Я подумала, учителя решат, что в этом году, после всего что случилось, у меня не хватит наглости прийти на вечеринку в честь окончания учебного года. И именно поэтому решила пойти.
Все знают, на что похожи эти вечеринки. Рассадник сплетен. И в этом году, понятное дело, будут сплетничать о мисс Диксон и о Ральфе, а значит, косвенно обо мне.
Пойти или не пойти — для меня это был вопрос чести. Я посещала все школьные мероприятия и имела репутацию активного родителя, готового всегда прийти на помощь. К тому же я читала с детьми.
Беа, обычно избегавшая подобных мероприятий, согласилась пойти со мной хотя бы на час, чтобы поддержать морально. Мы договорились о стратегии: приходим поздно, уходим рано.
Мы встретились на стоянке и пошли в паб. Беа держалась рядом, пока мы пробирались сквозь толпу завсегдатаев к банкетному залу в дальней части помещения.
— Ты в порядке? — в сотый раз спросила меня Беа.
Мне снова удалось улыбнуться.
— В полном.
— Немного выпьем, — прошептала она, собираясь с духом. — И дело сделано.
У входа я задержалась, чтобы оглядеться. Собравшиеся разделились на группки. Неподалеку от столов, на которых были расставлены подносы с дешевыми бутербродами, чипсами и сосисками, кучковались родители. Нетрудно догадаться, что все разговоры сводились к работе и планам на летние каникулы.
Учителя, отдав долг светской беседе с родителями, расположились в другом конце зала, ближе к барной стойке.
Я одобрительно похлопала Беа по плечу, когда она, махнув рукой одной из знакомых мамочек, вознамерилась присоединиться к родителям, а сама направилась к стайке учителей. Ради Анны я старалась общаться с ними как можно чаще. Именно поэтому я и стала волонтером. Мне как-то само собой удавалось нарушать ожидания других в отношении меня. Если кто-то и думал, что меня можно смутить и унизить намеками на связь между мисс Диксон и моим мужем, то я была полна решимости доказать обратное.
Прихватив с барной стойки стакан апельсинового сока, я подошла к знакомым учителям. Улыбаясь, они подвинулись, освобождая мне место.
— До сих пор не могу поверить, говорила раскрасневшаяся миссис Прайор. — Но она уже какое-то время вела себя странно, не находите? На грани. Я ведь так и сказала, помните? — Она многозначительно посмотрела на мисс Эббот. — Ты же вроде даже поговорила с ней?
Я мысленно простонала. Разговор ожидаемо шел о мисс Диксон. Интересно, сколько я выдержу?
— Она очень замкнутый человек, — кивнула мисс Эббот и уставилась в свой бокал с белым вином. — Я как-то попыталась расспросить ее, интересуясь, все ли у нее в порядке. И у меня сложилось впечатление, что она совсем не хочет делиться своими проблемами.
— Говорят, она уже несколько недель сидела на снотворном, — вмешалась мисс Фрай. — Кто же не знает, что в этом случае необходимо воздерживаться от алкоголя? По-видимому, в этом и кроется основная причина. Разве можно мешать вино и снотворное?!
— Ей еще повезло, что выжила, — со скорбным видом покачала головой мисс Эббот. — Я слышала, что это смертельно опасно.
Миссис Прайор понизила голос:
— Джейн сказала, что ей промывали желудок. Представляете?
— И как у нее дела? Есть новости? — поинтересовалась я.
Учителя повернулись ко мне, напуская на себя почти официальный вид.
— Из больницы уже выписали, — ответила мисс Эббот. — А это уже хорошо. Еще рано делать прогнозы, но, по словам врачей, вряд ли есть какие-то необратимые последствия. — Она выглядела смущенной.
— По-моему, в школу она вернется нескоро, если вообще вернется, как думаете? — спросила мисс Фрай.
— До конца этого семестра, определенно, нет, — высказалась миссис Прайор. — Осталось несколько дней. Что касается следующего года… — Она многозначительно пожала плечами.
— Говорят, ей какое-то время будет нужна поддержка, — заметила мисс Эббот, обращаясь ко мне. — Ну, вы понимаете… Помощь психолога. — Она помолчала, словно подыскивая, что бы такого жизнерадостного можно добавить. — Когда ее выписали из больницы, Джейн послала ей от всех нас цветы, — наконец произнесла она.
Мисс Фрай поморщилась:
— Вообще-то надо бы навестить ее.
Они как-то подозрительно переглянулись. Похоже, добровольцев навещать мисс Диксон не нашлось.
— Я вот что подумала: а у нее не было, как бы потактичнее выразиться… проблем с алкоголем? — вмешалась миссис Прайор. — Вы же понимаете, мы все время от времени любим немного выпить. Расслабиться, так сказать. Но я помню, как однажды она опоздала и объяснила это тем, что проспала. А сама была такая бледная, и руки… — Она показала, как дрожали ее руки. — Сказала, что простудилась. Но кто знает, какова была реальная причина.
— Ой, да здесь может быть все что угодно, — ответила мисс Эббот уже более доброжелательно.
Миссис Прайор повернулась к мисс Фрай:
— Помнишь, ты рассказывала о ее странном поведении, когда после исчезновения мистера Уилсона в школу пришли полицейские.
Мисс Фрай бросила на нее предостерегающий взгляд, напоминая, чтобы та не болтала слишком много. Я села поудобнее. Разговор зашел о моем муже.
— Простите, я не хотела причинить вам боль, — почти скороговоркой произнесла миссис Прайор. — Просто это так ужасно! Одно несчастье за другим. — Она сделала паузу, пытаясь понять мое молчание. — Вы, наверное, думаете, что мы черствые.
— Вовсе нет, — солгала я.
Я уже много раз слышала их разговоры. А мисс Фрай и миссис Прайор, когда я бывала в школе, исподволь наблюдали за мной.
— Лора всегда была темной лошадкой, но случившееся заставляет задуматься. Сам факт, что можно работать с кем-то бок о бок каждый день и не иметь ни малейшего представления, что на самом деле происходит с человеком…
Мисс Эббот заметила, что к столику направляется мамочка ее ученика, и встала поговорить с ней.
Как только она ушла, миссис Прайор, понизив голос, сообщила:
— Никакой это не несчастный случай. Можете даже не сомневаться. Так много таблеток? Да еще и с вином!
— Она оставила машину открытой, сказала мисс Фрай. — Слышите? Мне Джейн рассказала. На стоянке. Стекла опущены и все такое. Это тоже кое-что говорит о ее душевном состоянии, ведь так?
— Ну, это не значит, что она собиралась… лишить себя жизни. Просто она явно была не в себе, — заметила я.
— Звала на помощь? Миссис Прайор помолчала, глядя на мисс Фрай. Допустим. Но, спрашивается, зачем ехать в такую даль, на пляж, если хочешь, чтобы тебя нашли?
Мисс Фрай многозначительно округлила глаза, а затем, сама любезность, повернулась ко мне:
— А вы-то, миссис Уилсон, как поживаете? Ваша Анна такая милая девчушка! И учится хорошо.
Заставив себя не отводить взгляда, я кивнула:
— Благодарю. Я очень горжусь ею. Ральф тоже гордился.
Воспользовавшись случаем, миссис Прайор оставила нас и направилась к барной стойке.
— Мы все очень сожалеем о том, что произошло, — медовым голосом пропела мисс Фрай.
— Так мило с вашей стороны. — Я задумчиво покачала головой. Зная, какие сплетницы эти тетки, несколько осторожных слов сейчас могут быть полезными. — Моя Анна просто в восторге от школы. Она будет скучать по ней в следующем году.
Мисс Фрай тут же навострила уши:
— Уезжаете?
Я грустно улыбнулась:
— Это непростое решение. Но, по-моему, так будет лучше. Я все еще изучаю варианты. У нас обеих слишком много воспоминаний. Уверена, вы меня понимаете.
Она кивнула:
— Ой, мы, конечно, будем скучать по Анне. И по вам, миссис Уилсон. Но, разумеется, вам виднее, как лучше поступить. — Она посмотрела в сторону бара, где миссис Прайор болтала с молодыми учителями.
По ее виду ей не терпелось поделиться новостями.
— Выпьете еще? — Она бросила взгляд на мой почти пустой стакан.
— Спасибо. — Я с трудом выдавила из себя улыбку. — С меня, пожалуй, хватит.
Беа была права. Зря мы пошли. Это было уж слишком.
Я отправилась на поиски Беа, чтобы сказать ей, что уезжаю, и поцеловать на прощание.
Я как раз открывала дверцу машины, когда меня окликнул резкий мужской голос:
— Как вы, миссис Уилсон?
От неожиданности я буквально подпрыгнула и обернулась. Мужчина в соседней машине, старом, потрепанном «седане» с поцарапанным крылом, опустив стекло, смотрел прямо на меня. Он сидел на пассажирском сиденье с раскрытой книгой в руках, словно ждал кого-то.
— Простите, мы знакомы? — Я внимательно посмотрела на него.
Может, кто-то из школы? Уборщик?
Он сидел, высунув локоть в окно машины. Под поношенным шерстяным пиджаком рельефно проступали мышцы плеча. Похоже, телу он уделял больше внимания, потому оно и выглядело прилично по сравнению с худощавым, обветренным лицом. Он улыбнулся почти игриво, словно говоря: «Конечно, вы знаете меня, почему спрашиваете?»
Я прищурилась. Он сверлил меня взглядом. Его глаза — мутная смесь серого, голубого и зеленого — в тусклом свете поблескивали, как у кошки. У меня появилось внезапное желание забраться в машину и на полной скорости умчаться прочь, сбежать от него, пока еще есть возможность. Но что-то удерживало… наверное, неопределенность.
— Были на вечеринке? Казалось, он задумчиво взвешивает слова. — Если можно так выразиться.
Я поджала губы.
— Вы родитель?
Он наклонил голову.
— Да, но не здесь, — вздохнул он, будто подтверждение родительского звания потребовало от него слишком больших усилий. — Вы пришли вместе с миссис Хиггинс. Мамой Клары. Пили апельсиновый сок. Немного поговорили с учителями, но недолго. Я бы сказал, скорее слушали. — Он помолчал, наблюдая за мной. — Ваши мысли где-то в другом месте, да, миссис Уилсон?
— Похоже, вы много знаете обо мне, мистер… — Я посмотрела на него.
— Ридж. — Он протянул мне из окна руку. — Майк Ридж. — Рукопожатие было сокрушительным. — Это моя работа, миссис Уилсон. Знать о людях.
В животе затрепетала паника. Поразительно, он не просто сидел в машине, поджидая кого-то, он ждал именно меня.
Открыв дверцу, мужчина выбрался наружу. Пониже ростом, чем я предполагала, но крепко скроен. Сильный.
— У меня вопрос: не могли бы мы немного поговорить? — спокойно поинтересовался он. Можно в вашей машине.
Я не знала, что и ответить. Мы стояли прямо перед пабом. Кругом полно людей. Скоро начнут расходиться участники вечеринки. Можно позвать на помощь, если понадобится.
Я нервно сжимала ключи от машины.
— Чем именно вы занимаетесь, мистер Ридж?
Он уже обошел мою машину и забрался на пассажирское сиденье. Я села за руль, и было не так-то просто развернуться к нему лицом. Он занял все пространство. От него пахло лосьоном и чем-то жареным, а когда он наклонился ближе, к этим запахам прибавился еще и запах кофе.
— Я занимаюсь расследованием, миссис Уилсон.
Я постаралась остаться невозмутимой, но внутри у меня все сжалось. Тут же вспомнился Ральф, как он лежал, неподвижный, у нижней ступеньки лестницы в подвал. Ужас на лице той женщины.
Глубоко вздохнув, я наклонилась, чтобы вставить ключ в замок зажигания.
— Вы из полиции? — спросила я, выпрямляясь.
— Уже нет. — Он покачал головой. — Теперь я сам по себе. В каждом конкретном случае. Типа наемника.
Мой взгляд тут же метнулся в его сторону. Я представила заткнутый за пояс пистолет, сверху прикрытый поношенным пиджаком. Но сразу взяла себя в руки:
— Итак, мистер Ридж, чем могу помочь?
— Меня интересует, что случилось с вашим мужем. — Его глаза впились в меня, словно он читал мои мысли. — Ужасно потерять любимого человека. И не знать, что с ним случилось.
Я молча кивнула. Во рту все пересохло. Он знал. Непонятно сколько, но каким-то образом он знал. Я больше не смотрела на него и сидела не шелохнувшись, глядя прямо перед собой. Из припаркованной машины впереди, разговаривая и смеясь, вышла молодая пара.
Некоторое время мы молчали. Все мои силы были потрачены на то, чтобы дышать спокойно. Девушка заперла машину, и, держась за руки, пара направилась к пабу.
Наконец он сказал:
— Я работаю на страховую компанию, страхование жизни. Они наняли меня посмотреть поближе, что к чему. Всегда так делают, если нет тела и концы с концами не сходятся. Они, к сожалению, не любят, когда такое происходит.
Я промолчала. Что тут скажешь?
— Через некоторое время полицейским придется ваше дело закрыть. Раньше, чем завершится мое расследование. Не могу их винить. Дел много. Сам был одним из них.
— Полиция все тщательно проверяет, — наконец удалось мне произнести, — но пока… — Я проглотила подступивший к горлу комок. — Они не нашли никаких следов моего мужа. Простите, я не совсем понимаю…
Он кивнул. Его рука переместилась к подбородку и едва заметно коснулась его, будто он что-то обдумывал.
— Я понимаю, к чему вы клоните, миссис Уилсон. Правда, понимаю. И возможно, вы правильно сделали, когда провели поминальную службу и все такое. Кстати, классная служба получилась.
Я поняла, на что он намекает, и прикрыла глаза. Он тоже там был.
— Итак, вы выжидаете, — продолжил он.
В итоге подадите заявление на получение свидетельства о смерти. А потом — бинго! Вы добились своего. В конце концов, есть все шансы, что страховщики заплатят. Сколько стоит полис?
Я не могла посмотреть на него.
— Этим занимался муж.
— Так часто бывает. Моя жена такая же. Все на доверии. Это ведь основа любого хорошего брака, верно? — Он помедлил. — Но в случае с вашим мужем речь идет о нескольких сотнях тысяч. Такие деньги не стоит упускать, да? Даже если они не вернут вашего мужа обратно.
Кое-как справившись с собой, я снова повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза:
— Мистер Ридж, боюсь, мне нужно…
Он кивнул:
— Отпустить няню. Конечно, понимаю. Время — деньги. Вы же платите ей десять фунтов в час, так? Наверное, есть за что.
Я глядела на него широко раскрытыми глазами, стараясь не выдать своего потрясения.
— Вы что-то хотели у меня спросить?
— А… — Он сунул руку в карман своего шерстяного пиджака, и я напряглась, представив пистолет. Но он достал визитную карточку и протянул ее мне: — Я хотел дать вам вот это. На всякий случай.
Он вылез из машины и аккуратно закрыл пассажирскую дверь. Как только он покинул салон, мое тело обмякло, будто меня прокололи и выпустили воздух.
Я наклонилась вперед и положила руки на руль. Еще минутку посижу, а затем поеду домой и расплачусь с няней — все, как он и сказал. Но прежде мне нужно спокойно посидеть подождать, пока утихнет дрожь в руках.
Когда он вдруг возник у моего окна, я вздрогнула. Он постучал, и я опустила стекло. Наклонившись ко мне, Ридж улыбался, а в его голосе звучало восхищение, будто он только что проиграл тяжелый бой, честно и справедливо.
— Отдаю вам должное, миссис Уилсон, — проговорил он своим низким скрипучим голосом. — Как бы там ни было, вы проделали хорошую работу.
В последнее время у меня было много времени, чтобы подумать о Ральфе.
Как мы познакомились. Как стремительно поспешили пожениться. О нашей совместной жизни.
Я любила его до безумия. В этом заключалась вся правда. Он вернул меня к жизни, коснулся моего черно-белого мира, и тот засиял всеми цветами радуги. От его энергии, от света, исходящего от него, у меня кружилась голова. Этот свет ослеплял. И я ничего другого не желала, только бы он был так же верен мне, как я ему.
Я познакомилась с ним благодаря Мими, моей сумасшедшей начальнице. На самом деле мы вместе управляли местной публичной библиотекой. Как выяснилось, она наняла меня, чтоб привнести свежую кровь и встряхнуть персонал. В развевающейся винтажной одежде, с непослушными волосами, отдельные прядки которых были покрашены в голубой и розовый цвет, Мими непрестанно вела нас в бой против угрозы закрытия. Она доставала местные компании, чтобы те оплатили нам новые стулья, столы и стеллажи для детской секции. Мастерская по ремонту оргтехники согласилась отдать нам списанные компьютеры и обслуживать их.
Затем она объявила, что собирается запустить программу вечерних мероприятий, хотя мы и так работали допоздна. Прежде чем я узнала об этой ее идее, оказалось, что я назначена ответственной.
Я старалась изо всех сил. Организовала группу любителей чтения. Неважно, что на первое собрание пришли только три человека и лишь один из них прочитал книгу, которую мы собирались обсуждать. Я устроила показ старого фильма и нашла деньги на дешевое вино и закуски. Средний возраст собравшихся был около семидесяти, но с чего-то надо было начинать. Местная художница согласилась на неделю разместить у нас свои шедевры, а затем бесплатно прочитала лекцию о технике, в которой написаны картины. В общем, чем дальше, тем скучнее.
Однажды Мими отозвала меня от стеллажей, где я раскладывала возвраты.
— К тебе пришли с запросом на мероприятие, — сообщила она с загадочным видом. — Уверена, тебе понравится.
У стола, разглядывая потолок, стоял молодой мужчина. Здание библиотеки, построенное в викторианском стиле, сохранило некоторые причуды того времени — от искусственных деревянных панелей в кабинете наверху до балок и стропил в стиле Тюдоров на нашем этаже. Нормальные люди даже не замечали эти особенности.
Мужчина — он был высок, со свободно ниспадающими волосами и в еще более свободной одежде — казалось, витал в своих мыслях. Понятно, почему он так взволновал Мими. Бунтарь. Романтик. Вполне в ее вкусе.
Когда я подошла, он обернулся и, улыбаясь, протянул руку:
— Ральф Уилсон. — Его голос был нечто: богатый и сочный. Рука оказалась теплой, с нежными пальцами. Рука художника. — Поэзия, — добавил он.
В растерянности я смотрела на него во все глаза. Мне было двадцать шесть, но уже несколько лет не имелось постоянного бойфренда, и, честно говоря, я потихоньку привыкала к мысли, что останусь одинокой. И вдруг эта уверенность испарилась.
— Поэтические вечера. — Его улыбка стала шире, когда он посмотрел на меня красивыми темно-карими глазами. — Мими говорит, что именно у вас надо спросить разрешение. Хелен, да?
Я увела его в тихую часть библиотеки, где мы могли поговорить, не беспокоя читателей. Мими сделала вид, что страшно занята сортировкой заказов, но находилась достаточно близко, чтобы мы все время оставались в поле ее зрения. Каждый раз, поднимая взгляд, я обнаруживала, что она наблюдает за нами с приводящей в бешенство ухмылкой.
Как только он ушел, унося пачку бумаг о политике библиотеки и бланки на проведение мероприятий, она бросилась ко мне:
— Ну как?
— Было бы из-за чего так волноваться. — Я сложила папки с информацией, собираясь убрать их на место. — Хочет проводить у нас поэтические чтения, но пришел в ужас, когда я сообщила, сколько мы берем.
Она отмахнулась от моих слов:
— И что из того? Можно сделать исключение. Поэтические чтения! Вот таким мероприятиям и должна давать кров библиотека.
Я прищурилась:
— Неужели? Никаких исключений. Разве не так ты сказало тому человеку из Больницы скорой помощи святого Иоанна?
— Там другое. — Она подмигнула мне. — Ральф Уилсон. Звучит великолепно. Обручальное кольцо есть?
— Не обратила внимания, — солгала я.
