Любить то, что есть: Четыре вопроса, которые могут изменить вашу жизнь

12. Подружиться с самым худшим, что может случиться

Мне приходилось помогать людям выполнять Работу в отношении насилия, войны во Вьетнаме и в Боснии, пыток, заключения в нацистских лагерях, смерти ребенка и длительных, мучительных болезней, таких как рак. Многие из нас считают, что человек не в силах принимать экстремальные переживания такого рода с безусловной любовью. Но это не только возможно, любовь — это наша подлинная сущность.

Все ужасное происходит только в нашем мышлении — нигде больше. Реальность всегда добра, даже в ситуациях, напоминающих ночные кошмары. История, которую мы рассказываем, — это всего лишь кошмарный сон, переживаемый нами. Когда я говорю, что самое худшее из того, что может быть, — это убеждение, то я выражаюсь буквально. Самое худшее из того, что может быть, — это система ваших неисследованных убеждений.

При обучении Работе я люблю использовать исследование для того, чтобы провести людей через то, чего они больше всего боятся, через худшее, что могло бы случиться. Для многих из них самым худшим является смерть. Часто они верят в то, что будут страшно страдать не только в процессе умирания, но и после того, как умрут. Я погружаю их достаточно глубоко в эти не дающие уснуть кошмары, чтобы развеять иллюзию страха, боли и страдания.

Я сидела рядом со многими людьми, находившимися на смертном ложе, и после того как мы проделывали Работу, они всегда говорили мне, что им хорошо, Я помню одну очень испуганную женщину, которая умирала от рака. Она попросила, чтобы я посидела с ней, поэтому я пришла. Я села около нее и сказала: «Я не вижу проблемы». Она ответила: «Не видите? Ну хорошо, я покажу вам проблему» — и откинула простыню. Одна ее нога так распухла, что была почти вдвое толще, чем нормальная нога. Я смотрела, смотрела и все еще не могла найти проблему. Она сказала; «Вы, наверное, слепая! Посмотрите на эту ногу. А теперь взгляните на другую», И я сказала: «О, теперь я вижу проблему. Вы страдаете от убеждения, что эта нога должна выглядеть так же, как та. Кем бы вы были без этой мысли?» И она поняла. Она начала смеяться, и страх улетучился через этот смех. Она сказала, что чувствует себя более счастливой, чем когда-либо в своей жизни.

Однажды я навещала женщину, которая умирала в хосписе. Когда я вошла, она дремала, поэтому я просто сидела около ее кровати, пока она не открыла глаза. Я взяла ее за руку, и мы говорили в течение нескольких минут, потом она сказала: «Я так боюсь. Я не знаю, как умирать», Я спросила: «Дорогая, это правда?» Она ответила: «Да. Я просто не знаю, что делать». Я сказала: «Когда я вошла, вы дремали. Вы знаете, как засыпать?» Она ответила: «Конечно». И я сказала: «Вы закрываете глаза каждый вечер и засыпаете. Люди с нетерпением ожидают сна. Все это похоже на смерть. В этом нет ничего ужасного, если исключить вашу систему убеждений, утверждающую, что в этом есть что-то еще», Она сказала, что верит в загробную жизнь, и добавила: «Я не знаю, что делать, когда я попаду туда», Я спросила ее; «Можете ли вы на самом деле знать, что вам нужно будет что-то делать?» Она ответила: «Полагаю, что нет». И я сказала; «Вы ничего не должны знать, все в порядке. Все, что вам нужно, там для вас есть, вы не должны об этом задумываться. Все, что от вас требуется, — это заснуть, когда нужно, а когда проснетесь, вы будете знать, что делать», Конечно, я говорила ей о жизни, а не о смерти.

Затем мы перешли ко второму вопросу. «Можете ли вы быть абсолютно уверены, что не знаете, как умирать?» Она рассмеялась и сказала, что предпочитает быть со мной, а не со своей историей. Какая радость, что не надо никуда идти, кроме того места, где мы уже находимся сейчас.

Когда ум размышляет о смерти, он смотрит на ничто и утверждает, что это нечто, для того чтобы устраниться от познания того, чем он — ум — в действительности является. Пока вы не будете знать, что жизнь равнозначна смерти, вы всегда будете пытаться контролировать то, что происходит, а это всегда причиняет боль. Без истории, которая противостоит реальности, никакой печали быть не может.

Страх перед смертью — это последнее, что скрывает наш страх перед любовью. Мы думаем, что мы боимся смерти нашего тела, хотя в действительности мы боимся смерти нашей идентичности. Но через исследование, когда мы понимаем, что смерть — это только концепция и что наша идентичность тоже только концепция, мы приходим к осознанию того, кто мы такие. И это конец страха.

Потеря близких нам людей — это еще одна концепция. Я была в родильной палате, когда родился мой внук Рэйс. Я полюбила его, как только увидела. Потом я поняла, что он не дышит. Врач с тревогой посмотрел на его лицо и сразу же начал что-то делать с ребенком. Сестры понимали, что эти процедуры не действуют, и можно было заметить, что в палате нарастает паника. Все, что они делали, не срабатывало — ребенок не дышал. В какой-то момент Роксана посмотрела мне в глаза, и я улыбнулась. Позже она сказала мне: «Ты знаешь эту улыбку, которая часто бывает на твоем лице, мама? Когда я вижу, что ты на меня так смотришь, меня охватывает волна покоя. И даже если бы ребенок не начал дышать, со мной все было бы хорошо». Вскоре после этого дыхание пришло к моему внуку, и я услышала, как он кричит.

Я рада, что Рэйсу не нужно было дышать для того, чтобы я его полюбила. Чьим делом было его дыхание? Не моим. Я не собиралась упустить ни одного мгновения рядом с ним, независимо от того, дышит он или нет. Я знала, что даже без единого вдоха он жил полной жизнью. Я люблю реальность такой, какая она есть прямо сейчас, а не такой, какую могла бы создать моя фантазия.

Генри: Я злюсь на смерть, потому что она разрушает меня. Я боюсь умирать, Я не могу принять смерть. Смерть должна предоставить мне возможность реинкарнации. Смерть мучительна. Смерть — это конец. Я никогда не хочу испытывать страх перед смертью.

Кейти: Давайте начнем по порядку. Прочтите еще раз ваше первое утверждение.

Генри: Я злюсь на смерть, потому что она разрушает меня.

Кейт: Если вы хотите жить в ужасе, что ж, получите свое будущее. Это как раз то будущее, которое вы запланировали, мой дорогой. Давайте послушаем следующее утверждение.

Генри: Я боюсь умирать.

Кейти: Что самое худшее может произойти, когда вы умрете? Давайте поиграем с этим.

Генри: Смерть моего тела.

Кейти: А что произойдет затем?

Генри: Я не знаю.

Кейти: Хорошо, что самое худшее, по вашему мнению, может случиться? Вы считаете, что может произойти что-то ужасное. Что это?

Генри: Смерть — это конец. И я не появлюсь на свет снова. И души не существует.

Кейти: А потом? Вы не родитесь снова. Души не существует. Таким образом, ничего нет. То есть самое худшее, что может с вами случиться, — это ничто. А потом?

Генри: Да, но это мучительно.

Кейти: То есть ничто мучительно.

Генри: Да.

Кейти: Можете ли вы действительно знать, что это правда? Как ничто может быть мучительным? Как оно может быть чем-то? Ничто — это ничто.

Генри: Я представляю это ничто как черную дыру, которая очень дискомфортна.

Кейти: Итак, ничто — это черная дыра. Можете ли вы действительно знать, что это правда? Я не говорю, что это неправда. Я знаю, как вы любите ваши истории. Это старая история о черной дыре.

Генри: Я думаю, что это худшее, что может произойти.

Кейти: Хорошо. Итак, когда вы умрете, вы навсегда попадете в большую черную дыру.

Генри: Или в ад. Я называю эту черную дыру адом.

Кейти: Большая адская черная дыра навсегда.

Генри: И адское пламя.

Кейти: И пламя большой адской черной дыры навсегда.

Генри: Да, и она отвращена от Бога.

Кейти: Полностью отвращена от Бога. Пламя и тьма в этой большой адской черной дыре. Я хочу спросить вас, можете ли вы абсолютно точно знать, что это правда?

Генри: Нет, не могу.

Кейти: Что вы чувствуете, когда верите в это?

Генри (плача): Это мучительно. Это ужасно.

Кейти: Дорогой, посмотрите на меня. Вы соприкасаетесь с тем, что вы чувствуете прямо сейчас? Посмотрите на себя. Это адская темная дыра. Вы в ней находитесь. Она не появится позже, Вы проживаете историю вашей будущей смерти прямо сейчас. Этот ужас настолько тяжел, насколько это ощущается. Видите ли вы причину отбросить эту историю? Хотя я не прошу вас отбросить ее.

Генри: Да.

Кейти: Приведите мне причину сохранять эту историю, которая не вызывала бы ощущения, похожего на пребывание в тьме адского пламени.

Генри: Я не могу.

Кейти: Кем или чем вы были бы без этой истории? Вы уже проживаете самое худшее из того, что может случиться, Воображение, не подвергнутое исследованию. Вы уже пропадаете в аду. Выхода нет.

Генри: И отторгнут от Бога.

Кейти: Да, мой ангел, отторгнуты от осознания Бога в вашей жизни. Вы не можете отторгнуть себя от Бога, это невозможно. Вы можете только отторгнуть себя от осознания того, что Бог всегда с вами. До тех пор пока вы поклоняетесь этому старому идолу, этой вашей старой истории о черной дыре, внутри вас не будет места для осознания Бога. Эта история — то, чему вы поклонялись как ребенок, в полном неведении. Давайте посмотрим следующее утверждение.

Генри: Я боюсь умирать.

Кейти: Я понимаю это. Но ни один человек не боится умирать, люди просто боятся своей истории об умирании. Посмотрите на то, как вы представляете смерть. Вы описывали свою жизнь, а не смерть. Это история вашей жизни.

Генри: Гм, Да.

Кейти: Давайте посмотрим на следующее утверждение.

Генри: Я не могу принять смерть.

Кейти: Это правда?

Генри: Ну да. Мне очень трудно принять ее.

Кейти: Можете ли вы абсолютно точно знать, что это правда — то, что вы не можете принять смерть?

Генри: Трудно поверить, что такое возможно.

Кейти: Когда вы не думаете о смерти, вы полностью ее принимаете. Вы совсем не беспокоитесь о ней. Подумайте о своей ноге.

Генри: Хорошо.

Кейти: Была ли у вас нога до того, как вы подумали о ней? Где она была? Когда нет мысли, то нет и ноги. Когда нет мысли о смерти, то нет и смерти.

Генри: Действительно? Я не могу поверить, что это так просто.

Кейти: Как вы реагируете и что вы чувствуете, когда верите в мысль «Я не могу принять смерть»?

Генри: Безнадежность. Страх.

Кейти: Кем бы вы были в своей жизни без истории «Я не могу принять смерть»?

Генри: Какой была бы моя жизнь без этой мысли? Она была бы прекрасной.

Кейти: «Я не могу принять смерть» — разверните это.

Генри: Я могу принять смерть.

Кейти: Каждый может. Каждый это делает, По поводу смерти не может быть никакого решения. Люди, которые знают, что надежды нет, свободны. Решение не в наших руках. Так было всегда, но некоторые люди должны умереть телесно, чтобы узнать правду. Не удивительно, что они улыбаются на смертном одре. Умирание — это все, чего они ждали в жизни. Их заблуждению о собственной ответственности пришел конец, Когда нет выбора, то нет и страха. И в этом — покой. Они осознают, что они дома и что они никогда его не покидали.

Генри: Этот страх потерять контроль очень силен. А также страх перед любовью. Все это связано.

Кейти: Ужасно думать, что вы могли бы потерять контроль, хотя правда заключается прежде всего в том, что вы никогда его не имели. Это смерть фантазии и рождение реальности. Давайте посмотрим на следующее утверждение.

Генри: Смерть должна предоставить мне возможность реинкарнации.

