6.

Единственным приличным заведением на Околице оказался трактир с жизнерадостным названием «Благодарный упокойник», и располагался этот «Упокойник» аккурат напротив домишки Войцеха. Когда они проходили мимо дизельной кобылки диссидента-инквизитора, изобретатель пробормотал что-то вроде: «Поршня пригорели, солярка-то вон как из глушака капает», а больше ничего не сказал. Может, не знал, что таким транспортом пользуются исключительно правозащитники, а может, только сделал вид, что не знал. Впрочем, Тупи было на это наплевать. Несмотря на то что Околица — место опасное, брат-диссидент чувствовал себя защищенным от неприятных неожиданностей. Правозащитники — это сила!

На подступах к трактиру у брата-инквизитора, однако, появилось какое-то неприятное предчувствие. Да и как, скажите, ему не появиться, если справа от гостеприимно раззявленных дверей красовалась точно такая же, как у самого Тупи, дизельная лошадка да еще с наездником! На изрядно побитой ржавчиной механической скотине восседал редкозубо осклабленный скелет, обряженный в дырявую рясу правозащитника. Композиция изображала, очевидно, того самого упокойника, который невесть за что благодарен трактирщику на всю оставшуюся смерть.

Похоже, сочтя обитателей Околицы простаками, Тупи слегка погорячился.

— Шагай, братец, не стесняйся, — подтолкнул его в спину Войцех. — Выпьем по кружечке «Бешеного таракана», а там, глядишь, тебя и на откровенность потянет. Сам же предложил выпить. И правильно, сухая душа — пустыня, а сбрызнешь чуток — она и расцветет.

Чувство защищенности и вовсе испарилось, оставив на донце души кисло пахнущую лужицу страха, в которой судорожно барахталась мыслишка о коварстве аборигенов Околицы.

— А налей-ка нам с братом-инквизитором по махонькой, — сказал Войцех толстому трактирщику. — Для душевного общения.

Бармен кивнул и принялся с проворством древней барышни-телефонистки дергать краны-соски, растущие прямо за стойкой из стены трактира, добывая ингредиенты для знаменитого коктейля.

— Попробуешь «Бешеного таракана», приготовленного Бедным Билли, и умирать можно, — дружелюбно заметил Войцех.

Диссиденту-инквизитору заметно подурнело, но он сдержался и гордо изрек:

— Все равно я вам ничего не скажу!

— Расскажешь как миленький, — усмехнулся Войцех и подвинул к нему граненую емкость с багровой жидкостью. — Ну, за откровенность!

«Бешеный таракан» щекотно скользнул в горло и рассыпался на множество маленьких проворных «тараканчиков», которые шустро побежали по жилам, приятно карябая их лапками. Захотелось петь, затем плясать, потом совершить что-нибудь, и только после третьей порции фирменного напитка Бедного Билли Тупи потянуло излить душу. Впрочем, закалка у отцов-диссидентов была что надо, поэтому душу Тупи излил, но дозировано и не без умысла.

— Да, я диссидент, — печально стенал он, — да, я правозащитник, да, я инквизитор. Но я приехал сюда в надежде обрести утерянное. Ведь не особенно и скрывался, неспроста даже дизельку свою на самом виду оставил. Заметил?

— Ну, — насмешливо сказал Войцех. — За придурка меня держал, вот и оставил. И чего это ты тут потерял?

— Любовь! — бухнул Тупи и уронил слезу в багровую жидкость.

— Чего-чего? — удивился Войцех. — Какую еще любовь?

— Первую, — уже рыдая, признался Тупи. — И ее же единственную!

Войцех насмешливо посмотрел на него, потом глотнул из емкости и, не скрывая удивления, сказал:

— Ты смотри, какая воля к жизни! Надо же, после трёх «Бешеных тараканов» врет! Уважаю! Только кто же на Околице любовь-то ищет? Может, правду скажешь, приехал, мол, крамолу искать, жизнь людям портить, да вот обмишулился, не на таковских напал!

— Частично, конечно, вру, — печально признался диссидент. — Но не совсем. То есть вообще-то ты все правильно понял, только и ее проклятую тоже ищу. Братья-правозащитники на меня за эту самую любовь даже епитимию наложили.

— Какую еще епитимию? — задрал пропахшие паяльной жидкостью брови Войцех.

— Чтобы все веселые дома в центре обойти и в каждом отметиться! — с некоторой гордостью сказал Тупи. — И таким образом любовь изжить.

— И как? — заинтересовался Войцех. — Все обошел?

— Не все, — признался Тупи. — Тяжело это, дорого и вообще неполезно ни для организма, ни для души. Чай, епитимию не на казенные исполнять полагается, а на свои. Но побывал во многих. Точнее, по-настоящему епитимию исполнил только в одном, а в остальных так, отметился. Но любовь в себе так и не изжил.

— И кто же эта счастливица? — с иронией спросил изобретатель. — Небось одна из ваших свихнувшихся на правах любителей секса с земноводными сестер-диссиденток?

Тупи сморщился и замахал руками, словно поперхнулся фирменным напитком Бедного Билли.

— На сестер-диссиденток разве что законченные мазохисты западают. Нет, я влюбился в очаровательную секс-робыню! Это, я скажу тебе, нечто! Ни одна человеческая женщина и пятки ее тефлоновой не стоит! Ах, Пылкая Роза!

— Но обыкновенные люди не могут видеть роботов! Не дозволено! — изумился изобретатель. — Я тоже не видел, пока моргалку не изобрел.

— Как бы не так! — пьяно возразил Тупи и выложил на стол штуковину, которую предусмотрительно изъял из стола наставника-диссидента, когда тот помер.

Изобретатель бережно взял устройство и долго его рассматривал, после чего завистливо вздохнул.

Тупи отхлебнул багровой жидкости их граненой кружки, чтобы было не так страшно, потом спросил:

— Как видишь, диссиденты тоже кое на что годятся. Верно?

— Все равно ты извращенец! — констатировал Войцех, задумался, а потом добавил: — Да еще и вор вдобавок! Что же мне с тобой делать?

Но Тупи не ответил. Он спал. Ему снились полчища бешеных тараканов, набежавших в двухсветный высокий зал, где он выплясывал запрещенный к танцеванию рок-энд-роб в обнимку с Пылкой Розой. Тараканов приходилось давить, они неприятно хрустели под каблуками, оставляя после себя карамельное электронное крошево. Тупи с ужасом подумал, что это не просто тараканы, а робоканы, они вполне могут оказаться разумными, и, топча их, он, видный правозащитник, самым недвусмысленным образом попирает права потенциально разумных созданий. И самое стыдное, что ему было на это совершенно наплевать.

Загрузка...