Наконец долгий поцелуй прервался. Кэт тяжело дышала. Во взгляде застыло изумление. Однако она уже не выглядела сердитой. И даже не казалась испуганной.
– Когда возьму тебя, будешь сгорать от желания и нетерпения, – пообещал Друстан глубоким нежным голосом.
Эмили неожиданно ощутила странную тоску. Захотелось, чтобы и ей сказали дерзкие, удивительные, пугающие слова. Но только не Друстан, нет.
Порочное волшебство, колдовство Хайленда, тайну которого невозможно постичь… Язычница здесь вовсе не она. Эти всемогущие, непобедимые Балморалы без труда отнимают у женщины способность рассуждать и сопротивляться.
Уголком пледа Друстан бережно стер с лица Кэт синюю краску – след самозабвенного поцелуя.
– Никогда не обижу, не бойся…
Кэт попыталась отвернуться, но Друстан не позволил: нежно прижал только что обретенное сокровище к груди, словно опасаясь потерять.
Глаза Эмили почему-то увлажнились.
– Теперь-то ты непременно извинишься, – тихо произнес Лахлан, и все внимание тут же сосредоточилось на нем.
– За что? – спросила Эмили, отважно отражая взгляд, странно похожий на взгляд волка. Эти жуткие, сверхъестественные глаза будут сниться по ночам.
Гордый воин не счел нужным ответить на вопрос. Просто продолжал внимательно смотреть. Прекрасно! Она тоже способна и на гордость, и на упрямство. Эмили крепко сжала губы, решив, что не произнесет больше ни единого слова. Ей не за что просить прощения. Ну и что из того, что Кэт понравилось целоваться? Это вовсе не означает, что Лахлан выбрал достойный способ мести враждебному клану.
Тишину нарушали лишь равномерный плеск весел и глухой стук набегающих на лодку волн.
– Победителем все равно выйду я, – спокойно пообещал Лахлан и освободил Эмили из плена колдовских глаз – медленно, равнодушно отвернулся.
Внезапное пренебрежение почему-то обидело. Оставалось сосредоточиться на наблюдении за опасными событиями, которые происходили за ненадежными бортами утлого суденышка. Неведомый остров Балморалов и не думал приближаться, а темная вода вокруг вскипала и набухала, угрожая невообразимыми бедами.
Друстан развязал руки и ноги Кэт и заботливо усадил ее на скамейку рядом с подругой, а сам вновь взялся за весла.
Гнев наконец-то покинул сердце Эмили, а вместе с ним исчезло и мужество. Воображение услужливо рисовало жуткие картины: вот лодка теряет равновесие и беспомощно переворачивается; все оказываются в холодной воде и мгновенно тонут. Нет, не так: вот черные волны перехлестывают через борт и смывают несчастных в бездонную пучину; все оказываются в холодной воде и мгновенно тонут.
– И что же, ты намерен терпеть оскорбления английской девчонки? – прервал кошмарные видения гневный голос Ульфа.
– Она непременно извинится, – прорычал Лахлан с неоспоримой уверенностью в собственной правоте.
– Ни за что!
Слова вылетели сами собой. Эмили услышала свой голос словно со стороны и удивилась: неужели она еще не утратила способности говорить?
В ответ Лахлан издал жутковатый, нечеловеческий звук – не то клекот, не то звериное рычание. Ни описанию, ни объяснению этот возглас не поддавался, однако вызвал неудержимую дрожь и породил тяжкое, давящее чувство обреченности. Эмили встретилась с вождем взглядом и тут же пожалела. В эту минуту глаза его казались факелами – из карих они внезапно превратились в золотые. Наверное, так выплескивалось раздражение.
Если бы Эмили до сих пор верила в существование сверхъестественных созданий – драконов или оборотней, – то в эту минуту наверняка решила бы, что имеет дело с одним из фантастических чудовищ. Холодный ужас почти лишил воли, а остатки самообладания ушли на попытки сдержаться: не закричать, не завыть, не завизжать во весь голос.