— Ты безнадежна, — фыркнула она. — Он профессиональный поэт?
— Учитель литературы. В школе.
— Прекрасно! — Мими сияла. — Партнерство с образованием. Одна из наших целей. Давай-ка вот что сделай. Позвони ему. Скажи, что если он гарантирует, скажем, человек двадцать, то мы предоставим ему помещение. Безвозмездно. Скажи, в качестве эксперимента.
Я взяла папки и отправилась в наш офис.
Через несколько секунд появилась Мими.
— Я вот тут подумала, — заворковала она, если захочешь надеть на вечер поэзии что-нибудь из моих вещей, просто скажи. Ладно?
Я оглядела свои черные джинсы и темно-синий свитер, что-то вроде моей повседневной рабочей униформы, затем перевела взгляд на разноцветный наряд Мими.
— Спасибо, Мими, — поблагодарила я ее. В самом деле, спасибо. Но я как-нибудь сама.
В тот первый вечер поэзии Ральф, казалось, нервничал. Длинные пальцы все время поправляли волосы. Он облизывал пересохшие губы. Я не стала суетиться, просто старалась помочь ему, чем могла.
На подиуме появился маленький столик, а на нем — графин с водой и стаканы. Давая ему время настроиться на выступление, я развлекала тех, кто пришел пораньше, ничего не значащими разговорами на отвлеченные темы. И перед самым началом вечера сказала Ральфу, что выглядит он потрясающе.
Ральф выступал последним. Совершенно очарованная, я сидела позади всех — ничем не примечательная девушка-библиотекарь, которой уже далеко за двадцать. Он пошуршал бумагами, откашлялся, нервно сделал глоток воды и наконец начал читать стихи. В этот момент он был похож на дирижера, управляющего оркестром. В зале воцарилась тишина. Во-первых, его голос был восхитителен сам по себе. Но и стихи тоже. Они лились как песня, богатые и звучные, пробуждая чувства, почти исчезнувшие из моей довольно серенькой жизни.
Страсть. Сожаление. Желание.
Когда он закончил читать, наступила тишина. Кто-то кашлянул. Какая-то женщина заерзала на стуле. Я начала аплодировать, медленно, театрально, о чем тут же пожалела. Все взгляды устремились на меня.
Затем меня поддержал еще кто-то впереди, и еще, и еще, и на меня обрушилось невыносимое облегчение. Меня переполняло счастье, что я могу снова исчезнуть, спрятаться за спинами других.
После мероприятия Ральф пригласил кое-кого из присутствовавших выпить в баре за углом. Насколько он нервничал раньше, настолько уверенно вел себя теперь. Заказал шампанское и объявил вечер поэзии чудесным начинанием. Затем произнес тост, в котором назвал меня «ангелом милосердия»! Один из его друзей, тоже учитель, даже закричал по этому случаю «ура!». Глядя на шумную и веселую компанию, я чувствовала, как меня обволакивает дух товарищества, хотя никого из этих людей я не знала прежде.
Позже Ральф, почти всю вечеринку не сводивший с меня глаз, подошел и сел рядом. Его теплое бедро прижалось к моему.
— Итак, мадам, — проговорил он бархатным сексуальным голосом, — похоже, мне надо поблагодарить вас за многое. — При этих его словах прокуренный зал расплылся и исчез. — Интересно, сколько времени понадобится, чтобы выразить всю мою признательность? Часы? Дни? Годы? Если, конечно, вы позволите мне начать?
Мои щеки вспыхнули, тело казалось наэлектризованным.
Разумеется, дело было в шампанском. А еще в новизне. Но больше всего это был просто Ральф.
Он всегда находился в движении. В этом и заключалась главная особенность Ральфа. Быть с ним — это как если бы тебя подхватила приливная волна, бросала и швыряла, но не давала опуститься на глубину.
Иногда я настолько уставала на работе, что хотелось, чтобы он не звонил, оставил меня в покое, а я бы приползла домой, провела бы тихий вечер и легла спать пораньше.
Приползала, ложилась, засыпала…
«Не занудствуй! — говорил он, если я заявляла, что уже за полночь и я сплю. — Так и жизнь проспишь!»
В другие ночи меня будил стук в дверь, на пороге стоял он, слегка пьяный, и признавался мне в любви.
— Ты ведь не сердишься, правда, ангел? — И он изображал маленького мальчика, напуганного тем, что пришел в неурочный час. — Мне просто вот так нужно было увидеть тебя. Обнять. Иначе я бы просто умер. — Далее следовала драматическая пауза, подразумевавшая, что он готов рассмеяться вместе со мной. — Честно-честно.
Долго сердиться на него было невозможно. Во-первых, мне льстило чувствовать себя предметом обожания. И жизнь была такой восхитительной, даже если после всех наших приключений я изо всех сил старалась не заснуть на работе.
Мы были вместе уже четыре безумных месяца, когда он преподнес мне сюрприз на одном из своих вечеров поэзии, ставших теперь обычным делом.
Он сказал, что работает над новыми стихами. Я не представляла, где он только находит время. Возможно, за счет сна. Но часы, украденные у ночи, ушли на сочинение стихов, которые положили начало новой серии о любви и времени.
Иногда он читал мне свои сочинения дома, просто чтобы попрактиковаться перед аудиторией, пусть и состоявшей из одного человека.
Но не в этот раз. Все действительно произошло как гром среди ясного неба.
Я сидела на своем обычном месте в последнем ряду, наблюдала и слушала, упиваясь ритмом и звучанием его голоса. Я была горда его талантом и харизмой.
Сначала я не поняла, что происходит. Меня клонило в сон, и я уже прикидывала, что бы такое придумать, чтобы лечь пораньше спать. А может, удастся уговорить Ральфа не пить сегодня вечером и пойти со мной? Признаться, слушала я его вполуха.
И вдруг я поняла, что он обыскивает взглядом все ряды. Обнаружив меня, он улыбнулся. От неловкости меня бросило в жар.
Пара, сидевшая передо мной, повернулась, а его бородатый друг, учитель естествознания, захлопал в ладоши.
Атмосфера в зале накалилась.
Совершенно незнакомая женщина средних лет, сидевшая через стул от меня, наклонилась ко мне и, сверкая влажными глазами, прошептала:
— Какое предложение!
Ральф сделал драматическую паузу, извлекая максимум пользы из этого грандиозного момента, затем решительно направился ко мне, сунув правую руку в карман.
Помню, я еще подумала: «О нет, пожалуйста, нет! Как неловко. Не делай этого».
Но, разумеется, остановить Ральфа было невозможно. Тем более мне, какое бы выражение ни появилось на моем лице.
Ему пришлось отодвинуть стулья, чтобы освободить место для того, чтобы опуститься на колено.
— Хелен, муза моя, мой ангел, окажи мне честь — выходи за меня замуж!
Со щелчком он открыл коробочку — в ней было серебряное кольцо с большим рубином.
Необычный. Артистичный. Эффектный. В отличие от меня.
Захотелось убежать и спрятаться. Стоя на колене, Ральф немного покачивался, отчего выглядел, как мне показалось, несколько нелепо. Вокруг нас толпились люди, напирали друг на друга, шептались, улыбались. «Я едва тебя знаю», — думала я, глядя на его волосы, падающие на один глаз, на застенчивую нервную улыбку. У меня мелькнула мысль: «Может, когда мы поженимся, я смогу немного поспать».
Я не смела пошевелиться. Не могла вымолвить ни слова. Тяжесть ожидания душила.
Позади меня кто-то сказал:
— Ну, давай же!
А был ли у меня выбор?
Я наклонилась вперед и пробормотала:
— Почему именно сейчас?
Он вытащил кольцо из коробочки и, взяв меня за руку, надел на палец. Кто-то присвистнул. Кто-то зааплодировал. Стулья были поставлены на место. Напряжение рассеялось так же быстро, как и возникло. Пора выпить. Пора идти домой. Вот так все и решилось.
Ральф, обнимавший меня, рассмеялся:
— Почему именно сейчас? — Он привлек меня к себе и прошептал на ухо: — А почему нет? Чего мы ждем? Ну же, мисс библиотекарша, хоть раз сделайте что-нибудь безумное.
Да, я вышла за него замуж.
И он был прав. Это было самое безумное, что мне когда-либо довелось сделать.
— Хватит!
Анне, более худенькой, чем Клара, пришлось приложить немало усилий, вырывая свою куртку из ее рук. Когда ей это удалось, она бросилась бежать, Клара погналась за ней.
Я припустила за ними обеими, рюкзак подпрыгивал у меня на спине.
— Анна! Подожди!
Догнала их на углу, как раз у поворота на боковую улицу.
— Быстро успокоились! — Я с упреком повернулась к Анне, чье лицо было мрачнее тучи. — Да что с тобой такое? Разве можно бегать по дороге, где ездят машины?! Это же опасно!
Она бросила на Клару взгляд, полный ненависти, и потопала чуть впереди. Клара позволила мне взять ее за руку, и мы последовали за моей дочерью.
— Ну, как дела в школе? — спросила я Клару, пытаясь восстановить порядок.
— Хорошо.
— И что же ты выучила сегодня?
Ничего.
— А что вы ели на обед?
— Не помню.
Анна ждала, когда мы подойдем, шаркая туфлями по стене.
— На, понюхай! — Она разжала кулак, чтобы показать Кларе остатки гниющего цветка. — Хватит у тебя смелости?
— Фу! Какая гадость!
— Девочки, идемте! Мы уже почти дома.
Идти нам было недалеко, но иногда прогулка от школьных ворот до нашей входной двери становилась самой напряженной частью моего дня. Обе выходили из школы уставшими и перевозбужденными, и их дружба металась между ненавистью и любовью.
Другие дети, судя по их виду, легче справлялись с нагрузкой. Краем глаза я замечала, как девочки из их класса спокойно шли домой, держась за руку мамы. Только эти двое, казалось, вели себя как сумасшедшая банда. Я ненавидела это безумное поведение, особенно в Анне. Оно слишком напоминало мне о Ральфе.
К тому времени, когда мы вернулись домой, девчонки снова стали лучшими подругами. Ввалившись в прихожую, толкая друг дружку, они сбросили ботинки и стянули куртки.
— Домашнее задание есть?
Мой вопрос остался без ответа, а они уже ворвались в кухню:
— Что бы в рот положить?
— У вас же сегодня было правописание, так? Вот я и проверю, чему вы научились.
Я нарезала яблоки и банан, подогрела в микроволновке молоко и, пока они ели, достала листки бумаги и карандаши.
— Сначала немножко повторим правописание, ладно? А после вы сможете поиграть, пока я готовлю чай.
— Ну ма-ам! — тут же заныла Анна.
Клара, более сдержанная, пробормотала:
— Опять это противное левописание!
Обе захихикали. Анна принялась выдувать из соломинки пузырьки в молоко, Клара повторяла за ней. Вскоре вся пластиковая скатерть была забрызгана, и я снова стала строгой. Вытерла стол тряпкой и занялась с ними правописанием.
Потом я отправила их играть в гостиную, а сама вскипятила чайник и начала готовить пасту и разогревать болоньезе.
Дверь между гостиной и кухней осталась приоткрытой, их голоса были хорошо слышны. Они играли в ветеринаров со старым докторским набором Анны. По очереди превращались то в ветеринара, то в обеспокоенного владельца домашнего животного. Роль заболевших питомцев исполняли мягкие игрушки. Я вполуха слушала, как девочки спорят о правилах игры, иногда их голоса повышались, но они быстро находили компромисс и продолжали играть.
Как только они поели, я включила телевизор — там как раз шла детская передача, и они растянулись на ковре, подперев подбородки руками и размахивая в воздухе тоненькими ножками.
В дверь позвонили, и Клара, оглянувшись на меня, объявила:
— Мама пришла!
Ее взгляд снова устремился на экран.
Беа выглядела взволнованной. Она немного опоздала. Беа никогда не верила мне до конца, если я говорила, что ее опоздания не имеют значения. Но для меня они действительно не имели значения. Я понимала, что мне повезло: я была домохозяйкой, и мне не нужно было разрываться между работой на полный день и родительскими обязанностями. Я с радостью старалась хоть немного ослабить ее бремя, и, видит бог, она с лихвой отплатила мне.
Я широко распахнула дверь:
— Входи! И не надо так волноваться! Чашечку чая?
Беа поцеловала меня в щеку холодными сухими губами. От нее пахло внешним миром, бензином и работой.
— Все в порядке?
Она задержалась на кухне, чтобы через приоткрытую дверь в гостиную посмотреть на Анну и свою дочь. Девочки были полностью поглощены передачей.
— Все хорошо. — Я снова поставила чайник.
Беа опустилась на стул. Она выглядела измученной.
— Как прошел рабочий день?
Она поморщилась, ничего не ответив.
— Как один из череды рабочих дней, да?
Она кивнула:
— Боюсь, что так.
Я поставила перед ней чашку с чаем и опустилась на стул. Из гостиной доносились звуки музыки, время от времени прерываемые хихиканьем девочек.
— О чем задумалась?
— Даже и не знаю. — Беа покачала головой.
В прошлый раз выяснилось, что Клара не справляется с математикой, так? Теперь меня беспокоит Меган. И вот так все время — то одно, то другое. Добро пожаловать в материнство! — Она попробовала рассмеяться, но вышло как-то неубедительно.
— А что с Меган? Я думала, она уже всеми мыслями в Эдинбурге.
— Так и было. — Беа неуверенно помолчала. А сейчас говорит, хочет сделать перерыв на год. По-моему, не очень хорошая идея. Да она и сама это понимает: мы все уже обсудили еще до подачи заявления. А вчера вечером она снова вернулась к этой теме. Одна из ее одноклассниц собралась отправиться в путешествие по Юго Восточной Азии. И теперь Меган конечно же хочет поехать с ней.
Я отхлебнула чай.
— Возможно, учеба в университете принесет ей больше удовольствия, если сначала она немного отдохнет.
— А если она выкинет какую-нибудь глупость? — Беа бросила на меня полный тревоги взгляд.
— Например?
— Ну, не знаю… Вдруг ее убьют? На прошлой неделе в газетах писали об одной девушке, которую изнасиловали и убили, когда она ехала автостопом. А еще о мальчике, который упал со скалы и разбился насмерть.
— Такое может случиться где угодно.
— Я понимаю. Но за границей риск больше. Там они творят такие глупости, на какие дома не решились бы.
Я попыталась представить Анну в возрасте, когда она захочет броситься в круговорот жизни и пожить самостоятельно. Наверное, я тоже буду волноваться.
— Меган почти семнадцать…
— Вот именно. Она же на целый год моложе большинства своих подруг. — Беа закатила глаза. — Она всегда была умницей, поэтому и в школу пошла раньше. Но она не такая опытная, как ей нравится думать.
— Беа, я, конечно, не могу заставить тебя перестать волноваться, — наконец произнесла я. — Но, так или иначе, она все равно уедет из дома. А год за границей поможет ей повзрослеть.
Беа глубоко вздохнула:
— Не знаю, где она собирается раздобыть деньги. Она и на самолет-то не накопила достаточно, что уж говорить обо всем остальном. А у меня денег нет.
Я молча кивнула.
Ничего, она справится. Все справляются.
— Может быть.
Какое-то время мы сидели молча, пили чай и слушали мультяшную музыку, доносившуюся из гостиной.
— Все это неспроста, — неожиданно проговорила Беа. — В последнее время она ведет себя очень странно. Стала вспыльчивой. Разрыдалась без всякой причины. Понятно, она подросток. И экзамены и все такое. Но даже если так… По-моему, ее что-то гложет. Такое, о чем она никогда не расскажет мне.
Я задумалась.
— Ты пробовала поговорить с ней?
— А то! Она просто отмахивается. — Беа протянула ко мне через стол руку. Может, ты поговоришь с ней, а? Вы так хорошо ладите. Я не знаю, но, наверное, лучше, если это будет исходить от тебя. Она тебя просто обожает.
Я тоже обожала ее. И Ральф обожал: ее сочинения производили на него сильное впечатление. Беа никогда не говорила ни об отце Меган, ни об отце Клары. Мы были хорошими друзьями — мамами-подругами, — но некоторые темы по-прежнему оставались под запретом. Все, что я знала: девочки были сводными сестрами от разных отцов, которые не принимали никакого участия в их жизни.
Я пожала плечами и ободряюще коснулась ее руки:
— Попробую. Но ничего не обещаю.
— Спасибо. Только надо придумать предлог, чтобы как-нибудь вечером, когда Анна уже будет спать, позвать ее сюда…
— Я всегда рада ей, ты же знаешь.
Беа отодвинула стул, собираясь встать, чтобы вместе с Кларой отправиться домой.
— Беа? Подожди, не уходи.
Она тяжело опустилась на стул и пристально посмотрела на меня:
— Звучит зловеще.
Ну, это вроде как хорошая новость. Во вся ком случае, для меня. — Я колебалась, наблюдая за ее лицом. — Хотя, может, и не та, какую ты хотела бы услышать.
Она нахмурилась:
— Продолжай, не тяни.
Я глубоко вздохнула:
— Понимаешь… с тех пор как пропал Ральф… я же говорила тебе, что хочу начать все заново? И вот я, кажется, готова.
— Ты уезжаешь? Она разинула рот.
Я кивнула, не поднимая взгляда от стола.
— Но… почему так скоро? — По ее виду она изо всех сил пыталась осмыслить всю чудовищность моих слов. — К чему такая спешка? Хелен, но почему не подождать еще полгода? Вдруг тебе и не захочется уезжать?
Я отрицательно покачала головой:
— Я нашла пару подходящих мест неподалеку от Бристоля. Для начала жилье придется снимать. Пока не обустроюсь на месте. — Я выдержала паузу. — Нужно двигаться дальше, если я хочу, чтобы в сентябре Анна пошла в новую школу.
— Понятно. — Ее голос звучал глухо.
Из гостиной донесся взрыв смеха. Мы обе обернулись. Девочки по-прежнему лежали перед телевизором, почти соприкасаясь головами.
— Анна в курсе?
— Пока нет.
— Не знаю, что и сказать.
Я глубоко вздохнула:
— Понимаю, тебе будет трудно найти кого-нибудь другого, чтобы присматривать за Кларой… и все такое. Особенно, если Меган тоже уедет из дома. Но ты поспрашивай. Вдруг кто-то из мамочек…
Она подняла руку, прерывая меня:
— Дело ж не в этом. Ты все верно сказала, и другая мамочка наверняка найдется. Но нам будет не хватать вас. Тебе ли не знать, как Клара любит Анну.
— Да уж…
— Хелен, ты уверена? Это очень важное решение.
Я сосредоточенно разглядывала свои руки, лежащие на столе.
— Уверена. Но больше не могу оставаться здесь. Сил нет терпеть все эти косые взгляды. Сплетни.
— Тогда конечно. Похоже, ты уже и с мыслью о переезде свыклась.
— Ну зачем ты так говоришь?
— Да я вообще никак не говорю.
— Пойми, я хочу начать все с чистого листа. Новая школа. Новое место.
Дурашливые голоса мультяшных героев наполнили молчание, повисшее между нами.
— И что же, ты уже и дом на продажу выставила? — поинтересовалась она.
— Да, объявление есть на нескольких сайтах.
Беа кивнула, принимая мой ответ:
— Но это дело-то небыстрое.
— Знаю. — Я сделала паузу. — И это другая причина, почему для начала мы будем снимать жилье.
Она удивленно вскинула брови:
— Для начала? А потом?
Мы справимся. У меня есть сбережения. И еще страховка Ральфа. Не сейчас, но когда-нибудь ее же выплатят.
— Ну что ж! — Она резко встала и, повернувшись ко мне спиной, принялась мыть в раковине чашку.
— Беа, я вполне понимаю, что для тебя это шок. Прости, что так получилось.
Она промолчала, ее спина оставалась совершенно прямой.
— Мне просто жаль девочек, — сказала она наконец. — Клара очень расстроится.
— Я понимаю. — Я опустила руку ей на плечо. — И Анна тоже.
Она не ответила. Стиснула зубы и пошла в гостиную за Кларой.
