ГЛАВА 21. ЛАРРИ БРОСАЕТ ВЫЗОВ

В зале поднялся невообразимый галдеж; Йолара сделала знак рукой — и шум утих. Она стояла молча, разглядывая Ларри с каким-то странным выражением лица: слепая ярость уступила место то ли раскаянию, то ли сожалению.

Но ирландец уже потерял над собой власть.

— Йолара, — сказал он дрожащим от гнева голосом, отбросив всякую осторожность. — Теперь ты слушай меня. Я пойду туда, куда хочу, и тогда, когда захочу. Мы останемся здесь ровно на тот срок, который назвала Лакла. А потом мы пойдем вместе с ней — нравится тебе это или нет. И если кто-нибудь вздумает помешать нам., расскажи-ка им о пламени, которое разрушило вазу, угрюмо добавил он.

Задумчивое выражение исчезло с лица жрицы; серыми холодными глазами смотрела она на Ларри.

И ничего не ответила ему.

— Совету надо собраться и обсудить то, что сказала служительница, немедленно. — Жрица повернулась лицом к высокорожденным. — Пусть сейчас мои друзья и друзья Лугура помирятся, ибо нет у нас времени для раздора. — Она бросила на красного карлика быстрый взгляд. — "Ладала" волнуется, и Молчащие Боги угрожают. Хотя чего нам бояться? Разве мы не сильны под властью Сияющего Бога? А теперь оставьте нас.

Она положила на стол руки и, видимо, незаметно дала сигнал, потому что в зал вошло человек десять, если не больше, зеленых карликов.

— Проводите к себе этих двоих, — приказала она, показывая на меня и Ларри.

Зеленые карлики окружили нас толпой. Даже не поглядев на прощанье в сторону жрицы, Ларри вышел из зала. Он задумчиво шагал рядом со мной, и только когда мы дошли до украшенного колоннадой выхода из дома, Ларри заговорил.

— Терпеть не могу говорить подобные вещи женщине, док, — сказал он. — И хорошенькой женщине, к тому же. Но мало того, что она играла со мной крапленными картами и общипала, как дохлую курицу, эта дамочка в конце концов чуть не выпалила в меня из своей пушки. Что за черт! Да она чуть было не женила меня на себе!!!

Ларри помолчал.

— Понятия не имею, какой отравой она опоила меня, но будь у меня рецепт этого зелья, я бы горя не знал, торгуя им на углу сорок пятой авеню и Бродвея по тысяче долларов за глоток, — и брали бы нарасхват, будьте уверены. Один стаканчик этого пойла — и вы забудете все треволнения мира, еще три стаканчика, и сам мир покажется вам величиной с пуговицу. Я не стану размазывать сопли перед вами, док, и каяться в том, что натворил; мне безразлично, что думаете по этому поводу вы или Лакла. В том, что случилось, — нет моей вины…

— Признаться, меня несколько беспокоят ее угрозы, — сказал я, игнорируя вышесказанный монолог.

Он встал как вкопанный.

— Вы что — боитесь?

— Еще как, — сухо ответил я. — У меня нет ни малейшего желания танцевать с Сияющим Богом.

— Послушайте меня, Гудвин. — Ларри нетерпеливо зашагал вперед. — Я люблю вас и восхищаюсь вами, как никем другим на свете, но должен сказать, что нервишки у вас теперь ни к черту не годятся. Возьмите себя в руки, док! Некто Ларри О'Киф — выходец из Ирландии и этих задрипанных Соединенных Штатов берет все на себя. К черту всю эту мистическую дребедень, к черту суеверия! Я им тут устрою красивую жизнь! Понятно?

— Да, мне все понятно, — неожиданно вспылил я. — Но я бы попросил вас оставить эти постоянные намеки на мою склонность к суевериям.

— Почему же это? — Ларри тоже не на шутку разозлился. — Вот вы, ученые люди, построили целую философию на вещах, которых никогда не видели, а между тем только и знаете, что высмеивать тех, кто верит в другие вещи, которые как вы полагаете — они никогда не видели… только потому, что они не укладываются в рамки вашего научного мировоззрения. Вы так любите рассуждать о каких то там парадоксах… Я скажу, что ваш брат, ученый, думающий, что он самое материалистическое, самое скептическое скопление атомов, которое когда-либо собиралось в математически точно вычисленном центре штата Миссури еще более слепо, чем тунгусский шаман, верит во всякую чепуху и более склонен к мистике, чем окосевший от виски бродяга, поддающий с привидением на деревенском кладбище безлунной ночью.

— Ларри! — ошеломленно воскликнул я.

