Мой альпинизм

Виктору Варову

Виталию Антипину

Сергею Гатанову

Альберту Мартиросяну

Эдуарду Рахимову

Владимиру Парфенову

Наше путешествие в Страну Востока и лежавшее в его основе наше сообщество, наше Братство — это самое важное, единственно важное, что было в моей жизни, нечто, в сравнении с чем моя собственная личность просто ничего не значит.

Ибо ведь целью нашей была не просто Страна Востока, или, лучше сказать, наша Страна Востока была не просто страна, не географическое понятие, но она была отчизной и юностью души, она была везде и нигде, и все времена составляли в ней единство вневременного.

Герман Гессе, «Паломничество в Страну Востока»

1

Мутное от грязи окно во всю стену ярко освещалось весенним солнцем. Пыльные макеты и пустые чертежные доски навевали тоску. По углам серебрилась паутина, лоснящиеся обои свисали клочьями. На письменном столе, заваленном едой, возвышалась полная воды стеклянная банка. Кипятильник поднимал со дна редкие пузырьки воздуха. Работало радио.

«Тридцать лет, — говорила ведущая, — трудится на фабрике "Красный треугольник" Валентина Ивановна Калашникова. Исполнительный работник и отзывчивый товарищ, Валентина Ивановна заслуженно пользуется уважением сотрудников по цеху. По итогам за год бригада формовщиков, в которой работает Валентина Ивановна, вышла на первое место по объединению, в чем немалая заслуга и самой Валентины Ивановны, трудолюбие которой не раз отмечалось похвальными грамотами и ценными подарками. Сегодня Валентине Ивановне исполняется пятьдесят лет. Любящую жену, добрую маму и заботливую бабушку поздравляют муж, две дочери и четыре внучки Валентины Ивановны. Они просят передать для нее песню в исполнении ее любимой певицы Нани Брегвадзе. Мы с удовольствием присоединяемся к поздравлениям. Доброго здоровья, счастья и долгих лет жизни вам, уважаемая Валентина Ивановна!»

«Я еще не успела испить свою осень, — раздался голос певицы, — а уже снегопад сторожит у ворот. Он надежды мои, как дороги, заносит и грозит застелить надо мной небосвод…»

Вода в банке шумно закипела, и в комнату вбежала толстушка лет двадцати восьми с целлофановой упаковкой в руках. Выдернув шнур из розетки, она вынула кипятильник и повесила на вбитый в чертежную доску гвоздь.

— Сэ-негопад, сэ-негопад, не мети мне на косы… — подражая грузинскому акценту, девушка всыпала в кипяток немного заварки, плюхнулась на стул и принялась внимательно разглядывать пакет, прощупывая через упаковку его содержимое.

— Маякова, апельсины! — на пороге комнаты появилась женщина в распахнутом зимнем пальто с двумя сумками в руках.

— Я же говорила! — девушка отложила пакет в сторону.

— Некоторые, правда, уже подгнивать начали… — поставив сумки на стул, женщина сняла пальто и бросила его на кульман, взметнув клуб пыли.

— Так у них всегда так! Держат до последнего момента, пока не сгниет.

— Забирай свои, — женщина пододвинула к столу одноногий вертящийся табурет и отломила кусок булки.

Хлопнув дверью, в комнату быстро вошел худой мужчина лет пятидесяти, одетый в домашний вязаный свитер и пузырящиеся на коленях пятирублевые джинсы.

— Чаю! Чаю! Скорее чаю! — мужчина прошел в угол комнаты, упал в глубокое кресло, раскрыл лежащий на захламленном столе дипломат, вынул какие-то листки, быстро просмотрел их, некоторые отложил в сторону, другие кинул обратно и захлопнул дипломат. — Убегаю в «Спецтоннель»!

— Какой «Спецтоннель», Сергей Сергеевич?! — опешила женщина. — Мы же с вами договаривались на сегодня! Вы же обещали!

Мужчина не реагировал, сосредоточенно роясь в ящиках своего стола.

Девушка обернулась в его сторону:

— Сергей Сергеевич, тебя «Сети» просили зайти.

— Тятя, тятя, наши «Сети» притащили мертвеца… — продолжая что-то искать, мужчина привычным движением похлопал себя по карманам.

— Бросаете, значит, Сергей Сергеевич? В такой момент? Ну ладно, Сергей Сергеевич. Идите в свой «Спецтоннель», куда хотите, хоть на Северный полюс! А нас тут пусть лишают премий, увольняют с работы, раз вам все равно! — обиделась женщина.

— Ну почему сразу же мой «Спецтоннель»? Это же, можно сказать, наш «Спецтоннель»!

— Я уже налила. Тебе булку намазать? — спросила девушка.

— Только вообще не надо мне, пожалуйста, ничего говорить про еду! — неожиданно занервничал мужчина.

— А что такое, Сергей Сергеевич? — заинтересовалась женщина.

— Что такое, что такое, вообще! Теперь они еще спрашивают, что такое!.. Вы же меня там бросили вчера в лаборатории! Оставили на растерзание этим волкам!

— Как это мы вас бросили, Сергей Сергеевич?! — возмутилась женщина. — По-моему, так вас просто за уши оттуда было не вытащить!

— Вы что, не знаете, можно подумать, вообще, кто там работает? — мужчина поднялся с кресла. — Это же банда подлецов!

— Да ты вспомни, Сергей Сергеевич, — засмеялась девушка, — как вы тут под Новый год к концу дня просто падали со стульев!

— Что такое, вообще, что за диверсия? — мужчина обшарил куртку, висевшую на спинке кресла. — Где мои сигареты?

— У меня на столе, — сказала девушка.

— Ну вот, вообще, всегда так… — мужчина надел куртку, кепку, взял дипломат, подошел к столу и присел на краешек стула, на котором стояли сетки с апельсинами.

Взяв чашку, он сделал, обжигаясь, несколько торопливых глотков. Потом продекламировал:

— Я хочу напиться чаю, к Маяковой подбегаю. А пузатый от меня…

— Сергей Сергеевич, ну ты нахал! — возмутилась девушка.

В этот момент дверь в комнату распахнулась.

— Девчонки! — раздался звонкий женский голос. — Давайте быстрее, касса уже открылась!

Женщины, как по команде, вскочили, схватили кошельки и убежали.

Оставшись один, мужчина отпил еще немного, встал, поправил кепку, выключил радио, поднял дипломат, взял со стола девушки пачку сигарет и торопливо вышел вслед за ними.

В комнате стало совсем тихо. Только негромко гудел вентилятор, поигрывая страницами недочитанной газеты.

Вдруг на верхнюю часть окна надвинулась бесформенная тень. Постоянно видоизменяясь, она немного проползла вниз и остановилась. Затем с наружной стороны к окну прилепилась мокрая щетка и стала его тереть, отчего по стеклу потекли мыльные разводы. Потом в верхней части окна, сдвигая грязную воду в сторону, проехал стеклоочиститель, приоткрыв кусок ярко-синего неба.

С каждым новым движением окно становилось все прозрачнее, и, когда очистилась большая часть стекла, с той стороны стал виден Андрей. Он сидел на маленькой доске, подвешенной с помощью строп и металлической рогатины к двум потрепанным веревкам. На нем были черные вельветовые брюки, заправленные в желтые резиновые сапоги, и красная куртка. Сбоку болталось полное мутной воды белое пластмассовое ведро.

Убрав последнюю полосу грязи, Андрей прислонился лицом к стеклу и, оградив ладонями глаза от солнца, с любопытством заглянул внутрь. Потом смотал закрученные на рогатину веревки и съехал вниз.

За окном сияло безоблачное небо. Плавно выгибались вдали купола соборов. Вспыхивали солнечными зайчиками жестяные крыши. Терялись в дымке расплывчатые очертания парков и скверов. Бесшумно двигались по улицам потоки маленьких машин. Бесшумно плыли по каналам крошечные моторные лодки.


По коньку старинной крыши осторожно кралась за голубями худая рыжая кошка. На мгновение она замерла, подняв мордочку на солнце, и ее зрачки сузились до тонких черных щелочек.

На крыше Пушкинского театра актер в черном фраке и белой рубашке что-то громко декламировал, глядя в листок с текстом и широко размахивая в такт правой рукой.

С крыши Дворца пионеров за актером угрюмо наблюдала бригада кровельщиков. Подставив солнцу болезненно-белые рахитичные тела в наколках, кровельщики обедали, развалившись на рулонах рубероида.

Перегнувшись через каменные перила балкона, прапорщик внутренних войск с автоматом за плечами считал вслух мчавшиеся по улице черные правительственные лимузины. Пущенный из соседнего окна бумажный самолетик, описывая круги, плавно опускался вниз.

Растрепанная старуха в обвисших тренировочных штанах и домашних тапочках быстро шла по дорожке парка, непрерывно бормоча что-то себе под нос. За деревьями мелькало здание школы. Несколько подростков сидели на берегу замусоренного водоема и мутили прутьями воду, пытаясь подтащить к берегу раскисший бумажный самолетик, лежавший на поверхности.

Старуха неожиданно остановилась рядом.

— Кто из вас старший? — строго спросила она.

Школьники одновременно вскочили, но самый бойкий, оттеснив остальных, первым подбежал к ней:

— Я! Я самый старший!

Старуха показала узловатым пальцем на воду:

— Сейчас приедет милиция и водолазы. Будут искать моего сына, утонувшего в пруду. Если хотите, можете помочь.


На крыльце школы стояла молоденькая учительница. Прижав к груди журнал успеваемости, прикрыв глаза и подставив лицо солнечным лучам, она вдыхала ароматный весенний воздух и улыбалась чему-то своему. Девочка с ранцем за плечами осторожно тронула ее за рукав:

— До свидания!

— Всего хорошего, Анечка… — не открывая глаз, учительница закинула свесившуюся на лоб прядь за ухо и подставила солнцу другую сторону лица.

Девочка сбежала по ступенькам к ожидавшей внизу бабушке. Порывшись в ее сумке, нашла яблоко и сразу же начала его грызть.

Гуляя, девочка и бабушка прошли через парк, миновали пруд и вышли на асфальтовую дорожку, тянущуюся вдоль огороженного металлической сеткой детского сада.

Детсадовские дети уныло копались в песочнице, лазали по металлической ракете. Некоторые дружно раскачивали уходящую вверх толстую ржавую проволоку, вделанную в большой бетонный куб, врытый в землю возле самого забора.

— Дядя! Дяденька! — кричали они.

Привлеченная странным зрелищем, бабушка остановилась.

В этот момент в шаге от нее на асфальт шлепнулось ведро с битумным лаком, обдав ее и внучку с головы до ног черной вязкой жидкостью. Потеряв дар речи и проследив взглядом по проволоке, они увидели высокую металлическую трубу котельной, на самом конце которой стоял Сергей.

Чумазый, в пропитанных битумом штанах, ватнике и подшлемнике, держась рукой за широкий раструб, из которого валил густой черный дым, Сергей завороженно смотрел на них сверху. Потом, словно очнувшись, медленно отцепил от верхней скобы обмотанную вокруг пояса веревку и начал спускаться вниз.


Уютно расположившись на теплом, освещенном солнцем подоконнике институтского коридора, две студентки читали конспекты и попеременно кусали сладкую булку. Напротив висел стенд. Крупная надпись сверху гласила: «Альпинизм».

— А вон тот ничего, милашка, — одна из девушек облизнула пальцы и, оттопырив мизинец, указала в сторону стенда.

— Который? — рассеянно глянула подруга.

— Да вон тот, внизу, где написано «Выборг»!

— Да где?!

Первая девушка сползла с подоконника и, встав на цыпочки, ткнула пальцем в отсвечивающую солнцем фотографию шерпы Тенцинга, запечатленного в базовом лагере на леднике Кхумбу после своей знаменитой победы над Эверестом.

— Ну, и вкусы у тебя! — брезгливо поморщилась подруга. — Приходи на Бойцова, у нас там пол-общаги таких. Меня от них уже воротит.


В небольшой аудитории, увешанной графиками геологических процессов, шла лекция. Профессор — плотный мужчина в клетчатом пиджаке — рисовал на доске какую-то картину.

— Европейская часть нашей страны расположена на огромной вогнутой скальной плите, — диктовал он и одновременно чертил вогнутую линию, — которая выходит на поверхность только в крайних северных и южных своих оконечностях.

Профессор вывел в правом и левом концах линии зазубрины, символизирующие вылезшую на поверхность плиту.

— Вся же средняя ее часть, — он провел горизонтальную линию, соединяющую концы вогнутой линии, — заполнена верхними четвертичными отложениями.

Профессор затушевал получившуюся дольку, обозначив отложения.

— Поэтому почва на всей поверхности европейской части плодородна, — в доказательство этого он нарисовал торчащее из дольки дерево. — Вот здесь где-то Москва… — для большей наглядности профессор изобразил рядом с деревом слабое подобие Кремля.

— На северной оконечности первые выходы скал наблюдаются в районе города Выборга. Выборг, с точки зрения геологии, в первую очередь интересен вот чем… — профессор взглянул на часы. — Но об этом в следующий раз.


Сергей спустился с небольшого, заросшего соснами пригорка и вышел на железнодорожную колею, ограниченную по бокам невысокими скалами. Чуть поодаль за ним шел Юлик — симпатичный цыганистый парень в ватнике. Следом семенила Татьяна — высокая коротко стриженая девушка.

Обращенная к солнцу сторона скал была уже сухая и чистая. Другая, спрятавшаяся в тени, сырая и темная, сверкала заполнившим трещины льдом и пятнами не растаявшего грязного снега.

Сергей двинулся по солнечной стороне. Юлик и Татьяна, дурачась, пытались идти прямо по рельсу, но то и дело теряли равновесие, скользя на залитых мазутом шпалах. Около чахлого, покрытого копотью куста Сергей остановился. Татьяна забралась на большой нагретый солнцем камень. Юлик снял рюкзак и бросил его на землю.

— Обратно пойдем пешком, — Сергей указал в ту сторону, где железнодорожная колея сворачивала вбок и терялась из виду. — Мы с Андрюхой уже ходили в прошлое воскресенье, когда опоздали на автобус.

— А в блинную мы успеем? — поинтересовалась Татьяна.

— Тебе вредно блины, — Сергей расстегнул молнию новенькой пуховой куртки, достал из внутреннего кармана пачку «Беломора», вынул папиросу. — Ты же растолстеешь…

— Ой-ой-ой, кто бы говорил! Гроза комплексных обедов! Да я такой толстой, как ты, вообще никогда не буду! — Татьяна достала из кармана расческу и зеркальце.

— Посмотрим, еще не вечер, — Сергей смял пальцами папиросу под губы. — Юлиан, дай, пожалуйста, спички.

— Я же завязал.

— Не вовремя вы как-то всегда завязываете, — Сергей пошарил в рюкзаке, нашел спички и закурил. Потом снял пуховку, под которой оказалась грубо заштопанная выцветшая олимпийка, накинул пуховку Татьяне на плечи и сделал несколько широких разминочных взмахов руками.

— Ой, какая легкая! — Татьяна плотнее закуталась в пуховку. — И теплая… Так, говоришь, сам ее шил? Что-то не верится.

Сергей сделал неопределенный жест рукой: мол, не хочешь — не верь.

— Как вам удалось достичь таких высоких результатов? — быстро тараторя, Татьяна начала забрасывать его вопросами, имитируя тон газетного репортера. — Сколько лет вы потратили на сбор материала? Вы работали один? Вы проводили опыты на собаках? На людях?

Сергей и Юлик засмеялись, а она, уже вкрадчивым и ласковым голосом, продолжала:

— Прямо как на меня сшита… Тебе, Серега, нельзя носить красивые вещи, они тебе не идут. Правда, Юлик?

— Что правда, то правда, — Юлик открыл термос, налил в металлическую крышку дымящийся кофе и протянул ей.

Резким, отрывистым тоном следователя Татьяна продолжала:

— Откуда у вас эти красивые вещи?! Где вы их взяли?! Они же вам не идут!.. А-а-а, какой горячий! — она стала быстро перекладывать крышку из руки в руку, потом кинула на колени шапочку, поставила на нее кофе и, подвывая, замахала обожженными руками.

— Какие мы нежные! — злорадно прокомментировал Сергей.

— Танюха, держи, — Юлик кинул ей толстый вязаный носок, она надела его на руку, снова взяла крышку, подула на кофе и стала отпивать мелкими глотками.

— Ну, у тебя и ногти! — Сергей с удивлением следил за ее руками.

— Ой, слушайте, я же совсем забыла! — Татьяна посмотрела на свои длинные ухоженные ногти. — И ножниц нет… Что же теперь делать?

— Что делать, что делать… Обгрызай! — радостно посоветовал Сергей.

— Ну да! Как так обгрызать? Я же не могу… Я не умею… — Татьяна огорченно разглядывала ногти, как бы примериваясь, каким еще образом можно их укоротить. Вдруг ее осенила какая-то идея, и она с надеждой обернулась к Юлику:

— Юля, пожалуйста, будь другом…

Юлик поднял голову и молча посмотрел на нее долгим уничтожающим взглядом.

— Ну, не буду вам мешать, — Сергей затянулся папиросой и пошел вдоль скал, внимательно их осматривая и что-то насвистывая себе под нос.

Пока Юлик обкусывал Татьяне ногти, она продолжала пить кофе.

— Юлик, ты такой хороший, такой добрый, — говорила она ласково. — Я этого никогда не забуду. Хочешь, я тебе такую же пуховку сошью?

Юлик на секунду прервался, долго и тщательно сплевывал:

— У тебя все равно так не получится.

— Почему это? — обиделась Татьяна.

— Потому что он для этой куртки три месяца вручную пух от перьев отделял. Из родительской подушки. Поэтому она и не весит ничего. Они с Вовиком на пару этим занимались. Чем так мучиться, лучше уж в ватнике всю жизнь мерзнуть.

— Ну и что? Подумаешь!.. Зато я тебе сделаю с теплыми карманами, с капюшоном-трубой… хочешь? К лету? У тебя как раз день рождения будет… Точно! Я тебе ее подарю на день рождения.

— Подари мне лучше ножницы.

Попыхивая «Беломором», вернулся Сергей:

— Пошли чуть подальше, разомнемся с полчасика.

Татьяна поставила недопитый кофе на камень и спрыгнула вниз. Затем сняла пуховку и бережно положила на рюкзак Юлика. Пуховка сползла на землю. Татьяна подняла ее, тщательно отряхнула и повесила на куст, стараясь, чтобы она как можно меньше касалась черных от сажи прутьев.

— А что будет на завтрак? — поинтересовалась она.

— Будешь задавать много вопросов… — начал Сергей, но резкий гудок заглушил его слова — из-за поворота со страшным грохотом вылетел пассажирский поезд «Илья Репин».

Сергей и Юлик кинулись в разные стороны. Татьяна вскрикнула и, опрокидывая кофе, вскочила на камень, на котором до этого сидела.

Один за другим проносились мимо вагоны, обдавая гарью и пугая опасной близостью. Сорванная порывом ветра пуховка упала с куста. Сергей попытался ее поймать, но в этот момент она, подхваченная мощным восходящим завихрением, взлетела и зацепилась за какую-то деталь последнего вагона. Издав длинный гудок, поезд выскочил из скального ущелья на простор и понесся в сторону границы с Финляндией.

Выругавшись, Сергей бросился вдогонку и некоторое время бежал следом, поскальзываясь на шпалах, в надежде, что пуховка вот-вот сорвется и упадет вниз. Потом, выдохшись, перешел на шаг и наконец остановился совсем.


— Вот, собственно, и все, что можно сказать в этом плане о примечательности Выборга, — профессор геологии сидел, закинув ногу на ногу, на стуле, в накинутом поверх клетчатого пиджака пальто, о подкладку которого протирал очки.

В полуподвальную аудиторию едва пробивался дневной свет через закрашенные окна под потолком. На стенах висели противогазы, респираторы и комплекты индивидуальной защиты граждан, а также плакаты, описывающие порядок действий во время ядерного взрыва. Несколько ламп в абажурах защитного цвета освещали студенческую группу, состоявшую из одних девушек, кутавшихся в пальто и шубы. На зеленого цвета доске была изображена точная копия предыдущей картины профессора, только теперь на месте Кремля возвышалась Останкинская телебашня.

На улице завыла сирена.

Профессор встал, надел очки и посмотрел в небольшую дырочку, протертую в нижнем углу окна: по улице, обгоняя автобусы и рискованно лавируя между трамваями, несся, вращая синей лампой, милицейский «УАЗ». Пристроившись за ним, как за надежным прикрытием, мчался ярко-красный «Запорожец».