Мы с Анной стояли под окном у дома и махали им, пока они шли по дорожке к своей машине. Клара и Анна посылали друг другу воздушные поцелуи и немножко кривлялись.
Беа даже не оглянулась. Я не обижалась на нее. Когда мы вернулись в дом, меня вдруг охватило чувство вины.
Она была моей лучшей подругой. Я ненавидела себя, когда мне приходилось лгать.
Без Ральфа дом стал совсем другим. Тишина давила на меня, где бы я ни находилась — на кухне, в гостиной. Но вместе с тишиной в нем появились и другие звуки, особенно когда Анна засыпала. Стены, полы, мебель издавали скрипы и стоны, которых я никогда раньше не слышала.
Больше всего я беспокоилась об Анне.
Вспомнилось, как они с Кларой играли в ветеринаров: по очереди прикладывали стетоскоп к пушистому животику мягкой игрушки. На первый взгляд у дочери все было хорошо. Даже слишком хорошо.
Мне не хотелось тревожить ее разговорами об отце, но было бы странно, если бы мы вели себя так, будто ничего не случилось, будто он только что вышел из дома и скоро вернется.
В первые дни после случившегося я сказала Анне полуправду. Усадила ее себе на колени, обняла и сказала, что папа на некоторое время уехал.
Она нахмурилась:
— Куда?
Не знаю даже… Все его ищут. Очень-очень ищут.
— Он улетел на самолете?
Я сглотнула:
— По-моему, зайка моя, он пошел погулять.
Она склонила голову набок и задумалась.
— Он принесет мне подарок, когда вернется?
Я прикрыла глаза, пытаясь придумать, что ей ответить.
— Я бы хотела щенка.
Медленно и осторожно я вернула ее к нашему разговору.
— Если ты скучаешь по папе, можешь сказать мне. Ладно? Это нормально — говорить о том, кого тебе не хватает.
— Мама, а какие камни лежат на дне моря?
Я нахмурилась.
— Не поняла, ты о чем?
— Это мне мисс Фрай сказала.
— Мисс Фрай? Когда? Когда вы ездили на экскурсию на побережье?
Анна рассмеялась, довольная тем, что провела меня.
— Мамочка, камни на дне моря мокрые. Это загадка такая. Теперь поняла?
У меня возникло чувство, что я упустила шанс закрепить свой успех в этом трудном разговоре о Ральфе. Ее мысли уже унеслись куда-то далеко.
Анна вывернулась из моих рук и убежала играть. На какое-то время все закончилось.
Во второй раз она вернулась к этой теме сама, ни с того ни с сего, как-то вечером, примерно через неделю.
Я прочитала ей перед сном две главы из сказки про мышей-детективов, и она, слушая, смеялась и подпрыгивала на кровати.
Когда я наклонилась, чтобы поцеловать ее, она спросила:
— Папочка вернется завтра?
Я замерла, не сводя с нее взгляда. Анна смотрела на меня с такой надеждой, с такой невинностью, что у меня разрывалось сердце.
— Нет, милая. Прости. Его все еще ищут, по мнишь, я говорила тебе?
Что еще я могла сказать ей? Мне хотелось рассказать ей больше. Отчаянно хотелось. Но она была слишком мала, чтобы понять.
— В воде?
Это было что-то новенькое. Кто-то в школе, наверное, сказал, что полиция прочесывает акваторию.
Я присела на край кровати и раскрыла ей объятия:
— Везде, мой зайчик. Полиция очень старается найти его, но пока не нашла.
Я прижала ее к себе, пытаясь успокоить дыхание и избегая смотреть ей в глаза.
— Но зачем он ушел? — Дочь сердито отстранилась. — И без меня!
— Он пошел прогуляться, зайчонок. Было уже очень поздно. И ты уже спала в своей кроватке.
— Мама, подожди! Он отправился на большую прогулку… в темноте? — Она тихо засмеялась. — Папа, это нехорошая идея!
Я поцеловала ее в лоб, а она, обвив руками мою шею, притянула меня к себе.
— Глупый папочка!
Я сидела в тишине, думая, в какой момент она начнет горевать. Может, стоит еще раз попробовать поговорить с ней о том, что она чувствует? Или в семь лет проще справляться с подобными вещами?
Уложив дочь, я взяла книгу и попыталась читать, но не могла сосредоточиться. Несколько раз перечитывала один и тот же абзац и каждый раз замечала, что не поняла ни слова. Пошла на кухню и поставила чайник, потом села на стул и стала ждать, пока он закипит.
Не так ли чувствовала себя мисс Диксон, когда поняла, что Ральф теряет к ней интерес? Ощущение пустоты, бессмысленности? Поэтому она обратилась к врачу и принялась горстями есть таблетки?
Я пыталась вспомнить, как жила до Ральфа. Ведь я была довольна жизнью в своей маленькой опрятной квартирке, где у всего было свое место, где было полно книг и фильмов, и даже находилось время для встреч с друзьями из университета. Их жизнь тоже изменилась. Все переженились один за другим, потом пошли дети. Мои самые близкие подруги уехали. Той жизни больше не было, и вернуться в нее не получится. Та жизнь отошла в историю.
И человек, которым я была тогда, тоже стал историей.
Я мысленно вернулась к той себе. Более наивной, более оптимистичной. Что случилось со мной с тех пор, как я вышла замуж?
Я никогда не переставала любить его. Но я перестала доверять ему. Перестала верить.
Сначала он придумывал сложные предлоги о том, куда идет. Он говорил о еженедельных занятиях группы литературного творчества, которая, я была уверена, собиралась только раз в месяц.
Ральф всегда считал себя немного актером и организовал для шестого класса драмкружок… Один спектакль в год. Даже Королевская шекспировская труппа не нуждалась в таком количестве прогонов и репетиций, сколько, по его словам, проводил он. Они обеспечили ему алиби на месяцы.
Иногда до меня доходили слухи о его интрижках. Неужели он действительно думал, что я не знаю? Женщина, которая делила с ним постель, его дом… которая была матерью его дочери?
Это было нелегко.
Я вспомнила, как, напрягаясь, лежала в постели, когда Ральф скрежетал ключом в замке входной двери, а потом что-то искал внизу — очевидно, выпить. Шаги приближались: он поднимался по лестнице. Когда он заползал под одеяло, его дыхание теплым облачком касалось моего плеча.
С закрытыми глазами я оставалась неподвижна, старалась не дрожать, и он быстро засыпал.
Бывали дни, когда я хотела открыто все высказать и затем, разумеется, уйти. Он не мог измениться. Теперь я это поняла. Ему нужна была драма. Нужны были интриги и риск. Эта черта была ведущей в его натуре.
Но что бы он ни вытворял, он подарил мне Анну. Другую любовь моей жизни. Как бы сильно порой ни трещал наш брак, я бы ничего не стала менять, чтобы не травмировать дочь. К тому же эти его интрижки были недолговечны. Фейерверки, которые вспыхивают в небе, а потом догорают на земле. В итоге он всегда возвращался к нам к Анне и ко мне.
Я не могла оставить его. И не только ради Анны. И не потому, что он оплачивал счета, хотя и за это я тоже была благодарна ему. Но потому, что вопреки всему я заботилась о нем и мне нравилась эта забота. Я не могла собственными руками погасить надежду, что в один прекрасный день, когда ему надоест эта гонка, он изменится. Он обратит на меня взор своих прекрасных карих глаз и увидит меня заново, будто в первый раз, увидит и поймет, насколько драгоценна наша совместная жизнь, вот здесь, дома.
Я заварила себе чай и, собираясь подняться наверх, прошла через прихожую, чтобы запереть входную дверь.
Пальто Ральфа висело на вешалке. Оно как будто наблюдало за мной. Под ним стояли его старые ботинки, изношенные до такой степени, что они уже приняли форму его ног, и пара старых резиновых сапог, которые он редко надевал.
Я сложила вещи в пластиковый пакет, вышла на улицу, запихнула пакет в мусорный бак и с грохотом закрыла крышку. Я почувствовала себя лучше, когда вернулась домой.
Затем я вымыла руки и с чаем пошла наверх, в его кабинет. Мое сердце бешено стучало. Я вторглась на чужую территорию. Казалось, в любой момент на лестнице послышатся тяжелые шаги Ральфа, и я увижу, как поворачивается дверная ручка. Он застанет меня здесь, в его убежище, и спросит с фальшивой веселостью и с подозрением в глазах: «Что ты здесь делаешь?»
Ральф не любил, когда я приходила сюда. Молчаливое соглашение о том, что у каждого из нас есть своя территория, как-то само собой возникло еще в самом начале нашего брака. Я старалась с уважением относиться к этому соглашению, отчасти в надежде, что если у него будет собственное пространство в доме, то отпадет необходимость так часто уходить по вечерам. Но это не помогало: схватив куртку и ключи от машины, он бормотал какие-то невнятные извинения и оставлял меня одну.
Прежде всего я огляделась. На столе лежали книги и листки бумаги, исписанные незаконченными стихами. Ручки, колпачки от них и карандаши валялись буквально повсюду. Однажды я купила ему красивый деревянный накопитель для всякой канцелярии, но он никогда не пользовался им.
На спинке кресла висел мятый пиджак. На каминной полке лежала его расческа, в которой запутались несколько темных волос.
Я стояла в полной тишине, сердце бешено стучало. Ральф. Я почти физически ощущала его присутствие. Он сопротивлялся мне. Насмехаясь над моей любовью к аккуратности, систематичности, порядку.
Но его здесь не было. И впервые за долгое время я могла делать все, что захочу.
Засучив рукава, я принялась за работу.
Уборка заняла у меня весь вечер. Я трудилась методично, без перерывов, до поздней ночи.
К тому времени, когда я закончила, мне хотелось только одного поскорее принять душ и забраться в постель.
Но я справилась с работой.
Я собрала все его стихи, листы и листочки, исписанные размашистым почерком, и сунула их в уничтожитель бумаг.
Сняла с полок все его книги и, разложив на полу, рассортировала по категориям: поэтические сборники (отдельных поэтов), поэтические сборники (антологии), поэтическая критика, романы, биографии, юмор (в основном подарки от друзей) и прочее.
Несколько дорогих книг в красивых переплетах, а также полные собрания сочинений я отложила в сторону. Остальные, разобрав по категориям, а затем и в алфавитном порядке, я сложила в коробки, на каждую из которых приклеила краткое описание содержимого. Книги отправятся в благотворительный магазин.
Я села на корточки и посмотрела на пустые полки, с начисто стертыми следами Ральфа. Коробки были аккуратно расставлены вдоль стены.
Спина и руки болели. Моя блузка стала грязной от пыли. Странно, но я чувствовала себя довольной. Счастливой. И это было только начало. Я наводила порядок по-своему. Я снова стану хозяйкой своей жизни.
Я воспользовалась книгами как предлогом, чтобы пригласить Меган зайти ко мне вечером на следующей неделе.
Она появилась на пороге после восьми с розами в руках — желтыми, белыми и красными.
— Букет для меня? — Я взяла цветы, поцеловала Меган в щеку и повела в дом. — Тебе не следовало этого делать.
Прошло много времени с тех пор, как я видела ее в последний раз. Она не навещала нас с ночи исчезновения Ральфа. Вероятно, ее удерживал страх перед моим горем. Смущение, что придется говорить какие-то правильные слова, когда на самом деле сказать было нечего, совсем нечего.
Ей было всего шестнадцать, но она казалась старше. Юная женщина, почти готовая вылететь из родного гнезда. На ней была легкая хлопчатобумажная куртка, низко сидящие джинсы и укороченный топ, который при каждом ее движении поднимался, обнажая плоский тугой живот.
«Она изменилась», — подумала я. Ее волосы, всегда аккуратно подстриженные, выглядели растрепанными, и их давно следовало помыть. Щеки запали, под глазами появились темные круги.
Я провела ее в гостиную и занялась цветами — отыскала подходящую вазу, налила воду, подрезала стебли. Затем принесла нам с Меган по стакану воды. Я поняла, почему Беа беспокоится. В Меган чувствовалась какая-то нервозность, которую я никогда раньше не замечала у нее. Ее явно что-то тяготило.
Меган всегда чувствовала себя у нас как дома. Когда нужно было, она оставалась с девочками, если требовалось мое присутствие на каком-нибудь школьном мероприятии. Ральфу в этом отношении нельзя было доверять. Иногда она приводила девочек из школы, раскладывала книги на кухонном столе, жевала печенье и делала свои уроки, пока Клара и Анна играли в гостиной. Ей нравилось болтать со мной — нравилась мысль, что мы, двое взрослых, можем посекретничать, пока малыши смотрят мультики.
Теперь она с безразличным видом сидела на краешке стула.
Я тоже села, держа двумя руками стакан с водой.
— Наверное, всеми мыслями уже в Эдинбурге? У тебя уже есть приглашение от них, так что скоро ситуация не будет давить так сильно.
Она кивнула, не сводя глаз с пятнышка на ковре.
— Еще нужно поступить.
Я улыбнулась про себя. Ей пророчили звездные результаты на экзаменах.
— Ты чем-то, похоже, взволнована?
Она почесала за ухом:
— Есть немножко. Со следующей недели в школе начнется свистопляска.
Я покачала головой.
— Меган, ты серьезно училась, и у тебя все получится. Разве ты так не считаешь?
Поморщившись, она неловко поерзала на стуле.
— Не знаю, что со мной происходит. Мама не понимает меня. Только постоянно твердит: «Чего тебе волноваться? Ты все отлично знаешь». Но дело-то не в этом. Я просто не могу сосредоточиться.
— Когда у тебя первый экзамен?
— Во вторник. В ее голосе звучала какая-то беспричинная тревога. — Литература… Это вообще ерундовый экзамен. Там все есть… — Она постучала пальцем по голове. Ну или, во всяком случае, было… Но когда я пытаюсь сосредоточиться, вспомнить цитаты, вспомнить, о чем писала в сочинениях, ничего не получается. Как будто в памяти все стерлось. — Ее руки, сложенные на коленях, принялись теребить друг друга. — А что, если так же будет и на экзамене? И я провалюсь? Я наблюдала за ней.
— Может, тебе нужно отдохнуть? Я понимаю, что говорить легко… попробуй немножко расслабиться.
Она сидела очень тихо, опустив глаза. В доме стояла гнетущая тишина. Будто мы были единственными людьми, оставшимися в этом мире. Я смотрела на ее ногти, обгрызенные по краям, на напряженное лицо.
— У меня для тебя кое-что есть, улыбнулась я. — Мама сказала тебе?
В первый раз за весь разговор она встретилась со мной взглядом:
— Так, в общих чертах…
Я поднялась:
— Ну, сильно не надейся, но я тут занималась уборкой… И нашла несколько вещиц, которые, по-моему, могут понравиться тебе.
Я повела ее по лестнице наверх, в кабинет Ральфа. В дверях она задержалась, оглядывая кабинет, будто впитывая его в себя. Коробки с аккуратными наклейками вдоль стены. Стопка книг на его столе. Его кресло. Она прикусила губу:
— Он здесь работал?
Я кивнула:
— Здесь он обычно читал. И проверял работы учеников. — Я с улыбкой повернулась к ней: — Наверное, за этим столом он проверял и твои сочинения.
— А его стихи? Их он тоже писал здесь? — В ее голосе чувствовалось напряжение.
— Иногда. Чаще всего, сидя на полу, вон там. — Я указала на радиатор в углу, живо представляя, как он сидит, ссутулившись над листком бумаги, который умудрялся пристроить на коленке, и волосы падают ему на лицо. У локтя — бокал вина. В зоне досягаемости.
В самом начале нашего знакомства я очень гордилась его сочинительством. Когда он впервые написал обо мне, о своей любви ко мне, его поэзия казалась поистине драгоценным даром.
Все изменилось — сначала между нами, потом и в поэзии. Она стала тревожной, как и он. Стихи о несбывшихся желаниях, о побеге. А потом в итоге о его страсти к другим женщинам, хотя он и не говорил об этом открыто. Похоже, он считал, что имеет право публично предавать меня в своей поэзии. Право творческой личности. В конце концов, вся его поэзия была о нем. О его эго, о его потребностях. В ней не было места верности. Именно тогда я перестала ходить куда-либо, чтобы послушать его стихи.
Я взяла книги, которые отложила для Меган.
— Большую часть его вещей я подготовила, чтобы отдать, но вот подумала… мне показалось, что эти стоит оставить. — Я протянула ей книги. Если, конечно, они нужны тебе. Уверена, Ральфу было бы приятно, если бы именно ты забрала их.
Она просматривала книгу за книгой, открывала каждый том и, просматривая содержимое, перелистывала страницы, задерживала взгляд то на одной, то на другой, молча просматривала конкретное стихотворение или цитату. На паре форзацев стояла размашистая подпись Ральфа, и я заметила, как Меган замерла, уставившись на нее, будто напуганная мыслью, что ей предстоит забрать вещи умершего человека.
Я коснулась ее плеча. Она вся дрожала.
— Если не хочешь, не бери. Я не обижусь. Все нормально. Честно.
Мы оставили книги там, где они лежали, и, спустившись вниз, уселись за стол на кухне. Она опять уставилась в пол, избегая моего взгляда. Это молчание было так не похоже на нее. Я наблюдала за ней, пытаясь понять.
Между нами все было как-то неправильно, и я не могла объяснить почему. Она замкнулась, как и описывала Беа. Я всегда была для Меган старшей подругой. Мы легко ладили. Она доверяла мне свои секреты, и я хранила их: переживания о мальчиках, которые ей нравились, о ее самых близких подружках, о школе. Я бы никогда не предала ее, и она это знала. У меня ее тайны были в безопасности.
— Это из-за книг? Я тебя расстроила? — тихо спросила я. — Прости, я не хотела.
— Дело не в этом. — От волнения ее голос звучал резко, будто каждое сказанное слово причиняло ей боль.
Тиканье настенных часов отсчитывало мгновения тишины.
— А в чем, Меган? — наконец спросил я.
По ее лицу пробежала тень.
— Я не хочу об этом говорить, ладно? Просто перестаньте спрашивать! Вы ведете себя как моя мама.
Я коснулась ее, успокаивая:
— Все в порядке. Слушай, давай забудем про это.
Я раскрыла объятия, и она прижалась ко мне.
Вскоре ее лицо уткнулось мне в шею, а тело стало сотрясаться от тяжелых, сухих рыданий. Я крепко обнимала ее, как могла бы обнимать Анну — одной рукой гладила ее по волосам, а другой прижимала к себе.
— Тс… Меган, прости, что так вышло, — шептала я ей в волосы, пытаясь успокоить. — Я не хотела совать нос в чужие дела. Просто ты выглядела расстроенной.
Она отстранилась:
— Как я могу рассказать вам? Я вообще никому не могу рассказать об этом.
Я покачала головой, глядя в ее наполненные страданием глаза:
— А почему нет? Меган, что-то случилось?
Она выскользнула из моих объятий.
— Вы скажете, что я сама во всем виновата.
Я заморгала:
— В чем?
Она выглядела такой провинившейся.
— Меган… — Мое сердце замерло. — Ты… ты ведь не беременна, да?
— Беременна? — Теперь она выглядела перепуганной. — Нет! Почему вы вообще так решили?
Я глубоко вздохнула:
— Не знаю. Просто подумала, может, новый парень…
Она бросила на меня сердитый взгляд.
Я медлила, стараясь нащупать верный путь.
— Дело в этом? Ты с кем-то встречаешься?
— Я не встречаюсь с ним. — Меган поджала ноги к коленкам и стала выглядеть на свой возраст: несчастная, запутавшаяся девочка-подросток. — Я думала, он на моей стороне, но он стал говорить глупости… Что любит меня. — Она стукнула ладонью по столу, будто не могла этого вынести. — Сказал, что я сама во всем виновата, что я обманула его. Но я не делала ничего такого! Я просто… Я никогда не думала, что он может вести себя так странно.
Я пыталась собрать обрывки фраз воедино.
— Ты можешь сказать, кто он?