– Что же, выходит, признаешь ее правоту? Соглашаешься, что слаб духом и труслив, а потому предпочитаешь мстить не мужчинам, а женщинам?
Лахлан поднялся и оказался лицом к лицу с рассерженным воином. Да он и сам напрягся настолько, что напоминал натянутую струну.
– Осмеливаешься бросить вызов вождю клана?
Ульф пытался испепелить вождя взглядом.
– Не собираюсь терпеть оскорбления, даже если тебе они нипочем.
– Стерпишь все, что прикажу стерпеть я. – Таким суровым тоном Лахлан еще не разговаривал.
– Значит, враги стали дороже брата?
Так что же оказывается, Ульф – брат Лахлана? Эмили, конечно, не могла не заметить определенного родственного сходства, и все же эти двое казались абсолютно разными.
– Воины из клана Балморалов не охотятся на женщин.
– Но она же оскорбила всех нас! – Ульф нервно дернулся в сторону Эмили.
– Она англичанка, а потому понятия не имеет о наших обычаях, – спокойно, рассудительно возразил Лахлан. – Скоро поймет, что к чему, и научится себя вести.
Замечание слегка укололо, однако на обиды и гнев не осталось ни сил, ни времени.
На остров приплыли еще до захода солнца.
Эмили едва дышала. Пытка опасного путешествия по воде показалась еще более безжалостной от постоянного тесного соседства с Ульфом. Непримиримый враг сидел напротив и всем своим видом выражал безграничную ненависть.
Приближение твердой, устойчивой и надежной земли отняло остатки самообладания: на глаза навернулись слезы.
Друстан на руках перенес Кэт на сушу и повернулся ко второй пленнице, чтобы помочь и ей.
– Иди сюда, – позвал он, раскрывая объятия.
Эмили сидела молча и не двигалась, хотя прекрасно понимала, что должна сделать одно-единственное незамысловатое движение и встать. Однако на протяжении вот уже нескольких часов все ее надежды на безопасность сосредоточились лишь в узкой скамеечке и судорожно сжатых руках. Сейчас уже она и рада была бы разжать затекшие ослабевшие пальцы, но они решительно отказались служить.
Лахлан почувствовал заминку.
– В чем дело? – коротко поинтересовался он.
– Наша англичанка упрямится и не хочет выходить из лодки. Прилипла.
Лахлан хмуро поторопил:
– Не испытывай мое терпение. Быстро иди сюда! – грозно рявкнул вождь. Горящий взгляд красноречиво подтвердил серьезность намерений.
Эмили непроизвольно дернулась. Пальцы сами собой разжались и отцепились от скамейки.
Лахлан шагнул в лодку, схватил упрямицу за талию и поднял с такой легкостью, словно она весила не больше пушинки. Быстро перенес на берег и поставил на землю. Нетерпеливое раздражение исходило от вождя горячими потоками и накатывало с той же невероятной силой, с которой совсем недавно бились о лодку морские волны.
Пытаясь защититься от всепоглощающей энергии гнева, Эмили отвернулась и посмотрела на лошадей. После путешествия по озеру они выглядели прекрасно и чувствовали себя ничуть не хуже, чем до него. Увы, этого никак нельзя было сказать о ней самой. А ведь чтобы вернуться в замок Синклеров, предстояло проделать тот же путь, только в обратном направлении. От одной лишь мысли о новом испытании хотелось остаться на острове до конца своих дней – пусть даже и в плену. Лишь бы не переживать еще раз унизительного, непреодолимого, животного страха!
Эмили обернулась, чтобы посмотреть, здесь ли Лахлан.
Он стоял совсем близко, за спиной, и смотрел своими удивительными глазами – карими, с золотым ободком.
– Напрасно ты тратила время с Талорком, англичанка.
Эмили покачала головой, не понимая, что значат странные слова.
– Да-да, именно так.