Кейти: «Вы должны быть реинкарнированы» — можете ли вы действительно знать, что это правда? Добро пожаловать в историю о будущем.

Генри: Нет, я не знаю, правда ли это.

Кейти: Вам не нравится здесь даже сейчас. Почему вы хотите проделать это снова? (Генри смеется.) «Парень, это такая темная дыра. Гм, я думаю, что я приду еще раз». (Аудитория смеется.) «Вы хотите вернуться снова«— это правда?

Генри (смеется): Нет, это не так. Я не хочу реинкарнироваться. Это была ошибка.

Кейти: «Мы реинкарнируемся» — можете ли вы абсолютно точно знать, что это правда?

Генри: Нет, просто я слышал и читал, что это происходит.

Кейти: Как вы реагируете, когда вы об этом думаете?

Генри: Я испытываю беспокойство по поводу того, что я делаю сейчас, поскольку я думаю, что мне придется расплачиваться за это позже и я даже могу быть наказан за это или обречен на страдание в течение многих жизней, потому что в этой своей жизни обидел так много людей. Я боюсь, что я накопил много плохой кармы и, может быть, увеличил ее в течение этой жизни и мне придется начинать снова и снова в более низших формах жизни.

Кейти: Кем бы вы были без мысли о том, что мы подвергаемся реинкарнации?

Генри: Не таким испуганным. Более свободным.

Кейти: Реинкарнация может быть полезной идеей для некоторых людей, но, согласно моему опыту, ничто не реинкарнируется, кроме мысли. «Я. Я существую. Я — женщина. Я — женщина с детьми». И так далее, до бесконечности. Вы хотите завершить карму? Это просто; «Я. Я существую» — это правда? Кем бы я был без этой истории? Нет больше никакой кармы. И я с нетерпением жду следующей жизни, и вот она приходит. Она называется сейчас. Давайте посмотрим на следующее утверждение.

Генри: Смерть мучительна.

Кейти: Можете ли вы действительно знать, что это правда?

Генри: Не могу,

Кейти: Что вы чувствуете, когда думаете о том, что смерть мучительна?

Генри: Сейчас это кажется глупым.

Кейти: «Смерть мучительна» — разверните это. «Мое мышление…»

Генри: Мое мышление мучительно.

Кейти: Это более верно?

Генри: Да. Да,

Кейти: Смерть не может быть чем-то враждебным. Смерть — это просто конец мысли. Фантазия без исследования бывает иногда мучительной. Давайте рассмотрим следующее утверждение.

Генри: Смерть — это конец.

Кейти (смеясь): Это хорошее утверждение! Можете ли вы действительно знать, что это правда?

Генри: Не могу.

Кейти: Не является ли это одним из ваших любимых утверждений? (Аудитория смеется.) Как вы реагируете, когда так думаете?

Генри: До настоящего момента я всегда испытывал страх.

Кейти: «Смерть — это конец» — разверните это.

Генри: Мое мышление — это конец.

Кейти: Начало, середина, конец. (Генри и аудитория смеются.) Все это. На самом деле вы хорошо знаете, как умирать. Вы когда-нибудь ложились спать вечером?

Генри: Да.

Кейти: Это то же самое, как спать без снов. Вы хорошо это делаете. Вы спите ночью, затем открываете глаза, и все еще ничего нет, никто не проснулся. Нет никогда никого живого, пока история не начнется с «я». И здесь начинается жизнь, вместе с первым словом, которое придет вам на ум. До этого нет ни вас, ни мира. Вы делаете это каждый день своей жизни. Идентичность в виде «я» просыпается, «Я» — Генри. «Я» должен почистить зубы. «Я» опаздываю на работу. «Я» так много должен сделать сегодня, До этого нет никого, ничего, нет черной адской дыры — только покой, который даже не осознается как покой. Вы очень хорошо умираете, дорогой, И вы очень хорошо рождаетесь. А если дела пойдут плохо, у вас есть исследование. Давайте рассмотрим ваше последнее утверждение.

Генри: Я не хочу больше никогда испытывать страх перед смертью,

Кейти: «Я хочу…»

Генри: Я хочу снова испытать страх перед смертью.

Кейти: Теперь вы знаете, что с этим делать. Так что сделайте это быстро. «Я с нетерпением жду…»

Генри (смеясь): Я с нетерпением жду, чтобы опять испытать страх перед смертью. Я буду стараться изо всех сил.

Кейти: Хорошо. Нет такого места, нет такой черной дыры, в которой вы можете исчезнуть и куда бы не последовало за вами исследование. Исследование начинает жить внутри вас, если вы питаете его какое-то время. Затем оно начинает жить собственной жизнью и автоматически питает вас. И вам никогда не дается боли больше, чем вы можете вынести. Вы никогда не получаете больше, чем можете взять. Таков закон. Переживание смерти — это всего лишь мысленное переживание. И это так замечательно, что после того, как люди умирают, они никогда не возвращаются обратно, чтобы рассказать вам об этом. Это замечательно, что они не беспокоят вас. (Смех.) Для этого и существует исследование. Итак, дорогой, предвкушайте страх смерти. Если вы любите правду, сделайте себя свободным.

Приведенный ниже диалог с шестидесятисемилетним голландцем показывает силу неисследованной истории, которая может контролировать наши мысли почти всю жизнь.

В моей европейской Школе по обучению Работе участвовал также один мужчина из Германии, который пережил ужасы войны. Ему было шесть лет, когда советские войска оккупировали Берлин в 1945 году. Солдаты схватили его вместе со многими другими детьми, женщинами и стариками, которые выжили после бомбежек, и поместили в специальный лагерь. Он помнит, как играл с настоящей гранатой, которые солдаты давали детям в качестве игрушек. Он видел, как другой маленький мальчик выдернул какой-то штырек, граната разорвалась и мальчику оторвало руку. Многие дети, которые находились рядом, были покалечены, и он помнит их крики, израненные лица, летящие клочья кожи и конечности. Он также помнит, как шестилетнюю девочку, спавшую рядом с ним, изнасиловал солдат, и он говорил мне, что до сих пор слышит крики женщин, которых каждую ночь насиловали в бараках. Он говорил, что над всей его жизнью доминировали переживания, полученные в шестилетнем возрасте, и он пришел в Школу для того, чтобы глубже проникнуть в себя и в свои ужасы и, таким образом, найти свою дорогу обратно домой,

В той же самой Школе участвовала женщина- еврейка, чьи родители пережили Дахау. Когда она была ребенком, ее ночи тоже были наполнены криками. Ее отец часто просыпался среди ночи с криком и часами ходил взад и вперед, плач а и стеная. Ее мать также часто просыпалась и присоединялась к отцу в его стенаниях, Ночной кошмар ее родителей стал ее кошмаром. Ее учили, что если у человека на руке не вытатуирован номер, то ему нельзя доверять. Она была так же травмирована, как и тот мужчина из Германии.

Через несколько дней после того, как я услышала на семинаре их истории, я свела этих двух человек вместе для выполнения упражнения. Вопросники, которые они заполнили, содержали осуждение вражеских солдат во Второй мировой войне, причем с противоположных сторон. Каждый по очереди проводил исследование с другим. Я с удовольствием наблюдала за этими двумя жертвами мышления, за тем, как они становились друзьями.

В изложенном ниже диалоге Виллем исследует свои детские ужасы, которые преследовали его более пятидесяти лет. Он еще не готов к самому худшему, что может случиться в жизни, но уже осознал некоторые важные вещи. Мы никогда не знаем, как много мы получили, после того как провели честное исследование, или какой эффект оно окажет на нас. Мы даже можем не осознавать этот эффект. Это не наше дело.

Виллем: Я не люблю войну, потому что она принесла мне много страха и ужаса. Она показала мне, что мое существование очень ненадежно. Я все время был голоден. Моего отца не было рядом, когда он был мне нужен. Мне пришлось провести много ночей в бомбоубежище.

Кейти: Хорошо. И сколько вам было лет?

Виллем: В начале войны мне было шесть, а к концу войны — двенадцать,

Кейти: Давайте посмотрим на утверждение: «Она принесла мне много страха и ужаса». Итак, отправляйтесь в самое худшее время, которое у вас тогда было, — со всем этим голодом, страхом и отсутствием отца. Сколько лет вам было тогда?

Виллем: Двенадцать.

Кейти: И где вы были? Я говорю про двенадцатилетний возраст.

Виллем: Я возвращался домой из школы и услышал бомбежку. Поэтому я вошел в дом, а затем дом рухнул на меня. Крыша упала мне на голову.

Кейти: А что случилось потом?

Виллем: Сначала я подумал, что я умер, затем я понял, что жив, выбрался из-под руин и побежал.

Кейти: Итак, вы побежали, а что случилось потом?

Виллем: Я бежал по улице и заскочил в булочную. А затем я вышел из булочной и зашел в церковь, спрятался в склепе, думая: «Может быть, здесь будет для меня безопаснее». А позже меня посадили в грузовик вместе с другими ранеными людьми.

Кейти: С вашим телом было все в порядке?

Виллем: Да, но я пережил контузию.

Кейти: Хорошо. Я хочу спросить маленького двенадцатилетнего мальчика. Какой момент был самым худшим? Когда ты услышал, как взрываются бомбы, или когда на тебя рухнул дом?

Виллем: Когда на меня падал дом.

Кейти: Да. И когда он падает, то с тобой, мой мальчик, все в порядке, если не считать твоих мыслей? За исключением твоих мыслей, все в порядке? В реальности?

Виллем: Сейчас, будучи взрослым человеком, я могу сказать, что все в порядке, потому что я знаю, что пережил это. Но для ребенка это было не так.

Кейти: Я понимаю. И я спрашиваю двенадцатилетнего мальчика. Я прошу тебя посмотреть на падающий дом. Он падает. С тобой все в порядке?

Виллем: Да. Я все еще жив.

Кейти: А затем, когда дом упал на тебя, с тобой все хорошо? В реальности?

Виллем: Я по-прежнему жив.

Кейти: Теперь ты выбираешься из дома. Скажи мне правду, мой мальчик, ты в порядке?

Виллем (после длительной паузы): Я жив.

Кейти: И снова я спрашиваю маленького мальчика: что-нибудь не в порядке?

Виллем: Я не знаю, живы ли мои братья и мачеха.

Кейти: Хорошо. Ну а если не считать этой мысли, то с тобой все хорошо?

Виллем (после паузы): Я жив, и это хорошо, если учитывать ситуацию.

Кейти: Без истории о твоей матери и о твоей семье, с тобой все в порядке? Я не имею в виду, что ты просто жив. Посмотри на себя — двенадцатилетнего.

Виллем: Хотя я был в панике, я могу сказать, что со мной все было в порядке. Я был жив и радовался, что сумел выбраться из дома.

Кейти: Итак, закройте глаза. Теперь отстранитесь от маленького мальчика. Просто понаблюдайте за ним — двенадцатилетним. Наблюдайте за ним, когда на него падает дом. Теперь наблюдайте, как он выбирается. Посмотрите на него без истории о бомбах и родителях. Просто посмотрите на него без вашей истории. Вы сможете вернуться к своей истории позже. А сейчас посмотрите на него без вашей истории. Просто побудьте с ним. Можете ли вы найти место, где вы поняли, что все в порядке?

Виллем: Гм.

Кейти: Да, голубчик, вы рассказываете историю о том, как бомба собирается уничтожить вас и вашу семью, и пугаете самого себя этой историей. Маленькие мальчики не понимают, как работает ум. Они не

могут знать, что это всего лишь история, которая пугает их,

Виллем: Я не знаю,

Кейти: Итак, дом рухнул. Обломки крыши ударили вас по голове, вы получили контузию, но вы все- таки выбрались и побежали в булочную, а затем пошли в церковь. Реальность намного добрее, чем наши истории, «Мне нужен отец. Попала ли бомба в мою семью? Живы ли мои родители? Увижу ли я их опять? Как я выживу без них?»

Вшшем: Гм.

