Когда Джессика переступила порог своего причудливо построенного дома, там было тихо. Она бросила пляжную сумку возле лестницы и направилась на кухню. Несколько лет назад маме взбрело в голову сделать там ремонт, и теперь стены были отделаны испанскими изразцами.
– Вот и я! – крикнула Джессика, но никто не отозвался.
На кухонном столе лежала записка от Элизабет. Она писала, что решила сделать перерыв в работе над пьесой и отправилась к Тодду.
«Мама и папа приедут часов в шесть, привезут на ужин пиццу», – говорилось в конце. Вот и объяснение необычайно тихого воскресного дня.
Джессика жалобно шмыгнула носом.
«Так я и знала», – подумала она, поднимаясь в свою комнату.
Джес бросилась ничком на неубранную кровать. Родители совершенно забыли, что она и Элизабет существуют. Превратились в трудоголиков. Им ничего не стоит разрушить жизнь собственных дочерей!
Она печально оглядела свою спальню.
– Я столько сил потратила на эту комнату! – в отчаянии воскликнула она.
– Уж это точно. – В приоткрытую дверь просунулась голова Элизабет.
– Лиз! – вскрикнула Джессика, вскочила с кровати и стиснула сестру в объятиях. – Куда ты подевалась?
Элизабет засмеялась и попыталась освободиться.
– Я была у Тодда. Что случилось? – спросила она, заметив, что Джессика чем-то встревожена. – Что, кто-то покушался на твой интерьер?
В обычной ситуации Джессика бы непременно рассмеялась. Ее комната была постоянным объектом шуток всей семьи, особенно Элизабет. Но Джессика никого не хотела слушать. Ей нравилось, как выглядит ее спальня. Стены она выкрасила в темно-коричневый цвет.
«У тебя, как в канаве», – говорила ей Элизабет.
Вещи, по словам Джессики, лежали в комнате «а-ля натюрель».
«Это значит, – поясняла Элизабет, – что одежда, вместо того чтобы висеть в шкафу, валяется где попало».
Теперь эта шутка не показалась Джессике забавной. Уехать из своей комнаты, из Ласковой Долины! При мысли об этом ее зеленовато-голубые глаза наполнились слезами.
– Ты только посмотри! – она вручила сестре скомканное письмо.
Элизабет разгладила смятый листок и тревожно пробежала его глазами.
– Откуда ты взяла его, Джес? – прошептала она, кончив читать.
Джессика бросилась на кровать.
– Письмо мне дала Кэролайн Пирс. Вечно она сует нос в чужие дела! Даже страшно подумать, где она его откопала. Ну да бог с ней. Как нам быть, Лиззи?
Элизабет вздохнула и присела на краешек кровати рядом с Джессикой. На лицах сестер было одинаковое выражение смятения и обиды.
– Думаю, нам надо поговорить с родителями начистоту. – Лиз старалась унять дрожь в голосе. – Мама же не дала окончательного ответа. Нечего бить тревогу раньше времени.
– О чем ты говоришь! – взвыла Джессика. – Ты что, не понимаешь, что нам конец? Крышка!
Элизабет рассмеялась:
– Успокойся, Джес. Если мы будем так себя вести, то не сможем никого разубедить. Надо взять себя в руки.
– Ладно, – вздохнула Джессика. – Я постараюсь быть спокойной.
Но этим же вечером, не успели родители вынуть пиццу из коробки, произошел первый взрыв.
Когда Джессика спустилась вниз, Элис Уэйкфилд доставала из серванта тарелки. Обычно при взгляде на молодое лицо матери, ее голубые глаза и светлые волосы, собранные в хвост на затылке, Джессика расплывалась в улыбке. Но в тот вечер она была мрачной как туча.
– Что с тобой, Джес? – спросил Нед Уэйкфилд.
У Джессики задрожала нижняя губа. Она села за стол, тщетно стараясь оставаться спокойной. Наконец плотина прорвалась.
– Мама, как ты можешь так с нами обращаться? – выкрикнула она.