— Олаф ничуть не лучше. Но он моряк, его еще можно как-то простить. Но не вас, сэр!

Он остановился и покачал у меня перед носом пальцем.

— Чего этой экспедиции не хватает — так это человека без предрассудков! Зарубите это себе на носу! Лепрекоун обещал, что меня предупредят заранее в случае опасности. И когда мы будем уходить отсюда, вы еще увидите, как целая орава духов под руководством моей баньши расчистит перед нами дорогу, по которой мы пройдем, озаренные лучами славы! Не забывайте про это! Я все беру в свои руки!

К этому моменту мы уже подошли к нашему павильону и, боюсь, оба находились в самом скверном расположении духа. Радор и десятка два его солдат уже поджидали нас.

— Никому не велено входить сюда без специального разрешения и никому не велено выходить отсюда без моего сопровождения, — грубым голосом заявил он. — Вызовите одну из самых быстроходных кориа, и пусть она ждет наготове, — добавил он, словно ему только что пришло это в голову.

Но едва лишь мы вошли в комнату и ширмы сдвинулись у нас за спиной, как Радор, мигом преобразившись, с нетерпением принялся расспрашивать нас.

Мы рассказали вкратце о том, что произошло на празднестве, о появлении Лаклы, прервавшем едва не случившуюся драму, о том, что последовало дальше.

— Три тала, — сказал он задумчиво, — три тала дали на размышление Йоларе… и она согласилась.

Радор опустился на диван, молчаливый и задумчивый.

— Ja! — теперь уже заговорил Олаф. — Ja! Я скажу вам, что эта хозяйка Сияющего Дьявола — сущая ведьма! Я вернусь к той истории, что рассказывал вам, пока не пришел он. — Олаф показал на Радора, поглощенного своими мыслями. — И ни в коем случае не говорите ему ничего, даже если он станет расспрашивать. Потому что я не доверяю никому в этом Трольдоме, одной только Jomfrau — Светлой Деве! После того, как старика adsprede (Олаф опять употребил выразительное норвежское словечко, имея в виду уничтожение Зонгара), я понял, что настал момент действовать по-хитрому. Я сказал себе так: "Если они будут думать, что у меня нет ушей, чтобы слушать, они станут говорить при мне и, может быть, я тогда смогу найти способ, чтобы спасти мою Хельму и заодно друзей доктора Гудвина". Ja! И они говорили… Красный тролль спросил русского, как получилось, что он стал поклоняться Танароа.

Я не смог удержаться, чтобы не бросить на Ларри быстрый торжествующий взгляд.

— А русский, — громыхнул Олаф, — ответил, что все люди у него дома поклоняются Танароа и воюют с другими народами, которые не признают этого бога. Потом мы пошли в дворец Лугура. Они отвели меня в комнату, и туда пришли люди, которые меня ощупали и осмотрели, и они массировали мои мышцы и натерли меня маслом. На другой день я боролся с большим карликом, которого они называли Вальдор. Он был очень здоровый, и мы долго сражались, но в конце концов я побил его. Лугур остался очень довольный, так что я сидел с ним за обедом, и русский был там тоже. И опять, не зная, что я понимаю их, они разговаривали.

— У русского планы — ого-го! Они договорились, что Лугур станет императором всей Европы, а Маракинов будет под ним. Они говорили о зеленом огне, который вытряс душу из старика, и Лугур сказал, что секрет производства такого огня унесли с собой Древние Боги, а у Совета таких штук не очень много. Но русский сказал, что среди его народа много мудрых голов, и они смогут наделать много таких штуковин, когда изучат его секрет.

На следующий день я боролся с большим карликом по имени Тахола, еще здоровее, чем Вальдор. С ним я бился очень, очень долго, и его я тоже поборол.

И Лугур снова был довольный. И снова мы сели за стол; он, русский и я. В этот раз они говорили о какой-то такой штуке, что откроет Svaelc — бездну, и все, что находится внутри нее, взлетит в небо!

— Что? — воскликнул я.

— Я знал об этом, — сказал Ларри. — Слушайте дальше, док!

— Лугур крепко выпил, — продолжал Олаф, — и начал хвастаться. Русский все приставал к нему, чтобы тот показал, как действует эта штука. Через некоторое время красный тролль вышел и вернулся с маленькой золотой коробочкой. Он и русский пошли в сад. Я за ними. Там, в саду, была насыпь из камней, на которой росли цветы и деревья.

