Мейси подскакивает.

— Пойду наверх, позвоню Шелли и расскажу о нем. Хочу снять его на телефон из своего окна, показать ей фотку.

— Мейси, нельзя так делать! — кричу я ей вслед, но уже поздно. Она бегом поскакала по лестнице. Вот ее уже и след простыл.

Я хватаю толстовку, которая валяется на спинке одного из кухонных стульев, быстро сую ноги в стоящие рядом с задней дверью сапоги и выхожу во двор, чтобы выяснить, что затеял Лукас.

— Привет… Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, подходя к нему и щурясь от солнца.

Улыбаясь, он показывает на пристройку, как будто я не знаю, что она здесь стоит.

— Я все починил.

— Это я вижу, и это очень мило с твоей стороны, но зачем? Не стоило возиться из-за меня, Лукас. Ты же не разнорабочий.

Он пожимает плечами и вытирает лицо ярким носовым платком.

— Просто хотел сделать что-нибудь для тебя. Теперь тебе не придется из-за этого переживать. Дел на десять минут. Ничего особенного.

От его слов у меня снова тает сердце.

— Это невероятно мило, но совершенно необязательно. Я бы нашла кого-нибудь для починки.

Он отпивает воду из бутылки, которую ему вынесла Мейси.

— Теперь тебе не придется искать. — Он кивает головой в сторону дома. — У тебя красивый дом. Большой. Целое поместье.

— Я ценю твою помощь, но правда не стоило. И, как видишь, моя девочка-подросток моментально на тебя запала.

Он закручивает крышку бутылки и даже немного краснеет от смущения.

— Она симпатичная, но для меня слишком маленькая. Мне нравятся женщины постарше. Особенно одна. — Он наклоняет голову в мою сторону, и на лице его опять эта очаровательная озорная улыбка.

Как у него получается заставить меня почувствовать себя такой желанной буквально одними словами и улыбкой?

— Лукас, это невозможно. Мне очень неудобно, что ты приехал сюда, чтобы помочь, и я тебе заплачу.

Он хмурится.

— Ни за что. Можешь отблагодарить меня, согласившись сходить со мной куда-нибудь сегодня вечером.

Я скрещиваю руки на груди.

— У меня сегодня вечером другие планы.

— Серьезно? — Лукас прищуривается и смотрит на меня с подозрением.

— Да, серьезно.

— Тогда ладно, — отвечает он с несчастным выражением лица. — Как насчет вечера в воскресенье?

Блин, вот же настойчивый!

— Я не могу. Мой сын как раз должен вернуться от своего отца.

— Тогда на следующей неделе. В любой день. Выбирай сама.

— Должна признать, в упорстве тебе не откажешь, но я не могу. Ты мне нравишься, очень сильно. Я просто не могу. Моя дочь считает, что ты сексуальный. Я и представить не могу, что бы она сказала, если бы узнала, что я пошла с тобой на свидание. Это чересчур странно.

Он поворачивается, чтобы закрыть дверь пристройки, закрывает задвижку, и мне при этом открывается отличный вид на его широкую спину. Его волосы так красиво спадают по плечам, а задница в этих выцветших джинсах выглядит просто отлично. Он снова поворачивается ко мне лицом, и я быстро отвожу взгляд.

— Что странного, Айви? Просто скажи правду. Ничего с ней не случится.

— Какую правду? Нет никакой правды.

Он подходит и берет мою руку в свои теплые ладони.

— Правду о том, что ты мне нравишься, и, надеюсь, я тебе тоже. В конце концов, ты только что разглядывала мою задницу, это что-то да значит, как считаешь? — дразнит он.

Я убираю свою руку и бросаю смущенный взгляд на окно спальни Мейси. Надеюсь, она сейчас не фотографирует происходящее и не грузит фото сразу же в интернет.

— Лукас, пожалуйста. Я не могу нежничать с незнакомым человеком на глазах у своих детей. Они и так сбиты с толку из-за отца и его новой подружки. И я не разглядывала твою задницу.

— Почему ты наказываешь себя за то, что сделал он? Он радуется жизни, у тебя тоже есть на это право. Рано или поздно дети увидят тебя с другим мужчиной, как видят его с другой женщиной. Понимаю, приятного мало, но, если только ты не собираешься оставаться в одиночестве до конца дней своих, что точно было бы херово, детям придется видеть рядом с тобой других мужчин.

— Я знаю, но…

Он достает пачку жвачки из кармана и закидывает одну подушечку в рот.

— Но что? — спрашивает он. — Или дело во мне? Может, ты просто не хочешь, чтобы они видели тебя со мной?

Прежде чем ответить, я раздумываю какое-то время, уставившись в никуда.

— Им пришлось бы непросто, — признаю я, пытаясь представить себе, как знакомлю Лукаса со своими детьми.

Он спиной прислоняется к пристройке, надувает пузырь из жвачки, лопает его и смотрит на меня.

Непросто? Из-за меня? Ты стесняешься меня?

Я вовсе не хочу, чтобы он думал, что с ним что-то не так, что он неправильный. Потому что он замечательный такой как есть. Просто я встретила его в неправильный момент и в неправильном месте.

— Нет. Конечно, нет. Я хочу сказать, что им будет непросто видеть меня с другим мужчиной, особенно с мужчиной, который моложе и похож на рок-звезду. Они привыкли к своему отцу: короткая стрижка, работает в офисе… Не хочу наваливать на них слишком много безумия сразу.

Лукас стискивает зубы.

— Пожалуйста, не говори так. Ненавижу это выражение — рок-звезда.

— Прости, я в не хотела тебя обидеть, — бормочу я, понимая, что обижаю его только потому, что не могу найти правильные слова и объяснить то, что хочу сказать.

— Айви, мне все равно, что думают другие, и тебе тоже должно быть все равно. Я не хочу сказать, что тебе должно быть наплевать на мнение собственных детей, но, мне кажется, нет ничего особенного в том, чтобы встречаться с мужчиной младше, или тем, кто выглядит, как я. В мире случаются вещи гораздо хуже, они это поймут. — Он снимает солнечные очки с макушки, проводит рукой по волосам и надевает их обратно. — Если бы это были мои дети, я бы хотел показать им, что людей нужно принимать такими, какие они есть, независимо от того, как они выглядят, сколько им лет или чем они зарабатывают на жизнь.

Я напрягаюсь и отступаю немного. Он прав, но я не желаю выслушивать нотации от двадцатичетырехлетнего мальчика, у которого нет никакого опыта в воспитании детей. Конечно, мне не хотелось бы, чтобы мои дети судили других. Я стараюсь научить их принимать людей, несмотря на цвет кожи, религию, профессию и сексуальную ориентацию.

— Ты прав, — соглашаюсь я. — Но ты не представляешь, каково это на самом деле. Быть родителем очень трудно. Я просто стараюсь поступать так, как лучше для них, вот и все.

— Я представляю, насколько это должно быть непросто. Так в какой вечер ты готова сходить со мной куда-нибудь?

— Ты не собираешься сдаваться?

— Нет. Пока ты не скажешь мне прямо в лицо, что никогда и никуда со мной не пойдешь, я буду продолжать спрашивать. Тебе придется сходить со мной хотя бы для того, чтобы я заткнулся.

— Зачем? Я не понимаю. Я скучная, и, как видишь, со мной сложно. — Я качаю головой и чувствую, как мои щеки начинают гореть.

Он обнимает меня за плечи и ведет к той стороне гаража, из-за которой нас не будет видно из окон моего дома.

— Я люблю сложности, — подтрунивает он.

Интересно, поцелует ли он меня здесь, в укрытии, рядом с гаражом, и, если поцелует, хватит ли у меня сил, чтобы не поддаться. Он очень сексуальный: слегка вспотел, волосы спутались, томный взгляд, что обычно прожигает меня насквозь, скрыт за солнечными очками.

— Айви, ты мне нравишься, я серьезно. Мне надоело таскаться по вечеринкам и встречаться с безбашенными девчонками. Я хочу быть с нормальной, спокойной девушкой, которой смогу доверять. — Он прикасается к кончику моего носа. — Кроме того, ты прелестна. Ты даже утром выглядишь офигенно.

Вот дерьмо! Я совершенно забыла, что вышла поговорить с ним, едва встав с постели, в спортивных штанах.

— О, Господи! Я совсем забыла, что не накрашена и выгляжу, как неряха, — восклицаю я, закрыв лицо руками.

Он хватает меня за руки и насильно убирает их от моего лица.

— Ты красивая. Не прячься.

Я аккуратно снимаю его солнечные очки, чтобы посмотреть в его глаза. Как я и ожидала, они полны искренности и чувственности.

— Лукас, ты просто невероятно милый.

— Я знаю, куколка. — Он улыбается, и мое сердце тает, как кусочек масла на раскаленной сковороде.

Противиться ему чертовски трудно.

— Я правда считаю, что это не очень хорошая идея, — снова говорю я, пытаясь убедить нас обоих. Даже мне самой уже надоело слушать, как я это повторяю.

Разочарованный, он отходит на несколько шагов, а потом снова подходит и становится напротив меня.

— Я считаю, что это отличная идея, Айви, но умолять не буду. Это уже за гранью. Но можешь сделать мне одно маленькое одолжение?

— Смотря какое…

— Обдумай все и дай ответ, когда в следующий раз придешь на прием. Ладно? Я просто прошу тебя поужинать со мной. Ничего более. Я бы очень хотел снова поцеловать тебя, но соглашусь хотя бы на ужин.

Он, наверное, думает, я чокнутая. Ну кто ведет себя так, когда парень приглашает на ужин? Конечно, я. Вот кто. Потому что я абсолютно социально не адаптирована.

— Окей, — соглашаюсь я. — Я подумаю.

— Ну наконец хоть какой-то прогресс. — Он улыбается во все зубы, затем поворачивается и машет на прощание. — Чао-какао!

Знаю, что, пока я наблюдаю, как он уходит, на лице у меня, должно быть, дурацкая улыбка.


8


ЛУКАС


Отъехав от дома Айви, я решаю прокатиться до дома бабушки, навестить ее. Поскольку по субботам я обычно работаю, у меня не получается навещать ее в выходные, как это делают остальные члены моей семьи, но сегодня я освободил день, чтобы помочь Айви с починкой крыши и немного отдохнуть. К счастью, все мои клиенты спокойно отнеслись к переносу назначенных сеансов.

Дом бабушки вроде как наш семейный очаг: сюда постоянно приезжают все. У нее в доме шесть спален, поэтому время от времени кто-нибудь из нас остается здесь с ночевкой, составить ей компанию или просто расслабиться.

Когда я подъезжаю к дому, на подъездной аллее припаркованы спортивная машина моего брата Вэндала и натюнингованный пикап — кажется, это новая игрушка нашего кузена Тэлона.

Едва войдя через заднюю дверь, я чувствую запах свежей выпечки. Бабушка практически постоянно готовит. Печенье, пироги, рагу, запеканки, лазанья, жаркое — что ни придумай. Она или уже приготовила, или как раз готовит, или как раз собирается это приготовить.

— Дядя Лукас! — Пятилетняя дочка Вэндала бежит ко мне через комнату и бросается в мои объятия. Подняв ее повыше, я кружу ее до тех пор, пока она не начинает хихикать.

— Как поживает моя девочка? — Я крепко обнимаю ее и громко чмокаю в щечку.

— Хорошо. Мы делаем шоколадные кексы!

Я несу ее на кухню, где бабушка и Вэндал стоят возле кухонного островка.

— Шоколадные кексы? — повторяю я. — Мои любимые.

Вэндал толкает меня локтем.

— Не, не такие шоколадные кексы, чувак, — шутит он.

Я целую бабушку в щеку. Она размешивает жидкое тесто в большой чашке.

— Какой приятный сюрприз, родной. Почему ты не на работе? — с улыбкой спрашивает она.

Я ставлю Кэти на ноги и наблюдаю, как она бежит к кухонному столу, поиграть со своими игрушками.

— У меня сегодня утром были дела, поэтому я перенес все визиты и взял выходной. — Я беру печенье с большой тарелки на кухонной стойке и поворачиваюсь к брату. — Ты же будешь работать на следующей неделе, да? Если будешь часто отлучаться с группой, нам придется нанять еще одного мастера.

Он кивает и проводит рукой по своим длинным черным волосам.

— Да, я приду. Дай мне немного подумать насчет того, чтобы нанять кого-то. Я бы предпочел обойтись без этого. Я хотел, чтобы мы были только вдвоем, без всякой херни с наемными работниками.

— Следи за языком, Вэндал, — шепчет бабушка, кивая в сторону Кэти.

— Я тоже, — соглашаюсь я. — Но клиентов правда много. Я не могу сам все делать. Думаю, нужно по крайней мере найти администратора. Достало постоянно прерываться, чтобы отвечать на звонки. Клиенты тоже от этого нервничают.

— Да ну на хрен! Не нужен нам никто, чтобы отвечать на звонки. Переадресуй их на голосовую почту, а потом перезванивай.

Вэндалу тут же прилетает кулинарной лопаткой по голове от бабушки.

— Иди, положи четвертак в кувшин!

— Какого хрена, Ба? — Вэндал потирает голову в том месте, где у него теперь пятно от шоколадного теста.

— Прекрати выражаться перед малышкой! И иди, положи четвертак в кувшин.

Едва удерживаясь от смеха, я смотрю, как он роется в карманах.

— У меня нет четвертака, — говорит он. — У меня только двадцатка.

— Мне все равно. Клади в кувшин. — Она пожимает плечами.

Бабушка у нас совсем крошечная, не выше метра пятидесяти, седая, в очках с оправой, и, как правило, нарядно одетая и с кучей разных украшений. Характер у нее просто огонь, и она держит нас по струнке. Обычно мы просто в истерике валяемся. Мы все ее обожаем и убить за нее готовы.

«Матерный кувшин» совсем забит банкнотами, между которыми виднеются всего несколько двадцатипятицентовых монет.

— Ба, что ты собираешься делать с кучей денег, которую из нас вытянула? — спрашиваю я ее. Я сам подарил этому кувшину не меньше сотни баксов.

Она заталкивает противень в духовку и устанавливает время на таймере.

— Какая разница? Вы, мальчики, слишком много сквернословите перед Кэти. Хотите, чтобы она начала ругаться, как матерый дальнобойщик?

— Да, — отвечает со смехом Вэндал. Нравится ему выводить ее из себя.

— Не напрашивайся, а то я снова тебя шлепну, — парирует она.

Кэти сидит, сосредоточенно разрисовывая картинку с радугой и единорогом, и вдруг поднимает глаза и улыбается мне. Два передних зуба у нее выпали. Я взъерошиваю ее волосы и наклоняюсь, чтобы поцеловать в макушку.