— Нет.
Я тяжело вздохнула:
— Ладно. Но можешь рассказать, что случилось? Как далеко у вас все зашло?
Она покраснела:
— Мы не… Он… понимаете, он пытался.
— Пытался?
Меган вздрогнула и уставилась на столешницу, ее голос стал механическим.
— Однажды вечером он пригласил меня выпить. Мама не знает…
Я сидела не шелохнувшись, боясь прервать ее.
— Это случилось недавно. В тот день я получила приглашение из Эдинбурга. — Ее лицо искажал стыд. — Он не заставлял меня пить. Я сама захотела. Я была счастлива…
Я старалась, чтобы мой голос звучал спокойно:
— Значит, вы пошли в паб?
— Он отвез меня в паб за много миль отсюда. Там было тихо. Я никогда не была там раньше…
Я прикусила губу.
— И что случилось потом?
Она с трудом проглотила рыдания.
— Он пошел в бар и вернулся с бутылкой вина, но выпил только один бокал, потому что был за рулем. — Она помолчала. — С бутылкой я бы не справилась, но отказываться было невежливо…
Она замолчала. Я старалась не выдать свою злость — не на нее, а этого мерзкого манипулятора.
— Значит, к тому времени, как он отвез тебя домой, у тебя голова шла кругом?
Меган печально кивнула.
— И что потом?
Она поморщилась:
— Он поставил машину на соседней улице, я попрощалась и хотела выйти, но двери были заблокированы, и тогда он наклонился и…
Она замолчала.
Закрыв глаза, я видела, что происходило в машине, хотя изо всех сил старалась не давать воли воображению.
— И что было дальше?
— Он прижал меня к себе и поцеловал. Это было отвратительно. — Она вздрогнула. — Он засунул язык мне в горло. Я не могла дышать. Потом он положил руку мне на ногу и хотел передвинуть ее еще выше. Я схватила его за руку. Но он остановился, только когда я с силой дернула его за волосы. Я все время просила его остановиться… Он вы глядел удивленным и немного обиженным. Говорил, что я очень сильно нравлюсь ему и он подумал, что я чувствую то же самое. И еще предложил снова пойти с ним куда-нибудь, обещал, что в следующий раз это будет совершенно особенное место.
Тишина. Я думала об Анне, спящей наверху, и о том, что сделала бы, если б какой-нибудь мальчишка попробовал проделать то же самое с ней, когда она подрастет.
У Меган задрожали губы, и она снова заплакала.
— Я чувствовала себя полной дурой! Он, наверное, подумал, что я совсем еще ребенок… Я не хотела сердить его, правда, не хотела. Он мне всегда нравился. Просто не понравился таким.
— И это все? Один-единственный раз?
Я открыла глаза и посмотрела на нее. Она пыталась отыскать у себя в кармане бумажный носовой платочек, чтобы вытереть слезы и высморкаться.
— Вроде. Он продолжал писать. Сказал, что очень жалеет о том, что произошло, просил увидеться снова. Только один раз. Дать ему шанс все объяснить. Я не знала, что делать.
— И что же ты сделала?
— Ничего. Я не ответила. Удалила его сообщения и сделала вид, что ничего не произошло. И стала держаться подальше от него.
Могло быть и хуже. Слава богу, что у нее хватило мозгов оттолкнуть его!
— Он все еще пристает к тебе?
Ее взгляд снова уперся в пол.
— И это та причина, почему ты не можешь сосредоточиться?
— Я все время думаю об этом. Ее руки дрожали. — Вдруг я в самом деле сделала ему больно? А если он сказал правду, что не может жить без меня?
— Дорогая Меган, — я наклонилась к ней, сжимая ее горячие руки в своих, — судя по тому, что ты рассказала, он еще тот подлец. Ты не сделала ничего плохого. И поступила совершенно правильно.
Она подняла на меня покрасневшие глаза:
— Вы правда так считаете?
— Правда. — Я говорила уверенно и спокойно. — Меган, ты поступила абсолютно правильно. Поверь мне.
Она умоляюще посмотрела на меня:
— Я не хотела…
— Я знаю. Я вижу это по тебе.
В ее лице что-то расслабилось, она почувствовала облегчение.
Бедняжка Меган! Неужели она жила с этим чувством вины уже несколько месяцев, с того самого дня, как получила приглашение из Эдинбургского университета?
Мне стало не по себе. Я была так поглощена своими проблемами, что даже не заметила ее состояние.
Я заставила себя улыбнуться:
— Давай-ка вот что ты сделаешь. Сейчас ты все это отпустишь. Хорошо? Прошу, сделай это для меня. Постарайся думать только об экзаменах. А после… Ты же вроде собиралась путешествовать по миру и хорошенько отдохнуть перед университетом? Я помогу тебе уговорить маму. Она согласится. А пока выброси все это из головы и сосредоточься на учебе. Сможешь так сделать?
Она высморкалась и выдавила слабую улыбку:
— Я постараюсь.
— Кстати, чуть не забыла. Посиди-ка минутку здесь.
Я поспешила в спальню, нашла чековую книжку и выписала ей самый большой чек, какой только могла позволить себе.
Спустившись вниз, я спрятала его за спину:
— Вытяни руки. Ну же, давай! И глаза закрой.
Она вытянула вперед руки, слишком усталая, чтобы волноваться о сюрпризе.
Я положила сложенный чек ей на ладони и сжала ее пальцы:
— Так, теперь можешь посмотреть.
Ее глаза стали круглыми, когда она прочитала сумму.
— Это между нами, сказала я. — Положи деньги в банк и не говори маме. Обещаешь?
Она перевела взгляд с чека на меня:
— Я не могу… Это слишком много.
— Абсолютно можешь. Это тебе на год, как только мы убедим маму отпустить тебя. Она сказала, что ты мало накопила. — Я улыбнулась. — Относись к этому чеку как к дополнительной благодарности за все, что ты сделала.
Наклонив голову, она снова посмотрела на меня еще более нерешительно:
— Но вы не обязаны…
Я покачала головой:
Ты даже не представляешь, Меган, как ты мне помогла. А теперь нам обеим пора спать. Вызвать тебе такси?
— Спасибо, не надо, я пешком пойду.
Она сунула чек во внутренний карман куртки и застегнула молнию.
Окинув улицу взглядом, она задержалась у входной двери. Ее лицо помрачнело.
— Меган, что-то не так?
Она вернулась в прихожую.
— Тот мужчина. В машине.
Я посмотрела мимо нее на поцарапанный «седан», стоявший дальше по дороге. Майк Ридж.
— А что с ним не так?
— Он мне не нравится. Приходил к нам домой, задавал вопросы. Мама ответила, что уже все рассказала полиции, и выпроводила его.
Я молча кивнула. Интересно, почему Беа не рассказала об этом?
— А на днях он подошел ко мне на улице. В городе. — Она выглядела настороженной. — Вот я и подумала: может, ну… вдруг он следит за мной?
Я резко подняла голову:
— И что он сказал?
Она поежилась:
— Спросил, не сидела ли я недавно с девочками по вашей просьбе.
— А ты что ответила?
— Что время от времени сижу, всем нужны денежки на карманные расходы.
Мое сердце бешено колотилось.
— А он?
— Поинтересовался, есть ли у меня ключ от вашего дома. В смысле, свой ключ. Я сказала, что нет.
— Так у тебя его и нет. — Я задумалась. — Это же ключ твоей мамы, правильно? А ты просто иногда берешь его попользоваться. Значит, ты не солгала.
— Именно так я и рассуждала, — продолжила Меган. — Еще он спрашивал, оставляли ли вы Анну когда-нибудь одну. Я ответила, что вы ни за что на свете так не сделаете. Даже если очень надо заскочить в магазин, как иногда делает мама, когда уж совсем никак. Вы строго относитесь к соблюдению мер безопасности и своим родительским обязанностям.
Я кивнула.
— Умничка. — Она ответила ему слово в слово, как мы и договаривались. — И что он сказал на это?
Она взяла себя в руки:
— Спросил, известно ли мне что-нибудь о той ночи. Ну, когда мистер Уилсон…
Я напряглась:
— И что ты сказала?
— Разумеется, я сказала: «Нет». Ее губы задрожали. Но он, похоже, понял, что я солгала. А если он сообщит в полицию?
Подавшись вперед, она закрыла лицо руками, готовая снова разрыдаться.
— Не сообщит. Я обняла ее за плечи.
Он просто пытался напугать тебя… — Я понизила голос до шепота. — Если бы ты не пришла в тот вечер, после того как я выбежала, как бы я смогла искать Ральфа? Я же не могла оставить Анну одну. — Я вздохнула. — Да, я не нашла его. Но по крайней мере попыталась. Мое дыхание участилось. — А помнишь, ты отправляла ему с моего телефона сообщения? Если бы хоть одно из них дошло до него вовремя, все могло быть по-другому. Я действительно в это верю. Меган, мы могли бы спасти его…
Она прильнула ко мне, а я, успокаивая, гладила ее по волосам, как маленького ребенка. Она дрожала, прижимаясь ко мне, и сквозь одежду чувствовалось тепло ее упругой кожи.
Когда она немного успокоилась, я похлопала ее по спине и отодвинулась:
— Получше?
Она кивнула:
— Не знаю, как мне благодарить вас, миссис Уилсон. Честно. За…
Я не дала ей договорить, выталкивая в ночь и улыбаясь:
— Достаточно. Мы квиты. И удачи на экзаменах. Я буду держать за тебя кулачки.
По пути наверх я зашла проведать Анну. Она лежала поперек кровати, одна нога торчала из-под розового одеяла, рука обнимала подушку, волосы рассыпались. Я осторожно убрала ножку обратно под одеяло и тихонько подоткнула края. Она пошевелилась и что-то пробормотала во сне.
— Все в порядке, милая. Мамочка рядом. Спи, солнышко!
В моей постели было холодно. Я свернулась калачиком на своей половине кровати, будто Ральф все еще был рядом, заполняя собой остальное пространство.
Закрыла глаза, но не могла уснуть. Думала о Меган и о мужчине, который охотился за ней. Она явно прошла через адские муки чувство вины за то, в чем не была виновата.
Я встала с кровати, подошла к окну и выглянула из-за шторы на улицу, стараясь оставаться незамеченной. «Седан» исчез. Сбитая с толку, я нахмурилась.
Почему Майк Ридж решил последовать за Меган? Почему он так подробно расспрашивал ее о той ночи, когда исчез Ральф?
Именно мисс Эббот попросила меня пойти.
Я сидела в школьной библиотеке, слушала, как читают дети, затем занятия закончились. Я быстро собрала вещи, разложила оставшиеся читательские дневники в алфавитном порядке, как делала всегда перед тем, как вернуть их, и надела пальто.
Должно быть, мисс Эббот дожидалась меня.
— Можно вас на пару слов, миссис Уилсон?
У меня свело живот, будто я была провинившейся школьницей, с которой хотят провести воспитательную беседу. Послушно прошла за ней по коридору в ее небольшой кабинет, строя на ходу самые разные предположения. Пропустив меня вперед, она закрыла за мной дверь.
— С Анной все в порядке?
Она отмахнулась от моего тревожного вопроса:
— С ней все в порядке. Дело не в Анне, а в мисс Диксон.
Я прищурилась:
— Мисс Диксон?
Мисс Эббот смотрела мимо меня, словно рассматривая какое-то только ей заметное пятнышко на двери.
— Простите, что побеспокоила вас, мне правда очень неудобно, но я навещала ее в выходные, и она была в ужасном состоянии. Она взяла с меня обещание, что я передам вам ее просьбу. Мисс Диксон была очень настойчива. Я надеюсь, вы понимаете меня…
Я напряглась. Интересно, что за просьба от этой?
Мисс Эббот продолжила, по-прежнему глядя мимо меня:
— Она хочет, чтобы вы навестили ее. Дома.
Наверное, меня выдало лицо.
— Боюсь, мисс Эббот, у меня слишком много других дел. Уж вы-то точно должны меня понять…
Она подняла руку, останавливая меня на полуслове:
— Разумеется. Я все прекрасно понимаю. Я так и сказала мисс Диксон. И, поверьте, я бы вообще не стала передавать вам ее просьбу, если бы не была так обеспокоена ее состоянием.
Мисс Эббот жестом пригласила меня сесть в кресло для посетителей, еле втиснутое между шкафом и дверью, а сама обошла свой стол, чтобы устроиться за ним.
Я медлила. Мне не хотелось задерживаться, даже если не думать про разговор. Я собиралась сходить в супермаркет до того, как вернусь к школе за Анной и Кларой. Какая-то нелепая игра в «сардинки»[7] в неуютном, похожем на пенал кабинете, и чем скорее она закончится, тем лучше. Но и протестовать было неудобно. В конце концов мисс Эббот не сделала мне ничего плохого. Я вздохнула и устроилась в кресле.
— Миссис Уилсон, ей очень плохо. Она наклонилась вперед и, понизив голос, добавила: — Скажу вам по секрету, врачи пробуют разные лекарства — пытаются подобрать то, которое ей подойдет. Но она очень взбудоражена. Нервный срыв…
Она помолчала, словно решая, сколько еще стоит рассказать мне.
— Мисс Эббот, я сочувствую мисс Диксон, но я правда не понимаю, почему…
— Позвольте мне объяснить. Даже не знаю, как лучше сказать… Извините, что причиняю вам боль… — Она глубоко вздохнула. — Пока я была у нее, мисс Диксон все время говорила о мистере Уилсоне. Что-то такое она видела… И постоянно повторяла, что не успокоится, пока не поговорит об этом с вами.
Я закатила глаза:
— Похоже, ей нужен психиатр…
— Знаю! И полностью с вами согласна. Она выглядит нездоровой. Психически нездоровой. И конечно, вы не обязаны идти к ней. Но она взяла с меня слово, что я передам вам ее просьбу, вот я и передаю. Это все.
Я отрицательно покачала головой:
— Это очень печально…
— Крайне печально.
Мы обе встали.
Мисс Эббот вытащила листок из стопки бумаг на столе и протянула мне:
— Вот ее адрес и номер телефона. На всякий случай. Сейчас она редко выходит из дома. И у меня не сложилось впечатления, что ее кто-то навещает. — Она помолчала, не сводя с меня глаз. — Мисс Диксон всегда казалась мне одинокой, даже здесь, в школе…
«Ты хочешь сказать, что у нее не было друга», — подумала я, взяла листок и убрала его в карман.
Мисс Эббот выдавила улыбку:
— Спасибо вам, миссис Уилсон. Я понимаю, что прошу слишком много…
Я открыла рот, чтобы сказать: «Ошибаешься. Я не собираюсь навещать эту женщину, в каком бы отчаянном положении она ни оказалась. Пусть гниет».
И тут я обнаружила, что мой рот закрывается.
Мисс Эббот прекрасно знала: как бы я ни возмущалась, я поступлю достойно. И сделаю, как меня просят.
На следующее утро я просто зашла к ней по пути. Она молча впустила меня в подъезд. Дверь ее квартиры была приоткрыта. Она недавно поменяла замок.
— Мисс Диксон? — Я толкнула дверь и вошла в узкий коридор. — Вы дома? Это миссис Уилсон.
В квартире стоял затхлый, даже какой-то гнилостный запах, словно здесь никогда не проветривали.
— Мисс Диксон? — снова позвала я.
Из дальней комнаты послышался слабый голос:
— Проходите.
Я прошла в залитую ярким солнечным светом гостиную. Мисс Диксон сидела в кресле напротив окна, спиной к двери. У нее был отсутствующий вид, какой обычно бывает у людей, кто весь день проводит взаперти в одиночестве, глядя на мир через окно. Рядом с креслом стоял журнальный столик, на котором теснились пустые стаканы, грязная тарелка и косая стопка книг.
Я вздохнула про себя. Зрелище не из веселых. Она действительно в ужасном состоянии. Но меня это не волнует. Побуду тут пару минут, извинюсь и уйду. Вот и все.
Я обогнула кресло, чтобы рассмотреть ее получше. Рубашка на ней выглядела помятой, на босых ногах выцветшие тапочки. На коленях лежала раскрытая книга с пожелтевшими страницами. Я заморгала, чувствуя, как где-то в глубине шевельнулось воспоминание: у нас была такая, стихи…
Она очень медленно повернула голову, чтобы встретиться со мной взглядом. Ее волосы были грязными до такой степени, что слиплись в сосульки. Губы потрескались, будто она постоянно облизывала их.
— Не надеялась, что вы придете… Спасибо.
Я задумалась.
— Хотите, я приготовлю нам по чашке чая?
Она не ответила.
Я собрала грязную посуду со столика и поспешила на кухню, маленькую, но светлую. Возможно, даже красивую, если навести в ней порядок. В мойке возвышались горы грязных тарелок и чашек; запах был тошнотворный.
Я постаралась отмыть две чашки, нашла чайные пакетики и поставила кипятить воду. Вообще-то я не собиралась пить, но чай мне нужен был для того, чтобы занять руки. Реквизит, без которого не обойтись.
К тому времени, как я вернулась, она уже пересела с кресла на диван. Я поставила чашки на журнальный столик, пододвинула стул и села напротив нее.
— Итак, вы хотели увидеться со мной…
Она не ответила. Между нами повисла неловкая пауза. С улицы доносились приглушенные звуки. Автобус или грузовик просигналил, разворачиваясь. Мужской голос выкрикивал указания.
Наконец она подняла глаза и посмотрела на меня в упор.
— Он приходил за мной. Ральф. — Ее голос звучал спокойно. — Он отправляет мне сообщения. Я знаю, что это он. Вызвал меня на пляж. Вы знаете это место. Мы его туда отвезли.
Я сглотнула и покачала головой.
— Простите, но я не понимаю, о чем вы говорите. — Она нахмурилась.
— Я не сумасшедшая. Может, у меня не все в порядке с памятью, но я помню ту ночь, когда все произошло.
Я отрицательно покачала головой:
— Вы говорите о моем муже?
Она взглянула на меня, словно раздумывая о чем-то.
— Да, о вашем муже. Разве я смогу когда-нибудь забыть…
Я почувствовала, как краска заливает лицо. Зря я пришла. Хотела показать, что я лучше ее… по крайней мере, что я добрая.
— Боюсь, я не смогу остаться у вас надолго. — Я взяла чашку и поднесла ее к губам. — Вы что-то еще хотите рассказать?
— Он вышел из моря. Весь мокрый. Нежить. Я видела его.
Я глубоко вздохнула:
— Мисс Диксон, таблетки…
— Лора! Зовите меня Лора. Больше никто не зовет меня Лорой.
Я села на стуле чуть более прямо.
— Мисс Диксон, — твердо сказала я, — таблетки могут вызвать галлюцинации. Как следствие, вы можете видеть то, чего на самом деле не было. Моего мужа так и не нашли. Уверяю вас, что бы вы, по-вашему, ни видели, он не поднялся из волн, чтобы преследовать вас.
Она облизнула потрескавшиеся губы. Ее лицо было застывшим.
— Я кое-что помню. Он оставил мне бокал красного вина. Шираз. Оно было горьким. Но я выпила, как он и просил. Затем я пошла на берег и увидела там его. Он звал меня. Ждал…
Я уставилась на нее:
— Не знаю, мисс Диксон, чего вы добиваетесь от меня. Мне искренне жаль, что с вами такое случилось. Но вы нездоровы. Вам нужно отдыхать и поправляться.
Ее губы дрогнули. На мгновение мне показалось, что она насмехается надо мной. Потом я поняла, что она плачет, тихо и как-то… неряшливо. Я застыла. Мне хотелось уйти.
— Выпейте-ка немного чаю.
Я вскочила, взяла ее кружку, попыталась вложить ей в руки и помочь сжать пальцы.
У нее так дрожали руки, что горячий чай расплескивался на ковер. Я помогла ей поднести чашку к губам и поддерживала, пока она пила. Когда Анна была совсем маленькой, я тоже так делала.
Похоже, чай ей помог. Я поставила кружку на стол, и стекающие капли мгновенно образовали круглую лужицу.
