Лягушки Манхэттена

Когда я хожу на модные показы, то есть довольно часто, учитывая мою работу, я думаю о том, сколько же моделям приходится делать для подготовки. Они невероятно похожи на лысых кошек, а это много болезненных эпиляций воском или лазером. Что они делают, чтобы их волосы были такими блестящими? Накачивают их химией? Почему они такие тощие? Однако, думаю, если бы внешняя красота была моей единственной работой, и у меня был бы портной и тот, кто готовил бы мне еду, я бы тоже могла так выглядеть.

— Джемма! Вопросы для интервью у тебя? — с шипением интересуется Медуза, и я тут же обращаю на нее внимание, приглаживая платье-пальто в стиле кейп, которое выбрала для сегодняшнего мероприятия.

Зачем ей нужно перепроверять мои вопросы — выше моего понимания. У меня за плечами сотни интервью с дизайнерами и визажистами. Я отличный выпускающий редактор, и она об этом знает, но обожает все контролировать. Ну, по крайней мере, я могу посмеяться над ее отклеившимися ресницами, из-за чего одно ее веко кажется нависшим. И нет, мне и в голову не придет рассказать ей об этом.

— Да, они со мной. Я думала спросить ее об акцентах хайлайтером, которые стали дизайнерским концептом.

Медуза награждает меня ледяным взглядом, после чего смотрит на протянутый мною розовый блокнот «Кейт Спэйд». Невзирая на популярность планшетов и рекордеров, мне не удается отучить себя записывать вопросы от руки и записывать ответы на диктофон.

Она потирает свой заостренный бледный подбородок.

— Неплохо. Но не забудь спросить о концепте показа — бабочках. И спроси, какими она пользуется продуктами. Ой! И об отличиях типов кожи моделей.

Мне едва удается не закатить глаза. Почему начальники или авторитетные личности общаются так, словно у тебя мозг, будто у морковки? Я знаю, как выполнять свою работу.

Сообразив, что она больше не фыркает в мою сторону, я ускользаю и занимаю свое место в третьем ряду. Третий — потому что первый забронирован для знаменитостей категории А, а второй для менее известных людей. Но они все еще куда более знамениты, чем жалкий представитель прессы.

— А «Крэббер и Фонг» и правда выложились по полной, да? — Уитни усаживается рядом со мной и достает свой фотоаппарат. Она должна снимать мероприятие и потому находится здесь, как и я.

— Новая коллекция называется «Куколка». Похоже, концепт выражается в эволюции одежды, которую легко носить с чем угодно и можно изменить, отсоединив некоторые детали. Посмотрим, получится ли у них что-нибудь, и будет ли это стильно.

Я уже побывала за кулисами, понаблюдала за подготовкой моделей. Их волосы уложены гелем в тугие пучки, что должно символизировать кокон. А их макияж выполнен в пастельных тонах: фиалковых и голубых. Именно такими я рисовала бабочек, когда мне было шесть.

Если спросите меня, концепт довольно сырой, но мне хочется дать ему шанс.

Свет в помещении приглушается, зал гудит от возбуждения. Я замечаю девушку из «Хора» и красивого музыканта, чьи треки постоянно крутят на радио. Рядом с ней сидит актер, который встречается со знаменитой моделью, закрывающей показ. Все это довольно гламурно, но мне нужно быть в курсе всех событий, чтобы не выпасть из рабочего процесса. Но это все искусная игра. У этих людей те же проблемы и сомнения, что и у нас, просто у них есть агенты и менеджеры, которые скрывают подобное за них.

На подиум выходит первая модель, и одежда на ней… ну, такое себе. Однако сами показы меня еще никогда не разочаровывали. Атмосфера на них потрясающая, и я наслаждаюсь каждой минутой.

Но тут происходит нечто необычное: я краем глаза замечаю одного человека. Даже более того — мой взгляд прикован к тому, кого я избегала почти два месяца.

Тот, кто сидит в центральном ряду со знаменитой в этом месяце королевой телевизионной драмы, не кто иной, как Оливер Андерс.

— Твою же мать, — бормочу я, как мне кажется, под нос, но, судя по поворотам голов сидящих передо мной людей и взгляду Уитни, похоже, выругалась слишком громко.

— Все хорошо? — шепчет Уитни.

— Да, просто в восторге от коллекции. — Я притворяюсь, что что-то царапаю в блокноте, но знаю — она смотрит на меня так, словно у меня две головы.

Дважды «твою мать». Я поднимаю голову, прикидываясь, что смотрю показ, но чувствую прикованный к себе взгляд сего-голубых самонаводящихся ракет. Оливер меня заметил, может, даже раньше, чем я поняла, что он всего в паре метров от меня — прямо за подиумом. Мне даже не удается сделать вид, будто я его не заметила, потому что непроизвольно перевожу взгляд туда, где он сидит, положив руку на спинку стула, который занимает длинноногая блондинка.

— Это Джина Продур? — Я толкаю Уитни локтем в бок, хоть и должна следить за показом.

— Ш-ш-ш. И да. Видимо, она завела себе нового красавчика. Он сексуальный, похож на Адама Броди. — Она не скрывает, что раздражена моим поведением, и продолжает снимать мероприятие.

Значит, он с ней. Я пытаюсь не дать ревности пробраться мне под кожу, опасаясь, что просто придушу людей, сидящих рядом. Боже, как же жалко я реагирую. Я даже не могу найти силы не компрометировать себя перед Оливером или не дать ему скомпрометировать меня. Я слабая и глупая, потому рискую снова бросить на него взгляд.

И стоит мне поднять на него глаза, меня охватывает такой огонь, будто я нахожусь в самой жаркой капсуле для загара, сделанной руками человека. От его ответного взгляда на коже появляются невидимые ожоги третьей степени. Оливер прислоняется к спинке кресла, не расслабляя мышцы спины, и смотрит на меня, как охотник, который вот-вот застрелит добычу. Я потею, руки, вцепившиеся в блокнот, становятся влажными, а по шее сзади катятся бисеринки выступившей испарины.

Оливер кажется ошеломленным, но радостным, его губы растягиваются в улыбке в миллион ватт. Он без звука говорит мне: «привет», и впечатление такое, будто в помещении кроме нас никого нет. На нем темно-синий, идеально сидящий полосатый костюм, и его волосы куда длиннее, чем я запомнила. Эти шоколадные кудри заправлены за его уши и подают ему на лоб. Оливер отпустил приличную сексуальную бороду. Я отчаянно хватаюсь за край своего сидения, делая очередной шаг, а потом реальность в лице Уитни бьет меня локтем по ребрам.

— Тебе нужно делать записи о нарядах! Какого черта с тобой творится?

Черт. Последние пять минут я не обращала внимание на коллекцию, а потому понятия не имею, что происходит на подиуме. Придется воспользоваться ее фотографиями, чтобы написать статью для сайта. И я злюсь на себя за то, что, вместо того чтобы делать работу, по поводу которой у Медузы были возмутившие меня замечания, я фантазирую о чертовом парне.

Остаток показа я не отвожу взгляда от подиума, невзирая на болезненное желание поглядеть на Оливера, и чем он занят. Перед глазами мелькает разная одежда, пока я убеждаю себя сфокусироваться на показе и только на нем. Нахрен это девчачье дерьмо и тупую хрень о любви. Я сильная женщина, которая строит свою карьеру, и мне стоит не забывать об этом.

После окончания шоу я пробегаюсь по вопросам, прежде чем пойти в бэкстейдж и провести несколько интервью.

«Потрясающий показ, что послужило вдохновением?»

«Макияж был безупречным и вписывался в концепт, почему вы решили остановиться на этих образах?»

«Смогут ли покупатели приобрести образы на этапе доработки?»

Я помечаю вопросы соответствующими знаками и настраиваю себя на предстоящие интервью и работу. В голове нет места миллионеру из мира технологий и его длинноногой блондинке.

Завершив интервью с Вадимом Крэббером, я благодарю мужчину, отворачиваюсь, и меня тут же кто-то хватает за руку. Мне не нужно смотреть, чтобы понять, кто с силой тянет меня за локоть. Меня окутывает его запах, и мне кажется, здесь не хватает воздуха. Так вот как себя чувствуют люди в саунах? Я там никогда не была, но сухой жар, лижущий мое горло, вот-вот убьет меня.

Поворачиваясь, я лицом к лицу сталкиваюсь с мужчиной, вторгавшимся в мои сны последние пару месяцев. С тем, о ком я пыталась не думать, когда занималась сексом со своим парнем.

Как же я влипла, и это даже не смешно.

Глава двадцать четвертая

ОЛИВЕР

Видеть спустя какое-то время того, кто для тебя много значил, — всегда неловко.

Джемма стоит передо мной так, словно я паук, поймавший ее в свою сеть. Я же пробираюсь к ней, участвуя в бессмысленных разговорах. Люди слоняются то тут, то там, занимаются интервью или просто собираются уйти.

Мне вдруг трудно решить, что делать с руками. Прижать их к бокам или убрать в карманы? Стоит ли пожать ей руку? Нет, тогда все станет еще более неловко. Я мог бы как нормальный человек просто подойти и сказать: «Привет». Но мы бывшие любовники, и хоть меня от этого коробит, мы должны исполнить свои партии в этом придуманном общественностью «предразговорном» танце.

Наконец мое терпение заканчивается.

— Привет, Джемма.

Она поворачивается, притворяясь, будто не пялилась на меня на протяжении всего показа.

— О боже мой, Оливер, ты как?

Ее улыбка едва ли не фальшивее сисек половины присутствующих здесь барышень, и я, стискивая зубы, близок к тому, чтобы, заскрежетав, стесать с них слой эмали. Я бы предпочел запихнуть руку во фритюрницу, чем участвовать в этой дикой постановке.

— Ты видела меня. Я сидел прямо напротив, — говорю я с каменным выражением лица, и Джемма начинает хохотать раньше, чем успевает прикрыть рот рукой.

— Думаю, видела. Мне никогда не удавалось быть достойной лгуньей. Что ж, я давно о тебе не слышала. Как поживаешь? — С уверенностью заявляю, что в ее словах скрыт намек. Она указывает на то, что я не связывался с ней.

Если говорить откровенно, а в случае с ней я пытался иначе и не поступать, я не в настроении притворяться или играть в вежливость. Я слишком долго был в одиночном странствовании: мирился со сдержанным флиртом и полуправдой. Мне это осточертело, и нет никакого желания продолжать в том же духе.

— Нормально. Ты не хотела, чтобы я давал о себе знать. Не прикидывайся, будто хотела быть друзьями. — Я не собираюсь тратить время на бессмысленные светские беседы.

— Как скажешь, Оливер. — Джемма фыркает. — Не прикидывайся, будто хотел, чтобы я была твоей девушкой.

Мы общаемся, как дети, и уходящие с показа люди таращатся на нас. Но мне чхать. У меня два месяца не было возможности поговорить с ней лицом к лицу. Я не собираюсь тратить время на корректные высказывания и показное спокойствие.

— Вообще-то, мне кажется, я поделился своими чувствами, а ты меня оттолкнула. Давай не будем искажать произошедшее ложными воспоминаниями. Не было никаких причин прекращать то, что у нас было.

Даже споря с ней, я не могу отвести от нее глаз. Она сияет, ее безупречная кожа покрыта загаром, а тело так и молит о моих прикосновениях к тем местам, что прикрыты этим черным кожаным платьем.

— У нас должен был быть только секс! — кричит она на меня.

— Ну, очевидно, что все переросло в нечто большее. Ты разве этого не понимаешь? — Я прижимаю ее руку к своей груди в надежде, что она почувствует учащенное биение моего сердца. Глупый шаг, похожий на действие героя бестолкового романтического кино. Я тут же чувствую себя идиотом. Но это искренний шаг, она должна почувствовать, как мое сердце хрипит для нее.

— Потому что мы, мать твою, сглупили, Оливер! Мужчина и женщина не могут заниматься сексом без последствий. Само определение секса подразумевает задействование самых интимных частей тела. Тех, что обычно скрывают под одеждой, но показывают тем, кому доверяют настолько, чтобы разделить с ними безумный, сексуальный акт! Даже не знаю, почему согласилась на это. Подобное никогда не заканчивается хорошо. Мужчина и женщина не могут быть друзьями с привилегиями. Чувства оргазмами и грязными разговорами не задушить.

Джемма отводит взгляд в сторону и пожимает своими тонкими плечами так, словно ей не удается убедить даже себя, что между нами ничего нет. Когда она взмахивает своими волосами цвета шоколада, до моего носа доносится запах ванили.

— Так давай не будем вертеться вокруг секса. Давай уберем со сцены все физическое. Я покажу тебе, что не прекращал о тебе думать с того дня в кофейне.

Я лезу в карман за телефоном и запускаю приложение «НеПишиЕй». Выделяя единственный занесенный в него номер, я передаю сотовый Джемме. Она берет мобильный, и ее карие глаза подсвечиваются экраном телефона. Знаю, чтобы понять, на что она смотрит, у нее уйдет несколько минут. Но мне прекрасно видно, когда ее осеняет.

— Ты… ты заблокировал мой номер? Что же ты за двадцатилетка? — Левый уголок ее губы изгибается в едва заметной полуулыбке.

— Парень делает то, что должен, даже если он старикан. Но да, я заблокировал тебя. Я почти сорвался… однажды. Тогда было много текилы. — Я подхожу к ней на шаг, врываясь в ее личное пространство.

— Когда на столе текила, всегда жди срыва. — Она не отстраняется, но и не допускает большего.

— Я свожу тебя на свидание. И это не вопрос. Так что скажи день и время, и я буду там.

