Любимый мой

Глава 6

Моей давно потерянной невесте

Я принял важное решение. Может, это и глупо, но я не могу поступить иначе.

Приближается Бал Золушки, и я решил рискнуть в последний раз.

Я назвался именем друга, а это значит, Элла не увидит моей фамилии в списке гостей и не предупредит Рейфа. Я обязательно буду там. Может, таким образом я прощаюсь с тобой. А может, просто льщу себя напрасной надеждой снова увидеть тебя. Да, я все еще надеюсь встретиться с тобой. Странно, не правда ли? После стольких лет разлуки!

Я должен знать правду о тебе. Я должен забыть тебя и начать новую жизнь. Хотя бы попытаться. Я стараюсь убедить себя, что наша встреча ничего не изменит: ведь мы уже совсем другие люди… Мне просто хочется увидеть тебя в последний раз и… уйти.

Я должен убедиться, что поступаю правильно, расставаясь с тобой. Но если ты будешь там, мы сможем взглянуть на мое решение по-другому, не так ли, любовь моя? Если же нет… Это и будет твой ответ.

Жди меня, жена. Я иду.

— Поживем — увидим, — уклончиво ответил Чэз.

— Я хочу получить ответ прямо сейчас, — потребовала Шейн. Чэз понял, что она не отступит. Он впервые встретил женщину, которая так отчаянно стремится к правде, что не боится пострадать ради нее. — Если я не беременна, — продолжала она, — что случится с нашим браком?

— Черт побери, дорогая! Конечно же я не выкину тебя на улицу.

— Но ты уже не будешь нуждаться во мне, я не буду интересовать тебя как женщина, не так ли?

Шейн озадачила, поставила его в тупик, и поэтому он опять сказал не то, что следовало бы:

— Я не могу ответить на этот вопрос… Но если ты беременна, то, конечно, сможешь остаться.

— Значит, только при таком условии… В противном случае нашему браку конец.

— Я не говорил этого! — воскликнул Чэз, всей душой желая уподобиться медоточивому Дон Жуану, который не задумываясь сыпал обещаниями как из рога изобилия. — Дорогая, я так устал, что сам не знаю, что говорю. Я уже два дня не смыкал глаз. А сегодняшний день, согласись, был полон стрессов.

Очевидно, его старания не пропали даром, потому что Шейн повернулась к нему спиной и спокойно сказала:

— Я собираюсь спать. Присоединяйся.

— Отличная идея.

Чэз торопливо разделся и лег рядом с ней. Не удержавшись, он нежно погладил ее по спине. Но Шейн отвергла его ласку:

— Давай не будем… Иначе я не смогу… Думаю, нам лучше спать, не прикасаясь друг к другу.

«Действительно, — упрекнул себя Чэз. — Она очень устала и страдает: последние два дня были очень непростыми как для меня, так и для нее».

— Хорошо. Мы не будем прикасаться друг к другу, — согласился он.

— Замечательно. Спасибо.

«Это вовсе не так замечательно», — думал Чэз, терпеливо ожидая, когда она заснет. Потом он осторожно развернул ее к себе лицом. И Шейн доверчиво прижалась к нему. Он чувствовал волнующую округлость ее груди, а стройная ножка, дразня, прижалась к его бедру. Чэзу пришлось (уже в который раз!) сдерживать себя. Шейн заворочалась и, совершенно неожиданно для Чэза, чмокнула его в щеку, пробормотав что-то неразборчивое. Он почувствовал удивительное спокойствие и очень скоро заснул.

Шейн просыпалась постепенно: ей было тепло и уютно, да и сладкий сон еще не совсем покинул ее. Неожиданно послышался громкий дребезжащий звон колокольчика, и она открыла глаза. Чэз стоял у кровати, не сводя с нее пристального взгляда.

— Доброе утро! — весело поздоровался он, все так же испытующе глядя на нее.

Очевидно, он ждал ответа. Но Шейн помнила вчерашний разговор и не спешила начинать новый.