— Все дело в лекарствах, у меня от них трясутся руки. — Она помолчала, потом неуверенно посмотрела на меня. — Наверное, я пыталась покончить с собой. Может, и так… Не помню. Мне, кажется, промывали желудок… — Она пристально вглядывалась в мое лицо, словно хотела получить подтверждение тому, что с ней произошло. — Но я не помню, чтобы принимала таблетки, хотя в кармане моего пальто нашли пустую пачку. Как я могла совершить такую глупость?
— Вам нездоровилось, — сказала я, — но вы поправитесь. Потребуется время, и все пройдет, вы будете жить дальше.
— Вы действительно так думаете?
Я попыталась улыбнуться:
— Даже не сомневаюсь.
— Я чуть не умерла. Я все время думаю об этом. О моей жизни. О моих прегрешениях. — Она помолчала. — Об аде. На что он должен быть похож.
Я помолчала.
— Сомневаюсь, что вы попадете в ад…
Она посмотрела на меня с такой надеждой, что мне стало ее жалко.
— Вы и вправду считаете, что я туда не попаду? После того, что я сделала, после того, что мы обе сделали?..
Я покачала головой:
— Мисс Диксон, я не знаю, что вы имеете в виду, но, по-моему, каждый достоин того, чтобы получить второй шанс… Даже вы.
Она сцепила руки.
— Спасибо. Это больше, чем я заслуживаю. Спасибо.
Я снова встала.
— Хотите еще что-нибудь сказать мне?
Она оглядела меня.
— Когда я спустилась на берег… когда он позвал меня, лодочный сарай был открыт. Он выставил свечи на верстаке. Бутылка вина и два бокала, один для него, другой для меня…
Я не шевелилась.
— Но человек, который меня нашел, тот бегун, сказал, что лодочный сарай был закрыт. И сотрудники «скорой помощи» подтвердили. Сказали, что у меня галлюцинации. И полиция не нашла никаких следов… Вот почему я принимаю сильнодействующие лекарства. Чтобы они помогли мне забыть. Ту сцену в лодочном сарае. Вино. Ральфа, поднявшегося из моря… По-видимому, я все это выдумала.
Я повернулась, чтобы уйти, но в дверях обернулась и сказала:
— Может быть, вы и правы, мисс Диксон. Наверное, таблетки сыграли…
Ее голос внезапно стал пронзительным:
Я знаю, что я видела! Какие-то моменты ускользают, но главное я помню. И не понимаю. Совсем ничего не понимаю… — Она наклонилась вперед, положив дрожащую руку на подлокотник дивана, и прошептала: — А что вы думаете об этом?
После школы Анна и Клара были увлечены новой придуманной ими игрой.
— Мамочка, угадай!
Я пыталась уговорить их сесть нормально за стол и съесть рыбные палочки с фасолью.
— Ты о чем?
— Слушай: миш-машгиггивоккам-бамлулу.
Они с Кларой захохотали. И Клара тут же выдала:
— Мэй-мэй динь-дон шаммер-даммер.
Раскрасневшиеся личики повернулись ко мне.
Я сделала вид, что размышляю.
— Вы говорите по испански?
Они захихикали, довольные тем, что перехитрили меня.
— Нет, мамочка! Слушай!
Девчонки снова залопотали какую-то бессмыслицу. Я наклонилась вперед и, подцепив вилкой Анны кусочек рыбы, вложила ей вилку в руку.
— У меня будет еще одна догадка, как только вы обе съедите по две рыбных палочки.
— Ну ма-а-ама!
Я ждала, пока они старательно жевали, с таким мученическим видом, словно палочки была картонные.
Покончив с едой, они снова принялись за свое.
— Диббер-даббер-дишклот! — выкрикнула Клара.
От смеха Анна чуть не упала со стула.
— Тарти-старти-барти, — ответила она.
И они снова пристали ко мне:
— Ну давай! Отгадывай.
— Все так сложно. — Я продолжала делать вид, что размышляю. — Исландский, наверное?
Они переглянулись с серьезным видом.
— Подожди, — сказала Анна. А ты не придумываешь?
— Нет, конечно. В Исландии все так говорят. — Я достала из микроволновки горошек и положила на тарелки. — Вы знаете Исландию? Это страна. В самом верху карты. И там очень холодно.
— А ты была там?
— Нет.
— А папа?
— Нет. Я попыталась отвлечь ее от мыслей о Ральфе. — Можно я выскажу еще одну догадку?
— Только одну. И все.
— Хм… — Я приняла задумчивый вид. — Знаю! — Я торжествующе подняла палец. Это мер-язык.
— Нет! — восторженно заорала Клара.
— Мер-язык? — переспросила Анна. — Глупость какая-то.
— Почему это глупость? А как, по-вашему, русалки разговаривают друг с другом, если у них нет своего языка? Сблиб-сблоб-нуни-ну?
— Дело даже не в этом, — сказала Анна. — В любом случае ты ошибаешься. Это язык пришельцев, и только мы с Кларой знаем его.
— Отлично. Если к двери подойдет пришелец, я обязательно позову вас поболтать с ним.
Анна бросила на меня презрительный взгляд:
— Мама, пришельцев не бывает. Так как же они подойдут к двери?
В тот день к двери подошла только Беа, примерно через час.
Мы, как обычно, направились в кухню, чтобы немного поболтать, перед тем как она уведет Клару домой.
— Ты что-то сделала со своими волосами? — Беа шла за мной по коридору. Выглядишь по-другому.
— Правда? — Я подождала, пока она догонит меня, не зная, что сказать.
Беа помолчала, оглядывая меня.
— Хелен, ты прекрасно выглядишь. Дело ведь не в волосах, да? Ты сама изменилась. Вся прямо светишься.
Я рассмеялась:
— Да ладно тебе. Если тебе что-то надо от меня, просто скажи как есть. Не надо мне льстить.
— Да я не про то. Ты выглядела такой измотанной после… — Она смущенно замолчала.
Я точно знала, что она имела в виду. После того как исчез Ральф.
— Но сейчас ты выглядишь потрясающе, — продолжила Беа. — Лучше, чем когда-либо. — Она пристально посмотрела на меня. — Ты ведь ни с кем не встречаешься?
— Вроде нет. — Я подошла к раковине, чтобы помыть посуду, стараясь прогнать мысли о Ральфе. — Как бы там ни было, в моей жизни есть один особенный человек — Анна. И мне вполне достаточно.
Беа взяла полотенце и стала вытирать посуду.
— А как Анна справляется?
Я помедлила.
— Она почти не говорит об отце, но ей снятся кошмары. Вчера у нее был такой.
Беа сделала сочувствующее лицо:
— Бедняжка.
Я кивнула.
Прошлой ночью Анне потребовалось много времени, чтобы успокоиться. Я разбудила ее и в конце концов взяла к себе в постель. Теперь, без Ральфа, здесь было достаточно места.
Мне самой так и не удалось заснуть. Горе Анны было не единственным моим беспокойством.
Я глубоко вздохнула.
— У меня есть новости…
Беа вскинула бровь:
— Хорошие?
— Надеюсь, — набрав побольше воздуха, сказала я. — Помнишь, я говорила, что ищу новое место? Вот, похоже, нашла. Вчера отправила запрос и только что получила ответ. Вроде все получается.
— Вчера? — опешила Беа. — А почему ты мне ничего не сказала?
Я пожала плечами:
— Я еще не знала наверняка. И не хотела сглазить.
— Отличная новость. — Беа изо всех сил старалась выглядеть довольной. — Ну, давай рассказывай. Куда? Есть фотки посмотреть? Или они в Сети?
Я отвела взгляд в сторону гостиной, где чему-то хихикали девочки.
— Давай не сейчас. В любом случае ничего особенного. Двухкомнатная квартира на окраине Бристоля. Поблизости есть приличная школа.
Она пристально посмотрела на меня:
— Но почему именно Бристоль?
Я пожала плечами и сосредоточилась на слегка подгоревшей сковороде.
Беа перестала вытирать посуду.
— Когда же ты успела посмотреть квартиру? На выходных?
Я помедлила.
— Вообще-то я ее не видела. Только фотографии.
Она заморгала:
— Ты хочешь сказать, что приняла предложение почти что вслепую? В незнакомом месте? Жаль, но, похоже, я что-то пропустила…
Я не ответила.
Клара прибежала из гостиной, чтобы обнять маму.
— Пора уходить?
— Да, сейчас пойдем.
Следом появилась Анна:
— Мам, можно Клара еще побудет у нас? Ну пожалуйста…
Я посмотрела на Беа.
— Ладно, еще пять минут. Ты не против, Клара?
— Ура-а-а!
Развернувшись, девочки бросились в гостиную.
Беа подождала, пока они уйдут, и снова повернулась ко мне.
— Что-то ты выглядишь не слишком взволнованной.
Я поставила сковородку на сушилку и взялась за противень.
— Да нет же. Конечно, волнуюсь. Я не могла смотреть на нее. Просто, знаешь, это большая перемена. Для нас обеих.
— Ты всегда можешь вернуться, если ничего не выйдет. Ты ведь это знаешь, верно? Если понадобится, у нас всегда найдется место для вас.
Я подумала о крохотной квартирке Беа, в которой и им-то уже было тесно.
— Спасибо за предложение, очень мило с твоей стороны.
Слишком поздно сожалеть. Слишком поздно менять решение. Дело сделано.
Что-то в моем тоне, похоже, насторожило ее. Она притянула меня к себе.
— Эй, в чем дело? — Беа внимательно смотрела мне в глаза. — Откуда такая вселенская грусть? Мы же еще не прощаемся. Мы ведь останемся друзьями, да? Куда бы ты не уехала. Даже в Бристоль. — Она улыбнулась. — Так просто от нас не отделаешься. По возможности мы будем приезжать к вам в гости.
Я улыбнулась, но мое сердце осталось равнодушным. В голове промелькнула одна-единственная мысль: как же сильно она ошибается.
Там, куда мы с Анной направлялись, она нас никогда не найдет.
Шесть недель спустя
Я на полную катушку прибиралась в доме, опустошала ящики и шкафы, наполняя мешок за мешком для благотворительного магазина, еще столько же отправила на свалку.
Избавилась от всей одежды Ральфа: богемных пиджаков и брюк, костюмов, халата в стиле Ноэла Кауарда[8], поношенных ботинок, потертых портфелей, чемоданов и спортивного инвентаря, хранившегося на чердаке.
Но и у нас с Анной было много лишних вещей. Я заполнила комнату коробками со старыми игрушками, книгами для дошколят и моими рецептами, столовым и постельным бельем. Все это, включая большую часть одежды, тоже отправится в благотворительный магазин. Перед самым отъездом я заказала фургон с грузчиками, и они вынесли всю мебель сначала из кухни, а затем и из остальных комнат. Если что-то не получится продать или даже отдать просто так, будет отправлено на утилизацию, заверили они.
Было начало августа, наша улица пыльная, с разогретым асфальтом казалась неестественно тихой. Все разъехались в отпуска. Даже Клара на две недели уехала к бабушке, маме Беа, в Уэльс.
Беа была на работе. Интересно, сколько ей понадобится времени, чтобы понять, что бристольский адрес, который я покорно написала по ее просьбе, фальшивый? И что мой телефон скоро перестанет отвечать.
Анна, пока выносили мебель, с потерянным видом и глазами, полными слез, слонялась по комнатам.
Прошлой ночью — в нашу последнюю ночь в этом доме она плакала, свернувшись угловатым клубочком, и я прилегла рядом, заворковала, пытаясь успокоить:
— Все будет хорошо, моя маленькая. Обязательно будет. Покидать свой дом всегда тяжело. Уж я-то знаю. Но подожди, скоро ты увидишь новый. Тебе понравится!
— Не понравится! — Ее лицо опухло от слез. Я не поеду. Нет, мамочка! Ты не можешь меня заставить!
Грузчики закрыли фургон и уехали, в уши ударила тишина. Анна выглядела измученной, ее маленькое тельце ссутулилось, когда мы, взявшись за руки, пошли на последнюю экскурсию по пустым комнатам, чтобы попрощаться.
Дом выглядел чужим, комнаты без мебели лишились индивидуальности. Наши шаги гулким эхом отлетали от деревянного пола, непокрытого ковром.
Вспомнилось, как мы с Ральфом осматривали этот дом, собираясь купить. Я с оптимизмом смотрела в будущее. Поднявшись наверх, мы прошли в пустую спальню, и он обнял меня за талию.
— Здесь будет детская, — тихонько сказал он. — Близнецам как раз достаточно, особенно если с двухъярусными кроватями. А тройняшек можно отправить в большую спальню наверху.
Я рассмеялась его шутке. И счастливой возможности родить пятерых детей от Ральфа. Я всегда знала, что он очаровашка. Просто думала, что его очарование направлено только на меня.
И вот теперь, когда мы с Анной шли по голым доскам, замечая грязные полосы на стенах, трещины в кирпичной кладке, жизнь казалась совсем другой. А дом был тесным и убогим.
— Ты оставила ему записку? — Анна подняла на меня большие тревожные глаза, когда мы направились к выходу. — Как он нас найдет?
— Милая моя девочка! — Я наклонилась и поцеловала ее в кончик носа, затем обняла и прижала к себе. — Так вот почему ты так не хочешь уезжать? Боишься, папа вернется, а нас нет? Солнышко ты мое!
Выйдя на улицу, я усадила ее на заднее сиденье арендованной машины, пристроила рядом сумки с вещами, которые мы оставили на первое время, включая ее мягкие игрушки, и я в последний раз заперла входную дверь, а ключ опустила в почтовый ящик для агента по недвижимости.
Когда мы выезжали, в зеркало заднего вида я заметила машину, припаркованную чуть дальше по улице. Повернулась, чтобы посмотреть внимательнее. Потрепанный «седан» с царапиной на крыле. Его водитель, Майк Ридж, высунулся из окна и поднял руку в приветствии, глядя мне в глаза и понимающе улыбаясь.
Мы ехали и ехали. Дороги сузились, и я всматривалась в горизонт в поисках встречного движения. Боялась, что вовремя не замечу какую-нибудь машину, вылетевшую из-за поворота. На всякий случай прижималась к обочине.
Каменные стены, тянувшиеся вдоль дороги, тоже не улучшали видимость. Эти стены окаймляли поля со множеством овец, а над полями возвышались холмы, поросшие папоротником и вереском, усеянные каменными дольменами.
Анна, измученная волнениями последних дней, спала в детском кресле на заднем сиденье. Ее голова с чуть приоткрытым ртом слегка подпрыгивала, когда под колесами оказывалась какая-то неровность. Я все еще не могла привыкнуть к ее, как и моим, коротким волосам, торчащим во все стороны.
— Почти приехали, — прошептала я самой себе.
Впереди маячила просека — вход на фермерское поле. Будь я одна, возможно, и остановилась бы, чтобы осмотреть долину. Горбатый мостик над рекой, позолоченный лучами заходящего солнца. Вдоль главной улицы выстроились каменные дома. Часть домов карабкались по холму, и среди них были несколько современных, может и удобных, но не вписывающихся в пейзаж.
На берегу реки — незамысловатый паб и отель, позади которого угадывалась автостоянка. Церковь с высоким шпилем, сложенная из того же серого йоркширского камня, что и старые дома. В августе здесь был наплыв отдыхающих, поэтому на берегу караваном стояли палатки. От барбекю и походных печей поднимались струйки дыма, которые быстро рассеивались легким ветерком с реки.
Я улыбнулась. Простор. Чистый воздух. Я была не намного старше Анны, когда впервые приехала в эту деревню на недельный отдых. Мы остановились в гостинице на главной улице, помню, там были холодные темные спальни и тяжелые стеганые одеяла. Почти каждый день я плескалась у берега, или, закатав штаны до колен, строила плотины из камней, или ловила мелкую рыбешку. Бывало, мы устраивали пикники: брали с собой вдоволь бутербродов с ветчиной, чипсы, попкорн и устраивались на папином клетчатом одеяле, которое, как бы долго оно ни лежало на солнце, никогда не переставало пахнуть его машиной. По вечерам в саду паба подавали рыбу с жареной картошкой и пироги.
Миновав горбатый мост, я заехала через арку на стоянку отеля, и тут же солнце, круглое и красное, исчезло из виду, будто провожало нас домой и теперь посчитало свою работу законченной. Я выключила двигатель и сидела, потирая шею и затекшие плечи. Пейзаж уже поменялся на мрачный, словно погруженный в раздумья; поднялся холодный ветер.
Наконец я повернулась к заднему сиденью:
— Анна! Мы приехали!
Дочь пошевелилась, отяжелевшая от сна, потянулась.
— Мама, мне холодно.
— Немножко потерпи. Скоро мы уютно устроимся под одеялками.
Я вылезла и обошла машину, открыла дверцу. Все еще сонная, она двигалась медленно и неуклюже. Мне пришлось самой отстегнуть ее, а затем помочь вылезти из кресла.
Девочка замерла в нерешительности, глядя на отель:
— Это наш дом?
— Нет, здесь мы останемся на ночь. А в наш дом мы отправимся завтра, когда будет светло.
Я достала сумку и, взяв Анну за руку, повела ее по булыжной мостовой к входу в отель. На камне над дверью был вырезан лев. В свежем, звенящем воздухе пахло овцами, торфом и вереском.
В холле было пусто. Я позвонила в колокольчик, стоявший на стойке администратора, и из бара появился молодой человек. Его волосы, явно причесанные пальцами, напоминали воронье гнездо.
— Миссис Мак, — назвалась я. — У меня на сегодняшний вечер забронирован номер. Две односпальные кровати.
Я подмигнула Анне. Она не сводила с меня удивленного взгляда. «Мы начинаем замечательную игру», — говорила я ей, когда мы останавливались на автозаправках по пути к шоссе М1. И мы притворялись лисами, щенками, принцессами.
— Теперь мы новые люди, — сказала я ей. — С новыми именами. Анна Мак. Как тебе такое имя?
Она помолчала, затем скривилась.
— Хочу быть Анной Уилсон, — ответила она. — Или принцессой Селестией.
И тут меня осенило:
— Тогда мы будем звать тебя Анна Селестия Мак.
Молодой человек открыл гроссбух и провел пальцем по колонкам, кивнул, достал из ящика стола распечатанный бланк и протянул мне ручку. Я заполнила все графы. Новый адрес здесь, в деревне. Новое имя. Новый номер мобильного телефона вместо прежнего, легко отслеживаемого.
Данные кредитной карты я оставила пустыми.
— Ничего, если я заплачу наличными?
— Конечно. — Он просмотрел заполненный бланк. — Но за сегодняшнюю ночь придется заплатить сейчас.
— Без вопросов. — Я достала из сумочки большую пачку банкнот и отсчитала купюры.
Он протянул ключ от номера, прикрепленный к тяжелому кожаному брелоку:
— Вижу, вы поедете не слишком далеко отсюда. В Крейвен Барн. Вы сняли дом на неделю, миссис Мак?
— Намного дольше, сказала я, стараясь, чтобы Анна не заметила, как я волнуюсь. — Это наш новый дом.
Когда паб закрылся, в отеле воцарилась тишина.
Анна лежала, свернувшись калачиком, в постели, укрытая пуховым одеялом и запасными одеялами. Толстый железный радиатор был покрыт пылью. В комнате стоял сырой холод старых каменных стен.
Я сидела в темноте на подоконнике, завернувшись в пальто и отодвинув занавеску. Деревья вдоль берега реки шевелили ветвями на ветру. Приблизив лицо к холодному оконному стеклу, я подышала на него, затем написала «Анна» и заключила имя в сердечко. Ночь снаружи была непроглядной. Единственным утешением были микроскопические нити лунного света, мелькавшие на быстро движущейся поверхности реки. Местные запахи пробудили во мне воспоминания. В памяти всплыло ощущение, что я попала в другой мир, которое уже переживала здесь в детстве. Почти ничего не изменилось. На завтрак в неглубокой фарфоровой миске кукурузные хлопья, залитые молоком. И густая сливочность молока в кружке. Яйца от домашних кур и жирные сосиски. Уговоры попробовать кровяную колбасу и стойкое отвращение к ней. «Фу-у, кровь, — вспоминала я. — Свиная кровь».