Развернувшись на каблуках замшевых туфель, я ухожу из зоны бэкстейджа и устремляюсь на улицы Нью-Йорка, пока она не успевает сказать мне «нет».

Глава двадцать пятая

ДЖЕММА

Кап. Кап. Кап.

Что такого таится во вместилище, полном воды, из-за чего ваши мысли начинают блуждать? Будь то бассейн, джакузи, долбаный океан или даже ванна… Есть нечто эфемерное и провоцирующее погрузиться в глубины собственного Я.

Или, может, это оттого, что ваши поры съеживаются, а пальцы становятся такими сморщенными, что начинаешь размышлять о том, какой будет жизнь, когда кожа на самом деле станет испещренной морщинами. Кто знает?

Оливер гребаный Андерс. Джемма гребаная Морган. Не знаю даже, на кого хочу накричать больше. С чего вдруг он появился на долбаном показе модного дома, за чьей коллекцией следили все модные журналы? Зачем он преследовал меня? Зачем произнес все те слова?

И почему у меня, девушки, у которой наконец есть парень, способный обращаться со мной должным образом, в голове безостановочно крутится то, что сказал Оливер? Эта ванна слишком маленькая для той вселенной мыслей, что роится в моей голове; и я наглаживаю бокал вина так, словно тот лекарство от душевной боли.

Тут раздается стук в дверь.

— Ты мне расскажешь, что случилось?

Я могла напугать Сэм, когда в полдень ворвалась в квартиру и даже не поздоровалась. Я схватила бутылку мерло и заперлась в ванной два часа назад. Она, вероятно, решила, что я режу вены или что-то типа того.

— Я в порядке, Сэмми. Мне просто нужно время подумать. — Я абсолютно не в порядке. Мы, женщины, просто обожаем использовать эту фразу, чтобы предупредить людей, что с нами все совсем не в порядке.

С другой стороны двери доносится отдаленный звук, напоминающий стук головой о дерево.

— Ладно, но не превращайся в Мередит Грей и не пытайся утопиться в ванной. У меня нет очаровательной прически Патрика Демпси.

Отсылки к сериалу «Анатомия страсти» — ее способ рассмешить меня и дать знать, что она рядом.

— Люблю тебя, — шепчу я и делаю очередной долгий глоток вина.

Вздыхая, исследую малюсенькую, крошечную ванную комнату. Мое тело и сама, собственно, ванна — два самых больших объекта в этом помещении, и впервые я в какой-то степени допускаю, что в некотором роде презираю Манхэттен. Я живу в обувной коробке, окруженная миллионами посторонних людей. Здесь громко и отвратительно. Мне часами приходится работать на износ ради слишком низкой зарплаты. И все равно я не променяю его ни на один другой город мира.

То же можно сказать об Оливере. Он не сексуальный красавчик в традиционном понимании — вам не снесет крышу с первого взгляда. Он слишком самоуверенный и отстраненный, у него слишком много денег для одного человека. Обязательства и привязанность его никогда не интересовали, и я понятия не имею, вышло бы у него поддерживать отношения между нами или нет.

Однако, даже прокрутив все эти мысли, я все равно не хочу быть ни с кем, кроме него. Боже, ну разве это не клише?

Взяв мобильный в руки и решив держать его за пределами ванной, учитывая, что предыдущий был утоплен именно таким способом, я открываю сообщения.

Джемма: «Какой же ты мудак».

На ответ у него уходит меньше секунды, словно он девочка-подросток из пятидесятых, сидящая у телефона и ждущая моего звонка.

Оливер: «Без тебя знаю. Я мудак, каких свет не видывал. Можешь наказывать меня, как посчитаешь нужным. Никакого секса? Согласен. Хочешь новые «Лабутены», просто скажи цвет. Сколько пар?»

Вот ублюдыш. Он знает, что дорогая обувь мой чертов криптонит. Они словно арахисовое масло для ребенка, которому нужен эпинефрин. Я готова рискнуть, лишь бы почувствовать его вкус во рту.

Джемма: «У меня есть парень. Тот, кто мне на самом деле подходит. Который считает тебя своим другом».

Оливер: «Ты сказала: «Подходит мне». Не добр к тебе. Не что ты его любишь или он тебе нравится».

Я кладу мобильный на крышку туалета и откидываю голову на плиточную стену, бросая взгляд в потолок. Конечно, он прав, и преподнес он эту правду с присущей Оливеру Андерсу честностью.

Джемма: «Это низко».

Оливер: «Это победа. И я бы не занимал свое положение, если бы не умел идти по головам. Я говорил о тебе серьезно, Джемма. Я абсолютно серьезен относительно нас».

Мне хочется закричать, потому что, разумеется, он произносит правильные слова. Глубоко в душе женщины не хотят правильных парней. Они хотят хулиганов, которые в итоге изменятся ради них. Им хочется услышать, что кто-то ради них пойдет на край света. Сразит дракона. Одолеет монстра. Потому что, откровенно говоря, любовь не эволюционировала, она осталась той же, какой была в сказках, что нам рассказывали, когда мы были девочками. Я мечтаю о невозможном счастливом конце, где они жили долго и счастливо. О принце, который наденет на мою ногу хрустальную туфельку. Чтобы все мои мечты и надежды слились воедино и воплотились в том, с кем я хочу быть, но в то же время не могу.

Джемма: «И что прикажешь делать? Коди хороший парень».

Я написала это искренне. Я в таком смятении, что даже моя грудь опала под тяжелым грузом вопроса. Она болит по бокам. Однако причиной могут быть приближающиеся месячные.

Оливер: «Но я тот самый. Для тебя. Позволь сводить тебя на свидание. Одна ночь».

Джемма: «Не раньше, чем я приму решение. Я так не поступлю, не хочу водить кого-то за нос».

Оливер: «Так сделай выбор. И позвони мне».

Снова отложив телефон, я создаю в ванной водоворот и надуваю пузырьки, взвешивая решение. Коди безопасный вариант, он парень, с которым мы повстречаемся год или два, и он поведет мою лучшую подругу выбирать для меня кольцо в ювелирном магазине с ценником выше среднего. Он будет открывать двери и возить меня с собой на семейные мероприятия. Мы поженимся, разродимся парой или тройкой детей, после чего будем уютно сосуществовать, устроившись в разных комнатах с телевизорами, чтобы заплыть жиром. Коди простой вариант, он никогда меня не удивит.

И, само собой, я подпишусь на риск. Потому что мои сердце и разум уже с Оливером. У которого острый язык и хитрый ум. И который умеет обращаться со мной в постели.

Я словно иду на внеклассные занятия, но не собираюсь останавливать то, что грядет.

Ветер пробирается сквозь петли вязаного свитера, вызывая мурашки по коже. Я отогреваюсь тыквенным латте, который сжимаю в руках, а тем временем по моим венам течет октябрь. В бежевом ансамбле, коричневых ботинках и оливково-зеленой шляпе я точное описание натуральной суки. И я настолько счастлива, что дальше некуда.

Любовь к тыквенным напиткам ставит меня в ряд с обывателями, но я ничего не могу с собой поделать.

— Привет, красавица.

Коди садится рядом со мной на скамейку в парке Брайант. Я подставляю щеку и, лишь бы отвлечься от ощущения, как ёкает сердце, фокусируюсь на студенте, выходящем из нью-йоркской общественной библиотеки. В его сумке полно книг, и я вижу торчащий ноутбук.

Я бросаю взгляд на Коди, и он само олицетворение осеннего великолепия. Он выглядит, как модели «Ральфа Лорена». Он мог бы оседлать каштановую лошадь посреди парка, ветер развевал бы его светлые волосы, и все были бы в восторге от явленного им зрелища.

— Привет. — Я улыбаюсь и делаю глоток кофе.

Неважно, насколько ужасно было расставаться с Оливером несколько месяцев назад, сейчас все еще хуже. Коди заботится обо мне, и я пыталась заботиться о нем. Может, я не все время была искренна на сто процентов, но он отличный парень. И заслуживает лучшего, чем это.

— Прекрасная идея прийти сюда, пока не стало слишком холодно. Однако я обожаю рождественскую деревню, которую здесь сооружают в Рождество. Нам нужно будет сходить на каток.

Он строит планы, а я собираюсь расстаться с ним быстрее, чем крем для автозагара окрасит кожу моего тела в оранжевый.

— Коди… — Я слишком труслива даже для того, чтобы достойно начать отступную речь.

Парень, который, наверное, никогда в своей жизни не слышал отказа, сгибается в три погибели с тяжелым выдохом.

— Ты расстаешься со мной, не так ли?

Меня разрывают стыд и чувство вины. Я сейчас использую худшие реплики для расставания в истории, но иначе не могу.

— Ты идеальный, Коди. Серьезно, у тебя всё при тебе. Просто… Я не идеальный выбор для тебя.

Он приоткрывает рот, а мне хочется впитаться в скамейку.

— Ты только что использовала на мне реплику: «Дело не в тебе, дело во мне»? Это охренительно отстойно, Джемма.

Он отворачивается, склоняется над коленями, и меня пронизывают все чувства, что сейчас испытывает он. Коди пытается держать себя в руках.

— Мне жаль, мне правда жаль. Я серьезно, ты отличный парень, а я долбаная тупица. Мне с тобой было очень хорошо, и сейчас… я чувствую себя скотиной.

Я протягиваю руку, чтобы хоть частично передать, каким же дерьмом я себя чувствую. Вдруг меня осеняет, что я такая же сволочь, как и все те мужчины, что обманывали меня. Коди был заменой того, с кем я хотела быть, но слишком этого боялась.

Из его идеальной груди вырывается выдох.

— Я так и знал. Черт подери, я думал, если дам тебе немного времени… Если завоюю тебя. Но ты никогда не была со мной на сто процентов, ты где-то витала. Дело в ком-то другом, так?

Это расставание напоминает срывание пластыря, который никак не закончится.

— Я… да. Ты прав. — Мне остается лишь быть с ним честной. Я не хотела углубляться в детали, но Коди заслуживает правду. — Я не хотела тебя обидеть, и это звучит, как клише. Я знаю, Коди. И понимаю, насколько тупо… Нет ничего, что могло бы облегчить всё это. Я пыталась, я правда хотела, чтобы все получилось. Но есть другой, и я не хочу, чтобы это был он, но так сложилось.

Коди яростно кивает, словно пытается урезонить внутренний голос, настоятельно спрашивающий у него, накричит ли он на меня или попытается сгладить ситуацию.

— Этот другой… это Оливер, да?

Ощущение, будто он бьет меня по лицу. Я в буквальном смысле дергаюсь назад и проливаю несколько капель горячего латте на джинсы.

— Что… что?

— Я видел вас на игре «Янки». И я не идиот, Джемма. В некотором роде было немного очевидно, почему ты пришла на тот корпоративный пикник.

Я прикусываю нижнюю губу, и очень сильно.

— Я не хочу, чтобы всё было так.

Коди смеется, но слишком громко и раздражающе.

— Но всё именно так. Просто… не дай ему разбить тебе сердце, ладно?

Как будто это уже не было на повестке дня. Будто я не прекратила всё, что было, лишь бы вытащить себя из беды. Когда я поворачиваюсь, чтобы попытаться сказать еще какие-то слова утешения, Коди уже на пути из парка. Его руки убраны в карманы, а плечи поникли.

Несмотря на то, что я рассталась с ним, он все равно проявил заботу. Зачем я так поступила?

Мне нужна бочка крылышек «баффало» и салфетки. Я собираюсь сделать нечто настолько глупое и рискованное, что, позвони я маме, она бы использовала мое среднее имя, чтобы отругать меня как следует.

Глава двадцать шестая

ОЛИВЕР

Каким хреном техногении выходят на сцену перед огромной толпой и умудряются не вывалить содержимое своего желудка — выше моего понимания.

Как же я, мать вашу, волнуюсь.

Я избавляюсь от неприятного запаха изо рта и умываюсь холодной водой в уборной огромного конференц-зала, который мы забронировали в центре Манхэттена. И журналисты, и предприниматели, и знаменитости, и другие ведущие специалисты в области технологий… сидят перед сценой и ждут, когда я поднимусь и расскажу о последнем продукте. О проекте, идее, которая не покидала мою голову в течение последних двух лет. Я добивался реализации этого продукта кровью и потом, весь последний год я горбатился над концептом, дизайном, маркетинговой кампанией и устранением неполадок.

И вот мы здесь. На презентации продукта. В считанные часы моя новая система «Умный дом» будет на обложке каждого журнала в сфере разработок, на каждом сайте страны, не говоря уже о всем мире.

Пока я размышляю над тем, как подняться на сцену и не свалиться в обморок, дверь уборной открывается, и в мужской туалет заходит Коди.

Твою мать. Это будет неловко. Всю прошлую неделю я чувствовал себя семнадцатилетней девчонкой, которая избегает парня, посмевшего расстаться с ней по смс. Коди мой подчиненный, и он отлично работает, но я знаю, что именно я вбил клин между ним и Джеммой. Я сделал свой ход, и почему бы она ни поступила так, как поступила, — может, по велению сердца, — Джемма решила бросить Коди. Знаю, я сам просил ее принять решение и надеялся, что она выберет меня.

Никто из тех, кто когда-либо просил объект своей страсти сделать выбор, не хочет, чтобы тот человек выбрал вариант, который сделает его счастливым. Я многому научился благодаря ведению бизнеса, и эгоизм — один из лучших инструментов в вашем арсенале. Так что, когда я дал знать Джемме, что желаю быть с ней, и попросил решить что-то насчет Коди, я не надеялся втайне, чтобы она была счастлива при любом раскладе. Хрен там было. Я почти что люблю эту девчонку и не расскажу ей об этом, но проявлю себя истинным мазохистом, если захочу, чтобы она была с кем-то другим.