— Перерыв, — объявил профессор.


Через лобовое стекло «Запорожца» была видна милицейская машина, как ледокол рассекавшая поток транспорта на две части. Переднее сиденье возле водителя отсутствовало. Вместо него стояла заляпанная мастикой бочка, валялись грязные полиэтиленовые мешки.

Вдали показался перекресток. Включив сирену и замигав, «УАЗ» свернул вправо, «Запорожец», запрыгав на рельсах, — влево. Обогнув кирпичную «точку» и распугав голубей, он влетел во двор новостроек и резко затормозил возле крайней парадной девятиэтажного блочного дома.

Хлопнув дверью, из «Запорожца» вышел Юлик, остановился на тротуаре и внимательно оглядел тихий двор и фасад дома.

Милицейский «УАЗ», вращая сигнальной лампой, подкатил к зданию котельной и, лихо развернувшись, остановился у входа. Два милиционера легко взбежали по ступенькам и скрылись внутри здания.

Стоявший у основания трубы Сергей бросил недокуренную папиросу и медленно двинулся вдоль забора. С другой стороны сетки за ним семенили детсадовские дети и с интересом его разглядывали. Один мальчик все время спрашивал:

— Дяденька, вы зачем бабушку облили? Дяденька, вы зачем бабушку облили?

Сергей зло отмахнулся от него, ногой оттащил на обочину расплющенное ведро, обреченно взошел на крыльцо котельной и исчез за дверью.


В пустынном институтском коридоре возле стенда «Альпинизм», воровато оглядываясь по сторонам, стоял студент. Другой студент, сидя у него на плечах, подрисовывал шариковой ручкой всем мужчинам, изображенным на фотографии под надписью «Кузнечное», огромные длинные члены.

— Кузнечное, — доносился из-за ближайшей двери голос профессора геологии, — является основным поставщиком бута, щебня и клинкерных материалов для нашего северного региона. Карьеры, заводы по переработке гранита, а также сложная сеть железнодорожных подъездных путей организуют в районе Кузнечного уникальную производственно-экономическую систему, способную своими мощностями обеспечить…


Несколько темных силуэтов, приникнув к окну неосвещенного вагона, всматривались в проплывавшие снаружи хвойные леса, залитые лунным светом, и редкие автомобильные дороги, пересекавшие железнодорожный путь и терявшиеся в глубине ночи.

Внезапно показались освещенные яркими прожекторами огромные мрачные бетонные цеха, соединенные между собой лабиринтами галерей и эскалаторов, упиравшихся в землю наподобие гигантских лап. На рельсах безмолвствовали покрытые белой пылью пустые вагонетки. Такая же пыль блестела на больших стальных резервуарах и многочисленных трубах, оплетавших представителя отечественной камнедробильной индустрии.

За окном проплыли фонари и деревянное одноэтажное здание с надписью «Кузнечное». Мелькнуло несколько человек в шинелях.

Поезд затормозил и остановился. Ночная станция была пуста, если не считать десятка солдат, прогуливавшихся по платформе. На соседних путях покоились груженые щебнем вагоны и пропитанные мазутом цистерны.

Пассажиры появились внезапно, разом из всех дверей. В одно мгновение платформа наполнилась несколькими тысячами навьюченных рюкзаками людей, двинувшихся к началу поезда. Солдаты позволяли им беспрепятственно проходить мимо, однако несколько человек выудили из потока и подвели к скучавшему в стороне майору погранвойск. Тот о чем-то спросил задержанных. Они начали что-то темпераментно ему доказывать, вынули паспорта и стали указывать на какую-то отметку в них. Майор взял паспорта и спрятал в карман шинели. Задержанные сникли.

Платформа опустела. Остались только военные и несколько человек задержанных. Все вместе они зашли в передний вагон. Коротко свистнув, поезд тронулся с места.


Распахнув ударом ноги чердачную дверь, Юлик с ведрами герметика в руках выбрался на крышу. Две загоравшие женщины, взвизгнув, убежали за лифтовую тумбу, на ходу подбирая разбросанную одежду. Юлик, хмыкнув, поставил ведра, сел на небольшой уступчик и закурил, глядя на освещенный солнцем лесопарк, начинавшийся сразу же за домом, через дорогу.

Выкурив сигарету до половины, он отложил ее в сторону и вытащил спрятанные под ржавым металлическим листом веревки, концы которых были привязаны к бетонной трубе и телевизионной антенне. Растянув их в сторону края крыши, Юлик лег на живот и высунулся наружу. Потом переполз немного в сторону и сбросил свободные концы веревок вниз.

Из проема трубы Юлик достал металлическую сварную загогулину, привязанную к мягкому сиденью от стула, намотал на нее веревки и перекинул на стену дома. После этого поднял еще дымившийся окурок, несколько раз жадно затянулся и затоптал его ногой.


Юлик плавно скользил вдоль шва, разделявшего панели дома.

Окна верхнего этажа были плотно прикрыты шторами.

Этажом ниже женщина лет сорока пяти раскатывала на столе тесто.

Еще ниже старушка ела макароны и смотрела телепередачу на экране маленького черно-белого телевизора. Тень Юлика легла на тарелку. Выронив вилку, старушка испуганно перекрестилась, после чего бросилась к окну и захлопнула створку, тщательно закрыв на все задвижки.

Нечто, происходившее в комнате следующего этажа заставило Юлика сбавить скорость. Сквозь легкий тюль занавесок он увидел сидевшую на кровати обнаженную девушку, расчесывающую длинные светлые волосы. Уже опустившись ниже уровня окна, он вдруг решительно остановился и, с трудом дотягиваясь до подоконника, призывно забарабанил по нему пальцами.

Девушка задумчиво обернулась к окну, где в углу комнаты в глубоком кресле сидел невидимый Юлику мужчина огромного роста, лениво жевавший жвачку и смотревший приглушенно работающий японский телевизор.

— Что ты говоришь? — спросила девушка.

— Я ничего не говорю, — ответил мужчина, не оборачиваясь.

— Показалось…

Снаружи следующего окна висели две сетки: одна с яблоками, другая с какими-то бумажными свертками. Внимательно глядя в окно, Юлик залез в сетку с яблоками, выбрал самое большое и сунул в карман штанов.

Неожиданно снизу раздался спокойный хрипловатый женский голос:

— Нехорошо воровать, молодой человек!

Юлик вздрогнул и обернулся.

Облокотившись большой грудью о подоконник, на него смотрела бальзаковского возраста крашеная блондинка, одетая в полупрозрачную ночную рубашку, сверху которой был наброшен пестрый махровый халат. Полными холеными пальцами она теребила свисающую веревку и, улыбаясь золотыми коронками, глядела на Юлика подведенными черной тушью глазами.

— Ну что вы! Это так, случайно… — преодолев короткое замешательство, Юлик сделал неопределенный жест рукой и съехал на один уровень с женщиной.

— Случайно? Это, значит, как — уже привычка брать чужое? — блондинка заговорщицки подмигнула Юлику, подтащила веревку к себе, и он, как груз маятника, сдвинулся в ее сторону. — А я уже несколько дней за вами наблюдаю. Какая интересная у вас работа!

— Разве? Ну, это как сказать. Работа сидячая, но на воздухе…

Женщина подтянула веревку еще ближе, так, что Юлик оказался прямо напротив ее окна:

— Вы, наверное, голодны? — она кивнула на сетку с яблоками. — Я могла бы вас накормить. Вы такой молодой, красивый, вам надо хорошо питаться…

— Ну, в общем… надо обдумать это предложение… — Юлик погрузился в ее магнетический взгляд.

— А что же тут думать? — засмеялась женщина и притянула его совсем близко. — Можете не бояться. Сейчас я одна.

Отпустив веревку и взяв Юлика за локти, она прижала его к самому подоконнику. В этот момент в ее прихожей раздался резкий звонок в дверь. Продолжая удерживать Юлика, женщина испуганно прислушалась. Звонок уверенно и настойчиво повторился, после чего в замке зашебуршал ключ и хлопнула входная дверь.

— О, черт! — простонала женщина и, резко отпустив Юлика, отшатнулась в глубь комнаты, рывком запахивая халат.

Описав широкую дугу и сбив веревками сетки, Юлик больно врезался в перила соседнего балкона. Сетки, стукнувшись о стекло, которое со звоном лопнуло, полетели вниз. Одновременно на Юлика обрушился град из яблок. Несколько штук упало в ведро с мастикой.

Разбитое окно тотчас же распахнулось, и из него высунулась растрепанная женская голова:

— Нет, ты посмотри, что делается-то! Это ж надо, что творят, сволочи! Степан, скорей!

Юлик схватил кисть, окунул ее в мастику и начал деловито промазывать шов, хотя в этом месте он был уже заделан.

В окне появился похмельный бородатый мужчина с секатором в окровавленных руках.

— Что же ты, сука, творишь-то?! — мужчина безуспешно пытался дотянуться до веревок. — Я тебе, блядина, сейчас все шнуры твои пообрезаю! — прорычав что-то угрожающее, он скрылся в окне, откуда продолжали доноситься женские причитания.

Юлик быстро заскользил вниз, спешно минуя оставшиеся этажи.


В забрызганном кровью фартуке бородатый мужчина выскочил на крышу. Не замечая застывших от ужаса женщин, вновь занявших облюбованное место, он бросился к веревкам и стал яростно кусать их секатором. Это не давало никакого эффекта. Тогда он попытался рубить их со всего размаху и случайно ударил себя по руке. Мгновенно остановившись и бросив секатор, он побледнел и, неотрывно глядя на заполнявшуюся кровью рану, быстро пошел обратно.


Просторную аудиторию-амфитеатр украшали расставленные вдоль стен макеты городов будущего. Через большие окна пыльными лучами внутрь проникало яркое дневное солнце, пригревая немногочисленных слушателей.

Девушки вязали, рассматривали журналы мод, красили ногти. Два парня грызли семечки и листали огромный альбом по архитектуре. Еще двое играли в нарды. Бородатый студент срисовывал с чьих-то работ эскизы обнаженной натуры, время от времени складывая листы вместе и проверяя на свет схожесть силуэтов. На самом верху кто-то спал, лежа на сдвинутых стульях.

На предпоследнем ряду сидел Володя. Перед ним лежали два полиэтиленовых мешочка. В одном из них была смесь пуха и пера. Володя методично отделял пух от перьев и аккуратно складывал в другой мешочек.

На преподавательском стуле висел клетчатый пиджак профессора геологии.

— Соленые морские ветры, а также повышенная солнечная радиация способствуют эрозии и дальнейшему разрушению скальных пород в гораздо большей степени чем, скажем, наступление моря на сушу, — говорил профессор, одновременно рисуя на доске плывущий по морю парусный корабль.

В этот момент спавший студент проснулся, недоуменно протер глаза, перегнулся через стол и что-то негромко спросил у сидящих спереди. Те прыснули со смеху, в том числе и Володя. Из-за этого ему в нос попала пушинка, и он сильно чихнул несколько раз подряд, падая лицом в свои мешочки, отчего пух разлетелся огромным облаком по аудитории. Окружающие тоже непроизвольно начали чихать вслед за ним. Побросав свои дела, студенты начали громко и беззастенчиво смеяться, откровенно радуясь идиотской ситуации.

Прервавшись на полуслове, профессор обернулся и удивленно замолк. С минуту понаблюдав за происходящим, снова повернулся к доске и, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Если вам доводилось бывать в Крыму, вы могли наблюдать, к примеру, следующую картину…


Белоснежный лайнер, сверкая огнями, входил в вечерний ялтинский порт. Шумная хмельная компания наблюдала за ним с нижней станции канатной дороги.

— Прошу минуточку внимания, господа! — обратился к ним сопровождающий. — По нашей метеосводке сюда идет необычайно мощный циклон. В мои обязанности входит предупредить вас об этом. Если он застигнет нас во время нашего путешествия, то там, наверху, — он указал рукой куда-то в небо, в темноту, — станет очень холодно, быть может, даже выпадет снег… Я бы посоветовал вам взять теплые вещи.

— О-о-о! Снег! Какая прелесть! — слова сопровождающего привели женщин в радостное возбуждение. — Это будет очень романтично…

— Шеф, а внутреннее разве нас не спасет? — продемонстрировал бутылку коньяка один из отдыхающих.

— Не знаю, господа, решайте сами, — сопровождающий пожал плечами.

Смеясь и толкаясь, компания полезла в салон вагончика. Сопровождающий задвинул дверь. Раздался короткий звонок. Дернувшись, вагончик оторвался от земли и поплыл вверх, вдоль аккуратно подстриженных кипарисовых деревьев.


Огромное каменное перо, обмотанное пестрой изношенной веревкой, торчало черным силуэтом на фоне густо-синего вечернего неба. Застрявший между пером и скалой камень заткнул, как пробка, глубокую расщелину. На веревке висели растерзанные кроссовки, пара лысых галош, несколько карабинов и каска. На пробке, укрывшись одной пуховой курткой, лежали Андрей и Валера. Андрей курил, облокотившись о каменный выступ. Валера, чуть свесившись, смотрел вниз.

Дул ровный сильный ветер. Далекий серебристый горизонт моря еще освещался солнцем, а земля внизу уже затянулась мглой, сквозь которую мутно проступали бледные огни Ялты и ее городов-спутников, соединенные между собой пунктиром дороги, идущей вдоль самого берега.

— Ну и холодина сегодня, — нарушил молчание Андрей.

— Это муссон, — уточнил Валера. — Теплый ветер тибетского нагорья…

— С чего бы это?

— Ясно с чего, — Валера взял у Андрея сигарету, — к нам едет Сережа Борисович — жди холодов, ураганов, травм, землетрясений… Ночью снег пойдет, помяни мое слово!

— Лишь бы войны не было, — засмеялся Андрей.

Невдалеке под ними мелькнула какая-то птица. Они молча проследили за ней, пока она не скрылась из виду.

— Они уже спят, наверное, — сказал Андрей. — Поезд их укачивает, им снится теплая морская волна, пальмы, жаркий белый песок. И они улыбаются во сне…

— Ну да, как же, спят, — Валера стряхнул пепел. — Они пулю пишут! Сидят в купе и режутся с утра до ночи…


Ночное пустынное шоссе было укрыто глубоким слоем нетронутого снега. Ветви обступавших дорогу деревьев прогибались под тяжестью белых хлопьев. Утопали в сугробах крутые каменистые склоны. Мерцали покрытые инеем провода и дорожные знаки.

Крошечная белка пробралась по еловой ветке и осторожно заглянула в круглый зеркальный знак «Обгон запрещен». В тот же момент в нем отразились две яркие фары.

Из-за поворота вынырнул заснеженный троллейбус, разрисованный рекламными пляжными картинками, деловито прокладывая себе дорогу по гладкой белой целине. Временами он застревал и надрывно взвывал, неимоверными усилиями пытаясь выбраться из очередной снежной западни.

В салоне троллейбуса, вольно раскинувшись на двух десятках сидений, спали молодые люди, укрывшись куртками и спальными мешками. От очередного толчка и завывания девушка с косичками, дремавшая на заднем сидении, проснулась. Привстав на коленках, она выглянула в окно. За стеклом проплывали укрытые шапками снега ели и гигантские сугробы — настоящая рождественская ночь. Решив, что это ей снится, девушка улыбнулась, плотнее закуталась в домашнее байковое одеяло, устроилась поуютнее и снова погрузилась в сон.


За тонкими южными тополями синело море. На пустынной остановке с надписью «Никитский ботанический сад» лежала груда вещей. Из-за кустов доносились усталые мужские голоса:

— Кто сдает?

— Вовик.

— Дай сюда… Та-ак. Сними…

— Раз.

— Пас.

— Два.

— Три.

— Четыре…

— Пас.

— Семь вторых.


Мимо глухих высоких оград шли Антон — невысокого роста крепкий молодой человек с античным профилем — и Светлана — девушка с косичками. Всматриваясь в нарисованный на листке бумаги план, они то и дело останавливались и озирались по сторонам. Наконец, толкнули какую-то малозаметную калитку и вошли во двор. Поднялись по каменной лестнице мимо изящного двухэтажного домика, утопавшего в розовых абрикосовых деревьях, прошли крохотный сад и оказались возле кособокого одноэтажного строения с маленькой верандой и низкой дверью.

Светлана легонько постучала в стекло веранды. Антон громко и бесцеремонно двинул несколько раз ногой в дверь.

Никто не отзывался.

Под цветущей яблоней стоял круглый деревянный стол, накрытый клеенкой, в углублениях которой блестели лужицы росы. На столе лежали чистые перевернутые вверх дном тарелки.

Присев на влажные стулья, они посмотрели на море. Солнце, проходя через ветви яблони, отбрасывало на белой штукатурке стены расплывчатый, слегка колеблющийся узор.

— Так и сидела бы всю жизнь… — Светлана машинально чертила пальцем на клеенке какие-то фигуры. Потом вдруг закричала во все горло:

— Один раз в год сады цветут!

— Дура, что ли? — засмеялся Антон. — Сейчас хозяев разбудишь…

— Плевать! Хозяева на работе! — она патетически протянула к нему руки. — Весной любви один раз ждут!

Продолжая смеяться, Антон немного отстранился от нее.

— О, смотри — записка, — он вынул прижатый тарелкой влажный листок бумаги с привязанной к нему конфетой.

— Конфета, чур, моя! — Светлана мгновенно развернула фантик и отправила конфету в рот.

— Дорогие друзья! — зачитал Антон с выражением. — Мы рады приветствовать вас на Южном Берегу Крыма! Ключи висят на гвозде справа от двери. Еда кончилась вчера утром. Портвейн белый крымский, а также и красный крымский продается там же, где и всегда — на набережной, в «Малом зале». Мы будем, наверное, сегодня, во второй половине дня. Бухайте на здоровье! Как всегда ваши — Валера и Андрей.


Валера и Андрей шли через пустой виноградник. Далеко внизу блестело море.

Перейдя дорогу, поднялись к расщелине в скалах. Прячась, выглянули из-за большого камня. Увидели паутину веревок и десяток человек, расползавшихся, как тараканы, по вертикальным стенам. Остальные о чем-то весело болтали, греясь на теплых камнях.

— Ага, попались! Лазаете?! — заорал Валера, выскакивая из укрытия. Сидевшие внизу испуганно обернулись. Несколько человек сорвались со скалы. — А ведь здесь нельзя — заповедник! Сейчас всех в милицию сдадим! Охрана!! Быстрей сюда!!!

И засвистел в милицейский свисток.

2

Андрей спал, уткнувшись лицом в больничную подушку. За окном надрывался милицейский свисток. Потом раздался мужской голос:

— Андре-ей! Андрюха-а!

— Андрюша! — вторил ему женский.

— Куликов, отзовитесь! Мы знаем, что вы здесь! — потребовал еще один мужской голос.

Андрей резко сел на кровати. Со сна не сразу попал в тапочки. Подошел к окну и распахнул его. На дворе была весна, светило солнце, пели птицы. На сухом асфальтовом островке посреди моря воды стояли Антон, Светлана и Валера и, как потерпевшие кораблекрушение моряки, размахивали полиэтиленовым пакетом.

— Сдавайтесь, Куликов! Сопротивление бесполезно — вы окружены! — кричал Валера.

— Привет, больной! — сказала Светлана.

— Ого, как вас много! Я тут сплю, не слышал ничего, — Андрей присел на подоконник.

— Скажите, доктор, я умру? — Антон толкнул Валеру под локоть.

— А как же! — обрадовался Валера.

— Дураки… — засмущалась Светлана.

— Чем занимаешься? — поинтересовался Антон.

— Ничем. Валяюсь целыми днями, — ответил Андрей.

— Так это уже точно, что не желтуха? — спросил Валера. — А то тут человек пять обнаружили у себя подозрительные симптомы…

— Скажи, пусть не беспокоятся, — успокоил его Андрей. — Диагноз не подтвердился.

— Мы тут тебе фруктов принесли, — Светлана продемонстрировала пакет, — а дежурная не принимает. Говорит, нельзя вам.

— Да ну их! Нам уже давно все можно, — порывшись в карманах, Андрей извлек моток бельевой веревки и спустил один конец вниз. Ему подвязали пакет.

— Сумку только верни, — попросила Светлана.

В пакете оказались апельсины и конверт.

— Гран рахмат, — Андрей скинул сумку вниз, и она спланировала в кусты. Антон на цыпочках, по грязи, полез за ней.

— А это что такое? — Андрей показал конверт.

— Велено тебе передать, — объяснила Светлана, — для поднятия самурайского духа.

— Ты когда придешь-то? — спросил Валера.

— Я приду, когда раскинет ветви, — сказал Андрей.