— Я слышала звон колокольчика, — сказала она наконец.

— Это Моджо сообщает, что завтрак готов, объяснил Чэз и замолчал, как будто хотел сказать что-то еще, но не знал как. — Прости меня, — извинился он, — вчерашняя ночь не была такой романтичной, какой она должна быть после свадьбы. Я постараюсь, чтобы впредь все было по-другому — намного лучше.

— Лучше?

— Да, лучше, — напрягся Чэз. — Я имею в виду, менее… болезненно.

Шейн недоверчиво оглядела себя: волосы растрепаны, ночная рубашка расстегнута на две пуговицы, плечо оголено… От удивления она расширила глаза, рот открылся сам собою. Чэз, очевидно, понял все несколько иначе, потому что кивнул и вышел из комнаты. «Менее болезненно? Что это значит?» — растерянно думала Шейн. Несколько минут она лежала в кровати и размышляла. Неожиданно Шейн обратила внимание, что сладко спала в центре кровати, а рядом, видимо, спал Чэз, потому что простыни были смяты. «Значит, ночью мы с Чэзом спали обнявшись, неужели мы…» — мелькнула мысль. «Менее болезненно» — эти слова преследовали ее и в душе, и тогда, когда она разбирала чемодан. «Нет, вряд ли, — решила она наконец. — Но что бы там ни было, это хорошее начало. Чэз старался сблизиться со мной, а значит, у нашего брака еще есть надежда». Теперь Шейн видела свет в конце туннеля и верила в счастливое будущее.

Она нашла Чэза в столовой, он налил им обоим кофе. Шейн села напротив него и сделала несколько глотков ароматного напитка.

— Каковы твои планы на сегодня? — поинтересовался он.

— Буду думать над тем, как превратить это жилище в уютный дом.

— Уже есть какие-нибудь идеи? Шейн отпила еще немного.

— Никаких.

— Не паникуй. Уверен: ты что-нибудь придумаешь. — Чэз подождал, пока она допьет кофе, и предложил:

— Почему бы тебе не начать день с более близкого знакомства с этим местом? Может, так у тебя появятся идеи. Например, ты можешь осмотреть все спальни и выбрать одну для Сариты.

«Прекрасно!» — подумала Шейн, а вслух спросила:

— Сколько помощников ты мне можешь выделить?

— В твоем распоряжении Джимбо. Он заведует практически всем на ранчо, и до сегодняшнего дня мне вполне хватало его помощи, чтобы контролировать всех работников. Если понадобится, мы можем нанять еще нескольких в ближайшем городке. Там всегда найдутся люди, которым нужна временная работа. Скажи Джимбо, что тебе нужно, и он обо всем позаботится.

Словно подтверждая слова Чэза, в дверях появился Джимбо, неся в руках дымящиеся тарелки.

— Доброе утро, — боязливо поздоровался он. «Он наверняка считает, что мы с Чэзом еще сердимся на него за вчерашнее», — улыбаясь, подумала Шейн и решила, что сделает все возможное, чтобы сегодняшний день был тихим и спокойным.

— Я голодна, — сообщила она Джимбо.

— Отлично, леди. Хороший день начинается с хорошего завтрака, — просиял тот, ставя перед ней большое блюдо со всякой всячиной. — Если захочется добавки, на кухне еще есть еда.

Чэз усмехнулся, а Шейн вежливо отклонила предложение:

— Спасибо, этого вполне достаточно.

— Не смешите меня: такой порции едва хватит комару.

— Этого достаточно, спасибо, Джимбо.

— Моджо обязательно придет сюда, чтобы выяснить, в чем дело, — скорбно предупредил он. — Надеюсь, вы не слишком привязались к своей супруге, босс.

— Шейн — моя жена. Я обязан защищать ее. А если Моджо так хочет высказаться, я охотно предоставлю ему такую возможность.

Шейн положила на колени салфетку, отрезала кусочек яичницы и быстро положила его в рот, чем заслужила довольную улыбку Джимбо.

