Люби меня нежно. И сердца боль

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Александр Михайлович небрежно ковырял вилкой салат из морепродуктов и все больше налегал на водку. Пил он ее со смаком, одним глотком.

Ксюха, сидевшая за столиком напротив него, тоже, очевидно, не была голодна, потому что с отстраненным видом катала по тарелке горошек. Она терпеть не могла Александра Михайловича в такие моменты, когда он пьет, хмурится и не знаешь, чего от него ждать в следующую минуту: поцелует или наградит тяжелой оплеухой. Впрочем, и в другие моменты она ненавидела этого тяжелого, непредсказуемого борова. Ненавидела, но уйти боялась. Во-первых, потому, что он мог разозлиться и сделать с ней все, что угодно. Поговаривали, одну такую девочку он отдал своим охранникам и записывал на видео все, что они с ней делали и по очереди, и всем скопом. После этого девочка исчезла, словно ее никогда и не было.

Во-вторых, у Александра Михайловича были деньги, а у нее, простой девчонки, сбежавшей из Украины в Москву на заработки да так и застрявшей на самом столичном дне, не было ничего. И если она использует свой шанс до конца, то он, насладившись ее обществом, вполне может обеспечить ее до конца жизни. Маячивший вдалеке куш был привлекательной компенсацией за все издевательства, которые она от него терпела.

Да, «Ксюша, Ксюша — юбочка из плюша»… Где та юбочка, и где та девочка?

Раз и навсегда Ксюха решила для себя, что играет роль шлюхи при мешке с деньгами. Играет хорошо, старательно, но и только. Этот спектакль когда-нибудь должен кончиться, и тогда она получит причитающийся гонорар. Ксюха убедила себя в этом. Иначе жизнь стала бы просто невыносимой. Каждый раз, находясь рядом с Александром Михайловичем, она заставляла себя улыбаться, терпеть боль от его укусов, с отвращением отдаваться ему и говорить приятные глупости. И каждый раз Ксюха чувствовала себя так, словно бредет по минному полю.

Вот почему она всегда должна быть готовой к неожиданностям.

Как, например, сейчас. Александру Михайловичу почему-то пришла в голову фантазия уехать из Москвы в этот ужасающе провинциальный город. Они поселились в гостинице, размещавшейся на площади, напротив какого-то храма, похожего на древний замок. Сама гостиница изобиловала потертыми коврами времен расцвета застоя и длинными темными коридорами, как в каком-то государственном учреждении средней руки.

После приезда сюда Ксюха целыми днями проводила одна в поганом люксе, который можно было бы сравнить разве что с комнатой в общежитии, и умирала от скуки. Александр Михайлович был занят. Еще в Москве он нашел какого-то знаменитого подпольного картежника и долго о чем-то с ним беседовал за обеденным столом. Итогом этих переговоров и была эта поездка. Конечно же, Ксюха поехала вместе с ним. Вообще Александр Михайлович относился к своим пассиям, как к комнатным собачонкам. В буквальном смысле. Однажды он надел на нее ошейник и, прогуливаясь вечером по парку, приказал присесть и помочиться. Когда она попыталась возразить, то увидела такое бешенство в его глазах, что сочла за лучшее немедленно выполнить желание своего покровителя, несмотря на то, что совсем рядом прогуливались парочки с детьми.

Единственное, что удивляло Ксюху, так это странная перемена в поведении Александра Михайловича за последние несколько недель. Совсем недавно он представлял собой некое подобие скучающего римского императора, искавшего удовольствия в вещах, которые никак не могли доставить удовольствие нормальному человеку. Он бесцельно убивал время и тратил деньги. Теперь же у него появилась какая-то цель. И эта цель возбуждала его. Она занимала все его мысли.

Ксюха предпочитала не совать свой маленький курносый носик в дела Александра Михайловича и старалась не задумываться о его поступках, но на этот раз ею овладело любопытство. Она знала, что любопытство любого рода может иметь для нее катастрофические последствия, но как человек в душе азартный, ей хотелось поиграть с судьбой, потаскать ее за нос с тем, чтобы окончательно не потерять уважение к себе. В принципе, Ксюха и раньше прислушивалась к разговорам, которые вел при ней Александр Михайлович. Прислушивалась, запоминала, так как Бог памятью не обидел, исподволь рассматривала тех, с кем общался Александр Михайлович. Мало ли когда может пригодиться такая информация.