Кэт издала звук, в котором ясно слышалось сожаление. Эмили быстро взглянула на подругу, но так и не смогла понять, что именно ее расстроило.
– Мой дом вон там, – произнес Лахлан.
Он поднял руку. Эмили посмотрела туда, куда показывал вождь, и замерла от изумления. Ничего подобного ей не приходилось видеть ни разу в жизни. Невдалеке, примерно в пятидесяти футах, возвышалась – нет, парила в воздухе – огромная скала, а на самой ее вершине, словно доставая до небес, высился невиданный, достойный богов замок.
– Впечатляет, – прошептала Кэт и потрясенно застыла рядом с подругой. – Отряды брата не смогут взять эту неприступную крепость.
Оставалось лишь согласиться. Больше того, сам английский король вряд ли отважился бы тягаться силой с Балморалами.
– Что имеем, то храним, – гордо произнес Друстан и властно сжал плечо Кэт.
– Кроме Сусанны, – возразила та.
– Не сомневайся: ошибка, из-за которой она оказалась с Магнусом, больше не повторится.
– Надеюсь. Не испытываю ни малейшего желания иметь дело с нашим кузнецом, – насмешливо заметила красавица.
Друстан даже не улыбнулся. Можно было подумать, что ответ показался обидным. Но ведь даже самый серьезный из сыновей Хайленда должен был понять, что слова Кэт – всего лишь шутка.
Однако сердитый взгляд не миновал и Эмили. Она постаралась перевести разговор на другую тему.
– Сколько человек живет в замке? – Грандиозный вид удивительного сооружения на вершине скалы не давал покоя.
– Думаешь, мы раскроем секрет врагу? – презрительно фыркнул Ульф.
Обида захлестнула Эмили с той же силой, с какой совсем недавно хлестали устрашающие темные волны.
– Я не враг вашему клану.
Слова были произнесены шепотом, едва слышно. И все же Ульф насмешливо фыркнул.
– Смеешь утверждать это после всех оскорблений в наш адрес? Ты и есть самый настоящий враг. Мало того что вождь Синклеров выбрал тебя в жены, так вдобавок ты еще и англичанка. Выходит, не просто враг, а дважды враг.
Слова хлестали и обжигали, безжалостно разрушая хрупкие остатки душевного равновесия.
Едва Эмили переступила границу Хайленда, как ее окружила ненависть – одна только ненависть. Слова Ульфа не оставляли сомнений: в клане Балморалов предстоит испить чашу еще более горькую, чем у Синклеров. Хватит ли сил, чтобы выдержать мучения?
В доме отца трудно было говорить о родительской любви, но искренняя симпатия слуг согревала. Некоторые из них – например старая няня – относились к ней заботливо и преданно. А главное, дома была Абигайл – любимая и горячо любящая младшая сестра.
Здесь, на севере Шотландии, вокруг оказались жестокие люди. Они считали, что чужестранка недостойна даже презрения. Лахлан и тот не упускал случая продемонстрировать раздражение. Его резкий тон обижал больше всего на свете, хотя и непонятно почему; ведь Эмили только что познакомилась с этим необычным человеком и никак не могла назвать его любезным, приятным, а уж тем более обаятельным.
В довершение всего Кэт винила ее в возможной гибели брата. Трудно было проследить ход мысли подруги, но ведь здесь, в Хайленде, все казалось совершенно иным и непонятным. Ясно было лишь одно: еще одного косого, укоризненного взгляда выдержать не удастся. Трудно признать себя виновной в том, что родилась на свет.
Эмили повернулась и пошла. Она и сама не знала, куда направляется, да это и не имело значения. В замок, в несокрушимую крепость на скале, идти совсем не хотелось. Что там ждет, кроме злобы и презрения? Эмили вспомнила неприступную каменную стену, пронзающие небо узкие башни… Страшно, одиноко, печально…
В замке не будет Кэт, которую она считала почти сестрой. Уже решено: ее уведет с собой Друстан.
