См. стихотворение Ральфа Ходжсона «Stupidity Street»: I SAW with open eyes / Singing birds sweet / Sold in the shops /For the people to eat/ Sold in the shops of/ Stupidity Street — «Я видел своими глазами / Певчих птиц сладость / На прилавках магазинов / Людям в пищу / На прилавках магазинов / На улице Глупости». — Примеч. пер.
«Baseball When the Grass Was Real: Baseball from the Twenties to the Forties, Told by the Men Who Played It» — книга Дональда Хонига (1975).
Пленум — от позднелат. plenum (plenus): полный, наполненный, многолюдный. — Примеч. ред.
Роман с ключом (фр.). — Примеч. пер.
...И при этом, между прочим, такой, которая допускает характерную для многих пародий ошибку и неверно истолковывает лейбницевское «Все, что ни делается, все к лучшему».
Далее сокращенно — «ЛВ».
Речь об обзоре Эми Хемпел (Amy Hempel) в New York Times Book Review от 22 мая 1988 года.
Ср. « Кто на первой базе » («Who’s on First ?»).
Ср. слоган Audi для печатной рекламы 1989 года: «Устанавливает стандарт, игнорируя его».
Это различие Фреге, выдающегося философа эпохи Витгенштейна: упомянуть слово или фразу — значит говорить о них, как минимум, с подразумеваемыми кавычками (например, «Кейт» — это имя из четырех букв); использовать слово или фразу — значит упоминать обозначаемое ими (например, Кейт является по умолчанию главным действующим лицом «Любовницы Витгенштейна»...).
Если только вы не выбросите из головы все коннотации и не переведете это слово с аттического диалекта греческого языка буквально, ведь тогда оно обретает характерную для Марксона остроту, не свойственную никакому другому термину.
Этот эпиграф из «Послесловия» (глава «Становление субъективным») звучит так: «Сколь поразительная происходит трансформация... когда сознание впервые сталкивается с тем фактом, что все зависит от наших мыслей о вещах и когда в результате мысль в своей неограниченности заменяет видимую реальность». Пожалуй, следует заметить, что в датском издании существительное «трансформация» употреблено в винительном, а не именительном падеже, и что вместо слова «поразительная», как у Марксона, в некоторых переводах Кьеркегора фигурируют прилагательные «ужасная» и «страшная».
Возможно, это удалось Беккету в романс «Моллой».
Кроме того, слово «любовница» передает идею изысканного одиночества, состоящего в том, чтобы быть лингвистической возлюбленной мужчины, который, с точки зрения эмоциональной практики, не мог наделить женщину идентичностью через «любовь».
...Хотя она так и не признается, что сперва искала конкретного человека, своего мужа, и лишь затем хоть кого-нибудь...
(Информации, передаваемой ей самой, или ее самосознанию, или кому-либо, кто может появиться в будущем, или одновременно себе и кому-то другому, или никому, а быть может, все это должно остаться лишь песчинками языка, ожидающими прилива.)
Здесь и далее «Логико-философский трактат» цит. в пер. И. С. Добронравова и Д. Г. Лахути. — Примеч. ред.
Далее я буду называть его просто «Трактат», а не менее знаменитые «Философские исследования» 1953 года — «ФИ» или просто «Исследования», как принято у философов.
Так, в 1946 году, работая над «Исследованиями», Витгенштейн писал одному американскому студенту: «Что толку изучать философию, если она лишь позволяет вам с некоторым правдоподобием рассуждать о мудреных вопросах логики и прочего, но ничуть не помогает вам мыслить о важных вопросах повседневной жизни?»
Ученые склонны видеть признаки шизофрении в творчестве Витгенштейна, противопоставляя «раннего» В с его «Трактатом» «позднему» В с его «Исследованиями», «Голубой и коричневой книгами» и «Философской грамматикой».
См. «Трактат», 2.1512-1514.
Эта зацикленность на связях более фундаментальна и страшна, чем гуманистический сироп романа «Говарде Энд» с его «только соединить»: в последнем случае подразумеваются отношения между людьми, тогда как в первом — возможность существования вообще любой вселенной за пределами черепной коробки...
К этому можно добавить неоднократное упоминание прыгающих повсюду теннисных мячей — отличного макроскопического символа потока атомарных фактов...
«Трактат», 1.2.
Поскольку я не могу найти более подходящего места, куда бы это вставить, то предлагаю вам рассмотреть на примере этой строки еще одну классную форму расширения горизонта, которую Марксон применяет в «ЛВ»: его способ повествования здесь не столько «поток сознания», сколько «поток сознательных высказываний»; техника Марксона имеет тут немало общих ассоциативных качеств с техникой потока сознания Джойса, но отличается своей «направленностью»; то, на кого или на что она направлена, становится для романа имплицитным сюжетом, анти сюжетом, и ложится в основу «движения нарратива», которое делается не линейным и даже не круговым, а спиральным.
См. Barrett, W. Wittgenstein the Pilgrim // The Illusion of Technique. Doubleday, 1978.
Доктор Джеймс Д. Уоллес (отец Дэвида Фостера Уоллеса. — Примеч. пер.) в неопубликованном ответе на просьбы сына помочь с «Любовницей Витгенштейна» и «Логико-философским трактатом».
Цитата из «Трагической истории доктора Фауста» К. Марло в пер. Н. Н. Амосовой. — Примеч. ред.