Из подслушанных телефонных разговоров Ксюха поняла, что его интересовала бывшая жена, с которой он разошелся много лет тому назад, и ее сын. Суть интриги она так и не разгадала, но размах и азарт, с которым действовал Александр Михайлович, наводили на мысль, что он замышляет какую-то потеху. Этот боров обожал придумывать для себя развлечения самого сомнительного свойства, и в глубине души Ксюха надеялась, что в конце концов эти развлечения привлекут к нему внимание правоохранительных органов. Но Фемида все это время стыдливо отводила глаза от непотребных шалостей Александра Михайловича. Возможно, еще и потому, что многие ее высокопоставленные служители тоже любили пошалить.

Однако Ксюха знала, что придет и час Александра Михайловича. Обязательно придет. И, возможно, она, Ксюха, приложит к этому свою маленькую ручку. И тогда «отольются кошке мышкины слезки» — любила она повторять про себя. Эту фразу она сделала своим тайным девизом, своим святым штандартом, который надеялась вытащить на свет божий, когда наступит подходящее время….

Сейчас Александр Михайлович был чем-то озабочен, даже грозен, что было отвратительным признаком. Настроение его испортилось сразу после посещения больницы. С кем он там встречался и о чем говорил, Ксюха понятия не имела, но очень хотела бы это выяснить.

Александр Михайлович кого-то ждал. Он вообще не любил ждать, и поэтому вынужденное ожидание бесило его еще больше.

Наконец к ним подошел метрдотель в сопровождении пожилого человека в отличном двубортном костюме от Версаче и галстуком того же Дома моды.

Александр Михайлович хмуро пожал руку пожилому и жестом предложил сесть.

— Итак, Петр Павлович, как наши дела? — спросил он пытливо и заглотил очередную рюмку.

Петр Павлович метнул взгляд на Ксюху, беззаботно попивавшую вермут, но увидев, что хозяин стола никак на это не отреагировал, сказал протяжно:

— Хреново, Сашенька. Хреново. Не думал, что будут такие сложности. Ты же знаешь, я не люблю светиться перед законом. У нас какой был уговор? Никакого явного криминала, никакой бузы, никаких разборок. Ничего. А что получается?

— И что же получается?

— Нехорошо получается. Я узнал, что парень этот тебе ничего не сделал, а ты его наказать хочешь. Нехорошо. Добро бы за дело ты ему яйца захотел прищемить, а то так — блажь барская да кровь дурная.

— Не лезь, Палыч, — покачал головой Александр Михайлович и вновь запрокинулся с рюмкой. — Не лезь. Это мои дела.

— Были твои, стали наши. Мне с мокрухой не след связываться. Ежели что, и за «бабками» своими не спрячешься. Нет-нет, я тебе не угрожаю. Так, приличия ради напоминаю. Ладно, бог с тобой, Сашенька. Я сегодня вечером в Первопрестольную лечу. Тут мне больше делать нечего. Но следить буду, учти. Мне свой интерес блюсти надо. Да, кстати, Костика своего отошли куда-нибудь подальше. Гнилой он человечек. Болтлив не в меру.

Пожилой с трудом встал и пошел к выходу.

«Костик… — отметила про себя Ксюха. — Конечно, без него тут не обошлось».

Костик с определенным успехом «гастролировал» из Москвы в Минск и обратно, вытрясая карманы лохов в поездах с помощью карт, был мальчиком на побегушках у многих влиятельных людей, всех знал в определенных кругах, и все знали его. Был безобиден, как устрица, и труслив, как заяц.

— Сука! — процедил Александр Михайлович с невероятным отвращением.

Ксюха с опаской немного отодвинулась от столика.

— Вот сука! Это все из-за нее и ее выродка! — продолжал Александр Михайлович, и Ксюха поняла, что сейчас наступит тот редкий момент, когда на него находит приступ откровения.

Очередная рюмка оказалась внутри борова.

— Я же ее любил, понимаешь, Ксюшенька?! — вопрошал он, смахивая неверной рукой набежавшую сентиментальную слезу. — Любил эту стерву! И сейчас люблю! Я же для нее все… все мог бы сделать! Она бы в золоте у меня купалась! Так нет же! Сашка Краев побоку! От Сашки Краева деток не дождалась, так под первого встречного легла, стерва! Обрюхатилась, как… как последняя шавка подзаборная! Убью эту тварь и сыночка ее, недоумка, удавлю! Елы-палы, он же и вправду мог быть моим сыном! — всхлипывал Александр Михайлович.