Миссис Уэйкфилд, расставлявшая тарелки, засмеялась и села.
– Дорогая, зачем так расстраиваться из-за какой-то пиццы?
Элизабет, которая в этот момент вошла в комнату, предостерегающе взглянула на сестру, но было поздно. Обливаясь слезами, та гневно смотрела то на мать, то на отца.
– Причем тут пицца! Я говорю о своей жизни!
– Джессика, – мягко произнес Нед Уэйкфилд, откидываясь на спинку стула, – может, ты объяснишь нам, что случилось?
– А вот что! – Джессика выхватила из кармана рубашки письмо и протянула матери. – Как же так, мама? Выходит, мы не имеем права голоса в таких важных вещах, как переезд?
Элис Уэйкфилд молча смотрела на письмо.
– Откуда это у тебя, Джес? – наконец спросила она.
– Дал один человек, – ответила та и, тут же поняв, как двусмысленно это прозвучало, замотала головой. – Это совершенно не важно! Я не понимаю, почему ты нам ничего не сказала заранее!
Миссис Уэйкфилд вздохнула и умоляюще взглянула на мужа.
– Я просто не успела, все происходило слишком быстро. Неделю назад мне позвонил Джон Пейн, директор компании «Хэрли». Я наверняка вам рассказывала о ней. Это одна из крупнейших дизайнерских фирм штата. Мистер Пейн хочет, чтобы я возглавила одно из их отделений. Предложение очень лестное. Я не сказала вам ничего на прошлой неделе, потому что мне нужно было все обсудить с папой.
– А теперь ты уже все решила, – огрызнулась Джессика.
– Джессика Уэйкфилд! – строго произнес отец. – Что за тон! Тебе не кажется, что ты должна поздравить маму?
Но дочь уставилась в тарелку.
– Мы обе гордимся тобой, мам, – отреагировала за двоих Элизабет. – Просто это так неожиданно.
– Я знаю, – сказала миссис Уэйкфилд со вздохом, – неожиданно для всех нас. И всем придется серьезно подумать, прежде чем мы примем решение. Но…
– Как ты можешь даже думать об этом! – взвилась Джессика. – Ты прожила в Ласковой Долине всю жизнь! Как тебе в голову пришла мысль об отъезде!
– Ну это как посмотреть. Смена обстановки может пойти всем на пользу, – возразил Нед Уэйкфилд. – Сан-Франциско – очень красивый город, мне всегда там нравилось, и, может быть, вы обе…
– Но, папа, – перебила Элизабет, забыв о своем намерении сохранять спокойствие, – как же твоя практика? Ты что, решил бросить юриспруденцию?
Мистер Уэйкфилд рассмеялся:
– Не совсем. Я просто поищу другое место работы. По правде говоря, я уже связался с несколькими тамошними фирмами, и они не прочь нанять опытного работника.
Элизабет побледнела. Родители всерьез собрались переезжать, все обсудили, обо всем подумали – обо всем, кроме судеб своих дочерей. Что они будут делать в Сан-Франциско?
– А о нас вы подумали?! – возмутилась Джессика.
– Конечно, дорогая, – ответила дочери миссис Уэйкфилд. – Поверь, меня это очень волнует. Я знаю, что вам обеим будет очень тяжело менять школу в середине учебного года, но…
– Тяжело! – завопила Джессика. – Это слабо сказано! Ты не представляешь, что это для меня значит! Мне придется оставить команду болельщиц, друзей, все, все! А Лиз? Неужели ты думаешь, что она вот так все бросит и уедет, расстанется с Тоддом?
– Девочки, я знаю, что вам обеим будет очень тяжело, – устало проговорила миссис Уэйкфилд. – Уверяю вас, мы не будем принимать скоропалительных решений. Однако…
– Однако вы уже проголосовали за переезд! – выкрикнула Джессика. – Ты даже не хочешь выслушать нас! Эгоистка!