— Эта картинка для тебя, дядя Лукас, — произносит она нежным голоском, обращаясь ко мне. — Когда я закончу, можешь забрать ее домой и повесить на стену или, может быть, нарисуешь кому-нибудь такую татуировку.

— С удовольствием, принцесса Кэти.

Вэндал подходит к нам и садится на стул к столу, рядом с Кэти.

— Эй, я слышал, ты бросил Рио, — говорит он и берет несколько карандашей.

— Да, бросил. Остались еще девушки, которых ты не оприходовал? — Нахмурившись, я прислоняюсь к стене и качаю головой.

Он слегка склоняет голову набок, словно размышляет.

— Не много, старик. Тебе, наверное, придется переехать на западное побережье.

— Очень смешно.

— Ну и почему ты ее бросил? Она прикольная. — Он выбирает фиолетовый карандаш и начинает разукрашивать одну из картинок Кэти.

— Мне не нужны твои объедки. Вот почему. — Я сжимаю зубы, стараясь не заматериться. Не хочу потерять двадцать баксов.

— Девственницу ты не найдешь, дружище. Смирись.

— Я не говорю, что мне нужна девственница. Просто кто-то, кто не был с тобой.

— Почему? Я могу тебе предоставить честные отзывы. Специальная услуга — критический разбор кандидатур.

— Еще немного и я, твою мать, дам тебе по морде, — выдавливаю я, хотя и сквозь смех. Какой же он иногда мудак.

— Лукас, ты знаешь правила, — подает голос бабушка с другой стороны комнаты.

Да мою ж мать! Я достаю бумажник.

— Ты смерти нашей хочешь, Ба? — подтруниваю я, запихивая пятидолларовую купюру в кувшин.

— В один прекрасный день вы мне оба спасибо скажете.

— В один прекрасный день мы оба сюда прикатим попросить денег взаймы, — возражает Вэндал.

Я подхожу к бабушке, которая споласкивает посуду в раковине.

— Ба, я надеялся, у тебя найдется пара минут поговорить.

— Конечно, мы можем поговорить. — Она берет полотенце и вытирает насухо руки. — Давай пойдем в другую комнату.

Я следую за ней в небольшой рабочий кабинет — ее любимую комнату, наполненную вещами, которые мой покойный дед обожал больше других. Жаль, я не успел познакомиться с ним, пока он был жив, не успел поблагодарить его за то, как он изменил мою жизнь. Но, к сожалению, если бы не его кончина, мой отец так и не рассказал бы о том, что у него есть двое сыновей, и я бы сейчас здесь не находился.

— Иди, присядь сюда, Лукас. У тебя сияют глаза. Ты с кем-то познакомился? — Бабушка садится на кожаный диван и жестом приглашает меня сесть рядом с ней.

У меня полно причин обожать свою бабушку. Она не просто самый добрый и заботливый человек, которого я встречал в жизни, она еще и удивительно близка с каждым членом своей семьи, очень хорошо знает нас всех, наши слабые и сильные стороны. Быть «матриархом» семьи, которая состоит в основном из мужчин-музыкантов и художников, непросто, но она держит нас всех в узде, любит и принимает такими как есть, даже когда мы лажаем

Я шлепаюсь на вытертый кожаный диван и вытягиваю ноги перед собой.

— Я правда встретил кое-кого, Ба. Мне нужен совет.

— Так и знала. Ладно, расскажи мне о ней, посмотрим, смогу ли я тебе помочь. — Бабушка складывает руки у себя на коленях.

Я вздыхаю в растерянности. Как описать свои чувства? Как объяснить, что сердце замирает каждый раз, когда я вижу Айви или прикасаюсь к ней?

— Она — клиентка.

Бабушка вопросительно поднимает брови.

— Знаю, знаю, — соглашаюсь я, разводя руками. — Я нарушил собственное правило, просто в ней есть что-то такое. Каждый раз, когда я к ней прикасаюсь, у меня как будто все внутри ходуном ходит, и так дрожат руки, что едва получается работать над ее тату. Я такого раньше никогда не чувствовал.

— Ах, химия между людьми — это прекрасно. Помню это чувство.

— Да. Это оно. И она очень симпатичная и немного застенчивая. У нее хорошая работа, и она совершенно нормальная. Не шатается по вечеринкам. У нее не силиконовые сиськи… Она слушает меня, когда я говорю. Ей будто правда интересно то, что я могу рассказать, понимаешь?

— Судя по твоим словам, она просто прекрасная девушка для тебя, дорогой. Мне она уже нравится. — На губах у бабушки теплая улыбка.

— Да, но есть проблема — она не хочет быть моей девушкой.

— Ого, — удивляется бабушка, нахмурившись. — Ну, а почему нет? Почему она не хочет с тобой встречаться?

— Ей тридцать шесть. Несколько месяцев назад ее бросил муж, с которым они были вместе восемнадцать гребаных лет. У него роман с молодой девчонкой. У них двое детей, дочь-подросток и сын немного младше Кэти. Из-за всего этого она в легкой растерянности. Постоянно говорит, что не готова, и что я для нее слишком молод.

Бабушка внимательно слушает, и ее глаза все шире раскрываются от удивления по мере продвижения моего рассказа. Наконец, она слегка присвистывает.

— Да уж, мальчик мой. Боюсь, задачку ты себе выбрал непростую.

Глубоко вздохнув, я перевожу взгляд на стоящие возле стены старинные напольные часы из великолепного вишневого дерева, покрытого изысканной резьбой, которые когда-то принадлежали моему прадеду, а после него моему деду. Каждый раз, когда я смотрю на них, мерное тиканье успокаивает, практически гипнотизирует меня. Бабушка знает, что я обожаю эти часы и обещала оставить их мне, когда придет ее время. Об этом я даже думать не хочу, но буду хранить их всегда.

— Если она тебе правда нравится, придется набраться терпения, но при этом нужно дать ей понять, что ты к ней чувствуешь. Вероятно, она сейчас в полном смятении и в целом склонна не доверять мужчинам, и я ее понимаю.

— Ты права. Она напугана. Я и сам это вижу, когда разговариваю с ней.

— Не сомневаюсь, что это так. И возраст тоже, скорее всего, для нее большая проблема. Я бы сказала, она чувствует себя даже старше, чем есть на самом деле. Ты для своего возраста очень взрослый, и рано или поздно она это поймет, но на все потребуется время.

— Так что мне делать? Я поцеловал ее вчера вечером, и это было невероятно. Я уверен, она тоже это почувствовала, но все равно продолжает отгораживаться от меня.

— Точного рецепта нет, родной. Думаю, нужно просто дать ей время. Дай ей знать, что ты готов ждать. Сможешь подождать?

— Да, черт возьми! Я буду ждать. Мне бы, конечно, не хотелось. Но ради нее, да… Я подожду.

— Ей нужно почувствовать, что с тобой она может снова обрести покой и стабильность. Муж только что разрушил всю ее жизнь, понимаешь? — Бабушка накрывает своей маленькой ладонью мою руку.

— Да, она была потрясена. По-настоящему, — киваю я.

— Тогда ты должен заслужить ее доверие. Она должна понять, какой замечательный ты человек. А ты правда замечательный, Лукас. Ты настоящий джентльмен. Она этого пока не знает, но очень скоро узнает и будет очень счастлива, что ты есть в ее жизни.

Я не против дать Айви время понять, что я не обижу ее, но, черт, я хочу ее. Прямо сейчас.

— А что с детьми? — Бабушка слегка сжимает мою руку, чтобы привлечь внимание. — Ты готов к отношениям с женщиной, у которой двое детей? Это очень большая ответственность, тут легко и просто не будет. Она не сможет, например, просто встать и поехать куда-нибудь с бухты-барахты или торчать с тобой ночь напролет на концертах. Обо всем этом ты думал?

Я упираюсь головой в диван и качаю ею из стороны в сторону.

— Ну… вроде да, но я не обдумывал детали. Я люблю детей. То, что у нее есть дети, для меня не проблема. Я даже ей не сказал, что иногда играю в группе.

— Лукас! — Она шлепает меня по плечу. — Ты должен ей сказать. Никаких секретов, хорошо? Когда вы, мальчики, только научитесь. Я снова и снова повторяю: никакого вранья, никаких секретов. Что сложного?

Бабушка раздраженно качает головой.

— Хорошо, хорошо, — со смехом соглашаюсь я, понимая, что она права. — Я ей расскажу. Я собираюсь пригласить ее пойти вместе со мной на следующее наше шоу. Может быть, она согласится в этот раз.

— Когда все устаканится, привези ее сюда. Я хочу с ней познакомиться.

— Конечно. Я мог бы полюбить эту девушку, Ба. Я это чувствую. Она — та самая, единственная.

— Ты такой романтик, Лукас. — Ее губа растягиваются в лучезарной улыбке, и глаза блестят. — Совсем как твой дедушка. Ты так напоминаешь мне его в твоем возрасте.

— Серьезно? Какой он был? — Я сажусь прямо и поворачиваюсь к ней. Мне всегда интересно узнать больше про своего деда.

Вглядываясь в его фото на стене, она в буквальном смысле сияет.

— Он был совершенно особенным человеком. Умным. Щедрым. Красивым. Все его любили.

— Жаль, мне не пришлось с ним встретиться.

— Думаю, большинство из вас, мальчиков, унаследовали его романтическую сторону характера. Твой дядя Ронни такой же. К сожалению, твой отец — нет. Он не любящий по натуре, он как перекати-поле. Не знает, чего хочет, и никогда не знал.

Я снова останавливаю взгляд на часах и покусываю щеку, прежде чем задать свой следующий вопрос.

— Он когда-нибудь выходит на связь? Мой отец? — Даже не знаю, что надеюсь услышать.

Бабушка качает головой и хмурится.

— Нет. С тех пор, как умер твой дед, ни разу, — отвечает она поникшим голосом. — Но это ничего. Он рассказал мне о тебе и Вэндале, а это самое главное. Я устала разыскивать твоего отца. Он и так отнял у меня несколько лет жизни.

— Не понимаю, что у него за расклад. Почему ему наплевать на нас? — Я никогда не пойму, почему мои родители не хотели меня, и, хотя я стараюсь убедить себя, что это неважно, что они лишились куда большего, чем я — и прочий собачий бред, которым меня пичкали психологи и мозгоправы, пока я подрастал, — но меня до сих пор напрягает, что меня отдали и забыли, как мусор.

— Дорогой, ему даже на себя наплевать. Он не в состоянии беспокоиться о ком-то еще. Мы любим тебя и Вэндала, несмотря ни на что. Ошибки твоего отца и его недостатки не должны тебя касаться. Не позволяй им портить тебе жизнь.

— Мне пора ехать. — Я щелкаю пальцами и встаю, потом протягиваю руку ей, чтобы помочь подняться. — Спасибо, что выслушала.

— Всегда пожалуйста. Ты приедешь на Рождество? Привози с собой свою девушку и ее детей. Чем больше народу, тем веселее.

— Посмотрим, Ба. — Не уверен, что Айви будет готова поехать со мной на семейный ужин в честь Рождества всего через несколько недель знакомства. Особенно к этой шайке.

Когда мы после разговора возвращаемся на кухню, Вэндал и Кэти все еще разукрашивают картинки за кухонным столом, а с ними присоединившийся к веселью мой кузен Тэлон. Вэндал ухмыляется, как идиот.

— Что смешного? — интересуюсь я.

— Скажи ему. — Он кивает Тэлону.

Кузен только качает головой и ничего не говорит.

— Тэл, рассказывай, — прошу я. — Что случилось?

— Он женится! — радостно вскрикивает Кэти.

— Что? На ком? — Я даже не помню, чтобы у него была подружка.

— Через месяц или два, я еще не уверен.

— Расскажи ему все, — подталкивает его локтем Вэндал.

Тэлон корчит рожу, и становится очевидно, что Вэндал его бесит.

— Это социальный эксперимент, который проводит группа психологов и специалистов в области отношений. Директор проекта — мамин друг.

Я смотрю на него искоса.

— Социальный эксперимент? Что это значит?

— Он собирается жениться на совершенно незнакомой женщине, — перебивает Вэндал. — Как лабораторная крыса.

Мой взгляд устремляется к Тэлону.

— Ого! Что, серьезно? На незнакомке?

— Да, — кивает он. — Мы не сможем встретиться, увидеться или узнать что-нибудь друг о друге заранее. В первый раз мы увидимся на свадьбе.

— Ни фига себе! — Я даже не знаю, что еще сказать. Это чистое безумие, но в то же время немного круто.

— Мы заполняем всякие опросники и общаемся с психологами, а они подбирают нам идеальную, по их мнению, пару. Потом мы женимся и должны пробыть вместе шесть месяцев. После этого можем развестись или остаться вместе, и каждый из нас получит пятьдесят тысяч долларов.

— Так ты на это ради денег подписался, да? — спрашивает Вэндал.

— Нет, мудила. Деньги мне не нужны. Мне жестко не везет с девчонками. Хочу попробовать, вдруг сработает.

Увлеченный идеей, я облокачиваюсь на стену.

— Думаю, идея охренительная, — говорю я. — А транслировать будут? Как реалити-шоу?

Он качает головой с длинными русыми волосами.

— Нет. Мы будем вести дневники.

— В общем, думаю, это круто. Очень интересно посмотреть, как все сложится.

— А ты, я смотрю, готов оказать моральную поддержку? — подкалывает Вэндал.

— Ты — мудак!

— Мальчики! Я даже сосчитать уже не могу, сколько денег вы мне сейчас должны. Думаете, я тут делаю меренги и не слышу вас?

— Прости, Ба, — произносим мы хором.

— А ты, — она показывает на Вэндала, — оставь своего брата и кузена в покое. Нет ничего плохого в том, что люди хотят найти свою любовь.

— Они скоро захотят пойти в магазин и прикупить себе книгу «Развод для чайников», Ба. Тебе, что, все равно?

— Конечно, не все равно. — Она ставит чашу в раковину. — Но ты должен быть добр с ними.

— Я не могу, Ба. Тьма живет во мне.

Бабушка укоризненно качает головой, но я слышу ее смех. Вэндал точно ее доведет. И озолотит.

— Все, я ушел, — говорю я. — Вэн, увидимся в понедельник?

Он кивает, даже не поднимая головы, потому что разукрашивает черным цветом бабочку в книжке Кэти.

— Ага, — отвечает он.

— Тэлон, удачи, старик.

— Спасибо.

Кэти поднимается со своего стула и обнимает меня за шею. Я тоже крепко обнимаю ее в ответ.

— Дядя Лукас, хочешь приехать к нам домой сегодня вечером?

— Сегодня не могу, зайка. — Я целую ее в лоб и нежно опускаю обратно на стул. — Но ты можешь приехать ко мне, когда папе надо будет, чтобы я с тобой посидел.

— Ура! — кричит она.