Лугур нажал на коробочку, и оттуда выскочила искра… такая маленькая, как песчинка, и упала рядом с камнями. Лугур нажал снова, голубой свет выстрелил из коробочки и упал на искру. Эта искорка, которая была не больше чем одна-единственная песчинка, стала расти, и росла все время, пока голубой луч освещал ее. А потом как будто что-то вздохнуло, ударил ветер, и камни, и цветы, и деревья… пропали. Они forsvinde.. исчезли!

Тогда Лугур, который до того все время смеялся, быстро протрезвел и потянул русского назад., далеко назад. И скоро в садик врассыпную повалились камни и деревья, но все разбитые и поломанные, как будто они свалились с очень большой высоты. И Лугур сказал, что вот этой штуки у них очень много, потому что секрет ее производства придумали их собственные отцы и деды, а не Древние Боги.

Они побаиваются запускать эту игрушку, сказал Лутур, потому что искра, в три раза большая, чем та, которую он использовал сейчас, могла бы поднять в воздух весь этот садик и могла бы открыть путь наружу, прежде чем… и он сказал так: прежде чем ми будем готовы выйти отсюда. Русский еще много задавал вопросов, но Лугур совсем развеселился, сделался очень пьяный и стал угрожать русскому, и тот замолчал от страха. И потом, я еще подслушивал, когда мог, и немножко еще кой-чего узнал, но очень мало. Ja! Лугур рвется воевать, и Йолара тоже, и весь их Совет. Им надоело жить здесь, а Молчащие Боги уже не имеют над ними силы, да они просто смеются над этими Богами. И вот что они собираются сделать: они хотят завоевать наш мир с помощью их Сияющего Дьявола!

Норвежец ненадолго замолчал; потом снова заговорил низким дрожжащим голосом: — Трольдом проснулся, и Хельведе, завывая, подбирается к земным вратам, чтобы напустить на нас своих дьяволов. А нас тут всего лишь трое!

Я почувствовал, как кровь бросилась мне в голову. У Ларри на лице появилось выражение, в котором, казалось, отразился воинственный пыл всех его предков за последнюю тысячу лет. Радор мельком поглядел на него, встал, зашел за портьеры и быстро вернулся, держа в руках военную форму ирландца.

— Одевайся! — резко сказал он, и снова впал в задумчивое молчание.

О'Киф что-то пытался ему сказать, но Радор, ничего не слушая, веселым и диковатым гиканьем заглушал его слова. Потом он сгреб в кучу сверкающую металлическим блеском тунику Ларри и ножные помочи.

— Ричард снова с вами! — весело выкрикнул Ларри.

Пока ирландец облачался в свою старую одежду, лицо его постепенно приобретало прежнее выражение бесшабашной уверенности. Застегнув последний крючок, он встал перед нами, театрально вытянув руку.

— Ну вы, презренное отродье — на колени! Все падают ниц и выражают свое глубочайшее почтение Ларри Первому, Императору Великобритании, диктатору и повелителю всей Ирландии, Шотландии, Англии и Уэльса, а также прилегающих морей и островов! На колени, жалкие трусы, на колени!

— Ларри, — ошарашенно вскричал я. — Да ты сошел с ума!

— Ну вот еще! Я именно то, что вы слышали, и даже больше, если камрад Маракинов не подведет. Ий-я! Сначала выносят королевские драгоценности и украшенную новыми золотыми струнами арфу Тары[43] потом все дружно посылают сассенахов[44] к чертовой бабушке! Ий-а!

Он исполнил какой-то дикий танец.

— О Господи, до чего же хорошо в своей старой одежде, — улыбнулся Ларри. — У меня сразу мозги встали на место, стоило мне переодеться. Но что касается моей империи, ребята, — это без дураков, — сразу сделавшись серьезным, добавил Ларри. — Все более чем правда. О многом из того, что рассказал нам Олаф, я догадался по намекам, которые иногда роняла Йолара. Но полностью все прояснил мне красный, когда он остановил меня перед… — Ларри покраснел… — ну, перед тем как я нарезался как свинья. Может, он получил указание, или же просто подумал, что я знаю больше, чем на самом деле. Скорей всего, он решил, что мы с Йоларой — парочка нежно воркующих голубков. И еще он отлично понимал, что в этом их поганом… фейерверке Йолара играет гораздо более значительную роль, чем Лугур. Тем более, она женщина — значит, ею будет легче управлять. Ну коли так — какой вывод ему оставалось сделать? Вы мне подходите, Стив! К чертям собачьим Лугура, и заключаем союз с Ларри. Не моргнув глазом, он вызвался пустить Лугура под откос, если я возьму на себя Йолару. Моей наградой от России, сказал он, будет императорство! Нет, вы только подумайте! Обалдеть можно!