– Довольно! – гневно воскликнул мистер Уэйкфилд и швырнул на стол салфетку. – Джессика, это ты ведешь себя как эгоистка! Вы обе разочаровали меня. Мама столько работала, чтобы достичь этой ступени своей карьеры. Неужели вы не понимаете, как это важно для нее! Мы еще ничего не решили и не собираемся решать, не посоветовавшись с вами. А вы могли бы отнестись к маме добрее.
Джессика начала всхлипывать:
– Я этого не вынесу… Как подумаю, что мне придется прощаться с Карой и Лилой…
– Хватит! – вскричал мистер Уэйкфилд. – Джессика, немедленно извинись и иди в свою комнату. Мы продолжим этот разговор, когда ты перестанешь вести себя как ребенок.
– И уйду! – Она отшвырнула салфетку и бросилась наверх.
От ее шагов все вокруг сотрясалось.
Элизабет посмотрела на растерянные лица родителей.
– Если вы не возражаете, я тоже пойду наверх. – Она аккуратно сложила салфетку и поспешила вслед за сестрой.
Лиз не сердилась на Джессику за то, что та устроила сцену. В данном случае она полностью разделяла ее чувства.
Но как только Элизабет вышла из гостиной, ее злость словно испарилась.
«Папа прав, – подумала она. – Мама ждала, что мы обрадуемся за нее, а мы…»
Мысль об отъезде из Ласковой Долины была невыносима для Элизабет. Она так любила свой город!
Но слезами горю не поможешь. Как заставить родителей передумать?
«План – вот что нам нужно», – сказала она себе и постучала в дверь спальни Джессики.
– Войдите. – Джессика подняла зареванное лицо и поглядела на сестру.
– Джессика Уэйкфилд, – произнесла Элизабет, и ее бирюзовые глаза загадочно блеснули. – По-моему, нам пора кое-что предпринять.
– О чем ты говоришь, Лиззи? Нам остается только паковать вещи, а потом нас перевезут на новое место. Я уже слышу звон трамваев.
– Неужели ты так просто сдашься? Это на тебя не похоже, – сказала Элизабет. – Мы наделали глупостей. Но с этой минуты будем действовать строго по плану.
– По какому плану? – оживилась Джессика и вытерла глаза.
– Дело в том, что пока его нет, – призналась сестра. – Но он непременно появится! – поспешно добавила она, видя, что Джессика опять начала всхлипывать. – Мы должны придумать, что делать.
Несколько часов спустя Элизабет сидела за столом, уставившись на исписанную страницу своего блокнота. Голова ее шла кругом. Знакомые строки обрели совершенно новый смысл. На глаза наворачивались слезы, которые она не могла удержать.
Идею пьесы ей подсказала Оливия Дэвидсон, художественный редактор «Оракула». Вернее, просто дала прочесть книгу, которая разбудила в ней интерес к Элизабет Баррет Браунинг. Это была тоненькая книжечка стихов под названием «Сонеты. Перевод с португальского». Элизабет очаровали прекрасные строчки, и она решила узнать побольше об их авторе. Тогда-то ей и открылась любовная история Элизабет Баррет и человека, который позднее стал ее мужем, – поэта Роберта Браунинга. Почти все свои взрослые годы Элизабет Баррет была прикована к инвалидному креслу, что не помешало ей полюбить и выйти замуж.
Лиз вспомнились строки из писем Браунинга о расставаниях и потерях, которые она использовала в своей пьесе. Сейчас они тронули ее до слез. Какая ирония судьбы! Когда только начинала писать, даже в голову не могло прийти, что им с Тоддом придется расстаться. Мысль о том, что она больше не увидит его, была невыносима.
«Но сейчас я ему ничего не скажу, – поклялась она. – Может быть, нам с Джессикой еще удастся уговорить родителей не уезжать. Не буду расстраивать его раньше времени».
Внизу раздался звонок в дверь, который вывел Элизабет из задумчивости. Она совершенно забыла, что Тодд должен зайти за ней. Через десять минут в кафе «Дэйри Берджер» у них была назначена встреча с Оливией Дэвидсон и Роджером Пэтменом, а она еще даже не одета!