Кейти: Я бы хотела вернуться назад и побыть опять с этим маленьким мальчиком, потому что сегодня он все еще сидит здесь. История о том, что «бомба может упасть и убить мою семью», вызывает гораздо больше ужаса и боли, чем дом, действительно падающий на вас. Вы почувствовали, как он на вас падает?

Виллем: Возможно, нет, потому что я был охвачен очень сильным страхом.

Кейти: Итак, дорогой, сколько раз вы переживали свою историю? В течение скольких лет?

Виллем: Очень часто.

Кейти: Как много взрывов вы еще слышали?

Виллем: Было еще две недели бомбежек.

Кейти: Итак, фактически вы испытывали это в течение двух недель. А сколько лет вы проживали это в своих мыслях?

Виллем: Пятьдесят пять.

Кейти: Таким образом, внутри вас бомбы падали в течение пятидесяти пяти лет. А в реальности — только какую-то маленькую часть из шести лет.

Биллем: Да.

Кейти: Так кто же добрее: война или вы?

Виллем: Гм.

Кейти: Кто ведет непрерывную войну? Как вы реагируете, когда верите в эту историю?

Виллем: Мне страшно.

Кейти: Посмотрите, как вы живете, когда верите в эту историю. В течение пятидесяти пяти лет вы испытываете страх, хотя не было ни бомб, ни падающих домов. Видите ли вы причину отбросить эту историю, созданную маленьким мальчиком?

Виллем: О да.

Кейти: Кем бы вы были без нее?

Виллем: Я был бы свободным. Возможно, я был бы свободным от страха, прежде всего — свободным от страха,

Кейти: Да, таков и мой опыт. Я хочу снова поговорить с маленьким двенадцатилетним мальчиком. Это правда, что тебе нужен твой отец? Это действительно правда?

Виллем: Я знаю, что мне не хватало его.

Кейти: Я полностью это понимаю. А это правда, что тебе нужен твой отец? Я прошу тебя сказать мне правду.

Виллем: Я вырос без отца.

Кейти: Итак, это действительно правда, что вы нуждались в нем? Это правда, что ваша мать была вам нужна до тех пор, пока вы с ней опять не встретились? В реальности?

Виллем: Нет.

Кейти: Это правда, что вы нуждались в еде, когда вам хотелось есть?

Виллем: Нет. Я не голодал.

Кейти: Можете ли вы найти свободную от стресса причину для сохранения истории о том, что вам нужна была мать, вам нужен был отец, вам нужен был дом, вам нужна была еда?

Виллем: Так я могу чувствовать себя жертвой.

Кейти: Это вызывает сильный стресс. И стресс — единственный эффект этой старой, старой истории, которая даже не является правдой. «Мне нужна была мать». Это неправда. «Мне нужен был отец». Это неправда. Вы слышите это? Как бы вы жили, если бы вы не были жертвой?

Виллем: Я был бы гораздо свободнее.

Кейти: Маленький двенадцатилетний мальчик, находящийся в бомбоубежище, видишь ли ты причину для того, чтобы отбросить историю «Мне нужна мать, мне нужен отец, мне нужен дом, мне нужна еда»?

Виллем: Да.

Кейти: Только наша история удерживает нас от понимания того, что мы всегда имеем все, что нам нужно. Можете ли вы развернуть ваше утверждение? Прочтите его еще раз.

Виллем: Я не люблю войну, потому что она принесла мне много страха и ужаса.

Кейти: «Я не люблю свои мысли…»

Виллем: Я не люблю свои мысли о войне, потому что они принесли мне много страха и ужаса.

Кейти: Да. Самое худшее, что реально случилось в вашей жизни, была контузия. Так что давайте плавно перейдем к следующему утверждению.

Виллем: Вместо войны должны быть только переговоры.

Кейти: Можете ли вы действительно знать, что это правда? Вы вели мысленные переговоры в течение пятидесяти пяти лет! (Виллем смеется.) И они не смогли прекратить войну внутри вас.

Биллем: Гм…

Кейти: Как вы реагируете, когда думаете: «Войны не должно быть»? Как вы жили всю свою жизнь, пятьдесят пять лет, когда вы так думали и одновременно читали в газетах о войне?

Виллем; Это вызывает у меня огорчение, разочарование и гнев, иногда — отчаяние. Я борюсь за разрешение конфликтов мирным путем, но я не слишком успешен в этом.

Кейти: Итак, в реальности война продолжает вспыхивать и в вас, и в мире, а в вашем уме идет война реальности с историей «Войны быть не должно». Кем бы вы были без этой истории?

Биллем: Я мог бы легче справляться с конфликтами, если бы у меня не было этой идеи.

Кейти: Да. Вы бы ощутили завершение войны с реальностью, Вы были бы тем, кого мы могли бы услышать, человеком мира, говорящим правду о том, как закончить войну, — тем, кому можно доверять. Давайте посмотрим на следующее утверждение,

Виллем: Международные конфликты надо разрешать мирным путем. Должен ли я это развернуть?

Кейти: Да.

Виллем: Мои внутренние конфликты надо разрешать мирным путем.

Кейти: Да, через исследование. Вы учитесь разрешать проблемы внутри себя мирным путем, и теперь у нас есть учитель. Страх учит страху. Только покой может научить покою. Давайте рассмотрим следующее утверждение,

Биллем: Война разрушает много человеческих жизней и растрачивает впустую огромное количество материальных ресурсов. Она приносит большое горе и страдание многим семьям. Она жестока, бесчеловечна и ужасна.

Кейти: Слышите ли вы разворот, когда произносите это? Ощущаете ли вы его? Давайте посмотрим, как это звучит. Разверните это и поставьте везде себя.

Виллем: Поставить себя?..

Кейти: «Мое мышление разрушает…»

Виллем: Мое мышление сильно разрушает мою жизнь и растрачивает впустую огромное количество моих собственных материальных ресурсов.

Кейти: Да. Каждый раз, когда вы рассказываете историю о войне внутри вас, она уменьшает ваши наиболее ценные ресурсы: мир и счастье. Теперь следующее утверждение. Разверните его.

Виллем; Я приношу большое горе и страдание своей семье.

Кейти: Да. Сколько горя вы приносите, когда приходите домой к своей семье с этой историей внутри вас?

Виллем: Это трудно принять.

Кейти: Я не вижу каких-либо падающих бомб. Бомбы не падают вокруг вас в течение пятидесяти пяти лет, кроме как в ваших мыслях. Есть только одна более трудная вещь, чем принять это, а именно не принять этого. Реальность управляет нами независимо от того, осознаем мы это или нет. Ваша история — это то, чем вы удерживаете себя от ощущения покоя прямо сейчас. «Вам нужна была ваша мать» — это правда?

Биллем: Я выжил без нее.

Кейти: Давайте поработаем с «да» и «нет» и посмотрим, что выйдет, «Вам нужна была ваша мать» это действительно правда?

Виллем: Нет.

Кейти: «Вам нужен был ваш отец» — это правда?

Виллем: Нет,

Кейти: Почувствуйте это. Закройте глаза. Посмотрите на этого маленького мальчика, который сам заботится о себе, Посмотрите на него без вашей истории. (Длительная пауза. В конце концов Виллем улыбается.) Со мной было то же самое, Я потеряла свою историю. Я потеряла свою прежнюю жизнь, наполненную болью. И я обрела замечательную жизнь по другую сторону ужаса и внутренней войны. Война, которую я вела против своей семьи и против самой себя, была такая же жестокая, как любая сброшенная бомба. И в определенный момент я перестала бомбить себя. Я начала делать вот эту Работу, Я отвечала на вопросы простым «да» или «нет». Я сидела с ответами, я дала им возможность впитаться в меня — и обрела свободу. Давайте посмотрим на следующее утверждение.

Виллем: Я не хочу больше переживать то> как бомбы падают намою голову, не хочу больше быть заложником или испытывать голод.

Кейти: Вы можете снова встретиться со своей историей. И если вы не ощутите внутри себя покой или радость, когда вы услышите, как рассказываете историю о маленьком мальчике, которому нужны его родители, значит, настало время опять делать Работу. Эта история — подарок для вас. Если вы сможете переживать ее без страха, значит, ваша Работа будет сделана. Есть только один человек, который может закончить вашу внутреннюю войну, и этот человек — вы. Вы — тот, на кого падают внутренние бомбы. Так что, давайте, развернем это. «Я хочу.,»

Виллем: Я хочу, чтобы бомбы снова падали мне на голову.

Кейти: Хотя бы только в ваших мыслях. Бомбы не появляются извне, они могут появиться только внутри вас. Итак, «Я с нетерпением жду...»

Виллем: Трудно сказать такое.

Кейти: Я с нетерпением жду худшего, что может случиться, только потому, что таким образом я могу увидеть, что именно я пока еще не встретил с пониманием. Я знаю силу правды.

Виллем: Я с нетерпением жду, чтобы падали бомбы и чтобы я испытывал голод. Голод не так страшен. (Пауза.) Я этого пока не чувствую. Может быть, почувствую позже.

Кейти: Вы не должны чувствовать это сейчас. Все в порядке. Это хорошо, что вы спокойно ждете, что бомбы будут падать; в таком приятии есть свобода. В следующий раз, когда эта история появится, вы можете испытать нечто приятное для себя. Работа, которую вы проделали сегодня, может оказать на вас воздействие через много дней и недель. Она может ударить вас как кузнечный молот, или вы можете ее вообще не почувствовать. Просто, на всякий случай, будьте к этому готовы. Сядьте и запишите то, что осталось. Это непросто — проводить мысленную операцию по удалению фантома, которому пятьдесят пять лет. Благодарю вас за мужество, мой дорогой.

Мне приходилось работать с сотнями людей (преимущественно с женщинами), которые были безнадежно пойманы в ловушку собственных мучительных мыслей о пережитом ими насилии или инцесте. Многие из них все еще страдают, каждый день своей жизни, от мыслей о прошлом. Снова и снова я видела, как исследование помогало им преодолеть любое препятствие, которое они по неведению использовали, чтобы помешать своему исцелению, С помощью четырех вопросов и разворота они приходили к осознанию того, что за них никто не мог бы осознать: что свою сегодняшнюю боль они создают сами, И по мере того как они проникались этим осознанием, они становились свободными.

Обратите внимание на то, что каждое утверждение в следующем диалоге кажется относящимся к событию в прошлом. На самом деле боль, которую мы испытываем из-за события в прошлом, создается в настоящем, чем бы ни была вызвана наша прежняя боль. Исследование обращено к этой сегодняшней боли, И хотя я увожу Дай а ну назад к той сцене, где произошло событие, и она отвечает на вопросы так, как если бы находилась в том страшном времени, она никогда не покидает абсолютно безопасного настоящего.

Я призываю тех из вас. кто пережил подобное, быть добрыми к себе, когда вы будете читать этот диалог, когда вы будете обдумывать ответы, которые могут освободить вас от боли, Если в какой-то момент вы обнаружите, что вам трудно продолжать, просто отложите этот диалог на какое-то время. Вы узнаете, когда нужно будет вернуться к нему.

Пожалуйста, знайте, что когда я задаю эти вопросы, я ни в коей мере не оправдываю жестокость или малейшее проявление недоброты. Здесь речь идет не о насильнике. Я фокусируюсь только на женщине, сидящей со мной, и меня интересует только ее свобода.

Если вы чувствуете себя жертвой подобного события в прошлом, то я приглашаю вас уделить немного больше времени двум частям вашего исследования, Во-первых, после того, как вы зададите себе третий вопрос и осознаете боль, которая вызвана вашей мыслью, задайте себе дополнительные вопросы, которые я задавала Дайане, — «Сколько раз это случалось?» и «Сколько раз вы переживали это в своих мыслях?».

Во-вторых, когда вы обнаруживаете собственный вклад в события, каким бы маленьким он ни был, — ваше невинное согласие на половой акт во имя любви или ради того, чтобы избежать чего-то худшего, — дайте себе проникнуться значением своей причастности к этому и почувствуйте, как болезненно отрицать ее. Не жалейте времени для того, чтобы простить себя за любую боль, которую вы себе причинили. Идентичность, которая после этого остается, может совершенно не ощущаться как идентичность жертвы.

