За завтраком Кирилл спросил:
– С кем по телефону так долго разговаривала? Хорошие новости? Ты прямо вся светишься…
– Вирра звонила, – со счастливой улыбкой ответила ему Алина.
Кирилл в удивлении изогнул бровь.
– Вирра? И что она хотела?
Алина с недоумением взглянула на него, так как его голос был полон скептицизма.
– О здоровье спрашивала. – И, вздохнув, продолжила: – О Серёже вспоминала и о малыше жалела.
Алина вдруг сморщилась, будто вот-вот собиралась заплакать… Кирилл, уловив перемену в её настроении, тут же постарался переключить внимание на другое.
– А хорошего-то что сказала? У тебя радость на лице прямо написана. Что именно тебя заставило так светиться?
Его манипуляция вполне удалась. Алина, позабыв про слёзы, тут же снова счастливо заулыбалась.
– Она берёт на работу Марину и Никиту, как когда-то мы и планировали с Серёжей.
Кирилл, перестав жевать, воззрился на сидящую напротив него женщину и, помешкав пару десятков секунд, попросил:
– Отмени переезд детей в Милан. Давай оставим их в Нью-Йорке, в американском офисе.
– Почему? – искренне удивилась Алина, уже мысленно видевшая дочь и зятя живущими и работающими в Милане.
– Понимаешь…
Он на какое-то время задумался, явно подбирая слова.
– Им будет тяжело работать с Виррой. Она весьма непростой человек и может в любой момент выкинуть какой-нибудь фортель.
– Но она очень хорошо относится к Марине и Никите. Она считает Марину своей сводной сестрой.
Кирилл покачал головой и грустно сказал:
– Алина-Алина! Ты как дитя малое да неразумное. Впрочем, тебе простительно. Ты совсем не знаешь эту девушку. Она милый и добрый человек, пока это не мешает ей жить. Это железная девочка, и для достижения задуманного она может пойти по головам кого угодно. Пойми, говорю «по головам» только потому, что не хочется говорить «по трупам».
– Кирилл. Думаю, ты не прав. У нас сложились очень доверительные отношения. Она и ко мне тоже хорошо относится.
– Пойми! – вздохнул он. – Сейчас её некому останавливать. У неё был один авторитет – отец. Она прислушивалась только к Сергею.
– Но этот переезд затевали мы вместе с ним. Так что это было желанием её отца.
– Ну и что, – настойчиво гнул он свою линию. – Тогда бы она не захотела его расстраивать. Теперь же, – Кирилл нервно пожал плечами, – стоп-кран в её голове сорван. Её некому журить за промахи.
– А ты? Ты для неё не авторитет? Не контролёр?
– Я? – Он усмехнулся. – Ко мне у неё несколько другое отношение. Вот этого я и боюсь в первую очередь. Она ведь как собака – «Сама не ам и другому не дам!»
Алина поняла, о чём говорит Кирилл. Конечно же, он имел в виду влюбленность в него Вирры. Глядя на него, осознала, что эта тема ему неприятна, но, тем не менее, сказала о давно терзающих её сомнениях.
– Кстати, я давно хотела с тобой на эту тему поговорить.
Она замолчала, мысленно набираясь смелости для сложного для них обоих разговора.
– Ты действительно не любишь её? – выдавила она из себя мучающий её вопрос.
– Алина! – Кирилл даже застонал от её вопроса. – Ну а как ты думаешь? Конечно люблю… Только как свою воспитанницу, как племянницу, в конце концов. Но ни в коем случае не как женщину, с которой я бы хотел спать и делать детей. Прости за столь грубую откровенность.
Алина покраснела от его слов, понимая, что первый раз слышит это лично от самого Кирилла. Ей было очень жалко Вирру, и она чувствовала ответственность за её благополучие перед памятью мужа. Однако, чёрт побери, пресловутая соперница, живущая в её душе и претендующая на Кирилла, была безумно рада тому, что тот категорически не интересуется этой девушкой. Ну просто бальзам на душу! И всё же Алина рискнула продолжить этот разговор:
– А ты пробовал с ней поговорить? Объяснить своё нежелание, донести до неё причины. Вирре ведь сейчас реально тяжело без мужской поддержки. Она отца потеряла.
– Алина – Алина. – Кирилл покачал головой. – Добрая ты душа! Недаром тобой все в этой жизни пользуются…
Она насупилась.
– Прости, но это звучит как-то уж очень двусмысленно, если не сказать просто грубо.
Несмотря на явно сквозившую в её голосе обиду, Кирилл улыбнулся.