— Кэти, букашечка, мы сегодня собирались мультики смотреть, — напоминает Вэндал, а потом смотрит на меня. — Лукас, приезжай, потуси с нами, если хочешь.

— Спасибо, но у меня кое-какие дела.

Я беру еще одно печенье и обнимаю бабушку, которая сует мне в руки большой пластиковый контейнер с печеньем и кексами.

— Возьми с собой, милый.

Вот черт. Теперь я все выходные буду под кайфом от сладкого.


9


АЙВИ


Я останавливаюсь возле двери в комнату Мейси и тихонько заглядываю внутрь, чтобы посмотреть, что она делает. Она лежит на своей кровати в наушниках и читает. В кои-то веки в комнате у нее порядок — огромное достижение по сравнению с тем, что здесь творилось несколько месяцев назад, когда вокруг было разбросано столько барахла, что даже пол не было видно. Надеюсь, уборка войдет у нее в привычку.

Внезапно она поднимает глаза и вытаскивает наушники из ушей.

— Привет, мам. Что случилось?

— Я ухожу, но вернусь не поздно. Во сколько придет Шелли?

— Она уже в пути. Ты разговаривала с тем симпатичным парнем? Может, типа, намекнешь ему, что он мне нравится?

У меня тут же от напряжения начинает болеть голова, а желудок неприятно скручивает.

— Нет, милая, я с ним не особо разговариваю. Он всего лишь мой тату-мастер, и заехал, только чтобы починить пристройку.

— Ну, может, во время твоего следующего сеанса получится, типа, что-то сказать? — с надеждой спрашивает она.

— Мейси, не уверена, что мне по душе эта идея. Я твоя мама, и это было бы не очень уместно. Ведите себя хорошо, пока меня не будет, пожалуйста. В холодильнике есть еда.

— Ладно. Приятного вечера! — Она вставляет наушники обратно и возвращается к чтению, забывая про меня.

Приятного вечера? Слабо верится, что вечер вообще будет приятным, жаль, что я не могу просто остаться дома. Я стою возле окна в гостиной, выглядывая на улицу, пока на подъездной аллее наконец не показывается машина Тима. Тяжело вздохнув, я надеваю пальто и выхожу на улицу, на холодный вечерний воздух, не давая ему шанса подойти за мной к входной двери. Интересно, мужчины на свиданиях все еще так делают? Не то чтобы это было свидание, просто интересно.

— Я бы подошел к дверям. — Первые слова, которые он произносит, когда я усаживаюсь на пассажирское кресло его внедорожника.

Значит, видимо, некоторые мужчины все еще появляются на пороге.

— Все в порядке. — Я пожимаю плечами.

— Думаю, стоит испытать новый гриль-бар, — предлагает он, сдавая назад и выезжая на главную улицу.

Я заставляю себя улыбнуться.

— Отличная идея.

Мне даже не хочется есть, мой желудок до сих пор сводит от мыслей о Лукасе. Весь день я пыталась отвлечься, убирала дом, затеяла стирку, чтобы не думать о нем, но вместо этого несколько раз вдруг ловила себя на том, что замечталась, вспоминая о нем. Непонятно откуда возникали мысли о его губах на моих, и от этого теплая дрожь пробегала по всему телу.

— Рад, что ты наконец согласилась поужинать со мной. Еще когда мы разговаривали на собеседовании, я подумал, что ты красивая. — Тим улыбается мне и отворачивается, следя за дорогой. — Если честно, я расстроился, когда узнал, что ты замужем.

Брр! Ну и что на это отвечать? Мне немного не по себе от того, что он разглядывал меня на собеседовании. По-моему, это немного непрофессионально. Не стоило соглашаться на этот ужин. Я и так уже знаю, что речи о взаимной приязни здесь нет, и я не захочу с ним куда-то выйти еще раз, будет только неловко, если мне когда-нибудь придется его увольнять. Уверена, в такой ситуации он вряд ли посчитает меня привлекательной.

— Что ж, Тим, я уже говорила, что не верю в отношения между коллегами.

— Надеюсь, у меня получится заставить тебя передумать.

Я молча поворачиваюсь и смотрю в окно. Мы как раз проезжаем тату-студию Лукаса. Ну надо же, какой неподходящий момент! Вывеска перед входом в студию светится красными праздничными огоньками, а окна наверху, в его квартире, озарены золотистым светом. Мы едем дальше, и на меня накатывает грусть. Скажи я Лукасу «да», мы бы с ним сейчас, наверное, ужинали. И я бы улыбалась, глядя, как волосы падают ему на лицо, закрывая темные сексуальные глаза.


Новый ресторан набит битком. Несмотря на то, что Тим забронировал столик заранее, нам приходится полчаса подождать, пока освободится место. В зале очень шумно: из колонок гремит музыка, люди вокруг нас разговаривают, поэтому поболтать, пока мы ждем, не получается, и Тим использует это время, чтобы проверить телефон.

— Почта сыплется бесконечно, — наконец обращается он ко мне. — Сложно отвлечься от работы.

Я сочувственно улыбаюсь. Тим — инженер-электрик и, насколько я знаю, очень хороший. С тех пор как он устроился к нам на работу, отзывы о проделанной им работе приходят исключительно отличные. Он определенно не халтурщик.

— Все нормально. Я понимаю, — отвечаю я.

Наконец раздается сигнал специально выданного нам пейджера, объявляющий о том, что место освободилось, и нас провожают к столику недалеко от бара. В нашем маленьком городке не так много мест, где можно поужинать, поэтому, похоже, все желающие поесть и расслабиться стекаются сюда.

— Отлично выглядишь, — выдает Тим после того, как я снимаю зимнее пальто и сажусь за крошечный столик напротив него.

Я замечаю, как его взгляд задерживается на V-образном вырезе моего свитера. На работу я обычно не ношу вещи, которые хоть сколько-то обнажают декольте, но если уж выбираюсь куда-то, то стараюсь выглядеть по-человечески, не как офисная мышь. Однако сейчас, боюсь, мой наряд может быть понят не совсем верно. Не то чтобы у меня огромная грудь или совсем уж оголенная, но декольте все же немного открыто, и он тут же умудряется это заметить.

— Спасибо, — благодарю я, открывая меню и благоразумно держа его так, чтобы он больше не смог таращиться на мою грудь.

Ненавижу такую мужиковатость. Если честно, внешне Тим совсем даже не урод. На самом деле он довольно симпатичный: короткие каштановые волосы подстрижены превосходно, по последней моде, и слегка взлохмачены спереди; сам он высокий, поджарый, и у него яркие, небесно-голубые глаза. Он всегда хорошо одет и выглядит так, словно только что сошел с рекламы мужской одежды. В офисе много женщин, желающих с ним пофлиртовать и неоправданно долго поторчать у него в кабинете. Я украдкой бросаю на него взгляд, пока он изучает меню. Может, я слишком строга к нему? Может, нужно просто сбросить броню, ослабить оборону? Он хороший парень — иногда немного назойливый, но все же порядочный и трудолюбивый. Линдси права. Я должна научиться давать людям шанс, а не бежать ото всех без оглядки только потому, что Пол меня обидел.

— Что закажешь? — спрашиваю я, пытаясь сама определиться с выбором.

— Думаю, я буду стейк рибай. Давно хотел хороший стейк. А ты? Пожалуйста, не говори, что будешь салат, — шутит он.

— Думаю, возьму овощные равиоли. Звучит очень аппетитно. — Я улыбаюсь ему поверх меню.

— Что есть, то есть, — кивает он. — Я слышал, тут все вкусно готовят.

Подходит официантка, чтобы принять у нас заказ, и я прошу бокал белого вина, надеясь, что оно поможет успокоить расшалившиеся нервы.

— Как у тебя дела? — спрашивает Тим. — Ну, после всего, что произошло?

От того, как он выразился, у меня ощущение, что речь идет об аварии или чрезвычайном происшествии. Как будто произошел несчастный случай. Интересно, народ в офисе шепчется обо мне, может, им тоже меня жаль? Хочется залезть под стол и спрятаться.

— Думаю, все в порядке. Мне и детям было непросто приспособиться к ситуации, но я постепенно привыкаю к «проклятию» одиночества, — отвечаю я с некоторой долей сарказма.

— Сколько лет твоим детям?

— Семнадцать и семь.

Он откусывает кусок булочки.

— Семнадцать? — повторяет он с набитым хлебом ртом. — Черт! Я и не думал, что твоя дочь такая взрослая.

Я киваю и делаю глоток вина.

— Да, я родила ее сразу после школы. — Интересно, с каких пор семнадцать лет считаются «таким взрослым» возрастом.

— У меня детей нет, — говорит он, беря еще одну булочку из хлебной корзинки, стоящей посреди нашего столика. — Если честно, я и представить не могу, что у меня мог бы быть ребенок-подросток в моем возрасте.

— Странно, что ты не женат. — Любопытно, почему мужчина лет тридцати пяти может быть не женат, а насколько я знаю, он даже никогда не был женат. Может быть, это знак, что он просто плейбой или не такая уж завидная партия.

— Да, — смеется он. — Я слышал, по офису ходят слухи, что я — гей.

Ну да, или еще это.

— А ты — гей?

Он смеется, запрокинув назад голову и едва не подавившись хлебом.

— Айви, могу тебя заверить, я — не гей. Просто я еще не встретил женщину, которая смогла бы заставить меня поверить, что я смогу быть верен ей остаток жизни. — Он делает глоток пива. — Если это случится, значит, так и должно быть. Если нет, я не против просто встречаться с кем-то и приятно проводить время. Чего я точно не хочу, так это жениться и потом заводить романы на стороне, потому что не был готов отказаться от разнообразия.

Я бросаю на него взгляд через стол.

— Ага, разнообразие — вещь сложная.

— Черт, Айви, прости. Я не подумал. — Он чуть не опрокидывает свой стакан.

Да, уж, очевидно, не подумал.

— Не переживай. — Я снова ловлю его похотливый взгляд на своей груди.

— Ты мне давно уже нравишься, например. Так что, кто знает, что может случиться. Возможно, тебе и удастся меня захомутать.

Хм. Нет. Я осматриваю ресторан в надежде, что официантка скоро появится с нашим заказом, и замираю, когда вдруг вижу смеющегося Лукаса, который стоит возле бара с группой людей. Красивая девушка с длинными светлыми волосами стоит рядом с ним, и они смеются. Ее рука лежит на его плече. О, Господи! Я почти залпом опрокидываю половину бокала, и тут он, словно почувствовав мой взгляд, поворачивается, чтобы встретиться со мной глазами. Черт возьми!

Я не имею права ревновать, но ревную. Опять. Он, видно, времени не терял, нашел-таки, с кем провести сегодня вечер, да? А я думала, что правда ему нравлюсь.

— Умираю с голоду. Надеюсь, еду уже скоро принесут, — объявляет Тим.

— Я тоже. Весь день ничего не ела, — рассеянно вторю ему я, расправляя салфетку на коленях.

Я бросаю еще один взгляд в сторону Лукаса и вижу, что он идет прямо к нашему столу. Ой-ей! Что-то мне подсказывает, что это не к добру.

— Привет, — говорит он, останавливаясь возле нас и улыбаясь мне. — Какой сюрприз! Не ожидал тебя здесь увидеть.

— Могу сказать то же самое. — Я улыбаюсь в ответ. — Тим, это Лукас. Лукас, это Тим. Мы вместе работаем.

Лукас пожимает Тиму руку.

— Приятно познакомиться, старик, — приветствует он, но я вижу, что он стиснул зубы. У него плохо получается скрывать свои чувства.

В этот момент к столику подходит официантка с нашим ужином, и я готова ее расцеловать за то, что она выручила меня в этой неловкой ситуации.

— Ладно, не буду вам мешать, — произносит Лукас. — Приятно было снова тебя увидеть.

— Мне тоже. Хорошего вечера, — отвечаю я. Кивнув в сторону Тима на прощание, он медленно уходит обратно к бару и к своей девушке.

— Кто это? — спрашивает Тим.

— Просто друг.

— Вот этот? Не могу себе представить, что ты дружишь с кем-то, кто так выглядит. — Тим отрезает кусок стейка и смотрит на меня с удивлением.

— Почему? — интересуюсь я, оскорбленная его замечанием.

— Длинные волосы и куча татуировок? Какого черта? Как вообще такие люди находят работу? Ты же менеджер в отделе кадров, Айви. Взяла бы ты на работу парня, который так выглядит?

Я медленно прожевываю равиоли.

— Думаю, это зависит от работы, Тим. Он — тату-мастер и, очевидно, его внешний вид соответствует его профессии. Он же не преступник.

— А выглядит, как уголовник.

А ты выглядишь, как придурок.

В моей сумочке начинает пищать телефон, и я наклоняюсь, чтобы достать его, на случай, если это кто-то из детей.

На экране смс с незнакомого номера:

«Жду тебя возле туалетов».

Я поднимаю глаза и вижу, как Лукас направляется в глубину ресторана.

— Тим, прости, я отлучусь на минутку. Нужно перезвонить дочери.

— Все в порядке?

— Да, просто родительские обязанности. Я скоро вернусь.

Через забитый посетителями ресторан я пробираюсь к небольшому коридорчику, который ведет к туалетам. Лукас стоит там, ждет меня.

— Что ты творишь? — возмущаюсь я.

— То же самое я собирался у тебя спросить. Кто это такой?

— Что, прости? Почему ты считаешь, что это тебя касается? — Я поднимаю брови. С какой стати он решил, что вправе меня расспрашивать?

— Я не считаю, что касается. Но, когда я спрашивал, ты сказала, что еще не готова ходить на свидания.

— Это не свидание. Он мой коллега.

— А похоже на свидание. — Он оборачивается, чтобы посмотреть на Тима, по-прежнему сидящего за столом, а потом снова обращается ко мне. — Ты могла бы просто сказать, что встречаешься с кем-то, Айви.

— Я с ним не встречаюсь. Да и как насчет тебя самого? Ты здесь тоже не один.

— Она просто подруга. Вообще-то, она встречается с одним из моих друзей. Я зашел сюда по дороге домой, поздороваться и пропустить стаканчик.

Меня охватывает чувство облегчения, на которое я не имею права. Внезапно он приближается, прижимает к стене своим телом и наклоняет ко мне лицо.

— Айви, послушай. Мы можем остаться здесь и весь вечер пожирать друг друга взглядами через зал, или ты можешь избавиться от своего занудного кавалера, и мы встретимся у меня дома через полчаса.

Я облизываю пересохшие губы и бросаю нервный взгляд в сторону столика, где ждет Тим. Он меня совершенно не интересует. Вообще не стоило соглашаться на ужин с ним.

— А что потом, Лукас? — спрашиваю я, поворачиваясь к нему, и наши носы соприкасаются. — Мы поцеловались один раз, и, скорее всего, тот поцелуй был ошибкой.