Ксюха никогда не видела борова плачущим, поэтому удивлению ее не было предела. Да, других он заставлял плакать, но чтобы сам…

— Нагреб под себя немерено, а куда все это после меня? У меня же, Ксюша, денег столько, что на десять жизней хватит… А проживу-то одну. Да и ту — хорошо, если до старости. Кому оставить? Не тебе ж, курве… Елы-палы, как же меня все это заколебало! А может, Светка правду сказала — мой он? А? Мало ли? Вдруг один раз получилось? Она же никогда не врала. Такая всегда правильная и принци… принципиальная была, мать ее так! Чё делать, Ксюха? Чё делать?..

Когда изрядное количество спиртного сделало свое дело, Ксюха вытащила свой сотовый и набрала номер.

— Дима, Александру Михайловичу надо помочь.

— Уже иду, — последовал ответ.

После этого она сразу набрала номер милиции и срывающимся голоском юной особы сообщила, что возле кафе «Блюз» какой-то пьяный бродяга пристает к прохожим, ругается матом и вообще ведет себя некрасиво.

Через минуту явился телохранитель Дима и, подхватив грозно и натужно сопевшего хозяина, с видимым трудом поволок его из ресторана. Ксюха гордо цокала каблучками позади них. Расплатившись с услужливым официантом, она села в «мерседес» рядом с уже похрапывавшим повелителем. Она много раз видела его в таком состоянии и каждый раз испытывала огромное желание съездить по его физиономии чем-нибудь тяжелым, чтоб до хруста, до крови. А потом сказать, что так и было. Но Ксюха знала, что это неосуществимо. Поэтому тихонько лелеяла свою месть и ждала своего часа.

Хотя, вполне возможно, что час вот-вот пробьет…

В этот момент где-то на теле борова засигналил сотовый. Ксюха пошарила в карманах, нашла телефон и, выйдя из машины, ответила:

— Да.

— Михалыч рядом?

— Это ты, Юрасик? — поинтересовалась она у вечно чем-то недовольного начальника охраны Александра Михайловича, зная, как его раздражает такое обращение.

— Да, я, кукла хренова! Где Михалыч?

— Александр Михайлович ответить не может. Он… занят. Просит передать мне все, что ты хотел сказать ему.

Ксюха услышала приглушенное матерное слово, потом ровный ответ:

— Мы возле кафе.

— Какого кафе?

— Кафе «Блюз», — еле сдерживая раздражение, произнес начальник охраны.

— И шо вы там делаете?

— Это ты спрашиваешь или шеф? — зло выпалил начальник охраны.

— Александр Михайлович, — ответила она кокетливо.

— Скажи ему, что пацан пришел. Но тут менты околачиваются. Что делать дальше?

Ксюха быстро соображала. Вряд ли боров будет помнить то, что сегодня случилось, а у нее есть шанс прояснить кое-что для себя…

Из окна высунулся Дима и вопросительно посмотрел на нее.

— Ну что, поедем?

— Ды зныкни, погана людына! — отмахнулась она от него раздраженно, вспомнив родной язык. — Поговорю, а потом поедем!

Было ясно, что парня «развели» для чего-то на картах. Не зря же Апостол, известный в своих кругах картежник, прилетал сюда. Да и из разговоров она кое-что поняла. Слава богу, не дура набитая. Парень проигрался в пух, задолжал и, конечно, не смог найти денег. Но борову вряд ли нужны те копейки, что проиграл парень. Определенно, у него была другая цель. Какая? Просто поиздеваться над своей бывшей женой? Чего ради? Неужели она когда-то так насолила Александру Михайловичу, что он сих пор не может успокоиться? Не зря же он искал ее столько времени, даже нанимал детективов в Москве.

И теперь боров обоим мстит. За что?

Он что-то говорил о сыне…

Подумав так, Ксюха ответила томным, словно изнывающим от страсти голосом:

— Александр Михайлович просил передать, чтобы вы ничего пока не делали. Может, это он ментов привел или еще что-нибудь придумал. Езжайте в гостиницу. Вы ему нужны.

Она отключила телефон, после чего заглянула в салон машины, вложила трубку обратно в карман похрапывающего Александра Михайловича и обратилась к Диме:

— Отправляйся в гостиницу.

— А ты куда?

— Прошвырнусь по городу. Может, подцеплю кого покрасивее.

— А со мной слабо?

— Я на работе, Димочка, и служебные романы не завожу. Ты меня прикроешь? Я ненадолго.