— Когда откинет ветви, — засмеялся Валера.

— Нинка была сегодня? — спросила Светлана.

— Приходила утром, — ответил Андрей. — Обещала еще зайти — после третьей пары, если успеет.

— Ладно, Андрюха, мы пойдем, — сказал Антон, — у нас билеты в кинематограф.

— Что за фильм? — спросил Андрей.

— А мы и сами не знаем. Костя дал три билета, говорит, все равно пропадают…

— Везет!

— Не скучай! — помахала рукой Светлана. — Выздоравливай!

— Ты постарайся хоть к лету-то выйти! — сказал Валера.

— Я попробую, — засмеялся Андрей.

Антон, Светлана и Валера пошли к воротам больницы. Санитары катили навстречу укрытое простыней тело. Светлана испуганно обернулась…

Андрей вскрыл конверт. Внутри обнаружил открытку. На развороте аккуратным женским почерком было написано: «О, мой златокудрый повелитель! В благоуханном Самарканде в знойное время третьего месяца лета, как цветок граната, распустилась любовь моя к тебе! О, Инжир Моего Сердца! Презирая опасность, я на крыльях дивной страсти прокралась в страну туманного севера, чтобы хоть на миг увидеть тебя, Урюк Дерева Моей Души! Двадцать восьмого мая, в семнадцать-ноль-ноль, у достопочтимой Ковалевой-байши явись, Божественный Юноша! Да продлит Аллах часы твоего обеда!»


Андрей шел по Московскому проспекту. Возле телефонной будки остановился, набрал номер — на том конце никто не взял трубку. Не спеша, разглядывая витрины, двинулся дальше. То исчезал в толпе, то появлялся снова. Свернул на пустынную Красноармейскую, постоял в одиночестве у входа в архитектурный корпус.


На лестнице толпились богемного вида студенты: свитера, бороды, длинные волосы, сумки от противогазов через плечо, глубокомысленные разговоры, сигаретный туман. Поднявшись на самый верх, Андрей свернул в коридор, прошел его до самого конца и в раздумье остановился у последней двери, прислушался к доносящимся из-за нее звукам.


В глубине мастерской гремел хорошо поставленный бас преподавателя. Желая остаться незамеченным, Андрей быстро нырнул в закуток, в котором две девушки и парень раскрашивали — каждый на своем подрамнике — фасады южных коттеджей.

— Какие люди! — изумился парень.

— Тише… — Андрей пригрозил ему кулаком.

Однако бас преподавателя уже неотвратимо приближался.

Андрей уселся перед своим девственно-белым подрамником, едва тронутым неясной сеткой карандашных линий. В углу бросалась в глаза размашистая надпись карандашом «Билеты на тебя заказаны, зайди на Бойцова, Володя». Андрей схватил резинку и начал быстро стирать надпись.

— Кто к нам пожаловал! — раздался за спиной громкий радостный возглас. — Господин Куликов! Очень, очень рады!

Из-за стеллажей высунулись любопытные физиономии.

— Какими судьбами? — вдохновенно продолжал преподаватель. — Вернее даже будет спросить, какими горными ветрами занесло вас в нашу скромную тесную мастерскую на уровне Балтийского моря? Должно быть, проездом из Гиндукуша в Каракорум решили, так сказать, осчастливить своим посещением? Что ж, премного, премного благодарны! Ну-с, поведайте нам, хилым, так сказать, жителям равнин, где вы были все это время? Что видели? Какие, так сказать, новые вершины покоряли? Мы все тут, я думаю, с удовольствием вас послушаем!

Андрей молчал, глядя в окно.

— Ну-с, не будьте же таким гордым, господин Куликов! Снизойдите до разговора с нами, грешными… Земными, так сказать, людьми.

— Я болел, — выдавил наконец Андрей.

— Ах, вот оно, оказывается, что! Вы болели? — не унимался преподаватель. — Что-то не похоже по вашему цветущему, загорелому лицу… Однако, какой же вы, оказывается, нежный, болезненный юноша… Надо быть осторожнее! Надо беречь свое здоровье! Надеюсь, у вас есть справка?

— Есть.

— Это, конечно, хорошо, что у вас есть справка, очень хорошо! Без справки разговор с вами был бы, конечно, уже совсем другой… Но она, мне думается, вряд ли поможет вам сдать к сроку курсовой проект… А? Что вы думаете по этому поводу?

— Не знаю, — пробормотал Андрей. — Я попробую успеть… Я постараюсь как можно быстрее…

— Он постарается! — перебил преподаватель. — Как это мило с вашей стороны, как благородно! Однако, как же это вы, интересно знать, попробуете успеть, когда ваши товарищи уже два месяца кряду, не жалея, так сказать, живота своего, допоздна тут сидят, выкладываются, многие уже второй этап сдали, а вам еще до эскиза только месяц в лучшем случае добираться?! И то, если вкалывать с утра до вечера… Вы что же думаете, что вот так вот, не бей, так сказать, лежачего, без консультаций с преподавателями, без поправок, сами по себе вдруг возьмете и создадите что-нибудь удобоваримое? Новое, так сказать, слово в архитектуре? Сомневаюсь, очень сомневаюсь! Здесь вам не равнина, Куликов, здесь климат иной!

Преподаватель протиснулся вплотную к Андрею:

— Вот это у вас что?! — жирным карандашом он обвел группу тонких линий внизу подрамника.

— План…

— Это, родной мой, свиноматка какая-то, а не план! — студенты за стеллажами весело заржали. — А это?

— Эркер…

— И как вы это себе конструктивно представляете, интересно знать? Да вас же строители засмеют, Куликов! — преподаватель размашисто перечеркнул что-то на листе. — Где фасад?

— Вот… — Андрей указал в левый верхний угол.

— Та-ак… А север у вас где?

— Там, — Андрей показал направление.

— А это что?

— Спальная зона…

— Спальная зона?! — разъярился преподаватель. — И вы хотите сказать, что солнца будет достаточно?!

— Мне кажется, достаточно…

— Ему кажется! Ха! Ну, просто детский сад какой-то! Вот именно, что кажется. Дорогой мой, да в вашей спальне мужик бабу днем с огнем не сыщет! В общем, вот что, Куликов… В связи со всем уже сказанным, я думаю, что мы не сможем принять ваш проект даже в том случае, если каким-нибудь волшебным образом он вдруг появится к положенному сроку, — засунув карандаш в нагрудный карман рубашки, преподаватель выбрался в проход.

Андрей сидел на стуле, тупо уставясь в исчирканный карандашом лист.

— Не дрейфь! — подал голос сосед.

— А! К черту… — Андрей безнадежно махнул рукой.

— У тебя что, правда, есть справка? — поинтересовался сосед.

— Да я только что из бараков! — разозлился Андрей. — Разве не заметно?!

— Да, честно говоря, не очень… Одна?

— Что одна?

— Справка.

— Одна, конечно, — не понял Андрей. — А сколько же?

— Надо всегда брать две справки, — пояснил сосед.

— Зачем это?

— Потому что когда в деканате они будут твою справку в бешенстве рвать на кусочки, у тебя всегда останется второй целый экземпляр…

К Андрею подошла девушка, одетая в синий строгого покроя костюм:

— Куликов, тебя вызывают в деканат.

— Да? — Андрей внимательно поглядел на нее. — Не может быть. Ты ничего не путаешь?

— И еще, — будто не слыша его, продолжала девушка, — специально для тебя, поскольку ты не был вчера на собрании: первого мая встречаемся в восемь утра у института.

— Я не смогу, — отрезал Андрей.

— А ты никогда не можешь! — взвилась девушка. — Мне уже надоело все время из-за тебя по шее получать! Сказали, что будет представитель с кафедры и что будут считать всех по головам и отмечать, кого нет. Так что отложи, пожалуйста, все свои важные дела и приди. Это ненадолго.

— Я же только что из больницы! — взмолился Андрей. — Мне сейчас вообще лежать надо! У меня алиби, уважительная причина!

— В общем, я тебе сказала, все слышали, — резко повернувшись на каблуках, девушка отошла.

Андрей взял со стола, заваленного красками и кисточками, газету.

— Твоя?

— Можешь взять, — разрешил сосед.

Андрей поднялся и направился к двери.

— Далеко? — спросил сосед.

— Пойду, кофе попью.


Андрей прошел решетчатые чугунные ворота парка и сел на свободную скамейку. Глянул на часы, потом развернул газету, рассеянно проглядел заголовки.

По берегу пруда носились собаки. Пенсионеры резались в шахматы за дощатым столом. Молодая мамаша укачивала ребенка.

Вскоре в арке жилого дома напротив появились несколько человек в разноцветных ветровках и замелькали вдоль сетки, ограждавшей хоккейную коробку. Андрей, заслонившись газетой, следил за ними. Первым мимо него легко и быстро пробежал Антон. Следом, тяжело дыша и отплевываясь, — Сергей. После Сергея, разговаривая о чем-то между собой, — Юлик и Валера. В отрыве от них — большая, человек в двенадцать, компания, и уже в самом конце — Нина, невысокая хорошенькая девушка с хвостиком светлых волос, перетянутых черной резинкой. Подождав, пока она пробежит мимо, Андрей встал, скрутил газету и устремился следом. Некоторое время он держался у нее за спиной, а затем, немного увеличив темп, пристроился рядом.

Нина бежала, глядя прямо перед собой, стараясь правильно и равномерно дышать. Андрей тоже глядел перед собой и также показательно дышал. Услышав сопение над ухом, она наконец обернулась, увидела сосредоточенно бегущего, в плаще и ботинках, Андрея, прыснула со смеху, тут же сбилась с дыхания и остановилась.

— Андрюша! А я тебя и не замечала… Ты давно уже так?

— Минут двадцать! — он обнял ее и поцеловал в щеку.

Когда они подошли к остальным, все уже отдыхали, развалившись на скамейках. Несколько человек пытались ходить по перилам невысокого мостика. Антон, Юлик и Валера лежали на газоне.

— Кто эти мужественные люди?! — крикнул Андрей издали. — Кто эти смелые ребята?!

— О! Смотри-ка — Куликов!

— Здорово, циррозничек!

— Живее всех живых…

Нина устало присела на парапет.

— Ты едешь на майские? — к Андрею подошел бородатый мужчина.

— Не знаю, Алик… — Андрей облокотился на перила, наблюдая за плававшими в пруду утками. — Вряд ли… Я только что от Боткина… Долгов куча в институте…

— Да брось ты! — спрыгнул рядом потерявший равновесие Сергей. — Первый раз замужем, что ли? Возьмешь продление сессии, все нормально будет!

— Грозились в этот раз не дать ничего.

— Ерунда, поехали — там разберемся! — уговаривал Альберт. — К тому же ты заявлен, а менять состав уже поздно…

— Какие соревнования, Алик, о чем ты говоришь? Я три недели под капельницей пролежал…

— Ну, все равно! В конце концов, просто отдохнем, в футбольчик сыграем… — Альберт повернулся к остальным, хлопнул в ладоши:

— Подъем!

— Всем пока! — махнул рукой Андрей.

— Ты едешь сегодня? — спросил Юлик.

— Думаю еще.

— Боишься рецидивов? — поинтересовался Антон.

— Чего тут думать, поехали! — крикнул Валера.


Проходными дворами Андрей вышел к общежитию. На вахте ему преградила дорогу что-то дожевывающая старуха-дежурная, властно требуя пропуск. Ни слова не говоря, Андрей вернулся на улицу, обогнул здание, запрыгнул на пожарную лестницу и, поднявшись на уровень третьего этажа, влез в окно туалета.

В просторном коридоре гремела музыка. Девушки в халатах носили кастрюли с едой, молодые люди в тренировочных штанах курили на пороге общей кухни, арабы с полотенцами через плечо шли в душ, мальчик лет четырех, с коркой засохших под носом соплей, катался на трехколесном велосипеде.

В комнате Володи орал магнитофон. Два парня, стоя на кровати, пробивали дыру в стене и тянули в соседнюю комнату телевизионную антенну. Летела пыль, падали на покрывало куски штукатурки. На этой же кровати сидел Володя, читал книгу и что-то выписывал в тетрадку. Длинноногая девушка в шортах готовила салат.

Андрей присел на кровать:

— Мой сын — как Пушкин. Читает — пишет, читает — пишет…

— А мой — как Ленин, — Володя отложил книгу. — Тюрьма — ссылка…

— А где Нгуен? — Андрей кивнул на пустующую койку, над которой висели картинки с видами Вьетнама.

— Как обычно. Сдал сессию и поехал домой. Не то, что мы…

— Воевать?

— Да нет, вроде. Там уже все нормально — мир, дружба, фройндшафт…

— Брудершафт.

— Во-во, что-то вроде этого, — засмеялся Володя, — скупил весь рис в окрестных магазинах, сел на велосипед и поехал.

— Какие новости?

— На нас уже взяли билеты. На двадцатое июня.

— Как на двадцатое июня?! — оторопел Андрей. — Ведь собирались ехать почти на месяц позже!

— Там у них что-то поменялось.

— Черт побери! — Андрей огорченно откинулся на спинку кровати. — Я не успею к двадцатому. Даже не знаю, что и делать… Все навалилось разом… И в институте тоже… Преподы все, как с цепи сорвались…

— Ну, до двадцатого-то время есть еще — два месяца почти…

— Да нет уже времени! Не понимаю даже, в чем дело. Вроде пятый курс уже…

— Да все нормально будет! — успокаивал Володя. — Куда они денутся? План по специалистам еще никто не отменял. Если они тебя до сих пор еще держат, значит, это кому-нибудь нужно…

— Думаешь? — засмеялся Андрей.

— Уверен.

— Ну, ладно, мне пора уже, — Андрей поднялся. — Ты едешь сегодня?

— Еду.

— Что-то не заметно по тебе.

— Так мне тут два шага ступить. А ты?

— Не знаю пока.

— Может, поужинаешь с нами? — спросила девушка.

— Спасибо, Галка, как-нибудь в другой раз. Опаздываю уже…

Андрей быстро прошел по опустевшему коридору и свернул вниз, на лестницу.


Прихожую перегораживали два мокрых рюкзака.

Из кухни вышла Нина:

— Привет!

— Мерзкая погода… — Андрей бросил куртку на вешалку. — Чего это у тебя такой грустный вид?

Из комнаты вывалились Валера и Антон:

— Где тебя носит? Мы уже два часа тут торчим! Ну, ты едешь?

— Нина, что это за люди? Что они делают в нашей квартире?

— Мы тут живем.

— Они телевизор смотрят. «Овод», — сказала Нина.

— Ну, и как? Видели себя? — Андрей переместился в кухню. Нина зажгла плиту, поставила чайник.

— Ни тебя, ни себя, — Антон сел у окна, — там и скал- то никаких нет.

— Эпизод в фильм не вошел, — засмеялась Нина, — его, наверное, вырезала цензура. С такими-то рожами…

— Не нравятся, что ли, рожи?! — возмутился Валера.

— Шутка, — успокоила его Нина. — На праздниках будут остальные серии показывать, я посмотрю, потом вам все расскажу.

— Разве ты не поедешь? — удивился Андрей.

— Нина плохо себя чувствует, — ответил за нее Валера.

— Серьезно?

— Ну, я тебе потом объясню… Есть будете?

— Куда есть, уже бежать надо! — заторопил Валера. — Короче, ты едешь, или как?

— Или как… Не знаю… Погода не очень… Дел куча…

— Два дня погоды не сделают! — заверил Валера. Все засмеялись.

— Нина, так я поеду?

— Что это, вдруг, с тобой случилось? Спрашивать начал… — удивилась Нина. — Естественно нельзя! Уже поздно, и к тому же дождь.

— Это он еще не совсем выздоровел, — сказал Антон.

— Отлично! — подвел итог Валера. — Я иду ловить машину, жду вас внизу. Давайте быстрее.


Полупустой вагон метро раскачивался из стороны в сторону. Развалившись на сидении, храпел заросший щетиной молодой человек. Напротив него, брезгливо поджав ноги, сидела женщина лет сорока. Рядом с ней — непроницаемого вида военный, и чуть поодаль — три смешливые девицы, которые все время негромко переговаривались и постоянно хихикали.

На очередной станции в вагон вошел крепкого сложения мужчина в промокшей штормовке, лет тридцати четырех, с небольшой лысиной на голове и развевающимися вокруг нее влажными вихрами, и с ним две девушки в резиновых сапогах. Скинув рюкзаки, они остановились в проходе.

Перестав болтать и даже слегка подавшись вперед, девицы с веселым любопытством уставились на шерстяное, в обтяжку, спортивное трико на ногах мужчины, на котором вместо лампасов были вышиты какие-то слова.

— От Светланы, Лены, Татьяны, Нины, Марины и Наташи, — зачитали они вслух. — Ого!

Заметив, что его штаны привлекли внимание, мужчина отработанным движением манекенщицы развернулся к ним другим боком, красиво изогнув ногу и чуть приподняв край штормовки, закрывающей окончание фразы.

Девицы прыснули.

— Эдику Рахимову — от преданных поклонниц… — восхищенно продекламировали они.


Последняя пригородная электричка стояла, раскрыв двери, на перроне. Кто-то ввалился в тамбур и застыл, вглядываясь во тьму неосвещенного вагона. Неясные, едва различимые во мраке фигуры полулежали на сидениях.

— Я туда попал? — спросил человек от двери.

— Туда, Костя, туда… — ответили фигуры.

Нетвердым шагом человек пробрался по проходу, скинул на пол рюкзак, присел на свободную скамейку.

— Как подача? — спросили из темноты.

— Успел, — порывшись в рюкзаке, Костя что-то извлек из его недр и гулко чмокнул пробкой в тишине.

Несколько фигур заметно оживились.

Костя сделал пару глубоких продолжительных глотков.

— Вовик с тобой? — спросил кто-то

— Курит с кем-то у последнего вагона. Будете?

— Спрашиваешь! — удивились голоса.

— Давай сюда…

Бутылка пошла по кругу.

Подсунув рюкзак под голову, Костя забрался на скамейку и лег, подогнув ноги с прохода.

— Я почти двое суток не спал. Не забудьте меня в Кузнечном, — попросил он.

— Хорошо, — пообещали ему.

— Спокойной ночи…


На старом прогнившем деревянном настиле стоял ряд покосившихся палаток. Около потемневшего от времени бревенчатого стола дымил костер. Светлана в мужских сапогах и меховой безрукавке раздувала огонь: махала пенопластовым ковриком, подкладывала влажные веточки. Юлик и Валера, оба опухшие от сна, безуспешно пытались надуть воздушные шары. Татьяна опутывала кусты разноцветными гирляндами.

За голыми деревьями блестело озеро. У берега стоял мольберт. На акварельном листе широкими мазками была намечена будущая картина: озеро, деревья, мостки. Каждый, кто шел умываться, считал своим долгом добавить к предполагаемому пейзажу что-нибудь от себя. Так на озере появился остров, на острове — пятиэтажная хрущевка, потом сосны превратились в пальмы, на пальмах возникли обезьяны с бананами в руках, а от одной из них протянулась стрелка к надписи «Наташка». Последней к мольберту подошла заспанная худенькая девушка с махровым полотенцем через плечо:

— Гады! Кто это сделал?! — жалобно вскрикнула она.

Антон лихорадочно искал в рюкзаке футболку. Володя штопал драное трико. Костя скакал на одной ноге — другая была босая — вокруг настила, рылся в разбросанных повсюду вещах.

— Волки позорные, что у вас за форма? Где вы ее держали? Такое впечатление, что вы ее жевали всю ночь… — издевался над ними Виктор — обаятельный загорелый мужчина лет тридцати пяти с выцветшими голубыми глазами и двухдневной щетиной на подбородке. — Да-а, Виталик, не то поколение нынче, не то! Чего-то такого в них не хватает… Мы в ваши годы вставали засветло, разминались, потом купались в озере — в любую, заметьте, погоду. Доставали из чистых полиэтиленовых пакетов отглаженные хрустящие футболочки — приятно было посмотреть… А вы?.. Где лицо секции?.. А еще в команду хотите попасть…

— В семье не без уродов, — согласился с ним Виталий — крепкий розовощекий мужчина лет тридцати.

— Витя, отвали, — попросил Антон. — И так тут мандраж с самого утра, так и ты еще…

— О! Ирка идет, — сказала Татьяна.

Со стороны леса приближалась коротко стриженая плотная женщина с солидной папкой в руке. Раскрыв блокнот, она на ходу громко выкрикивала:

— Куликов — пятый номер! Парфенов — двенадцатый! Семенов — тридцать девятый! Ли — сорок восьмой!

— Заутро казнь, привычный пир народу, — пробормотал Володя.

