Лунный свет

Глава тридцать третья

К тому времени, когда ландо проехало по аллее в поместье лорда Килларнона, уже опустились зимние сумерки. Кучер ее отца хорошо знал дорогу, и они доехали быстро, но Обри страдала от скуки, которую ничуть не облегчил вид незнакомого жилища. Она пожалела, что вообще согласилась принять приглашение, но сейчас было поздно отступать. Лучше было бы остановиться в гостинице.

Матильда целый день ходила насупившись, и это ничуть не умаляло чувства вины Обри. Замужней женщине или нет, но Обри было всего восемнадцать, и старомодная служанка имела свое мнение по поводу такого поведения. За всю дорогу она не проронила ни слова, и Обри пришлось молча обдумывать свою поспешность.

Но из кареты она выбралась с решительным видом, опередив лакея, с улыбкой спешившего помочь ей. Совершенно окоченевшая, она жаждала побыстрее очутиться у теплого очага. Уловив легкий намек на улыбку, слуги поспешили устроить ее поудобнее.

Внутри дома она узнала, что прочие гости либо на охоте, либо переодеваются к обеду у себя в комнатах, и это ее успокоило. Она еще не была готова встретиться с толпой незнакомых ей людей.

Отведенная ей комната была обставлена в египетском стиле, ставшем популярным после победы Нельсона над Наполеоном у берегов этой страны. Обри никогда не правилась нарочито грубая резьба по красному дереву и палисандру с гротескными изображениями сфинксов и крокодилов, и она думала, что этот стиль уже вышел из моды – но не в деревне, как оказалось. Она взглянула па сфинкса, взирающего па нее с комода, и набросила на его голову свою пелерину. Мэгги помогла раздеться, и Обри решила прилечь до обеда. Пока Мэгги занималась багажом и сновала туда-сюда с вещами, чтобы просушить их на кухне, Обри закрыла глаза и попробовала уснуть, но не смогла.

От Девона ее отделяло полдня пути, и она почувствовала, что тоска усилилась. Она хотела знать, где сейчас Остин, что он делает, о чем думает. Леди Хитмонт ничего не говорила о продаже аббатства, и Обри хотелось знать, не вернулся ли его корабль, чтобы дать ему передышку.

К тому времени, как вернулась Мэгги, голова Обри раскалывалась, и она не имела никакого желания участвовать в разговоре за столом. После всех событий она вообще не хотела обедать. Но другой альтернативы, кроме как сидеть в четырех стенах и мысленно убивать Остина, не было, так что не оставалось ничего другого, как встать и одеться к обеду.

Лорд Килларнон с воодушевлением встретил ее и провел по комнате, представляя ее гостям. Обри время от времени встречалась с большинством из них – многие были по возрасту ближе Килларнону, чем ей, – но она благосклонно улыбалась и повторяла заученные с детства учтивые фразы. Голова раскалывалась, но этикет должен быть соблюден.

Встреченная странными взглядами гостей, узнавших ее и шепотом пересказывавших последний слух о разводе с Остином, Обри решила не обращать на это внимания. Все ее мысли были поглощены текущими заботами.

Килларнон провел ее в столовую и усадил справа от себя, не только как почетную гостью, но также из-за ее титула. Никто из прочих гостей не имел титула графини и не происходил от герцога. Это не произвело на нее впечатления. Обри насильно заставляла себя с улыбкой выслушивать шуточки Его светлости и невнятный гул голосов. Она поняла, почему его считают гостеприимным хозяином, но ей хотелось тишины или хотя бы серьезного разговора.

После обеда она с облегчением удалилась в салон с прочими леди, оставив джентльменов наедине с их портвейном. К ней подошла баронесса, игравшая роль хозяйки дома у Киллариона, и Обри заметила слабый проблеск неудовольствия в ее глазах, но не придала этому значения. Баронесса принадлежала к тому типу увядающих красоток, возраст которых определить трудно, и Обри очень хотелось задеть ее, но не было сил вступать в перепалку.

Она немедленно воспользовалась этой возможностью, чтобы принести извинения и удалиться, сославшись на головную боль. Даже тоска в четырех стенах показалась ей сейчас лучше вежливой болтовни.

Глаза баронессы сузились, когда Обри промямлила свои извинения, но бледные щеки и темные круги под глазами исключали любые подозрения. Старшая из женщин пообещала передать ее записку лорду Килларнону и даже предложила услуги своей служанки, весьма сведущей в лечении головных болей.

Обри с трудом отделалась от нее и с облегчением закрыла за ней дверь своей комнаты. Она надеялась, что утром ей станет лучше, а там и праздники начнутся.