— Чей-то ты мудришь, Ксюха, — покачал он головой.

— Ноги расставлять — не велика мудрость, — усмехнулась она, захлопнув дверь машины.

Когда «мерседес» отъехал, она направилась к припаркованным невдалеке такси, по пути набирая новый номер.

Когда ей ответили, она воскликнула голосом, источавшим елей и мед:

— Костик, золотко, привет! Ты один, котик? Скучаешь? Ой, мой бедненький, мой маленький… Представь, я тоже скучаю. Все про меня забыли, противные. Из-за этого я даже думаю напиться до потери пульса. А потом вспомнила про тебя, мой сладкий. Слушай, маленький, я хочу к тебе приехать. Да, прямо сейчас. Ох ты мой хороший… Все, все, все, жди!

Костик жил в одиноко стоящей многоэтажке на Слободском проезде, который Ксюха с трудом нашла. Перед многоэтажкой, за дорогой, был вырыт какой-то огромный и жуткий котлован, покрытый снегом. Вероятно, все местные ребятишки обожали скатываться по его склонам. Но сейчас на улицах никого не было. Только фонари бросали неуютный рассеянный свет на припаркованные у дороги машины.

Зябко кутаясь в пальто, она проскочила в подъезд и нашла нужную квартиру (адрес она переписала из записной книжки борова).

— Здравствуй, мой зайчик, — надула губки для поцелуя Ксюха, когда дверь открылась. — Ты один?

— Елы-палы! — не показывая вида, что совершенно ее не узнал, завопил Костик, распахивая дверь пошире. — Заваливай!

— Ух ты мой хороший! — с энтузиазмом произнесла она, проходя вслед за ним в комнату, весьма скудно обставленную, что свидетельствовало о том, что Костик квартиру просто снимал.

— Пить будешь?

— Вот так вот сразу девушку надо напоить, да? Противный! Гадкий! — хохотала она.

Включили музыку. Костик выпил сам «смирновки», закусил полузасохшим гамбургером из «Макдоналдса», а Ксюха уютно устроилась у него на коленях.

— Ну, негодный, расскажи что-нибудь интересное. Я же знаю, ты можешь.

— А постелька? — жалобно проканючил он.

— Постелька потом, — терпеливо ответила Ксюха.

— Ну ты чё, меня развезет сейчас совсем…

— Боишься, что твой «дружок» тебя подведет?

— Он меня еще никогда не подводил.

— Ух ты, мой силач. Я тебя, стервеца, просто обожаю. Ублюдок ты мой маленький. Ты же ни разу меня по имени не назвал, гад! — взорвалась неожиданно она. — Ты даже не помнишь, как меня зовут, а в постельку захотел!

— Эй, ты чего? — смутился пьяненький Костик.

— Так как меня зовут, розовенький мой? — настаивала Ксюха, трепля его за щеку. — Ну, вспомни мое имечко, ненаглядный!

— Аня, что ли? — неуверенно предположил Костик.

— Вспомнил! — завопила Ксюха. — Вспомнил, касатик! Вспомнил, мой сладкий! Что ж так долго, козлик ты мой рогатый?

Вконец обалдевший Костик плеснул себе еще полстакана «смирновки» и залпом выпил.

Ксюха покинула его неверные коленки и пересела рядом на диван.

Костик на радостях начал рассказывать какую-то длинную историю о том, как он с компанией ездил на пикник, потом подробно перечислил, кто с кем в этой компании трахнулся, сколько было выпито водки и нажарено шашлыков.

Как Ксюха и предполагала, разговор скоро перешел на занятные карточные истории. Костик и в трезвом виде был мастер потрепаться, а в пьяном язык его, казалось, вообще лишился тормозов.

— Слушай, я тоже слышала одну историю, — нырнула она в поток его слов. — Про одного парня, которого облапошили на тридцать тысяч. Ты не помнишь, как его звали? Вадим, кажется? Да, Вадим.

Костик пьяно истерично засмеялся, закрыв руками лицо.

— Точно! — хохотал он. — Я такого тупого лоха в жизни не видел! Апостол его обул, как два пальца обмочил!

— Апостол?

— Петр Павлович, московский мастер. Таких по пальцам можно пересчитать. Ему заказали обуть этого Вадима на крутые бабки. Конечно, для начала я его обработал. Продул ему штуку баксов! Блин! У него было такое лицо, словно он не сходя с места трахнет весь мир. А трахнули его самого! — Костик катался по дивану от пьяного смеха.