Ларри разразился громовым хохотом. Но мне было не до смеха: в свете того, что происходило в России, на что оказалась способна эта страна — все рассказанное Ларри совсем не казалось абсурдным; более того — я почувствовал угрозу надвигающейся колоссальной катастрофы.

— И все же, — слегка успокоившись, сказал Ларри, — мне немного не по себе. У них есть кез-лучи и эти обладающие громадной разрушительной силой гравитационные бомбы.

— Гравитационные бомбы! — ахнул я.

— Ну да, — сказал Ларри. — Та самая очаровательная фея, которая отправила к черту на кулички камни и деревья из сада Лугура. Маракинов облизывается, как кот на сметану, на эти бомбы. Они устраняют гравитационные силы точно так же, как эти теневые экраны уничтожают свет, и, как следствие, все, что попадает в поле действия этих бомб, можно запульнуть чуть ли не на луну…

— Эти бомбы меня доконали, что там говорить, — продолжал Ларри. — Имея их и еще кез в придачу, да этих бесшумных невидимок, которые мигом отвинтят вам башку, пока вы будете хлопать глазами., по сравнению с этим всем самые крутые большевики — это жалкие сопливые младенцы, док! Что, не так?

Я пожал плечами.

— Сияющий Бог меня слабо волнует, — сказал О'Киф. — Стоит лишь попрыскать на него из брандспойта самой захудалой пожарной команде Нью-Йорка только вы его и видели. Но все остальное — это да! Вы уж поверьте!

Но вот этой-то уверенности Ларри я как раз не разделял. Он слишком легкомысленно, с моей точки зрения, относился к этой страшной таинственной силе — Двеллеру! Кошмарное зрелище возникло у меня перед глазами: апокалиптические видения, которые и не снились Иоанну Богослову.

Я увидел, как по нашей земле огненным крутящимся смерчем проходит Сияющий Бог — чудовищная триумфальная колонна, олицетворяющая вечное, непреходящее Зло, людей, побывавших в его светящихся лапах и превратившихся в отвратительных сверхъестественных существ — в живых мертвецов, таких же, как те несчастные, которых я уже видел воочию., целые армии, рассыпающиеся на крохотные, как бриллиантовые пылинки, танцующие в воздухе атомы… огромные города, взлетающие вверх на крыльях той самой демонической силы, действие которой и видел Олаф… ничего не подозревающих мирных жителей, среди которых, сея смерть и панический ужас, крадутся невидимые убийцы приспешники Двеллера… увидел, как тянутся к этой твари самые мрачные и зловещие человеческие души, и как льнут к ней слабые и недалекие, падкие на мистику и подвластные животным инстинктам люди… Я отлично понимал, что ни один народ не сможет надолго удержать в узде это дьявольское отродье: что однажды выпущенный на свободу, Двеллер как чума со страшной скоростью распространится по всему миру.

А потом наша земля превратится в колоссальную клоаку жестокости и насилия, вертеп страстей, ненависти и мук, хаос ужаса, черпая из которого свою силу, Двеллер будет расцветать пышным цветом, а призрачные орды тех, у кого он отнял душу, будут все прибывать и прибывать, исполняя его кровожадные прихоти. И наконец, разоренная планета, космическая гнойная язва, вращающаяся в содрогающихся от ужаса небесах; ее бесполезные стенания и плач; ее шелестящие леса, ее поля и горы, по которым слоняются лишь бесчисленные толпы живых мертвецов, без разума и сердца, их светящиеся инфернальным счастьем, подаренным Двеллером, человеческие оболочки. А над всей, истощенной этим оголтелым вампиризмом землей неистово полыхает факел, зажженный в таких бесконечных глубинах ада, куда еще никогда не заглядывало человеческое воображение — Двеллер!

Радор неожиданно вскочил с диванчика, словно его осенила внезапная мысль, быстро подошел к говорящему шару. Склонившись над ним, он поковырялся немного во встроенном в подставку механизме, потом подманил нас к себе. Шар быстро закружился, мне еще ни разу не приходилось видеть, чтобы он вращался с такой бешеной скоростью. Возникшее при этом низкое глухое жужжание сменилось невнятным бормотанием, в котором вдруг отчетливо прорезался голос Лугура.

— Ну что — быть войне?

Раздался одобрительный гул голосов — членов Совета, я так полагаю.

— Я заберу этого высокого человека по имени Лаарри, — прозвучал голос Йолары. — Когда пройдут три тала, ты сможешь взять его себе, Лугур, и делай тогда с ним, что захочешь!

— Нет, — снова раздался голос Лугура, хриплый от злобы. — Все должны умереть!