Дерзкая, сексуальная улыбка расплывается по его лицу.

— Я тебе уже говорил, Солнце, я ошибок не делаю. — Он наклоняется еще ниже, пока его губы не прикасаются к моей щеке. — Я создаю воспоминания, — шепчет он. — Которые ты никогда не забудешь.

Сердце у меня в груди колотится все быстрее и тяжелее.

— Лукас… пожалуйста… тебе двадцать четыре. А мне тридцать шесть…

Он быстро закрывает мне рот поцелуем.

— Тс-с… завтра можешь быть доброй кошечкой, — шепчет он, и его ладонь медленно скользит по моей руке. — Сегодня побудь хищницей.

Я начинаю хихикать.

— Господи боже, Лукас! Не могу поверить, что ты только что это сказал.

— Да, сказал. — Он смеется вместе со мной и прислоняется лбом к моей голове. — Я от тебя без ума. Ты бы лучше поскорее согласилась поужинать со мной, а то из меня и послащавее пошлости посыплются.

Я стараюсь удержаться от смеха.

— Ты в курсе, что ты сумасшедший?

— Да, есть немного.

— Прекращай, — прошу я его, хотя сама не могу перестать улыбаться.

— Боюсь, я не могу.

Я отстраняюсь от него и поправляю свитер.

— Ты очень красивая, — говорит он. — Этот свитер подчеркивает цвет твоих глаз. Сейчас они совсем бирюзовые.

— Спасибо. — Так приятно, что он употребил слово «бирюзовые». Много ли мужчин знают, что это на самом деле за цвет? Конечно, он знает, потому что он — художник, и мне это в нем чертовски нравится. — Лукас, я не могу просто оставить Тима. Мы вместе работаем. Мне приходится каждый день его видеть. И вообще, я не грубиянка и не собираюсь ей становиться.

Он, кажется, расстроен.

— Не делай такое лицо, пожалуйста, — прошу я. — Ты сейчас выглядишь совсем как мой сын.

Он смешит меня, еще сильнее надувая губы.

— Перестань, — возмущаюсь я.

— Айви, ну какого черта! Мы бы могли сейчас сидеть и ужинать в каком-нибудь милом, должен отметить, спокойном месте, а не в этом дурдоме. Вместо этого ты торчишь с этим позером, а я от скуки схожу с ума и не знаю, чем себя занять. А теперь я поеду домой в одиночестве и буду думать о тебе всю ночь. Не представляешь, чем я могу заняться в одиночестве, думая о тебе. — Он хитро улыбается и намекает, приподнимая несколько раз брови.

Боже правый! Я чувствую, как с каждой минутой щеки у меня краснеют все больше.

— Ты — нахал, — замечаю я, качая головой. Он такой игривый и сексуальный, но мне это начинает нравиться.

— Тогда приезжай ко мне после того, как закончится это твое «не свидание», — предлагает он. — Я буду дома, просто буду рисовать. Покажу тебе все свои работы. У меня их целые альбомы. Бабушка сегодня дала мне с собой печенье и кексы, можем их съесть вместе.

Мне и в самом деле нужно вернуться за свой столик, а иначе Тим решит, что я его оставила.

— Лукас, нет. После этого ужина я поеду сразу домой, и мы увидимся, когда я приду на сеанс. Обещаю, что подумаю о том, чтобы поужинать с тобой, раз уж ты готов настаивать до невменяемости, но, хоть убей, не могу понять, зачем тебе это?

— Затем, что мне кажется, нам суждено быть вместе, вот зачем. — Он пожимает плечами. — Смейся, сколько хочешь. Мне все равно. Я почувствовал это в тот день, когда увидел тебя, и, хоть я и сам ни хрена не понимаю, ты как гребаный магнит. Меня тянет к тебе. Даже когда тебя нет рядом, не могу перестать о тебе думать. А когда мы вместе, все, чего мне хочется — быть еще ближе.

Я хочу сказать ему, что он рехнулся, но не могу, потому что чувствую то же самое. Может быть, мы оба выжили из ума. Как бы там ни было, мне страшно до чертиков.

— Мне правда пора идти, — шепчу я, глядя ему в глаза. — И мне совсем не смешно.

И опять, когда я ухожу прочь от него, возвращается уже знакомая тоска по нему.



— Я уже собирался идти искать тебя, — говорит Тим, когда я возвращаюсь. — Все в порядке?

Я сажусь и отпиваю немного вина.

— Прости, пожалуйста. У дочери случилась небольшая личная драма, нужно было ее успокоить.

— Кажется, твои равиоли остыли. Хочешь, позову официантку, чтобы их разогрели?

Я качаю головой и поднимаю вилку.

— Нет, все хорошо. Мне очень жаль, что пришлось так задержаться.

Он улыбается мне через столик.

— Можешь компенсировать мне неудобства.

Аж внутри все скрутило. Нет, нет, нет. Никаких «нет» не хватит, чтобы выразить, насколько этому не бывать.

Я заставляю себя жевать дальше. Время тянется невозможно медленно. Мы заказываем кофе и десерт, Тим рассказывает о своем новом телевизоре с плоским экраном, которому он, по-моему, чересчур рад.

Как раз когда приносят наш десерт, я бросаю еще один взгляд через зал, и вижу, как Лукас прощается с друзьями. Он быстро смотрит на меня, коротко машет рукой на прощание и затем уходит. Один.

— Ты какая-то рассеянная, — замечает Тим.

— Нет, здесь просто слишком шумно. Трудно сосредоточиться, — отвечаю я, но практически уверена, что он заметил, как я несколько раз смотрела на Лукаса. Неужели он в самом деле сказал, что думает обо мне все время, или это мой безумный мозг нафантазировал?


Когда мы наконец уходим из ресторана, Тим спрашивает, не хочу ли я поехать к нему. Этого я не ожидала, и точно не собираюсь делать.

— Нет, спасибо. Мне действительно нужно домой.

В машине темно, но видно, что он смотрит на меня, как на сумасшедшую.

— Еще даже десяти нет. Зачем тебе домой?

— Моя дочь одна дома. Мне не нравится оставлять ее в одиночестве поздно вечером.

— Ей семнадцать. Думаю, она обойдется без тебя еще пару часов. Или до утра...

— Тим… не думаю, что я смогу. Извини.

— Вот уж не думал, что поведу тебя ужинать, а потом сразу повезу домой.

— Ты серьезно? — раздраженно спрашиваю я. — Сколько раз за последние несколько недель я говорила, что меня пока не интересуют свидания? К чему-то большему я пока просто не готова. Извини, что ввела тебя в заблуждение.

Он отводит взгляд от дороги и хмурится, глядя на меня.

— Когда ты в конце концов сказала «да», я решил, что ты передумала. — Он протягивает руку и кладет ее на мою ногу. На мое бедро!

Мне хочется выпрыгнуть из машины, чтобы убраться от него подальше.

— Нет, Тим, извини. Я просто пыталась проявить любезность. Думала, мы можем поужинать вместе, как друзья.

— Ну да… Но обычно это значит немного больше. Слышала про секс по дружбе? Ты, видимо, понятия не имеешь о том, как на самом деле обстоят дела в реальном мире современных отношений, да?

Я стараюсь удержаться и не отправить его куда подальше, в «реальный мир современных отношений», потому что, как ни крути, а мы все равно работаем в одной компании. Я все равно менеджер по персоналу, несмотря на идиотское решение сходить с ним куда-то, и не собираюсь опускаться до его уровня. Если современные отношения подразумевают бездумный секс на первом свидании, то я не хочу иметь с ними ничего общего.

Мы молча едем дальше, пока, наконец, он не останавливается у подъездной аллеи моего дома, где я выскакиваю из машины, поблагодарив его за ужин и хлопнув за собой дверцей.

— Мам, ты почему так рано? — удивляется Мейси, когда я вхожу в дом через парадную дверь. Они с Шелли сидят, уютно расположившись на диване, и едят попкорн, полностью поглощенные происходящим на экране телевизора.

— Просто быстро поужинала кое с кем из коллег. Вам двоим что-нибудь принести?

Обе одновременно мотают головами.

— Ладно. — Я снимаю пальто и вешаю его в гардероб в прихожей. — Я буду наверху. Приятного вам вампирского марафона.

Приняв горячий душ, я сворачиваюсь калачиком в кровати, включаю романтическую комедию и вспоминаю, что Томми не позвонил мне, чтобы сказать «спокойной ночи». Надеюсь, это значит, что он хорошо проводит время со своим отцом, но я все же чувствую себя немного забытой. То, как распалась моя семья, ужасно, но, похоже, мне придется к этому привыкнуть.

В полночь лежащий на кровати рядом со мной телефон начинает пикать. Подняв его, я провожу пальцем по экрану, щурясь от яркого света в темноте комнаты. Смс от Лукаса. Теперь я узнаю его номер и быстро сохраняю в список контактов.

«Лукас: Привет».

«Я: Уже полночь».

«Лукас: И что? Ты превратишься в тыкву? ;—)»

Улыбка расплывается у меня на лице, и я набираю ответ.

«Я: Очень смешно :)»

«Лукас: Хотел убедиться, что ты добралась домой в целости и сохранности. Мне показалось, твой кавалер или вынесет тебе мозг своим занудством, или попытается подкатить к тебе по дороге домой».

«Я: И то, и другое, но я выжила. Приехала домой и сразу легла спать. Очень увлекательно, правда?»

«Лукас: У меня тоже. Пришел домой, расселся в постели и рисовал».

«Я: Что ты рисовал?»

Проходит несколько минут, и когда я уже готова решить, что он уснул, приходит смс с фотографией. Рисунок цветными карандашами, на котором изображена красивая девушка с длинными каштановыми волосами. Волосы убраны на сторону, развиваются на ветру, и их кончики образуют крыло бабочки. Дух захватывает, как красиво. Даже рассматривая рисунок на крошечном экране своего телефона, я вижу, как потрясающе проработаны детали и как подобраны цвета.

«Я: Ничего себе! Как красиво, не передать словами. Ты очень талантлив».

«Лукас: Это для тебя».

«Я: Правда?»

«Лукас: Да. Я отдам его тебе, когда ты придешь на сеанс».

«Я: Спасибо. Мне очень нравится».

«Лукас: Так он тебя лапал?»

Ой! Он что, серьезно ревнует?

«Я: Он положил руку мне на ногу и вроде как намекнул, что надеялся на большее, поскольку угостил меня ужином».

«Лукас: Какого х?.. Вот поэтому девчонки и не доверяют мужчинам. С каких пор ужин приравнивается к согласию на минет? По крайней мере, меня не так воспитывали».

«Я: Согласна, и именно поэтому я не готова с кем-то встречаться. Я со времен старшей школы не ходила на свидания. Это было очень давно, и кое-какие вещи точно изменились».

«Лукас: Мне ты можешь доверять, Айви, ты же знаешь?»

Я смотрю на экран телефона, на маленькое зеленое облачко с его словами. Да, думаю, он не стал бы торопить и обижать меня. Несмотря на его настойчивость, он знает, когда остановиться, не выходит из себя, и с ним я не чувствую себя так, словно со мной что-то не то. Именно это мне сейчас и нужно.

«Я: Я доверяю тебе настолько, насколько сейчас способна доверять кому-либо».

«Лукас: Для начала неплохо. ;—)»

«Я: Я не ожидала, что с тобой так все случится. Просто хотела сделать тату. :/»

«Лукас: Тебе досталась бонусная программа. Я тоже не ожидал».

Я читаю его слова, и меня пробирает дрожь.

«Лукас: Когда я увидел тебя с этим парнем, у меня было такое чувство, будто меня ударили. Правда».

Забавно. Именно так я себя почувствовала, когда увидела его с той красивой девушкой.

«Я: Не знаю, что сказать. Я совсем сбита с толку происходящим».

«Лукас: Я тоже».

Клавиатура манит меня написать что-нибудь в ответ, но я в замешательстве. Меня обуревают чувства, но я не представляю, как их выразить, да и стоит ли вообще. Кажется, сейчас я играю с огнем, завлекаю Лукаса. Чего я точно не хотела бы, так это ввести его в заблуждение или саму себя поставить в ситуацию, с которой потом не справлюсь. Как этот ужас, который я устроила с Тимом и его ужином.

«Лукас: Я знаю, что тебя беспокоит разница в возрасте. Знаю, ты привыкла общаться с коротко стриженными мужчинами без пирсинга и с престижной офисной работой. Знаю, я — не тот, кого ты стала бы искать и с кем хотела бы быть. Я все понимаю».

У меня сжимается горло. Да, это правда… но он гораздо лучше всего этого. Я постепенно начинаю это понимать. Он особенный. Единственный в своем роде.

Снова пищит телефон.

«Лукас: Просто дай мне шанс. Я не накосячу. Я знаю, чего хочу. Перестань думать о возрасте и внешности. Это все неважно».

«Я: Я и не думала, что ты накосячишь. Как раз наоборот, на самом деле».

«Лукас: Хорошо».

«Я: Пора спать. Спасибо за рисунок. Жду не дождусь, когда увижу его».

«Лукас: Сладких снов».

Я бросаю телефон на край кровати и, перевернувшись, обнимаю подушку. Спать в этой комнате без Пола по-прежнему трудно. Мы жили и спали в этой комнате столько лет, что теперь, кажется, воспоминания о нем преследуют меня здесь, как будто он в любой момент войдет в дверь. Я начинаю верить, что правда нужно продать этот дом и начать все заново в новом месте, не омраченном нашей историей.

Телефон снова пищит. Качая головой и улыбаясь, я тянусь за ним, и от того, что я вижу, сердце буквально замирает. Черно-белое фото Лукаса, лежащего на застеленной черным бельем кровати. Часть его лица закрыта темными волосами, он обнажен выше пояса и весь покрыт татуировками. На шее цепочка, большой крест лежит на мускулистой груди. В комнате полумрак, и он выглядит чертовски сексуально. Палец прижат к его губам. Я с трудом отрываю взгляд от фото, чтобы прочитать, что он написал в следующем сообщении.


«Тс-с…

Забудь о тревогах, любовь моя,

Увидимся в наших снах,

Открой свое сердце, любовь моя,

Я буду носить тебя на руках.

Тс-с…

Не нужно бояться, любовь моя,

Есть только ты и я,

Если ты вдруг споткнешься, любовь моя,

Я всегда поймаю тебя.

Тс-с…»


Никто раньше не присылал мне стихи. Я перечитываю их десять… нет, двадцать раз… ладно, может, и тридцать. Они мне нравятся, хоть я и не совсем понимаю, что они значат. Я снова открываю фото, его чувственность не дает покоя. Как бы мне хотелось быть в этой кровати рядом с ним. Конечно, у него черное постельное белье. Почему-то я не удивлена.