— Как типично, — бормочет Коди, проходя мимо меня.

— Что ты сказал? — Я резко разворачиваюсь, потому что и так на взводе из-за предстоящей речи и раздражен его присутствием.

Меня охренительно бесит, что Джемма была с ним. Ревность. Это что-то новенькое. Похоже, теперь я понимаю парней, которые заявляют, что порвут глотку тому, кто притронется к их девушке. Я чувствую себя чертовым пещерным человеком.

— До меня только сейчас дошло. Ты слишком ссыкливый, чтобы предъявить свои права на что-то, но всё равно это получаешь, да, Андерс?

Коди говорит не о презентации, это точно.

— Ты правда хочешь пойти по этому пути? Я твой начальник, мужик. Я думал, у нас взаимопонимание.

На самом деле никакого взаимопонимания у нас нет, но сейчас у меня нет на это сил, да и он один из лучших разработчиков.

— Просто смириться? Ну конечно. Ты избегал меня, как чумы, с того самого дня, как увел мою девушку. Если хотел ее, нужно было предъявить на нее права до того, как я построил то, на что у тебя не хватило мужества.

Я закатываю глаза.

— Предъявить на нее права? Она не стол на гаражной распродаже. Она женщина. Наши отношения были сложными. Если она порвала с тобой, это ее решение. Богу известно, никто не может заставить Джемму Морган сделать то, что ей не по душе.

Коди смеряет меня взглядом и подходит ближе, его грудь тяжело вздымается. Хоть я и парень, но тоже подобным жестом не гнушаюсь. И у меня есть право на подобный взгляд.

— Ты придурок, Олли. — Он использует тупое прозвище. — Когда у вас все было сложно, она тебе была не нужна. Но как только у нее кто-то появился, тебе нужно было прискакать, будто ты гребаный рыцарь в смердящих дерьмом доспехах. Ты тридцатилетний мужик, ведущий себя, как трехлетний пёс, ссущий на то, чем хочет обладать.

Мне не остается ничего иного, как воспользоваться полномочиями.

— Следи за языком, Коди. Ты говоришь со своим боссом.

Я вижу, как он сжимает руки в кулаки.

— Я прямо сейчас без колебаний швырну тебя в это хре́ново зеркало.

Мы смотрим друг на друга, и у меня такое ощущение, словно мои сосуды вот-вот полопаются. Это невероятно тупо и попахивает замашками мачо, но я наконец поумнел и понял, что хочу быть с Джеммой, а потому не позволю этому светловолосому Кену забрать у меня желаемое.

— Да плевать, чел. Ты этого не стоишь. Иди туда и постарайся не налажать, потому что я все еще работаю в этой долбаной компании. Но если ты не будешь заботиться о Джемме, не будешь обращаться с ней как следует, я приду в твой особняк в Трайбеке и лично затолкаю твои яйца тебе же в глотку.

Я тут же представляю, как Коди приводит свои слова в действие, и мои шары мгновенно сжимаются и подтягиваются чуть выше, ближе к телу.

— Понял.

Коди выходит из уборной, обуреваемый эмоциями и с зашкаливающим уровнем адреналина в крови, а мне остается обдумать то, что он сказал. Я собираюсь приложить максимум усилий, чтобы не обидеть Джемму, если она даст мне шанс. Черт, да я освежую свои яйца, если поведу себя так же неразумно, как и в тот момент, когда наши взаимоотношения стали сложнее.

Сделав глубокий вдох, а затем еще один, я наконец направляюсь на сцену. В зале чрезвычайно шумно, с разных сторон доносится едва сдерживаемый шепот и болтовня о специфике сферы. В толпе полно знакомых лиц, и мне до смерти страшно опозориться на их глазах. Что если слайд не включится вовремя? Что если я недостаточно репетировал? Черт, терпеть не могу публичные выступления. Вот бы для таких случаев у меня был двойник.

Вообще, двойник был бы не лишним для всех событий подобного рода. Для встреч с бухгалтером, воскресных ужинов в доме тетушки в Коннектикуте, даже для занятий с тренером. И, если что, на него бы кричал потенциальный Брэд, чтобы не приходилось мне.

Должно быть, мыслями я унесся слишком далеко. Мой организатор мероприятия яростно хлопает меня по плечу, сообщая тем самым, что до выступления остаются считанные минуты.

Вообрази, что все эти люди в одном нижнем белье. Как только этот школьный трюк возникает на границе сознания, я фыркаю, потому что это мерзко. Мне не хочется представлять Канна Джейкобса, журналиста из «Сегодняшних технологий», голым. У него сильно выдающийся вперед живот и гниющие зубы… Господи, да это даже не гигиенично.

В аудитории становится темно, и загорается экран. Одно изображение. Яркое фото моего детища, которое я выхаживал в течение последних двух лет, выставлено на всеобщее обозрение.

Во время речи я запинаюсь всего раз, а шесть часов спустя все, начиная с первой десятки периодических изданий и заканчивая блогерами, называли «Умный дом “Графита”» технологией будущего.

Глава двадцать седьмая

ДЖЕММА

Не понимаю, как не замечала этого раньше, но стоило в него влюбиться — и мне не удавалось убежать от Оливера Андерса. И я имею в виду его многометровое лицо, размещенное на каждом билборде города. Оно на Таймс-сквер, на Бродвее, рядом с моим домом и отвлекает от вида на Центральный парк. Даже там не удается скрыться. Я хожу туда и когда мне весело, и когда грустно. В моменты скуки или когда необходимо что-то обдумать. Парк стал моим убежищем, и сейчас, когда создается впечатление, что жизнь разваливается на части, мне нужна помощь и опора мудрого, сотворенного человеческими руками озера и деревьев.

Я зажгла факел и швырнула его в свою личную жизнь, наполнившуюся любовью, выжигая разбушевавшимся пламенем все, чего я так хотела. Коди был отличным парнем, стабильным, привлекательным, умным… И я бросила его. Ради чего?

Оливер непредсказуем. Он незрелый и эгоистичный. Иногда отстраненный. И он бы не понял, что такое обязательства, даже если бы те обрели телесную форму и стали отсасывать ему посреди Таймс-сквер.

Что хуже всего, я сделала именно то, от чего, как мне казалось, избавилась давным-давно.

Вдобавок ко всему меня решило настигнуть прошлое, как если бы вселенная посылала мне огромную неоновую вывеску, обозначая, насколько я беспросветно тупая. И этот вывеской был Эрик Уайл.

Сразу после переезда в шумный мегаполис у меня случилась первая городская интрижка. Я была от него практически без ума. Мы оказались в постели в первую же ночь и в течение следующих семи месяцев ссорились, расставались и сходились шесть раз. Эти отношения сводили меня с ума: я походила на слепленную из стереотипов эмоциональную девицу, подвергавшуюся психологическому насилию. Он изменял мне, я страдала от неврозов, а закончилось все выброшенным в окно телевизором.

И вот он объявился снова. Гребаный Эрик Уайл, мой «от любви до ненависти и до любви» стоит на другой стороне тропы Центрального парка.

Он меня пока не видит, и благодарение за это Богу. К счастью, после эпичного расставания, случившегося два года назад, мы ни разу не столкнулись. Эрик по-прежнему хорош: высокий, темноволосый, привлекательный и источающий дерзость и дьявольскую сексапильность. Он всегда отличался самодовольством. И прямо сейчас делает двадцать отжиманий от земли… и выглядит, как типичный спортивный говнюк.

Когда я была с Эриком, то почти не думала о себе. Моя самооценка была на нуле, мне казалось, я заслуживаю такого дерьмового отношения. Я занималась самоуничижением и рыдала каждую ночь. Из-за него я чувствовала себя недостойной чего-то хорошего, и мне понадобился почти год, чтобы выбраться из ямы самобичевания.

Я сказала себе, что больше ни один мужчина не сможет заставить меня так себя чувствовать — в основном потому, что я стала взрослее и мудрее, но вдобавок еще и потому, что моя самооценка была подобна броне, в которую я сама завернулась.

И… к моему большому удивлению, я не почувствовала, чтобы она соскользнула. Головой я понимаю, что приняла верное решение, даже если сердцу казалось иначе. Коди не был моим «тем самым», и, несмотря на то, что он замечательный, я была бы сволочью, если бы не отпустила его. Я была бы такой же ужасной, как Эрик Уайл.

Когда я была с Оливером, то не чувствовала себя ущербной. Вообще-то, он всегда заставлял меня чувствовать себя умной… частью его маленького мужского клуба гениальных богачей. Он говорил со мной, как с уважаемым другом, а не как с подходящей женщиной. А теперь еще и приложил усилие: пришел просить прощения, что так восхитило мое переменчивое сердце.

Я больше не та сентиментальная девчонка — что бегала за придурком по Центральному парку подобно влюбленному щенку. Эрик тем временем оценивает зад прогуливающейся с коляской мамочки и подмигивает пробегающей мимо женщине, после чего сам продолжает пробежку. И чем дальше он уносится, тем отчетливее я ощущаю, как в груди нарастают сила и уверенность.

Всем нам приходится делать выбор. Застрять на неблагодарной работе или найти новую. Пройтись домой пешком или заказать такси. Съесть пончик или… Черт, вот тут выбора, конечно, нет: съесть пончик — единственный верный вариант. И мы все можем решиться прыгнуть в пропасть и дать шанс любви, осознавая, что на земле нас не ждет пожарный с большим шаром, чтобы поймать.

Достав телефон из сумочки, я набираю номер единственного человека, способного сказать мне правду.

На третьем гудке трубку берут.

— Привет, дорогая, ты на громкой связи!

Мама так кричит, что мне приходится отнести телефон от уха.

— Привет, мам. Ты там как?

Мне слышно, что на заднем плане что-то падает. Судя по звуку приземления, похожее на горшки или сковородки.

— Ой, знаешь, я на кухне, готовлю по новому рецепту Джады¹⁴. Блюдо называется «Чоппи́но медленной готовки», по факту — эту рагу со всеми видами рыбы и морепродуктов. Твоему отцу понравится!

Мама обожает готовить. К несчастью, у нее это не очень получается. Сегодня я помолюсь за папин желудок. Он отлично держится и съедает все, что мама кладет перед ним на тарелку, но раз или два в год у него бывают пищевые отравления. Мне хочется найти именно такую любовь: когда муж не решится сказать мне, что я его отравляю.

— Звучит соблазнительно! Эй, мам, у тебя есть минутка? — Из-за эмоций у меня сдавливает горло.

Неважно, сколько бы лет нам ни было, нам всегда нужны наши мамочки. Может, у нее и были свои причуды, и ее страх перед городом не обоснован, но, когда она нужна — она всегда рядом. Она всегда поможет разобраться с проблемами на любовном фронте или просто выслушает о драме моей жизни.

— Конечно, детка. Что случилось? — В ее голос закрадывается беспокойство.

— Ничего плохого, клянусь. Я не беременна и не искалываю руки иглами. Дело в парне.

Из динамика раздается выдох облегчения.

— Хорошо, раз ты отмела мои самые сильные страхи, можешь рассказать об этом парне.

Я закатываю глаза, потому что прекрасно понимаю: она успела представить, как меня брюхатят в каком-то трейлере.

— Честно говоря, я в замешательстве. Я пару месяцев встречалась с одним парнем и рассталась с ним ради другого. Ради того, с кем я уже была, но то, что между нами было, нельзя назвать отношениями. А теперь он вернулся, и я не знаю, хочу ли впускать его снова, не могу решить, как правильно поступить…

— Джемма Бин! Притормози, вдохни. Ты тараторишь, дорогая моя, — кричит она мне в ухо.

Я прекращаю наворачивать круги и сажусь на скамейку. Я понимаю, что немного вспотела, несмотря на то, что на улице октябрь. Мама умеет сделать так, чтобы я потеряла самообладание, и ей даже не нужно для этого говорить.

— А теперь начни с самого начала, милая. Как зовут того парня?

Выдохнув, я приступаю. Я рассказываю ей обо всем, вырезая сцены секса и разговоры о дружбе с привилегиями. Я объясняю, как встретила Оливера, какими были наши взаимоотношения без обязательств. Что ушла раньше, чем у него появилась бы возможность сделать мне больно, потому что начала влюбляться. Перехожу к настоящим отношениям и последующему расставанию с Коди. Я делюсь с ней своими страхами, неуверенностью в том, что с Оливером что-то получится, даже если мы попробуем снова.

Я в одном шаге от того, чтобы запихнуть в рот большой палец, призвав ее погладить меня по спинке.

— Ты же знаешь, как я познакомилась с твоим отцом? — Мамин умиротворенный голос немного меня успокаивает.

Я киваю и, сообразив, что она меня не видит, произношу:

— В проходе продуктового магазина.

— Я только рассталась со своим школьным парнем и не горела желанием ходить на свидания. Но твой отец, одетый в передник с логотипом магазина, улыбнулся мне и предложил попробовать новые хлопья, потому что те были его любимыми. Я была в трениках и искала мороженое, а он просто подхватил меня на руки.

Я обожаю слушать историю знакомства моих родителей.

Мама продолжает:

— Любовь приходит, когда ее не ждешь, насколько бы несвоевременно это ни было. Она приходит и сбивает с ног или бьет прямо в лицо. Неважно, что говорит разум или логика. Иногда нужно довериться судьбе, дорогая, и, похоже, что этот Оливер — твой служащий из магазина.

При мысли об Оливере, работающем в продуктовом магазине, меня одолевает хохот. Посреди парка! И, судя по взглядам двух идущих мимо женщин, я выгляжу странно.