Дайана: Я зла на свою мать, потому что она допускала, чтобы мой отчим насиловал меня, и никогда ничего не делала, чтобы прекратить это, хотя она знала, что происходит.

Кейти: Итак, «Она знала, что это происходит», — это правда?

Дайана: Да.

Кейти: Это действительно правда? Вы спрашивали ее? Давайте отвечать «да» или «нет».

Дайана: Нет.

Кейти: Она видела насилие?

Дайана: Нет.

Кейти: Он говорил ей?

Дайана: Нет, но говорили три другие девочки, которых он тоже насиловал.

Кейти: Они говорили ей, что он насилует вас?

Дайана: Нет. Что он насилует их.

Кейти: Итак, «Она знала, что он насилует вас» — это правда? Можете ли вы абсолютно точно знать, что это правда? Я не хочу устраивать вокруг этого какие-то манипуляции. Мой подход таков: да, возможно, что она допускала это, и да, они информировали ее об этом, и да, она, возможно, знала, что он на это способен. Я не упускаю этого из виду. Я хочу, чтобы вы это знали. Но «Она знала, что он насилует вас» — можете ли вы абсолютно точно знать, что это правда?

Дайана: Нет.

Кейти: Я не спрашиваю, могла ли она легко об этом догадаться. Однако иногда вы думаете, что что-то происходит, но не уверены в этом полностью, просто мысленно не обращаетесь к этому, потому что в действительности вы не хотите узнать это, выдумаете, что это было бы слишком страшно. Вам приходилось испытывать подобное?

Дайана: Да, приходилось.

Кейти: Мне тоже. Следовательно, это ставит нас в позицию взаимопонимания. Я могу понять человека, который живет таким образом, потому что и я жила так же. Как вы реагируете, когда появляется мысль: «Она знала, что происходит, и она ничего не делала»?

Дайана: У меня появляется злость.

Кейти: И как вы к ней относитесь, когда вы об этом думаете?

Дайана: Я не разговариваю с ней. Я смотрю на нее как на соучастницу Я считаю, что она использовала меня для того, чтобы я выполняла за нее ее функции. Я ненавижу ее и не желаю иметь с ней ничего общего.

Кейти: И как это ощущается — видеть ее в таком свете? Быть лишенной матери?

Дайана: Мне очень грустно. И одиноко.

Кейти: Какой бы вы были без мысли «Она знала, что происходит, и она ничего не сделала»?

Дайана: Я была бы в мире с собой.

Кейти: «Она знала, что происходит, и она ничего не сделала», — разверните это. «Я…»

Дайана: Я знала, что происходит, и я ничего не сделала.

Кейти: Это также правдиво или еще правдивее? Вы сказали ей? Вы сказали кому-нибудь?

Дайана: Нет.

Кейти: Тому была причина. О чем вы думали, когда хотели ей сказать, но ничего не сказали?

Дайана: Я видела, как избили мою старшую сестру.

Кейти: Ваш отчим?

Дайана: Да. Однажды, она нашла мужество встать и сказать: «Меня насилуют». И моя мать присутствовала при этом.

Кейти: В то время как вашу сестру били.

Дайана (всхлипывая): И я не знаю, как от этого избавиться. Я не знаю, как…

Кейти: Дорогая, разве не это вы делаете сегодня, сидя в этом кресле? Вы учитесь, как исследовать и как освобождаться от боли. Давайте продолжим эту операцию. Сколько лет вам было, когда вы видели, как вашу сестру бьют за то, что она сказала?

Дайана: Восемь.

Кейти: Хорошо, я буду говорить с вами восьмилетней. Итак, отвечайте из этого состояния. Восьмилетняя малышка, «Если ты скажешь матери, то тебя тоже побьют», — можешь ли ты на самом деле знать, что это правда? Я не говорю, что это неправда. Это просто вопрос.

Дайана: Да.

Кейти: Это выглядит именно так, малышка, у тебя есть доказательство. И я прошу тебя пойти глубже внутрь. Можешь ли ты абсолютно точно знать, что тебя побьют, если ты скажешь правду? И давай двигаться с «да», если ты в этом нуждаешься. Это твой ответ на данный момент, и мне нравится, что мы его уважаем. Похоже, что у тебя есть доказательство, которое заставляет тебя верить, что это правда. Но, малышка, можешь ли ты в действительности знать, что это произошло бы и с тобой тоже? (Следует долгая пауза.) Оба ответа равноценны, милая.

Дайана: Это единственное, что я могу себе представить. Либо он избил бы меня, либо меня отослали бы прочь,

Кейти: Таким образом, ответ— «нет». Я слышу от тебя, что мог быть и другой вариант. Давай рассмотрим его, хорошо? Итак, малышка, «Если ты скажешь, то тебя отошлют прочь», — можешь ли ты действительно знать, что это правда?

Дайана: Я не знаю, что было бы хуже — остаться или уехать.

Кейти: Быть избитой или уехать, Как ты реагируешь, когда ты думаешь: «Меня либо побьют, либо отошлют прочь, если я скажу»?

Дайана: Мне становится страшно. И я никому не говорю.

Кейти: И что происходит потом?

Дайана: Я ухожу в себя. Я не могу решить, что мне делать, И я ничего не говорю.

Кейти: Да, и что происходит потом, после того, как ты ничего не говоришь?

Дайана: Он приходит в мою комнату, а я по-прежнему ничего не говорю.

Кейти: А что происходит потом?

Дайана: Он просто продолжает то же самое.

Кейти: Да, милая, это продолжается. Речь не идет о том, хорошо это или плохо. Мы просто смотрим на это. Насилие продолжается. Что это было, милая?

Дайана: Это было сексуальное насилие.

Кейти: Было проникновение?

Дайана: Да.

Кейти: Итак, малышка, видишь ли ты причину для того, чтобы отбросить мысль: «Если я скажу, то меня либо побьют, либо отошлют прочь»? Я не прошу тебя избавиться от этой мысли. Твое решение не говорить могло спасти твою жизнь. Здесь мы просто исследуем.

Дайана: Я не вижу причины для этого. Я не знаю, как принять такое решение, Он просто продолжал приходить в мою комнату. Он бы не прекратил.

Кейти: Хорошо, мой ангел, я понимаю это. Он просто продолжал приходить в твою комнату. Давай опять вернемся назад, Как часто он приходил в твою комнату?

Дайана: Каждый раз, когда моей матери не было дома.

Кейти: Да. Итак, раз в месяц? Раз в неделю? Я понимаю, что ты не можешь знать точно. Но как тебе кажется?

Дайана: Иногда это было каждый вечер. Она была в школе. Иногда это могло длиться неделями.

Кейти: Да, милая. Итак, это причина, чтобы отбросить мысль «Если я скажу, меня либо побьют, либо отошлют прочь». Насилие продолжается и продолжается.

Дайана: Ох…

Кейти: Речь не идет о том, чтобы принять правильное или неправильное решение. Насилие продолжается. Как ты реагируешь, когда веришь в то, что тебя побьют, либо отошлют прочь? Вечер за вечером он приходит в твою комнату, когда твоя мать уезжает в школу. Приведи мне причину для сохранения этой истории, которая не была бы связана со стрессом или насилием.

Дайана: Такой причины нет. Каждая мысль об этом…

Кейти: Камера пыток? Сколько раз ты видела, как твою сестру били за то, что она говорила об этом?

Дайана: Всего один раз,

Кейти: Сколько раз твой отчим приходил в твою комнату? Много раз, так? Что было бы менее мучительным: это или избиение?

Дайана: Избиение было бы гораздо менее мучительно.

Кейти: Маленькие девочки и даже большие девочки не осознают такие вещи. Мы просто заглядываем внутрь сегодняшнего страха. Что было самым худшим из случившегося? Можешь ли ты пройти через сексуальный акт, голубушка? Сексуальный акт с отчимом и твое ощущение от этого? Обратись к тому времени, которое было самым мучительным, самым худшим. Сколько тебе лет?

Дайана: Девять.

Кейти: Хорошо, скажи мне, малышка, что происходит?

Дайана (плача): Мы встречались с моим дедушкой в кафе-мороженом, потому что это был день моего рождения. И когда мы вышли, моя мать сказала, чтобы я ехала с отчимом. И он заставил меня сидеть у него на коленях, пока он вел машину. Он схватил меня за руку и притянул к себе.

Кейти: Да. Хорошо, и что же было самым мучительным?

Дайана: Это был день моего рождения, и мне просто хотелось, чтобы меня любили.

Кейти: Да, милая. Да, Что мы делаем ради любви… В этом все дело. И когда мы запутываемся, это принимает интересные направления, не так ли? Итак, расскажи мне об этом. Расскажи мне о желании любви. Что случилось? О чем ты думала? Он затащил тебя на колени. В чем было твое участие?

Дайана: Я просто дала этому произойти.

Кейти: Да. Был ли момент, когда ты притворялась, что все в порядке… ради любви? Каково было твое участие? (К аудитории.) Если у кого-то из вас был похожий опыт, погрузитесь сейчас внутрь себя, если можете, и ответьте на вопрос: «В чем состояло ваше участие? В чем заключается ваше участие?» Речь не идет о вине. Будьте добры к себе. Речь идет о вашей свободе. (Дайане.) В чем состояло твое участие? Ты просто дала этому произойти и…

Дайана (плача): Я любила его.

Кейти: Да, Так оно и есть. Да, милая. Итак, что было наиболее мучительным?

Дайана: Это был не секс. Это было то, что он просто ушел. Он просто оставил меня в машине, а сам вышел и отправился прочь.

Кейти: То, что он ушел. Итак, сидение у него на коленях не было самым худшим. Самым худшим было не получить то, что вы ожидали. Вас просто бросили там. Никакого вознаграждения за эту жертву, Ничего в ответ на ожидание того, что мы на самом деле никогда не можем получить от другого. Слышали ли вы мою молитву, какой она могла бы быть? Мне пришлось однажды пережить то же, что и вам. Я знаю вкус этого. Но моя молитва — если бы она у меня была — была бы такой: «Боже, избавь меня от поисков любви, одобрения и признания. Аминь».

Дайана; То есть это делает меня такой же виноватой, как и он?

Кейти: Нет, голубушка, просто такой же невинной. Разве вы могли знать другой путь? Если бы вы знали другой путь, вы бы воспользовались им?

Дайана; Да.

Кейти: Да. Так где же здесь вина? Мы все ищем любви, пребывая в заблуждении, до тех пор, пока мы не находим путь обратно к осознанию, что любовь — это то, чем мы уже являемся. Это все. Мы ищем то, что мы уже имеем. Восьмилетние малыши, девятилетние малыши, сорока-, пятидесяти- и восьмидесятилетние малыши. Мы виноваты в том, что ищем любви, вот и все. Всегда ищем то, что уже имеем. Это очень мучительные поиски. Вы делали все, что в ваших силах?

Дайана: Да

Кейти: Может быть, и ваш отчим тоже. «Он насиловал меня» — разверните это. «Я…»

Дайана: Я насиловала себя?

Кейти: Да. Вы можете это понять? И опять же, речь не идет о хорошем или плохом.

Дайана: Да. Я могу это понять. Я могу это понять.

Кейти: Это грандиозный прорыв с вашей стороны, мой ангел. Итак, просто побудьте с этой маленькой девочкой минутку. Возможно, в какой-то момент вы захотите закрыть глаза и представить, что держите ее в своих объятьях. И может быть, вы захотите сказать ей несколько ласковых слов. Дать ей понять, что всегда будете с ней, если ей будет кто-то нужен. Она не знает, чему вы сегодня учитесь. Она все это пережила ради вашего сегодняшнего знания. Для вас нет лучшего учителя, чем она. Она та, кто прошел через то знание, в котором вы сейчас нуждаетесь. Она та, кому вы можете верить. Она прожила это, так что вам не нужно это проживать.

В ней заключена ваша мудрость. Мы сейчас воздаем должное этой прекрасной маленькой девочке, которая прожила это во имя вашей сегодняшней свободы. Дорогая, здесь возможен еще один разворот. «Он насиловал меня», «Я насиловала себя». Еще один разворот. «Я…»

Дайана: Я…

Кейти: «…насиловала»…

Дайана: …насиловала… (Длительная пауза.) Я насиловала… его? Это тяжело.