Мэгги поспешила помочь ей переодеться в ночную рубашку, выражение тревоги на ее лице сменило утреннюю хмурость. Обри редко болела; это казалось дурным предзнаменованием для визита. На всякий случай, вместо того чтобы удалиться на чердак, Мэгги решила остаться в покоях госпожи. Кто-то же должен остаться рядом с этой глупенькой девчонкой.

Царапанье в дверь вывело Обри из ступора, но Мэгги поспешила ответить, и она снова погрузилась в дрему, предоставив своей служанке разбираться с визитером.

Лорд Килларнон встретил твердый взгляд служанки с замешательством, но постарался быстро его скрыть.

– Я пришел осведомиться по поводу самочувствия леди Обри. Ей не лучше? Может, послать за аптекарем?

Он выглядел озабоченным хозяином, хотя и старался заглянуть служанке за плечо.

– Леди спит. Лучше ее не беспокоить. Я скажу ей, что вы приходили, и если понадобится врач, опадает вам знать, – твердо ответила Мэгги, копируя своих хозяев. Она не могла быть компаньонкой леди, по не хотела срамить свою хозяйку, делая что-то хуже, чем умела.

Килларнон неопределенно кивнул.

– Позовите меня, если Ее светлости станет хуже. В любом случае передайте, что я сочувствую, и скажите, что я хотел бы видеть ее утром.

Он поспешно удалился, и Мэгги цинично отметила про себя, куда. Комната для слуг была средоточием сплетен, и она уже узнала, что кичливая баронесса было его любовницей. Направление, в котором он сейчас двигался, подтвердило это. Ее беспокоили другие слухи и жадные расспросы по поводу ее хозяйки. Какие грязные мысли надо иметь, чтобы подумать, будто ее невинная юная госпожа легла бы в постель с этим слащавым стариком? Мэгги возмущенно тряхнула головой и крепко заперла дверь.

Остин рухнул в старинное кожаное кресло и уставился на огонь в камине, отрешившись от стука молотков и ругательств рабочих в холле и салоне. Конюшни, с появлением в них уютного уголка для потомства питомцев Обри, ожили, и ремонт аббатства проходил как бы между делом, но его не интересовал.

Его взгляд вернулся к веленевому конверту рядом с чернильницей на его столе. Адресованное Обри письмо завораживало его, как змея свою жертву. Рабочий выудил его из укромного местечка, куда оно провалилось сквозь сгнивший пол и спряталось за отвалившейся панелью, так что при обычной уборке оно могло лежать там годами. Остин знал, что должен его переслать, но все еще не мог прийти в себя.

Он знал его содержание. Знакомый почерк его поверенного сказал ему обо всем. Когда он последний раз был в Лондоне, он сделал все необходимые приготовления и перестал о них думать. Ему не приходило в голову, что Обри не получала этого письма, предназначенного к отправке в день ее восемнадцатилетия, два месяца тому назад. Она должна считать его отъявленным негодяем, это так, но предложить ей сейчас свободу, заключенную в этом письме, значило уничтожить последнюю надежду.

По-прежнему, кроме издевательской посылки, он не имел о ней никаких сведений. Возможно, она решила, что свобода замужней женщины лучше скандального развода. В этом случае письмо дает ей средства поступать, как ей заблагорассудится, что очень похоже на совет уехать от него подальше.

Остин встал и потянулся к бутылке бренди на столе. Было утро, ему не следовало так рано прикасаться к спиртному. Он посмотрел на стакан в своей руке и неохотно поставил его обратно. Не хватало последовать примеру своего отца. Нужно принять решение с ясной головой и не совершать опрометчивых поступков под воздействием злости или спиртного.

Повернувшись на каблуках, Остин прошел к окну и невидящим взглядом уставился на лужайку. С помощью Адриана он выкрал свое конфискованное судно, и сейчас оно должно было находиться на пути в Америку с драгоценными пассажирами на борту. Дом лишился шума маленьких шалунов, смеявшихся в коридоре, но, казалось, еще хранил громовые раскаты смеха Адриана, озорные шутки Эмили и… и светлый образ Обри. Он не позволял себе думать о золотистом призраке, исчезавшем за дверьми везде, куда бы он ни пошел. Корабль уплыл, а он остался.

Хватило совсем небольшой суммы, чтобы капитан оказался на свободе, и эти деньги сразу же вернулись, как только этот честный человек рассказал, где спрятаны деньги от продажи контрабандных товаров. Теперь, вместе с суммой, которую Адриан передал ему за корабль и его груз, этих денег Остину хватало, чтобы надолго избавиться от финансовых трудностей. Но не от дум о безрадостном будущем.