Нужно как-то ответить, но что я могу сказать на это?

Пальцы в нерешительности замирают над клавиатурой. Написать что-нибудь милое и легкомысленное и разрядить обстановку или что-нибудь более подходящее по настроению к его романтическим ухаживаниям?

Помоги мне, Боже! Тим был прав. Я не представляю, как это делается. Когда мы встречались много лет назад, мобильных телефонов еще не было. Так вот почему Мейси не расстается со своим телефоном круглые сутки? Безумие какое-то.

«Я: Сначала фото, потом стихи — ты лишил меня дара речи. Не в состоянии здраво мыслить, чтобы ответить тебе».

«Лукас: Значит, с задачей справился. ;—)»

Ах! Он сводит меня с ума, и, мне кажется, это начинает мне нравиться.


10


АЙВИ


Сегодня я взяла отгул на работе, чего не случалось уже несколько лет. Решила, что схожу к своему парикмахеру, покрашу волосы и подстригусь, но к ней не пробиться в ближайшие две недели. Поэтому сейчас я стою среди стеллажей с красками для волос в местном магазинчике косметики в совершеннейшей растерянности и ошеломлении.

— Нужно просто смешать эти два тюбика вот с этим и нанести смесь на волосы, — объясняет продавщица, вручая мне три маленькие коробки. — Смешивать вот в этом, — продолжает она, подсовывая мне небольшую пластиковую чашу. — А наносить вот этим. — Она подбрасывает в кучу инструмент, похожий на маленькую щетку. — И наденьте вот это. — Добавляет черные перчатки. — А потом используйте этот кондиционер.

— И все? — спрашиваю я с сомнением. — Это очень сложно?

Она качает головой с розовыми волосами.

— Да. И все. Совсем не сложно. Я все время сама крашусь.

Не уверена, хороший ли это пример. Она выглядит, как живая модель для статьи «двадцать способов испортить свои волосы».

— Я никогда раньше не красила волосы, даже в салоне, — продолжаю сомневаться я, пока иду за ней следом к кассе, прижимая к себе коробки, которые она мне вручила. Она оборачивается на секунду и смотрит на меня, как на инопланетянку.

— Оставите на волосах на полчаса, потом смоете. Шампунем пользоваться не нужно. Кондиционер нанесете на пять минут. Потом просто высушите и уложите волосы, как обычно. Проще не бывает.

Ладно. Звучит достаточно просто.

После я заезжаю в торговый центр, покупаю несколько новых нарядов, обувь и симпатичные черные с красными сердечками шорты. Сегодня вечером у меня запись на сеанс к Лукасу, и я собираюсь согласиться поужинать с ним завтра вечером, если он все еще захочет. Я так и не смогла перестать думать о нем, и он продолжает присылать мне игривые сообщения в любое время дня и ночи. К черту разницу в возрасте. Я полна решимости в кои-то веки повеселиться.

Как только я вхожу в дом после забега по магазинам, звонит домашний телефон.

— Алло? — запыхавшись, отвечаю я, не представляя, кто сейчас может звонить на домашний, если, как правило, в это время я бываю на работе.

— Привет, это я, — говорит он. — Почему ты дома?

Я бросаю сумки с покупками на диван, раздосадованная. И приспичило же ему позвонить именно сегодня.

— Как ты узнал, что я дома, Пол?

— Я звонил тебе в офис, и твоя ассистентка сказала, что ты сегодня не вышла на работу. Что случилось?

— Ничего не случилось. Просто взяла отгул, решила заняться кое-какими личными делами.

— Хм. Не похоже на тебя.

— Ты что-то хотел?

— Хотел обсудить Рождество. Это на следующей неделе.

— Я в курсе, когда Рождество, — отвечаю я, скидывая туфли и присаживаясь на диван рядом с кучей своей новой одежды.

— Мы не обсуждали, что собираемся делать с детьми.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я. От одного его голоса у меня начинается изжога.

— Ты хочешь провести с ними канун Рождества или день Рождества? Я решил, пусть выбор будет за тобой.

Он решил?

— Пол, о чем ты вообще говоришь? Дети будут со мной оба дня. Мы поедем к моей маме в канун Рождества, как всегда ездим последние восемнадцать лет, а в первый день Рождества я буду готовить праздничный завтрак и ужин. Все как обычно.

Он, что, серьезно думает, что я позволю ему забрать детей в первые праздники с тех пор, как началась эта история?

— Ну и когда, твою мать, я их увижу?

— Можешь увидеть их на следующий день после Рождества.

— Какого хрена? — он повышает голос. — Это не то же самое.

— Ну, тебе, знаешь ли, стоило подумать об этом прежде, чем бросать нас ради своей подружки. Хотя бы раз подумай о детях, Пол. Уверена, они с большим удовольствием проведут Рождество так, как привыкли. Им нравится ездить к моим родителям, получать кучу подарков. — Я прижимаю пальцы ко лбу, голова начинает раскалываться. — Да и где они будут спать? Мейси сказала, что у тебя только одна свободная спальня, и та забита одеждой Шарлен.

— В той комнате есть кровать. Нужно только привести ее в порядок и убрать кое-что.

— Хорошо, но у тебя двое детей.

— Тогда один из них поспит на диване.

— Им это не понравится. Не нужно расстраивать их на Рождество. Дай им привыкнуть к ситуации, прежде чем вносить еще больше сумятицы в их жизнь.

Он вздыхает на другом конце.

— Ладно. Пусть в этот раз будет по-твоему, но я собираюсь поговорить со своим адвокатом про график посещений, праздники и про летний график для Томми. И про развод тоже. Ты уже нашла адвоката? Нам придется продать дом и разделить имущество и накопления. Ты не сможешь оставить все себе.

— Я не пытаюсь оставить все себе. Это ты ушел. У меня не было права выбора, забыл?

— Ты права. Прости. Я просто вымотался.

— От чего вымотался? — У меня вырывается саркастический смешок. — От бесконечного потока удовольствий с новой подружкой?

— Слушай, мне тоже все это тяжело дается, Айви.

— Я бы рада пожалеть тебя, Пол, но не могу. Все происходящее — твое решение. А вот детям и мне приходится справляться с побочными эффектами твоего романа.

— Я не собираюсь спорить с тобой, Айви. Мы никогда раньше не скандалили.

Поверить не могу, что он это мне сказал. Хотя, надо признать, это правда. За все время наших отношений мы с Полом практически никогда не ругались. Мы всегда спокойно обсуждали проблемы и принимали решения вместе. Ни я, ни он не относимся к тому типу людей, что склонны психовать и орать на другого. Споры начались, только когда он начал «задерживаться допоздна на работе».

— Как странно, да? — удивляюсь я. — Мы никогда не ругались и всегда были счастливы вместе, а ты все равно завел роман на стороне и ушел.

Знаю, что пора прекратить отпускать такие комментарии, но это, похоже, выше моих сил.

— Айви, прошу тебя.

— Ладно. Можешь забрать детей на следующий день после Рождества. Ты должен забрать Томми на этих выходных. Заберешь его сегодня из школы? Сумка с вещами у него с собой.

Мейси решила, что не хочет проводить каждые вторые выходные в доме отца, и я ее не заставляю. Она скоро уезжает, будет учиться в колледже. Я не могу силой заставить ее проводить выходные с Полом и его девушкой.

— Да, я заеду, заберу его.

Не уверена, что стоит задавать ему вопрос, который крутится в голове.

— Пол… — Я закусываю губу. — Как Томми чувствует себя, когда он с тобой?

Он некоторое время молчит, не отвечает, это вызывает у меня подозрение, что его ответ мне не понравится.

— Ну… он, кажется, в замешательстве. Часто просит меня отвезти его домой. Спрашивает, почему я не прихожу домой. Ему всего семь, Айви, он вряд ли на самом деле понимает, что происходит, но, думаю, со временем все наладится. Шарлен очень старается быть с ним помягче.

Я высыпаю содержимое пакета из магазина косметики на журнальный столик.

— Старается быть помягче? — повторяю я. — Ей это так трудно?

— Она не привыкла общаться с детьми, не ожидала, что будет иметь дело с семилеткой на выходных. Мы разберемся.

Так и двинула бы им обоим. Как можно быть такими беспечными эгоистами?

— У нее был роман с женатым человеком, у которого двое детей, — напоминаю ему я, с трудом удерживаясь, чтобы не повысить голос. — Очевидно, она рассчитывала, что в один прекрасный день ты меня бросишь. А что, по ее мнению, должно было случиться с твоими детьми?

— Я не знаю.

— Полагаю, именно так все получается, когда встречаешься с кем-то младше себя и без детей, — замечаю я, и тут же примеряю слова на себя. Интересно, меня тоже ждет подобное, если я буду встречаться с Лукасом?

— Шарлен любит детей. Просто трудно привыкнуть вот так сразу.

Бедняжка Шарлен.

— Мне пора бежать. У меня планы сегодня вечером, а еще нужно кое-что сделать. Пожалуйста, напомни Томми позвонить мне перед сном. Хочу сказать ему «спокойной ночи».

— Чем будешь заниматься вечером? — допытывается Пол. Кажется, внезапно разговор стал ему интересен, но я не собираюсь делиться с ним информацией о своей личной жизни. Его она больше не касается, а мне ни к чему слушать его негативные комментарии. Я слишком долго работала над уверенностью в себе, чтобы позволить ему ее растоптать.

— Не твое дело. Пока. — Я заканчиваю разговор и сразу замечаю на экране мобильного сообщение от Лукаса.

«Лукас: Тук-тук!»

«Я: Кто там?»

«Лукас: Оладушки!»

«Я: Что за оладушки?»

«Лукас: О, ладушки, увидимся сегодня вечером? ;—)»

Хихикая, я набираю ответ.

«Я: Ладушки. Ты такой смешной!»

Милая эсэмэска тут же поднимает мне настроение, похоже, у него талант. Невозможно кукситься, когда рядом Лукас.

Я сгребаю барахло для волос, несу его в ванную и раскладываю на столике рядом с раковиной. Смешав содержимое тюбиков и сменив блузку на старую футболку, я тщательно расчесываю волосы и надеваю перчатки из черного латекса, которые напоминают те, что использует Лукас во время работы.

Смесь густая и цвет у нее странный, красновато-розовый, но девушка-продавец заверила меня, что на волосах получится крутой рыжевато-каштановый, который я хочу. Я начинаю наносить краску на волосы, используя маленькую черную кисточку. Прокрасить переднюю часть волос вокруг лица оказалось легко, но, когда я дохожу до частей по бокам и сзади, становится все труднее разобрать, прошлась ли я по всем прядям, потому что волосы у меня довольно длинные и густые. Кисточка — штука совершенно бесполезная, поэтому я убираю ее к чертям и пальцами пытаюсь распределить комки вязкой цветной массы по волосам. Краска очень быстро становится липкой, а потом затвердевает, волосы окончательно спутываются, и разделить пряди теперь совсем невозможно. Как вообще после этого кошмара волосы могут снова стать мягкими и шелковистыми? Да ни за что!

Не имея понятия, прокрасились ли волосы на затылке, я наклоняю голову вниз и наношу еще треклятой смеси пальцами, в ужасе от того, что процедура оказалась такой небыстрой. Что, если полчаса уже прошло? И вообще, с какого момента начинать отсчет: когда волосы полностью прокрашены или когда процесс только начат? Зачем я вообще это сделала? Седые волосы уж наверняка лучше, чем этот ужас.

— Мам, что ты делаешь?

Я поднимаю голову и вижу Мейси, стоящую в дверях с широко распахнутыми глазами.

— Я хотела покрасить волосы, но, кажется, не получилось. По-моему, я пропустила несколько прядей, но не знаю точно, в каком месте, а теперь все слиплось и… затвердело. — Я показываю ей руки в перчатках, заляпанных розовой краской, с прилипшими к ней выпавшими волосками. — И, кажется, у меня волосы начали отваливаться!

Она тут же подскакивает ко мне.

— Господи! Мам, тебе нужна помощь!

Я киваю, чувствуя себя нелепо.

— Боюсь, я уже все испортила. Только посмотри, сколько волос повыпадало! Кажется, я теперь облысею.

— Мам, все в порядке. — Дает о себе знать милая и добрая часть моей дочери. — Я часто крашу волосы Шелли. Все нормально. Давай я доделаю.

Я присаживаюсь на крышку унитаза, и Мейси берет дело в свои руки.

— По-моему, я никогда раньше не видела, как ты плачешь, — мягко замечает она.

Дотянувшись до бумажного носового платка, я вытираю глаза.

— Знаю. Просто не думала, что это окажется так сложно. Продавщица в магазине так просто все объясняла. Сказала, что нужно просто все смешать, нанести и смыть. И ни разу не упомянула, что все слипнется. Я решила, что смесь будет похожа на кондиционер для волос.

— Не переживай. Я прослежу, чтобы выглядело зашибенски.

— Ты вернулась раньше, чем обычно? — интересуюсь я, не в курсе, который сейчас час. Сколько я тут просидела и провозилась с волосами?

— Нет, я каждый день прихожу домой в два. Я заволновалась, когда увидела твою машину перед домом.

Впервые в жизни я чувствую, что моя дочь уже взрослая. Она рассказывает о том, как прошел ее день, пока занимается моими волосами, и мои страхи отступают. Мы вместе ждем, пока подействует краска, а потом Мейси помогает мне перейти к раковине на кухне и промыть волосы.

— Как считаешь, нормально будет выглядеть? — докапываюсь я, все еще не уверенная, какой цвет волос в итоге получится.

— Я считаю, будет зашибись, мама. Пойду принесу какой-нибудь крем для лица. У тебя вся шея в краске. — Пока я пытаюсь сообразить, что это значит, она убегает в ванную. — Нужно нанести его на шею и лицо вокруг волос, потому что краска окрашивает и кожу тоже, — объясняет она, когда возвращается обратно.

Уверена, я побледнела от ужаса.

— Что? Ты серьезно? Продавщица меня об этом не предупредила.

— Да, и лицо и шея сбоку — все в краске.

— Вот дерьмо! Можешь стереть?

— Мам, ты же никогда не ругаешься! — смеется Мейси. — Что с тобой? Плачешь, ругаешься. Красишь волосы? — Она протирает мой лоб ватным диском с кремом. — Это из-за папы? Что-то произошло?

— Ничего не произошло. — Я качаю головой.

Она продолжает тереть ватой мое лицо и шею.

— У тебя же сегодня сеанс в тату-салоне? — уточняет она, вопросительно приподняв одну идеальную бровь.

— Да, ну и что?

— Думаю, тебе нужно принять душ, чтобы смыть то, что осталось, и, наверное, протри еще лосьоном с гамамелисом. Я раньше им протирала, чтобы убрать пятна.