— Спасибо, мам. Я знала, что, поговорив с тобой, мне станет легче. — Так и произошло. Она постоянно принимает решения за меня, но ведь родители для того и нужны. Они преодолевают трудности, когда у тебя не остается сил.

— Так иди и встреться с этим парнем. У меня хорошее предчувствие. Я уже давно не слышала, чтобы ты так говорила о противоположном поле. Когда я с ним познакомлюсь?

Я поднимаюсь со скамейки и успокаиваю нервные клетки, которые теперь знают, что они пойдут на свидание с Оливером. Усмехнувшись, я говорю:

— Когда я буду к этому готова.

— Джемма Бин, ты не лишишь меня права на свадьбу и внуков! — И мы возвращаемся к безумию. Вот так просто: от нулевой степени до максимума.

— Пока, мам. Люблю тебя. Не дай папе грохнуться из-за морского рагу.

Повесив трубку прежде, чем мама успевает вставить еще пару возражений, я продолжаю прогулку по парку. Взглядом натыкаюсь на улыбающегося мне с билборда лицо, но на этот раз оно вызывает совершенно иные эмоции.

Глава двадцать восьмая

ДЖЕММА

— Я чертова идиотка? — Когда я разворачиваюсь, обращаясь с этим вопросом к Джиллиан и Сэм, юбка взлетает над коленками.

Они вот уже два часа наблюдают модный показ имени меня, и наконец я определяюсь с нарядом, который меня устраивает. Чтобы пойти в нем на свидание с Оливером. На наше первое свидание с Оливером Андерсом.

— Разве не романтично, что он впервые ведет тебя на свидание? Прямо второй шанс для романтики и любви. — Глаза Джиллиан заволакивает мечтательной дымкой, отчего свои мне хочется закатить.

— Можно, конечно, сказать и так. Или… Я девица с мазохистскими наклонностями, которая постоянно возвращается к тому, кто обращается с ней, как с дерьмом. О боже, неужели это правда? Вот кем я становлюсь?

Паника охватывает мое тело, и я в трех секундах от того, чтобы отменить нашу встречу. Мне противны такие женщины. Те, что возвращаются после измены или после того, как придурок забыл об их дне рождения, или, что еще хуже, поднимал на них руку. Я бы не смогла понять подобное поведение, но, будучи женщиной, осознаю, что глупо обвинять жертву. Была ли я жертвой равнодушия Оливера? Собираюсь ли станцевать на граблях?

— Успокойся, дива. Ты не идиотка. И не одна из тех женщин, потому что у вас не было никаких обязательств, а это уже не вписывается ни в одни правила. У вас будет свидание двоих людей, у которых была интрижка и которые захотели чего-то большего. Ну да, между этими двумя этапами прошло несколько месяцев, но сейчас ты же в порядке. И отлично выглядишь: ботфорты — отличный выбор. Стильно, но с ноткой шлюховатости. Он языком подавится, когда тебя увидит.

Моя соседка и суррогатная мать умеют увести меня от пропасти.

— Спасибо.

Я машу руками, чтобы подсушить подмышки, и начинаю дышать через нос. Я сама согласилась, сама, так сказать, постелила кровать, и теперь собиралась в нее лечь. Но не буквально и не с Оливером. Нет, эта симпатичная шкатулка под замком, пока он не сделает серьезный шаг. Да и из головы не выходят туфли, о которых он упомянул.

Звонит дверной звонок.

— Я открою! Дай-ка мне обработать мерзавца до того, как он заберет мою девочку.

Сэм мчится к двери, за которой стоит и терпеливо ждет Оливер.

— Думаю, она прихватила биту, — хихикает Джиллиан и убирает выбившуюся прядь. — Все будет отлично, Джем. Повода для беспокойства нет. Если кто и должен нервничать, так это он.

Школьницам не понять, из-за чего здесь заводиться. Я бросаю в небольшой клатч помаду, телефон, кредитку и жвачку и жду звук такого знакомого глубокого голоса.

— Господи! — раздается голос из коридора, и я слышу удар.

— Будешь играть с Джеммой в какие-то больные игры, в следующий раз бита прилетит не на пол, а по твоим торчку и орехам. Понял, мучачо?

— Хватит, Сэм. — Положив руку ей на плечо, я тяну подругу к себе, предоставляя Оливеру возможность войти. — Привет.

Я смотрю ему в лицо, и сердце колотится так, словно кто-то применил дефибриллятор. Не то чтобы я знаю, каково это на самом деле, но в медицинских сериалах всё выглядит достаточно серьезно. Он снова отрастил волосы, те стали чуть длиннее, чем были в день нашей встречи, и мне хочется накрутить его кудри на пальцы. На нем синие хаки, застегнутая до горла рубашка с длинным рукавом и легкий плащ, демонстрирующий его скульптурные мускулы. А устремленный на меня взгляд его искренних голубых глаз одновременно соблазняет меня и не выражает ничего особенного.

— Прекрасно выглядишь. — Оливер вручает мне маленький букет роз, и я сразу узнаю цветы, которые продаются во фруктовом магазине рядом с нашим домом.

Мистер Андерс подготовился, задав тон сегодняшнему вечеру.

— Комплименты и цветы, образцовое поведение на первом свидании.

Я подхожу к нему, чтобы он меня обнял.

— Прочитал пару статей в «Космо», усвоил несколько правил.

— Проверенные советы из «Космо»? Отлично, читаешь конкурента, вот, значит, как… В «Фемм» ты мог бы прочитать то же самое. — Я улыбаюсь. Мы отстраняемся друг от друга, и я чувствую витающую между нами энергетику старого доброго флирта.

— Я бы тогда был предвзят. Я знаю одну женщину, работающую в «Фемм», и ее статьи — истинные шедевры. Боюсь, я бы не отрывался от них, пренебрегая остальным контентом журнала.

— А теперь ты подлизываешься, — доносится до нас голос Сэм, и я решаю, что готова уйти, прихватив с собой Оливера.

— Пойдем? — Он протягивает мне руку, которую я принимаю, и мы переплетаем пальцы.

Притяжение между нами, взаимное подшучивание… Кажется, ничего не изменилось. Может, Джиллиан права, и это наш второй шанс.

Ужин проходит ужасно.

— Прости за то, что стейк был сырым. Не стоило приводить тебя сюда, это новый ресторан, да и персонал здесь кошмарный. — Оливер качает головой, и я замечаю, как он беспокоится из-за невкусной еды и ужасного обслуживания.

Когда мы прогуливаемся по Сохо, я провожу своей рукой по его.

— Ну правда, Оливер, не стоит волноваться. Я хорошо провела время.

И это не ложь, я действительно отлично провела время. Может, блюда и сервис оставляли желать лучшего, но думаю, никто из нас этого не замечал, пока все не стало реально скверно. Мы распили бутылку вина за первый же час, и алкоголь помог нам расслабиться. Оливер говорил о работе, и когда рассказывал о том, как «Умный дом “Графит”» разлетелся после релиза, его лицо, словно светившееся от счастья, казалось мне невероятно сексуальным.

Оливер делился историями из детства, говорил о себе и разных пустяках, которые не имели никакого значения. О том, чего не позволял видеть сначала.

Я рассказывала о работе и друзьях. Посвятила его в детали забавного телефонного разговора с мамой, во время которого она давала советы о том, как не быть изнасилованной в городе. Смеялись над нелепыми ситуациями, которые в «Инстаграме» осветили знаменитости. Обсуждали планы на предстоящие выходные. У нас было нормальное, необременительное общение… Казалось, все шло как никогда мило. И неважно, что аппетайзеры сгорели, а вторые блюда были остывшими. Я согласилась на свидание не ради еды. Мне нужно было понять, каким Оливер был и что он значит для меня и моего сердца.

— Что ж, обещаю, в следующий раз будет лучше. Если ты согласишься. — Из-за его скромной улыбки мое сердце пускается в галоп.

— Что насчет завтра? — Я не знаю лучшего дня для свидания, чем вечер пятницы.

— Уже не терпится, мисс Морган? Я думал, ты еще поиграешь в недотрогу, — издевается он надо мной.

— Я больше не играю. Мудрый мужчина как-то сказал мне быть честной. — Мы идем бок о бок, держась за руки, и я сокращаю расстояние между нами.

Я произношу свой ответ громко и отчетливо. Мы прошли уже немало кварталов, потому что он настоял на том, чтобы проводить меня до двери. Сегодняшняя ночь прохладная, хоть и великолепная, и чтобы согреться ранней осенью на Манхэттене, я кутаюсь в пальто и прижимаюсь к Оливеру.

Дойдя до ступенек дома, я останавливаюсь, не зная, как поступить дальше.

— Я терпеливый мужчина, но, если ты пригласишь меня к себе, я не откажусь. — Он вопросительно приподнимает темную бровь.

На моих губах растягивается хитрая улыбка.

— Не могу. Те самые дни месяца, сам понимаешь.

Его рот приоткрывается от удивления, и губы складываются в букву «О».

— Дань нашей первой встрече. Ты так говоришь, потому что к тебе правда нагрянула красная армия или потому, что свидание было таким же кошмарным, как в тот незапамятный день?

Я разражаюсь хохотом, неспособная проанализировать чувство юмора судьбы, что свела нас вместе.

— Я так говорю, потому что у меня реальная менструация, и ты бы сам не хотел соваться туда в такой день.

Оливер выдыхает с облегчением, обхватывает мою талию руками и притягивает меня к себе.

— Как я и сказал, я терпеливый мужчина. Говоря, что не обязательно переходить к сексу, я не шутил.

Глядя на него, освещенного уличными фонарями, я чувствую, как сердце снова начинает колотиться о ребра. Я нахожусь в настоящей нью-йоркской сказке.

— От этого… мне немного легче. Не уверена, что готова раздеться перед тобой. То есть… снова.

Но это не мешает мне прижиматься к нему теснее, да так, чтобы моя голова оказалась аккурат под его подбородком. Мы стоим на улице, обдуваемые холодным ветром, и Оливер обнимает меня.

Его голос щекочет мое ухо:

— То, чего мы хотим больше всего, легко не дается.

Так мы должны страдать ради любви? Полагается сражаться за нее изо всех сил? Возможно, если стремишься заполучить нечто ценное, требуется именно такой подход. И мы даже знаем, когда наступает такой момент. Разве в пословице или в Библии, ну или в каком-то гениальном художественном произведении не говорится, что тяжелее всего добиться того, чего ты истинно желаешь?

— Прочитал это в какой-то детской книжке? — шепчу я, нежась в его объятиях.

— Может быть. Но, думаю, это правда. И это не конец страданиям. — Оливер отстраняется, и сердце уходит в пятки. Вероятно, это отражается на моем лице. — Я не собираюсь причинять тебе боль намеренно, Джем. Специально я этого никогда не делал. Однако я тридцатилетний мужчина, и это будет моя первая попытка построить отношения с женщиной. С потрясающей женщиной, хоть она и предпочитает арахисовое масло с кусочками арахиса тому, в котором нет ничего лишнего. Несмотря на это, я облажаюсь. Когда я буду вести себя как мужлан, ты должна будешь мне об этом сказать. И не надо мне той херни, когда ты говоришь, будто все хорошо, хотя на самом деле все наоборот. И еще — никакой отстраненности, боже, ненавижу это. Просто будь открытой.

Думаю, впервые со дня нашей встречи мы наконец максимально откровенны друг с другом. Безусловно, мы говорили о честности и отсутствии игр, но только сейчас воплотили эти условия в жизнь.

— Я постараюсь, если ты пообещаешь не обижать меня намеренно. Никакой боязни обязательств, тебе нельзя избегать своих чувств и вести себя так, словно я вот-вот отрублю твои холостяцкие яйца. Я не собираюсь ловить тебя на крючок и вешать на стену, как говорящую рыбу, я просто хочу проводить с тобой время. Понимаешь?

Губы Оливера растягиваются в легкой улыбке, и он пальцем проводит по моему подбородку.

— Обожаю, что мы не совершенны.

И потом он меня целует. Может, это самые неромантичные слова в истории первых свиданий и в истории поцелуев на первом свидании, но это правда.

Наш поцелуй медленный и решительный, он обладает своим сердцебиение и собственный кислород. Оливеру удается поразить мои нервные окончания в самую точку, он словно крадет каждую каплю несущейся по моим венам крови — это почти напоминает преступление. Меня так нежно еще не уничтожали, и когда он дает мне вдохнуть, я понимаю, что не стану прежней.

Происходящее не похоже на то, что у нас было, потому что на этот раз я чувствую его эмоции. Когда он шепчет пожелания спокойной ночи, я стою на тротуаре ошарашенная и так и не шевелюсь, пока он не заходит за угол в конце квартала.

Глава двадцать девятая

ОЛИВЕР

Я терпеливый парень, чей член рискует отвалиться из-за неприкрытого пренебрежения.

Благодаря тому, что я смог расположить к себе Джемму, она согласилась снова быть со мной, и я поклялся не торопить события. Так и происходит. Несколько жарких поцелуев на улице. Легкий петтинг в такси по дороге домой из бара с акционной выпивкой. Но мои шары требуют сброса напряжения, и, если к ним присмотреться, можно заметить, как легкая синева опутывает их подобно петле. Права рука покрылась мозолями, а стояк каждое утро такой, что я боюсь однажды проткнуть им матрас.

Бог меня испытывает. Он проверяет, насколько я могу быть верным обещанию, которое дал Джемме. Три недели, четырнадцать свиданий, и мой член по-прежнему не оказался в ее сладкой, великолепной киске. Я смотрю любое порно с брюнетками, до которого добираюсь, лишь бы сбросить напряжение и не вести себя со своей девушкой, как похотливый придурок.