Как ни был затуманен взор Остина, он все-таки увидел Харли Сотби, шагавшего по заново вымощенной дороге к парадному входу. Молодой человек выглядел чем-то озабоченным, и, вспомнив, что прошлым вечером он должен был привезти из Лондона сестер, Остин поспешил навстречу. Письмо подождет. Харли радостно пожал руку своего друга. Он ни минуты не был спокоен с тех пор, как сестры рассказали ему о планах Обри, и ему было нелегко сообщить Его светлости эту новость. Но жесткие черты лица Хитмонта требовали правды, и оп набрался мужества действовать.

– С вашими сестрами все в порядке? – учтиво спросил Остин, ведя молодого человека к себе в кабинет, подальше от любопытных слуг.

– Великолепно. Они всю дорогу болтали без умолку.

Харли вошел в кабинет и услышал, как за ним закрылась дверь. Он поднял глаза и встретил треножный взгляд Хита.

– А Обри? – потребовал граф.

– Она осталась, точнее, как говорит Анна, она приняла одно приглашение. Кажется, старый друг ее отца пригласил ее к себе домой в Суссекс на праздник.

Почему-то эти слова не понравились Хиту.

– Имя этого человека? – осведомился он.

– Килларнон.

Это имя прозвучало, как ругательство в церкви в воскресенье, и эхо ответа Остина заставило всех пауков обратиться в бегство.

Харли попытался утихомирить взбешенного графа.

– Он друг герцога, не сомневайся. У него вполне могут быть самые благие намерения.

– У самого отъявленного распутника века могут быть благие намерения?! Не будь так чертовски глуп, Сотби. Единственное, что можно сказать об этом человеке – что он оставляет в покое незамужних женщин. Я должен поехать и забрать ее.

Остин сбросил стакан со стола в камин и зашагал к двери.

– Хит, черт возьми, подожди! – Харли поспешил вмешаться. – Что ты можешь сделать? Разве Эверсли уже не опасен?

Остин совершенно забыл об этом мерзавце после его исчезновения и не собирался думать о нем сейчас.

– Его нигде не видно. Он уже за границей, там же, куда захочет отправиться и Килларнон, когда я до него доберусь.

– Тогда я еду с тобой.

Харли схватил шляпу и поспешил следом.

– Один я доеду быстрее.

В ярости и нетерпении Хит отверг все возражения и своего соседа, и грума. Застоявшегося скакуна оседлали. Девон от Суссекса отделяла длинная, тяжелая дорога, но, каким бы усталым Остин ни добрался туда, он собирался стереть в порошок Кил-ларнона.

Бледная и измученная Обри все же почувствовала себя утром лучше и спустилась вниз, решив, во что бы то пи стало наслаждаться происходящим. Солнце сияло, хотя и слабо, и день был идеальным для прогулки верхом.

Остальные гости не были расположены к такому времяпрепровождению, но Килларнон и часть джентльменов помоложе согласились, что прогулка будет веселой, и нескольким леди поневоле пришлось присоединиться. Приготовили корзину для пикника, и компания собралась уехать на весь день. Холод пригнал их обратно посреди дня, но настроение было отличным. Для игроков в вист принесли карточные столы, для любителей – доски для игры в триктрак, часть гостей увлеклась спинетом. У уютного камина с пуншем (или чем-то покрепче для джентльменов) всей компании стало весело. Кроме Обри. От пунша у нее закружилась голова, и возобновились знакомые приступы тошноты. Она скрывала свое самочувствие, но к обеду была готова проклясть весь мир. Переодеться к обеду и присоединиться к остальным гостям она смогла, только крепко сцепив зубы.

Деликатно пробуя выставленные деликатесы, Обри пыталась обуздать взбунтовавшийся желудок. Возможно, нервное перенапряжение вначале в Лондоне, а затем здесь подточило ее здоровый организм. Или же повар Килларнниа слишком вольно для нее обращался со специями. Как бы то ни было, к концу вечера Обри была полна решимости на следующий лее день вернуться в Саутридж. Лучше быть здоровой, но если уж болеть, то в стенах родного дома.

Лорд Килларнон провел вечер в неустанной заботе о своей юной гостье и, когда она объявила о своем намерении пораньше уйти, склонился над ее рукой.

– Вы абсолютно нравы, моя дорогая. Когда мы в деревне, мы должны научиться придерживаться деревенских обычаев.

День был долгим и приятным, и мы все с удовольствием подумываем о постели. Надеюсь, этой ночью вы будете себя чувствовать лучше?