— Чего, чего? — рассеянно переспросил Костя.

— Вот вы, вроде, почти все тут ленинградцы — а культуры никакой. Книжек не читаете, — не унимался Виктор. — Как моя жена прямо, — он начал смеяться. — Я ей говорю: «Сходи, что ли, в Эрмитаж — культурки хапни». А она обижается…

Из кустов появился разгоряченный Андрей с заляпанным грязью рюкзаком, в распахнутой от быстрой ходьбы куртке, следом за ним шел мужчина в трико с надписями на лампасах.

— Эдя! Андрей! Где вас носило? — набросилась на них Наташа, прилеплявшая к мольберту новый акварельный лист. — Мы всю ночь тут по кустам шарили. Все батарейки из-за вас посадили!

— Можно подумать, мы дети малые, — Андрей сбросил рюкзак и устало плюхнулся на настил. — От погранцов всю ночь бегали. Еле ноги унесли.

— От финских? — съязвила Татьяна.

— Нет, пока от наших…

— Прошу зафиксировать новый рекорд, — объявил Эдик, — тропу сделали с одной ночевкой!

— Андрей, у тебя пятый номер, — сказала Ира.

— Какой?

— Пятый.

— Проклятье, — Андрей стащил мокрые кроссовки. — А с кем я?

— Ты с Марчуком. Первый старт в десять.

— Мы как, сначала поедим, а потом на демонстрацию? — спросила Светлана.

— Давайте сейчас!.. Лучше после!.. — закричали все разом.

— Демонстрант должен быть злым и голодным, — сказал Виталий.

За ближайшими деревьями вдруг раздался заразительный гогот и дружные аплодисменты.

— Ну вот, Технологи как всегда первые, — огорчилась Татьяна.

Все не спеша потянулись к озеру, и через некоторое время у берега выстроилась шеренга человек в двадцать — двадцать пять.

Эдик и Альберт развернули длинный кусок ватмана с надписью «Трибуна». По шеренге пронесся смешок.

— Начинаем праздничную первомайскую демонстрацию!.. — зачитал Эдик по бумажке.

— А сейчас мимо трибун на Дворцовой площади проходит колонна учащихся и недавних выпускников Ленинградского инженерно-строительного института! — подхватил Альберт.

— Слово для праздничного первомайского доклада имеет заведующий отделом Института социальных проблем Виталий Михайлович! — продолжил Эдик.

— Пожалуйста, Виталий Михайлович, — пригласил Алик.

Зрители захлопали. Виталий выкатил небольшой чурбан, забрался на него и развернул листок с текстом.

— Товарищи! — начал он грассируя. — Общеизвестны печальные результаты столкновения подрастающего поколения с миром большой дороги, на которую они попадают сразу же после окончания средней школы…

К сожалению, необходимо признать, что есть факторы, значительно усугубляющие тяжелое впечатление от этой неминуемой встречи.

Помимо объективно опасных социальных групп, а именно: неуживчивых соседей, старых дев, просто плохих людей и хулиганских шаек, не менее сильное воздействие на юный неокрепший организм оказывают также и расплодившиеся в последнее время многочисленные секции альпинизма.

Для более тесного контакта с изучаемым явлением младший научный сотрудник нашего НИИ проник в одно из таких образований, свившее себе уютное гнездышко под крышей Ленинградского инженерно-строительного института. Считаем своим долгом ознакомить вас с некоторыми данными его многолетних исследований.

Анализ качественного состава людей, с которыми, попав в сети этой организации, столкнется ваше чадо, тревожен: преимущественно молодые люди с социально-опасным чувством юмора; в основном перспективные специалисты широкого профиля; в подавляющем большинстве с высшим и незаконченным высшим образованием.

Предварительное обследование мест их ежегодного пребывания дало возможность сделать следующее заключение — там собрано все, крайне враждебное человеку: самый холодный снег, непростительно скользкий лед, малопривлекательное нагромождение камней.

Вызывают также опасение итоговые цифры за год: проживание в горах — 100 дней; сон за оставшееся время — 90 дней; тренировки по 10 часов в неделю — 20 дней; минус субботы, воскресенья и праздничные дни — 100 дней. Итого: 310 дней отсутствия за год! Что же остается для созидательного труда, для общественно-полезной работы?!

Тяжело говорить о том, что пришлось пережить нашему товарищу. Пройдя через систему бесчеловечных физических и опустошающих моральных упражнений, потеряв уважение коллег по работе, испортив отношения с женой и путая имена своих детей, а также навсегда утратив жизнерадостность и остатки здоровья, небритый и мрачный, — Виталий простер руку в сторону стоящих в шеренге, — он стал походить на этих людей…

Нелегко перечислять массу приобретенных им извращенных привычек, бездонен багаж нечеловеческих приемов, благодаря которым он был вынужден существовать в горах: добыча подножного корма; отправление пищи в рот всеми доступными и недоступными способами и средствами; мертвый сон в любое время дня и на любом рельефе; традиционно бесплатный проезд в электричках и поездах дальнего следования.

Материал, поступающий от нашего друга, с каждым годом становится все более и более удручающим. Вот его последнее сообщение: «Оправдались худшие предположения…»

Работа, проведенная нами, огромна; факты исчерпывающи, и вывод оказывается однозначным:

— Ни шагу в горы! — крикнули хором Виталий, Эдик и Альберт.

— Ура-а-а! — радостно подхватили остальные.

Андрей, Валера и Антон шли вдоль невысоких, поросших мхом гранитных скал. Валера нес полупустой рюкзак. У Андрея и Антона висели на шее связанные за тесемки узконосые галоши.

В глубине леса открылся большой ухоженный лагерь Технологов. По краям импровизированного футбольного поля стояли аккуратные свежие настилы с ровными рядами ярких палаток под тентами и длинный удобный стол. Мощно дымил огромный костер, окруженный поленницами аккуратно нарубленных дров. Здесь было так много народу, что большая часть, не уместившись за столом, расположилась со своими мисками на настилах и даже просто на земле.

— Мужики! — закричали им от стола. — Поздно уже тренироваться! Идите кашки поешьте!

— На провокации не отвечаем! — хмуро заявил Валера.

— Я бы лучше поспал, — сказал Антон.

— Андрюха, иди к нам! — продолжали зазывать хлебосольные Технологи. — Пусть тренируется тот, кто не умеет лазать!

— Мою порцию я отдаю Марчуку, — сказал Андрей. — Проследите, чтоб съел.

Худой, в круглых очках на лошадином лице, Марченко продемонстрировал тарелку, полную каши:

— Не бойсь, не отравлено!


Шестидесятиметровая скала вздымалась вверх отвесными, сильно расчлененными уступами. На сером граните блестели свежей краской какие-то точки, стрелочки, кружочки. В метре от земли, как петли на виселицах, сиротливо покачивались веревки с узлами на концах.

Толпы болельщиков теснились у края озера, плотно облепляли каменистые, поросшие лесом склоны. Те, кому не хватило места на земле, гроздьями висели на деревьях.

В крошечный стартовый городок, огороженный веревками, влезли два молодых человека, прицепились к узлам свисающих веревок. Судья дал старт.

Зрители начали кричать. Молодые люди быстро поднимались вверх, уверенно преодолевая простые первые метры скалы. Однако вскоре, добравшись до более сложных участков, резко сбавили темп и, наконец, остановились совсем.

Правый надолго застыл под большим нависающим пузом. Изогнувшись, он не глядя тянулся вверх. Его рука шарила по гладкой поверхности гранита сантиметрах в двадцати ниже удобного острого выступа. Не найдя ничего подходящего, он с большим трудом приспустился на полметра вниз и поочередно встряхнул затекшими руками.

— Петя, ноги! — несколько болельщиков, оттеснив окружающих, придвинулись вплотную к ограждениям. — Подбери повыше ноги!

В это время под одобрительный гул левый скалолаз прошел сложный кусок на своем маршруте и почти бегом устремился вверх.

— Насасывай!.. — взревели зрители. — Зашнуривай!..

Правый обернулся в сторону противника.

— Да не смотри ты по сторонам! — закричали ему — Давай, борись!

Парень опять подступил ногами и снова потянулся вверх рукой, но по-прежнему не мог достать выступ.

— Петруччо, еще пять сантиметров! — завопили с дерева.

Собрав остатки сил, он уперся носком галоши в крохотную лунку на уровне колена, привстал, наудачу кинул руку вверх и, едва скользнув пальцами по выступу, мгновенно потерял равновесие и сорвался вниз. Пролетев пару метров, он повис на веревке, беспомощно болтаясь из стороны в сторону.

— Проклятье! — простонал кто-то.

Когда сорвавшегося в очередной раз прибило к скале, он, публично коря себя, несколько раз ударился о нее головой в каске. Под всеобщий смех его плавно опустили на землю.

В это время его противник под неистовые вопли болельщиков уже стремительно бежал вниз…

Андрей обувал галоши. Юлик и Валера разминали ему спину и предплечья.

— Успокойся, — быстро говорил Эдик. — Главное — подбери ноги под балконом, иначе никак. Достанешь лоханку — считай, дело сделано.

— Расслабь руки, — сказал Юлик, — они у тебя как каменные…

В это время левый участник, уже в одиночестве, стартовал на правом маршруте.

— Вот, смотри, как Сёма сейчас балкон полезет, — сказал Эдик.

Парень быстро добрался до нависания и с маху кинул правую руку наверх, почти достав до выступа, но поскользнулся и едва не сорвался.

Зрители ахнули.

— Аккуратненько, Сэм! — звонко крикнула какая-то женщина. — Спокойненько!

Снова подступив ногами, он, на этот раз уже медленно и осторожно, потянулся вверх. В наступившей тишине было слышно его тяжелое дыхание.

Улучив момент, группа поддержки его бывшего соперника протиснулась еще ближе к скале и начала громко хором дышать ему в такт, низко склоняясь после каждого выдоха.

В толпе пронесся смешок.

— Тюля, отвалите! — послышались голоса с разных сторон.

— Работай, Сёма, работай!

На мгновение потеряв равновесие, парень медленно и плавно, как на экране, отвалился от скалы и осел на веревке.

— О-ох!!.. — разом выдохнули зрители…

Андрей нырнул под веревочное заграждение.

— Андрюха, держись! — подбадривали его с разных сторон.

— Главное — спокойствие…

— Где Марчук?! — беспокоилась девушка с секундомером в руке.

— Да здесь, здесь…

— Пусть идет.

В стартовый городок влез длинный узкоплечий Марченко. Проходя мимо Андрея, он одобрительно похлопал его по спине:

— Это была старая боевая лошадь!

— Это были две старые боевые лошади, — уточнил кто-то.

Зрители засмеялись…

Судья дал отмашку.

Марченко уверенно и цепко двинулся по своему маршруту.

Расталкивая сидящих на ветках зрителей, Валера полез на дерево.

— Отлично, отлично идешь, — подбадривал он Андрея, — все нормально… правее руку… еще… так…

Остановившись под нависанием, Андрей запрокинул голову, разглядывая гранитное пузо. Потом приспустился вниз и сдвинулся вправо.

— Куда?! — закричал Валера.

Но было уже поздно. Андрей сделал несколько судорожных, неуверенных движений, и неожиданно вожделенный выступ оказался прямо перед его лицом. Однако при этом он не мог оторвать от скалы ни одной руки. Втиснутые в гладкую трещину пальцы грозили вот-вот выскользнуть. Застывшие в неестественном положении ноги начали дрожать от напряжения.

— Давай, Андрей, давай! — кричали с разных сторон. — Уже немного осталось!

— Зубами хватай! — злобно посоветовал кто-то.

Андрей осторожно отпустил левую руку, но его тут же откинуло в сторону. Чтобы не сорваться, он на секунду уперся в угловую стеночку, находящуюся уже за ограничением, оттолкнулся от нее и снова возвратился на место.

— Внимательно! — заорал с дерева Валера.

— Аккуратнее, Андрей, аккуратнее!

Андрей продолжал висеть на скале.

— Не трать силы, лезь! — кричали снизу.

Андрей отпустил руку, и его опять отбросило в сторону.

— Участник Куликов снят за неоднократный выход за ограничения, — объявил судья.

Андрей в замешательстве глянул в его сторону.

— Спускайтесь, участник, спускайтесь! — повторил судья.

— Лезь дальше, не слушай никого! — раздался чей-то истошный вопль.

Андрей посмотрел вниз и, помедлив еще некоторое время, разжал руки.


Костер еще дымил.

Андрей выскреб со дна котла остатки каши, зачерпнул чай и, запивая на ходу, пошел к настилу. Поставив чашку на землю, скинул сапоги, забрался в палатку, вытащил из рюкзака спальный мешок, расстелил его, чей-то мешок подгреб под голову, другим накрылся сверху и задернул полог.


Накрапывал мелкий дождь.

Азарт поубавился, зрители выдохлись. Никто никого не подгонял, не давал никаких указаний. Все устало наблюдали за происходящим.

В абсолютной тишине худой широкоплечий парень с огромными ручищами подобрался под роковое нависание, спокойно, без видимых усилий взялся за недоступный выступ, подтянулся и легко выбрался наверх балкона.

— Вот это грабли! — нарушил молчание изумленный голос.

— Ха! — раздался хриплый смешок откуда-то сверху. — У мафии длинные руки!

Задремавшие было болельщики очнулись.

— Беги, Мафия! — крикнул кто-то.

Узрев наконец победу и нового героя, зрители стали распаляться и, забыв обо всем, в едином порыве достигнув прежнего накала страстей, радостно заорали во все горло:

— Молодец, Мафия!.. Беги, Мафия!..


Все сидели плотным кольцом у костра, сушили на коленях одежду, курили, время от времени подкладывали в огонь поленья. Яркие искры с шипением улетали в ночное небо.

Эдик откупорил несколько бутылок вина и вылил содержимое в большой закопченный чайник, висевший на проволоке. Следом за ним Альберт покрошил в чайник яблоки, выжал пол-лимона, кинул пригоршню рафинада.

— Муфлоны беременные! — ругался Виктор. — Стыд и позор! Андрей, старина, ты лез так, будто у тебя нет ног…

— Да ладно тебе! — вступилась Ира. — Андрюша, не расстраивайся! Пролезло всего шесть человек.

— Вот шесть-то человек и попадут в команду, — проворчал Виктор.

Неожиданно раздался сильный хлопок, и в небе, осветив все вокруг, вспыхнул фейерверк. Сразу же за ним — второй, потом третий. Яркие, рассыпавшиеся букетами, разноцветные огни ненадолго выхватывали из темноты силуэты деревьев, отражались в черной глади озера. Со всех сторон послышались радостные крики.

Сидевшие у костра завопили, как умалишенные, вскочили со своих мест и кинулись на берег.

Возле огня остались только Эдик, помешивающий веткой глинтвейн, и Андрей, курящий очередную папиросу.

3

По наклеенной на стену карте Советского Союза из северо-западного региона в сторону границы с Китаем быстро бежал таракан. Чья-то вымазанная тушью рука линейкой прихлопнула его в районе города Кзыл-Орда…

Андрей отъехал вместе с табуреткой от подрамника, на котором уже появились контуры будущего коттеджа. Не спеша, аккуратно закрыл банку с тушью.

В комнате кроме него работали еще три человека, ютясь со своими досками между не застеленной двухэтажной кроватью, не закрывающимся шкафом и кухонным столом, заваленным красками, кисточками и банками с грязной водой.

— Уходишь? — спросили его.

— Мне пора уже, — вытирая руки о тряпку, Андрей выглянул в раскрытое окно. На подоконнике противоположного дома сидела, свесив ноги, полная женщина в нижнем белье. Увидев Андрея, она кокетливо помахала ему и послала страстный воздушный поцелуй.

— Вадик, смотри, — позвал Андрей, — дама твоего сердца уже на посту.

— Когда-нибудь она все-таки свалится оттуда… — не поворачивая головы, ответил бородач из угла комнаты.

— А ты папашу ее видал? — спросил Андрея сидевший рядом длинноволосый парнишка.

— Нет. А что за папаша?

— Ну! — увлеченно начал рассказывать длинноволосый. — Старикан такой, с полевым биноклем. Ему уже лет восемьдесят, наверное. Он в соседнем окне живет. У него кликуха — Казанова… Сейчас просто не его время. Он сова, ему нужны сумерки. Его звездный час наступает поздно вечером, когда девушки из общежития начинают ложиться спать…


С полупустой сумкой через плечо, грызя сушку, Андрей шел вдоль цехов завода «Светлана». В переулке было зелено, солнечно. Тополиный пух летал по воздуху, комьями катался по асфальту. Свернув за угол, он нагнал Юлика и Татьяну. Вместе они пролезли в отогнутые прутья решетки и наткнулись на пару спортивных велосипедов и самодельные рюкзачки, брошенные на траве. Человек восемь стояли неподалеку, озадаченно разглядывая стену главного здания, облицованную крупными обломками разноцветного гранита, вделанными в сероватый раствор цемента. Подойдя к ним, Андрей, Юлик и Татьяна остановились рядом и недоуменно переглянулись между собой.

— Привет, Анатоль, — поздоровался Андрей, — Что вы тут высматриваете? Будут что-то показывать?

— А ты потрогай, — коренастый мужчина в спортивном костюме показал ему на стенку.

Сбросив сумку, Андрей осторожно прикоснулся пальцем к розоватому обломку гранита, торчащему из стены. На пальце остался грязный след.

— Чем это она вымазана? — Андрей наклонился, вытирая руку о траву.

— Понятия не имею, — пожал плечами мужчина.

— А чего это вдруг? — поинтересовалась Татьяна.

— Да, в общем-то, не вдруг, — сказал мужчина. — Директор завода недоволен. «Вы, — говорит, — выломаете нам всю облицовку». Поначалу водой из окон поливали, теперь вот — мажут чем-то…

Юлик тоже потрогал стенку пальцами, потер их друг о дружку, понюхал. Удивленно снова вымазал палец и опять понюхал.

— Да это же солидол! — обрадовался он. — Мне для машины как раз нужно, я уже месяц его ищу! Надо же…

Не разделяя восторга, мужчина недобро обернулся в его сторону:

— Тебе и карты в руки, старичок, — соскребай!


Сойдя на конечной, Андрей пошел по дороге. В проходной мясокомбината маячил охранник в полувоенной форме и, скрестив руки на груди, подозрительно следил за его передвижением. Лежавшая у ног охранника овчарка тоже хмуро косила глазом в сторону Андрея.

В конце забора стояли развалившиеся товарные вагоны, набитые ребрами каких-то животных. Двери вагонов были отодраны, и ребра в изобилии валялись вокруг, как после нападения гигантской стаи хищников.

Обогнув вагоны, Андрей вышел к зданию котельной и высоченной облезлой трубе, за которой открывались заросшие бурьяном поля и чахлый лес вдали. Андрей задрал голову. Сигнальные фонари тускло горели в сумеречном небе. Сложив ладони рупором, он крикнул:

— Витя!.. Слава!..

От его крика взмыли вверх тучи жирных чаек и начали, галдя, кружить в воздухе.

На нижней, опоясывающей трубу решетчатой площадке появился едва различимый силуэт и свесился вниз. Сказал негромко:

— Мы здесь, поднимайся.

Андрей уцепился за нижнюю ступеньку, прошкрябал ногами по бетону и забрался на лестницу…

Виктор и Слава счищали металлическими щетками лохмотья старой краски с прутьев ограждения.

— Ну, как вы тут? — Андрей облокотился на перила рядом с ними.

— А! Нормально, — отозвался Слава.

— Закурим? — Андрей достал сигареты.

— Давай, — они с готовностью отложили щетки и закурили, тоже облокотившись на перила и глядя на багрово- красные от закатного солнца болото, лес и линию электропередачи. Из болота поднимались испарения и туманом расползались вокруг.

— Зона… — нарушил молчание Виктор.

Андрей в последний раз глубоко затянулся и щелчком выбросил сигарету, следя за летящим вниз огоньком.

— Должен тебя огорчить, старина, — денег за стекла пока нет, — Виктор тоже бросил вниз окурок. — И в ближайший месяц вряд ли будут.

Андрей молчал.

— Ты когда едешь? — спросил Виктор.

— Билеты на двадцатое.

— Займи у кого-нибудь, — посоветовал Слава. — К осени-то уж точно должны быть.

— Жизнь взаймы, — сказал Андрей. — У меня уже почти триста рублей долга.

— Что делать, старина, — развел руками Виктор. — Такова спортивная жизнь! А то выходи, вот, с нами на трубу.

— Не могу. Лимит трудодней уже исчерпан, — Андрей выпрямился. — Ну, что, вы еще долго тут собираетесь? А то поехали в город — там вино и женщины… У меня есть треха.