Я назвал ее своей девушкой уже на втором свидании и тут же поцеловал, ведь она выглядела охренительно мило, после чего Джемма покраснела и стала заикаться. Это была не шутка, я прыгал с моста без резинки и летел на землю без парашюта. На кону стояло всё.

— Так значит, сегодня та самая ночь, дружище? — раздается голос Арчи из динамика телефона.

— Ты о чем, любимый мозгоправ? Не знаю… и вообще, странно об этом говорить. Мы не девчонки. — Я вытаскиваю из шкафа оливкового цвета свитер с воротником и молнией до самого подбородка.

— Чувак, говорить о сексе с другом-мужчиной нормально. Это не соревнование, и всегда можно дать совет. Женщины постоянно так делают, так почему нам нельзя? — Он валяется на своем диване в Сан-Франциско. Я обожаю моего друга, но иногда он охеренно странный.

— Арч, какого хрена мы говорим по «Фэйстайму»? Это слишком странно. Как будто ты готовишься меня к свиданию с девушкой. — Я качаю головой, хохоча над всей ситуацией, пока Арчи наблюдает за тем, как я брызгаюсь одеколоном.

— Мы говорим по «Фэйстайму», потому что я соскучился, и мне интересно, как ты собираешься себя вести. Ты будешь нежным и романтичным? Или жестким хреном, как мужики в порно? Всегда есть вероятность животного траха, у вас все-таки давненько ничего не было.

Боже ты мой.

— Всё, Арч, пока, люблю тебя, брат, спасибо за разговор.

Я нажимаю на красный значок завершения звонка прежде, чем он начинает строить предположения о том, что я буду делать с Джеммой. Бросив взгляд на часы, понимаю, что, мать его, опаздываю.

Через двадцать минут мы уже в такси, и Джемма жалуется:

— Мы пропустим трейлеры.

Она надувает губу, и мне чудовищно сильно хочется зажать ее между зубами.

— Я возьму тебе огромный попкорн и мармелад в сахаре.

— Но нет ничего лучше трейлеров перед фильмом. — Она все еще дуется, но ее лицо озаряет легкая улыбка.

Я был удивлен, когда моя девушка, любительница макияжа, принцесс и всего женственного, заявила, что хочет сходить на последний фильм про супергероев.

— Я обожаю все, что связано с «Марвелом» и «Ди Си». Девочки тоже любят комиксы, придурок.

Вот что она сказала, когда я стал дразнить ее, а потом еще и ударила в плечо. Тогда же я узнал, что ее любимый персонаж — Черная Вдова, а на втором месте — Железный Человек. И тогда же понял, что охренительно сексуально, что моя девушка комиксовый гик.

— Не волнуйся, мы приедем вовремя.

Таксист высаживает нас у огромного кинотеатра в центре, недалеко от финансового центра «Брукфилд плэйс», уже через каких-то пару минут. Мы мгновенно заходим в здание, и Джемма тащит меня к кассе за билетами и попкорном.

— Мне не очень нравятся фильмы, — бурчу я себе под нос, пока мы пробираемся к нашим местам мимо кашляющих незнакомцев.

— Кому вообще могут не нравиться фильмы? — громко шепчет Джемма, и тут в зале приглушают свет.

Мы застреваем рядом семьей с тремя детьми, которые точно не достигли десятилетнего возраста. Судя по трейлеру, который я видел, этот фильм явно не для детей, но какое мне дело, это же не мои отпрыски. Справа от Джеммы сидит пара, обычные парень и девушка, которые, я надеюсь, окажутся воспитанными.

Ох, как я ошибаюсь.

Фильм еще не успевает начаться, а девица уже во весь голос ржет над несмешными сценами.

— Какого черта? — Я бросаю в их сторону неодобрительный взгляд, вкладывая в него все раздражение, накопившееся за тридцать лет.

Джемма трогает меня за руку и тихонько смеется.

— Малыш, они накуренные по самое не могу.

Из колонок раздаются звуки вступительных титров фильма, и я решаю изучить соседей поближе. Их глаза размером с блюдца, они тянутся к любой еде, которую могут найти, хихикают, утыкаясь в плечи друг друга, хотя на экране не появилось ни одного актера. О да… они охерительно накуренные.

— Зашибись. Как думаешь, нормально попросить поделиться? Потому что иначе просмотр фильма превратится в кромешный ад.

Джемма шикает на меня и погружает руку в ведро с попкорном, наблюдая за боем супергероя и нового злодея. Но мне расслабиться не удается. Накуренная парочка лобызается, причем жестко, едва не забираясь на колени к моей девушке. И словно этого недостаточно, человек, сидящий позади, решает использовать промежутки между изголовьями кресел как подставки для своих ног. Дети, сидящие слева, задают миллион вопросов о фильме, даже не пытаясь говорить тише, тем самым намекая и мне, и их родителям, что многое из происходящего выше их понимания.

Сам же я взвинчен и напряжен, мои яйца буквально съежились из-за того, что я сижу рядом с потрясающей фанаткой комиксов и не могу увести ее в туалет этого гребаного кинотеатра. Я разминаю шею и вцепляюсь в подлокотник, стараясь сосредоточиться на сюжете ленты.

— Ты в порядке? — шепчет Джемма через пять минут.

— Сойдет. — Я выдавливаю улыбку.

— Ты постоянно дергаешь ногой и так вцепился в подлокотник, будто мы сейчас в самолете с жутчайшей турбулентностью в истории. — Она кладет свою теплую руку на мою и сжимает ее.

Знаю, она пытается помочь мне, но ее прикосновение подталкивает меня к грани безумия. Уставившись Джемме в глаза, я пытаюсь передать, что чувствую, и надеюсь, что она поймет посыл. Я передвигаю ее руку сначала на подлокотник, а потом на мое колено.

Ее большие карие глаза становятся еще больше, когда она добирается до выпуклости на моих джинсах. Я слышу, как она громко сглатывает. Пока остальные в зале смотрят блокбастер, мы разыгрываем свою сценку.

Я пододвигаюсь ближе, ни на миг не отводя от нее глаз.

— Я хочу уйти отсюда.

Джемма, похоже, в трансе, потому что пялится на мои губы.

— Мы только что отдали сорок баксов за билеты и еду.

— Я богатый, могу себе это позволить. — Я не даю ей и секунды на размышления.

Схватив Джемму за руку, я ставлю попкорн на пол, скорее всего, вручая его в подарок двум торчкам, и тащу ее из кинотеатра.

— Может, нам вызвать такси? — Как только мы выходим в коридор, она, не теряя времени, забирается мне под рубашку.

— Твою мать, — шиплю я сквозь зубы, потому что она уже давно не касалась моей кожи, что уж говорить о члене. — Не знаю, продержусь ли еще двадцать кварталов, даже если в такси.

Я с силой прижимаю ее спиной к стене коридора, и хоть нас никто не видит, любой может застать нас врасплох. Я покрываю ее шею и губы поцелуями.

— М-м-м, Оливер… Я не стану делать это здесь. Не в первый раз. Я хочу быть с тобой наедине, — шепчет она мне на ухо. — Когда ты войдешь в меня, я хочу орать так, чтобы потом болело горло.

От ее похотливых слов мой мир пошатывается так сильно, что приходится перевести дух и взять себя в руки, ведь иначе меня сильно подведет слабость в коленях.

— Лучше бы это оказался самый быстрый таксист на всем Манхэттене. Или я умру от эрекции, прямо как предупреждали в рекламе «Виагры».

Глава тридцатая

ДЖЕММА

На полу уже лежит сломанный светильник. Шесть шагов в квартиру, и мы успеваем разбить лампочку, а всё потому, что Оливер с силой прижимает меня к стене, да так, что звук бьющегося стекла заглушается моим громким рычанием, когда Оливер зубами впивается в мою шею.

— Твою мать. Как же я по тебе скучал. Как я скучал по всему этому. — Оливер стягивает с меня одежду, покрывая поцелуями каждый оголяющийся сантиметр кожи.

В том месте, которым голова прижимается к гипсокартону, она жутко болит, но мне плевать. Мой клитор практически вопит, требуя сбросить напряжение. За те долгие недели, что Оливер не был во мне, я превратилась в женщину, болезненно жаждущую похоти.

— Ты и понятия не имеешь, как я скучала по твоему члену. — Я хватаю лицо Оливера, отрывая его рот от шеи, на которой он наверняка оставил засосы, и притягиваю ближе, чтобы поцеловать.

Наши языки переплетаются, исследуя друг друга горячо и неистово. В нашем поцелуе нет ни грации, ни привлекательности.

— Мы сейчас сломаем эту стену, — говорю я на выдохе, а Оливер тем временем стягивает с меня через голову свитер и упирается выпуклостью джинсов в бедра, обтянутые леггинсами.

— Я вызову ловких братьев, чтобы те ее починили. Мне реально похер. Я просто хочу оказаться в тебе.

Он приподнимает мою ногу, все еще одетую в леггинс, и оборачивает ее вокруг своей талии. Оливер прижимается ко мне еще теснее, и у меня за спиной не остается свободного места. Задница придавлена к стене, и огромный пульсирующий член Оливера пытается прорваться через слои ткани нашей одежды.

Я пирую им так же, как он пирует мной. Мой сексуальный опыт с Оливером несравненный, абсолютно уникальный, и осознала я это только сейчас. Между нами страсть, но мы не лишены взаимопонимания. Он внимателен к моим желаниям, а я внимательна к его. И стоило перестать фокусироваться на удовлетворении своих нужд, мы достигли финального рубежа на пути к улучшению наших оргазмов.

— В этой фигне твоя задница выглядит просто богически, но их невозможно снять. — Оливеру всё никак не удается стянуть в меня леггинсы. — Может, снимаешь их как-то посексуальнее. Чуть-чуть потанцуешь.

Он легонько прикусывает мочку моего уха, и перед глазами искрят звездочки.

— Мечтай. Я не стану танцевать у тебя на коленях, только потому что ты не можешь меня раздеть.

Расстегнув все пуговицы, я стаскиваю рубашку с его плеч. Дальше следуют брюки, и у меня выходит снять их быстро и элегантно.

— Я побеждаю.

— Еще посмотрим, кто придет к финишу первым. — В его глазах мелькает вызов, и у Оливер наконец получается оголить меня ниже талии.

Я уже готова улыбнуться, но все намерения смывает, как волной, когда Оливер засовывает в меня два теплых пальца. Всего парой движений он лишает мои легкие воздуха. Через какую-то секунду он вынуждает меня взывать к высшим силам.

— Господи, блядь, боже, Оливер… — Я и забыла. Он знал, куда нужно давить, чтобы доставить меня на небеса.

Учитывая, что приятелями по сексу мы стали раньше, чем друзьями, и тем более парой, мы сумели научить друг друга трахаться. Мы прорабатывали сексуальные мышцы, исследовали пожелания друг друга. Я поработала над его способностью находить мой клитор и точку Джи, показала, какой ритм мне нравится и с какой скоростью нужно двигаться, перед тем как я разлечусь на миллион осколков.

Я узнала, что Оливеру нравится, когда я во время секса впиваюсь ногтями в его задницу. А когда я сверху, ему бы хотелось, чтобы я отклонялась назад и массировала его шары. И он предпочитает, чтобы в момент кульминации мой язык был у него во рту, чтобы он владел мною сразу в нескольких смыслах.

— Я хочу, чтобы моя девушка кончила, пока мои пальцы в ней. Кончи для меня, малышка.

Даже смешно, что я уже так близка к оргазму, но в свое оправдание скажу, что секса у меня не было несколько недель, а наслаждения — несколько месяцев, и удовлетворяла меня только моя левая рука. Сейчас всё чересчур: буравящий взгляд Оливера, его сексуальность, запах, жесткая стена за моей спиной, грязные слова, произносимые шепотом. Я прикусываю губу, мечтая об облегчении, но в то же время сопротивляюсь. У меня создается впечатление, словно тело отодвигает момент получения оргазма, насколько может, чтобы в мгновение достижения пика осуществить свободное падение в забытье.

Когда начинает щекотать затылок, ноги внезапно становятся ватными.

— Я держу тебя. — Оливер ловит меня, прижимает к себе и продолжает ублажать пальцами, пока меня сотрясает оргазм.

Стоит флеру рассеяться, и я оказываюсь у Оливера на руках, — надеюсь, он несет меня в спальню.

— Вот что значит сногсшибательный прием, Золушка бы точно потеряла туфельку. — Я прижимаюсь головой к его груди и слышу биение сердца. Полагаю, вся кровь его тела сейчас несется к его члену.

— Нонсенс! Прекрасный Принц не стал бы трахать свою принцессу пальцами на пороге его замка. Они, скорее всего, предпочли бы традиционную миссионерскую позу.

Оливер сажает меня на край изножья его кровати, и до меня доходит, насколько я соскучилась по этому месту. Его спальня отражает его суть: прямые линии из дерева и аккуратное декорирование. Ничего вычурного, каждый элемент на своем месте и служит определенной цели. Я передвигаюсь на край гигантской кровати размера кинг-сайз и через голову стягиваю белье, обнажая себя полностью.

— Именно о таком виде я мечтал месяцами напролет. — Оливер снимает с себя обувь и избавляется от штанов, следуя моему нагому примеру.

Он неспешно подходит ближе, вынуждая меня отползти по кровати назад, и упирается руками в постель по обе стороны от моего тела. Мы двигаемся медленно и в унисон, пока моя голова не касается подушки, и в итоге мы прижимаемся друг к другу — кожа к коже.