— Рада сообщить тебе мое первое условие, подмигнула Шейн мужу.

— Да? И что же это?

— Мне нужна собака. Большая, голодная и свирепая, как волк.

— И где ты будешь держать этого волка, жена? улыбнулся Чэз.

— Около себя, конечно.

— Я посмотрю, что можно сделать, дорогая. Двадцать минут спустя Шейн отодвинула тарелку в сторону и простонала:

— Все. Не съем больше ни кусочка!

— Но ты съела только половину! Моджо…

— Моджо! Снова этот Моджо. Это уже не смешно! — воскликнула Шейн.

Положив салфетку на стол, она встала и решительным шагом направилась в сторону кухни. Чэз поспешил за ней:

— Дорогая, это не очень хорошая идея…

— Напротив, это замечательная идея, — ответила Шейн, открывая дверь на кухню.

Джимбо сидел у стола, а возле кухонной раковины, спиной к ней, стоял гигант — очевидно, пресловутый Моджо.

— Доброе утро, — поздоровалась она. Моджо даже не пошевелился.

— Это хозяйка? — не оборачиваясь, спросил он брата.

— Да, — кивнул Джимбо.

— Чего ей здесь надо?

— Не знаю. — (Взгляд в сторону Шейн.) — Что мы можем сделать для вас, хозяйка?

— Мне и Моджо следует познакомиться поближе.

— Но вы с ним вообще не знакомы.

— Вот и познакомимся. — Шейн скрестила руки на груди.

Моджо осторожно поставил вымытую сковородку в сушилку, вытер руки о фартук и повернул к ней загорелое, изрезанное шрамами лицо. В отличие от других людей, имевших обыкновение вздрагивать от ужаса при виде такого уродства, Шейн несколько минут спокойно рассматривала его шрамы, а потом смело подошла к нему. Не обращая внимания на сопротивление, которое ей пытался оказать Моджо, она откинула непослушную прядь с его лба и увидела жуткий рубец.

— Тебе повезло, — спокойно сказала Шейн, если бы шрам был хоть на дюйм ниже, ты бы стал одноглазым, как пират. Автомобильная авария?

— Мой бедняжка мул уже не может бегать как раньше.

— Мул?!

— Это шутка, — усмехнулся Джимбо. — Мы с Моджо не ездим верхом.

— Потому что ни одна лошадь вас не поднимет, — вступил в разговор Чэз. Моджо нахмурился:

— Я имел в виду наш джип.

— А… понимаю, вы с Джимбо так называете свой автомобиль, — догадалась Шейн. Джимбо казался удивленным:

— Угадали. Однажды, дело было в горах, наш «мул» решил не слушаться Моджо и врезался в сосну.

— Знакомая ситуация. — Шейн помолчала, обдумывая, стоит ли рассказывать об этом Чэзу, и решила, что лучше всего это сделать прямо сейчас, при свидетелях. — Так же и я получила свой шрам, — продолжала она. — Мне очень повезло: я сохранила руку. Правда, в плохую погоду рубец все еще ноет.

Шейн закатала рукав блузки и показала его. Она видела, как побледнел Чэз. Моджо присвистнул:

— Здоровый!

— И это еще не все, — улыбнулась она и сообщила:

— У меня есть еще несколько маленьких шрамов на бедре, но их я вам не покажу: муж будет возражать.

— Что же произошло? — очнулся Чэз.

— Автомобильная авария. Как у Моджо.

— Как? Когда?

— А сколько вы лежали в больнице? — спросил Моджо, и Шейн была рада, что не придется отвечать на вопросы мужа.

— Два с половиной месяца.

— Ха, тут я вас обошел: я провалялся на больничной койке шесть месяцев, и врачи до последнего сомневались, что я выживу.

— А я потеряла половину своей крови.

— Не может быть!

— Хорошо, пусть не половину, но крови было очень много. Если бы Рейф не довез меня до больницы вовремя, я бы точно погибла.