— Хорошо. — Я бросаю взгляд на часы. Три часа пополудни. Мой визит назначен на шесть, есть еще время спокойно принять душ и перекусить, точно не опоздаю.

Мейси выбрасывает ватку в ведро и споласкивает раковину.

— Мам, знаешь, если ты немного расслабишься и порадуешься жизни, ничего не случится.

— Мейси…

— Я видела, как ты улыбаешься, когда смотришь в телефон, — перебивает она. — Видела новые шмотки в гостиной. Не обязательно все от нас скрывать. Мы с Томми хотим, чтобы ты была счастлива.

Я быстро обнимаю свою девочку.

— Спасибо, родная. Твои слова для меня очень много значат. Жизнь сейчас не самая простая.

Когда я возвращаюсь в ванную, чтобы принять душ, в ужасе замечаю, что забрызгала краской для волос пол, а несколько капель попало на стены и на раковину из фарфора. Как, блин, я только умудрилась? Притащив флакон жидкого очистителя из кухни, я яростно тру заляпанные места, но краска почти не сходит, вместо нее на полу и стене остаются бледно-красные разводы. Вот дерьмо! Пол впадет в истерику, когда увидит это, раз он хочет продать дом.

Я даю себе обещание больше никогда ничего не делать с волосами. Кажется, седина безопаснее, чем этот арт-проект, в который я превратила собственную голову. Да и новый цвет, скорее всего, даже будет незаметным.


11


ЛУКАС


Мой кузен Шторм — ведущий гитарист в «Эшес и Эмберс», улетной рок-группе, в которой играют его братья и мой брат Вэндал. Когда Шторм узнал, что я играю на скрипке и фортепиано, ему в голову пришла потрясающая идея добавить в несколько композиций, над которыми группа работает сейчас, элементы классической музыки в метал-обработке. Я записал с ними в студии несколько минусов для этих песен и согласился играть с ними на концертах в местных клубах, где они время от времени выступают.

Я люблю музыку, но тату-салон мне нравится больше. Иметь собственный бизнес и постоянный доход — моя давняя мечта. Я никогда особо не верил, что у меня это получится. Можете называть меня занудой, но мне нравится стабильность. Хотя многие люди посчитали бы, что образ жизни рок-звезды и разъезды по стране — или по миру — сплошная сказка, мне это не нужно. Такая жизнь только даст пищу демонам у меня в голове и разворошит мои старые проблемы с чувством неустроенности и ненужности. Я вижу, как Вэндалу приходится разрываться между группой, работой в студии и заботой о дочери, и не хочу так же рвать на части себя.

И поэтому Шторм сейчас здесь, хочет убедиться, что я сыграю с ними через пару недель в клубе на другом конце города.

— Я же сказал, что приду, старик, — уверяю я его, кажется, уже в десятый раз.

Он взвинчен и, как обычно, слегка на нервах.

— Тут особый случай. Я собираюсь спеть песню для Эви, — сообщает он, повсюду следуя за мной, как маленький ребенок.

Я на минуту прекращаю наводить порядок на своем рабочем месте и поднимаю на него взгляд, пытаясь вспомнить, почему это имя кажется мне знакомым.

— Девушка из снежной бури? — уточняю я.

— Именно она. — Он кивает и хлопает меня по плечу. — Я должен ее заполучить, Лукас. Я, твою мать, с ума по ней схожу. А твое вступление к этой песне просто крышесносное.

— Будет очень классно. Не переживай. Так и что там с этой девчонкой?

Он прислоняется спиной к стене, поверх моих картин.

— Есть у нее гребаный мудила — бойфренд. Она с ним, блядь, уже полсотни лет вместе, — рассказывает он, закатывая глаза. — Но она несчастна с ним.

— Ты в этом уверен? Это твоя оценка ситуации или ее собственная?

— Не парь меня своими, твою мать, сложными выражениями. — Шторм бросает на меня свирепый взгляд. — Она несчастна. Точка. Я это знаю, и она это знает. Мне нужно просто заставить ее это признать.

— Знакомое чувство.

Раздается звон колокольчика на входной двери, означающий, что Айви уже здесь. Наконец-то.

— Слушай, это моя следующая клиентка. Тебе пора валить, Шторм.

Он поворачивается в сторону приемной и ухмыляется.

— Та, о которой ты рассказывал? Телочка постарше? — спрашивает он приглушенным голосом, наклонившись поближе ко мне.

— Да. Исчезни. — Я выталкиваю его из рабочей зоны.

Вместе мы выходим в приемную, где Айви сидит в одном из красных бархатных кресел. Выглядит она просто охренительно. Волосы у нее теперь рыжеватого цвета, она улыбается нам, и лицо ее буквально светится.

— Привет, — весело приветствует она, когда замечает нас.

— Привет, Айви. Позволь познакомить тебя с моим кузеном, Штормом. Шторм, это Айви.

Шторм пожимает ее руку и поворачивается ко мне.

— Ты был прав, чувак. Она красотка.

Я ему задницу надеру, если он будет смущать меня. Или ее.

— Приятно познакомиться, Шторм. — Айви смеется. — Мне нравится твое имя.

— Да, ему очень подходит, — перебиваю я, усмехаясь. — Он уже уходит.

Шторм поднимает руки, словно сдаваясь.

— Да понял я, понял. Ухожу. Скоро увидимся, старик. — Он поворачивается ко мне, а потом опускает взгляд на Айви. — И, надеюсь, с тобой тоже. Отличных тебе праздников.

— Тебе тоже.

Я запираю за Штормом дверь, чтобы никто случайно не забрел в студию, и наконец обращаю все свое внимание на Айви.

— Ты великолепно выглядишь, — замечаю я. — Обалденный цвет волос.

Она улыбается, ненадолго опуская взгляд, и ее щеки заметно розовеют.

— Спасибо. Дочка помогла мне их покрасить.

— Мне очень нравится. Ладно. Пойдем в кабинет.

Черт, я хочу притянуть ее к себе, обнять, поцеловать и просто забыть на какое-то время о тату. В этот раз, переодевшись, она выходит из ванной в симпатичных черных шортах с красными сердечками. Айви сегодня другая, и мне по душе эти изменения. Она стала увереннее в себе и, надеюсь, я этому поспособствовал.

После того, как она устраивается в кожаном кресле, я подъезжаю к ней на стуле и нежно провожу рукой по татуировке, которая вьется по ее ноге и превосходно выглядит.

— Это ты для меня надела? — тихо спрашиваю я, когда мои пальцы слегка касаются края ее шорт. — Мне нравится.

Она кивает, застенчиво улыбается, и от этой улыбки мое желание распаляется еще больше. Ее застенчивость здорово заводит.

Айви наблюдает за тем, как моя рука останавливается на внешней стороне ее бедра.

— Я сегодня все закончу, и мне бы очень не хотелось, чтобы это был последний раз, когда мы видимся. — Я всматриваюсь в ее лицо, в широко распахнутые глаза, и она закусывает нижнюю губу. — Ну так что, куколка? Поужинаешь со мной завтра вечером? Пора вывести тебя из режима «клиент-мастер».

Она кивает, не говоря ни слова.

— Ты уверена? — настаиваю я, и она снова кивает.

Я позволяю себе легко провести пальцами под краем ее шорт, прикасаясь к ее шелковистому бедру, и глаза ее тут же покрываются поволокой. Наклонившись, я целую ее ногу чуть выше колена, и у нее вырывается легкий вздох. Черт, ее так легко завести. Я сгибаю ее ногу, целую чувствительное место за коленкой, а после медленно провожу губами по внутренней стороне ее бедра, словно пробую ее нежное тело на вкус; остановившись всего в нескольких сантиметрах от вершины ее бедер, слегка задеваю кожу зубами.

— Лукас… — шепчет она. Ее рука ложится мне на голову, пальцы зарываются в мои волосы, и все, чего мне хочется, это почувствовать, как она резко вцепляется в них и услышать, как она стонет мое имя, когда я дарю ей ту ласку, которой она заслуживает и по которой так изголодалась. Больше всего я хочу подарить этой женщине свое сердце, тело и душу, и надеяться, что она в ответ подарит мне свое сердце.

Я поднимаю голову и ловлю ее взгляд.

— Я не собираюсь делать это вот так. — Я выпрямляюсь и нехотя отодвигаюсь от нее, что для меня сейчас настоящая пытка. Как бы сильно я ее ни хотел, забавляться с ней на гребаном рабочем кресле я не буду. Здесь я работаю. Я уже и без того не раз вышел за рамки приличий. И, что гораздо важнее, я хочу, чтобы это случилось в правильном месте и в правильное время.

— Что-то не так? — спрашивает она с некоторой нервозностью в голосе.

— Совсем нет. Просто не хочу начинать то, что не смогу закончить так, как следует. Я хочу настоящее свидание с тобой, и, если мы решим двигаться дальше, я стопудово не хочу делать это здесь, на своем рабочем месте. Я хочу тебя в своей постели, и хочу, чтобы у нас было много времени.

Ее губы слегка приоткрываются, но она не произносит ни слова, а вместо этого молча кивает. Хотел бы я, чтобы она поговорила со мной вместо того, чтобы кивать все время, но мысль, что это я на нее произвожу такой эффект, что она даже говорить не в состоянии, интригует. Это значит, что она чувствует ко мне что-то, а именно этого я и хочу.

Потянувшись через стол, я достаю заключенный в рамку рисунок девушки с бабочкой в волосах, который сделал для нее.

— Это тебе. Не забудь забрать домой.

— Ты даже в рамку вставил? Не нужно было. — Она берет у меня картину и долго рассматривает ее, расположив у себя на коленях. — Мне очень нравится, Лукас. Она восхитительная.

— Я тебя так вижу.

Она замирает, приоткрывая рот, опять не в состоянии вымолвить ни слова. Никогда еще не встречал женщину, которой так легко угодить.

— Знаешь, мой кузен Шторм, с которым ты только что познакомилась. — Я беру тату-машинку и готовлюсь приступить к работе. — Несколько недель назад он застрял в снежном шторме в машине с девушкой, которую подобрал на обочине. Ее машина вылетела в кювет.

— Что? Ты серьезно?

— Ага. Они все выходные проторчали взаперти в его пикапе. — Хотелось бы мне застрять в машине с Айви на два дня… Сколько всяких штук можно было бы придумать, чтобы ее согреть… Блядь, одному Шторму вечно везет.

— Он был с ней знаком?

— Нет, совсем не был, — качаю я головой. — И, полагаю, обстановка там слегка накалилась, если ты понимаешь, о чем я. Теперь он на нее запал, но выяснилось, что у нее уже давно есть бойфренд.

— Ой, ни фига себе. Дурдом. И что он будет делать?

— То же самое, что я пытаюсь делать с тобой. Постарается влюбить ее в себя.

Клянусь, мне кажется, она даже дышать перестала, пытаясь осознать смысл моих слов. Спустя какое-то время она наконец реагирует, робко улыбнувшись.

— Вряд ли вам обоим придется очень стараться, Лукас.

У меня начинают дрожать руки, крышу сносит от мысли о том, на что она намекает. Приходится отложить машинку и перестать работать, пока я и в самом деле не запорол ее татуировку.

— На следующей неделе после Рождества его группа будет играть в клубе недалеко отсюда. Мне было бы очень приятно, если бы ты пошла со мной. — Если она скажет «да», то у меня появится прекрасная возможность показать ей, что я, помимо прочего, еще и музыкант. Не придется просто рассказывать об этом. Мне вроде как хочется ее удивить и просто дать послушать, как я играю.

— Это концерт?

— Да, но небольшой. В клубе. Думаю, тебе понравится. В группе играет мой брат и все мои кузены. И девушка из снежного шторма тоже там будет.

— Хорошо, — неуверенно соглашается она. — Я пойду с тобой. Мне будет очень приятно познакомиться с твоими родными и послушать, как они играют.

Тату-машинка застывает над ее ногой, и я смотрю вверх на нее сквозь пелену упавших на мое лицо волос.

— Черт, ты не представляешь, как я счастлив, что сейчас ты наконец-таки говоришь мне «да», Айви. Я приглашал тебя раз сто, и уже начал чувствовать себя назойливым нежеланным ухажером с придурью.

Она немного ерзает на месте, слегка передвигает ноги в сторону.

— Мне все равно немного не по себе из-за разницы в возрасте, но ты попросил дать тебе шанс, и я как раз это и делаю. — Она сжимает край кресла, пока я набиваю тату над ее лодыжкой. — Тебе невозможно отказать, — добавляет она.

— Знаю, это место болючее, но я закончу через пару сек, — обещаю я, стараясь держать ее ногу ровно. — Так ты считаешь, что я неотразим?

— Ты что, на комплименты напрашиваешься, Лукас? — Она одаривает меня очаровательной улыбкой.

— Самым бессовестным образом.

— Да, ты неотразим. Доволен?

— Невероятно. И, знаешь еще что? Мы закончили. — Я откатываюсь от нее на стуле и кладу тату-машинку на рабочую скамью.

— Правда? Все готово? — Ее лицо сияет от радостного удивления.

— Ага. Подойди к зеркалу в полный рост и посмотри. Дай знать, если хочешь что-нибудь добавить.

Она подбегает к зеркалу и рассматривает татуировку, которая вьется с самого верха ее бедра вниз к лодыжке. Рисунок очень красивый, и я очень горжусь Айви, потому что она решила сразу сделать такую большую тату.

— Мне так нравится! — верещит она.

Я подхожу к ней сзади, обнимаю ее и заглядываю в зеркало поверх ее плеча, глядя на нас двоих. Она замирает, а потом слегка прижимается ко мне спиной, льнет ко мне. Наши тела подходят друг другу идеально.

— Ты очень красивая, — шепчу я ей на ушко. — Только посмотри на нас, Айви. — Я медленно опускаю руку и кладу ладонь ей на бедро. — Мы отлично смотримся вместе.

Она кивает, как зачарованная, наблюдая в зеркало, как моя ладонь скользит по ее животу. Покрытая татуировками рука на фоне ее белоснежной блузки выглядит немного дико, хотелось бы мне сфотографировать нас двоих сейчас, вот так. Я провожу ладонью по ложбинке посередине ее груди, вверх к шее, по щеке и затем разворачиваю ее лицо к себе. Ее глаза цвета морской волны темнеют, веки закрываются, и когда я тихонько целую ее, нежный вздох срывается с ее губ.

Когда я отодвигаюсь от нее, она открывает глаза и несколько раз моргает.

— Как ты это делаешь? — задыхаясь, шепчет она.

— Делаю что? — Я разворачиваю ее лицом к себе, не разрывая объятий.

— Не знаю… с тобой рядом у меня такое чувство, будто я во сне. Не представляю, как объяснить это иначе.

Я убираю волосы с ее лица и заправляю пряди ей за ушко.