Постепенно мысли изменили направление, и все волнение сосредоточилось на судьбе милой шотландки. Как отнесутся к новенькой женщины враждебного клана? С тем же презрением, с каким Синклеры встретили ее, Эмили? Или с искренней симпатией, с которой приняли Сусанну? Оставалось лишь надеяться на лучшее. Сама же она ни за что не пойдет в замок – достаточно унижений!
Больше того, она никуда не пойдет по чужому приказу, Хватит, довольно! Она исчезла в лесу, и Талорк не сможет отослать ее домой. А это означает, что Абигайл не угрожает брак с грубым горцем. Да, именно так. Не слишком сладкая жизнь в доме отца все равно несравнимо лучше тошнотворных предрассудков Хаиленда. А о том, что случится, едва глухота сестры даст себя знать, страшно даже подумать.
Эмили споткнулась, однако сумела удержаться на ногах. Все вокруг утонуло в тумане: слезы застилали глаза. Нет, она не будет плакать. Ни за что и никогда. А слезы выступили всего лишь от холода.
За спиной раздались голоса. Приближались воины. Убежать, скрыться! Эмили пошла быстрее.
Однако вскоре на плечо легла рука.
– Остановитесь-ка, леди Синклер.
За спиной прозвучал голос светловолосого солдата. Эмили не знала его имени, да и не хотела знать. Не хотела знать ничего об этой негостеприимной земле. Красота ее обманчива и коварна.
Эмили сделала еще несколько шагов, однако рука сжала крепче.
– Вам придется пойти со мной.
– Ни за что! – Она вырвалась и бросилась вперед. Воин не отставал, и Эмили побежала еще быстрее – то и дело вытирая слезы, чтобы хоть что-нибудь видеть вокруг. Накидка зацепилась за куст и порвалась. Подол платья пришлось поднять и держать в руке. Быстрее, быстрее – ноги уже почти не касались земли. Убежать, только бы убежать!
Воин снова схватил за плечо.
Эмили не думала что делает, а действовала, подчиняясь вечному инстинкту самосохранения. Наклонилась и подняла с земли какую-то палку. Не выпрямляясь, ударила врага между ног – так учил защищаться отец.
Воин взвыл, словно ошпаренный кот, схватился рукой за чувствительное место и с искаженным от боли лицом упал на колени.
В горячке Эмили даже не почувствовала раскаяния. Просто понеслась дальше, еще быстрее. Только бы скрыться в лесу, прежде чем поймают снова! Если догонит Ульф, то наверняка выместит всю злость – несмотря на приказ Лахлана не трогать пленницу.
Ульф ненавидел ее. Ненавидел так же яростно, как и все другие горцы Хаиленда. Кроме Кэт. Пусть же милая Кэт будет счастлива с Друстаном.
– Остановись, Эмили!
Да, так звучал голос Лахлана. И все же не хотелось подчиняться даже этому всесильному голосу. Если она послушается, вождь уведет ее в каменный замок на скале, и там ненависть клана сотрет ее сердце в порошок.
– Эмили!
Она заставила себя бежать еще быстрее, и все же в нескольких футах от края леса упала, сбитая мощным толчком сильного пружинистого тела. Борьба оказалась бесполезной, сбросить груз так и не удалось. Напрасно беглянка извивалась и брыкалась. Наконец, окончательно обессилев, затихла.
Лахлан откатился в сторону, перевернул ее на спину и лишь после этого поднялся на ноги.
– Почему ты убежала? – В глазах пылала ярость и металась бешеная страсть погони, а голос казался тверже камня.
Он тоже ненавидит ее?
– Пожалуйста, отпустите.
– Но куда, глупая женщина? Тебе некуда идти. Неужели не понимаешь?
Запах моря напоминал, что путь назад отрезан. Значит, оставался лишь лес.
– В лес. Хочу уйти в лес.
– Может быть, ты и впрямь настолько глупа? В лесу дикие звери. Не страшно?