— Рейф был там? — снова вмешался Чэз.

— Он ехал следом, — осторожно ответила Шейн.

— И где это случилось?

— В Коста-Рике. Горные дороги там очень опасны.

— Я запрещаю тебе ездить по горным дорогам.

— Но ведь это единственный путь в город…

— Ты не будешь ездить по горным дорогам! рявкнул Чэз.

Шейн вздрогнула и снова обратилась к Моджо:

— Насчет кухни…

— Что такое? — помрачнел тот.

— Это место очень заинтересовало меня.

Моджо сложил руки на груди:

— Вы что-то хотите мне сказать?

— Верно. Хочу открыть тебе еще один секрет, раз уж сегодня такой особенный день.

— Какой же?

— Я не умею готовить. Моджо просиял:

— Не умеете? Правда?!

— Абсолютно. Наша экономка в Коста-Рике пыталась меня научить, но безуспешно. Чэз наконец-то позволил себе улыбнуться:

— И сколько обедов ты сожгла?

— Много. А Рейф был удивительно тактичен со мной, наверное, потому, что спас меня от… — Шейн замолчала, но было уже поздно.

— От кого? От меня?

— Нет! Нет, — повторила она уже тише. — Мне никогда не нужно было спасаться от тебя.

— Тогда от кого же?

— От… моей тети, — наконец закончила она, потом ослепительно улыбнулась обоим братьям:

— Моджо, ты ведь будешь продолжать готовить для нас, не так ли?

— Да, и даже разрешу кое-что здесь изменить.

— Спасибо за разрешение, — поблагодарила Шейн. — Я прослежу, чтобы тебя не слишком загружали работой.

— Вы мне понравились, — сообщил Моджо, гладя ее по спине огромной пятерней. — Правда, вы очень худенькая, но я приму меры.

Чэз поспешил вмешаться, пока повар своим энтузиазмом не припечатал Шейн к полу:

— Она в полном порядке, Моджо.

— Нет, ей нужно есть за двоих.

— Что?

— У меня наметанный глаз, — гордо заявил Моджо, — как у мамы. А она разбиралась в таких вещах очень хорошо.

Шейн подхватила Чэза под локоть и потащила его к двери:

— Пойдем! Моджо просто шутит. Сейчас невозможно сказать ничего определенного на этот счет.

Тот позволил увести себя из кухни, шепча:

— Он рискует потерять работу, если не будет следить за тем, что говорит.

— Ты ведь все равно этого не сделаешь, улыбнулась Шейн.

— Да?! Ты так думаешь? Может, ты и права…

— Нет, вы не понимаете, босс!

— Тут нечего понимать, Джимбо, — сказал Чэз, не отрывая взгляда от записной книжки. — В этом доме Шейн вольна делать что угодно. Если она просит выкинуть что-либо, ты должен выполнить ее просьбу. Ясно?

— Но… но ведь это ваш любимый платяной шкаф! Я просто хотел предупредить вас.

— Спасибо, я буду крепиться.

— Все гораздо хуже. Уж не знаю, как сказать вам… У нее есть целый список, босс, как у доньи.

— Какой такой список? — удивился Чэз, откладывая в сторону ручку.

— Это уже слишком, не так ли? — Джимбо гигантскими шагами пересек комнату и снова вернулся к письменному столу. — Мне с самого начала не понравилась эта идея. К тому же список постоянно пополняется!

— Звучит просто ужасно, — усмехнулся Чэз. Джимбо уперся массивными кулаками в крышку стола и навис над Чэзом, его глаза грозно сверкнули.

— Что будем делать?

— Мне придется поговорить с ней. Где Шейн?

— В одной из спален. Я подожду здесь, пока вы утихомирите свою жену.

— У меня все получится, не сомневайся. Чэз нашел жену в спальне. Шейн сидела на скамеечке у окна, выходящего на пастбище, покачивая что-то в руках.