Также верно и то, что Кейт идентифицирует себя с Пенелопой, Клитемнестрой, Евой, Агамемноном и особенно Кассандрой — безумной прорицательницей, предупреждавшей о вооруженных людях внутри пустых даров. Но мне кажется, что значение Кассандры скорее в том, что это функция самосознания Кейт, идентифицирующей себя с Еленой, и женского чувства вины, о чем пойдет речь далее.
(Столько же времени Кейт потратила на свои блуждания по древнему и современному пустым мирам, ночуя в музеях и «разыскивая» людей.)
Очевидно, весьма близка для читателей: больше половины рецензентов ошибочно назвали рассказчицу «ЛВ» Еленой.
Это не мое сравнение, но ничего лучше я придумать не могу, пусть даже оно и не очень удачное; но суть тут очевидна, и вам, надеюсь, тоже: это один из звоночков, сигнализирующих о том, что голос рассказчика явно о чем-то сообщает читателю, хотя делает вид, будто ничего такого не делает, как в следующем диалоге: «Господи, Кремон, эта твоя алая татуировка МАТЬ выглядит еще более зловеще на фоне пепельно-бледной кожи, теперь, когда кровь снова прилила к твоим ногам, которые ты расколошматил, пытаясь обогнать 74-вагонный товарняк в Декейтере той благоуханной, но почему-то одновременно холодной ночью в 1979 году», — определение «корявый» вполне подходит для подобного текста.
Ср. в этой связи:
И осознав, что выпал, вовне и вниз, из Полноты, он попытался вспомнить, что же была Полнота.
И вспомнил, но обнаружил, что нем и не способен рассказать о ней другим.
Ему хотелось сказать им, как она устремилась к отдаленнейшим пределам и воспылала страстью вне его объятий.
Она мучилась великой мукой, и сладость поглотила бы ее, не достигни она предела и не остановись.
Но страсть длилась помимо нее и нарушала предел.
Иногда ему казалось, что он вот-вот заговорит, но молчание длилось.
Ему хотелось сказать: «Бессильный и женственный плод». (Фрагмент из пролога к «Страху влияния» Хэролда Блума цит. в пер. С. Никитина. — Примеч. пер.)
Этот фрагмент (с моим курсивом) из «Плеромы» Валентина 199 года н. э. представляет собой неоплатонический гностицизм, который послужил метафизическим контрапунктом для антиидеализма в «Трактате» и удачно демонстрирует амбивалентность Марксона в отношении того, является ли положение Кейт в конечном итоге подобным Елене или Еве.
Это сообщество — не что иное, как сексуальное общество, изображенное мужчинами, писавшими священные книги и эпосы, причем эти мужчины, в свою очередь, интерпретируются и преображаются Марксоном...
« Мир есть все то, что имеет место... Мир распадается на факты ».
В оригинале — каламбур, отсылка к поговорке «фамильярность порождает презрение». — Примеч. пер.
Очень классные рассуждения по этому поводу прослеживаются в книгах «How То Do Things with Words» («Как делать вещи/ дела при помощи слов») Джона Остина и «Must We Mean What We Say?» («Должны ли мы иметь в виду то, что говорим?») Стэнли Кавелла.
Ср. «ФИ», 1,23...
Тахионы, нарушения причинно-следственных связей и принцип суперпозиции существенно осложняют позицию Витгенштейна, к тому же в профессиональных журналах начинают появляться очень интересные материалы о тесной связи между временными идиомами обыденного языка и передовыми квантовыми моделями... но, в общем, вы понимаете, о чем речь.
Знаменитое и пресловутое Familienabänlicbkeiten (без шуток). См. «Голубая книга» (17, 87 и 124), «Философская грамматика» (75) или «ФИ» (1,67). Не менее знаменитые высказывания об играх и правилах есть в «ФИ» (1,65-88).
Здесь и далее «Философские исследования» цит. в пер. М. Козловой. — Примеч. ред.
«ФИ», I, 123. Это маленькое глубокое предложение означает приблизительно то, что мы сейчас и навсегда «здесь внизу» в языке, внутри него, на уровне первого этажа, и поэтому видим картину в целом не лучше, чем кто-то приземленный, в отличие от кого-то в воздухе, кто может посмотреть вниз на приземленного человека и землю вокруг него, различить формы на фоне других, более крупных форм, увидеть их как формы чего-то большего, а не просто как рельеф, лабиринт, мир, целое... приземленного человека.
Заметим мимоходом, что темы наречения-как-освобождения, присутствия-как-привилегии также сквозят во многих феминистических теориях, с которыми автор романа определенно знаком...
То есть она делает это ради ментального выживания, а не из интереса, надежды на признание или выгоды.
Я все жду, когда теоретики феминизма заговорят о разложении как текстуальном феномене; это была бы ироничная шутка с долей правды: «разложение» есть, в сущности, пассивная «деконструкция», которую скорее наблюдают, нежели осуществляют, и при этом читатель становится последним «отсутствующим» в постструктуральном тотеме отсутствия: одно из откровений повествования Кейт — это потрясающая сила писателя-как-свидетеля, крайне пассивного, неслышимого — возможно, именно это в большей степени, чем все остальное в моем последнем абзаце, составляет феминистическую вишну [vishna] скептицизма.
Я не стану тратить ваше время, расписывая, какая это превосходная инверсия когито и онтологического аргумента.
«Трактат», 6.54.