— В таком случае у меня червонец, — обрадовался Слава.

Из котельной с шумом вырвалась мощная струя пара, снова подняв с земли крикливые тучи.

— Вино, это, конечно, хорошо. Но вот женщины, — Виктор додумывал какую-то свою мысль. — Женщины, старина, как очень злые кони… — он начал смеяться. — Я знаю места, где их никогда не бывает. Но никому не скажу!


Андрей и Антон сидели у Валеры на кухне. Валера заваривал чай. На плите что-то клокотало. На протянутых под потолком веревках сушились детские колготки.

— Ну, вот, например, — Антон перебирал какие-то листочки, вынутые из потрепанной картонной папки. — То, что еще в прошлом году хотели делать. Но здесь только самое начало.

— Давай, — сказал Валера.

— А что мы тогда хотели делать? — Андрей безуспешно пытался откупорить бутылку портвейна. — Я уже и не помню ничего…

— Ну, вот это:

Хотят ли жены и семья,

Чтоб в горы вечно ездил я?

И, как большие утюги,

Летят нам в спину матюги,

Но, как последняя свинья,

Дверь плотно прикрываю я,

И пусть летят они, летят…

— Ну, так отлично! — засмеялся Валера. — А дальше что?

— Дальше все.

— Пожалуй, маловато…

— За ночь мы вряд ли что-нибудь из этого сделаем, — Андрей наконец открыл бутылку и поставил ее на стол.

— Есть еще вот это:

Куда, петербургские жители

Толпою веселой бежите вы?

Какое вас гонит событие

С работы на юго-восток?

Там фрукты растут обалденные,

Чайханщики — люди степенные,

Летят из Кабула военные,

И песню поет ишачок…

В кухню вошла Лена.

— Валера, ну что ты сидишь?! — нетерпеливо заговорила она. — Я же просила тебя мясо перемолоть! У меня курсовик горит, белье еще надо прополоскать, дети давно уже спать должны, а они еще не ужинали даже!

— Ты же видишь — мы тут заняты… — Валера был спокоен.

— Ну, а что мне теперь, разорваться, что ли, на части?!

В кухню вбежала девочка лет пяти, похожая на Валеру.

Смущенно оглядываясь на гостей, что-то шепнула Лене на ухо.

— Ну и что! Я тоже есть хочу! — резко крикнула та.

Девочка, заплакав, убежала.

— Что ты на ребенка-то кричишь?! — возмутился Валера. — Она виновата, что ли, что у тебя курсовик горит?!

— Да потому что надоело все! — взвилась Лена. — Ты ни черта по дому не делаешь, стипендию не получаешь, сидим на шее у родителей!

Андрей под шумок разлил портвейн, и они с Антоном выпили.

— Слушай, Лена, — Валера с трудом сдерживал себя, — давай, мы потом с тобой разберемся, все-таки у нас гости…

— Когда потом?! От тебя помощи разве дождешься?! Ты все под себя гребешь! Я тоже, между прочим, хочу еще для себя пожить… И успехи у меня, кстати, получше, чем твои, были. А что получается? В Крым я уже три года не ездила, на скалах, не помню, когда в последний раз была! Вот мне Алик предлагал путевку на июль — а ты с детьми будешь нянчиться. Понял?

— Ну, мы же говорили, кажется, об этом. Твоя мать же собиралась с ними на даче…

— Собиралась! — перебила Лена. — Вот именно что — собиралась! А теперь уже не собирается! Ей в июле отпуска не дают!

— Ну, так пойди и разберись с ней — твоя же мать! — Валера тоже стал нервничать.

Лена в ярости бросила на стул ворох сухих колготок, которые снимала с веревок.

— Вот иди сам и разбирайся! Они, между прочим, уже спят давно! — хлопнув дверью, она ушла.

Валера с ненавистью посмотрел ей вслед.

Антон начал нервно смеяться.

— Давайте выпьем за любовь, — Андрей снова наполнил стаканы.

— Достала уже… — проговорил Валера негромко.

— Чего это с ней? — поинтересовался Антон.

— Да это ее лебединая песня, — Валера теребил в руках чашку. — Все не может мне простить, что я будто бы «испортил ей ее спортивную карьеру». Скалолазка хренова… Можно подумать, там что-то было. Зачем я только женился? Дурак! Сидели бы сейчас где-нибудь в чебуречной на Майорова, горя бы не знали… — он встал, порылся в шкафу, нашел мясорубку и прикрутил ее к столу. — Вся семейка — истерики. Папаша — зануда, бабка — сумасшедшая. Теща вроде еще ничего, так тесть и ее уже допек своим занудством. Нет сил никаких…

Вошла Лена, стала греметь в раковине посудой.

— Пусть возьмет дней двадцать за свой счет, — обратился к ней Валера. — Она же все равно хотела брать. Июль посидит с девчонками, а там уже и ты вернешься…

— Мама раньше хотела брать за свой счет. А теперь уже не хочет. Вот ты до середины июля будешь в городе, я приеду, а потом — катись куда хочешь…

— Но ты же прекрасно знаешь, что у меня билет на двадцатое июня!

— Ничего не знаю! Это и твои дети тоже!

Антон извлек из папки какой-то протертый на сгибах листочек:

— Ленка, хочешь послушать, что мы собирались на вашей свадьбе учинить?

Лена не отвечала, продолжая демонстративно греметь посудой.

— Я хочу послушать! — сказал Андрей. — Давай, читай.

— Так… — Антон поискал нужное место. — Протокол от… так… Первое: крадем жениха. Второе: топим жениха, А — в Неве, Б — в сортире…

Андрей начал заразительно смеяться.

— Что же вы тогда его не утопили? — нервно вытерев руки о тряпку, Лена вышла из кухни.

— Обиделась… — удивился Антон. — Валера, тогда слушай ты. Третье: выслать обоих малой скоростью, А — на запад, Б — на восток. Четвертое: гоняем родственников…

— Вот и надо было тогда их всех разогнать, — мрачно произнес Валера. — Лена, что делать с мясом?!

— Ничего не надо делать! — из комнаты донеслись глухие рыдания.

— Да пошла ты… — пробормотал Валера.

— О, вот еще… — Антон весело хмыкнул, читая какой- то очередной листок. — Но тоже только начало.

— Давай! — потребовал Андрей.

— В спортзале нашем пол зеленый,

Густая пыль на поле том,

И днем и ночью люд ученый,

Все ходит по полу кругом.

Идет направо — (чего-то там) заводит,

Налево — матом говорит,

Там чудеса — Семенов бродит,

Лукьянов на руках стоит…

Андрей засмеялся.

— Вообще-то, по Пушкину у нас Вовик главный специалист.

— Так это он и писал, — сказал Антон.

— Ну вот! — огорчился Андрей. — А жаль…

— Ну, тут какой-то бред… — продолжал читать про себя Антон. — Вот еще нормальный кусок:

А в чем же там очарованье?

Ведь жизни легкой, в общем, нет!

И кратковременно свиданье,

И страсть одна на много лет.

Вершина!.. К ней, красой блистая,

Стремится двойка удалая,

Самолюбива и сильна,

В одну мечту погружена —

Вошла Лена. Андрей, подмигнув Валере и размахивая в такт стаканом, продекламировал:

— Вершина! К ней, красой блистая, стремится Ленка удалая, самолюбива и горда…

— Пиши своей матери, пусть приезжает, — сказала Лена, не обращая на Андрея внимания, может быть, даже не слыша его.

— Но ты же прекрасно знаешь, что она не может! — почти закричал Валера.

— Ну, а куда мы тогда детей денем?!

Валера открутил мясорубку, отнес ее в раковину, залил горячей водой:

— Слушай, а давай их утопим?

Антон и Андрей захохотали, пряча лица от Лены.

В этот момент раздался сигнал электронных часов. Все обернулись: циферблат показывал сплошные нули.

Одновременно зазвонил телефон. Сидевший ближе всех Андрей поднял трубку.

— Ноль часов — ровно, — сходу сказал он.

На том конце провода аккуратно положили трубку.


В районе новостроек ехал открытый грузовик, до отказа забитый мебелью и всяким домашним хламом. Внезапно он затормозил. Сидевшая в кузове на диване женщина еле успела подхватить падающий торшер. Водитель высунулся наружу и указал на парадную ближайшего дома, на двери которой болталась на ветру огромная бумажная стрелка с надписью «Здесь».

— Сюда? — спросил водитель.

— Нет-нет, нам дальше, — ответила женщина.

Человек сорок, все празднично одетые, сидели вдоль стен и полулежали прямо на полу совершенно пустой, без мебели и занавесок комнаты. В противоположном от окна углу, огороженном бельевой веревкой и табличкой «Сцена», стоял Володя в окружении четырех девушек. Заглядывая в блокнот, он читал:

— Там, иногда, не доставало

Любимых всеми сухарей,

И дева там не оживляла

Скупую прозу зимних дней.

Девушки на «сцене» запели хором, глядя в листки:

— То не женская доля —

Грызть последний сухарь,

То не женская доля —

Греть собою пухарь,

То не женская доля —

Непомерный груз несть,

То не женская доля —

По скале гладкой лезть.

Володя перевернул страницу блокнота:

— Смеркалось: на полу, чихая,

Шипел вечерний примусок,

Большую банку нагревая,

А в горле ждал сухой кусок…

Его подхватила одна из девушек:

— Разлитый грязною рукою,

По кружкам темною струею

Уже грузинский чай бежал,

Дежурный сахар подавал…

Следом за ней вступила вторая:

— Семенов то вздохнет, то охнет,

Стакан дрожит в его руке,

Кусок еды забытый сохнет

На воспаленном языке.

К плечу головушка склонилась,

Пуховка легкая спустилась

С его усталого плеча…

В этот момент раздался продолжительный звонок в дверь. Женщина в длинном декольтированном платье пошла открывать. На пороге стояли Андрей и Валера, уже сильно пьяные, но старательно пытающиеся это скрыть.

— Вы чего опаздываете? — Тамара завела их в прихожую. — Давайте скорей!

— Вас пока найдешь… — пожаловался Валера. Из комнаты донеслись взрывы хохота.

— Ну вот! — огорчился Андрей. — Вы тут, я смотрю, уже вовсю веселитесь!

— Так с пяти часов уже. Как и договаривались, — Тамара повела их по коридору. — Проходите сюда, направо.

— Мы сейчас, — сказал Валера. — А где кухня?

— Прямо по коридору и налево, — показала Тамара.

— Мы быстро, — пообещал Валера.

Они зашли в просторную кухню с большим круглым столом посредине, уставленным салатами и пирогами, и сели на свободные от сумок табуретки. Валера достал из кармана пиджака плоскую металлическую флягу и налил содержимое в пару чайных чашек.

Из комнаты донеслись дружные аплодисменты и смех. Коридор заполнился голосами. Послышались легкие приближающиеся шаги. Валера спрятал флягу под стол и с невинным видом обернулся к окну.

В кухню вошла Светлана — в короткой джинсовой юбке, белой блузке и со слегка подкрашенными глазами:

— Привет! А чего вы тут сидите?

— Валера, обрати внимание, — как бы не замечая ее, Андрей указал на видневшееся за окном недостроенное здание с торчащим посреди площадки заржавелым башенным краном, — наш препод по архитектуре называет это «застывшая музыка»…

— Привет! — смутился Валера. — Мы готовимся… мы сейчас… мы уже идем.

— Света! — обернулся Андрей. — Какая ты ослепительная сегодня!

Светлана покраснела и улыбнулась.

— Это какой год был? — поинтересовался Андрей.

— Это Вовик был, — в ее голосе чувствовался восторг, — так здорово! Жаль, что вы не успели… Теперь будет семьдесят шестой, а следующие вы. Пошли в комнату!

— Мы сейчас, — сказал Андрей, — у нас дело… Слушай, Светка, у тебя случайно ботинок нет сорок третьего размера? Мне на лето надо.

— Нет! — засмеялась Светлана.

— Жаль, — разочаровался Андрей…

Дверь на лестничную площадку была распахнута. В клубах табачного дыма стояли человек десять. Слава о чем-то рассказывал, остальные смеялись.

— Люди добрые! — обратился к ним Андрей. — Дайте закурить.

Гена протянул им по сигарете.

— Слушайте, у кого есть ботинки, сорок третий размер, на лето? Осенью отдам две пары.

— Народ! — высунулась из квартиры Наташа. — Пошли в комнату!


— Выступает семьдесят шестой год, — Ира, ведущая концерт, посмотрела в программку. — Кинематографическая зарисовка из цикла «Папа, будь осторожен, мы ждем тебя домой».

— Трезвым, — дополнил кто-то.

В комнате засмеялись.

На «сцену» вышла Татьяна:

— Сегодня вы увидите старую кинопленку, случайно обнаруженную на дне сундука, принадлежащего бабушке Кости Калинина… Свет погасите, пожалуйста!

— Свет! — разом крикнули несколько человек.

— Давайте погасим свет… — раздался язвительный голос из угла комнаты.

— За дверью выключатель! — подсказала Тамара.

Наконец, кто-то нашел выключатель и погасил свет.

Татьяна включила магнитофон. Зазвучала легкая танцевальная мелодия. Юлик запустил проектор. Замерцал неравномерный свет проекционной лампы. На прикрепленной к обоям простыне возникла надпись: «Часть первая. Лирическая мелодрама».

На экране возникла Татьяна в прическе начала века. Она любовно протирала тряпкой большую фотографию Кости — в широкополой шляпе с трубкой в зубах. Титр пояснял: «Она любит его…»

В следующем кадре Костя в той же шляпе, с дымящейся трубкой во рту, бамбуковой тростью и плетеной корзиной за плечами, быстро и целеустремленно поднимался вверх по тропе. «Он любит горы…»— комментировал следующий титр.

Снова появилась Татьяна. Теперь она в бешенстве рвала фотографию Кости на кусочки, топтала обрывки ногами и, заламывая руки, рыдала огромными искусственными слезами, оставлявшими на лице следы черной туши. «Горы разлучают любящие сердца…»— подводила итог очередная надпись.

Зрители развеселились.

Легкая музыка сменилась трагичной. «Часть вторая. Бытовая драма» — гласило название.

Снова возник Костя, уходивший вверх по тропе. «Он любит горы…» — опять прокомментировал титр.

Снова появилась плачущая Татьяна, рвущая на части его фотографию. «Она не любит его зарплату…» — поясняла подпись.

В углу комнаты истерично захохотала какая-то женщина.

Неожиданно пленка застряла, и на экране стало разрастаться пятно плавящейся эмульсии. Юлик выключил проектор.

— Сапожники! — раздались крики.

Зажегся свет. Зрители поднялись с пола, разминая затекшие ноги.

— Немного терпения! — попросил Юлик.

Воспользовавшись паузой, Андрей, Володя и Валера выбрались на балкон.

Плоская равнина вокруг была застроена прямоугольными коробками домов. Валера извлек флягу, протянул Володе.

— Вы идете? — выглянула Ира. — Мы продолжаем.

— У тебя нет, случайно, ботинок сорок третьего размера? — спросил у нее Андрей. В этот момент в комнате снова застрекотал проектор. Ира скрылась за занавеской.

— Горько!.. Горько!.. — раздались крики из дома напротив.

— Хочется большой и чистой любви… — мечтательно сказал Валера.

Финальный смех и аплодисменты в комнате, по-видимому, означали окончание киносеанса.

Светлана открыла дверь:

— Андрюша, Валера, ваш выход.

— Ну что, пошли? — Андрей хмуро посмотрел на Валеру…

— Выступает семьдесят седьмой год, — зачитала Ира очередной раздел концертной программы. — Пантомима «Застольный дуэт».

Зрители похлопали. Андрей и Валера раскланялись.

— Нам понадобится стол, три табуретки, бутылка водки и какая-нибудь закуска, — попросил Андрей.

Несколько человек притащили из соседней комнаты небольшой журнальный столик и табуретки. С кухни принесли миску салата и бутылку коньяка:

— Водки нет. Коньяк пойдет?

— Ладно, пусть будет коньяк, — вяло махнул рукой Андрей, и они уселись за стол друг напротив друга.

— Да, я хотел спросить, — повернулся Андрей к зрителям, — ботинок сорок третьего размера ни у кого нет на лето?

— У вас же пантомима, — раздался чей-то голос, — в ней не говорят!

— Это еще не выступление, — пояснил Андрей.

— А когда будет выступление? — спросил другой голос.

— Вот сейчас… — пообещал Андрей. — Вот… Все… Тишина… Начали…

В наступившей тишине стало слышно, как на свадьбе в соседнем доме горланят народные песни.

Андрей полез в карман пиджака и достал три граненых стакана.

— Да, я забыл сказать, — вдруг опять заговорил он, — нам еще нужен Антон.

— У вас же дуэт! — крикнули из угла.

Кто-то засмеялся. Антон удивленно посмотрел на Андрея и Валеру. Они жестами показали ему, чтобы шел к ним.

Недоуменно пожав плечами, Антон пробрался к «сцене» и сел на свободную табуретку.

Андрей откупорил коньяк, разлил по стаканам. Чокнувшись, они с Валерой выпили и блаженно откинулись от стола. Антон потягивал свой коньяк, следя за их дальнейшими действиями.

Сделав еще пару глубоких глотков, Андрей поставил стакан на стол, чуть не выронив его по дороге и слегка залив себе брюки.

— Недержание коньяка, — раздался чей-то голос в тишине. Несколько человек начали смеяться.

— Тише, — попросил женский голос, — не мешайте!

Валера вынул заткнутые за пояс столовые ложки, и они слегка закусили салатом. Потом Валера разлил по новой. Ожидая развития действия или какого-нибудь подвоха, зрители с интересом следили за ними.

— Курить можно? — обратился Андрей к зрителям.

— Не надо, — закричала Наташа, — и так душно!

— Это что, необходимо для выступления? — спросил строгий женский голос.

— Пусть курит! — раздались мужские голоса. — В рукав кури!

— Андрюха, а ты под себя кури, — посоветовал Сергей.

Зрители веселились.

Андрей закурил. Потом закурил Валера. Потом они снова выпили и снова закусили салатом. Когда они разлили коньяк в четвертый раз, зрители стали догадываться, что их бессовестно обманывают.

— Халтурщики! — послышались возмущенные возгласы. — Это что, все? Куликов, перестань пить наш коньяк!

— Тихо! — Андрей поднял руку, прося тишины. — Мне есть, что сказать людям…

Он полез во внутренний карман пиджака, вытащил оттуда ворох бумаг и начал что-то в них искать. Посыпались на пол просроченные лотерейные билеты, использованные проездные талоны. Валера и Антон, уже вдвоем, с удивлением наблюдали за ним.

— Хватит! — требовали вокруг. — Мы вам уже не верим!

Наконец Андрей выудил из пачки нужный ему клочок бумаги:

— Тихо!.. Экспромт!.. Написано за пятнадцать минут до начала выступления!.. Вариация на тему «Маленький мальчик зацепку искал»!

Вокруг засмеялись.

Андрей трагично простер руку вдаль:

— Маленький мальчик зацепку искал, в трещинке ручку заклинивать стал… — во время недолгой паузы он залпом осушил содержимое своего стакана. — Хлопнули мощно стальные капканы — долго смеялся директор «Светланы»…


Стараясь не шуметь, Андрей на цыпочках прошел в кухню, снял мятый пиджак, пошарил по кастрюлям, зажег газ и поставил на плиту чайник.

Кутаясь в халат, на кухню вышла мать Андрея, остановилась в дверях.

— Привет, — поздоровался Андрей, — чего не спишь?

— Да так что-то… — ответила она.

— Нина не звонила вчера? — спросил Андрей.

— Нет, не звонила. Она когда вернется?

— К первому экзамену, скорей всего, — Андрей залез в холодильник, достал масло и сыр, отрезал кусок хлеба.

— А у тебя какие планы?

— Ну, какие планы… Обычные планы — зачеты всякие, сессия, экзамены надо сдавать…

— Я имею в виду на лето планы, — пояснила мать.

— А что на лето? Летом — как обычно. Не знаю пока. До лета еще дожить надо.

— Ты что, боишься не дожить до лета?

— Нет, почему, — засмеялся Андрей, — я в смысле всяких там экзаменов. Еще двести раз все может перемениться.

— Нина говорила, ты собираешься уехать на три месяца?

— Ну, во-первых, не на три, а, скорей всего, на два… — уточнил Андрей. — Ну да, в общем, собираюсь уехать, а что, собственно?