На стоянке похрустывал гравий. Там кто-то был. Я напряглась и немного отодвинулась от окна, все еще выглядывая наружу, но уже не так заметно. Я ждала, вглядываясь и вслушиваясь.
Тишина. Потом хруст раздался снова. Не животное — человек. Шаги крадущиеся. Я прищурилась, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Темная фигура осторожно пробиралась по парковке, держась в тени. Следуя вдоль неровного ряда машин, она словно обнюхивала их и остановилась около моей. Я затаила дыхание.
Мужчина. Пригнулся и заглянул в мою машину. Очертания изменились, и у меня возникло ощущение, что он повернулся и скользит взглядом по темным окнам отеля, словно ищет кого-то. Искал он меня.
Я еще сильнее сжалась и закрыла глаза, кровь стучала в висках.
Когда я снова посмотрела вниз, он уже исчез, выскользнув со стоянки так же быстро и незаметно, как и появился.
На следующее утро Анна проснулась рано и по холодному полу протопала ко мне в постель. Она казалась какой-то потерянной, немного испуганной. Прижала свои замерзшие ножки к моим теплым ногам, и я обняла ее.
— Как спалось?
Она не ответила, просто уткнулась лбом в мою руку.
— Как-то странно просыпаться здесь, да?
Она коротко кивнула.
Я поцеловала ее в макушку:
— Знаю, милая. Все по-другому. Ничего, привыкнем.
Мне вспомнились все случаи за последние два месяца, когда я просыпалась по ночам от ее криков. Кошмары говорили сами за себя. Она страдала, сама не понимая почему: так она пыталась примириться с потерей Ральфа. Она не знала, как выговорить свое горе.
Я держала ее в безопасности своих объятий.
— Слушай. Что ты слышишь?
Мы лежали очень тихо и прислушивались.
— Звякает что-то, — ответила она. — Человек говорит странным голосом. Шаги.
Внизу хлопали двери, люди ходили туда-сюда. Кто-то готовил завтрак.
— А что еще?
Она пожала плечиками.
— Слушай внимательнее. Что есть в деревне, чего у нас дома нет?
Она сосредоточенно насупилась, затем расплылась в улыбке, когда обратила внимание на отдаленные звуки, долетавшие с ферм.
— Коровы! Собачки!
— Собаки, — поправила я. Наверное, фермерские собаки. Рабочие собаки. А петуха ты слышала?
Она вскочила с кровати, и мы поспешили одеться.
— Каким животным ты хочешь быть? — поинтересовалась я. — Овчаркой?
— Да! Она задумалась. — Нет! Представь, что ты фермер, а я маленький ягненок, и ты только что нашел меня спящим в кровати и собираешься забрать домой. Скажи: «Что это? Ягненочек! Какой хорошенький!» И притворись, что я могу говорить.
После завтрака Анна играла в саду отеля; мы ждали, пока откроется агентство недвижимости и я смогу получить ключи. И еще толстые пачки наличных.
Наконец все формальности были улажены. Мы сели в машину, быстро поднялись на холм, свернули с приличной дороги и покатили по разбитому проселку. Огибая склон холма, он привел нас к амбару Крейвен Барн, расположенному в ложбине.
Анна наклонилась вперед и выглянула наружу:
— Приехали?
— Похоже на то.
Разбрасывая камни, я затормозила перед амбаром, мы вышли из машины и направились внутрь.
Фотографии в Интернете явно преувеличили раз мер, но стиль был именно таким, как я и ожидала. Амбар был простым, но искусно переделанным. Внутри пространство было разделено на два уровня, деревянная винтовая лестница вела на верхний этаж.
Внизу была открытая планировка. Дизайнер выделил зону столовой, где стоял стол в окружении стульев; над столом висела низкая старомодная лампа.
Я прошла на кухню, расположенную рядом с лестницей. Кухня была современной, со сланцевыми столешницами. Под потолком толстые деревянные балки.
Анна с грохотом побежала на разведку наверх, а я открывала кухонные шкафы и ящики. Там было все необходимое столовые приборы и посуда, миксеры, электронные весы и прочие нужные хозяйке приборы. У меня возникло ощущение, что мы переехали в дом совершенно незнакомого человека и унаследовали не только его имущество, но и его личность. Нам осталось распаковать те немногие вещи и игрушки, которые мы привезли с собой, и здравствуй, новая жизнь.
За кухней была гостиная с огромными окнами, выходившими на долину. На окнах еще не было штор, и солнечный свет свободно проникал внутрь.
— Мамочка! Иди скорее сюда! — позвала меня Анна, свесившись через перила.
Поднимаясь по деревянной лестнице на второй этаж, я обратила внимание, что ступени довольно крутые.
— Анна, на этой лестнице надо вести себя осторожно. Ладно? Смотри не упади.
Она не слушала. Схватила меня за руку и тут же потащила за собой в маленькую спальню. Комната, без сомнения, предназначалась ей. На белых стенах яркие рисунки животных, на полках стояли новенькие детские книжки в мягких обложках. Но самое главное — на кровати вместо подушки была большая мохнатая овчарка.
— Смотри, мамочка! Собачка! — Анна запрыгнула на матрас, притянула игрушку и зарылась лицом в мягкую шерсть. — Можно я оставлю ее?
Я ответила не сразу:
— Наверное, да.
— Я назову ее Бадди. — Она выжидающе посмотрела на меня. — Хорошо?
— Просто великолепно…
Дочка шептала что-то своему Бадди, а я пошла посмотреть свою спальню. Как и гостиная, она оказалась просторной и солнечной. Широкие панорамные окна — только здесь арочные — тоже выходили на долину. Еще одно окно в торце смотрело на небольшую рощицу.
Огромная двуспальная кровать с прикроватными тумбочками по бокам. Вдоль стены тянулись встроенные шкафы. Я открыла дверцу шкафа ого, сколько места для хранения!
Кресло, немного вычурное на мой вкус, стояло напротив панорамных окон, словно приглашая меня сесть и полюбоваться видом. Мне вспомнилась мисс Диксон, изо дня в день сидевшая в кресле и смотревшая на улицу в ожидании кого-то, кто так и не пришел.
Я пересекла спальню и подошла к двери в дальнем конце. За дверью оказалась узкая ванная комната с наклонным потолком; она была встроена в пространство под карнизом. «Начинка» очень стильная, под старину.
Взгляд поймал мое раскрасневшееся лицо в зеркале на дверце шкафчика. Дверца была приоткрыта. Я подошла и потянула за ручку, ожидая, что в шкафчике будет пусто. Но нет…
Тяжело дыша, я смотрела, не в силах отвести взгляд.
На средней полке стояла перевернутая рюмка, а рядом — миниатюрная бутылка красного вина.
Не нужно было вглядываться, чтобы понять, какое это вино. Шираз.
Специально оставленное, чтобы я нашла его.
Меня трясло, в голове метались мысли. Я думала о мисс Диксон и горьком, по ее словам, вине, которое ждало ее в лодочном сарае.
И еще я думала о приоткрытой дверце шкафчика — она как бы приглашала меня заглянуть внутрь. Почему из всех мест выбрано именно это?
Анна согласилась лечь спать пораньше. Она выглядела уставшей, щечки были бледными.
Я сидела на краю кровати рядом с ней, пока она засыпала, убирая со лба мягкие непослушные волосы. У меня все сжималось внутри, когда я смотрела на нее, такую уязвимую. Светлая кожа, длинные темные ресницы, которые сейчас трепетали, верхняя губа в форме бантика… Дыхание Анны становилось все глубже. Верный пес Бадди лежал рядом, будто мог защитить свою хозяйку от того, что ждет ее впереди. Я наблюдала за ней, пока она засыпала, боясь оставить ее одну в новом доме. Когда перед уходом я поцеловала ее в лоб, она пошевелилась, но не проснулась.
Внизу я разогрела в микроволновке готовую еду и налила себе апельсинового сока. Затем устроилась в гостиной со стаканом в руке, глядя на долину. Здесь не было ни телевизора, ни вайфая, ни даже возможности позвонить по телефону. Сигнал мобильного пропал, как только мы спустились в лощину. Трудно представить более уединенное место.
Я сидела молча, прислушиваясь к тишине. Долина передо мной постепенно погружалась в темноту, окрашиваясь розовым в тех местах, где ее касались лучи заходящего солнца.
Интересно, что сейчас делает Беа? Скучают ли они с Кларой по нам? Я вспоминала наш прежний дом, нашу улицу — там всегда было слышно соседей, когда кто-то из них громко включал фильм.
Я пыталась представить, как тут будет зимой. Туристы уедут. Все опустеет. Останутся только местные, но не думаю, что мы будем часто пересекаться с ними.
Вспомнился Майк Ридж, молча наблюдавший из своей машины, как мы собирали вещи и уезжали.
Теперь уже густая темнота давила. Все, что я видела, глядя в окно, было отражение комнаты. Диван, кофейный столик… и посреди всего этого женщина, которую я еще не знала, Хелен Мак; со стаканом сока в руке она оглядывалась на себя прошлую.
Хруст.
Я вздрогнула. Напряглась, прислушиваясь.
Может, это большое животное, которое подошло слишком близко к человеческому жилью?
Протянула руку к лампе и выключила ее. Единственный свет теперь слабо лился из кухни.
Оцепенев, я сидела в ожидании. Несколько мгновений — ничего. Я снова начала дышать.
И вдруг снова хруст, заставивший меня подпрыгнуть. Резкий треск сломанной ветки…
Человек. Я уже не сомневалась. Пробирается вдоль стены дома.
Я поднялась и, пригибаясь, добралась до кухни. Выпрямилась, схватила один из ножей и забралась под обеденный стол, дрожа всем телом; уселась там, подтянув колени и обхватив их руками.
Шаги, тихие и осторожные, возле входной двери. Я затаила дыхание.
Тишина. Вздох. Шарканье мягких туфель по деревянному крыльцу.
Я еще глубже вжалась в темноту, думая о спящей наверху Анне и крепче сжимая рукоять ножа.
В замке заскрежетал ключ, дверь открылась. На пороге стоял человек, его силуэт вырисовывался на фоне ночного неба.
— Хелен? — позвал он хриплым шепотом.
Я резко выпрямилась и ударилась головой о перекладину стола.
— Хелен, это я, — произнес он театрально, наслаждаясь произведенным эффектом.
Я вылезла из-под стола и включила свет.
Ральф. Он стоял у входной двери, моргая от яркого света. И выглядел совсем по-другому. Лицо стало худым. Свободную прическу заменил ежик в военном стиле. Он переоделся в непромокаемую зеленую куртку и черные джинсы, готовый сыграть свою новую роль.
— Ральф!
Секунду я смотрела на него, потом мой рот скривился.
Он раскрыл объятия, и я бросилась в них, при жалась к нему всем телом, уткнувшись лицом ему в грудь. Его запах, неожиданный и знакомый. Ощущение сильного мускулистого тела. Теплая кожа.
Ральф поднял мою руку и с удивлением посмотрел на нож, который я все еще сжимала.
— Не очень-то радушный прием, рассмеялся он. Да еще когда я только что прошел путь из мира мертвых.
— Ну ладно тебе. Я бросила нож на стойку, вытерла глаза и снова обняла его. Ты меня до смерти напугал.
Он поцеловал меня в макушку, потом отпустил мои руки, снял куртку и повесил ее на спинку стула.
Я смотрела на него, все еще ошеломленная.
— Я думала, ты приедешь только через неделю или две.
Он пожал плечами:
— Знаешь, как уже достало быть мертвым! Как Анна? В порядке?
Я сразу же бросила взгляд в сторону лестницы:
— Ральф, она не должна знать. Пока не должна. Мне нужно подготовить ее.
— И как? Скажешь, что я ангел?
— Это вряд ли. — Я улыбнулась. — За Анну не волнуйся. Я никогда не говорила ей, что ты умер. Только что ты пропал. Но мне нужно еще немного времени… Ральф, ей многое пришлось пережить.
Он обвел рукой амбар, словно все вокруг было декорациями для его грандиозного школьного спектакля:
— Как тебе?
Я кивнула.
Очень нравится. У тебя всегда был отличный вкус.
Он выглядел довольным.
— Анне понравился пес?
— Любовь с первого взгляда. Она назвала его Бадди.
Задрав мою футболку, он коснулся меня. Я затрепетала.
— Она не спросила, кто купил собаку. Но это было немного рискованно, Ральф.
— Я люблю риск, прошептал он мне на ухо, крепче прижимая к себе. Пора бы тебе уже это понять.
Я достала из холодильника продукты и принялась готовить еду из того, что нашла, яичницу с сосисками. Кухня уже впитала запах его тела. У него было поразительное свойство оставлять след, где бы он ни появлялся.
На сковороде шипели и плевались сосиски, а я все время чувствовала на себе его взгляд, наблюдавший за моими движениями. Нервничая, я уронила вилку на пол, неуклюже стукнула тарелками друг о друга.
Когда Ральф поел, мы сели рядом на диван, и он крепко обнял меня за плечи, глядя в темноту, окутывавшую йоркширский пейзаж.
— Не хочу напоминать, но я говорил тебе. И ведь я оказался прав, да? У нас все получилось…
Я не ответила. Думала о предстоящей жизни в бегах, о том, что нам придется притворяться другими людьми. Будет нелегко, но он пообещал, что это стоит того. Это наш шанс начать все заново. Отныне в его жизни будет только одна женщина. Вернее, две, если считать Анну.
— Я везде платила наличными, как ты и велел. И привезла с собой несколько тысяч.
— Хорошо. А то у меня почти закончились деньги. — Он кивнул. — Нам много не понадобится. Здесь все довольно дешево.
Я попыталась улыбнуться в ответ. Представила, как иду по улице вместе с Анной и постоянно поглядываю в витрины магазинов, проверяя, не идет ли кто за нами. Подпрыгиваю каждый раз, когда слышу шаги. Жизнь в постоянном страхе, что нас выследят, что в любой момент в дверь постучит полиция. Я все еще не верила до конца, что смогу так жить. Жить во лжи.
— Я был хорош, а? — Он усмехнулся. — Чуть шею не сломал, когда в темноте полетел вниз по ступенькам. Надо отдать мне должное. Звуковые эффекты были потрясающими. Я заслуживаю «Оскара».
— У меня душа ушла в пятки, когда мы плыли обратно, подхватила я. — Ты ухватился за веревку, а я думала, вдруг отвяжется…
— Вода была ледяная. — Он поморщился.
На меня нахлынули воспоминания. Как только он придумал свой безумный план, его уже было не остановить.
«Неужели ты не понимаешь? — повторял он. — Это же отличный план. Мы избавимся от этой бешеной сучки, а как только страховщики выплатят деньги, еще и разбогатеем. Можно начать все сначала. С чистого листа».
— И с Лорой Диксон мы не просчитались. Она купилась на все. Правда поверила, что убила меня.
Бедняжка мисс Диксон… Я чувствовала, насколько она неуравновешенна, как ее встревоженный взгляд ищет меня каждый раз, когда я появлялась в школе, когда сидела в школьной библиотеке и слушала, как дети, запинаясь, читали.
— Во всяком случае, она заткнулась, — продолжил Ральф. — Так ей и надо. Никогда бы не подумал, что она такая бешеная стерва.
Я кашлянула.
— Как коттедж?
Мы заранее выбрали один из заброшенных коттеджей на побережье, с заколоченными окнами и покрытым плесенью полом. Он весь пропах лисицами, сыростью и древесной гнилью. Я сделала все возможное, чтобы прибраться в нем, а Ральф починил дверь и приладил к ней висячий замок. Затем перенес необходимые вещи и запас еды. Именно туда он и направился, когда я увезла мисс Диксон с пляжа.
— А что коттедж? Я выжил. — Он пожал плечами. Не могу сказать, что мне было жаль расставаться с ним.
Я размышляла о пустоте, образовавшейся в нашем прежнем доме после его ухода. Я ужасно скучала по нему, но со временем почувствовала кое-что еще. Осторожное трепетание моего прежнего «я». Моего более уверенного, более независимого «я».
Вспомнился вечер, когда я вошла в его кабинет и вычистила его. То удовлетворение, которое я испытала, когда рассортировала книги и аккуратно упаковала в коробки. И еще вспомнились слова, что сказала мне Беа, когда я наконец начала привыкать к жизни без него: «Ты выглядишь потрясающе. Лучше, чем когда-либо. Прямо вся светишься».
— Как прошла моя поминальная служба?
— Ни одного сухого глаза, — острила я. — Ты бы удивился, узнав, как хорошо люди говорили о тебе. Даже мисс Бальдини.
— Жаль, что меня там не было. — Похоже, он забавлялся.
Я задумалась. Ральф. Мой муж. Отец моего ребенка. Человек, которого я поддерживала. Мужчина, которого я продолжала любить, независимо от того, сколько раз он разочаровывал меня.
— Я навещала ее, — сказала я. — Лору Диксон.
Сжав челюсти, он смотрел в темноту за окном.
— О чем ты только думал? — продолжила я. Зачем ты отправлял ей сообщения? Она могла пойти в полицию. И почему она сменила замки? Ты приходил в ее квартиру, да?
Он пожал плечами и растопырил пальцы свободной руки.
— Я не причинил ей никакого вреда. В любом случае она сама напросилась.
— Не причинил вреда? — Я повернулась к нему лицом.
— Что такое?
Я глубоко вздохнула:
— Но ты ведь пытался убить ее, разве нет?
— Убить ее? — Он рассмеялся. — Да перестань!
— Ты накачал бедную женщину ее же собственными таблетками, не сдавалась я. Ты поэтому приходил к ней домой, чтобы взять их?
Он выглядел ошеломленным:
— О чем ты говоришь?
— Ты растворил их в вине, которое оставил ей в лодочном сарае. «Оно было горьким, сказала она. — Но я выпила бокал, как он просил».
Он поднял руку со спинки дивана и сделал несколько кругов запястьем, разминая.
— Она понимала — что-то идет не так, — сказала я. — Просто была в таком состоянии, что ничего не соображала.
— Знаешь что? Жаль, что ее нашли. — Он все еще разминал затекшее запястье. — Еще пара часов, и было бы слишком поздно. Хочешь честно? По-моему, было бы гораздо лучше, если б она умерла.
Я отвела взгляд. И снова подумала о мисс Диксон, как он сидела в своем кресле, глядя в пустоту.
— От нее одни неприятности, — сказал Ральф. — И ты знаешь, что это так. Если б эта овца вздумала озвучить Саре Бальдини свои безумные теории, меня бы выследили. Совету пришлось бы сделать вид, что они принимают ее слова всерьез. Для начала меня бы отстранили. Началось бы расследование. И кто знает, чем бы все это кончилось? Я мог оказаться за решеткой.
— За решеткой? — Я уставилась на него, внезапно похолодев. О чем он говорит? Он был дураком, преследуя Лору Диксон, но при чем тут Попечительский совет? Расскажи она Попечительскому совету об их романе, возможно, его наказали бы. Но тюрьма?
— Какие еще безумные теории, Ральф? — спросила я.
— Она слетела с катушек, вот и все. — Он встал и подошел к окну, пряча лицо. — К счастью, теперь мы избавились от нее.
Я пристально смотрела на него, как он стоит, сложив руки на груди, не отрывая взгляд от долины.
— Какие безумные теории? — повторила я. — Что ты имеешь в виду?
Он не ответил. Я сидела молча, не сводя глаз с его спины. Что-то меня беспокоило. Интрижка с Лорой Диксон? То, как он с ней поступил? Нет, что-то еще…
— Неужели ты не разрешишь мне остаться на ночь? — спросил он, внезапно повернувшись ко мне. — Меня уже тошнит от походной жизни.
— Я понимаю, что тошнит… — Мне с трудом удалось улыбнуться. — Но мы же договорились подождать еще неделю. Давай не будем ничего менять.
Он вздохнул.