Кейти: Расскажите мне об этом. Дорогая моя, он делал вот столько (широко разводит руки). Вы делали вот столько (сдвигает руки, почти соприкасая их). Это то, что вы должны знать — вот эту малость — для того, чтобы стать свободной. Это ваше. И эта малость может ранить так же сильно, как и то большое. Расскажите мне. «Он насиловал меня» — разверните это. «Я…»

Дайана: Я насиловала его.

Кейти: Да, голубушка. Расскажите мне об этом. Давайте приступим к хирургической операции.

Дайана: После того как это случилось… я могла получать от него практически все, что хотела.

Кейти: Да, милая. Да. Чего мы только не делаем ради любви, одобрения или признания, а? Это самореализация. Что еще?

Дайана: Иногда я думаю, что если бы я сказала что-то раньше, то конец этого был бы совершенно иной.

Кейти: В любом случае, мы не можем этого знать. Разве мы можем, милая? Что я знаю, так это то, что я уважаю ваш путь, потому что знаю цену собственному. Для обретения свободы вам требуется именно то, что вы пережили. Ни одним ингредиентом больше или меньше. То, что эта маленькая девочка пережила для вас. Все это. У нее в руках ключ от вашей сегодняшней свободы. Итак, дорогая моя, если выбирать из двух позиций, какая роль для вас была более мучительной — его или ваша? Мужчины, который овладевает восьми-девятилетней девочкой, или этой восьми-девятилетней малышки? Какая позиция в жизни была бы для вас более мучительной? Если бы вам пришлось выбирать,

Дайана: Я думаю, что его.

Кейти: Ваш ответ говорит мне, что вы знаете, с какой болью он жил, вы видели это собственными глазами и знаете, что это такое — какой это ад — творить зло. Дорогая, давайте рассмотрим следующее утверждение. Вы продвигаетесь очень хорошо. Вы проходите сквозь себя довольно легко. Вы делаете здесь настоящую хирургическую операцию. Я вижу, что вы устали от боли.

Дайана: Да, я не хочу перенести эту боль на своего сына.

Кейти: Разумется, вашему сыну не нужна боль такого рода. Но ему придется нести ее столько, сколько вы будете за нее держаться. Здесь нет выбора. Он является частью того же мира, в каком живете и вы. И он будет отражать это обратно вам, пока вы за это держитесь. Он будет следовать за вами — ему придется это делать — точно так же, как движется отражение руки в зеркале, когда вы двигаете рукой.

Дайана: Моя мать обвиняла меня за то, что произошло, и просила меня солгать об этом в суде, чтобы не лишиться алиментов и детских пособий.

Кейти: И вы солгали?

Дайана: Нет.

Кейти: И что тогда произошло?

Дайана: Никто мне не поверил.

Кейти: И что тогда произошло?

Дайана: Меня отослали.

Кейти: Да. Сколько лет вам было?

Дайана: Четырнадцать.

Кейти: И вы с ней с тех пор не общались?

Дайана: От случая к случаю, через годы. Но не в последнее время, однако. Не в последние два года.

Кейти: Вы любите ее, не правда ли?

Дайана: Да.

Кейти: Вы ничего не можете с этим поделать.

Дайана: Я знаю, что я не могу от этого избавиться.

Кейти: Тогда вы, возможно, захотите позвонить ей сегодня и сказать об этом, исключительно ради вас самой. Расскажите ей то, что вы узнали здесь о себе, а не то, что вы узнали о ней, о вашей сестре, о вашем отчиме или о чем-то еще, что способно вызвать у нее боль. Позвоните ей, когда действительно будете знать, что ваш звонок связан с вашей собственной свободой и не имеет ничего общего с ней. От вас я услышала, что вы любите ее, и ни вы, ни она не можете ничего сделать, чтобы изменить это. Расскажите ей об этом, потому что вам будет приятно слышать, как вы это говорите. Речь идет о вашем счастье, милая. Прочтите еще раз ваше утверждение.

Дайана: Я зла на свою мать, потому что она допускала, чтобы мой отчим насиловал меня, и никогда ничего не делала, чтобы прекратить это, хотя она знала, что происходит.

Кейти: Разверните это.

Дайана: Я зла на себя, потому что я допускала, чтобы мой отчим насиловал меня, и никогда ничего не делала, чтобы прекратить это.

Кейти: Да. Вы знаете песню Looking for Love in All the Wrong Places («Искать любовь в самых неподходящих местах»)? Мы дети, милая, мы — младенцы, которые только учатся жить в любви. Мы продолжаем попытки найти любовь во всем и во всех, потому что еще не заметили, что она у нас уже есть, что мы и являемся ею. Давайте посмотрим на следующее утверждение.

Дайана: Она никогда не любила меня так, как своего внебрачного сына.

Кейти: Можете ли вы действительно знать, что это правда? Это трудный вопрос, да?

Дайана: Я слышу, как я это говорю, и знаю, что это неправда,

Кейти: Вы поразительны. Хорошо. Итак, как вы относитесь к своей матери, когда вы в это верите? Как вы относились к ней, когда росли в этом доме?

Дайана: Я устраивала для нее настоящий ад.

Кейти: Да. И что вы чувствовали, устраивая ад для матери, которую вы так сильно любите?

Дайана: Я ненавидела себя за это.

Кейти: Да, мой ангел. Видите ли вы причину для того, чтобы отбросить мысль «Она любит своего внебрачного сына больше, чем меня»?

Дайана: Да.

Кейти: Да, причиной является ад. (Кейти и Дайана смеются.) Приведите мне свободную от стресса причину для сохранения этой мысли.

Дайана: Я не нашла ни одной. Я не представляю себе, чтобы я могла ее найти.

Кейти: Кем бы вы были без этой истории?

Дайана: Я бы лучше относилась к себе, я бы лучше относилась к своему сыну. Я не была бы такой злой.

Кейти: Да. Как бы вы это развернули?

Дайана: Я никогда не любила себя так, как я любила ее внебрачного сына.

Кейти: Это имеет для вас какой-то смысл?

Дайана: Я любила его и заботилась о нем так, как я хотела, чтобы заботились обо мне.

Кейти: О дорогая… Почему это меня не удивляет?

Дайана: Вы знаете, он был таким милым.

Кейти: Я понимаю. Я могу видеть его в ваших прекрасных глазах. Это очевидно. Если после того, как вы проведете в течение некоторого времени исследование, у вас появится мысль: «Она меня не любит», сразу же с улыбкой делайте разворот: «О, я не люблю себя в этот момент», «Она не заботится обо мне» — «О, я не забочусь о себе в тот момент, когда появляется эта мысль». Почувствуйте это, почувствуйте, каково так думать, как недобры вы к себе, когда верите в это. Так вы узнаете, что вы не заботитесь о себе. Просто побудьте для себя матерью, милая. Это то, что делает Работа — она поддерживает нас, она относится к нам как мать и отец. Это осознание любви, осознание того, кто мы есть на самом деле, — из того места, которое мы искали, чтобы узнать правду о себе и понять, в чем состоит эта правда. Давайте посмотрим на следующее утверждение.

Дайана: Я хочу, чтобы мама признала, что она была неправа, и попросила у меня прощения.

Кейти: Чье это дело, что она была неправа, и чье это дело, попросит она прощения или нет?

Дайана: Ее.

Кейти: Итак, разверните это.

Дайана: Я хочу, чтобы я признала, что я была неправа, и попросила у себя прощения.

Кейти: Есть еще один разворот.

Дайана: Я хочу, чтобы я попросила у мамы прощения, И чтобы я признала, что была неправа.

Кейти: Только в тех случаях, когда вы знаете, что вы были неправы. Попросите прощения за то, что вы считаете своей маленькой долей участия в этой ситуации, и сделайте это ради себя. И опять же, ее доля участия может быть вот такой (руки широко расставлены). Это не ваше дело. Давайте наведем порядок в вашей части. Посидите с этим, составьте свой перечень и позвоните ей во имя обретения вашей собственной свободы.

Дайана: Я хотела это сделать.

Кейти: Я советую вам позвонить ей специально. Расскажите ей о вашем участии в этой ситуации. Мы

хотим извиниться, но иногда даже не знаем, почему или за что. Работа может не только показать вам это, она может провести вас во все потайные уголки ситуации и осветить их, когда вы будете двигаться в ней. Это полная уборка дома. И пока она не сделана, покоя не будет. Работа — это ключ к вашему сердцу. Она делает все таким простым. Правда, как я сегодня слышала от вас, заключается в том, что вы любите свою мать.

Дайана: Да.

Кейти: Хорошо, прочтите это еще раз.

Дайана: Я хочу, чтобы мама признала, что она была неправа и попросила у меня прощения.

Кейти: Это правда? Это действительно правда?

Дайана: Я так думаю.

Кейти: И если вы думаете, что это может ее травмировать, если это несколько больше того, что она может сейчас вынести, вы все же хотите, чтобы она попросила прощения?

Дайана: Я не хотела бы ее травмировать.

Кейти: Да. Именно поэтому люди обычно не просят прощения, для них слишком мучительно видеть то, что они сделали. Они еще не готовы. И вы одна из тех, кто знает о таких вещах. В этом вы открываете для себя, кто вы есть.

Дайана: Это то, чего я хочу Я просто хочу покоя.

Кейти: Да, дорогая, эта маленькая девятилетняя девочка, которая была готова сидеть на коленях у мужчины и позволила ему овладеть собой ради его любви, — это очень много. Это подобно любви до гроба. Так мы узнаем, кто мы и что мы в состоянии смятения. Давайте посмотрим на следующее утверждение.

Дайана: Мама должна любить меня и знать, что я ее люблю.

Кейти: Это правда? Это начинает походить на диктаторство. (Дайана и аудитория смеются.) Разве вы не замечали, что бесполезно диктовать людям, что они должны осознавать, или то, как они должны себя вести? Так что, давайте развернем это. Она любит вас, но она может этого еще не осознавать, и этот недостаток осознания очень мучителен. Для меня ясно, что весь мир любит меня. Я просто не рассчитываю на то, что все уже осознали это. (Аудитория смеется.) Итак, давайте развернем это и посмотрим, как осознание будет теперь работать в вашей жизни,

Дайана: Я должна любить себя и знать, что я себя люблю.

Кейти: Да, это не ее дело. Это только ваше дело и ничье больше.

Дайана: Я начинаю понимать.

Кейти: Да, начинаете. Есть еще один разворот. Попробуйте его найти.

Дайана: Я должна любить маму и знать, что я ее люблю.

Кейти: Так оно и есть. Остается всего лишь несколько маленьких неисследованных мыслей там и тут, мешающих осознанию этого факта. И теперь вы знаете, как их встретить. Это начало. Все хорошо, давайте посмотрим на следующее утверждение.

Дайана: Я нуждаюсь в том, чтобы мама сказала нашей семье, что она была неправа.

Кейти: Это правда?

Дайана (смеясь): Нет.

Кейти: Нет. Кошмар всегда превращается в смех, как только он понят. Разверните это и посмотрите, какое реальное понимание здесь возможно.

Дайана: Я нуждаюсь в том, чтобы сказать нашей семье, что я была неправа.

Кейти: Как это мило.

Дайана: Я могла бы остановить это раньше, рассказав все. Я была неправа. Но теперь я права…

Кейти: Да.

Дайана (шепотом, плача): Я права.

Кейти: Очевидно, что для вас настало время узнать это. Разве это не чудесно — сделать открытие, что вы та, кого вы ждали? Что вы и есть ваша собственная свобода? Вы идете с исследованием в тьму и находите только свет. И теперь вы можете видеть, что, даже когда вы побывали в глубинах преисподней, свет — единственное, что там было всегда. Мы просто не знали, как туда войти, дорогая. Теперь мы это делаем. Какое путешествие! Давайте посмотрим на следующее утверждение.