— Не будем торопиться. Я ждал слишком долго, но не хочу, чтобы все закончилось быстро. Как же я по тебе скучал. И я не только о твоем теле. Мне не хватало твоего присутствия, постоянно хотелось взглянуть на тебя. Я скучал абсолютно по всему.

Его слова звучат избито, но я покупаюсь, я таю под его пристальным взглядом. К горлу подбираются три пугающих меня слова, но я понимаю, что не могу их произнести. Мы только-только обнажились и собираемся заняться животной любовью. Нельзя все прикончить одним словом из пяти букв. Он может сбежать.

Я не даю себе заколебаться, хватаю Оливера за шею и притягиваю к себе, чтобы наши рты слились в медленном, опьяняющем поцелуе. Я чувствую, что с каждым прикосновением его языка к моему становлюсь все более влажной. Что, вообще-то, едва ли возможно, ведь после первого оргазма я уже мокрая и липкая.

Оливер прерывает поцелуй и просовывает свою руку между нашими телами. Я не понимаю его намерений, пока он не хватает свой член и не начинает водить им вверх-вниз от моего клитора до самой вагины. Его движения сводят меня с ума, так мне хочется уже перейти в главному.

— Ты единственная женщина, в которую я хочу входить. — Слов прекраснее в этот момент он сказать просто не мог. Это устное обязательство, обещание. План на будущее.

И потом он скользит в меня, постепенно растягивая. Немного жжет, ведь секса у меня не было вот уже несколько недель, а он оказывается больше, чем мне запомнилось. Я ладонью прикасаюсь к его груди, молча сообщая, что мне нужно привыкнуть. Еще через секунду напряжение превращается в наслаждение, кончик и ствол его члена массируют все те эрогенные зоны, что находятся внутри.

— Как же хорошо, — на выдохе произношу я.

— Мне нужно подумать о чем-то еще, кроме твоей киски. — Пока он говорит, прижимаясь к моей шее, его член пульсирует. — Прошло слишком много времени.

— Посмотри на меня. — Я пальцами приподнимаю его подбородок. — Я хочу, чтобы ты все время смотрел на меня.

Я не особо верю в занятия любовью. Секс всегда был сексом. Даже с теми, с кем я встречалась, мы просто трахались, это был обыкновенный физический акт, чтобы кончить. Но сегодня наш первый с Оливером раз в качестве официальной пары, и я никогда в жизни не была ближе к тому, чтобы физически заниматься эмоциональной любовью.

Каждое его проникновение в меня вызывает очередные мурашки и стоны. Каждый поцелуй и каждое покусывание сродни выставления метки. Никогда не думала, что секс может быть таким, даже с Оливером. Раньше у нас подобного не было. Все наши стены и защитные маски пали. Я и раньше считала, что мы доверяем друг другу, открыто и честно говорим о том, что нам нравится и нужно, но сейчас мы перешли на новый уровень взаимопонимания.

— Ты неподражаемая. — Оливер смотрит на меня так, словно я дала жизнь Иисусу, и я ощущаю самодовольство.

Я всегда мечтала о том, чтобы мужчина смотрел на меня именно так. И огромный плюс, что этот же мужчина прекрасно меня понимает.

— Я сейчас снова кончу, я уже близко.

Он знает, помнит, что это знак. Потянувшись рукой между нами, Оливер берется потирать мой клитор, надавливая на него мягкими круговыми движениями, и, увеличивая темп, вколачивается в меня сильнее. На этот раз легкая электрическая пульсация начинается с ног, все тело окутывает невыносимый жар.

— Да… — стону я, пока внутри меня происходит взрыв удовольствия, в первые секунды медленный и тягучий, а потом яркий и обжигающий.

— Джемма…

Мое имя из уст Оливера звучит, как молитва, после чего он поцелуем впивается в мой рот, издавая глубокий рык, который означает, что и он достигает пика.

Я тону в его поцелуях, в то время как он забывается в моих.

Глава тридцать первая

ОЛИВЕР

Когда мы молоды, Хэллоуин для нас ничто иное как день, когда ты наполняешь наволочки как можно большим количеством конфет, которые будешь есть до тех пор, пока не станет плохо, и ты не сможешь пошевелиться.

— Мы для этого слишком стары, — жалуюсь я Джемме, завязывая огромный разноцветный галстук-бабочку.

— Это ты слишком старый, старикан, а у меня есть рабочие обязанности, так что соберись. — Она поправляет оранжевое платье без бретелек и изучает прекрасный красный носик.

Я недоволен тем, что Джемма тащит меня на ежегодный костюмированный бал «Фемм», но в то же время испытываю удовлетворение в связи с тем, что поведу под руку свою сексапильную, как сам ад, девушку. Все изгибы Джеммы подчеркнуты обтягивающим платьем, и сочные упругие ягодицы двигаются при каждом ее шаге.

Так что, если уж надо одеться современным клоуном в черном смокинге и огромном галстуке-бабочке в горошек, я готов. Мне хочется сделать Джемму счастливой, да и на подобные вечера пары ходят вместе.

— Моя начальница тотальная сука, так что избегай ее. И не откровенничай с коллегами: всё, что ты скажешь, они используют против меня. И не пей слишком много или придется участвовать в дурацком аукционе, сражаясь за тусовку в гарвардском клубе или за билеты на бродвейского «Алладина».

Вообще, лоты не такие уж дурацкие.

— Я принимаю участие во всех подобных торгах на каждом благотворительном вечере, куда прихожу. Это помогает сбору средств.

Она вздыхает и, глядя в зеркало ванной, наносит еще один слой помады.

— Да, ты хренова Мать Тереза. Но мне не хочется, чтобы коллеги болтали о моем богатом парне… У меня тогда сзади нарисуется мишень.

Джемма кажется дерганой и нервной, и это охерительно мило. Я обнимаю ее за талию и носом прижимаюсь к ее пахнущим лавандой волосам.

— У тебя уже есть сзади мишень. Чуть ниже твоей талии, и она сводит меня с ума.

В отражении видно, как она закатывает глаза.

— Ты пес. А мне уже нужен бокал шампанского.

Двадцать пять минут спустя Джемма держит меня за руку, а я пропускаю ее первой пройти на крышу здания. К своему наряду она добавила фиолетовую шаль, но благодаря обогревателям, размещенным на террасе с видом на остров, здесь тепло и уютно, как в октябре.

Все разодеты в пух и прах, соответствуя цирковой тематике. Мужчины оделись в смокинги и нацепили на себя львиные гривы, а женщины носят хлысты и табуреты. На одном конце помещения расхаживает дама в черном платье в пол, водя с собой повсюду миниатюрного пони. Двух пришедших соединяет канат, а одна гостья явилась в настоящем акробатическом костюме. Когда Джемма говорила, что у нее на работе к Хэллоуину относятся серьезно, она не шутила.

— Что ж, по крайней мере девицы не нарядились в сексуальных кого бы там ни было, как это могло бы быть в подвальном баре Челси. — Пока Джемма ведет нас через толпу, я пальцем вожу по спине моей сексапильной спутницы.

— Не парься, скоро народ напьется и расслабится. — Она оглядывается на меня, и ее волосы качаются из-за легкого ветерка.

Вашу мать, я весь вечер буду твердым. И то, что сквозь ее платье отлично просматривается форма ее задницы, мне никак не помогает.

— Джемма! Боже мой, слава богу, ты здесь! Я уж начала думать, что весь наш отдел меня кинул! — В Джемму врезается тощая девушка в коричневом замшевом платье и с сережками-жирафами.

Прекрасно видно, как Джемма страдает, желая выбраться из медвежьих объятий. Я усмехаюсь, замечая парня, с которым пришла это врезавшаяся в мою спутницу девица. Он одет в костюм гориллы, и на его лице отражается паника и дискомфорт от нахождения здесь.

— Оливер, это Дэни, она работает со мной в отделе красоты. — Представляя меня, Джемма сжимает мою руку. Не уверен, что это значит.

— Боже мой, я и не знала, что ты сейчас встречаешься с кем-то новым. А какой симпатичный! Кто знал, что Джемма на такое способна? — Эта стерва хохочет над своим сомнительным комплиментом и расцеловывает меня в обе щеки на европейский манер.

— Кто знал, что у нее такая милая коллега. Она никогда о тебе не говорила, — отвечаю я ей уколом, завернутым в шоколадную обертку из доброты.

— Эй, ты же Оливер Андерс, правда? — Сообразив, кто я такой, парниша-любовничек осмеливается выйти на свет.

И Дэни теряет всю решительность, когда понимает, что не догадалась первой.

— Мартин, не будь грубым. Это, кстати, мой парень — Мартин.

Слово «парень» в ее устах походит на проклятие. Я притворяюсь, что поправляю волосы Джеммы, и, наклоняясь поближе, шепчу ей на ухо:

— Проблемы в раю?

— Да, черт… Ты же недавно запустил проект «Графита» «Умный дом». Бляха, ты же как новый Стив Джобс!

Я улыбаюсь, потому что испытываю неловкость, когда люди так говорят, и понятия не имею, как реагировать. Обычно я стою и слушаю, как люди разливаются в любезностях, потому что, когда ты зарабатываешь, занимаясь любимым делом, то не думаешь о том, что кому-то оно может казаться мудреным. Мне настолько нравится то, что я делаю, что довольно редко думаю о фандоме или как там люди их называют.

— Спасибо. Эй, дай свой номер Джемме через Дэни, и, если захочешь, я пришлю новую систему.

— Серьезно? Это было бы круто! — По-видимому, из-за моей технической новинки он возбудился сильнее, чем возбуждается от мысли забраться в трусики его спутницы.

Дэни, похоже, немного на него обижается.

— Ну и ну, Джемма. Не знала, что ты встречаешься со знаменитостью.

Я не уверен, видел ли когда-нибудь свою девушку настолько самоуверенной, как в этот момент.

— Что сказать, теперь моя жизнь супергламурная.

— Вот черт, сюда идет Медуза! Твою мать! — Дэни разворачивается и проходит метр до ближайшей барной стойки, бросая нас ждать женщину, у которой, вероятнее всего, вместо волос будут змеи.

— Медуза — это моя начальница, будь милым. Пожалуйста! — шепчет Джемма на выдохе.

К нам приближается рыжеволосая дама в красном платье оттенка пожарного гидранта и на шее у нее чокер с пятнистым принтом «а-ля далматинец». Мне непонятно, какое отношение к цирку имеют далматинцы, но спрашивать у этой женщины не собираюсь. Она выглядит так, будто черенок от метлы ей в зад запихнули настолько глубоко, что, чихни она, и тот покажется из носа.

— Лорен, как я рада тебя видеть. Спасибо, что посетила нас, — лепечет Джемма невероятно приторно-сладким голоском, и мне аж хочется пихнуть ее локтем. Со мной она так не разговаривала ни разу.

— Джемма. Дэни. — Она кивает им обеим, но все время смотрит только на меня. — А это у нас кто?

Наверное, по возрасту я ближе к начальнице Джеммы, чем к ней самой, и эта женщина это почувствовала. У некоторых женщин за тридцать есть некий радар, способный вычислить свободного мужчину или, как в моем случае, неженатого. Она бесцеремонно меня оценивает, не постеснявшись бросить взгляд даже в область ширинки. Я качаюсь на месте, ощущая неловкость.

— Оливер Андерс, спасибо, что пригласили. Прелестная тема.

Лорен пожимает мою руку, но, учитывая ее агрессию, с тем же успехом могла бы стиснуть и взвесить мои яйца. Я уберусь от нее подальше при первой же возможности.

— Итак, Оливер, пройдемся? Обсудим, чем вы занимаетесь. — Она умудряется игнорировать мою девушку, стоя прямо рядом с ней. Не говоря уже о том, что Джемма ее сотрудница.

— О, знаете, мы с Джеммой хотели посмотреть на факиров. Не хотели бы присоединиться?

Медуза метнула в Джемму взгляд, с помощью которого можно убивать котят.

— С радостью, если предложите мне свою руку. Мое платье настолько узкое, что я рискую упасть.

Джемма закатывает глаза, но благословляет меня, а мне отчасти захотелось, чтобы моя девушка схватила меня за член и показала своей начальнице, кто тут настоящий босс.

Только через час моих попыток приблизиться к Джемме и вырваться из хватки Лорен МакКрэйг Медуза наконец понимает намек. Она извиняется, сообщая, будто увидела Бьёнс, — хотя это не так, — но мы с ней соглашаемся, и она наконец убирается восвояси.

— Боже мой, я уж думала, она начнет тебе отсасывать прямо у всех на виду, — хихикая, произносит Джемма, стоит Медузе уйти подальше.

— Ну спасибо, что спасла меня. А я-то думал, ты ревнивая. — Я обнимаю ее покрепче.

— Ревнивая до ужаса… Но не когда понимаю, что женщина пугает тебя настолько, что ты проникся приемом со сжиманием руки.

Да, я обратил внимание, что, если Джемме не нравятся чьи-то действия или слова, она многозначительно стискивает мою руку.

— Можно, мы пойдем домой? — Как же я устал.

— Думала, ты не спросишь. По дороге зайдем в «Тако Белл», а потом разденемся.

Ее предложение оказывается заманчивее любого шоу в этой толкучке психов.

Три часа спустя я лежу в своей кровати, а обнаженная Джемма прижимается к моему выжатому, но счастливому члену.

— Почему ты ни разу не позвонил с самого июля? — Она смотрит на меня, и в темной спальне я любуюсь ее прекрасным лицом, на котором нет ни капли макияжа.

Мы пока не говорили о нашем небольшом разрыве, хотя я догадывался, что рано или поздно придется.