— Скажи Анне завтра. И давай покончим с этим.
Я отрицательно помотала головой.
— Мы только что переехали. Пусть хоть немножко освоится.
Он глубоко вздохнул и надул щеки, решая, стоит ли настаивать.
Я взглянула на часы.
— Уже поздно, Ральф. Мне бы поспать.
— Может, я тоже поднимусь? Не волнуйся, я уйду прежде, чем проснется Анна.
— Слишком рискованно. А если она проснется ночью и придет ко мне? Тем более на новом месте.
— Умеешь ты испортить настроение. — Ральф подошел, опустился передо мной на колени, поцеловал мои руки, затем стал подниматься выше.
Я вздрогнула.
Он отстранился и легонько поцеловал меня в кончик носа.
— Ты права. — Он поднялся на ноги. — Еще одна неделя. — Наклонившись к моему уху, он прошептал: — Знаешь, что не дает мне пасть духом? Мысль о всех этих сумасшедших деньгах. Которые только и ждут, когда мы их заберем.
Он усмехнулся и направился к туалету на первом этаже.
Как только он закрыл дверь на защелку, я тут же бросилась к его куртке. Порывшись в карманах, нашла его телефон, недавно купленный за наличные, нигде не засветившийся. И спрятала его как раз в тот момент, когда в туалете зажурчала спускаемая вода.
Ральф вышел, ежик его волос был слегка взъерошен, будто он, любуясь собой в зеркале, по-мальчишески решил подбодрить себя.
Он шагнул вперед и положил руки мне на талию.
— Итак, миссис Мак, можно я завтра снова зайду? После наступления темноты, конечно.
Я поцеловала его.
— Если хочешь, я приготовлю нормальный ужин. Бифштекс подойдет? А ты принеси вино.
Он подмигнул:
— Намечается свидание.
Ральф натянул куртку и повернулся, чтобы открыть входную дверь. Я видела, как он сунул руку в карман, но там было пусто. Он остановился и вдруг повернулся ко мне.
Я замерла, пытаясь придумать оправдание, правдоподобную причину, почему его телефон вдруг оказался в моем кармане, а не в его.
— Никак не могу привыкнуть везде ходить пешком, — сказал он. — Все время ищу ключи от машины. — Он усмехнулся. — Как только все это закончится, я… куплю машину с полным приводом. Не спорь. Теперь мы сможем позволить себе такую.
Пока Ральф шел вдоль стены дома, я слышала, как хрустит гравий у него под ногами. Я стояла у панорамного окна и наблюдала. Обогнув дом, Ральф остановился и повернулся, чтобы посмотреть на меня. Это был тот же настороженный взгляд, что и вчера вечером, когда он в темноте шнырял по парковке отеля, проверяя, действительно ли мы приехали.
Затем мой муж исчез, направляясь к дороге, ведущей в соседнюю долину, где он жил в кемпинге.
Я немного постояла, глядя ему вслед и размышляя. Что-то было не так. Я не могла избавиться от этого чувства. Было что-то важное, о чем он не говорит мне. Я проглотила подступивший к горлу комок.
Что же такого знала Лора Диксон, что так напугало его? И из-за чего его могли отправить в тюрьму?
У меня дрожали ноги, подступила тошнота. Он же обещал, что отныне между нами не будет никаких секретов. Мы все начнем с чистого листа. Это и был тот аргумент, который заставил меня согласиться с мошенническим планом. Провернув все, мы появились бы как мистер и миссис Мак. Счастливая пара. Большего я и не желала: только дать нашему браку второй шанс. В отличие от него, меня никогда не волновали страховые деньги. Пусть оставит их себе. Все необходимое у меня уже было. А он… Пусть целыми днями сочиняет свои стихи, если он хочет именно этого.
Я вытащила из кармана телефон и задумалась. Он, как камень, лежал в моей руке. У Ральфа везде один и тот же пароль, я знала это. Если внутри и хранятся какие-то секреты, то они уже мои.
Но за все эти годы я научилась не шпионить за Ральфом. Никогда не читала приходящие поздно ночью сообщения. Не смотрела письма в электронной почте, если он оставлял ее открытой. Я заставляла себя отводить взгляд. Все это не стоило моей боли.
Теперь же, если ради него я собираюсь бросить свою прежнюю жизнь, своих старых друзей, если и Анне придется сделать то же самое, мне необходимо знать правду. Мне нужно знать, стал ли он честен со мной.
Я боялась тех секретов, что могла обнаружить в его телефоне.
Я почти сразу нашла те самые сообщения.
Он даже не удосужился удалить их. Они разжигали его любовь к опасности. Будто риск быть пойманным стал частью острых ощущений.
Сообщения отправлялись последние несколько недель. После того, как Лора Диксон чуть не умерла от передозировки. После того, как он приехал сюда, чтобы подготовить наш новый дом. После того, как поклялся жизнью никогда больше не предавать меня.
Убегай сколько хочешь, принцесса. От меня ты никогда не убежишь.
Затем несколько дней спустя:
Ты меня чувствуешь? Я здесь. Жду. Мы еще не закончили наши дела. Когда закончим? Пока я не скажу.
Всего два дня назад:
Я все еще здесь. Скучаешь по мне?
Ответов на сообщения не было.
Я покачала головой, представляя, что чувствует Лора Диксон. Она, конечно, поняла, от кого эти сообщения, еще бы ей не понять, даже если она не знала его новый номер. Какую игру он ведет? Она и так уже разбита.
Я перечитала сообщения еще раз. Тон явно угрожающий. Так мог писать человек, если что-то задело его самолюбие и он из штанов готов выпрыгнуть, добиваясь своего. Я ничего не понимала. Лора? Он же пытался убить ее. А теперь хочет вернуть обратно?
Мисс Эббот… Она давала мне контакты Лоры Диксон. Я не стала переносить их в адресную книгу, а просто сфотографировала. Разыскав в сумке свой старый телефон, которым уже не собиралась пользоваться, открыла фотографию. Что? Сообщения поступали на другой номер. Если только у Лоры нет другого телефона. Я пожала плечами. Это возможно, но…
Убегай сколько хочешь, принцесса.
Я снова уставилась на номер, указанный Ральфом. В нем было что-то знакомое, но я никак не могла уловить, что именно.
Вдруг меня обдало жаром, волосы встали дыбом. Я прокрутила свой список контактов, и…
Экран расплылся перед глазами. Я сидела, с трудом пытаясь понять, и не могла сосредоточиться. Разум кружился как в водовороте. Я смотрела на номер и не верила своим глазам.
О, Ральф…
Красавица Меган, стройные ножки, огромные глаза, живой ум…
Звезда литературного класса Ральфа…
Старшая сестра Клары…
Дочь моей лучшей подруги…
Жгучая боль пронзила живот. Я согнулась пополам, боясь закричать — наверху спала Анна.
Нет, пожалуйста, только не она…
Ей же только-только исполнилось семнадцать. Она совсем ребенок.
И тут все встало на свои места. Неудивительно, что Меган казалась такой подавленной. И такой смущенной, когда пришла ко мне незадолго до своего отъезда в большое путешествие, которое я профинансировала. Я выписала ей чек, не только чтобы поддержать, но и в знак благодарности за то, что она пришла ко мне в ту ужасную ночь, чтобы остаться с Анной. За то, что она отправляла сообщения, заметая мои следы. Наши следы…
Как ты мог, Ральф?
Я села на пол и подтянула колени к животу.
Меган… Ральф занимался с ней дополнительно, потому что она была многообещающей ученицей. Подбирал для нее литературу, чтобы расширить кругозор перед поступлением в университет. Волновался, как мальчишка, когда Меган начала писать собственные стихи, которыми делилась с ним.
Ральф встречался с ней вне школы. Я сама дала ему разрешение на это. Однажды муж спросил, не возражаю ли я, если он пригласит ее на свой семинар, чтобы она почувствовала себя взрослой. Равной среди равных.
— Я бы подвез ее домой, — сказал он. — Присмотрел бы за ней. Спроси у Беа?
Я была благодарна ему. Думала, он показывает мне, что исправился, извинялся передо мной за свой роман с Лорой Диксон. А теперь… Теперь я добавлю: дразнил тем, что может стать другим человеком, если я поддержу его план.
Мой разум прыгнул дальше.
Лора Диксон. Она узнала…
Вот о чем она грозилась рассказать. Что он пристает к несовершеннолетней ученице.
Ральф пришел в ярость, когда я сказала ему, что угрозы Лоры — пустая болтовня. Зачем ей рисковать и идти к начальству, обращаться в Попечительский совет? Мы еще поспорили об этом. В конце концов, если уволят его, не потеряет ли работу и она? Тогда она так же виновна, как и он, если такое его поведение считается непрофессиональным.
Она психопатка, сказал он. Мстит за то, что он бросил ее.
Она хочет погубить его, повторял он, ероша пальцами волосы. Мы должны исчезнуть до того, как она начнет действовать, до того, как она обнародует свои заблуждения и все это безумие взорвется ему в лицо. Подумай о позоре, об унижении. Он смотрел на меня огромными дикими глазами. Позор покроет не только его. Но и меня. И даже Анну.
А потом он изложил подробности своего мошеннического плана, который позволил бы нам избежать этого позора и начать все сначала вместе.
Чтобы облегчить боль, я старалась сосредоточиться на дыхании. Как ты мог, Ральф?
Не знаю, что бы я сделала, если бы взрослый женатый мужчина домогался вот так Анну, когда она будет подростком.
Я снова вспомнила Меган. Ее измученный вид, опрокинутый взгляд. Как она дрожала, когда я буквально заставила ее листать книги Ральфа.
«Как я могу рассказать вам? Я вообще никому не могу рассказать об этом…»
Неудивительно, что ей приходилось прикладывать столько сил, чтобы сосредоточиться на подготовке к экзаменам. Каждое эссе должно было напоминать ей о Ральфе. Каждый роман. Каждое стихотворение.
Я с силой выдохнула воздух.
«Вы скажете, что я сама во всем виновата…» — звучал в ушах ее голос.
Теперь я поняла. Меган держала рот на замке не потому, что Ральф был ей небезразличен, а потому, что заботилась обо мне. И об Анне, подруге ее младшей сестры.
Я дотянулась до салфеток, вытерла глаза и высморкалась.
Виноваты не Меган, не Лора Диксон, а я. Внутренний голос твердил мне, что Ральф никогда не изменится, всегда будет обманывать меня, всегда будет лгать. «Нет, — говорила я себе. — В глубине души он любит меня. Любит Анну. И мы действительно сможем начать все сначала».
Но это?
Он предал меня самым ужасным образом.
Ложь. Ничего, кроме лжи.
И даже сейчас он не избавился от своей одержимости Меган. И будет одержим, пока не удовлетворит свою страсть.
Она-то считала его мертвым, а он…
Написав ей, он поставил под угрозу все. Нашу тайну. Наше будущее. Не только его и мое, но и Анны тоже.
Этого я не могла допустить.
В ту ночь я почти не спала. Когда рассвело, я тихо лежала и смотрела на пока еще слабый солнечный свет, ползущий узорами по потолку. В окно вплыли звуки. Чужие, деревенские…
У меня болела голова. Испуганная, с перекрученными внутренностями, я лежала, сжавшись в комок.
Я прокралась в комнату Анны. Она лежала на боку с приоткрытым ртом, дышала прерывисто. Одеяло валялось на полу, ее ноги были согнуты, будто она убегала от кого-то во сне.
Я укрыла ее, затем сварила себе кофе и вернулась в спальню. Сидела у окна и пила кофе, глядя на долину. Покрытые росой поля выглядели роскошно. Разгораясь все жарче, солнце прогоняло туман. Я сидела очень тихо и старалась почувствовать его тепло, взять от него силу.
Сразу после завтрака мы с Анной поехали в ближайший городок, чтобы запастись продуктами в ближайшем супермаркете. Мы притворились путешественниками, бродили по мощеным улицам, рассматривали открытки и мягкие игрушки, заходили в кондитерские лавки, уставленные старомодными баночками. Я обратила внимание на магазин, в котором продавалось все для походов — палатки, непромокаемые куртки, альпинистское снаряжение. Пока все это было для нее игрой. Мы играли в нашу реальную жизнь, не договариваясь ни о каких условиях.
Мы шли держась за руки и щебетали о чем-то. Я старалась подыгрывать Анне, чтобы она не заметила, как я напугана.
В супермаркете я выбрала для Ральфа стейк из мраморной говядины и шоколадный чизкейк, его любимый десерт. Анне купила шоколадного мороженого и большую коробку хлопьев. Когда она, радостная, побежала с мороженым к машине, ее коротенькие волосы сияли как нимб. А я чувствовала себя так, будто к ногам привязали гири.
Дома мы убрали покупки в холодильник и решили пообедать в отеле, где провели нашу первую ночь по приезде сюда. Жара усилилась. Солнце иссушивало траву жаром, отраженным от камней. Овцы держались ближе к деревьям, где была хоть какая-то тень.
В садике у отеля были расставлены столики, свободных мест не видать: туристы, семьи с маленькими детьми, пожилые пары… Зато в помещении было пусто. Толстые каменные стены сохраняли прохладу. Солнечные лучи падали на выцветшие кресла и потертый ковер, в столбах пыли плясали пылинки.
Мы с Анной сделали заказ: сэндвичи и прохладительные напитки. Я нашла пульт и переключила телевизор на детский канал. Дочка, обрадованная, устроилась перед экраном.
С минуту я наблюдала за ней. Сбросив туфли и усевшись по-турецки на подушке, она выглядела такой беззащитной. Из дома она прихватила с собой Бадди, нового пушистого друга.
Я наклонилась и поцеловала ее в макушку:
— Анна, я выйду на улицу? Мне надо позвонить.
Она кивнула, но, похоже, не слышала меня.
Я прошла через сад к невысокому холму, заросшему травой. С него с визгом скатывались мальчишки лет трех-четырех. Вскочив на ноги, они снова бежали вверх по склону и опять скатывались. Их волосы были все в пыльце. Я взобралась на холм и вытащила телефон Ральфа. Нажала кнопку, и экран ожил. Никаких сообщений. Два пропущенных звонка. Наверное, Ральф пытался выяснить, где оставил свой телефон. Я не сводила глаз с экрана, собираясь с духом, чтобы позвонить.
Мальчишки снова взбежали на холм, младший старался стащить старшего вниз. Они пыхтели, толкались, смеялись, шлепали друг друга. Сад внизу был полон ярких красок: хлопчатобумажные футболки, панамки, корзинки с цветами, подвешенные у дверей, полосатые красно-белые зонтики…
Я покачала головой, задаваясь вопросом, что бы подумали обо мне эти люди, если б узнали, какой план сложился в моей голове.
Мой взгляд переместился к окнам отеля, они отражали солнечный свет. Я представила, как Анна сидит перед телевизором, обнимая Бадди. Вспомнила, как она спала утром, раскинув руки и ноги. Мое сердце сжалось.
Наклонившись над телефоном, я набрала номер, затем закрыла глаза, чтобы отгородиться от красок жизни, и дождалась, пока пойдут гудки.
В ту ночь я разрешила Анне заснуть в моих объятиях. Радостная, она свернулась калачиком, примостившись на сгибе моего локтя. Я лежала рядом на ее узкой кровати. Время от времени она поднимала голову, словно проверяя, все ли со мной в порядке, целовала меня в кончик носа, губы, подбородок, пока наконец не успокаивалась. Я поглаживала ее по спинке, чтобы она заснула, — обычно я так делала, когда дочка была совсем маленькой. В те дни я почти всегда засыпала рядом с ней.
Сегодня эти успокаивающие движения нужны были и мне. Я прижимала ее к себе, чувствуя, как расширяются и сжимаются ее тоненькие ребрышки, как ароматно пахнет от нее после ванны лавандовым маслом и клубничным шампунем. Тепло ее худенького тельца согревало меня.
— Я люблю тебя, — прошептала я, убедившись, что она спит. Осторожно убрала руку. Когда я вставала, кровать скрипнула. — Надеюсь, ты простишь меня, если узнаешь. Но ты и так уже достаточно натерпелась.
После душа я надела облегающее платье, одно из немногих, которые привезла с собой. Духи. Туфли на высоком каблуке. Глядя в зеркало на дверце шкафчика, сделала макияж. И не узнала себя. Наверное, я стала похожа на миссис Мак.
На кухне я заранее приготовила все, что могла. Поставила сковородку и масло, сделала салат с руколой. Когда я нарезала перец и помидоры, кухонный нож сверкнул.
Затем прошла в гостиную и, усевшись у окна, стала глядеть на долину.
Я представляла, что за мной наблюдают невидимые глаза. Это был мой сигнал всему миру, что я готова к тому, что должно случиться сегодня ночью.
Постепенно свет рассеялся. Вдали, над долиной, еще кровоточило умирающее солнце, но в конце концов оно уступило место темноте. Густая листва, закрывавшая тропинку, ведущую к дому, почернела. Я изо всех сил напрягала зрение и слух, стараясь не пропустить приближение Ральфа.
Рядом с домом треснула невидимая ветка, заставив меня вздрогнуть. Тьма терлась об окна. Я прокралась к входной двери и осталась там в ожидании.
Чуть слышное постукивание по дереву, хотя это могла быть и ветка, бьющаяся о фронтон. Тихий скрежет ключа в замке. Дверь открылась.
На пороге стоял он.
— Хелен? — послышался шепот.
— Привет.
Я тихонько подошла и обняла его, прижавшись всем телом. Он казался стройнее и слаженнее, чем раньше. Ральф наклонил голову, приблизив лицо к моему. Я поцеловала его.
— Скучаешь по мне?
— О да. — Я улыбнулась в темноте. — Закрывай дверь. Идем в дом.
Ральф нашел бокалы и налил принесенное вино. Глаза его пожирали каждый изгиб моего тела, пока в дымке плюющегося жира я жарила мясо, добавляла специи, заправляла салат. Высокие каблуки подчеркивали мою фигуру, не потерявшую форм. Я давно не одевалась так, чтобы понравиться ему. Это был танец, о котором мы оба почти забыли.
Когда мясо было почти готово, я бросила ему спички:
— Зажжешь?
Он прошел вдоль обеденного стола, зажигая свечи. Я поставила два прибора. Потом выключила в кухне свет и принесла еду.
Комната наполнилась тенями. Мы сидели в мягком свете свечей, касаясь коленями друг друга.
Наклонившись вперед, он взял мое лицо в свои ладони:
— Выглядите потрясающе, миссис Мак, — его глаза лучились нежностью. — Ты прекрасна.
Я ответила ему таким же взглядом. Годы, казалось, растаяли. Я снова видела молодого человека, в которого влюбилась. Пылкого поэта. Романтика.
Выражение его лица изменилось.
— Что случилось? — Он пристально вглядывался сквозь полумрак в мое лицо. — Почему ты плачешь?
— От счастья, — солгала я, отстраняясь от него и поднимая бокал. — Рада, что ты дома.
За ужином я превзошла себя, засыпая его нескончаемыми вопросами и одновременно похвалами в его адрес. Как ловко он нашел и обустроил этот дом. Ведь тут правда был амбар? О его поэзии. О его планах на будущее. (Он думал о новом полноприводном автомобиле.) Притворяясь очарованной, я слушала его с приоткрытыми влажными губами.
Когда удавалось, я незаметно поглядывала на часы, мысленно умоляя, чтобы время шло побыстрее.
После мяса и салата, я кормила его шоколадным чизкейком и при каждом удобном случае наполняла его бокал. Сама я почти не пила. Финишная черта приближалась. Оставалось, может, еще полчаса. Ложка задрожала в моей руке, и я, отложив ее, сжала кулаки под столом.
Пока я убирала посуду, Ральф встал и направился в туалет. Как только он скрылся за дверью, я выхватила из своей сумочки его телефон и сунула обратно в куртку, в глубокий карман.
Снова посмотрела на часы. Пятнадцать минут. Время почти пришло. Только бы все шло по плану…
Меня била такая сильная дрожь, что пакет с кофе выскользнул из рук. Зерна рассыпался по стойке.