— Так он что, бизнесмен какой-то?

— Да какой он бизнесмен! «Бабок» у него отродясь не водилось. Ни у него, ни у его мамаши.

— Тогда зачем это было надо? — удивилась Ксюха искренно.

— А достать этого пацана…

— Интересно, зачем кому-то требовать денег с человека, у которого ни гроша за душой?

— А мне без разницы, — он неловко придвинулся к Ксюхе и просунул руку ей под платье, потом прошептал просительно: — Анюта, слышь, а у меня уже стоит… Ты заколебала своими разговорами, в натуре…

— Знаешь, где его можно найти?

— А тебе зачем? — подозрительно прищурился Костик.

— Хочу посмотреть на этого дурака, — улыбнулась она ему сладко. — Таких сейчас редко встретишь.

— Они часто в «Паласе» тусуются. Ну, давай…

Ксюха в это время достала из сумочки электропарализатор и ткнула им в Костика. Раздался короткий треск, и Костик свалился на пол.

— Для тебя, милый, ничего не жалко. Даже батареек, — произнесла Ксюха и вышла из квартиры.

— Ну что? — спросил Олег со странной нервной иронией. — Тю-тю наши денежки?

— Никто так и не появился, — ответил Вадим, заказывая себе пиво.

— А вдруг они тебя пасут здесь? Хотя никого не видно…

Конечно, в баре были посетители, но Олег имел в виду, что ни один из них не походил на отъявленных головорезов, которые хотели бы получить деньги.

— Может, они подшутили над тобой, а? — снова спросил Олег. — Поиграли, попугали немного, и все.

— Если бы было так просто, — зловещим тоном произнесла Юля.

— Вы-то чего так нервничаете? — горько усмехнулся Вадим, попивая пиво. — Они же не вас будут на кусочки кромсать, а меня. Тридцати тысяч у меня как не было, так и нет.

— А мне, блин, не хочется даже близко стоять, когда это произойдет. Но наша дорогая Юлечка решила тебя поддержать, — нервно заметил Олег. — И все во благо Великого и Неповторимого Вадика.

— Это дружеская ирония или что? — отставил в сторону пиво Вадим.

— Или что! У меня как-то нет настроения хохмить. Мне кажется, если ты придурок, то сам должен за это расплачиваться.

— Неужели? — угрожающе придвинулся к нему Вадим.

— Что, скажешь нет? — также ощетинился Олег.

— Брейк! Брейк, мальчики! — тихо вклинилась между ними Юля. — Надеюсь, мы не собираемся представить посетителям этого милого бара незапланированную программу под названием «Бои без правил»? Вы, несомненно, очень эффектно смотрелись бы с разбитыми физиономиями и, вероятно, сорвали бы аплодисменты у публики, но давайте не будем устраивать представления.

— Я считал тебя другом, — отвернувшись, проговорил Вадим.

— Я тоже. Пока не понял, какой ты завистливый дурак. Я же не виноват, что мои родители могут многое себе позволить. Но они вкалывали, как проклятые, А тебе захотелось побольше и все сразу.

— Ну, хватит, — вновь вмешалась Юля. — Вы как две сварливые тетки, способные переругиваться до скончания века. Может быть, вы получаете от этого удовольствие, но меня лично уже тошнит. Поэтому хватит.

— Да, действительно хватит, — мрачно согласился Олег.

Некоторое время они молчали.

И тут нечто привлекло внимание Олега. Хотя правильнее было бы сказать — некто. Он не отрываясь следил за некоей особой, которая только что вошла в кафе. Достоинству, с которым она переставляла ноги, могла бы позавидовать любая знаменитая топ-модель. И одета она была соответственно: облегающее, безумно дорогое платье серебристого цвета в крапинку в сочетании с черными чулками. Короткие смоляные волосы делали ее еще величественней и неприступнее. В ней было столько далекого и нездешнего, что она походила на кинозвезду немого кино.

Девушка подошла к бару и не просто села, а как-то плавно, словно ртуть, перетекла на высокий табурет перед стойкой. Что-то спросила у бармена, тот ответил. После этого она закурила и повернулась к залу. Ее ленивый взгляд скользнул по посетителям и… остановился как раз на них. Спустя секунду она загадочно улыбнулась.

Вполне естественно, Олег немедленно принял улыбку на свой счет. Он улыбнулся в ответ ухмылкой человека, страдающего неизвестной науке психической болезнью.