Дайана: Мама — несчастная задница. (Смеясь.) Я могу сделать разворот прямо сейчас. Я — несчастная задница. (Дайана и все остальные смеются еще сильнее. Аудитория взрывается аплодисментами.)

Кейти: Иногда. Я люблю говорить о себе: «Но так было только в течение сорока трех лет» — до того момента, когда я пробудилась к реальности. Итак, вы можете внести это в свой список достижений. На что это для вас похоже — жить как несчастная…

Дайана (смеясь): Это очень тяжело. (Громкий смех в аудитории.) Ух ты! Теперь я понимаю. Это не имеет ничего общего с ней! Ничего! Это все я! Это все я! (Долгое молчание. Затем на лице Дайаны появляется выражение изумления.)

Кейти: Итак, дорогая, я предлагаю, чтобы вы осторожно проводили себя в дальнюю часть комнаты и просто полежали в обществе вашего прекрасного «Я». Дайте всему, что вы осознали на этом занятии, захватить вас. Позвольте этому овладеть вами и совершить те изменения, которые оно совершит.

Просто будьте спокойны и дайте раскрыться осознанию.

Требуется большое мужество для того, чтобы рассмотреть историю о смерти. Родители и близкие родственники умерших детей особенно сильно привязаны к своим историям по причинам, которые всем нам понятны, Отказ от печали или даже исследование ее может показаться им предательством по отношению к своему ребенку. Многие из нас еще не готовы взглянуть на вещи под другим углом — так и должно быть.

Кто думает, что смерть печальна? Кто думает, что ребенок не должен умирать? Кто думает, что он знает, что такое смерть? Кто пытается учить Бога — в истории за историей, в мысли за мыслью? Это вы? Я предлагаю вам: давайте исследовать, если вы готовы к этому, и посмотрим, можно ли остановить войну с реальностью.

Гейл: Речь идет о моем племяннике Сэме, который недавно погиб. Он был очень близок мне. Я помогала его растить.

Кейти: Хорошо, дорогая, Прочтите то, что вы написали.

Гейл: Я сержусь на Сэма за то, что он умер. Я сержусь на него за то, что он ушел. Я сержусь потому, что Сэм поддерг себя такому глупому риску. Я сержусь из-за того, что в свои двадцать лет он исчез в мгновение ока. Я сержусь из-за того, что он поскользнулся и упал со скалы высотой шестьдесят футов. Я хочу, чтобы Сэм вернулся. Я хочу, чтобы Сэм был более осторожным. Я хочу, чтобы Сэм сообщил мне, что с ним все хорошо. Я хочу, чтобы меня покинул образ его тела, падающего с шестидесятифутовой скалы головой вниз. Сэм должен быть рядом.

Кейти: «Сэм должен быть рядом» — это правда? Это наша религия, разновидность веры, с которой мы живем, но до сих пор не знаем, как ее исследовать. (К аудитории.) Вы можете обратиться внутрь и спросить себя о тех, кто с вами развелся или умер и покинул вас, или о детях, которые уехали: «Этот человек должен быть рядом» — это действительно правда? (К Гейл.) Прочтите это еще раз.

Гейл: Сэм должен быть рядом.

Кейти: Это правда? Какова реальность? Он здесь?

Гейл: Нет. Он ушел. Он умер.

Кейти: Как вы реагируете, когда у вас появляется эта мысль, эта идея, которая спорит с реальностью?

Гейл: Я чувствую себя усталой и печальной, и я испытываю одиночество.

Кейти: Вот какие чувства возникают, если спорить с тем, что есть. Это очень тяжелая стрессовая ситуация. Я сторонница реальности не потому, что я одухотворенная, но потому, что испытываю боль, когда спорю с тем, что есть. И я замечаю, что я проигрываю в ста процентах случаев. Это безнадежно. Мы уносим эти убеждения с собой в могилу, если они не исследованы. Наши суждения — это могила, в которой мы себя хороним.

Гейл: Да, я всегда испытываю стресс, когда думаю об этом.

Кейти: Итак, ангел мой, какой бы вы были без этой мысли?

Гейл: Я бы снова почувствовала себя счастливой.

Кейти: Вот почему вы хотите, чтобы он жил. «Если бы он был жив, то я была бы счастлива». Это использование его для вашего счастья.

Гейл: Правильно.

Кейти: Мы живем; мы умираем. Всегда вовремя, ни одним мгновением раньше или позже, чем мы это делаем. Кем бы вы были без вашей истории?

Гейл: Я была бы здесь, присутствующей в собственной жизни, и предоставила бы Сэма его делам.

Кейти: Вы даже позволили бы ему умереть в свой срок?

Гейл: Да. Можно подумать, что у меня есть выбор. Я была бы здесь, вместо того чтобы находиться…

Кейти: В могиле. Или мысленно падать вместе с Сэмом со скалы, еще и еще раз.

Гейл: Да.

Кейти: Итак, ваша история — это: «Сэм должен быть рядом». Разверните это.

Гейл: Я должна быть рядом.

Кейти: Да. Ваша история о том, что Сэм не должен был умирать, есть ваше собственное мысленное падение с той скалы, с которой упал он. Вместо этого вы должны быть здесь и мысленно оставаться вне его дел. Это возможно.

Гейл: Я понимаю.

Кейти: Быть здесь выглядело бы так: женщина, сидящая в кресле среди друзей, присутствующая в настоящем, живущая своей жизнью, не возвращающаяся мысленно к скале, чтобы вновь и вновь видеть падающего Сэма. Есть еще один разворот для утверждения «Сэм должен быть рядом». Можете его найти?

Гейл: «Сэм не должен быть рядом».

Кейти: Да, мой ангел. Тот Сэм, которого вы знали, ушел. Реальность правит. Она не ждет нашего голо

сования, нашего разрешения или нашего мнения — вы замечали это? Что мне больше всего нравится в реальности, так это то, что это всегда история о прошлом. И что я больше всего люблю в прошлом, так это то, что оно завершилось, И поскольку я больше не сумасшедшая, я не спорю с ним. Спор с ним вызывает во мне недоброе чувство. Надо просто видеть: то, что есть, есть любовь. А откуда лично я знаю, что Сэм прожил полную жизнь? Она завершена. Он прожил ее до конца — его конца, а не того конца, который, по вашему мнению, у него должен быть. Это реальность. Борьба с тем, что есть, причиняет боль. И не будет ли более честным широко раскрыть ваши объятия навстречу реальности? Это конец войны.

Гейл: Я могу это понять,

Кейти: Хорошо, давайте посмотрим на следующее утверждение.

Гейл:Я нуждаюсь в том, чтобы Сэм вернулся.

Кейти: Это хорошее утверждение. Это правда?

Гейл: Нет.

Кейти: Нет. Это всего лишь история, это ложь. (К аудитории.) Причина, по которой я называю это ложью, состоит в том, что я спросила ее; «Это правда?», и она ответила: «Нет». (К Гейл.) Как вы реагируете, когда верите истории «Я нуждаюсь в том, чтобы Сэм вернулся», — а он не возвращается?

Гейл: Замыкаюсь в себе. Испытываю тревогу и депрессию.

Кейти: Кем бы вы были без мысли «Я нуждаюсь в том, чтобы Сэм вернулся»?

Гейл: Я бы вернулась назад, Я снова была бы живой, связанной с тем, что находится передо мной.

Кейти: Да. Так же, как вы это чувствовали, когда он был здесь.

Гейп: Верно. Если бы я его отпустила, у меня было бы то, чего я хочу. С тех пор как он умер, мысль о том, что он мне нужен, мешает мне иметь то, что я хотела иметь до того, как он умер.

Кейти: Итак, «Я нуждаюсь в том, чтобы Сэм вернулся», — разверните это,

Гейл: Я нуждаюсь в том, чтобы я вернулась.

Кейти: А другой разворот?

Гейл: Я не нуждаюсь в том, чтобы Сэм вернулся

Кейти: Да. Вы продолжаете возвращаться к этой скале и падать вниз вместе с Сэмом. Итак, вернитесь обратно сами. Вы все время думаете: «О, если бы он этого не сделал». Но вы продолжаете делать это, снова и снова, в своих мыслях. Вы продолжаете падать с этой скалы. Следовательно, если вы нуждаетесь в помощи, разверните это, посмотрите, как вы можете себе помочь. Давайте рассмотрим следующее утверждение.

Гейл: Я нуждаюсь в том, чтобы знать, что с Сэмом все хорошо и он пребывает в мире.

Кейти: «С ним не все хорошо», — можете ли вы абсолютно точно знать, что это правда?

Гейл: Нет, я не могу знать, что с ним не все хорошо.

Кейти: Разверните это.

Гейл: Я нуждаюсь в том, чтобы знать, что со мной все хорошо и я пребываю в мире, независимо от того, есть здесь Сэм или нет.

Кейти: Да, это возможно. А как ваши пальцы на ногах, а колени, а ноги и руки? Как вы себя чувствуете, сидя здесь в этот момент?

Гейл: Они в порядке. Я чувствую себя хорошо.

Кейти: Вы сейчас в лучшей или худшей форме, чем когда Сэм был здесь?

Гейл: Не в лучшей и не в худшей.

Кейти: Сидя здесь, прямо сейчас, в настоящий момент, вы нуждаетесь в том, чтобы Сэм вернулся?

Гейл: Нет, это всего лишь история.

Кейти: Хорошо. Вы провели исследование. Вы хотели знать. Теперь вы знаете.

Гейл: Верно.

Кейти: Итак, давайте рассмотрим следующее утверждение.

Гейл: Мне нужен Бог или кто-то, кто показал бы мне завершенность в смерти Сэма.

Кейти: Переверните это.

Гейл: Я нуждаюсь в том, чтобы я показала себе завершенность в смерти Сэма.

Кейти: Да. Вы же не горюете, когда газонокосилка стрижет траву, Вы не ищете завершенности в умирании травы, потому что это очевидно для вас, В действительности, когда трава вырастает, вы ее срезаете. Осенью вы не горюете из-за того, что листья падают и умирают. Вы говорите: «Разве это не прекрасно!» Ну вот, то же самое происходит и с нами. Существуют сезоны. Мы все упадем, раньше или позже. Все это так прекрасно. А наши мысли, без исследования, мешают нам осознавать это. Прекрасно быть листом, родиться, упасть, уступить дорогу следующему, стать пищей для корней. Это жизнь, всегда изменяющая свою форму и всегда отдающая себя полностью. Мы все проходим через это. Без исключения. (Гейл начинает плакать.) О чем вы думаете, милая?

Гейл: Мне очень нравится, что вы говорите об этом как о чем-то прекрасном, как об одном из сезонов. Это заставляет меня чувствовать радость и благодарность. Я могу видеть это в большем масштабе, и я могу ценить жизнь, и смерть, и цикличность. Это словно окно, через которое я могу посмотреть и увидеть все по-иному, понять, что я могу воспринимать это именно так, и принять Сэма и то, как он умер.

Кейти: Вы осознаете, что он дал вам жизнь?

Гейл: Да, он подобен удобрению или почве, благодаря которым я расту прямо сейчас.

Кэти; Итак, вот что вы тоже можете отдавать и продолжать жить, полностью принимая это, так как теперь вы понимаете нашу боль и даете нам новую жизнь, которую вы осознаете. Что бы ни происходило, это именно то, что необходимо. В природе нет ошибок. Подумайте, как мучительно иметь историю, которая не включала бы в себя подобную красоту, подобное совершенство. Отсутствие понимания всегда мучительно.

Гейл: До сих пор я действительно не способна была видеть в этом красоту, Я имею в виду, что я увидела красоту, которая мне открылась в смерти Сэма, но я не могла видеть собственно смерть — его умирание — как красоту. Я только видела, что он, двадцатилетний юноша, делает глупости. Но он просто шел своим путем.

Кейти: О Боже… Кем бы вы были без этой истории?

Гейл: Я бы приняла его смерть так же, как вы принимаете падающие листья. Я могла бы понять, что он идет своим путем, вместо того чтобы думать, что это было неправильно.