— Я столько раз хотел тебя набрать, правда. Но знал, чего ты хотела, и не был готов тебе это дать. Плюс мне немного помогли.

На ее лице читается смятение.

— Что ты имеешь в виду?

Меня охватывает смущение, потому что сейчас мое поведение кажется детским.

— Я скачал одно из приложений… которое не давало связаться с тобой. Помнишь?

— Боже мой, я об этом совсем забыла. Ты заблокировал мой номер! Господи, ты и правда хотел писать мне пьяные сообщения и заставил себя заблокировать меня, чтобы не сорваться. — Джемма разражается смехом и начинает бить ногами по матрасу.

Усмехнувшись ее веселью, я беру ее руку в свою и делаю глубокий вдох.

— Просто я люблю тебя. И даже тогда я был в тебя влюблен.

Мне почему-то всегда казалось, что эти слова сделают меня слабее, уязвимее, и человек сможет сделать мне больно. Может, именно поэтому я не говорил этих слов ни одной женщине, кроме Джеммы. Может, знал, что они не будут настоящими, пока я не найду ту самую женщину, что снова приводит к Джемме. Все-таки у меня математический склад ума, и мозг просчитывает логику, причины и последствия.

Но я удивлен, что, несмотря на столько лет переживаний и незрелой херни, направленной в сторону женского пола, я почувствовал нечто противоположное тому, что ожидал. Во мне словно стало триста метров роста, и я будто выпятил грудь, чтобы видели все. Мир окрасился в розовые цвета, и пускай это звучит слащаво, но это так. Влюбленность в Джемму улучшает мою жизнь и на многое открывает глаза. Она добавляет элемент важности во все, чем я занимаюсь.

Джемма удивленно моргает, ее длинные ресницы бесконечно долго взлетают вверх.

— Ты… что?

— Я люблю тебя, — произношу я уверенно. Джемма выглядит так, словно ей трудно дышать, потому что я украл весь воздух из ее легких. — Ты в порядке?

Она усаживается так, будто у нее гипервентиляция, и я приближаюсь к ней, чтобы схватить за талию одно рукой, а другой погладить по спине. Минуту спустя она поворачивается ко мне с самой дурацкой улыбкой на свете.

— Я… в шоке.

— Да я уж вижу.

— Мне почему-то казалось, что первой признаюсь я. Думала, ты будешь трусить и решишь, что это слишком большое обязательство. Хотела подождать несколько месяцев, кинуть несколько намеков, и, если до тебя не допрет, произнести эти слова самой и заставить тебя ответить.

Ох, моя женщина «мастерица предположений», из-за них я разражаюсь смехом.

— Так у тебя была паническая атака, потому что я опередил тебя? — Я придавливаю ее к кровати и расцеловываю ее лицо. — Я люблю тебя, люблю тебя, я люблю тебя…

Притормозив, я убираю волосы, упавшие ей на лицо, и замечаю, с каким удивлением она на меня смотрит.

— Я тоже тебя люблю.

Я никогда не верил в мгновения, способные остановить время. В идеальную секунду, запечатлявшую самый сокровенный из всех моментов мира. Но сейчас, черт подери, когда Джемма Морган произносит эти четыре коротких слова, каждая стрелка часов в моей квартире замирает.

— Их нельзя вернуть, ты же понимаешь? Они как дюжина пончиков или двойной оргазм. Я всегда буду мечтать о них снова, и снова, и снова. — Я губами прижимаюсь к ее шее.

Джемма отталкивает меня и устраивается у меня на коленях.

— Мне тогда «я люблю тебя» с добавкой из двойного оргазма, пожалуйста. И луковые кольца. Обожаю луковые кольца.

Глава тридцать вторая

ДЖЕММА

— Однажды я видела порно, где парень трахал девицу, пока та держалась за турник. Это была моя фантазия. — Оливер держит меня за руку, а я устраиваюсь на удобной подушке, лежащей между нами.

— Ладно, а я фантазировала о сексе с двумя мужчинами. Но всегда боялась, что это будет слишком много членов, понимаешь? В порно актрисы выглядят перевозбужденными, а мне что-то не хочется перевозбуждаться.

Его глаза цвета морского камня расширяются от удивления.

— Ты смотришь порно? Тройнички?

Мой парень откидывает голову, видимо, пытаясь представить, как именно я себя трогаю.

Я легонько ударяю его по груди.

— Не будь таким. Ну сам знаешь — парнем, который притворяется, что женщины не смотрят порно, как и мужчины. Я с радостью играю со своей горошинкой. Правда, мне нравится намного больше, когда с ней играешь ты.

Оливер на секунду замолкает, а потом накидывается на меня и нависает надо мной, прижимая к постели.

— Я нажму на твою кнопку О в любой момент, только скажи, когда захочешь сеанс просмотра, моя прелесть.

Я руками упираюсь в его грудь, хотя втайне обожаю ощущать вес его тела на моем.

— Какой же ты пошлый. Лучше сделай мне сэндвич. Я голодная.

— Детка, так твой сэндвич с колбаской уже тут. — Она делает вид, что трахает меня, как кролик.

Из моего горла вырывается громкий и короткий смешок. Это длится уже несколько недель. Нам не было трудно, не возникало сложностей построить связь, поговорить или решить какую-то проблему. Как только мы перестали впихивать жизнь в рамки нами придуманных отношений, всё пошло как по маслу.

Стоило мне прекратить искать идеального мужчину, как он оказался у моих колен. Ну ладно, я упала к его.

— Ты правда хочешь тройничок? Это твоя фантазия?

Мы начали обсуждать сексуальные фантазии еще вчера, после второго раунда секса, но вскоре вырубились, однако продолжили разговор поутру, сразу после подъема. Его начал Оливер: он спросил, чего бы я хотела в сексуальном плане, если бы могла попробовать что угодно. Хлысты и цепи никогда не были в моем топе предпочтений, я для них слишком требовательная и упрямая. Я пробовала весь обычный набор: позу шестьдесят-девять, минет, даже немного анальных забав. Ладно, не немного. Меня связывали, вдобавок к члену присутствовали сексуальные игрушки. Казалось, Оливер совсем не удивлен, да и куда там! Он же старше меня и опытнее.

Однако меня всегда заводила мысль о тройничке. Она есть в моем списке фантазий для ублажения себя, если мне хочется кончить побыстрее, хотя, откровенно говоря, я никогда всерьез не думала искать способы попробовать это в реальности.

— Меня это реально заводит. Как подумаю, что они говорили бы мне, как называли бы. В основном я теку от грязных разговоров.

Обсуждать подобные темы с Оливером совсем не странно или неловко. Я не пытаюсь впечатлить его или скрыть свои истинные чувства, чтобы дать ему почувствовать себя мачо. Нет, он искренне хочет знать, что меня возбуждает, что мне интересно, и как он может помочь достичь желаемого. Секс в отношениях не самое важное, но, если на чистоту, он очень важен. И как я могла пропустить этот момент в «Свиданиях для чайников»?

— Что насчет тебя? Можем купить настенный турник. — Я приподнимаю брови.

В глазах Оливера появляется огонек, и его губы изгибаются в дьявольской улыбке.

— Или мы можем спуститься в зал и молиться, чтобы нас никто не поймал. На людях и на гимнастическом оборудовании. Я бы сказал, двух зайцев разом.

Я закатываю глаза, понимая, что не могу говорить о сексе, пока он не накормит меня беконом.

— Я хочу есть.

— Ладно. — Оливер поднимается и босой пересекает свою квартиру. — Чего ты хочешь? Я могу заказать бейглы.

Я приглаживаю взъерошенные волосы и бросаю взгляд на пейзаж города, к которому отчетливо виднелось прикосновение ноябрьской прохлады.

— Заказать… бейглы? Так вот каково быть богачом.

Оливер одаривает меня влажным поцелуем в щеку.

— Привыкай, детка. Я собираюсь тратить на тебя все свои деньги.

— Мне нравится, как это звучит. — Я легкомысленно улыбаюсь. — Хм-м, я бы хотела пшеничный бейгл с беконом, яйцом, сыром и кетчупом. Ты вытрахал из меня все калории, мне нужно их восполнить.

— Скоро буду, принцесса.

Оливер исчезает в другой комнате и приступает к своей магии вуду, благодаря которой нам в воскресенье утром доставят бейглы. Пока его нет рядом, я следую к окну и прижимаюсь к нему руками и носом.

Прильнув к стеклу так, чтобы видеть весь город как на ладони, я гляжу за реку. Иногда я думаю о себе, как о маленькой девочке или о подростке из Нью-Джерси. Я не верила, что достойна чего бы то ни было. Не думала, как мои сверстники, не рассчитывала добиться нормальной жизни, когда всё будет идти как надо. В каком-то смысле я этого и не добилась. Почему же? Мои друзья предпочитают попеть песни группы «Хути и Блоуфиш» и выпить текилы в захолустном баре, а не посидеть с мартини в лаундж-зоне для интеллектуалов. Моя работа — это что-то между прогулками в пасть к волкам и привычкой ходить с волшебной пылью в волосах двадцать четыре на семь.

Мой парень, миллионер и руководитель технологической компании, совсем не такой, каким я себе его представляла, и его интересы настолько отличаются от моих, что удивительно, откуда у нас вообще темы для разговоров.

Если я что и поняла за свои двадцать пять лет, так это то, что всё всегда идёт не так, как хотелось. Планы рушатся, счастье поджидает за каждым углом, и там же таятся сюрпризы.

Я научилась впиваться в лимоны и высасывать их сок до тех пор, пока тот не покажется сладким. Ну или закусывать ими текилу. Стойте, там же нужны лаймы. Говорила же, что я завсегдатай захолустного бара.

Глава тридцать третья

ДЖЕММА

В отличие от последнего знакомства с чужой мамой, на этот раз я готова и жду встречи с нетерпением.

Но я так нервничаю, что утром бегаю по-большому два раза, и, чтобы перекрыть запах, вынуждена воспользоваться духами. Ничто не сравнится с нервозностью в квартире парня прямо перед встречей с его семьей.

— Расскажи-ка о своей семье еще раз. Пробежимся по именам. Можешь дать мне карточки с подсказками? Господи, разве хорошие парни их не готовят?

Я семеню по роскошной квартире Оливера, которую он зовет домом, и в которой я живу вот уже три недели. Мы ели, трахались, смеялись, препирались, смотрели игры и какие-то драмы «Нэтфликса». Он принимал звонки из Китая, пока я спала. И моя сумочка с косметикой поселилась на столике в его ванной.

Теперь мы устраиваем знакомства с родителями. Я им понравлюсь? А они мне? Если верить Оливеру, они расслабленные калифорнийцы. Его мать ведет занятия по йоге, а брат в Лос-Анджелесе занимается какими-то делами «Графита». Отец раньше преподавал, но теперь на пенсии и владеет своим магазинчиком со здоровой едой.

Последние две недели я тщательно изучала все позиции в йоге и свойства полезных трав. Что они подумают о требовательной жительнице Нью-Йорка, которая каждый день рисует брови и дня не способна прожить без ВВ-крема и фена?

— Они тебя полюбят, потому что тебя люблю я. — Оливер целует меня в висок и проверяет телефон, наверняка, чтобы увидеть, где едет заказанное от аэропорта такси.

— Прекрати. Хорошие парни несут эту херню, когда не уверены, как их родители отреагируют на девицу с восточного побережья. Мы отлично посидим, а вечером мама напишет тебе, что не одобряет твой выбор и посоветует найти девушку, которой не нужно, чтобы вся ее обувь была минимум на пятисантиметровом каблуке. — Я вскидываю руки к потолку и продолжаю семенить по комнате.

Какого хрена я так нервничаю? У меня отлично выходит ладить с чужими родителями и взрослыми в целом. Я прекрасно читаю людей и обладаю способностью вести себя так, как необходимо в тот или иной момент.

От звука дверного звонка мой позвоночник словно прошивает электрический разряд.

— Боже мой, они здесь.

Оливер смотрит на меня, как на психичку, и подходит ближе.

— И что, спрячешься под кроватью? Всё будет хорошо. Дыши.

Я разглаживаю темно-зеленое вязаное платье и поправляю подобранный к нему бежевого цвета шарф. Надеюсь, что выгляжу представительно и не слишком вульгарно. Мне настолько трудно было выбрать наряд, что содержимое моего шкафа в Вест-Виллидж валяется на полу в нескольких кучах.

Входная дверь открывается, и всё начинается.

— Олли!

— Привет, сынок!

— Никогда отсюда не уеду.

В коридор квартиры входит трое людей, но по шуму, который они издают, можно решить, что их двадцать. Оливер готовил меня к встрече с его мамой, отцом и братом несколько дней. Он рассказывал понемногу о каждом из них, а я заставляла себя запомнить всю информацию и разложить ее в голове по полочкам.

— Лара, Алекс, Тиган… Я так рада встрече со всеми вами! — Я вплываю в комнату и принимаюсь пожимать всем руки и обниматься.

Налепляю на лицо самую дружелюбную улыбку, предлагаю разнести сумки по спальням и спрашиваю, не хочется ли им выпить или перекусить.

— Я так рада наконец оказаться тут, не очень люблю полеты. — Лара садится на один из стульев, что стоят у стойки на кухне, и потирает спину.

— Принести вам чего-нибудь? Может, попить или «Адвила»? — Роль внимательной девушки меня сегодня вымотает по полной.

— Ничего не нужно, дорогая. Просто присядь, я не суетливая.

А вот я как раз полная противоположность.

— Джемма, так? Рад наконец познакомиться с девушкой, из-за которой мой старший брат решил остепениться. — Тиган улыбается, из-за чего мне становится легче, и вся ситуация кажется менее нервозной.