— Я пошел, — решительно заявил Олег, поднимаясь. — Что-то ваша компания мне не очень нравится. Слишком мрачно. Можете дальше ждать своих бандитов, а у меня и без них все в жизни хорошо и замечательно.

Он двинулся к роковой брюнетке. В его глазах отражалась только ее призывная улыбка, как в глазах моряка, застигнутого ночью в море, отражается свет далекого маяка.

Он сел за стойку рядом с ней.

Она курила и мелкими глоточками пила что-то из широкого бокала, услужливо поставленного перед ней барменом.

— Привет, как жизнь? — спросил Олег, чувствуя себя неестественно глупо, что редко с ним случалось. Обычно он завязывал свое знакомство более остроумным вопросом или замечанием. На этот раз он не смог родить ничего, кроме идиотского и банального: «Привет, как жизнь?».

— Ничего, а у тебя? — без живости, с какой-то томной тоской ответила она вопросом на вопрос, выпустив струйку дыма в потолок.

Олег вдруг с ужасом понял, что не может больше произнести ни слова, словно по дороге к ней он растерял весь запас своих приколов, шуточек и баек, которыми он обычно развлекал и завлекал девушек.

«Е-к-л-м-нэ!» — подумал он, наполняясь отвращением к самому себе.

Она же, будто не замечая его почти ступорозного состояния, как ни в чем не бывало стряхнула с его рукава невидимую пылинку и сказала:

— Знаешь, я тоже когда-то ходила в джинсах. Обожала джинсы. Попка в них выглядит аппетитнее. Но сейчас я бы с удовольствием надела хоть монашескую рясу. Шоб ничего этого видно не было. Шоб глазоньки ваши завидущие не лазали по мне, яко поганые тараканы.

Конечно, он мог бы догадаться раньше! Стометровщица! Эта небрежность и совершенное отсутствие комплекса «с незнакомыми не разговариваю», этот акцент, выдававший в ней хохлушку, пустившуюся во все тяжкие…

Может быть, после сеанса любви она решила заглянуть в кафе.

Мысли его лихорадочно работали.

Где?

Куда?

В машине?

Блин! Там нет ничего, что можно было бы постелить на сиденье! Если что-то испачкается, мать сразу просечет!

— Сколько? — выпалил он, дрожа от нетерпения, Ее снисходительный тон вызвал в нем волну бешеного желания, неистовой похоти, которую надо было немедленно удовлетворить, иначе все внутри него взорвалось бы.

Она, коротко рассмеявшись, уперла подбородок в ладонь.

— У тебя стоко денег не найдется, любы.

— Сотни хватит?

— Скока, скока? Я тебе шо, вокзальная потаскуха? — притворно изумилась она.

— Слушай, не строй из себя тут…

В это время к нему подошел Вадим.

— Олег, не гони волну. Пошли.

— Отцепись от меня! — яростно обернулся к нему он. — Не лезь! Ты меня уже достал. Достал! У меня своя жизнь, у тебя своя. Сам разбирайся со своими проблемами. Они меня не касаются! — со злостью, в которой слышалось отчаяние загнанного в угол человека, выкрикнул Олег.

— Эй, парни, все отношения выясняйте на улице, — тут же подошел к ним незаметный парень с табличкой «Служба охраны».

— Все нормально, все нормально, — подбежала к ним Юля. — Сейчас все ужасно нервные. Извините… Что с тобой такое, Олег? Успокойся…

Они уже собрались идти к своему столику, как позади раздался тихий вопрос:

— Кто из вас Вадим?

Они удивленно обернулись и увидели все ту же девушку.

— Я, — ответил Вадим.

— Есть разговор.

Все трое переглянулись, начиная понимать, что эта незнакомка имеет какое-то отношение к тому, из-за чего они здесь находились.

— Ну что, мы так и будем стоять и пялиться друг на друга? — нетерпеливо спросила она, нарушив затянувшуюся паузу.

— Вы по поводу долга? — спросил Вадим.

— Можно сказать и так, цыплятки. Только вот в ногах правды нет. Усадите куда-нибудь старушку, а потом поболтаем о том о сем, — сказала она тоном бывалой женщины (действительно бывалой, черт возьми!), хотя она была не намного старше их.

Они привели ее за свой столик.

— Меня зовут Ксюша, — сказала она, закуривая новую сигарету. — Как и зачем я здесь, вас не касается. Но вам повезло.

— Почему же нам повезло? — усмехнулся Вадим.