— Легче, детка! Он стоял у меня за спиной.
Сердце ушло в пятки. Я не слышала, как он подошел. Сколько он просидел в туалете? Что, если он наблюдал за мной и видел, как я положила телефон обратно в его карман?
— Ты в порядке? — От него пахло мясом, чесноком и красным вином.
Я кивнула, собрала зерна и включила кофемашину.
— Давай пить кофе у окна?
Я подошла к обеденному столу и задула свечи одну за другой. Вверх поднялись облачка едкого дыма.
Внезапно Ральф прижал меня к краю стола, не давая пошевелиться.
— Я знаю, что ты задумала. — Горячее дыхание обожгло мне ухо.
Я в ужасе закрыла глаза.
Большие руки скользнули по платью и сжали мою грудь.
— Ты пытаешься меня завести. И у тебя это отлично получается.
— У тебя тоже, — дрогнувшим голосом выдохнула я и развернулась в его объятиях.
Он поцеловал меня, потом еще раз, настойчивее.
— Подожди. — Я отстранилась и приложила палец к его губам. — Я тут подумала…
Он нахмурился.
Осталось, наверное, минут восемь. Семь.
— Ральф, пожалуй, в этом есть и моя вина. Хотя бы частичная… — Я старалась говорить низким голосом, зная, что ему нравится такой. — Все последние годы я занималась только Анной. Я почти перестала заботиться о тебе должным образом. Прости. Я не уделяла тебе достаточно внимания.
Его глаза смотрели на меня настороженно, гадая, к чему я завела этот разговор.
Я улыбнулась:
— Не смотрите так строго, мистер Мак. Я просто говорю, что хочу кое-что изменить. Хочу снова веселиться. С тобой.
— Звучит неплохо. Он снова наклонился, чтобы поцеловать меня.
— Подожди, Ральф. Я серьезно. Мне хочется поразить тебя. Так, чтобы ты никогда больше не возжелал другую женщину.
Я прижалась к его губам и раздвинула их, дразня кончиком языка.
— Может, попробуем что-нибудь новенькое? — прошептала я. — Как мы никогда раньше не делали?
Белки его глаз заблестели в темноте.
Пять минут. Может быть, четыре.
— Как-нибудь необычно… Может быть… О, у меня есть идея!
Он нервно облизнул губы.
— Закрой глаза, — попросила я.
Пока он стоял, расставив ноги и положив руки на стол, я достала из ящика на кухне шарф, ремни и довольно пухлый конверт.
Шарф я обмотала вокруг его лица, лишая возможности видеть.
— Ты мне доверяешь?
Он кивнул.
Я легонько поцеловала его в губы, потом завела ему руки за спину и как можно крепче связала ремнем.
Он пошевелил пальцами:
— Ух ты!
Я укусила его за мочку уха:
— Именно этого я и хочу.
— Ты точно этого хочешь? — спросил он с ноткой неуверенности.
— О да! — Я прижалась к нему. — У меня есть для тебя сюрприз. Идем на улицу.
Время пришло. Я взяла со стойки ключи от машины, конверт, сунула их в сумку, повесила ее на плечо и повела Ральфа к двери, стараясь время от времени касаться его телом.
— У тебя есть одеяло? — поинтересовался он. Там может быть прохладно.
— Не беспокойся. Я все приготовила.
Улыбаясь, он провел языком по губам.
Распахнув входную дверь, я вывела его во двор, затем открыла заднюю дверь арендованной машины и помогла забраться в салон головой вперед.
Ральф перевернулся на спину, хотя лежать на связанных запястьях ему было неудобно.
— Вот так, дорогая?
— Идеально.
Я согнула его колени и стянула лодыжки оставшимся ремнем, так туго, как могла. Связанный, он стал извиваться.
— Хелен, я не уверен, что это хорошая идея. — Он ерзал, пытаясь сесть поудобнее в тесном пространстве салона, но у него ничего не получалось. — Может, хотя бы руки развяжешь? — Его голос заполняло беспокойство.
Я выбралась из машины и остановилась, оглядываясь.
Из тени бесшумно, как кошка, вышел человек.
Майк Ридж не произнес ни слова. Он просто кивнул мне и занял мое место у открытой задней дверцы. Внезапно раздался треск, словно с раны сорвали пластырь. Потом еще и еще. Дальше было только мычание.
Майк выпрямился, захлопнул дверцу и жестом пригласил меня отойти в сторону.
Он протянул руку, и я вытащила из сумки конверт. Он аккуратно вскрыл его ногтем большого пальца и пролистал купюры, проверяя сумму.
Я протянула ему ключи от машины и шепотом спросила:
— Как вы это сделаете?
Он приподнял бровь.
— Вам лучше не знать.
Я закусила губу.
— Но хотя бы без боли?
Он пожал плечами.
— Утром позвоните в полицию. Часов в девять или десять. Не в Службу спасения, а в местный полицейский участок. Они будут дольше возиться. Скажете, что ночью угнали машину. И вам нужен документ для компании по прокату автомобилей. Я моргнула.
— А что вы сделаете с машиной?
— Сожгу, — ответил он. Не волнуйтесь. — Ридж поднял руки, демонстрируя перчатки. И доверьтесь мне. Я знаю свое дело.
Он отвернулся.
Я схватила его за руку и снова повернула лицом к себе.
— Вы уверены? А что, если они найдут его?
— Не найдут. — Ридж выглядел так, словно изо всех сил старался быть со мной терпеливым. — Послушайте, даже если клочки его тела когда-нибудь и всплывут на поверхность, полиции не за что будет зацепиться. — Он задумчиво прикусил нижнюю губу. — В том-то и дело, что все люди умирают. Только предполагается, что если уж умрут, то навсегда.
Я медлила.
Может, еще не поздно отменить сделку? Я же могу сказать, что передумала, и все отменить.
— Все ясно? — поинтересовался Ридж.
Я думала о Лоре Диксон и о том, как близок был мой муж к тому, чтобы убить ее. Но он не выказал ни малейшего раскаяния. Думала о Меган, о его угрожающих сообщениях. Он собирался преследовать девочку, наказывая за то, что она отвергла его. Как он мог пойти на такой риск, который привел бы в тюрьму нас обоих, — и все из-за его уязвленного самолюбия?
Я думала об Анне. О том потрясении, которое он навлек на нее своей ложью и эгоизмом.
Я отрицательно покачала головой.
Наблюдавший за мной Майк Ридж, казалось, прочитал мои мысли.
— Я вам кое-что скажу, миссис У. Просто так. А ведь все могло бы быть и наоборот.
Я заморгала:
— Что вы имеете в виду?
— Он звонил мне около недели назад. Анонимно, конечно, но я не дурак. Наверное, видел меня где-нибудь возле вашего дома. Предложил заплатить наличными.
Я нахмурилась:
— За что?
— Чтобы стереть вас из его жизни.
Выражение лица Риджа как бы говорило: «Улавливаешь, о чем я? Разве так можно себя вести?»
Затем он открыл заднюю дверцу и махнул в сторону Ральфа.
Я подошла. Ральф ерзал на сиденье. Его глаза закрывала полоса черного скотча. Другая полоска закрывала рот. Лодыжки и запястья тоже были обмотаны скотчем.
Я приблизила губы к его уху. Почувствовав мое дыхание, он затих.
— Ральф, почему тебе всегда было мало нас? — прошептала я. — Анны и меня.
Он запрокинул голову, пытаясь сесть.
— Все эти годы… Все эти годы я терпела твою ложь, твои интрижки. Я прикрывала тебя. Я делала все, что ты просил. Я согласилась помочь тебе сбежать от Лоры Диксон и в будущем получить страховку. Я рисковала всем. — Я помолчала, чтобы перевести дыхание и не заплакать. — И почему ты не оставил Меган в покое?
Он брыкался и бился на заднем сиденье, пытаясь кричать, но скотч заглушал слова.
— И кстати, про Ромео и Джульетту. Ты, кажется, считал себя Ромео? Только вот забыл, что в конце истории его ждет смерть.
Я поцеловала его в щеку, теперь уже не сдерживая слез. Поцеловала его на прощание.
Два месяца спустя
— Фу! Я только что дотронулась до него! Он живой!
— Что там? Дай посмотреть. Анна оттолкнула Клару в сторону. — Мамочка, гляди! Паук! Огромный!
Они стояли бок о бок и перебирали недавно собранную ежевику, высыпанную в миски. Их волосы, не так давно стянутые на затылке в аккуратные хвостики, растрепались и были усеяны обрывками листьев. У обеих рукава закатаны до локтя, открывая царапины от ежевичных кустов, пальцы и рты стали фиолетовыми от сока.
Анна без страха взяла паука в руки:
— Быстро! Открывай дверь!
Визжа, Клара побежала за ней, чтобы выпустить паука обратно в дикую природу.
— Мама! Мама едет! — закричала Клара.
Я вытерла руки полотенцем и поспешила во двор.
Машина Беа подпрыгивала на разбитой дороге, кренясь из стороны в сторону. Сама она так сосредоточенно держала за руль, что костяшки пальцев побелели.
Остановившись рядом с моей машиной, Беа выключила мотор и наконец подняла взгляд. И тут же выскочила, чтобы обнять девочек.
— Как прошла неделя?
— Отлично!
— Потрясающе!
— Ух ты! — Она посмотрела на меня: — А ты как?
Я улыбнулась:
— Лучше не бывает.
Мы отправились обедать в паб. По субботам там обычно много народу, но мы с Беа отыскали в саду лучик слабого октябрьского солнца, расстелили одеяло и устроились со всем комфортом.
Девочки бегали вверх и вниз по холму, делали стойки на руках и ходили колесом, падая в кучу друг на друга.
— Клара прекрасно провела время. — Беа улыбнулась. — Это было так любезно с твоей стороны.
Я пожала плечами:
— И Анна тоже. Она очень скучала по Кларе.
— Взаимно. Ты так выручаешь меня. Надеюсь, во время каникул я смогу навестить Меган.
— Где она сейчас?
— В Северной Камбодже.
Я кивнула.
— Все хорошо?
— Сейчас готовится к балу. Ты была права. — Она бросила на меня внимательный взгляд. Девочка заслужила передышку. В прошлом году она трудилась не разгибаясь.
Мы чокнулись бокалами. Белое вино было холодным. Беа открыла пакетик чипсов и положила между нами на одеяло. Я чувствовала, как легко моим плечам, будто сбросила тяжелую ношу, которую несла долгое время.
— Сама-то ты как? Как школа? — спросила Беа.
— Так ты об этом? — Я рассмеялась. — Довольно хорошо. Анна, кажется, освоилась. В ее классе всего десять учеников. Но это отличная школа. — Я смущенно помолчала. — И я там помогаю.
— Работаешь учителем?
— Нет! Навожу порядок в библиотеке. По большому счету у них ее и не было. Но у меня есть планы по сбору средств после Рождества, чтобы мы могли расширить фонды.
Некоторое время мы сидели молча. Осень почти прошла, но солнце согревало наши лица.
— А как вообще дела у Анны? — спросила Беа, словно на ощупь пробираясь вперед. — Она часто вспоминает об отце?
— На днях она пришла домой расстроенная, потому что дети в школе начали спрашивать, где он. Она рыдала в моих объятиях. Как я могла утешить ее? Учительница сказала, что он, вероятно, в безопасности на небесах. Не знаю, помогло это или нет.
— Выглядит она здоровой, задумчиво произнесла Беа. — Окрепшей. И более самостоятельной.
Я кивнула.
— По-моему, так.
— Но ведь вы, девочки, рано или поздно вернетесь, да?
— Не знаю. — Я вздохнула. — Возможно.
Беа замолчала, словно решая, оставить меня в покое или продолжить разговор.
— Миссис Прайор говорит, что так и будет. — Беа подняла брови. — Она говорит, что тебе нужно прийти в себя, но как только ты это сделаешь…
— О, пожалуйста! — Я покачала головой. — Миссис Прайор! Вот тебе и причина, чтобы никогда не возвращаться.
— Это не причина. — Наклонившись ко мне, она понизила голос: — Ходят слухи, что она беременна. А если так, держу пари, она больше не вернется в школу. Так что никто не будет цепляться к тебе.
Я подняла брови:
— И кто же это распускает такие слухи?
Она пожала плечами:
— Теперь, когда ты уехала, мне приходится самой крутиться. Больше некому рассказать мне, что происходит.
— Приму твои слова за комплимент. — Я сделала глоток вина. — Тогда продолжай. Что еще мне следует знать?
Она помолчала.
— Немного. — Она смотрела на девочек, которые снова скатывались с холмика. — Но кое-что все-таки следует.
Я напряглась, хотя точно знала, что она собирается сказать. Что-то, связанное с Ральфом. Полиция нашла какие-то компрометирующие улики.
Она выпила немного вина, потом сказала:
— Мисс Диксон.
— Мисс Диксон? — Я глубоко вздохнула. И что с ней? Она снова преподает?
Беа покачала головой:
— Пока нет. Но она переехала. Уехала жить к сестре в Кент.
— Кто тебе это сказал?
— Джейн из канцелярии.
Я молча кивнула. Источник надежный.
— А как у нее вообще дела? У Лоры?
— Вроде получше. У ее сестры есть дети, и мисс Диксон уехала, чтобы немного помочь ей. Пока снова не почувствует, что готова работать в школе.
Я кивнула:
— Что же, рада за нее.
Из паба с подносом бутербродов вышел бармен и выкрикнул наш номер. Беа помахала ему рукой и отправилась за девочками, чтобы они пришли и поели. Их брючки были испачканы землей, травой и фиолетовыми пятнами от раздавленной черники. Я наблюдала, как Беа, склонившись над ними, отряхивает их, то ли ругая, то ли подшучивая.
Мои мысли были далеко: устремились к Лоре Диксон. Интересно, скучает ли она по Ральфу? Считает ли, что все еще любит его? Вспомнилось, какой она стала, когда я видела ее последний раз. Бледная тень.
Я порадовалась тому, что у нее есть сестра. Добрая сестра, судя по всему. Лора уже достаточно заплатила за все содеянное. Надеюсь, у нее все наладится.
Мы принялись за еду. Анна и Клара сидели по-турецки на траве, хихикая и рассыпая крошки.
— Здорово, что вы переехали сюда, а не в Бристоль. — Обращаясь к Кларе, Беа добавила: — Съешь, пожалуйста, бутерброд. Только чипсами сыта не будешь.
Я пожала плечами, не желая встречаться с ней взглядом.
— Знаешь, я тоже рада. Это место возникло в последнюю минуту. Да и дешевле.
Беа задумчиво посмотрела на меня:
— Был момент, когда мне показалось, что мы потеряли вас навсегда. Почему ты поменяла номер?
Я съела немного чипсов.
— Потеряла старый телефон. А с деньгами у меня теперь не очень.
Беа протянула руку за очередным бутербродом, она не страдала отсутствием аппетита.
— В любом случае я рада тебя видеть. Никогда больше не убегай от нас, ладно?
— Не буду. — Я посмотрел на девочек. Анна кормила Клару картошкой фри, а та притворялась собачкой. — Обещаю.
В тот вечер мы с Анной уютно устроились у нее на постели, пока я читала ей на ночь.
Когда я отложил книгу, она обняла меня.
— Рада, что повидалась с Кларой и ее мамой, да?
— О да! Лучший. День. Навсегда.
Я поцеловала ее в макушку, вдыхая нежный запах шампуня.
— Нам с тобой хорошо вместе. Тебе так не кажется?
Она повернулась и поцеловала меня прямо в губы.
— Мамочка, представь, что я лисенок, а ты только что нашла меня!
Дочка сжалась в комочек, изображая, что у нее лисья мордочка и лапки. Я немного пощекотала ее за длинными лисьими ушками и стала гладить по воображаемой шерстке, пока она засыпала.
— Я люблю тебя, лисенок.
— Я тоже люблю тебя, мамочка.
Спустившись вниз, я заварила себе чай и уютно устроилась в кресле, глядя на ленивый изгиб долины. Наступали длинные ночи. Листья, оранжевые и золотистые, уже умирали. На темнеющем небе голые ветви писали неуклюжие каракули.
Я попробовала представить здешнюю зиму. Учителя в школе говорили, что в деревне снег иногда идет днями, а то и неделями. И тогда занятия прекращаются. Магазины тоже закрыты. Передвигаться можно только на тракторах. От одной мысли об этом мне становилось холодно.
Я была рада повидаться с Беа. Она напомнила мне, кто я. Не какая-то миссис Мак. Я снова стала миссис Уилсон и теперь по-настоящему вдовой. Как только пройдет достаточно времени, я подам заявление о признании моего пропавшего мужа мертвым через суд. И в конце концов я получу крупную сумму денег.
И если мы захотим, Анна и я, наша прежняя жизнь все еще ждет нас там, на юге. Через год, сказала Беа. Может, и так. Год вне времени, чтобы отдохнуть, восстановиться и снова обрести себя.
Бывали дни, когда подсознание играло со мной злые шутки. Просыпаясь, мне казалось, что я лежу в нашей спальне в прежнем доме. И если я протяну руку, Ральф будет рядом. Позже я спущусь вниз и буду готовить завтрак, пока Ральф плещется в душе. А затем он пойдет к машине с потрепанным школьным портфелем в руке, убирая свободной рукой упавшую на глаза прядь волос.
Но реальность давала о себе знать. До меня доносилось пение птиц в роще за нашим домом-амбаром, я слышала мычание коров откуда-то издалека, моргала, открывала глаза и обнаруживала, что я здесь одна, без Ральфа. С Анной.
Я допила чай и просто сидела, глядя на свое отражение в стекле призрачный силуэт. Тишина давила. Долину окутывала черная вуаль.
Неожиданный шорох.
Треснула палка.
Я вздрогнула. Что там?
Кровь, как молот, застучала в висках.
Снова шорох. Едва слышный скрежет по стене.
Может, лиса на охоте?
Или вдоль стены к двери крадется человек.
Я поставила чашку на столик так тихо, как только могла, и крадучись направилась к входной двери. Нервы были на взводе. В кухне горел яркий свет. Я не стала выключать его, боясь выдать себя.
В дверь постучали.
Просто ветка, которую ветром сдуло? Или все-таки костяшки пальцев?
Там кто-то есть?
Я замерла. Я не могла ни говорить, ни кричать. Стояла затаив дыхание и ждала. Сердце бешено колотилось.
Тишина гудела.
Ничего. Только ветер. Я веду себя как дура, пугаясь по пустякам.
Я достаточно пришла в себя, чтобы выглянуть наружу.
Как только я открыла дверь, свет из кухни тут же нарисовал на земле бледный конус. Я поежилась от морозного воздуха. Глаза вглядывались в темноту, пытаясь разобрать движущиеся узоры под деревьями.
Дул ночной ветер, шевеля осенние листья, заставляя их кружиться в танце.
— Эй? — Мой голос тут же исчез на ветру. Есть кто-нибудь?
Сердце было готово выскочить из груди. Двигался ли между деревьями человек или лишь тень от ветки, которую раскачивал ветер? Я сделала несколько шагов в темноту и остановилась, вся дрожа.
Сделав несколько глубоких вдохов, я постаралась успокоиться, затем пошла дальше в рощу. Над моей головой шелестели оставшиеся листья. Каждый раз, когда под ногами с хрустом ломалась ветка, я вздрагивала.
Ничего.
Я покачала головой, пытаясь успокоиться. Я веду себя нелепо, пробираясь в ночь, пугая себя. О чем я только думаю?
Повернулась и пошла обратно.
Дойдя до размытого края света, я замерла и уставилась на землю.
Там, в грязи, что-то было. Какие-то знаки. Может, девочки, играя, нарисовали палочками только им понятные иероглифы? Но почему я не заметила их раньше?
Я наклонилась, рассматривая, и вдруг мне стало страшно. Нет, это не случайные штришки.
Я пробежала взглядом по ним, прослеживая очертания.
В слабом полумраке они складывались в три слова, которые уже начали стирать летящая пыль и опавшие листья.
Скучаешь по мне?