— Я думаю, ты и сам прекрасно понимаешь, что… Может быть, ты это лето пропустишь? Один раз, мне кажется, можно… Все-таки такое событие предстоит…

— Оно же не летом предстоит, а осенью, даже почти зимой! — Андрей, начиная раздражаться, сел за стол. — Потом, в конце концов, это что, какое-то небывалое событие? В истории человечества такого еще не происходило?!

— Тише, тише, — понизив голос, попросила мать, — папа спит, разбудишь… Вчера работал много, поздно пришел…

Андрей перешел на громкий шепот.

— Зачем мне-то здесь все лето торчать? — он яростно откусил кусок бутерброда.

— Неужели ты не понимаешь таких элементарных вещей? — возмутилась мать. — Нине нужен покой, за ней нужно поухаживать, последить, в чем-то помочь… Ей же нельзя носить тяжести, не все можно есть, нельзя, между прочим, нервничать, а твой отъезд — это как раз повод для волнений, для неприятных мыслей, для бессонных ночей…

— Да почему это повод для бессонных ночей?! — повысил голос Андрей и, осекшись, опять перешел на шепот. — Потом, почему ты все время говоришь за Нину, будто ее самой как бы и не существует?! Можно подумать, что мы с ней ни разу это не обсуждали!.. Зачем делать из меня какого-то монстра, синюю бороду?.. Нина, между прочим, меня отпускает, она даже считает, что ей так будет проще!

— Она так говорит потому, что не хочет тебе мешать. Но я уверена, что в глубине души ей наоборот хочется, чтобы ты остался здесь и был сейчас рядом.

— А почему бы ей тогда не сказать этого прямо? Зачем это скрывать? Если ей действительно этого хочется?.. Ты говоришь то, что считаешь нужным делать сама, но это еще не значит, что все кругом думают точно также. Она что, говорила, что хочет, чтоб я остался?

— Впрямую не говорила…

— Ну, а чего тогда выдумывать? — закипел чайник, Андрей резко поднялся, достал заварку.

— С тобой стало совершенно невозможно разговаривать… — сказала мать.

— Почему это невозможно? — Андрей снова опустился на стул. — Все вокруг говорят, а дома вдруг невозможно!

— Ну, во-первых, не вдруг, а уже давно…

— Не знаю! Ни у кого, кроме тебя, таких проблем почему-то не возникает!

— Ну ладно, — сказала мать устало, — давай сейчас обо мне говорить не будем… Но вот о Нине я тебе советую хорошенько подумать. Для женщины это всегда тяжелое испытание, а первый раз — особенно… И всегда лучше, когда кто-то близкий есть рядом. Мы с папой, конечно, тоже не чужие люди, но мы — другое дело.

— Хорошо! — отрезал Андрей. — Я подумаю.

Мать хотела еще что-то добавить, но только безнадежно махнула рукой.

— Ну ладно, я пойду, попробую еще немного поспать, может быть удастся… — плотно притворив дверь, она ушла в комнату.

Андрей, не двигаясь, равнодушно смотрел на мощную струю пара, вырывавшуюся из чайника.

4

В институтской столовой было пустынно. Андрей и Нина шли мимо заваленных грязной посудой столов, разыскивая кого-то глазами. Несколько человек стояли у раздачи. Нина заметила среди них длинного тощего парня и толкнула Андрея в бок. Парень задумчиво выбирал салаты, кинул на поднос один пирожок, другой неуловимым движением спрятал в карман пиджака. Андрей и Нина, смеясь, наблюдали за ним.

— Макс! — крикнул Андрей.

Парень, вздрогнув, обернулся:

— Напугали…

— Сдал? — спросила Нина.

— Три шара, — расплатившись, парень взял поднос и остановился в раздумье, выбирая, куда бы пристроиться, — пошли куда-нибудь сядем.

Он двинулся к окну, поставил поднос на край одного из столов, сдвинул гору объедков в сторону и сел.

— Конспект есть? — Андрей тоже присел на подоконник.

Парень достал из-за пояса потрепанную общую тетрадку в коленкоровой обложке:

— Только мне к вечеру надо вернуть.

— А чей это? — заинтересовался Андрей.

— Богдановой.

— О-о! Ты где будешь?

— На пятом.

— Я занесу.

— Только чтоб железно! — попросил парень. — Людка мне голову свернет…


Возле двери в аудиторию толпилось человек двадцать.

— Иди скорей! — сказала Андрею девушка с учебником в руках. — Ваша пятерка уже пошла. Только что тебя второй раз вызывал… Ты же знаешь — он любит, чтобы все по плану было…

Андрей осторожно приоткрыл дверь и просунул голову внутрь:

— Можно?

— Проходите, проходите! — мешковатый старичок в вязаной жилетке обернул в его сторону большую голову с дряблой, покрытой пигментными пятнами кожей. — Давно уже вас ждем.

Андрей зашел.

На первых партах студенты увлеченно строчили что-то на листах бумаги. На последнем ряду сидел Эдик в пиджаке и галстуке. Девушка-студентка что-то взахлеб объясняла ему. Эдик утвердительно кивал. Заметив Андрея, он из-под парты поприветствовал его.

Андрей отдал зачетку, поднял билет и начал изучать его содержимое.

— Так у вас же нет допуска к сессии, Куликов! — поразился старичок.

— Но… — замялся Андрей.

— Нет-нет, Куликов, — замахал руками старичок, — никаких дискуссий! Идите, сдавайте зачеты, получайте допуск, а потом приходите на экзамен.

— Но, может быть…

— Все, Куликов, — старичок кинул зачетку на стол и отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен, — не мешайте нам работать.

Андрей потоптался еще некоторое время, машинально вертя зачетку в руках, и вышел в коридор.

— Сдал? — накинулись сокурсники. — Ну, как он — зверствует?

Андрей отмахнулся и отошел к окну. Из аудитории вышел Эдик, обнял его за плечи.

— Извини, Андрюха, ничем не могу помочь. Без допуска он не пустит. Это его правило… Потом, ты же знаешь Вишню — у него при одном только взгляде на здорового молодого парня портится настроение… Вот если бы ты был девушкой, — Эдик засмеялся, — он бы положил тебе руку на коленку, и все было бы, возможно, иначе…

— Да если бы я был девушкой, — зло проговорил Андрей, — меня бы стошнило от одного его вида!


Андрей стоял у выхода из метро, прислонившись к киоску «Союзпечати». Рядом торговал цветами азербайджанец.

— Я тебе говорю, бери, не пожалеешь! — убеждал он Андрея. — Дешевле во всем городе не найдешь! Я тебе дело говорю! Я разве кого обманывал когда-нибудь? Спроси кого хочешь! Девушка есть, слушай?

— Девушка есть, — сказал Андрей, — денег нет.

— Ай, ну зачем обманываешь, слушай! — настаивал продавец. — Я же тебе дешево отдаю! Ты посмотри, что за цветок! — он выхватил из ведра гвоздику и, демонстрируя ее прочность, со всего размаху врезал бутоном о прилавок. — Ну, видишь?! Крепкая, свежая, утром росла еще! Неделю простоит, слушай! Это я тебе говорю!

Андрей, смеясь, достал кошелек, вытряхнул содержимое на прилавок:

— Ну вот, видите? Даже на одну не хватает.

— Ладно, бери! — продавец смахнул мелочь в картонную коробку.

Андрей понюхал цветок.

Из метро вышел коренастый мужчина лет сорока пяти, огляделся по сторонам. Заметив Андрея, подошел к нему.

— Давно ждешь? — мужчина полез в сумку и достал оттуда пару горных ботинок. — Вот здесь подклеишь немного, и на сезон, я думаю, хватит, — он указал на какой-то изъян в районе подошвы.

— Да это ерунда! — Андрей запихнул ботинки в полиэтиленовый пакет. — Спасибо тебе огромное, иначе я бы просто пропал.

— Да ладно! — махнул рукой мужчина. — Когда уезжаешь?

— Двадцатого.

— Ну, счастливо тогда…


С ботинками под мышкой и гвоздикой в руке Андрей шел по Загородному проспекту. У пивного ларька его окликнул загорелый военный с полупустой кружкой в руке.

— Вот это номер! — Андрей изумленно остановился. — Слушай, Олег, ты мне снился сегодня!

— Ты, наверное, кричал во сне? — съязвил Олег.

— Наоборот, плакал… — Андрей радостно хлопнул его по плечу. — Ты откуда здесь?

— Да так, проездом, можно сказать, случайно…

— А как же служба?

— Наша служба и опасна и трудна…

— Так ты в отпуске, что ли?

— Да какой там отпуск! У нас это просто делается: вышел покурить и не вернулся… Давай по пиву врежем, а? Я угощаю!

— Слушай, мне с Нинкой надо сейчас встретиться, пошли лучше со мной, — предложил Андрей. — Где ты так загорел?

— Погоди, сейчас кружку отдам… — Олег залпом допил остатки пива.


Андрей и Олег, негромко разговаривая, стояли в небольшой очереди в институтской кофейне. Из коридора зашел преподаватель в темных очках на одутловатом лице, протиснулся к прилавку:

— Пожалуйста, одно двойное без сахара и вафли.

— А кофе одно не бывает! — прокомментировал Олег во весь голос.

Преподаватель резко и зло обернулся в его сторону, увидел рядом Андрея:

— Это что, ваш товарищ, Куликов? Наверное, такой же мизантроп, как и вы? — взяв кофе, он раздраженно отошел в дальний угол, к свободному столику.

— Что это за хер? — негромко спросил Олег. — Почему мизантроп?

— Это мой заклятый друг, — также негромко ответил Андрей, — преподаватель стройматериалов. Два года назад я из-за него чуть не вылетел из института… Он каждый день берет одно и тоже — двойной без сахара и вафли.

— Почему вафли? — еще тише поинтересовался Олег.

— Не знаю… — еле слышно сказал Андрей. — Наверное, потому, что они такие же сухие и твердые, как стройматериалы…

— Слушай, Андрюха, — Олег снова заговорил в полный голос, — я тебя не понимаю! Бросай ты всю эту канитель!.. Давай, вербуйся снами на пару-тройку лет— мы там отлично устроились! Солнце, воздух, баб незамужних море, деньги лопатой будешь грести! Ну, вот, скажи честно, что ты здесь делаешь круглый год, в этом говне?

— Я? — Андрей на секунду задумался, потом улыбнулся. — Как что делаю?.. Живу!

— Э! Живешь… Разве это жизнь? — Олег насмешливо покачал головой.

В кофейню, грызя яблоко, вошла Нина.

— Нина, смотри, кого я тебе привел! — позвал Андрей.

— О-о! Вот это сюрприз! — поразилась Нина. — Ты откуда взялся?

Олег галантно поцеловал ей руку.

— Сдала? — спросил Андрей.

— Ага.

— Тогда это тебе, — Андрей вручил ей гвоздику.

— Молодые люди, заказывайте! — буфетчица призывно постучала по стойке щипцами для сахара.


В столовой ночного аэропорта было шумно. На столике лежала гвоздика, на крючке висели горные ботинки в полиэтиленовом пакете. Нина ела вареную курицу, аккуратно обгладывая косточки. Из людского потока вынырнули Андрей и Олег:

— Все обошли — нигде не видно!

— Может, рейс отложили? — сказала Нина.

— Не знаю, — пожал плечами Андрей. — Никаких объявлений вроде не было.

— Давайте, я сбегаю в справочное, — предложил Олег, — где оно тут у вас?

— Сейчас прямо вниз, там сразу же налево, — показал Андрей.

— Я быстро, — Олег исчез в толпе.

— Ну, как, съедобно? — Андрей облокотился на стол.

— Между прочим, очень даже ничего, — Нина отодвинула тарелку. — Даже, пожалуй, маловато. Может, еще возьмем?.. А ты сам не хочешь?

— Мне не нравится ее цвет, — сказал Андрей.

— Ну, и зря… Я тебя угощаю. Давай? За компанию.

— Не хочу.

— Ну, тогда возьми мне, — Нина отдала ему кошелек, и Андрей пристроился в хвост длинной очереди.

В этот момент возле электронного табло появился Мафия. Следом за ним — Антон, под руку со Светланой.

— Нинка! — крикнула Светлана издали.

— О! А мы вас никак найти не можем! — Нина обернулась в сторону очереди. — Андрюша, иди сюда!

— Где вы были? — Андрей подошел к столу. — Мы уже думали, что рейс задерживают.

— Да мы тут шикануть решили напоследок, в ресторан хотели попасть — не пускают! — пояснил Антон.

— А тут не хотите? — Андрей кивнул на прилавок.

— Я в таких местах вообще есть опасаюсь. И вам не советую. Вот это, например, — Антон указал на курицу, — это даже уже не синяя птица, а какая-то зеленая.

— Вот и я Нине тоже самое говорю! — Андрей укоризненно посмотрел на Нину.

— Вы ничего не понимаете в курицах, — улыбнулась Нина.

— Это ты зря, Нинка, — сказала Светлана, — поела бы лучше где-нибудь в городе, а то и правда — отравишься еще. Особенно тебе, сейчас…

— Да в городе все уже закрыто давно, в том-то и дело! Там и днем-то — правило трех километров… — сказал Андрей.

— Какое, какое правило? — не поняла Светлана.

— Трех километров, — засмеялся Андрей. — Не знаешь, что ли, такого правила?

— Нет. А как это?

— Правило трех километров гласит, — пояснил Андрей, — в какой бы точке Ленинграда вы не находились, в трех километрах от вас всегда найдется место, где вы сможете отлично перекусить!

Все засмеялись.

— Тихо! — Мафия поднял указательный палец. — Кажется это про нас.

Женский голос в динамиках произнес что-то невнятное.

Из толпы вынырнул Олег.

— Потрясающе! — обалдел Антон, увидев его.

Олег подошел, улыбаясь во весь рот, сходу протянул руку Мафии:

— Олег.

— Игорь, — Мафия пожал протянутую руку.

— Ваша регистрация уже началась, — сказал Олег.

— Ну, так пошли, — сказал Мафия.


Андрей, задыхаясь, волок по лестнице огромный брезентовый баул:

— Ну, вы нагрузились. Сейчас аэрофлот вас обдерет, как липку… Команда что, ничем вас не обеспечивает?

— Почему не обеспечивает? — Антон тащил две тяжеленные картонные коробки. — Обеспечивает! Обещали даже обуть-одеть… Только кто их знает? Дадут какие-нибудь сапоги кирзовые, шинель — помирай там потом на подходах… Я уж не говорю про железо. Лучше уж взять свое, родное, а там посмотрим.

— А обещали-то, обещали…

Нина и Светлана стояли в очереди на регистрацию.

— Пойду, переобуюсь, — Мафия взял небольшой рюкзак и скрылся за сувенирными киосками.

— Они вас встречать-то хоть будут? — спросил Андрей.

— Ну, Костя-то будет точно… — очередь сдвинулась, и Антон стал перетаскивать вещи.

Возвратился Мафия, обутый в тяжелые горные ботинки.

— Это ты зачем? — удивился Андрей.

— Будем экономить выданные деньги, — пояснил Мафия, — начнем прямо сейчас.

— На этих ботинках вы много не выиграете.

— Выиграем, и еще как! — Мафия загадочно улыбнулся. — Экономика должна быть экономной!

В этот момент весы освободились.

— Когда будем взвешивать шмотки, — Мафия наклонился к Светлане, — отвлеки мужика какими-нибудь вопросами.

Антон, Андрей и Олег начали кидать вещи на весы. Мафия подхватил ближний к себе рюкзак и, незаметно загнав ботинок между платформой весов и полом, с размаху кинул его на поддон.

Весы показали ноль.

Проштамповав какие-то бумаги, мужчина-регистратор посмотрел на стрелку.

— Извините, пожалуйста, можно вас на минуточку… — Светлана резко придвинулась к нему.

— Ну, что там у вас еще? — мужчина недовольно остановился, беглым оценивающим взглядом смерил Светлану. — Давайте быстрее!

Светлана наклонилась к самому его уху и начала что- то быстро и горячо шептать. Мужчина слушал ее сначала недоверчиво, но потом все более и более заинтересованно. Используя паузу, Андрей, Антон и Олег продолжали наваливать вещи на весы.

Наконец мужчина расплылся в довольной улыбке:

— Попробуем, попробуем, договорились… Буду ждать, буду ждать, — снова внимательно оглядев Светлану и бросив мимолетный взгляд на весы, он повернулся к столу и что-то пометил в своих бумагах.

Раскрасневшаяся Светлана, отдуваясь, подошла к Нине. Закидав вещи на транспортер, к ним присоединились остальные.

— Может, отметим это дело? — предложил Олег. — Сколько времени осталось?

— Полчаса есть еще, — глянула на часы Нина.

— В таком виде нас никуда не пустят, — сказал Мафия.

— Пошли, хоть газировки, что ли, попьем, — Андрей вытер рукавом взмокший лоб.

Они двинулись к выходу.

— О чем это вы там так нежно шептались? — Антон угрюмо посмотрел на Светлану.

— Тебе все скажи! — загадочно улыбнулась она.

Антон обиженно отвернулся в сторону.

— Да ладно тебе дуться! — Светлана взяла его под локоть и ласково прижалась. — Я знаешь, что ему сказала? Я ему вот что сказала, — она остановилась прямо посреди зала и громко запела:

— В далекий край товарищ улетает…

На площади у аэровокзала было тихо и пустынно, только издалека доносился гул разогреваемой самолетом реактивной турбины. Одиноко мигали желтыми огнями светофоры, ветер мел по асфальту обрывки газет и афиш.

Андрей жадно пил газировку, Мафия лег в пожухлую траву, устало вытянув ноги в ботинках.

Рев турбин стал нарастать, и в белесое ночное небо взмыл, сверкая горящими иллюминаторами, самолет, похожий на глубоководную рыбу.

К автомату с газированной водой подошел таджик в стеганом халате и тюбетейке, промыл в воде пиалу, на секунду задержался рядом, решив заговорить, но, передумав, свернул за угол и тут же все-таки возвратился снова:

— А что, друзья, — спросил он, — это и есть та самая белая ночь?

5

Сойдя с покатого деревянного мостика, Андрей, с огромным подрамником через плечо, нетерпеливо пережидал бесконечную вереницу грузовых машин. Наконец, улучив момент, нырнул в короткий просвет и юркнул в подъезд старинного особняка. Перескакивая через ступеньки, взбежал на верхний этаж и оказался в просторном темноватом коридоре с глубокими кожаными диванами по бокам. Из-под закрытых дверей и единственного окошка в торце, выходящего на глухую кирпичную стену, слабо просачивался дневной свет. Андрей двинулся по коридору, поочередно толкая попадавшиеся на пути двери.

С дивана навстречу ему поднялся худенький невысокий паренек.

— Здесь есть кто-нибудь? — спросил у него Андрей.

— Есть… Заведующая, лор, окулист… — паренек вглядывался в лицо Андрея, близоруко щурясь. — Слушай, ты же Куликов?

— Ну да, Куликов… А что?

— Да нет, просто… — смутился паренек. — Ты не сходишь за меня к окулисту? Там ничего не надо, только буквы сказать… Он сам слепой, но, я боюсь, они меня зарежут… В прошлом году за меня наши посмотрели, а сегодня никто не смог — заняты…

— Извини, конечно, но меня тут все знают. Пять лет уже к ним хожу… Приходи ближе к вечеру — народу побольше будет… А где заведующая?

— Последняя дверь направо… — паренек огорченно возвратился на диван.


— А-а, Куликов! Проходите, проходите… — полная женщина в медицинском халате подшивала занавески. — Что-то вас давно не было видно…

— Да так все — дела, — Андрей поставил подрамник около двери.

— Вы, наверное, за справкой? — женщина отложила шитье.

— Ну да, слава Богу, пока от врачей только справки, — Андрей осмотрелся. — А вы, я смотрю, переехали? Ну, и как на новом месте?

— Да как сказать, — воткнув иголку в лацкан халата, женщина подошла к сваленным в угол коробкам. — И нравится, и не нравится… Где-то я видела вашу карточку недавно совсем…

— Давайте я поищу, — предложил Андрей.

— Нет уж! Я сама, — запротестовала женщина. — А то потом, после вас, вообще ничего не найдешь… А-а, вот она, почему-то мы ее отложили сюда… — заведующая села за стол и включила настольную лампу. — Да вы садитесь, Куликов, садитесь, чего стоять зря…

Андрей присел на койку, предварительно отодвинув стопку медицинских журналов.

— Вы когда последний раз осмотр проходили? — спросила заведующая, листая карточку.

— Года не прошло еще.

— А вы знаете, Куликов, что по новому постановлению осмотр надо проходить как минимум дважды в год, а?

— Теперь знаю.

— О, а это что?! — заведующая надела очки и вчиталась в какие-то вклеенные в карту бумаги. — А-а… Ну, теперь все понятно!

