своим родителем. Скоро, очень скоро у этой мышки народится небольшой выводок мышат с оттопыренными, как у Микки-Мауса, ушами. Мы сосчитали опоздавших и похлопали маленькому церковному служке, который мчался во весь опор к церкви, путаясь в своем белом стихаре.

Когда колокола смолкли и аборигены вернулись к столам с клеенчатыми скатерками, Симон сказал:

— Мне хочется повидать Венсана.

— Знаешь, даже если позвонить ему прямо сейчас, — ответила Лола, взявшись за сумку, — то когда еще он приедет…

В этот момент мимо нас прошел дружка жениха, причесанный на косой пробор, во фланелевых брючках. Симон окликнул его:

— Эй, мальчик! Хочешь, я дам тебе денег на флиппер, пять партий?

— Ага…

— Тогда вернись в церковь, а когда окончится месса, подойдешь к нам.

— Только деньги прямо сейчас!

С ума сойти! Ну и детки нынче пошли!..

— На, держи, юный мошенник. Только помни, со мной шутки плохи. Ты обещаешь, что найдешь нас?

— А можно я сыграю одну партию до мессы?

— Ладно, играй, — вздохнул Симон, — но потом быстро в храм, понял?

— О’кей.

Мы еще немножко посидели на террасе, и вдруг Симон спросил:

— А что если нам к нему съездить?

— К кому?

— К кому, к кому — к Венсану!

— И когда же? — поинтересовалась я.

— Да сейчас.

— Прямо сейчас?

— Я не ослышалась: сейчас? — повторила за мной Лола.

— С ума сошел? Ты и вправду хочешь сесть в машину и слинять отсюда?

— Дорогая Гаранс, я полагаю, что ты очень точно сформулировала суть моего замысла.

— Совсем сбрендил! — заявила Лола. — Кто же уезжает вот так вот со свадьбы?

— А почему бы и нет? (И он пошарил в карманах в поисках мелочи.) Пошли… Вы идете, девочки?

Мы не реагировали. Симон воздел руки к небу:

— Ну я кому сказал: мы сваливаем! Смываемся! Делаем ноги! Сматываем удочки! Удираем! Дарим себе глоток свободы!

— А как же Карина?

Симон опустил руки.

Потом достал из кармана автоматический карандаш, перевернул картонный кружок из-под бокала и нацарапал на чистой стороне:

«Мы отъехали в замок Венсана. Поручаю тебе Карину. Ее вещи лежат на переднем сиденье твоей машины. Целую».

— Эй, мальчик! Изменения в программе. Тебе не придется идти на мессу, но ты передашь вот это даме в сером костюме и розовой шляпке, ее зовут мадам Мод, запомнишь?

— Ясно.

— Как успехи?

— Два дополнительных шарика.

— Повтори, что я велел сделать.

— Расписаться в списке поздравлений и отдать ваш пивной кружок даме в розовой шляпке по имени Мод.

— Дождешься ее у выхода из церкви и только тогда отдашь мою записку.

— О’кей, но только это будет стоить дороже.

И он нахально ухмыльнулся.