— На моем месте могли бы оказаться жлобы с «пушками», и тогда вам бы пришлось очень и очень туго, цыплятки. «Бабок», как я понимаю, у вас нет?

— Мы с Юлей однозначно тут ни при чем, — вставил Олег.

— Ты однозначно помолчал бы, — нахмурилась Юля.

Ксюха некоторое время молча курила, разглядывая Вадима.

— Кого-то ты мне сильно напоминаешь, — произнесла она наконец.

— Дерьмо на палочке он напоминает, — процедил Олег.

— Слушай, еще слово, и я тебе врежу! — взвился Вадим.

— Эй, эй! Шо вы как петухи прыгаете друг возле друга? — возвысила голос Ксюха, взяв в свои руки бразды правления. — Сядьте и не мельтешите у мэне перед глазами! Я сосредоточиться не могу. А у меня времени не так богато. Так вот, Вадим, отсрочка тебе вышла до утра, и все будет зависеть от того, как ты ее используешь. Как тебе понравится, что из тебя фарш сделают и на рынке в чебуреках распродадут?

— Какой фарш? — поморщился Вадим. — Что вы несете?

— Фарш, мяско, ням-ням! — словно тупому, объяснила она ему, подкрепив слова жестом.

— Зачем вы нам все это говорите? — холодным тоном поинтересовалась Юля.

— Затем, что помочь вам хочу. Я знаю человека, который на тебя зуб имеет, Вадим. Хотя не на тебя именно, а на твою мать. Не знаю, как ты, а я еще знаю, что она была его женой когда-то.

— Что?! — Вадим даже привстал.

— Понятно, — удовлетворенно кивнула Ксюха. — Батьку ты, значит, своего не знаешь? Поэтому и драть тебя некому было. Если б драли, не полез бы в карты играть, дурья башка. Так вот, папашка твой тебя невзлюбил до смерти. Потратился и на картежников, и еще на кого надо, чтобы тебя крепенько за одно место держать. Уж не знаю, чего они там с маткой твоей не поделили сто лет назад, а только тебя он живым в землю зароет, чтобы только ей подгадить.

— Я что-то не пойму, почему вы нам рассказываете об этом? — ехидно спросил Олег. — Это их дела, пусть эта милая семейка решает свои проблемы.

— А в чем ваш интерес? — прищурившись, спросила Юля, проигнорировав выпад Олега.

— Деньги.

— Но их у нас нет…

— Знаю. Но они есть у борова.

— У кого? — переспросил Вадим.

— У отца твоего, чтоб его разорвало! Мой тебе добрый совет, завтра сходи к нему сам и поговори. Не надо ждать, когда к тебе придут крутые мальчики.

— И что дальше?

Ксюха глубоко затянулась сигаретой.

— Не знаю. Тут или пан, или пропал. У него же, козла этого плешивого, из родственников никого нет. И детей никогда не было. Болел он в молодости или еще что. Только ты, Вадичек, и получился…

Ксюха не совсем была уверена, что это именно сын борова. Мало ли с кем гульнула его мать, будучи замужем. Но не использовать этот шанс она не могла. Боров, все чаще пьяно плакавшийся на то, что некому оставить свои миллионы, вполне мог озолотить этого шустрого молодого человека, махнув рукой на свои сомнения. И если она ему поможет, то благодарность должна быть соответствующей.

— Как его зовут? — опустив голову, спросил Вадим.

— Краев Александр Михайлович, — ответила Ксюха.

Вадим вопросительно посмотрел на Ксюху, и та кивнула.

— Я должен подумать, — произнес Вадим после продолжительного молчания.

— Подумай, подумай, — вздохнула Ксюха. — Вот адрес. Приходи, если надумаешь, утром. И запомните: меня вы знать не знаете и никогда не видели.

Она подхватила со столика сумочку, небрежно перекинула ее через плечо и пошла к выходу.

Через секунду следом за ней, ни слова не сказав, устремился Олег.

— Что ты решишь, Вадим? — склонилась к нему Юля.

— Кажется, у меня нет выбора, — пожал он плечами.

— Думаешь, он действительно твой отец?

— Не знаю. Но я знаю, у кого спросить.

Какое-то болезненное состояние овладело Вадимом.

Значит, у него есть отец. И мать наверняка знала о нем, но молчала. Упорно молчала, несмотря на его расспросы.