— Подумай о том, как будет, когда я стану заниматься с тобой любовью.

Она кладет руки мне на грудь и смотрит на черное распятие, которое висит у меня на шее.

— Я боюсь об этом думать. — Голос у нее неуверенный, пальцы дрожат, когда она трогает мою цепочку.

— Почему? — Я глажу ее по волосам, не заставляю смотреть на меня. Мне очень хочется успокоить ее; я вижу, что она опять пытается переступить какую-то внутреннюю границу.

— Просто я… Это очень непросто.

— Айви, мне ты можешь сказать все, что думаешь. — Я целую ее макушку. — Я надеялся, ты уже поняла, что я люблю поболтать. Не отстраняйся от меня — я с ума сойду. Что бы ты там себе ни напридумывала, выкладывай как есть и будем разбираться.

— Просто я… переживаю. — Она глубоко вздыхает. — Я только с одним мужчиной была, а ты гораздо… опытнее. Чем он. Это сразу понятно по тому, как ты целуешься, прикасаешься. И моя фигура… Я двоих детей родила…

Пожалуй, не буду рассказывать ей, что моей первой женщиной была двадцатидвухлетняя фитнесс-модель, и мне было всего шестнадцать, когда мы с ней замутили. Эрика была сестрой моего лучшего друга Финна, и я много времени проводил у них в доме. Да, по целой куче причин это было не очень красиво с моей стороны, но я много узнал о том, чего хотят женщины, как сводить их с ума, как и когда нужно притормозить, и как трахать до потери сознания, если им хочется грубого секса. Эрика помогла мне преодолеть застенчивость, стать увереннее в себе, что в тот момент было мне так необходимо. О любви там речи не шло, но мы друг другу нравились и неплохо проводили время. Она переехала в Англию несколько лет назад, и сейчас счастлива замужем.

Обхватив нежно руками лицо Айви, я заставляю ее поднять голову, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Тебе не о чем переживать. Меня и так тянет к тебе, как будто я, твою мать, сумасшедший. И я не такой ограниченный. Меня интересует не только внешность. Хотя, для информации, я считаю, что ты очень красивая и сексуальная, и очаровательная. Я раз сто мастурбировал, думая о тебе.

— Лукас! — Выражение абсолютного шока на ее лице — бесценное зрелище.

— Ну, ты должна была это услышать, иначе не поверила бы в то, что я сказал. Я беру ее руку в свою, направляя ее между нами, и прижимаю ее ладонь к своему твердому как камень члену. — Чувствуешь? Член не врет, детка. Это все из-за тебя.

Ее глаза округляются, как две монеты.

— Твою мать… — едва слышно шепчет она, в смущении отдергивая руку.

— Я хочу, чтобы ты прикоснулась ко мне, но только тогда, когда будешь готова. Я, наверное, буду тебя немного подталкивать, но это только потому, что хочу тебя. Все, что между нами произойдет, случится только тогда, когда ты этого захочешь, хорошо? — Она кивает и нервно глотает. — Попросишь остановиться, я остановлюсь. Так будет всегда. И чтобы ты знала, есть у меня заморочка, я хочу быть с девушкой, у которой нет богатого опыта, но в то же время не хочу встречаться с малолеткой или инфантильной девчонкой. Так что… Ты. Для меня. Совершенство.

— Ты слишком хороший, аж не верится. Что-то с тобой должно быть не так… — Она качает головой и улыбается.

— Поверь мне, со мной много чего не так, Айви. Я очень ревнивый. Большую часть жизни борюсь с депрессией. Три месяца жил на помойке. Верю в херню, в которую большинство людей не верит. Я — изгой. Редко что-то люблю, но уж если люблю, то всем сердцем и до боли.

Айви ловит каждое слово, все крепче сжимая меня в объятиях.

— Хочу узнать, как это — любить до боли, — шепчет она, глядя на меня невинными глазами из-под длинных темных ресниц.

— Уверен, что узнаешь, куколка. — Я притягиваю ее ближе и крепко прижимаю к себе, чтобы она снова почувствовала меня.

Она поднимается на носочки и целует меня в щеку.

— Я хочу добавить кое-что к своей татуировке, — произносит она, высвободившись из моих объятий и направляясь к креслу.

— Ладно, говори что. — Нахмурившись, направляюсь я за ней.

— Хочу добавить маленькие буквы X и O1, как напоминание о тебе, потому что ты лучше всех на свете целуешься и обнимаешься.

Не ожидал, что она это попросит. Я думал, она захочет нарисовать еще одну бабочку или, может быть, еще один маленький цветок, но никак не мог представить, что она решится на что-то, особенное для нас двоих.

— Ты уверена? — уточняю я.

— Абсолютно. — Она воодушевленно качает головой в знак согласия. — Решай сам, в каком месте будет лучше.

— Я польщен, знаешь ли.

Я беру тату-машинку и выискиваю подходящее место на ее ноге, куда можно было бы добавить две буквы, не отвлекая внимание от основного рисунка.

— Ну вот, — объявляю я, закончив. — Теперь мои объятия и поцелуи останутся на твоем теле навсегда, — подтруниваю я.

— Я этого и хочу.

Я встаю и убираю на место инструменты. Боюсь, если сейчас не буду соблюдать дистанцию, то наброшусь на нее прямо здесь.

— Поосторожнее со своими желаниями, — предупреждаю я, бросая на нее взгляд через плечо. — Можешь получить то, что хотела.


Как обычно, проводив Айви до парковки, я урываю на прощание горячий поцелуй, от которого кровь бешеным потоком несется по венам. Знаю, уснуть не получится, поэтому достаю скрипку и пробую наиграть несколько новых мелодий, над которыми работаю уже какое-то время. Вибрация струн действует на меня умиротворяюще, как всегда. Несмотря на то, что я купил новую скрипку несколько лет назад на деньги из наследства, я все еще играю на своей первой скрипке — на той, что нашел на чердаке у прабабушки и прадеда, когда мне было семь, и на которой учился играть. Она очень старая, и я понятия не имею, кому она изначально принадлежала, но она точно одна из лучших. Два года назад я возил ее в Лондон к известному скрипичному мастеру, чтобы отреставрировать. Он умолял продать ее ему и предложил совершенно безумную сумму денег. Я отказался. Эта скрипка слишком много для меня значит, я не могу с ней расстаться, и неважно, сколько она стоит. Деньги мне не нужны, а вот вещи, которые успокаивают и приносят покой в мою жизнь, нужны очень сильно.

Айви. Она возбуждает меня, но в то же время дарит совершенно новое чувство умиротворенности, которого я раньше не испытывал даже от искусства и музыки. Побороть желание взять ее на руки, подняться сюда, в свою квартиру, и остаться вместе на всю ночь, было невыносимо трудно, но оно того стоит.

Завтра вечером она будет здесь, и я жду не дождусь возможности привести ее в свое личное пространство, наполненное вещами, которые я люблю.

Позже, убрав скрипку обратно в чехол, я посылаю Айви сообщение.

«Я: Завтра уже наступило?»

К тому времени, как восемь минут спустя от нее приходит ответ, я уже в кровати.

«Айви: Технически, да, сейчас за полночь вчера, что на самом деле уже завтра, то есть сегодня».

«Я: Твою мать, у меня мозг заболел».

«Айви: LOL»

«Я: Что ты делаешь?»

«Айви: Лежу в постели».

«Я: Я тоже. Ты думала обо мне?»

«Айви: А ты как думаешь?»

«Я: Думаю, да ;)»

«Айви: Тогда, значит, думала :)»

«Я: Не переставай».

«Айви: Разве это возможно? Ты же неотразим, забыл?»

«Я: Я говорил тебе, какая ты сегодня красивая?»

«Айви: Да, спасибо. У меня от тебя мурашки по всему телу».

«Я: Это хорошо или плохо?»

«Айви: Определенно хорошо :)»

«Я: Тогда готовься. У меня для тебя еще много мурашек ;)~»


12


АЙВИ


Лукас хотел заехать за мной, чтобы привезти к себе домой на ужин, но мне показалось, это глупо, и я настояла, что приеду сама. Его рыцарство очень милое, но я предпочитаю, чтобы машина была под рукой на случай, если по какой-то причине я захочу уйти. Линдси наорала на меня, когда я рассказала ей об этом в разговоре чуть раньше, сказала, что я упрямая и должна быть благодарна, поскольку Лукас хорошо воспитан, после чего положила трубку, напомнив на прощание, что нужно непременно забраться на него.

Когда он открывает дверь, и я вижу, во что он одет, кажется, еще немного влюбляюсь в него. На нем черная классическая рубашка, выцветшие джинсы и белые кеды «Конверс». Повседневные, сексуальные образы, похоже, даются ему легко, без всяких усилий. А кеды задевают за живое ту девочку-старшеклассницу, что все еще живет где-то внутри меня.

— Ты такая хорошенькая, — говорит он, затягивая меня внутрь и закрывая за мной дверь. За руку он ведет меня в гостиную. — Располагайся поудобнее. Я проверю, как там ужин.

— Ладно.

Сняв пальто и отложив его на ручку дивана, я осматриваю его жилище. Дом очень красивый и необычный, как я себе и представляла.

Старую каменную церковь, в которой он живет, превратили в двухэтажный дом. Тату-студия занимает примерно половину первого этажа, вторая половина теперь эта огромная гостиная, кухня, столовая зона и ванная. Тату-студия полностью отделена от остальной части дома, у нее отдельный вход со стороны фасада. Наверх, где, как я предполагаю, находятся спальни, ведет красивая лестница. Деревянные перила окаймляют часть второго этажа, похожего на лофт, отчего создается впечатление, что помещение очень просторное.

— Помощь нужна? — кричу я в сторону кухни.

— Нет! — кричит в ответ Лукас.

Я продолжаю рассматривать обстановку дома: покрытые морилкой деревянные балки на потолке и стенах, темные паркетные полы с цветными ковриками под большим, обитым черной кожей диваном и журнальным столиком из красного дерева, два характерных фиолетовых бархатных кресла неподалеку, развернутых к огромному телевизору с плоским экраном, висящему на стене. Неподвластные времени, прекрасные окна с витражами дарят комнате теплое, разноцветное сияние. Комнаты разделены широкими арками с каменными элементами. Дух захватывает, как изысканно выглядит все вокруг. Такие дома обычно видишь только в фэнтези фильмах.

Я медленно обхожу гостиную, восхищаясь картинами на стенах, безупречно расставленными статуэтками и безделушками, легко провожу пальцами по поверхности антикварной мебели. Помню, как Лукас рассказывал, что ему нравится чувствовать глубину этих сокровищ. Мне тоже хочется почувствовать то, что чувствует он.

— Привет.

Я подскакиваю на метр от неожиданности, а затем наклоняюсь вперед, не в состоянии поверить в то, что вижу… и слышу. Передо мной огромная черная металлическая клетка на мраморной подставке, а в ней ворон. Настоящий ворон. Я подхожу на шаг ближе к великолепной птице, которая тоже разглядывает меня своими янтарными глазками.

— Ну, привет, — отвечаю я как завороженная. Бесподобно красивая, черная, как сама ночь, птица наклоняет ко мне голову.

— Не разговаривай с ним! — кричит из кухни Лукас.

— Я красивая птичка, — оповещает ворон.

Ого, ни фига себе! Он просто невероятный.

— Привет, красивая птичка, — тихонько отвечаю я.

Птица склоняет голову на бок и смотрит на меня.

— Не разговаривай с ним, — говорит она, копируя голос Лукаса. В точности. Каким-то образом ворон идеально сымитировал слегка хрипловатый голос Лукаса, что одновременно и странно, и круто, и довольно дико.

— Вижу, ты познакомилась с Рэем. — Лукас пересекает комнату и становится рядом со мной. — Рядом с ним нужно быть осторожнее. Он все повторяет.

— Лукас, он потрясающий! — Я поворачиваюсь к нему в изумлении. — Почему ты о нем не говорил?

— Он потрясающий, — говорит птица, практически в точности копируя мой собственный голос.

— О, боже! — восклицаю я. — Я никогда раньше ничего подобного не видела.

— Да, он классный, но в то же время настоящая заноза в заднице. — Лукас проводит рукой по волосам. — Иногда, когда бывает настроение, он болтает без умолку и повторяет все, что я говорю. Это прикольно только иногда, поверь мне.

Я таращусь на птицу, жду, когда он что-нибудь скажет, и, похоже, он делает то же самое. Рэй поднимает свои маленькие крылышки и резко семенит по своей жердочке поближе ко мне.

— Он мне так нравится! Понятия не имела, что они умеют разговаривать. Это — ворон? — Я просовываю палец между прутьев клетки и нежно глажу его крыло.

— Да, ворон. Я нашел его маленьким птенчиком несколько лет назад. У него крыло было сломано, и я принес его домой, чтобы полечить, а когда он начал повторять все, что я говорю, не смог его отпустить. Слишком привязался к нему. Мне кажется, он какой-то недорослик, не очень сильно вырос. И, да, некоторые могут научиться разговаривать, и, как видишь, обладают удивительной способностью копировать голоса и звуки. Какое-то время он копировал рингтон на моем телефоне.

— Потрясающе, — резко выкрикивает Рэй, очевидно, от радости.

— Ну ладно, хватит с него. — Лукас берет меня за руку и тянет прочь от птицы. — Если ему уделять слишком много внимания, он потом не заткнется. Я хочу поговорить с тобой спокойно, без его болтовни в качестве шумового сопровождения.

— Его трудно игнорировать. — Я не могу удержатся от смеха. — У тебя потрясающий дом. Не могу налюбоваться. Удивительное место. Совсем как ты, — улыбаюсь ему я.

— Надеюсь, это комплимент? — расплывается в улыбке молодой человек.

— Еще бы, а еще что-то очень вкусно пахнет. Что ты готовишь?

— Цыпленка а-ля кинг, — шепчет он мне на ухо, наклонившись.

— Почему ты шепчешь? — также шепотом интересуюсь я.

— Мы же не хотим, чтобы птичка узнала, что мы едим ее сородича.

— Лукас! — Я прикрываю ладонью рот, пытаясь удержаться от смеха. — Это не смешно.

— Знаю, поэтому и шептал. Пошли есть. Все уже готово.

Я иду за ним на кухню, которая представляет собой стильный микс из современной техники, антикварного стола и стульев, гранитной столешницы, каменного фартука за мойкой и готичных украшений на стенах.

Лукас отодвигает стул и жестом приглашает меня присесть.

— Давай, я тебе помогу? — предлагаю я. Такое чувство, будто он решил меня избаловать. Никогда раньше мужчина не готовил для меня, и, должна признаться, это определенно приятно.

— Неа. У меня все под контролем.

Я наблюдаю, как он двигается по кухне, расставляет миски и тарелки с едой на столе передо мной.