Обри пробормотала что-то утвердительное и ушла. Она хотела избежать объяснений по поводу утреннего отъезда. Возможно, она улучит момент и поговорит об отъезде с его светлостью наедине. Она совершенно не могла сделать это, когда все гости глазели на нее, как сейчас.

Теперь, с новой причиной, Обри уже не нужно было расплетать, расчесывать и снова заплетать волосы, и она быстро улеглась в постель. Суета Матильды угнетала ее, и она отослала служанку. После предыдущей ночи бедной женщине нужно было поспать.

Обри свернулась клубком под одеялом и попыталась выбросить все мысли из головы. Комната была теплой, кровать – мягкой, и ей не нужна была ничья помощь, чтобы уснуть. Желудок урчал, но не так сильно, как прошлой ночью. Но сон все не приходил.

Вспоминались ночи, проведенные рядом с Остином. Пока она бодрствовала, она могла гнать прочь воспоминания о его стройном теле, лежавшей рядом с ней, о прикосновении его обнаженного бедра, но стоило ей погрузиться в сон, как она начинала искать утешения его сильных рук и мгновенно просыпалась от неосознанной пустоты.

Почти плача от невозможности угешиться, Обри с удивлением услышала, как кто-то скребется в дверь. Без предупреждения дверь отворилась, и в нее проскользнула тень со свечой в руке. Обри готова была закричать, пока в сиянии свечи не узнала лицо лорда Килларнона. Озадаченная, но не испуганная, она освободила для него место на краю кровати, и он поставил свечу на столик. Он был в домашнем халате, и без высокого воротника, крахмального галстука и ватных плеч, скрывавших дряхлеющую плоть, выглядел почти таким же старым, как ее отец. Обри улыбнулась при этом сравнении. Герцог никогда не приходил посидеть у ее кровати, когда она болела.

– Лорд Килларнон, вам действительно не стоит так обо мне беспокоиться. Утром мне будет хорошо.

Его светлость не обратил внимания на эту глупость. Кружева ночной рубашки Обри почти не скрывали тугих шаров ее груди, и с большим трудом он отвел от них глаза, чтобы встретиться с ее взглядом.

– Вы так заботитесь обо мне, дорогая. Я с прискорбием наблюдал за тем, как ваш отец пренебрегает вами, но он – несчастный человек, и я не вмешивался. Но теперь я встретил вас без вашего мужа и не могу сдержаться, чтобы не выразить вам своей симпатии. Так часто этому не находилось применения, но теперь вы должны научиться как лучше использовать свою свободу.

Его рука коснулась ее волос, и он пересел ближе, но Обри не нашла в этом ничего дурного. Здесь был друг, который мог выслушать ее жалобы, а может, и объяснить, как ей лучше поступить.

– Я польщена тем, что вы думаете обо мне, сэр, и я была бы очень благодарна вам за совет. Не сможете ли вы уделить мне немного времени утром, чтобы мы поговорили наедине? – осведомилась она.

Килларнон потрепал ее по подбородку и посмотрел сверху вниз на невинность, сверкавшую в больших зеленых глазах.

– Вам нужно так много узнать, моя малышка. Позвольте мне научить вас.

Голова его склонилась, чтобы попробовать ее губы, а руки напряглись на ее плечах, когда он крепче прижал ее к себе. Потрясение от этих объятий заставило Обри оцепенеть, но она быстро очнулась. Убрав голову, она оттолкнула лорда.

– Сэр! Я замужняя женщина!

Она боролась, чтобы освободиться от его объятий, но Килларнон держал ее крепко. Он улыбнулся и своими длинными пальцами коснулся ее нежного рта.

– Я знаю, моя дорогая, это дает вам свободу наслаждаться, когда вы захотите. Разве вы не поняли этого?

Его хватка не ослабевала, и он вновь припал к ее губам, держа ее голову, чтобы она не отвернулась. Всего мгновением раньше Обри мечтала о мужских руках, но сейчас ее тошнило от такого воплощения ее грез. Она освободила голову, но его опытные пальцы уже добрались до ее груди, восторженно лаская се.

Она открыла рот, чтобы закричать, но он прижал ее к стене, пытаясь успокоить поцелуями.

– Не кричите, дорогая. Скандал достигнет ушей вашего мужа и даст пищу сплетням. Расслабьтесь и позвольте мне показать, как хорош я могу быть.

Он упал на нее, и прикосновение его шелушащихся рук к се коже придало Обри сил оттолкнуть его и вырваться из его объятий. Она побежала к дверям, но босые ноги зацепились за незакрепленный ковер, и она упала.

Сильные руки подняли ее, и она очутилась прижатой к полуголому Килларнопу. Когда его рука потянула ее корсет, она начала кричать.