— Он умрет, — это опять говорила жрица. — Но я хочу, чтобы он сначала увидел смерть Лаклы, и чтобы она, умирая, знала, что его ждет та же участь!

— Нет.

Я так и подскочил, это был голос Маракинова.

— Сейчас не время для твоих капризов и прихотей, Йолара. Это мой совет! Лакла явится за ответом, когда пройдут три тала. Ваши люди будут поджидать ее в засаде и быстро справятся с ней и ее сопровождением. Но этих трех чужеземцев надо убрать раньше, и как можно быстрей. После смерти Лаклы мы отправимся к Молчащим Богам, и я обещаю тебе, Йолара, что найду на них управу.

— Очень хорошо! — голос Лугура.

— Это в самом деле хорошо, Йолара.

Сейчас говорил женский голос, и я понял, что он принадлежит безобразной старухе — той самой, о чьи ослепительной некогда красоте сейчас можно было только гадать.

— Выкинь из головы все, что касается этого чужеземца. Либо любовь либо ненависть! Совет целиком на стороне Лугура и этого мудрейшего человека!

Наступила тишина. Снова зазвучал голос Йолары, сердитый… но сломленный.

— Да будет так!

— Пускай этих троих заберут сейчас же от Радора и передадут верховному жрецу Сатору, — сказал Лугур, — а мы тем временем решим, как убрать их.

Радор нажал на подставку шара, и тот резко остановился. Словно собираясь что-то сказать, Радор повернулся к нам, но едва лишь он открыл рот, как шар повелительно звякнул, и по его поверхности, как обычно, начала растекаться разноцветная пленка.

— Я слушаю, — прошептал зеленый карлик. — Хорошо, их сейчас отправят отсюда.

Шар замолчал.

Радор подошел к нам.

— Вы все слышали, — начал он.

— Напрасно стараешься, Радор, — сказал Ларри. — Фокус не выйдет.

И затем, переходя на местное наречие, продолжил:

— Мы идем за Лаклой, Радор. И ты покажешь нам дорогу. — Ларри выхватил пистолет и приставил его к ребрам зеленого карлика.

Радор даже не шелохнулся.

— Что толку, Лаарри! — спокойно сказал он. — Ты можешь убить меня, но все равно вас схватят. В Мурии жизнь ничего не стоит, мои люди — те, что стоят на страже, или те, что мигом прибегут им на помощь, не позволят вам уйти, даже если вы почти всех перебьете. В конце концов они вас одолеют.

На лице Ларри появились признаки нерешительности.

— И еще, — добавил Радор, — если я позволю вам уйти… я буду танцевать с Сияющим Богом, если не хуже.

Ларри убрал пистолет.

— Ты славный малый, Радор. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы ты пострадал из-за нас, — сказал он. — Отправляй нас в храм. Скажи, когда мы там окажемся, твои полномочия кончатся?. Ну, ты уже не будешь отвечать за нас? Так?

Зеленый карлик кивнул, и на его лице появилось какое-то странное выражение. — то ли облегчения, то ли какого-то другого, более сильного чувства!

Он резко повернулся.

— Идите за мной, — сказал Радор.

Мы вышли из славного маленького павильончика, долгое время служившего нам домом в этом чужом, враждебном месте. Стража взяла на караул.

— Вот что, Сатойя, отправляйся к шару, — приказал Радор одному из них. — Если Афио Майя будет спрашивать меня, скажи, что я повез чужеземцев, исполняя ее приказание.

Сквозь строй солдат мы прошли к огромному кориалу. Словно гигантская морская раковина, он стоял в начале дорожки, что вела к зеленой автостраде.

— Жди меня здесь, — коротко приказал водителю Радор.

Зеленый карлик влез на сиденье, взялся за ручку управления. Мы понеслись вперед и скоро оказались у блестящего обсидианового покрытия главной дороги. Только тут Радор, засмеявшись, повернулся к нам.

— Лаарри, — крикнул он. — Я полюбил тебя за твой характер! Как ты мог подумать, что Радор может отправить в храмовую тюрьму человека, готового пойти на муки, лишь бы не перекладывать их на чужие плечи. Или тебя, Гудвин, который спас меня от страшной смерти разложения заживо, И зачем же, по-вашему, я взял этот кориал, или стал подслушивать, как не для того, чтобы узнать, не грозит ли опасность вашим жизням.

Он повернул кориал налево, в противоположную от храма сторону.

— Я порываю с Лугуром, и с Йоларой, и с Сияющим Богом! Мое сердце и руки принадлежат вам троим, Лакле и тем, кому она служит.

Скорлупка рванула вперед — казалось: она летит, как птица.

Загрузка...