– С каких пор ты стала «нежной фиалкой», страдающей от слов других людей? По-моему, ты всегда «лопала» любую обиду, даже не поморщившись.
– Ты сейчас пытаешься меня задеть? – с вызовом произнесла Алина, не желая признаваться даже самой себе, что Кирилл-то, по сути, прав. Просто он не привык к ней новой, той, которую из неё сделал Сергей. – У каждой женщины в жизни наступает период, когда ей надоедает в глазах окружающих выглядеть дурочкой, – внезапно успокоившись, но как-то уж чересчур вяло отреагировала она на его странный вывод о себе.
– Мне обидно за тебя. Серёжка правильно говорил: ты абсолютно не приспособлена к жизни. Очень уж доверчивая и ведомая. Совсем не умеешь отказывать.
Алина вспыхнула от досады, а потом, пересилив себя, прошипела, затронув другой, не менее важный и сложный вопрос, на обсуждение которого они обоюдно объявили мораторий:
– Так ты надеешься услышать «да»? По-моему, ты очень самонадеян.
Теперь наступил его черёд вспыхнуть, да так эмоционально ярко, будто спичкой по коробку нервов чиркнули. Но Кирилл сдержался. Только глазами зло глянул, да закусил нижнюю губу так, что на месте укуса выступила капелька крови.
«Бешеный, – подумала Алина, наблюдая, как он стирает с губы кровь. – Это я его таким делаю или просто не успела узнать, каков он настоящий?»
– И всё же! Что с Виррой? – решила она увести диалог с неудобной для неё темы, в другую, неприятную, но всё же менее болезненную.
– Ничего. Не провоцируй меня! Я даже ради памяти своего лучшего друга не буду врать: ни тебе, ни ей. То, что она втемяшила себе в голову, выбить сложно. Но поверь, тебе не стоит влезать в эту грязь и извращение. Это не любовь с её стороны – это прихоть. Когда любят, не делают больно другим.
Алина замерла. Она вдруг подумала: то, что сейчас сказал Кирилл, в какой-то степени относится и к ней из их общей юности, как, впрочем, и к настоящему. Ведь она, испытывая к нему давнюю симпатию, с наслаждением мучает его сейчас.
«По его логике, если я смогла и могу делать ему больно, значит, не любила и не люблю?! Наверное… Только разве его слова – догма? Да и потом, должна же я его наказать за тот фокус, что они провернули со мной в своём “мужском междусобойчике” с Серёжкой. Радостно, что у них выходит всё не так гладко, как они предполагали».
Кирилл каким-то внутренним чутьём уловил начинающуюся в её душе бурю и поэтому поспешил продолжить свою мысль:
– Я понимал бы её, если бы Вирре было двадцать лет. Гормоны требовали выхода, и её корёжило бы не только от эмоций, но и от их нестабильности. Но ей тридцать! Алин! Ей тридцать! Давно следует вести себя более сдержанно. Она руководит большим бизнесом. Поэтому сейчас уже всё её поведение, всё её естество показывает глубину эгоизма этой молодой женщины. Да, не удивляйся. Она просто махровая эгоистка. И это не лечится, никак!
Алина с недоверием посмотрела на него. Увидев её странный взгляд, он устало произнёс:
– Ты сама толкаешь меня на поступки, после которых первая же перестанешь уважать. – И вдруг разозлился. – Ещё раз говорю, я против того, чтобы меня укладывали в постель к человеку, к которому я не испытываю сексуального влечения.
Алина в очередной раз вспыхнула. Её щеки обожгло горячечным румянцем. Кирилл же, распаленный её настойчивостью, завёлся:
– Давай побережём детей и не будем заталкивать их в эту мясорубку странных отношений. Прошу, отмени их переезд! Вирра ничего хорошего в их жизнь не принесёт. Ребята у тебя счастливые, любят друг друга, а для неё чужое счастье, в основе которого взаимная любовь, – как соль на свежую рану. Не рискуй!
– Думаю, уже поздно что-то отменять. По сути дела, меня просто поставили перед фактом уже свершившегося, – вынырнув из задумчивости, произнесла она. – Через месяц ребята переезжают. Всё решено. Сейчас уже ищут квартиру в аренду.
Кирилл тоже тяжело вздохнул и с какой-то обречённостью в голосе подвёл итог:
– Ну что ж! Раз так получается, то, значит, ребятам предстоит через это пройти… Ты только сама с Мариной и Никитой поговори, предупреди их, чтобы сильно не расслаблялись и не доверяли Вирре на все сто процентов. Если что, сразу пусть либо тебе говорят, а ты уже мне передашь, а ещё лучше – пусть выходят сразу на меня. Попробую вмешаться и что-то сделать.