— Белого вина? — предлагает он, приподняв бутылку.

— О, отличная идея.

Он садится на свое место и наливает два бокала белого вина. Все, что он приготовил, выглядит и пахнет очень вкусно. Посуда у него черная с разводами, наподобие мрамора — тот комплект, что есть у меня дома, совсем другой, светло-кремовый. На ужин у нас большая миска салата из свежих овощей и зелени, которым мы дружно наполняем свои маленькие салатные тарелки, и цыпленок а-ля кинг, уже выложенный на тарелки и украшенный стружками апельсиновой кожуры в форме цветка. Такое чувство, что я сижу в первоклассном ресторане, а не на кухне у молодого парня-гота.

— Я впечатлена, — говорю я, улыбаясь ему через стол. — Ты сам все это приготовил?

— Конечно сам. Люблю готовить.

— Сразу видно. Очень красиво, даже есть жалко.

— Не стесняйся, налетай. У меня есть запасные вилки, я могу тебе еще наготовить красивой еды.

Качая головой и улыбаясь, я начинаю нарезать еду. Как же мне нравится, когда он меня дразнит.

— Дом такой большой. Тебе не бывает здесь одиноко? — спрашиваю я, прежде чем отправить в рот кусочек цыпленка. — М-м-м… как вкусно! — восклицаю я, потому что блюдо и правда пальчики оближешь. Есть что-нибудь, что он не умеет делать?

— У меня есть птица, он составляет мне компанию, — спокойно отвечает Лукас, и я вижу, что он совершенно искренен. Как будто жить с одной только птицей абсолютно нормально, и больше никого и ничего не нужно. Не знаю, грустно это или достойно восхищения.

— Могу я задать тебе личный вопрос? — Я хотела бы узнать его получше, но при этом меня бесит ощущение, что я лезу в его частную жизнь и, возможно, ворошу воспоминания, которые ему неприятны.

— Мы здесь именно для этого, куколка, чтобы узнать друг друга получше. Валяй, спрашивай все, что хочешь. — Он слегка приподнимает свой бокал в мою сторону перед тем, как поднести его к губам.

— У тебя когда-нибудь были долгие отношения с девушкой?

— Да. — Он кивает и делает глоток. — Я встречался с девушкой почти три года, с семнадцати до двадцати лет. У нас все было отлично, но, к сожалению, деньги меняют людей.

— Твое наследство? Ты сильно изменился из-за того, что получил столько денег в таком юном возрасте?

Лукас движением головы отбрасывает прядь волос, упавшую на глаза, и слегка усмехается.

— Нет, она изменилась из-за того, что я получил кучу денег.

— Ой, — вырывается у меня. — Мне очень жаль.

— Ладно, хорошо, что я понял все, пока дело не зашло далеко, до того, как она потратила все до последней копейки, правда?

— Да, но все равно очень жаль.

— Ты права, потому что я на самом деле любил ее и верил, что она тоже меня любит. Думаю, она и любила, по крайней мере, какое-то время. — Он ставит локти на стол и потирает подбородок тыльной стороной ладони. — Она изменилась, как только я получил деньги. Из веселой, милой девушки превратилась в капризную стерву. И, знаешь, я бы отдал ей все, что угодно, но то, как она со мной обращалась? Ни за что, блядь. Она сама все решила и была уверена, что у нее есть полное право распоряжаться моими деньгами, что можно тратить их на все, что душа пожелает, и требовала с меня всякое барахло так, словно ей так положено.

— Ужасно. Когда я слышу такие истории, вера в людей тает на глазах. Неужели любовь и преданность больше никому не нужны? Или все теперь только и делают, что ищут что повыгоднее для себя?

— Да, похоже, дела обстоят именно так.

— Угу. Ты ее еще любишь? — Последнее предложение вырывается у меня прежде, чем я успеваю передумать и не задавать этот вопрос. Как ни страшно мне услышать, что он скажет, мне нужно знать ответ, потому что я постепенно в него влюбляюсь и не думаю, что смогу соревноваться с воспоминаниями о девушке, в которую он, может быть, еще влюблен. Вряд ли я перенесу еще один удар по сердцу сейчас, когда едва-едва научилась снова чувствовать крупицы счастья.

Он откидывается на спинку стула и поднимает глаза на потолок.

— Я всегда буду тепло к ней относиться, и я скучаю по тому, что между нами было, но нет, я ее больше не люблю. — Выпрямившись и наклонившись немного вперед, он молча всматривается в мое лицо. — А ты? Ты его еще любишь?

— Нет. Уже нет. — Я, похоже, наконец дошла до той точки, когда могу уверенно ответить на этот вопрос. — Как и ты, я, конечно, всегда буду к нему хорошо относиться, но он слишком меня обидел и слишком многое разрушил. Он уже не тот мужчина, в которого я влюбилась когда-то.

Лукас напряженно слушает меня, в его глазах определенно видно облегчение от моей откровенности.

— Думаю, мои родители были правы, — продолжаю я. — Они говорили мне много лет назад, когда я забеременела и вышла замуж, что мы слишком молоды, чтобы брать на себя такую ответственность, что люди очень сильно меняются, особенно в период с двадцати и до тридцати лет, что в этом возрасте никто еще не знает, чего на самом деле хочет от жизни. И, хотя очень неприятно признаваться в этом родителям, оглядываясь назад, я понимаю, насколько это все верно.

Молодой человек напротив меня медленно водит пальцем по кромке своего хрустального бокала с белым вином. Глаза его следуют за пальцем.

— Ты обо мне так думаешь? — решается он наконец задать вопрос, и наши взгляды пересекаются. — Думаешь, если мне слегка за двадцать, я не знаю, чего хочу? Что через несколько лет я стану другим? — Он слегка наклоняет голову набок. — Что я, наверное, перерасту наши отношения?

Я опускаю глаза на свою тарелку. Мне нужно спрятаться от его напряженного взгляда хотя бы на несколько секунд, нужно вспомнить, как дышать. Иногда, вот как сейчас, когда наши взгляды встречаются, по телу пробегает едва выносимое трепетное ощущение тепла, и мне начинает казаться, что я когда-то давно забыла что-то очень важное, а теперь вдруг вспомнила в одно мгновение, с одним бешеным ударом сердца.

— Ты тоже это почувствовала только что, да? И тебе страшно, — замечает Лукас.

Встряхнув головой, я решаю проигнорировать его слова, потому что это чувство пугает меня, но не то чтобы в плохом смысле.

— Да, признаюсь, мне не по себе, потому что ты еще молод, и то, чего ты хочешь, кого ты хочешь, скорее всего изменится.

— Такого не случится. Я себя знаю.

— Иногда люди меняются по мере того, как становятся старше. Это не значит, что изменения всегда в худшую сторону, просто человек становится немного другим. Люди взрослеют, развиваются, и иногда у них появляются новые желания, отличные от тех, которые были в юности.

— Я то же самое мог бы сказать о тебе. Через пять лет ты тоже, возможно, захочешь чего-то другого от жизни.

— Ты прав, — улыбаясь ему через стол, соглашаюсь я.

— Разве то, о чем ты сейчас мечтаешь, изменилось с тех пор, как тебе было двадцать? — настаивает молодой человек.

Я тщательно обдумываю свои слова, поднося ко рту вилку с последним кусочком цыпленка.

— Мои мечты те же самые. Изменилось только то, с кем я хочу из разделить. Любовь и преданность всегда были для меня самым главным.

Лукас подмигивает мне, берет наши пустые тарелки со стола и несет их к раковине на другом конце комнаты.

— Даже не пытайся мне помогать, — не оборачиваясь, отметает он мою попытку, прежде чем я успеваю открыть рот. Я наблюдаю, как он споласкивает тарелки и, когда он наклоняется, чтобы сложить их в посудомоечную машину, не могу удержаться, чтобы не скользнуть взглядом по его заднице. Я старалась, но его фигура привлекает внимание помимо моей воли.

— Я тоже ценю это, знаешь ли, — сообщает он через плечо.

— Ты о чем? — уточняю я, быстро отводя глаза от его сексуальных ягодиц.

Он поворачивается и, скрестив мускулистые руки на груди, прислоняется к столешнице.

— Любовь и преданность, — отвечает он и кивком приглашает подойти — Тащи сюда свою милую мордашку.

Его низкий голос наполняет комнату, опьяняет, и я нежусь в его звуках несколько мгновений, прежде чем встать, пересечь комнату и подойти к нему.

— Ты все настойчивее и настойчивее… — игриво замечаю я, глядя на него снизу вверх, когда, схватив за талию, он притягивает меня к себе.

— А тебе бы хотелось, чтобы я стал совсем настойчив? — Его хрипловатый голос теперь еще сексуальнее, и ноги у меня тут же становятся ватными. Я кладу руки на его бицепсы и пытаюсь ответить, придав сексуальности собственному голосу.

— Думаю, мне понравилось бы, мистер Валентайн.

Он нежно целует меня, наклонившись вперед.

— Ужин был просто идеальный, — хвалю я, когда мы отстраняемся друг от друга. — Я это тоже ценю.

— Я знаю, что ценишь, Айви. — Он целует меня еще раз. — Поднимешься со мной наверх? Хочу показать тебе ту часть дома.

— С удовольствием, — соглашаюсь я, судорожно соображая, не секретная ли это фраза, означающая «пойдем наверх и займемся сексом», и не приняла ли я только что это предложение, сама того не подозревая. Взяв меня за руку, Лукас ведет меня вверх по широкой деревянной лестнице.

— Моя спальня в конце этого коридора, — рассказывает он, жестом указывая в том направлении. — Но я не собираюсь тебя туда сейчас тащить, так что прекращай вести себя так, словно сейчас сбежишь. Есть еще две спальни, которыми, по большому счету, никто не пользуется, если только моя племянница не остается у меня с ночевкой, или еще иногда мой приятель Финн.

— Финн? — повторяю я.

— Да, это мой лучший друг. Надеюсь, ты с ним скоро познакомишься. И с моей племянницей тоже. Она очень милая.

Мы подходим к просторному помещению, в котором обустроено нечто среднее между рабочим кабинетом и мастерской художника с большим рабочим столом и мольбертом, керамическими стаканами, заполненными всевозможными угольными карандашами. Стены комнаты украшены его рисунками и картинами в рамах.

— Здесь ты рисуешь? — рассматривая комнату, задаю вопрос я. Артистичные, талантливые люди всегда вызывали у меня восхищение, а Лукас — один из самых талантливых людей, с кем я имела удовольствие быть знакома лично.

Предполагается, что я здесь рисую, но обычно я сажусь рисовать в постели или на диване. Давай я покажу тебе свою любимую часть дома. — Он раздвигает шторы, обнаруживая стеклянные раздвижные двери.

— Ого! Это тот балкон, что я видела с парковки?

— Именно.

На балконе словно все приготовлено для сцены из романтического фильма. В углу стоит маленький электрический камин, что сначала кажется немного странным, поскольку мы вроде как на улице, но, как только я замечаю небольшой диванчик для двоих справа от двери и небольшой столик перед ним с зажженными свечами и вазой, полной цветов, все обретает смысл. По перилам балкона и раме стеклянной двери, ведущей в комнату, вьются гирлянды маленьких огоньков. На улице темно, но света от камина, свечей и огоньков гирлянд достаточно, чтобы мы могли видеть друг друга.

— Ого, — восклицаю я, разглядывая все самые мелкие детали того, на что он, очевидно, потратил немало времени и усилий. — Здесь так красиво… Не могу поверить, что ты сам все это устроил.

— Я надеялся, что тебе здесь понравится. — Он поднимает большой теплый черный плед, накинутый на диванчик. — Садись, — приглашает он, кивая в сторону дивана. — Устроимся поуютнее.

— О… ну хорошо, — соглашаюсь я, ошарашенная его предложением. Вот этого я совсем не ожидала.

— Почему ты удивляешься? — он смотрит на меня с улыбкой. Той самой, от которой я моментально словно превращаюсь в желе.

Я качаю головой в изумлении, пока мы усаживаемся рядом, и Лукас накрывает нас пледом. На улице холодно, но я не мерзну благодаря жару от камина и пледу, в который мы укутались, не говоря уже о тепле его тела, когда он так близко.

— Здесь… здесь так… романтично, — оглядываюсь вокруг я, — и ты очень внимателен. Делаешь вещи, о которых большинство мужчин не задумываются.

— Я хотел посидеть с тобой под звездами.

Сердце сжимается. Неужели это все взаправду? Он вообще настоящий? Хотелось бы верить. Мне просто необходимо верить, что Лукас настоящий.

— У меня есть для тебя кое-что, — говорит он, нагнувшись, и достает маленькую коробочку.

— Что? Это мне? — удивленно заикаюсь я. Он приготовил для меня подарок? Серьезно?

— Открой.

Я беру коробочку в руки, не решаясь открыть ее. Не помню, когда в последний раз мне делали неожиданный подарок.

— Зачем? Тебе не следует покупать мне подарки.

— Почему нет? Я хотел тебе что-нибудь подарить, поэтому кое-что для тебя сделал.

— Ты уже подарил мне рисунок. — В этой крошечной коробочке точно не еще один рисунок. Скорее, эта коробочка для украшения.

— А сейчас дарю еще что-то. Открывай уже.

Я открываю маленькую красную коробку, отодвигаю тонкую оберточную бумагу внутри нее и обнаруживаю серебряную цепочку, на которой висит подвеска — крошечная вилочка.

— Лукас! О боже, какая прелесть! — Улыбаясь, я достаю украшение из коробки. — Ты сам сделал?

Он забирает цепочку из моих рук и нежно надевает ее мне на шею, отодвинув в сторону волосы, после чего застегивает замочек.

— Я сделал только маленькую вилку, — признается он.

— Спасибо. Мне очень нравится. — Я обнимаю его. Мне теперь никогда не захочется ее снимать. Его обаяние все неотразимее и неотразимее.

Молодой человек разворачивается ко мне, прислонившись спиной к большой подушке, лежащей на подлокотнике дивана, и, найдя под пледом мою ладонь, сплетает пальцы с моими.

— Ты веришь в родственные души? — Его голос низкий и тихий, с легким оттенком сомнения, как будто он боится услышать мой ответ.

И тут я осознаю, что Лукас не принадлежит этому времени и этому месту. Он Рыцарь. Прекрасный принц. Воин. Викинг. Один из тех мужчин, что сражаются за любовь до скончания века. Тот, что увезет прекрасную даму далеко-далеко на своем коне и будет страстно любить ее на свежей траве. Мужчина, который берет то, что хочет, и навеки делает это своей собственностью. Мужчина, который не боится мечтать или верить в то, что нельзя увидеть, а можно только почувствовать. Его сердцу нет места в нашем времени, когда люди уже не живут во имя любви и не верят, что она может преодолеть все.

Загрузка...