Кейти: Да, дорогая. Благодаря самоисследованию мы можем увидеть, что остается только любовь. Если нет неисследованных историй, то существует только совершенство жизни как таковое. Вы всегда можете пойти внутрь себя и обнаружить красоту, которая проявляется после того, как боль и страх поняты. Давайте рассмотрим следующее утверждение.

Гейл: Сэм ушел, он умер. Сэм — мой любимый мальчик, которому я была как мать. Сэм — исключительно красивый, нежный, добрый, хороший слушатель, любознательный, талантливый, не осуждающий, принимающий, сильный и энергичный. Сэм всегда был на гребне волны.

Кейти: Прочтите еще раз первую часть.

Гейл: Сэм ушел, он умер.

Кейти: Это правда? «Сэм умер» — можете ли вы абсолютно точно знать, что это правда?

Гейл: Нет.

Кейти: Покажите мне смерть. Возьмите микроскоп и покажите мне. Поместите клетки мертвого тела под микроскоп и покажите мне, что такое смерть. Разве это что-то иное, нежели просто идея? Где живет Сэм? Здесь (прикасается к ее голове и сердцу), Вы просыпаетесь и думаете о нем — вот где живет Сэм. Вы ложитесь спать вечером, и он в ваших мыслях, И каждый вечер, когда вы ложитесь спать и не видите снов, это — смерть. Когда нет истории, то нет и жизни. Вы открываете глаза утром, и «я» начинает функционировать. Начинается жизнь. Начинается история Сэма. Вы чувствовали его отсутствие до того, как началась эта история? Ничто не живет, кроме историй, и когда мы встречаем эти истории с пониманием, мы действительно начинаем жить без страданий. Итак, как вы реагируете, когда думаете об этом?

Гейл: Я чувствую себя мертвой внутри. Это ужасное ощущение.

Кейти: Видите ли вы причину для того, чтобы отбросить историю «Сэм умер»? Я не прошу вас избавиться от вашей истории, этой идеи, которая вам так дорога. Мы любим нашу старую религию, даже если она

не работает. Мы посвящаем себя ей изо дня в день, независимо оттого, к какой культуре относимся. Гейл: Да.

Кейти: Исследование не имеет мотива. Оно не учит какой-либо философии. Это всего лишь исследование. Итак, какой бы вы были без истории «Сэм умер»? Несмотря на то, что мысленно он живет с вами все это время.

Гейл: Возможно, сейчас, прямо сейчас он больше присутствует здесь, чем когда он находился в своем теле.

Кейти: Так кем бы вы были без этой истории?

Гейл: Я бы с благодарностью приняла идею удобрения. И мне бы нравилось быть там, где я есть, а не жить в прошлом.

Кейти: Итак, разверните это.

Гейл: Меня нет, я мертва, когда я углубляюсь в свою историю о смерти Сэма.

Кейти: Да.

Гейл: Сейчас я действительно вижу это. Мы закончили?

Кейти: Да, дорогая. И мы всегда начинаем сейчас.

После событий 11 сентября 2001 года средства массовой информации и наши политические лидеры сообщили, что Америка начала войну против терроризма и что все изменилось. Но когда участники моей Школы пришли ко мне выполнять Работу, я обнаружила, что ничего не изменилось. Люди, подобные Эмили, запугивали себя своими неисследованными мыслями, и только после того, как они находили террориста внутри себя, они могли вернуться к своим семьям, к нормальной жизни в мире и к покою.

Учитель страха не может принести на землю мир. Мы пытались это сделать в течение тысячелетий. Только человек, который трансформирует насилие внутри себя, человек, который находит в себе мир и живет в нем, только он может научить настоящему миру. Мы ждем только одного учителя. И это — вы.

Эмили: С тех пор как террористы атаковали Всемирный торговый центр в прошлый вторник, я все время боюсь, что меня убьют в подземке или в здании, где находится мой офис, недалеко от Центрального парка и отеля Вальдорф. Я постоянно думаю о том, как будут травмированы мои сыновья, если они меня потеряют. Одному из них лишь один годик, а другому всего четыре года.

Кейти: Да, милая. Итак, «Террористы могут атаковать вас в подземке».

Эмили: Угу.

Кейти: Можете ли вы абсолютно точно знать, что это правда?

Эмили: Что это возможно или что это произойдет?

Кейти: Что это произойдет.

Эмили: Я не знаю, произойдет ли это, но я знаю, что это возможно.

Кейти: И как вы реагируете, когда приходит эта мысль?

Эмили: Я испытываю ужас, Я уже чувствую печаль по поводу моей кончины: за себя, за моего мужа и моих малышей.

Кейти: И как вы относитесь к людям в подземке, когда приходит эта мысль?

Эмили: Я чувствую себя закрытой, совершенно закрытой.

Кейти: Как вы относитесь к себе, когда вы об этом думаете, находясь в подземке?

Эмили: Ну, я пытаюсь подавить эту мысль, я концентрируюсь на чтении и на том, что я делаю. Я напряжена.

Кейти: И где путешествует ваш ум, когда вы напряжены и думаете об этом, когда читаете в подземке?

Эмили: Я просто все время представляю лица своих детей.

Кейти: То есть вы заняты делами своих детей. Вы читаете книгу в переполненной людьми подземке, а в воображении представляете лица своих детей после вашей смерти.

Эмили: Да.

Кейти: Что в вашу жизнь приносит эта мысль, стресс или покой?

Эмили: Определенно стресс.

Кейти: Кем бы вы были, находясь в подземке без этой мысли? Кем бы вы были, если бы не могли думать: «Террорист может убить меня в подземке»?

Эмили: Если бы я могла этого не думать… вы имеете в виду, что мой разум этого не делал бы? (Пауза.) Ну, я была бы такой же, как в последний понедельник до нападения.

Кейти: То есть вы чувствовали бы себя в подземке немного комфортнее, чем сейчас?

Эмили: Значительно комфортнее. Я выросла в подземке. Мне действительно вполне комфортно в подземке без этой мысли.

Кейти: «Террорист может убить меня в подземке» — как бы вы это развернули?

Эмили: Я могу убить себя в подземке?

Кейти: Да, убийство происходит в ваших мыслях. Единственный террорист, находящийся в тот момент в подземке, — это вы, терроризирующая себя своими мыслями. Что еще вы написали?

Эмили: Я очень сердита на свою семью — мужа, родителей, всех родственников, живущих в Нью-Йорке, — за то, что они не помогают мне составить аварийный план на случай, если ситуация с терроризмом здесь ухудшится. Не помогают найти место, где мы все могли бы встретиться за пределами города, не помогают подготовить наши паспорта, снять какие-то деньги с бакнковского счета. Я очень сержусь на них за то, что они такие пассивные, что они заставляют меня чувствовать себя сумасшедшей из-за попыток составить план.

Кейти: Итак, «Я очень сердита на свою семью» — давайте развернем это. «Я очень сердита…»

Эмили: Я очень сердита на себя за то, что я не помогаю себе составить аварийный план?

Кейти: Вы понимаете? Перестаньте быть такой пассивной. Составьте аварийный план не только для себя, своих детей и мужа, но и для всей вашей семьи в Нью-Йорке. Составьте план для каждого.

Эмили: Я пытаюсь, но они заставляют меня чувствовать, что я свихнулась, если я делаю это. Меня это злит,

Кейти: Да, судя по всему, им не нужен план. И они не хотят иметь план. Вы единственная, кому нужен аварийный план, поэтому составьте план для эвакуации Нью-Йорка.

Эмили (смеясь): Это звучит так смешно.

Кейти: Я знаю. Я нахожу, что результатом самоосознавания часто бывает только смех.

Эмили: Но я все еще злюсь на то, что они заставляют меня чувствовать себя ненормальной.

Кейти: Можете ли вы определить, что именно в вас ненормально?

Эмили: Хорошо. Я делала то же самое накануне 2000 года, когда ожидался компьютерный сбой, так что я подозреваю, что они проходили через это со мной раньше. Я немного сдвинута в параноидальную сторону.

Кейти: Таким образом, со своей точки зрения они правы. У них есть основание. Вы могли бы работать над своим аварийным планом спокойно, не ожидая от них желания уехать.

Эмили: Я обязательно увезу моих малышей.

Кейти: Потому что они маленькие и вы можете взять их обоих на руки и убежать. Усадить их в машину и просто уехать.

Эмили: Я думаю, мне нужно научиться водить машину. У меня нет водительских прав.

Кейти (смеясь): Вы сердитесь на свою семью за то, что у них нет аварийного плана, а у вас самой нет водительских прав?

Эмили (смеясь): Это кажется нелепым сейчас. Я понимаю. Я осуждаю их, а сама даже не смогу вести машину в случае необходимости. Как я могла этого не видеть?

Кейти: Теперь допустим, что у вас есть права, а все туннели и мосты перекрыты. Вам необходим другой план. Вам нужно найти себе еще пять работ, чтобы вы смогли приобрести собственный вертолет.

Эмили (смеясь): Да, да.

Кейти: Но вам все равно не позволят летать.

Эмили: Нет. Конечно, нет.

Кейти: Так обстоят дела. Возможно, именно поэтому ваша семья не беспокоится относительно аварийного плана. Они заметили, что тоннели закрыты, что самолетам не разрешают подниматься в воздух в течение последней недели, что бежать некуда. Может быть, они это понимают. Может быть, вы последняя, кто это узнал.

Эмили: Возможно, это действительно так.

Кейти: Таким образом, нам остается просто найти покой там, где мы есть. Для того чтобы заставить аварийный план работать, как я заключила из реального положения вещей, вам необходимо быть телепатом, чтобы вы заранее знали, когда эвакуироваться и куда уехать, чтобы быть в безопасности.

Эмили: Какая-то часть меня говорит, что мне следует уехать сейчас. Но тогда возникает проблема: где же безопасно? Тут действительно нужно быть телепатом…

Кейти; Значит, вам нужно поработать над своими телепатическими способностями. Но, как я заметила, телепаты не выигрывают в лотерею.

Эмили: Это верно.

Кейти: Итак, «Вам нужен аварийный план» — это правда? Можете ли вы быть абсолютно уверены, что это правда?

Эмили: Я подозреваю, что не могу больше быть уверена в том, что это правда.

Кейти: О дорогая, просто почувствуйте это. Может быть, это то, что ваша семья уже знает.

Эмили: Я думаю, что на самом деле я не такой уж хороший планировщик. Для этого случая нельзя иметь план.

Кейти: Конечно, нет. Вы не можете перехитрить реальность. Может быть, то место, где вы находитесь именно сейчас, является самым безопасным в мире. Мы просто не знаем.

Эмили: Честно говоря, я никогда не думала об этом.

Кейти: Итак, кем бы вы были без мысли «Мне нужен аварийный план»?

Эмили: Менее беспокойной, менее настороженной, более легкой. (Пауза.) Но также и более огорченной. (Плачет.) Печальной. Очень, очень печальной. Все эти люди погибли, Мой город изменился. Я ничего не могу сделать.

Кейти: Хорошо. Значит, таково реальное положение дел. Вы ничего не можете сделать. Это смирение. Для меня это прекрасная вещь.

Эмилит Просто я привыкла быть очень активной, постоянно что-то делать, по крайней мере для людей, находящихся рядом со мной, защищать их.

Кейти: И чувствовать, что контролируете ситуацию. Это работает какое-то время. А потом реальность догоняет нас. Но если мы возьмем все эти изумительные способности, эту сверхактивность и соединим их со смирением, то тогда это действительно будет что-то. Тогда мы можем быть ясно мыслящими и способными помочь, «Мне нужен аварийный план» — разверните это.

Эмили: Мне не нужен аварийный план.

Кейти: Прочувствуйте это. Вы видите, что это может быть так же верно? Что это может быть даже более верно?

Эмили: Возможно. Я вижу, что это может быть более верно.