Андрей напрягся.

— К тому же и кровь у вас просрочена… — заведующая сняла очки.

— Да что там с кровью-то может случиться? — запротестовал Андрей. — Я же здоров, как бык!

Заведующая снова посмотрела в карту:

— Ну, кровь, действительно, не самое страшное, но вот кардиограмма у вас, Куликов, очень плохая. Вы об этом знаете?

— Нет, а что там такого?

— Я вам могу, конечно, сказать, как это называется, но для вас это все равно пустой звук… В общем, Куликов, кардиограмму нужно сделать повторно. С такой кардиограммой я вам справку не подпишу.

— А когда ее можно сделать? — спросил Андрей.

— Людочка работает в пятницу.

— Только в пятницу?! — Андрей даже привстал. — А раньше никак?

— К сожалению, Куликов, от меня это не зависит…

— Но у меня завтра поезд!

— Ничем не могу вам помочь, Куликов, — сказала заведующая. — Но с такой кардиограммой я вам справку не дам. Не имею права.

— Черт побери… — Андрей снова сел и нервно застучал пальцами по стопке журналов. — Да я же здоров! Абсолютно! На мне пахать можно, сеять…

— Куликов, вы же меня знаете, мы уже не первый год знакомы, — снова заговорила заведующая. — И я всегда иду вам навстречу… Но сейчас — нет! Поймите — с сердцем не шутят! Задержитесь на недельку, сделайте повторное обследование, и посмотрим, действительно ли вы здоровы или это только так кажется…

Андрей сидел, уставясь в одну точку.

— Хорошо, — наконец очнулся он, — дайте мне тогда, пожалуйста, бланк, я пройду пока остальных — окулистов там всяких, лоров… Чтоб уж совсем железно было.

— Вот, и хорошо, Куликов, — обрадовалась заведующая, — вот, и правильно! Иногда полезно немного отступить… Это поступок сильного человека, мужской поступок, — она достала бланк справки, что-то вписала в графы размашистым почерком, — а с сердцем не шутите! Сейчас, по молодости, это все ерундой кажется, а потом боком выходит. Организм ничего не прощает, с ним надо считаться, его надо беречь…

— Спасибо, — Андрей взял бланк, не глядя кинул в сумку и, торопясь, пошел к двери.

— Не за что, Куликов, всего хорошего, — заведующая разгладила на коленях край недошитой портьеры.


Андрей выбрался на крышу Эрмитажа. Остановился, глубоко и часто дыша, снял с плеча подрамник, огляделся по сторонам. Город отсюда был какой-то непривлекательный — серый, дымный.

Отдышавшись, Андрей побрел через лабиринт труб и вскоре наткнулся на двух студентов, неторопливо покуривавших в укромном уголке.

— Привет! — окликнул их Андрей. — Как практика?

— Нормально… — лениво отозвался первый.

— Хочешь присоединиться? — поинтересовался второй.

— Мне надо с кем-нибудь переговорить, — объяснил Андрей. — Кто тут вами управляет?

— Иди дальше, увидишь бабу в черном свитере, вот с такими ушами, — первый показал жестом необъятную грудь. — Все вопросы к ней.

— Она хоть как, ничего? — спросил Андрей.

— Смотря, в каком смысле… — уклончиво ответил второй.

— В смысле руководства, — уточнил Андрей.

— В смысле руководства — плохо. Но нам, в общем-то, плевать. Главное — приходить каждый день…

Андрей пошел дальше и вскоре увидел крупную женщину лет сорока в черном, обтягивающем действительно огромную грудь свитере, властно дающую указания стоящей за теодолитом девушке.

— Здравствуйте, — Андрей подошел к ней.

— Слушаю вас! — женщина раздраженно повернула к нему узкое лицо с тонкими губами.

— Я… — замялся Андрей.

— Слушаю вас, — нетерпеливо повторила женщина. — Побыстрее, пожалуйста!

— Моя фамилия Куликов, я должен быть сейчас у вас на практике…

— Так. Знаю, — женщина нервно теребила рабочие перчатки, — мне о вас говорили на вашей кафедре. Так чего вы хотите?

— Я бы хотел… — Андрей неуверенно подыскивал слова. — То есть… В общем… Я, наверное, теперь уже не успею… нельзя ли мне с другой группой практику пройти, в августе?

— Нет, нельзя, — отрезала женщина.

— Почему?

— Потому, товарищ студент, что всему свое время. И место. У другой группы будет другое задание, и если все начнут ходить туда-сюда, то получится бардак, а не преддипломная практика. Согласны?

— Согласен. Но… — начал, было, Андрей.

— Ну, вот и отлично! — перебила его женщина.

— Но поймите, — умоляюще заговорил Андрей, — я сейчас не могу, я уезжаю, ведь в августе все равно здесь будут работать…

— Дорогой мой! Это уже ваши проблемы, и не надо, пожалуйста, перекладывать их на чужие плечи! Вы все поняли?!

— Пожалуй, да.

— Ну, вот и славно, — женщина надела перчатки и деловито направилась в дальний угол крыши.

— Ну, как? — спросил Андрея черноволосый парень, стоявший неподалеку.

Андрей присел на локоть химеры, закурил.

— Да она стерва! — полушепотом заговорил парень. — Ты на руку ее смотрел?

— Как-то не обратил внимания… — сказал Андрей. — Там что, когти?

— Да нет… — засмеялся парень. — Просто там отсутствует обручальное кольцо. Вот она и бесится!

К ним подошел еще один студент, оглянувшись по сторонам, достал из сумки бутылку водки и крышку от термоса.

— Давай, тебе сейчас надо… — наполнив крышку, он протянул ее Андрею.

— Мне нельзя, — грустно усмехнулся Андрей, — у меня сердце…

— Во-во! — настаивал парень. — Это как раз укрепляет… Расширяет… Давай быстрей, Эммануиловна сейчас вернется.

Андрей выпил залпом, ему сунули бутерброд с сыром. Он стал вяло его жевать.

— Слушай, сбегай еще за одной! — предложил черноволосый. — Через час обед, все свалят…

— Не, я пойду… — Андрей поднялся. — Мне еще сегодня надо быть в форме…

— Заходи в гости! — сказал черноволосый. — Мы еще с месяц будем тут валандаться…

Андрей пошел в обратную сторону. Внезапная боль в груди заставила его остановиться. Некоторое время он прислушивался к себе, напрягшись и затаив дыхание. Приложил руку к сердцу. Потом чуть выше, потом чуть ниже. Постояв минуту, несколько раз глубоко вздохнул и быстро устремился в чердачную дверь.


В окулярах полевого бинокля виднелось окно общежития. Девушка с полотенцем на мокрых волосах расстилала постель. Потом села на кровать, подогнула ногу, обнажив ее по самое бедро, и начала втирать крем в кожу ступни. Бинокль судорожными скачками приблизил ногу. Неожиданно девушка поднялась, выйдя из фокуса. Пока бинокль настраивался на резкость, шторы окна задернулись. Через мгновение свет в комнате погас.

Стены общежития сдвинулись, и в окулярах появилось другое окно. Арабы готовили на электроплитке какое-то варево. Кастрюли дымили, арабы смеялись. Бинокль равнодушно скользнул мимо. Блуждая среди погасших окон, наткнулся на девицу в мужской рубашке, курившую у открытого окна. Понаблюдав некоторое время за ней, продолжил поиски.

Скоро в поле его зрения вплыл край стола, уставленный пустыми бутылками и чайными чашками. Внезапно в соседнем окне тоже загорелся свет. Бинокль застыл на месте, держа оба окна под прицелом. В левом окне появилась девушка в короткой юбке, с кружкой в руке. Поставив кружку на стол, она влезла на табуретку и, вытянувшись на носках, поискала что-то на шкафу. Через минуту спустилась на пол и тут же появилась в окне справа. Следя за девушкой, бинокль приблизил правое окно: Виталий, Володя и Андрей в шесть рук чертили что-то на подрамнике. Девушка положила руку Андрею на плечо и что-то прошептала на ухо. Андрей отложил карандаш, порылся в сумке и достал бланк медицинской справки. Вдвоем они появились в левой комнате. Девушка села за стол, отпила немного из кружки и отдала ее Андрею. Он тоже немного отпил и наклонился к столу через ее плечо. Бинокль приблизил их максимально близко. Обведя что-то шариковой ручкой на стирательной резинке, девушка поднесла ее к губам, подышала на нее и несколько раз проштамповала что-то на бланке Андрея. Андрей поднял бланк, внимательно его рассмотрел и вышел. Девушка взяла кружку, погасила свет в комнате и вышла вслед за ним.

Бинокль разочарованно переехал к правому окошку и максимально отдалил изображение, чтобы оглядеть всю стену целиком. Свет горел только в одном этом окне.


Андрей вышел из общежития, бледный после бессонной ночи. Пройдя переулок, свернул на Фонтанку и побрел вдоль набережной. Холодный ветер норовил сорвать подрамник с плеча, и ему приходилось прилагать усилия, чтобы удержать его.

Прохожих было мало. Неожиданно Андрей различил на противоположной стороне дороги шедшего навстречу мужчину в очках, плаще и черном берете, с кожаной папкой под мышкой. Андрей сделал вид, что не замечает его, однако мужчина сам уже направился к нему. Андрей выжидающе остановился.

— Здравствуйте, Куликов, — сказал мужчина.

— Здравствуйте, — ответил Андрей.

— Ну что, как ваши дела? — спросил мужчина.

— Мои дела, пока что, не очень…

— А что же так, Куликов? Я вижу, вы и сегодня не подаете проект?

— Не подаю, — подтвердил Андрей. — Тут надо еще кое-что доделать…

— Ну, что я могу вам на это сказать, Куликов… Вы, собственно, и сами все уже знаете, мы уже неоднократно говорили с вами на эту тему…

— Может быть, все-таки можно продлить сессию?

— Нет, Куликов, — жестко сказал мужчина, — на этот раз сессию мы вам не продлим. Вам это, к сожалению, не помогает. Мне даже кажется, что вас это излишне расхолаживает. И, потом, сколько же можно делать вам поблажки?.. Вы совершенно незаслуженно, надо сказать, пользуетесь льготами по сравнению с другими студентами. В конце концов, за все надо платить — здоровьем, совестью или деньгами… — он грустно улыбнулся. — Вы же способный парень, Куликов, так в чем же дело?

Андрей молчал, глядя куда-то в сторону.

— В общем, вот вам наше решение: сессия заканчивается пятого июля. У вас в запасе еще целых две недели. К пятому июля вы должны сдать все свои задолженности. Если не сдадите — мы вас отчислим. Это не шутка. Вы ведь еще не служили?

— Нет.

— Тем более… Ну, так вот — постарайтесь. Приложите максимум усилий… Иначе потом будет плач и скрежет зубов, но будет уже поздно. Вы меня хорошо поняли, Куликов?

— Да, — сказал Андрей.

— Ну, и отлично, — обрадовался мужчина. — Идите домой, выспитесь хорошенько и приступайте. Я в вас верю. Ну и ветер сегодня… — подняв воротник плаща, он перешел на другую сторону дороги и свернул к общежитию.


В квартире было тихо. Андрей заглянул на кухню, потом в комнату. Пол ровным слоем покрывали вещи: рюкзак, спальный мешок, какое-то железо, каска, шерстяные носки, свитер, документы, ботинки… На самом видном месте лежала записка. Андрей поднял ее. Наспех было написано: «Нине ночью стало плохо, пришлось вызвать неотложку. Ее увезли больницу. Утром я туда поеду. Мама». Андрей отложил записку и устало опустился на пол, привалившись спиной к дивану.


В кассу возврата вела бесконечная очередь. Возле самого окошка, где стоял Андрей, очередь превращалась в неуправляемую толпу. Андрея постоянно толкали, но он, находясь словно в оцепенении, ни на что не реагировал.

Какая-то женщина сзади визгливо крикнула ему:

— Не подпускайте их к окну, мужчина, что же вы смотрите!

Человек в круглых очках на плоском лице непрерывно, как заведенный, бубнил где-то над ухом:

— На Москву кто-нибудь сдает?.. Кто на Москву сдает?.. Вы не на Москву сдаете?..

— Два билета на Евпаторию! — прогремел зычный голос.

Бритый наголо парень доверительно взял Андрея за локоть.

— Слушай, дружок, — просипел он, — пропусти нас вперед, мы спешим, у нас времени мало.

— Что? — очнулся Андрей.

— Я говорю, — терял терпение бритый, — скажи, что я тут стоял перед тобой.

— Мы тут третий час уже стоим, — Андрей высвободил локоть. — Попытай счастья у кого-нибудь другого.

— Да? — угрожающе проговорил бритый. — Ну, смотри, — он отошел в сторону и двинулся вдоль очереди, пристально ее оглядывая.

В этот момент людская волна прижала Андрея к металлическому подоконнику. Стоящий перед ним мужчина, красный от напряжения, кричал, склонившись к окошку:

— Как это так, не у вас?! Что вы мне голову морочите?! А где же тогда, если не у вас?!

Молодая женщина в окне, брезгливо скривив губы, что-то равнодушно ответила ему.

— Сука! — мужчина стал пробиваться наружу, бесцеремонно отпихнув Андрея и остервенело расчищая себе дорогу локтями.

Замешкавшись на секунду, Андрей полез в карман. В то же мгновение несколько рук сбоку попытались просунуть в окошко свои билеты. Кто-то зло и сильно толкнул Андрея в спину:

— Давай быстрей, не спи!

Андрей положил билет в окошко и недоуменно обернулся.

— Ну что вылупился?! — стоявший позади верзила нагло сверлил его маленькими глазками. — Не можешь нормально руками двигать? Тогда вали отсюда — не мешай людям!

Молча оглядев мужчину, Андрей повернулся к окну и увидел, как кассирша, сложив его билет вчетверо, взяла со стола ножницы. Внезапно что-то решив, Андрей резко протянул руку в окошко.

— А ну, куда лезешь?! — кассирша, привскочив с кресла, с силой захлопнула стеклянную заслонку, придавив ему руку:

— Отдайте билет! — Андрей с трудом вырвал руку.

Женщина распахнула окошко и зло швырнула билет в лицо Андрею:

— Мудак! — крикнула она. — Каких только ублюдков земля не носит!

Подхватив билет, Андрей продрался сквозь толпу и быстро вышел на улицу.


Подходя к дому, он с удивлением обнаружил греющуюся на скамейке Нину. На коленях она держала кулек с помидорами.

— Нина? — окликнул ее Андрей.

— Привет! — радостно обернулась она. — Ложная тревога!

— Да? — Андрей сел рядом. — Ну, и отлично… А чего ты домой не идешь?

— Загораю!

— Загораешь? — не понял Андрей.

— У меня же нет ключей, — засмеялась Нина, — ночью все так неожиданно произошло…

— Да, действительно… — Андрей был как во сне. — А помидоры откуда?

— В больнице всем на прощание выдают, — продолжала веселиться Нина.

— Да?

— Мама твоя денег дала, она же приходила ко мне утром!

— А, ну да, действительно, — наконец пришел в себя Андрей. — Ну что, пойдем?

— Конечно! — Нина поднялась со скамейки, потянулась всем телом. — Пошли. Я сделаю тебе незабываемый прощальный салат!


Щелкая портновскими ножницами, Андрей в только что сшитой яркой ветровке стоял возле письменного стола. Нина за швейной машинкой дострачивала прямо на нем последние швы. В прихожей раздался телефонный звонок. Наступая на разбросанные вещи, Андрей поспешил в коридор. Нина едва успела поднять лапку машины, и вслед за Андреем вытянулись две шелковые серебристые нити.

— Да?.. Привет!.. — сняв трубку, Андрей опустился на табуретку. — Нет, собираюсь… Да нет, спасибо, уже, наверное, не смогу — поздно… Да, конечно… Без четверти двенадцать на Московском… — положив трубку он обернулся к Нине, увидел две протянувшиеся от него к ней через дверной проем и всю их комнату нити. — Виктор звонил, тебе привет. В гости приглашал. Говорит: «Старина, мы тут кувыркаемся…» Предлагал присоединиться…

Нина, смеясь, легонько потянула его к себе за нитки:

— Ну, иди ко мне…

Андрей хладнокровно перерезал нитки ножницами.


По мокрому асфальту перрона, вдоль новеньких вагонов поезда «Красная стрела», заглядывая в окна мягко освещенных уютных купе, уже обжитых пассажирами, в светлом распахнутом летнем плаще, под которым виднелся добротный, но сильно помятый костюм, медленно шел заросший двухдневной щетиной мужчина с дипломатом в руке.

Завидев в дверях одного из вагонов полненькую молодую проводницу в аккуратной униформе, мужчина радостно раскрыл объятья, как будто встретил старую знакомую, и улыбаясь направился к ней. Подойдя вплотную и склонившись к самому ее уху, он стал вкрадчиво, но настойчиво что-то ей нашептывать, плотоядно шевеля жесткими, как у моржа, усами. Дипломат в его руках призывно позвякивал.

Едва не задев мужчину, мимо пронеслась электрическая грузовая тележка, до отказа набитая большими кожаными чемоданами. Покачнувшись, как от порыва ветра, мужчина обернулся и строго посмотрел ей вслед. Потом снова наклонился к проводнице, сохранявшей каменную неприступность. Опустив дипломат на землю и зажав его коленями, он продолжал что-то ей втолковывать.

Волоча огромные сумки на колесах, по перрону пробежали японцы, перекликаясь между собой на своем птичьем языке…

От очередной шутки мужчины проводница вдруг захохотала неожиданно хриплым и вульгарным голосом. Воодушевленный успехом, он, как фокусник, извлек из бездонных карманов плаща шоколадку и попытался тут же накормить ею проводницу. Она отворачивалась и хохотала еще громче.

Сдвинулась стрелка вокзальных часов, раздались первые аккорды «Гимна великому городу». «Красная стрела» плавно тронулась с места. Мужчина вскочил в тамбур и, ухватив проводницу за талию, увлек в глубь вагона. Поезд набирал ход. Мелькали окна, двери, белоснежное постельное белье, лица пассажиров, цветы на столиках. Наконец пронесся последний вагон, подняв вихрь пыли и мусора и открыв следующую платформу, посреди которой возле обшарпанного плацкартного вагона, принадлежавшего изношенному составу неизвестного направления, стояли Андрей, Володя, Валера и человек десять провожающих.


— Наши сейчас в «Астории» диплом обмывают, — огорченно вздохнул Валера.

— Так чего ты терялся-то? — удивился Альберт. — Ехал бы прямо оттуда!

— Ну, да ты что! Ленка меня убила бы просто!.. Я и так их оставил с сорока рублями на два месяца — эксперимент на выживание…

— Да, на положительный результат надежды мало! — засмеялся Володя.

— Всяко польза для науки, — мрачно произнес Валера.

— А ты приди пару раз домой пьяным, они тебя сразу зауважают, — посоветовал Виктор.

— Это еще что! — вставил Слава. — У нас дома дела по- страшнее! У нас один знает, откуда деньги берутся, но не знает, куда они исчезают, а другой знает, куда они исчезают, но не знает, откуда они берутся. Мистика!

— Поехали с нами, — предложил Володя, — там они только исчезают.

— Я бы поехал — не могу, — оправдывался Слава, — тестю обещал дачу помочь достроить.

— Там и достроишь, — засмеялся Сергей.

— Как Нинка? — спросила Светлана.

— Да ничего, вроде, — ответил Андрей. — Заходи к нам как-нибудь.

— Зайду, наверное, на днях.

— Ты, Андрюха, не огорчайся, — приобнял его Виктор, — деньги будут!

— Карты взяли? — вспомнил Валера.

— Я Вовке отдал, — сказал Слава.

— У меня, у меня… — Володя похлопал по нагрудному карману.

— Ну, и чем кончилось? — спросил Альберт.

— Заглядываю в ведомость: у всех уже зачеты, только напротив моей фамилии — пропуск, — продолжал рассказывать Володя. — «И в том строю есть промежуток малый, быть может, это место для меня…»

— Всех вас, двоечников, надо в ЛЭТИ отправить, на перевоспитание, — сказал Виктор. — У них там железная дисциплина: сессию вовремя не сдал — на сборы автоматом не попадаешь. У них все в отличниках ходят!

— Еще по две взяли — нормально, — объяснял кому-то Слава. — Можаев пришел, пивка сверху положили — отлично…

— Старина, ты только не волнуйся, — Виктор снова обнял Андрея, — за стекла я с тобой расплачусь. Я тебе рубашку куплю…

— А вот и Виталий Михалыч!