Элизабет мгновенно умылась, натянула чистую футболку, расчесала свои светлые волосы и собрала их в хвост на затылке. Тодд внизу разговаривал с ее родителями, и она торопилась спуститься до того, как в разговоре всплывет Сан-Франциско.
Но она напрасно беспокоилась. Родители и Тодд обсуждали местные сплетни.
По дороге в кафе Тодд был в отличном настроении.
– Что с тобой сегодня? – спросил он наконец, заметив, что Элизабет все время молчит.
Она вздохнула.
– Я просто беспокоюсь о пьесе, – солгала она. – Впереди еще столько работы, а у меня постоянно не хватает времени. – «Да еще все мысли заняты одним – как бы заставить родителей не уезжать из Ласковой Долины», – добавила она про себя.
– У тебя получится отличная пьеса, – уверенно сказал Тодд. – Когда дашь почитать?
– Как только закончу, – пообещала Элизабет. – Знаешь, Тодд, – произнесла она печально, пока они парковали машину, – боюсь, что Билл Чейз напишет что-то действительно стоящее. Он здорово поднаторел в драматургии с тех пор, как познакомился с отцом Диди.
Пару месяцев назад Билла не интересовало ничего, кроме серфинга. Но потом он получил роль в школьном спектакле. Во время премьеры его взял на заметку отец Диди, театральный агент, который собирался отправить юношу в Голливуд на кинопробы. И хотя Билл не сделался звездой в мгновение ока, он всерьез собирался стать профессиональным актером.
– Твоя пьеса все равно будет лучше, – убеждал ее Тодд. – Эй, выше нос! Не грусти!
– Извини меня. – Элизабет попыталась улыбнуться. – Я просто переработала. – Она взяла Тодда под руку, и они вошли в кафе.
– Вот и Роджер. – Тодд повел ее к столику в углу.
– Привет! – крикнул Роджер Пэтмен и помахал им рукой. – Оливия пошла заказать нам что-нибудь. – Он указал в сторону стойки, где кудрявая девушка ставила на поднос стаканы с молочным коктейлем.
– Здравствуй, Лиззи. Как продвигается работа над пьесой? – поинтересовалась Оливия, подходя к столику.
Элизабет пожала плечами.
– Как тебе сказать, – ответила она уклончиво.
Делать вид, что ничего не случилось, было сложнее, чем она предполагала. Элизабет оглядела кафе, увидела лица ребят, с которыми она выросла, и к глазам подступили слезы. Разве она сможет покинуть Ласковую Долину? Расстаться с Тоддом? Она взяла его руку и сжала изо всех сил.
Оливия вдруг посмотрела куда-то в сторону и сообщила:
– Ну вот. Сейчас начнется.
– Что начнется? – спросил Тодд и сжал в ответ руку своей подруги.
– Приближается Кэролайн Пирс, – вздохнула Оливия и отпила из своего стакана. – Не поворачивайтесь. Она идет прямо сюда, и, похоже, у нее что-то на уме.
– Лиз, я так рада, что встретила тебя! – Кэролайн придвинула стул и села. – Я хочу, чтобы ты извинилась за меня перед Джессикой.
– За что? – опасливо произнесла Элизабет, предчувствуя недоброе.
– Я не должна была обсуждать планы вашей матери в присутствии друзей Джес, – ответила Кэролайн, не замечая, как внимательно прислушиваются к ее словам все сидящие за столом. – Это было нечестно.
– Все нормально, Кэролайн, – нехотя произнесла Элизабет.
– Какие планы? – спросил Тодд.
Кэролайн медленно оглядела присутствующих, и постепенно до нее дошло.
– О нет! – Она хлопнула себя рукой по лбу. – Я опять ляпнула что-то не то!
– Ну почему же, – сказал Тодд. – Лиз, о чем она говорит?
Элизабет со вздохом отодвинула свой коктейль.
– Тодд, мне надо тебе кое-что сообщить, – медленно начала она. – Я не хотела огорчать тебя раньше времени, но плохие новости трудно утаить.