— Это мне повезло… Твой брат замечательный. — Боже, мне хочется блевать из-за этого искреннего дерьма.

Оливер фыркает.

— Не дай ей себя провести. Она знает, что ей повезло. Если бы вы не были новыми для нее людьми, она бы саркастично распекла меня прямо перед вами.

— Оливер! — В ответ на его слова я бью его по плечу.

— О, и она держит тебя в узде! Она мне нравится. — Его отец, Алекс, направляется к холодильнику за пивом. Значит, таки можно одновременно владеть магазином со здоровой едой и пить пиво. Полезно знать.

В комнате вдруг становится очень тихо, как всегда бывает, когда незнакомец при первой встрече пытается найти тему для разговора.

— Может, стоит приготовить поесть? — Лара встает со стула и собирает длинные светлые волосы в хвост.

Она не слишком похожа на своего сына, просто он практически копия своего отца. Наверняка он перенял ее стать — пластичную, но со стержнем и силой. Я ловлю себя на мысли, что она мне нравится. Лара кажется не вздорной, а доброй.

— Никогда не готовила индейку, и, откровенно говоря, я ужасный повар, но всегда готова учиться. — Я закатываю рукава и становлюсь рядом с ней за стойкой.

Следующие несколько часов парни режут овощи и чистят картошку, а Лара учит меня мариновать и связывать индейку. Она задает очень много вопросов о моей работе, а Тиган смеется над некоторыми историями о студенческих временах и о людях, у которых я брала интервью.

Семья Оливера пришла на несколько дней раньше Дня Благодарения. Вероятно, из-за того, что Лара каждый год устраивает себе отпуск на йогу, вот мы и решили отпраздновать уже сегодня. Втайне я счастлива этому, потому что в сам праздник мы сможем съездить в Нью-Джерси, чтобы Оливер познакомился с моей семьей.

Он попал. Мама разве что не заставит его пройти детектор лжи. И дождитесь момента, когда она узнает, что ему тридцать.

— Пап, хочешь что-нибудь сказать? — Оливер кивает отцу, когда мы все рассаживаемся за настоящим обеденным столом.

— Что ж, ладно. Ну… Привет, семья. А нашему новому члену, Джемме, скажу, что мы очень рады познакомиться. Да будет твой живот полон, да будет в твоем сердце свет, да будь благодарен за каждый день, что дается тебе в этой жизни.

Более подходящих слов сказать просто невозможно. И с чего я так нервничала? Наверное, с Оливером всё идет так хорошо, что я ждала, когда же потеряю туфельку. Но я ее уже теряла. Несколько месяцев назад.

Оливер подобрал ее и вернул на мою ногу, мой Прекрасный Принц. Хотя она не могла быть хрустальной. Носить хрустальную лодочку на каблуке слишком тяжело.

— Разве не безумно, что мы в итоге оказались здесь?

Я лежу на животе в кровати Оливера, а он устраивается на боку и смотрит на меня, почесывая мне спину. Это невероятно приятно, почти как предоргазменное состояние. Но… не настолько хорошо.

— Где? В моей кровати в Трайбеке? Потому что, скажу я тебе, я много работал, чтобы оказаться здесь.

Я изображаю раздражение, но улыбаюсь ему.

— Нет, как мы оказались вместе. Все начиналось так… странно, и вот мы тут. В каком-то смысле мы даже друг другу не нравились. Кто бы мог подумать, что мы будем вместе, да еще влюбимся, и начнется эта романтичная херня.

Оливер накручивает на палец локон, упавший ему на лоб.

— Может, люди не влюбляются с первого взгляда. Или, по крайне мере, не все.

— Ты это о чем?

Оливер переворачивает меня, прижимает спиной к своей груди и начинает медленно водить пальцем вверх и вниз по моему животу. Неважно, что я сплю с этим мужчиной каждую ночь. Мне всегда будет недостаточно его гладкой кожи, натянутой на его твердых мышцах, и того, как мы подходим друг другу. Он как удобное одеяло, без которого я не могу заснуть.

Я задумываюсь над его словами.

— В момент нашего знакомства, точнее, когда я впервые тебя увидела после того, как ты не дал мне проехаться по асфальту лицом, я взглянула на тебя. Но не присматривалась. Решила: «Ладно, он хорошо выглядит». Но других мыслей не было, пока мы не пересеклись в том ужасном кафе с бранчами. Давай договоримся больше никогда не есть завтрак, который на самом деле не завтрак?

Оливер кивает и целует меня в макушку.

— Договорились. Яйца и панкейки навсегда.

Я ерзаю и подаюсь назад.

— В общем, даже когда мы начали спать… первые несколько раз у меня не было к тебе каких-то особых чувств. Безусловно, ты мне нравился, как человек, и ты был хорош в постели, но я и не думала ни о чем большем. Но с течением времени ты будто проник в душу. Я начала думать о тебе, как о самом близком человеке в жизни, с которым хочется обсудить день, да и всё остальное. Я влюблялась в тебя медленно, но стоило оказаться в нокауте, и надежда на подъем испарилась.

— Просто любовь и отношения не сказка. У них нет прописанного плана, который мы видим в кино или о котором читаем в книгах. Вокруг бардак. Они переворачивают наши жизни с ног на голову. Ты в своей одинокой жизни освобождаешь место для второго человека. Ну само собой, ничего не пойдет гладко.

Я в заполненной тьмой комнате поворачиваюсь к Оливеру лицом.

— Я рада, что ты уравновесил мою жизнь.

— А я рад, что ты привнесла гребаный хаос в мою.

Эпилог

ДЖЕММА

Шесть месяцев спустя

В реальности «жили долго и счастливо» не существует.

Конечно, мы получаем парня, повергаем дракона и добиваемся сказочного конца, о котором грезили.

Но потом вы съезжаетесь. Делите жилье. Ванные. Ссоритесь из-за того, кто будет готовить ужин и какой сериал сегодня смотреть. Он хочет спортивный канал, а ты «Браво».

Как-то раз, пока я принимала душ, у нас с Оливером завязался разговор.

Он стоял у раковины, чистил зубы.

— А ты моешься мылом там?

— Разумеется, моюсь, о чем речь? Называешься меня грязнулей? — Я на руку выдавила кондиционер.

— Нет, малыш. Просто, когда им моюсь я, то сначала натираю руки и уже ими мою тело. Ты же делаешь так же?

Взяв бритву с полочки в ванной, я начала с подмышек.

— А, нет. Я натираю свое тело всем куском.

— Даже между ягодиц? Это отвратительно.

Я выглянула из-за стеклянной двери душевой, и Оливер посмотрел на меня через отражение в зеркале.

— Милый, мы прикладываемся к нашим интимным частям тела ртами. Думаю, твое замечание неактуально.

И подобного рода разговоры происходят каждый день. Вы препираетесь, смеетесь, а в конце дня ложитесь в постель в одних трусах и едите сэндвич-мороженое. Мы по-прежнему трахаемся, как животные, но у нас появился подтекст. Добавились сострадание, дружба и взаимопонимание. И это многого стоит, потому что мы понимаем: когда секс заканчивается, мы продолжаем быть парой, которая не разлучается, даже когда всю ночь торчит в ванной, прочищаясь после пищевого отравления в японском ресторане.

И да, я сказала, что выглянула из-за стеклянной двери душевой. Это самая роскошная гребаная душевая в моей жизни, и она, похоже, размером с половину моей ванной комнаты в Вест-Виллидж.

Но что важнее всего, эта душевая находится не в квартире Оливера. Нет. Через несколько месяцев отношений мы договорились съехаться, но при условии, что найдем новую квартиру. Само собой, моя бы не подошла, да и мне не хотелось делать Сэм пятым колесом в своих отношениях. Я не могла въехать в его особняк, потому что мне не удавалось бы за него платить, плюс он слишком далеко от моей работы.

Еще одной постоянной темой разговора стали деньги. Оливер настаивал на том, чтобы за жилье платил он, и говорил, будто у него достаточно денег, и мне не нужно ни о чем переживать. И я сказала ему, куда он может их запихнуть.

Я не настолько независимая или сильная, чтобы говорить, мол: «Мой мужчина не должен обращаться со мной, как с принцессой». Само собой, я хочу, чтобы мне открывали двери, удивляли цветами, завтраком в постель и время от времени приятными и неожиданными подарками. Но еще я уважаю себя и планирую сохранять независимость, которой добилась, перебравшись в Нью-Йорк. У меня хорошая работа, на которой я тружусь не покладая рук, я оплачиваю свои счета и не разбрасываюсь деньгами, ответственно оставляя немного на конец месяца.

Я не собираюсь позволять принцу сшибать меня с ног и заботиться вообще обо всем. Я слишком упрямая, чтобы позволять кому-то контролировать всё моё королевство.

В итоге мы просмотрели пять мест и выбрали квартиру, которая одновременно и роскошная, и мне по карману. Мы разделили аренду семьдесят на тридцать, и я взяла на себя продукты.

Узнав, что за последние три года Оливер почти никогда себе не готовил, я решила поучить его жизни.

— Нам реально нужно пять упаковок курицы? — Он управляет тележкой, настороженно рассматривая полки фермерского супермаркета.

— Да, потому что, в отличие от некоторых, мы, простые крестьяне, готовим еду, а перед этим размораживаем ее. — Я шлепаю его по заднице и наслаждаюсь ощущением прикосновения к его накаченной ягодице.

— Но мы можем заказать еду домой… В старой квартире у меня даже не было микроволновки. — Он провожает взглядом капусту, которую я кладу в тележку.

Качая головой, я выбираю йогурт и смеюсь.

— В курсе, что не было, но я тебя одомашниваю. Это моя работа. Я же не говорю, что тебе придется готовить. Господь знает, я не хочу, чтобы наша квартира сгорела.

— Для стула с одеждой у тебя такие же аргументы? — Оливер наклоняется и целует меня в щеку.

— Стул для одежды — это важнейший предмет мебели, куда ты складываешь то, что можешь надеть завтра. К примеру, спортивки — если они не в шкафу, ты помнишь, что их нужно надеть еще разок.

Я не понимала, как до него не доходило, насколько важно, чтобы в комнате стоял стул-вешалка для пока еще не грязных вещей, которые ты, скорее всего, наденешь на этой неделе. Такой есть у каждой женщины, будь то велотренажер, кресло или что-то, на что можно повесить шмотки.

— Ну конечно, малыш.

— Полночный поезд до Джорджии, — раздается из динамиков, и Оливер, дребезжа тележкой, пританцовывает дальше по ряду.

Я смеюсь над его приставными шагами и, держа в руке упаковку с английскими маффинами, понимаю, насколько я чертовски везучий человек.

Очень долго я отчаянно искала того идеального мужчину, который сделал бы меня цельной. Рисовала в голове, каким он будет, что скажет, как станет себя вести. И как часто бывает в жизни, я планировала, а вселенная хохотала.

Взамен судьба привела ко мне Оливера, друга-лягушонка с привилегиями, который не должен был стать принцем. Он не был идеальным: мог быть слишком дерзким, его не назовешь мистер Америка; порой, когда нужно было быть серьезным, он вел себя, как дурак. Я замечала, как он паниковал, стоило заговорить о том, чтобы съехаться и перейти на другой этап, но еще я видела, как таяло его сердце от любви ко мне.

Оливер Андерс стал моим принцем, несмотря на все его несовершенства. У него все еще проскакивают жабьи замашки, но за долгие годы я поняла, что люди не всегда такие, какими кажутся.

Наше «жили долго и счастливо» на острове Манхэттен приправлено ежедневными перебранками и примирительным сексом, и другого мне не надо.

Notes

[

←1

]

Здесь и далее прим. пер. «Счастливый час» — время в барах, когда напитки идут либо плюс один, либо плюс два, либо с большой скидкой.

[

←2

]

Форт-Нокс — военная база в США.

[

←3

]

Лиза Вандерпамп — участница реалити-шоу «Настоящие домохозяйки Беверли-Хиллс».

[

←4

]

Стэблер и Бенсон ‒ главные герои сериала «Закона и порядка: Специальный корпус».

[

←5

]

Кэрри и Биг ‒ герои сериала «Секс в Большом Городе», их романтическая линия ‒ основная в сериале.

[

←6

]

Рэйчел и Росс ‒ герои сериала «Друзья», их романтическая линия ‒ основная в сериале.

[

←7

]

Пейтон и Лукас ‒ герои сериала «Холм одного дерева».

[

←8

]

Пападам ‒ тонкая круглая выпеченная лепешка, по виду и форме напоминающая высохший блин.

[

←9

]

Тикка Масала — блюдо индийской кухни: кусочки жареной курицы с карри в сочном соусе красного или оранжевого цвета на основе помидоров. Хлеб нан ‒ пшеничная лепешка, также блюдо индийской кухни.

[

←10

]

Шоу «Рубленый» ‒ кулинарное шоу.

[

←11

]

Отсылка к знаменитому фильму «Богатенький Риччи» 1994 года.

[

←12

]

Стэпфорд — вымышленный город из книги, в котором активно создавались ненормально идеальные семьи с традиционными устоями: жена — покорная домохозяйка, а муж — богач-добытчик.

[

←13

]

«Мартовское безумие» — турнир между университетскими баскетбольными командами, младший «брат» НБА. Перед турниром составляется этапная таблица с матчами на выбывание и примерно за две недели проходит порядка шестидесяти матчей, где часто находят будущих мировых звезд.

[

←14

]

Джа́да Де Лауре́нтис — итальяно-американская шеф-повар, писательница, журналистка и телеведущая.