В какой-то степени Вадим чувствовал себя обманутым. И оскорбленным. Все решалось и решается за его спиной, втихомолку, втайне, как будто он маленький мальчик. Да, конечно, это в стиле матери — все скрывать, прятать за ширмами внешнего благополучия, стараться не обращать внимания на неприятности. И что же она сделала? Просто вычеркнула отца из своей и его жизни, нисколько не думая, что будет потом.

Вадим пришел домой, достал из кармана купленные в киоске сигареты и, подсоединив купленный по дороге новый телефон к розетке, устроился с ним на кухне.

Последний год он не курил, не ощущая тяги к табаку, но сегодня… Сегодня желание закурить пересилило все.

Едко-пахучий дым вызвал легкий приступ кашля, который Вадим подавил, после чего начал набирать номер телефона больницы. После довольно продолжительных переговоров с медперсоналом ему удалось услышать мать.

— Вадим, сынок, — взволнованно произнесла она, — с тобой все в порядке? Боже мой, я целый вечер места себе не находила! Как ты?

— Я в порядке. А ты?

— Все хорошо. Я еще полежу пару деньков, а потом выпишут. Ты поел что-нибудь? Я там в холодильнике оставляла мясо, только разогреть…

— Мама, мне не пять лет! Понимаешь? Я поем, когда захочу! Не надо делать из меня подростка-переростка! Как долго ты собиралась от меня это скрывать?

— Что — это, Вадик?

— То, что у меня есть отец! У меня ведь он есть, верно?

В трубке установилось напряженное молчание.

— Что ты молчишь? Почему ты всегда молчишь? Что за идиотская привычка все скрывать от меня?

— У тебя нет отца… — сказала Светлана Владимировна сдавленно.

— Как? Неужели? А что это за тип по имени Александр Михайлович Краев? Отчество у меня, если не ошибаюсь, Александрович? Ты ведь утром с ним говорила, да? Тот толстяк, я прав? Он что, тоже не знает, что я его сын? Ты, как Бог, решила выкроить своими ножницами мою судьбу?

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, Вадим.

— Я понимаю только то, что этот человек сделал так, что я ему должен 30 тысяч.

— Ты ничего ему не должен!

— Почему ты так в этом уверена? Что он тебе сказал? И что он вообще от меня хочет?

— В будущем ты все поймешь…

— Я слышу это уже двадцать лет, мама! Будущее наступило еще вчера! Так кто он? Он был твоим мужем? Я его сын или кого-нибудь еще? Скажем, твоего старого дружка? Что еще ты от меня скрываешь?

— Вадим, сынок, не говори со мной так! — жалобно попросила Светлана Владимировна.

— А как с тобой говорить, если из тебя и слова вытянуть невозможно?! Что мне думать и что мне делать, когда я узнаю от других людей, что этот тип может быть моим отцом? Ты все еще принимаешь меня за ребенка, думая, что я ни в чем сам не разберусь, не пойму, не сложу два плюс два?

— Сынок, давай поговорим, когда я вернусь. Возможно, я смогу тебе все объяснить…

— К тому времени громилы моего папаши сделают из меня отбивную. Меня впутали в какую-то игру, цели которой я не понимаю.

— Вадим, я тебе все объясню!

— Сомневаюсь, что у тебя это получится. Но кое-что я хочу знать прямо сейчас. Он мой отец?

— Я… — начала Светлана Владимировна и осеклась, видимо, плача.

— Просто ответь мне, мама! Просто ответь! Ничего не нужно объяснять, выдумывать предлоги, отговорки. Ты меня слышишь?

— Да, сынок.

— Неужели так сложно ответить на такой простой вопрос — кто этот человек?

— Я не могу… не могу разговаривать с тобой в таком тоне.

После этого Вадим услышал в трубке гудки. Это так его поразило, что он некоторое время удивленно смотрел на телефонную трубку.

В один миг им овладело злобно-уничижительное чувство, которое он испытывал, будучи совсем маленьким, когда мать не могла купить ему ту игрушку, которую он хотел. Как ни просил, как он ни рыдал, она с тихой покорностью твердила: «У мамочки нет денег, сынок». Но он знал, чувствовал, что у нее были деньги, как теперь знал, что у нее был ответ на вопрос.

Побродив по квартире некоторое время, он рассовал по карманам зажигалку, сигареты и ключи от квартиры…

Был еще один человек, который мог все расставить по своим местам.

Не успел он открыть дверь, как собой все заслонило что-то большое и тяжелое. Оно ткнуло его прямо в голову. Боль отозвалась эхом в голове и умерла вместе с сознанием.