Кейти: О моя дорогая. Я тоже. Вот почему я всегда чувствую себя так комфортно независимо от того, где я нахожусь. Когда вы бежите в страхе, вы пробираетесь через любую дырку в стене. Потом вы оглядываетесь назад, на то место, где вы находились раньше, и видите, что оно было гораздо безопаснее. Когда что-то случается, вам и без аварийного плана становится понятно, что нужно делать. Вы можете найти все, что вам необходимо знать, прямо там, где вы находитесь. И в действительности вы уже живете так, Когда вам нужен карандаш, вы протягиваете руку и берете его, Если карандаша не оказалось поблизости, вы идете за ним в какое-то другое место. И именно так бывает в чрезвычайной ситуации. При отсутствии страха то, что вы должны делать, так же ясно, как подойти и взять карандаш. А вот страх не эффективен. Страх слеп и глух. Давайте послушаем, что вы еще написали.

Эмили: Хорошо. Я думаю, что террористы крайне невежественны в своей ненависти и жажде почувствовать себя могущественными. Они так яростно стремятся причинить нам вред. Они способны на все… почему не яд или начиненные взрывчаткой машины? Они злы и невежественны, и все же они успешны и сильны. Они могут разрушить эту страну. Они, как саранча, повсюду. Они прячутся, выжидают, чтобы причинить нам вред, взорвать нас, убить нас.

Кейти: Итак, «Эти террористы злы».

Эмили: Да.

Кейти: Можете ли вы абсолютно точно знать, что это правда?

Эмили: Я думаю, что знаю о том, что они невежественны. Они не понимают, как действует на нас насилие.

Кейти: Можете ли вы быть уверены, что это правда? Что они невежественны в этом? Это хорошее утверждение, дорогая. Можете ли вы знать о том, что им неизвестно о боли, смерти, страданиях?

Эмили: Нет, об этом им известно, потому что они, возможно, испытали это. Я не знаю, так ли это, но думаю, что, вероятно, это так. Поэтому такова их реакция. Но они все же невежественны в отношении того факта, что насилие никогда не работает.

Кейти: Или, напротив, они не невежественны. Они верят в мысль, которая противоположна вашей, они верят, что насилие работает. Они считают, что весь мир их этому учит. Они во власти этой мысли.

Эмили: Но на самом деле оно не работает. Чтобы причинять зло другому человеку, нужно быть невежественным, либо заблуждающимся, либо психопатом.

Кейти: Возможно, вы правы, и множество людей согласилось бы с вами, но мы здесь смотрим не на то, правильно это или нет. Поэтому давайте вернемся к тому, что вы написали, и развернем это.

Эмиак: Я думаю, что террористы крайне невежественны в своей ненависти и жажде почувствовать себя могущественными.

Кейти: Разверните это.

Эмили: Я крайне невежественна в своей ненависти и жажде почувствовать себя могущественной. Это правда. Мне нужен был мой аварийный план для того, чтобы почувствовать себя могущественной.

Кейти: Да, и каково это — испытывать ненависть?

Эмили: Ну, на какой-то момент это придает сил. Я хочу сказать, что это позволяет мне чувствовать себя менее беспомощной.

Кейт: И что происходит, когда вы ненавидите?

Эмипи: Я зацикливаюсь на этом. Я не могу этого принять, и это изматывает.

Кейти: И вам надо найти способ отстоять эту позицию. Вы должны доказать, что вы правы в своей ненависти. Что она справедлива и оправданна. И каково это — жить таким образом? Как вы реагируете, когда думаете, что террористы злы и невежественны?

Эмили: В контексте того, о чем мы говорим, это и вправду ощущается очень фальшиво. Я не уверена, что у меня когда-нибудь еще будет такое чувство.

Кейти: С их точки зрения, их ненависть абсолютно оправданна. Они готовы умереть за это. Это правое дело. Вот во что они верят. Они крушат свои жизни о здания.

Эмили: Да.

Кейти: Их ненависть не является для них препятствием. Вот как это выглядит, когда мы привязаны к идее. Эта идея такова: «Вы — зло, и я умру, чтобы уничтожить вас». Это ради блага мира.

Эмили: Да, я понимаю это.

Кейти: Тогда продолжим с разворотами.

Эмили: Я зла в своем невежестве…

Кейти: …из которого исходят эти люди. Они знают, какое страдание приносят своим семьям, когда преднамеренно убивают себя.

Эмили: Да.

Кейти: На каком-то уровне они не являются невежественными, а на другом — конечно, они невежественны, потому что их идеи порождают так много страданий. Итак, продолжайте разворачивать то, что вы написали после слов о зле и невежестве.

Эмили: Они злы и невежественны, и все же они успешны и сильны.

Кейти: И я…

Эмили: Я зла и невежественна, и все же я успешна и сильна.

Кейти: Да, со всей вашей правотой.

Эмили: О да. Мой аварийный план верен, а другие просто не принимают его.

Кейти: Итак, давайте продолжим. «Они, как саранча» — разверните это.

Эмили: Я, как саранча, повсюду, Я прячусь, выжидаю, чтобы причинить себе вред, взорвать себя, убить себя?

Кейти: Да.

Эмили: Мои мысли как саранча.

Кейти: Именно. Ваши неисследованные мысли.

Эмили: Верно.

Кейти: Я не вижу в данный момент каких-либо террористов, за исключением одного, с которым вы живете, — это вы сами,

Эмили: Да. Я вижу это,

Кейти: Я живу в мире, и это то, чего заслуживает каждый. Мы все заслуживаем того, чтобы покончить с собственным терроризмом.

Эмили: Я могу понять самонадеянность того, что я делала.

Кейти: В этом я вижу возможность для изменения, В противном случае мы все, подобно древним, примитивным существам, вымрем во имя какой-то цели,

Эмили: Как это мы все вымрем во имя какой-то цели?

Кейти: Хорошо, дорогая, скажем, кто-то преследует ваших детей… Просто представьте это.

Эмили: Хорошо, Да,

Кейти: Я хочу сказать, что вы злитесь даже на своих родителей за то, что они не хотят принять ваш аварийный план, И почувствуйте, что значит воевать с собственной семьей,

Эмили: Да.

Кейти: Чтобы вы сделали с детьми? Вы бы схватили их, вопящих: «Я хочу, чтобы меня оставили в покое». Вы бы схватили их и увезли — куда? Исходя из того, что вы знаете, вы увезли бы их именно в то место, куда придется удар,

Эмили: Это правда. Это самонадеянность. Даже безумие.

Кейти: Что вы еще написали?

Эмили: Я больше не хочу никогда видеть покрытого пеплом человека. идущего домой, как это было в тот день. Я не хочу больше видеть на лицах людей застывшие маски или выражение шока… Часть проблемы состоит в том, что средства массовой информации продолжали вновь и вновь показывать падающие башни. Было такое чувство, что это происходило целую неделю.

Кейти: «Часть проблемы состоит в том, что средства массовой информации продолжали показывать это вновь и вновь» — разверните это.

Эмили: Я продолжала показывать это вновь и вновь.

Кейти: Да. «Я хочу, чтобы средства массовой информации прекратили это», — разверните это.

Эмили: Я хочу, чтобы я прекратила это.

Кейти: Итак, работайте над собой. Ваш ум и есть средства массовой информации.

Эмили: Я не знаю как.

Кейти: Вы могли бы начать с исследования этих образов, содержащихся в вашем уме. Потому что в реальности перед вами сейчас нет ни одного человека, покрытого пеплом. Это не происходит нигде, кроме как в ваших мыслях. (Долгая пауза.) Хорошо. Давайте вернемся назад и посмотрим. Опишите покрытого пеплом человека, присутствующего в ваших мыслях. Опишите того, кто произвел на вас такое сильное впечатление. Человека, которого вы действительно видели.

Эмили: Хорошо, самое сильное впечатление произвел на меня человек, который шел мимо нашего офисного здания, когда я сидела снаружи, ожидая мужа. Это было пару часов спустя после того, как рухнули башни Всемирного торгового центра. Я работаю в другой части города, так что этот парень прошел примерно шестьдесят кварталов. Мы видели много покрытых пеплом людей, когда шли домой, но этот человек был одет в дорогой, хорошо сшитый костюм, нес дипломат и на нем была одна из этих респираторных масок, которые вы видели по телевизору. И он был абсолютно серым — вся его голова, его костюм, его ботинки, его дипломат были покрыты пеплом. Пепел был нетронутым. Он был как зомби, просто шел, не глядя по сторонам. Он, наверное, был в шоке. Было очевидно, что он прошел пешком весь путь от Всемирного торгового центра. Все вокруг было освещено солнцем, и все здесь, в этой части города, казалось нормальным, а потом прошло это привидение. Это потрясло меня сильнее, чем все остальное в тот день. Это очень сильно меня потрясло. Я подумала: «Теперь это вошло в мой мир. Это здесь».

Кейти: Хорошо, милая. Теперь я хочу посмотреть на это вместе с вами. «Он был похож на зомби» — это правда?

Эмиди: Он определенно так выглядел.

Кейти: Конечно, он так выглядел. Посмотрите на того, кто рассказывает эту историю. Ведь этот человек нес дипломат, значит, подумал о том, чтобы взять его. Может быть, он просто шел домой. Метро не работало. Может быть, он хотел вернуться к своей семье, чтобы они знали, что с ним все в порядке.

Эмили: Да.

Кейти: Он был совершенно разумен. Он надел респиратор. Вы этого не сделали.

Эмили: Гм.

Кейти: Следовательно, все говорит о том, что он был в лучшем состоянии, чем вы.

Эмили (после паузы): Могло быть и так. Я не была в непосредственной близости от места катастрофы, хотя и испытала невероятный стресс и страх.

Кейти: «Этот человек был похож на зомби» — как вы реагируете, когда думаете об этом?

Эмили: Я испытываю ужас, словно наступил конец света.

Кейти: А кем бы вы были, глядя на этого человека без мысли: «Он похож на зомби»?

Эмили: Я бы просто подумала «Вот человек, покрытый пеплом, надеюсь, что ему уже недалеко до дома».

Кейти: Вполне разумный человек. Не зомби. Он вышел из здания и даже не забыл дипломат. Ему сразу же пришло в голову, что надо делать. Я не думаю, что у него был аварийный план: «Если самолет врежется в здание и мне удасться выбраться, то я, пожалуй, захвачу дипломат, как предписывает аварийный план, и пойду домой».

Эмили: Он прошел шестьдесят кварталов или около того. Я полагаю, что он стал в моем уме символом того, что произошло.

Кейти: Да, но он также легко мог стать и примером того, каким эффективным можно быть, когда случается несчастье. У него был дипломат. Он прошел шестьдесят кварталов. А что было с вами, когда вы его увидели?

Эмили: Я чувствовала, что впадаю в шок.

Кейти: Да. С ним было все хорошо. А вы были как зомби и проецировали это на него. Если бы вам стало плохо, и вы увидели бы себя и его, стоящих там, к кому бы вы обратились за помощью?

Эмили (смеясь): Я бы обратилась к нему. Поразительно. Но я определенно обратилась бы к нему.

Кейти: Хорошо, милая. Итак, осторожно разверните это. «Я хочу…»

Эмили: Я хочу увидеть еще одного покрытого пеплом человека.

Кейти: Да, даже если только в ваших мыслях — потому что вы не видели с тех пор ничего подобного нигде, кроме как внутри себя. Так что реальность и история никогда не совпадают, реальность всегда добрее, И вам будет интересно понаблюдать, как это проявится в вашей жизни и особенно в жизни ваших детей. Они научатся от вас тому, что они не должны быть постоянно настороже и иметь специальный план; они научатся тому, что они всегда будут знать, что делать. Они увидят, что там, где они находятся, все в порядке, и в любом месте, куда они попадают, все идет хорошо, И без пугающей истории «Мне нужен аварийный план» к вам может прийти много хороших идей. Например, определить место встречи с вашим мужем на случай, если телефоны не работают. А когда ваши дети подрастут, вам было бы полезно научиться водить машину и иметь в ней несколько карт и некоторые другие необходимые вам вещи. Кто знает, что может придумать спокойный ум?

Эмили: Благодарю вас, Кейти. Я понимаю это.

Кейти: О дорогая, добро пожаловать. Мне нравится, что вы не стремитесь ни к чему, кроме чистой правды.