– Но они хотя бы не будут меня ненавидеть. Прошу, Лахлан! Не могу жить в замке… не хочу встречаться с вашими людьми.
– Выбора нет.
Эмили поднялась на колени и отодвинулась в сторону.
– Еще раз убежишь, и я запру тебя в самой высокой башне. Дверь будет открываться лишь для того, чтобы ты не умерла с голоду.
Эмили стремительно вскочила на ноги и снова бросилась вперед. Через четыре шага ее схватили сильные руки. Что ж, иного трудно было ожидать.
Лахлан повернул пленницу лицом к себе и смерил странным, совсем не злым взглядом.
– Девочка, я ведь не шутил насчет башни.
– Знаю. – Слезы текли по щекам в три ручья, и остановить поток никак не удавалось. – Да, заприте меня в башне. Тогда хотя бы не придется ни с кем встречаться. Не придется выносить эту ужасную ненависть.
План казался куда более приемлемым, чем взбалмошная попытка спрятаться в лесу.
– Ненависть? Чью ненависть?
– Ненависть вашего клана. Женщины будут вести себя так же, как в клане Синклеров… а может быть, еще хуже. Так, будто я пачкаю воздух, которым они дышат. Воины будут убивать кровожадными взглядами. И если вдруг сделаю что-нибудь не так, как принято у вас, они меня накажут… сделают больно… Все время этого боялась, а теперь точно знаю, что так оно и будет. Ульф готов наброситься в любую минуту.
Неопровержимый аргумент оказался последним. За ним последовали жалкие, беспомощные рыдания.
Лахлан ласково прижал Эмили к груди и принялся неловко похлопывать по спине, словно малого ребенка.
– Я ему не позволю.
– Позволите. Ведь вы тоже меня ненавидите – просто потому, что обязаны ненавидеть. Ведь я враг вашей страны.
Удивительно: даже произнося тяжелые, болезненные слова, Эмили не переставала доверчиво прижиматься к теплой и сильной груди Лахлана, как будто искала защиты.
– Так что же, воины Синклеров обижали тебя?
– Нет, пока нет. Но это непременно произойдет, разве вы не понимаете?
– А Талорк?
– Талорк ненавидит сильнее, чем все остальные. Назвал меня врагиней, и никто даже не удивился. Они все считают меня порочной, потому что я заявила, что скорее выйду замуж за козла, чем за их вождя.
– Это произошло до свадьбы или после? – уточнил Лахлан. Внезапно в душе проснулась симпатия к предводителю недружественного клана.
– До свадьбы. – Эмили жалобно всхлипнула.
– Мне не нравятся твои слезы.
– Простите.
– Перестань плакать.
– Сейчас… скоро перестану…
Эмили действительно старалась изо всех сил. Подавила один всхлип, потом еще один.
Лахлан слышал голос брата – тот отпускал какие-то презрительные замечания. Да и Кэт, судя по всему, не одобряла объятие. Вождь нахмурился. В жизни предводителя почти не оставалось места для уединения. Он давно привык к существованию под перекрестными взглядами. Но вот сейчас очень хотелось, чтобы любопытные глаза и уши оставили в покое слабое, уязвимое существо, которое так доверчиво прижалось к нему.
Он поднял Эмили повыше, к груди, и в это мгновение в душе и теле что-то произошло, что-то неуловимо изменилось. Эмили обвила руками сильную шею и спрятала лицо на плече. Желание, вожделение – вот что это было. Он хотел ее, но не мог взять. Да, все дело в недоступности запретного плода. Имей он возможность вкусить его хотя бы несколько раз, наваждение непременно исчезло бы.
Бережно сжимая драгоценное создание, Лахлан удалился в лес – прочь от внимательных глаз и чересчур острого слуха товарищей. Он и сам понимал, что поступает опрометчиво. Тратит даром то драгоценное время, которое следовало бы посвятить обеспечению безопасности пленниц за надежными стенами замка.