Рядом на столике он заметил злополучный список и улыбнулся: его жена очень быстро освоилась с ролью хозяйки. И оделась она соответственно, по-рабочему: свободные коричневые брюки, темная блузка, резиновые перчатки. Волосы собраны в строгий пучок. Чэз подошел к ней сзади и распустил туго затянутые волосы. Они мягкими золотыми волнами упали на плечи.

— Не знал, что такое вообще возможно, — начал он, — но ты действительно напугала Джимбо.

— Наверно, мой список дел вывел его из равновесия, — не оборачиваясь, согласилась Шейн.

— Джимбо сейчас дрожит в моем кабинете, как испуганный щенок, — усмехнулся Чэз. — Надеюсь, он не намочит ковер.

— Прости, — в ее голосе слышались веселые нотки, — я просто хотела организовать все как можно лучше.

— Сделай мне одолжение: постарайся поменьше организовывать втихую, тогда твой помощник обязательно вернется. — Шейн согласно кивнула, и Чэз спросил:

— Родились какие-нибудь идеи?

— У меня очень много задумок. Полагаю, ты приготовил это для Сариты?

— Угадала.

Шейн открыла коробочку, которую держала в руках, и извлекла оттуда куколку. Чэз считал, что именно такая кукла приведет в восторг маленькую девочку: фарфоровое лицо, длинные черные волосы, открывающиеся и закрывающиеся большие карие глаза, атласное платьице с кружевами, туфельки. Но сейчас он чувствовал, что ошибся, а где и в чем — не знал.

— Я слышал, маленькие девочки очень любят ярких кукол, — неуверенно объяснил Чэз.

Шейн закрыла глаза, неожиданно почувствовав усталость. «Ну почему такой заботливый человек, как Чэз, убедил себя, что он бессердечный? Это просто не укладывается в голове!» подумала она, а вслух сказала:

— Она прелестна. Сарите понравится твой подарок.

— Я хочу подарить ей эту куколку на Рождество или просто так, чтобы она чувствовала себя как дома. Неплохо придумано, да?

Только сейчас Шейн осознала, насколько важен для Чэза этот ребенок, и поняла, что ей никогда не занять в его сердце столько места, сколько занимает Сарита.

— Думаю, это замечательный подарок для нее, сказала она, поднимаясь. Чэз удержал ее за руку:

— Я что-то не то сказал?

— Нет, конечно, нет.

— Ты расстроена, — он внимательно посмотрел на Шейн. — Почему? Из-за шкафа?

— Не будь смешным.

— Значит, из-за вчерашнего разговора. Ты боишься, что я выгоню тебя, как только верну Сариту?

Шейн не ответила: у нее не было сил спорить. Она не знала, как объяснить мужчине, который не верит в любовь, тот факт, что она всю свою сознательную жизнь искала настоящую любовь (и однажды нашла ее в его объятиях), что его маленькая дочь жаждет отцовской любви больше всего на свете и ее не заменит даже самая красивая кукла. Шейн потеряла родителей еще в детстве и росла в атмосфере строгости без любви, радости, спокойствия. Это были самые ужасные годы в ее жизни, оставившие в сердце глубокие раны. И она сделала вывод, что жизнь без любви пуста.

Шейн посмотрела в глаза мужу. Эти удивительные голубые глаза — то мрачные и холодные, как зимний вечер, то нежные и заботливые, как солнечный день.

— Ты боишься, что я выгоню тебя, как только верну Сариту? — настойчиво повторил Чэз.

«Неужели он не понимает!» — в отчаянии подумала Шейн, а вслух сказала:

— Нет, я не боюсь этого. Мне страшно, очень-очень страшно, когда ты говоришь абсолютно серьезно о том, что… разучился любить… по-настоящему.

Шейн посмотрела на него: на солнечный небосклон снова набежали тучи, лицо стало каменным, усмешка искривила губы.

— Не надо бояться правды, дорогая. Лучше смотреть ей в лицо.