И все же трудно было вернуться к воинам, так и не успокоив Эмили, не осушив слезы и не убедив в безосновательности страха.
Лахлан шел и шел. Остановился лишь после того, как голоса стихли. Усилием воли заставил себя выпустить сокровище из объятий – медленно, бережно. А может быть, всего лишь неохотно?
Эмили подняла влажные от слез глаза.
– Значит, вы решили оставить меня в лесу?
– Объясни, почему ты убегала. – Лахлан не счел нужным отвечать на смешной вопрос.
– Уже объяснила. Не могу больше выносить ненависть. – Эмили вздохнула, изо всех стараясь совладать с чувствами. – Посмотрела на замок и вдруг подумала о людях, которые живут за его стенами. Ведь все они, до единого, готовы возненавидеть меня лишь за то, что я родилась в Англии. И вдобавок я еще и жена вождя клана Синклеров. Эта провинность тоже достойна наказания. Ведь Талорк – недруг.
– Что заставило тебя так подумать?
– То, что это правда. Так оно и есть. Горькая правда, и все же приходится ее принять. Все горцы Хайленда ненавидят англичан.
– Ты призналась, будто бы сказала Синклеру, что скорее выйдешь замуж за козла, чем за него. Тебе не кажется, что клан мог ополчиться на тебя и за эти слова, а не только за принадлежность к постылым англичанам?
– Кэт говорила об этом. Но ведь когда я приехала, никто даже не улыбнулся, не поздоровался. – Эмили тяжело вздохнула, словно воспоминание до сих пор причиняло острую боль.
– У нас не принято улыбаться чужим. Что, в Англии иной обычай?
Эмили задумалась, а потом решительно вытерла последние слезы.
– Наверное, нет. Но ведь я собиралась выйти замуж за их предводителя.
– Ах, разумеется! По приказу короля.
– Верно.
– А ведь подобный приказ – удар по гордости клана. Вождь – господин и владыка, и люди готовы хранить ему преданность даже в ущерб верности королю.
– Но ведь верность королю превыше всего.
– Возможно, в Англии так оно и есть. Да и на юге Шотландии тоже. Но у нас в Хайленде иной обычай.
– Это неправильно! Грех ставить своего вождя выше короля страны!
– Кто же издал такой закон?
– Церковь… Уверена, церковь занимает именно такую позицию.
– Ну и что?
– Разве вам это обстоятельство не кажется важным?
– Ничуть.
Эмили посмотрела недоверчиво, даже изумленно. Неужели подобное самомнение возможно?
– И вас ни капли не волнуют церковные санкции?
– Нисколько.
Стоило ответить так хотя бы ради того, чтобы увидеть реакцию пленницы. Англичанка выглядела пораженной, оскорбленной в лучших чувствах.
– Но это же просто ужасно!
– Ты так считаешь?
– Значит, Кэт говорила правду… Чтобы жениться на ней, Друстан не станет ждать церковного благословения.
– Полагаю, так оно и есть.
– Но ведь если вы так непочтительны, то к вам сюда не придет ни один священник!
– Наш священник вовсе не считает нас непочтительными.
– Правда?
– Правда.
– Ваш священник? Что же, он живет с вами, в вашем клане?
– Да.
– А вы тоже меня ненавидите? – Голос прозвучал совсем тихо, едва слышно.
– Почему ты решила об этом спросить?
– Вы вели себя так, словно ненавидите.
– Когда?
– Когда переносили меня из лодки на берег.
– Ты не слушалась и тянула драгоценное время. А я спешил и потому рассердился.
– Простите.
– Ты явно чересчур разволновалась.
– Да. – Эмили снова глубоко вздохнула и замолчала, словно выжидая.
Лахлан тоже молчал. Что же она скажет? Наконец послышался еще один тяжелый вздох.
– И все же… вы ненавидите меня?
– Нет.
– Я тоже не испытываю к вам ненависти.