Со стороны вокзала появился Виталий — в кедах и городской куртке, с пузатым портфелем в руках. Круг разомкнулся, пропуская его в середину.

— Привет будущим мастерам спорта! — раскрыв портфель, Виталий начал выкладывать его содержимое прямо на асфальт. Сначала появились остроносые галоши с завязками, затем толстый том «Истории архитектуры», следом бутылка портвейна, связка титановых карабинов, металлический скальный молоток и небольшой сверток.

— Портфель инженера, — прокомментировал Сергей.

Окружающие засмеялись.

Андрей получил молоток, Володя — карабины, Валера — сверток, мгновенно превратившийся в пуховую жилетку, которую он тут же надел.

— Спасибо, Виталий, родина тебя не забудет! — поблагодарил Валера.

— Спасибо в карман не нальешь! — заметил Слава.

Виталий протянул ему бутылку портвейна.

— Нож есть у кого-нибудь? — поинтересовался Слава.

— У меня есть, — сказал Валера, — но он в рюкзаке.

— Дай-ка сюда, — Виктор взял портвейн. — Эх, молодежь, всему вас еще учить надо…

Схватив пробку зубами, он с силой потянул бутылку вниз. С характерным звуком пробка вылетела, вызвав аплодисменты.

— Ты был неотразим, — восхитилась Ира.

Виктор, смеясь, отдал ей бутылку.

— Стаканов, извините, нету, — развел руками Виталий.

— Как же мы без стаканов? — удивился Сергей.

— Ну что, на дорожку? — Виталий взял у Иры портвейн, пролил немного вина на асфальт и вручил бутылку Андрею.

Андрей глотнул и передал дальше. Бутылка кочевала по кругу. Валера закурил.

— Старина, дай-ка папиросу, — смачно вытерев усы, Виктор поставил прошедшую полный круг бутылку на асфальт.

Валера протянул ему пачку «Беломора». На перроне появились озирающиеся по сторонам Татьяна и Наташа.

— Девчонки! Мы здесь! — крикнула Светлана.

Девушки поспешили к ним.

— Что у вас за поезд такой?! — возмущалась запыхавшаяся Наташа. — Мы тут все перроны обегали, нигде ничего не написано, никто ничего не знает… Танюха, доставай!

Татьяна вынула из сумки коробку с тортом.

— Вот и закуска! — обрадовался Альберт.

В коробке оказалось три четверти нарезанного торта. Все взяли по куску. Виталий достал новую бутылку.

Неожиданно поезд дернулся и поехал. Володя, Валера и Андрей вскочили в тамбур. Им на ходу впихнули коробку с остатками торта.

Поезд набирал ход.

— Ни пуха! — провожающие размахивали вслед руками и бутылками.

— К черту!!! — одновременно закричали в ответ Андрей, Володя и Валера, высунувшись из двери.

Через мгновение состав изогнулся, и никого из оставшихся уже не было видно.

6

В глубине сада персиковых деревьев, на длинном настиле под навесом из причудливо переплетенных лоз неспелого винограда, как будущие бабочки в коконах, зарывшись с головой в спальные мешки, ворочались в сладких предрассветных снах постояльцы альпинистской базы.

Из черного резинового шланга, упрятанного в зеленых листьях, непрерывно падала тонкая струя воды, охлаждая лежавшие в траве золотистые дыни.

Рукой, обмотанной несвежими бинтами, загорелый молодой человек поднес шланг ко рту, долго и жадно пил, проливая воду на белоснежную рубашку и серые городские брюки — и то, и другое в больших квадратных складках от долгого хранения в сложенном виде. Потом, слегка прихрамывая, отошел и присел на край настила, осторожно отставив в сторону больную ногу в шерстяном носке, надетом сверху на тапочек. По соседству с ним коротко стриженый мужчина в выцветших тренировочных штанах и шлепанцах на босу ногу укладывал рюкзак. Прислонившись к увитому виноградом столбу, девушка в пуховом жилете вычесывала перья из длинных выгоревших волос.

— Ничего не забыли? — спросил стриженый.

— Да, вроде все, — сказал больной.

— Паспорт, билет? — спросила девушка.

— Тут, — он проверил задний карман брюк.

— Через семь часов уже дома будешь, — стриженый затянул ремни, примял рюкзак коленом и отставил в сторону.

— Я домой, наверное, и не попаду, — сказал больной, — похоже, придется прямо с аэропорта к матери в больницу ехать.

— А она в каком отделении работает? — спросила девушка.

— В реанимации.

— Я же серьезно! — обиделась девушка.

— Я тоже.

Стриженый принес со стоящего неподалеку столика литровую бутыль с остатками вина, две аэрофлотовские чашечки и поднос с абрикосами, кусками лепешки и перьями зеленого лука.

— Выпьешь? — спросил он у девушки.

— Не-а, — она взяла абрикос.

— Твое здоровье, — произнес стриженый.

Они выпили. Больной закусил пером лука, отломил кусок лепешки. Стриженый вылил в чашки последние капли вина.

— Пора, наверное, уже идти, — сказала девушка.

— Когда посадка? — спросил стриженый.

— Уже началась, — больной посмотрел на часы.

— Деньги на такси есть?

— Дай, пожалуй, еще треху.

— Возьми у меня, — девушка достала из кармана жилетки пять рублей.

— Я тебе отдам, — пообещал стриженый девушке.

— Да ладно! — махнула она рукой. — Будешь теперь кормить меня пловом в обед.

Больной надел рюкзак, взял приставленную к стене гитару. Девушка вынула из-под настила сетку с дыней.

У ворот они остановились.

— Ну, давай, старина! — стриженый обнял больного за плечи. — Маринке позвони.

Тот здоровой рукой хлопнул его по плечу и вместе с девушкой вышел за ворота.

Стриженый вернулся в глубь сада, долго пил из шланга, лил воду на спину и на голову. Потом сел на скамейку, достал из заднего кармана мятую пачку сигарет и спички, но не закурил и долго сидел так, уставившись в одну точку.

Во двор въехал пыльный грузовик и остановился под навесом, распространяя вокруг себя пары бензина. Водитель-узбек откинул борта, вытянул из сарая брезентовую пожарную кишку, открыл вентиль на трубе и начал поливать водой кузов машины, брызгая во все стороны.


Больной и девушка шли по широкой, еще пустынной аллее. В утренней дымке едва проступали очертания мечетей и минаретов. Где-то кричал мулла. Солнца еще не было, но воздух уже раскалился. Девушка, подпрыгивая на ходу, обрывала пыльные вишни с растущих вдоль дороги деревьев.

— Я уже третий раз в Самарканде, — жаловался больной, — а ни разу так и не сходил в Регистан. Скотство какое-то…

— Какие твои годы! — успокоила его девушка. — Сходишь еще.

— Нет, ну действительно! — не унимался он. — Смотри: туда едем — все суетимся, бегаем, жратву закупаем, экономим каждый день. А обратно едем — уже ни сил нет, ни желания. Только до дому бы добраться…

— Зато ты сегодня на Невский сможешь пойти, среди народа потолкаться. Кофе попьешь с пирожными…

— Куда мне с такой ногой толкаться!

— Ничего! — ободрила его девушка. — Мы имамов попросим, чтоб они помолились Аллаху о твоем здоровье.

— Попроси лучше, чтоб заплатили за работу на ленинградской мечети. Полгода уже резину тянут…

— Какой ты, оказывается, корыстный! — засмеялась она. — Расслабься. Сейчас сядешь в самолет, можно ни о чем не думать. Он себе летит. Нормальной едой тебя покормят…

— Какое там расслабься! — махнул рукой больной. — Я в самолете расслабиться не могу. Я их боюсь. Сидишь в запаянной капсуле, и ничего от тебя не зависит…

— А я люблю летать, — мечтательно произнесла девушка. — Летишь, земля под тобой поворачивается…


В долине Зеравшан была страшная жара. По грунтовой дороге, задевая низкие ветви и поминутно подпрыгивая на ухабах, ехала машина, груженая ящиками с абрикосами. Вцепившись в ходящий ходуном борт, сидел голый по пояс Володя в обмотанной вокруг головы футболке. За машиной стаей неслись замызганные и оборванные местные детишки.

— Здрастуй, здрастуй! — кричали они. — Значок давай?! Жвачка давай?! Таблетка давай?!

Зачерпнув из ящика горсть абрикосов, Володя свесился вниз и высыпал их в подставленные ладони бегущей впереди всех крошечной девочки. Расхватав абрикосы, дети убежали.

Машина вывернула на асфальтированную дорогу и остановилась. Из кабины вылезли Андрей и Валера с арбузами в руках. Голову Валеры покрывала розовая панама в цветочек. Положив арбузы на землю, они подхватили рюкзаки и сумки, которые Володя подал им из кузова. Потом он спрыгнул на землю сам и помахал водителю рукой:

— Спасибо!

Дождавшись, пока машина скроется из виду, Володя вытащил из карманов десяток абрикосов и сложил на клапан рюкзака.

Они огляделись вокруг. За высокими пыльными тополями и арыком прятались в зелени беленые домики. На небольшой открытой площади стоял, распахнув двери, одноэтажный стеклянный магазин.

— Хуш омадед![1]— Валера широким приветственным жестом снял с головы панаму.


Андрей и Валера лежали на сухой траве, ели абрикосы и смотрели на уходящую к горизонту дорогу, окаймленную синими предгорьями. Раскаленный воздух плавал над асфальтом, то и дело рождая далекие миражи в виде машин и автобусов, которые, впрочем, тут же исчезали.

— Давай из арыка наберем? — Валера надвинул панаму на глаза и облизал пересохшие губы.

— Да ну, ты что! — запротестовал Андрей. — Бабаи там ноги моют, белье стирают… Ты сам туда кости плюешь… Вообще непонятно, откуда он течет.

— Он с гор течет! Ледниковая вода — чистая, как слеза ребенка.

— То-то она такая желтая.

— Так раса потому что желтая.

— Не знаю, как хочешь, — сказал Андрей устало, — я пить тут не могу… Я и жрать-то тут ничего, кроме лепешек, не могу. Это вы с Вовиком любите все эти манты, самсы…

— Просто ты очень мнительный…

Из магазина вышел Володя с полиэтиленовой флягой, полной воды.

— Ну что, как там колониальные товары?! — Валера обрадовано сел.

— Толботи, молхои, харруза, — ответил Володя.

— Откуда вода? — спросил Андрей.

— Там у них при входе ведро эмалированное стоит и кружка к нему привязана. Они сами ее пьют. Держите, я уже напился, — Володя протянул ему флягу.

Андрей жадно пил воду большими глотками. Валера тоже сделал несколько глотков, затем снял панаму, наполнил ее до краев и аккуратно, стараясь не пролить ни капли, надел на голову. Пробежав по лицу, ушам и затылку, струи воды расползлись на футболке мокрыми пятнами.

— Кайф! — Валера удовлетворенно откинулся на рюкзак.

Внезапно один из миражей превратился в битком набитый маленький автобус, на огромной скорости приближавшийся к повороту. В дверях автобуса висели пассажиры в развевавшихся на ветру стеганых халатах, за стеклом кабины виднелись две козы, несколько женщин и почтенные бородатые старцы, спокойно и гордо взиравшие на стремительно исчезавшую под колесами дорогу.

Володя, Валера и Андрей вскочили, хватая рюкзаки, сумки и арбузы. Мелькнуло застывшее в улыбке лицо водителя. Издав гудок и не снижая бешеной скорости, автобус вписался в поворот так, что его правые колеса на мгновение оторвались от земли.

— Ого! — поразился Валера.

— По-моему, они просто не знают, как его остановить, — сказал Володя.

Несколько таджиков, выскочивших из магазина на звук автобуса, разочарованно возвратились обратно. Горизонт снова опустел. Валера скинул рюкзак и вяло опустился на траву. Из магазина вышел продавец с белым эмалированным ведром в руках. Привязанная к ведру жестяная кружка неприятно стучала в такт его шагам. Зачерпнув из арыка воды, он ушел обратно.

Андрей и Володя зачарованно смотрели ему вслед. Глядя на них, Валера в приступе хохота повалился на землю.


Мощный водяной поток сбегал по наклонному лотку водобойного колодца в небольшой бетонный бассейн. Сначала они бросили в воду арбузы, а затем сами нырнули вслед за ними. Однако, уже через минуту, дрожа от холода, вылезли наверх, легли на раскаленный солнцем бетон и, прижавшись к горячим плитам, как хищники за добычей, следили за арбузами, которые то исчезали в водоворотах, то снова появлялись на поверхности.

Наконец, ударившись о бетонную стенку бассейна, один из арбузов раскололся, дав глубокую трещину. В мгновение ока Валера выловил его из воды и разломал на куски. Арбуз ели руками, вгрызаясь в сахарную мякоть и обливаясь липким красным соком.


Были уже сумерки, когда автофургон с табличкой «Анзоб» за стеклом кабины остановился по просьбе Андрея. Открыв заднюю дверь, они забрались внутрь, предварительно закидав туда рюкзаки.

Фургон двинулся по главной улице, заполненной вышедшими на вечернюю прогулку жителями селения.

Женщины разговаривали, стоя прямо на дороге, мужчины небольшими группками сидели на корточках у обочины. Справа и слева открылись персиковые сады, за которыми начинались холмы предгорий.

Внутри фургона, среди коробок и ящиков, на двух лавках, идущих вдоль бортов, ютились три пассажира. С одного бока — седовласый мужчина пятидесяти лет в выцветшей брезентовой штормовке и тоненькая девушка с косичками, лет двадцати, в такой же брезентовой куртке, но только совершенно новой, брезентовых брючках и новеньких туристских ботинках. Напротив них сидела курносая девица в джинсовых шортах и футболке с олимпийским медведем на груди. У ее ног стояла дорожная сумка, которую она все время придерживала рукой.

Андрей сел рядом с мужчиной, Володя с Валерой — на противоположную сторону, причем Валера подсел поближе к девице. Сделав какое-то подобие подушки из длинных рукавов обмотанной вокруг головы футболки, Володя прислонился к стенке фургона и закрыл глаза, пытаясь задремать.

Окинув краем глаза соседку, Валера покопался в недрах рюкзака, откуда извлек две конфеты.

— Угощайтесь, — перегнувшись через коробки, он протянул одну из конфет девушке с косичками.

Девушка опасливо сжалась и вопросительно посмотрела на своего спутника.

— Возьми, — сказал мужчина.

— Спасибо, — блеснув свежим обручальным кольцом, она взяла конфету, но есть не стала, а скованно вертела ее в руках, то разворачивая фантик, то заворачивая обратно.

— На здоровье, — вторую конфету Валера предложил сидящей рядом девице. — Прошу.

— А я не ем сладкого, — она нехотя повернула голову и высокомерно оглядела Валеру.

— Да? Ну, и зря — плодово-выгодная! — он развернул фантик и отправил конфету в рот. — Новичок?

— В каком это смысле? — насторожилась девица.

— Ну… я в смысле… вы едете в «Анзоб»?

— Да, я еду в «Анзоб». А что? — сурово произнесла она.

— Да нет, ничего, я так просто… А как вас зовут?

— Меня зовут Инесса, — ответила девица ледяным голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

— А меня Валерьян, — не унимался Валера. — Вы по путевке?

— Да, мне продали в профкоме горящую путевку.

— О! Горящую! В профкоме!.. А где вы работаете?

— А вы где работаете?! — терпение девицы кончилось, и она зло уставилась на него.

— Я? — на мгновение Валера задумался. — Я в «Гортопе» работаю.

Пряча улыбку, сидевший напротив Андрей уставился в пол.

— Это что еще такое? — не поняла девица.

— «Гортоп»? — обрадовался Валера. — Ну, это когда по городу — топ, топ, топ… — он начал смеяться.

— Оч-чень смешно, — девица оскорбленно отвернулась и стала демонстративно смотреть в небольшую форточку в передней стенке фургона.

— А вы откуда? — предпринял Валера последнюю попытку.

— Это имеет какое-то значение? — резко спросила она, не поворачивая головы.

— Да, в общем-то, пожалуй, не имеет… — сделав вид, что тоже заинтересовался пейзажем, Валера уткнулся в оконное стекло.

Дорога в этом месте прямо под колесами обрывалась глубоким ущельем. Синие хребты уходили к горизонту и терялись в сизой вечерней дымке. Темная долина внизу поблескивала серебристыми нитями рек.

Валера надвинул панаму на глаза и попробовал заснуть.


Автофургон въехал в ворота лагеря «Анзоб» и остановился у коттеджа с островерхой крышей, возле ярко освещенной открытой площадки.

Вовсю гремела музыка, несколько пар танцевали. Вокруг — на траве, скамейках и каменных террасах — расположились шумные компании парней и девушек. В темном провале густой листвы кто-то целовался. Многие были пьяны. То тут, то там возникали импровизированные хоры, горланившие туристские песни.

Мужчина с девушкой и Инесса растворились в толпе. Андрей, Володя и Валера остановились, озираясь по сторонам.

Через стеклянные двери коттеджа площадка плавно перетекала в столовую, где стояли накрытые белыми скатертями столы и ажурные стулья. Несколько девушек в спортивной одежде составляли на подносы остатки грязной посуды.

Молодые рабочие под руководством сухопарого таджика начали перетаскивать коробки и мешки из фургона в подсобные помещения столовой.

Из толпы вынырнул бронзовый от загара, нечесаный брюнет лет тридцати пяти, в обвисшем шерстяном трико и драной застиранной футболке.

— Кого я вижу! — раскрыв объятья, он устремился навстречу приехавшим. — Стопроцентное попадание! С корабля — на бал! Вот где не помогут ни опыт, ни знания, ни навыки — только чувства, только интуиция!

— Привет, Тюля! — обрадовались они.

— Как добрались? — Тюльпанов почему-то все время говорил очень громко, почти кричал.

— Отлично, — заверил Володя.

— Вашими фургонами, — уточнил Валера.

— Ну, как там, на большой земле?!

— Нормально, а у вас?

— Тоже ничего! — заверил Тюльпанов. — Эдуард со своими птичками прибудет с минуты на минуту. Не хотели спускаться вместе со всеми — остались поляну убирать!.. Пошли-ка, пока, на кухню — девочки вас покормят.

Они зашли в столовую, кинули вещи в угол.

— Что у вас тут за праздник? — поинтересовался Андрей.

— Давненько не был ты, Андрюша, в лагерях! — укоризненно заметил Тюльпанов. — У нас есть только один праздник — конец смены! Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, в которых рубились они! Железной дисциплине — нет, нет, нет! Анархии, пьянству и блядству — да, да, да!

Они расселись вокруг стола. Начальственным жестом Тюльпанов подозвал хорошенькую работницу столовой.

Вытирая руки о край брезентовой курточки, она не спеша подошла к нему. Облапав девушку, он силой усадил ее себе на колени:

— Ксюха! Слушай меня внимательно!.. Это — мои лучшие друзья! Прошу любить и жаловать! — девушка попыталась высвободиться, но он, хохоча, сжал ее еще крепче. — Ну ладно, ладно — только жаловать, только жаловать!.. Так вот: эти люди только что прибыли к нам из солнечного Ленинграда — города, где я родился и вырос, и где прошло мое счастливое детство!.. Как видишь, они измучены долгим изнурительным странствием и ужасно, чертовски, чрезвычайно голодны! Давай-ка, быстренько, что там у вас осталось пожрать — все тащи на стол!

Он отпустил девушку, на прощание шлепнув ее по заду. Усмехнувшись, она царственной походкой пошла к раздаче.

— Люблю тебя, в зелень одетой! — простонал Тюльпанов вдогонку.

— Кто это? — заинтересовался Валера.

— Новичок из Харькова… Нравится?

— Остаться, что ли, у вас котлы мыть?

— Оставайся, Валера, оставайся! Не пожалеешь! Через три дня новый заезд будет — погуляем от души!

За соседним столиком ужинали седовласый мужчина и девушка с косичками — недавние попутчики. Он время от времени недобро поглядывал в их сторону. Она, одетая уже в открытое летнее платье, смущенно уткнувшись лицом в тарелку, давилась остывшими макаронами.

Девушка в брезентовой курточке принесла три тарелки, полные лапши с гуляшом.

— Может быть, отужинаете с нами? — Валера галантно привстал с места.

— Да нет, спасибо, — засмеялась она и начала собирать тарелки с соседнего столика.

Молодой человек, мывший пол по соседству, распрямился, выжал тряпку и ревниво обернулся в их сторону:

— Должен вас, вообще-то, предупредить, что для тех, кто опоздал на ужин, у нас начинает действовать морской закон: кто последний, тот убирает.

— А мы живем по кавалеристским законам, — парировал Валера, заглатывая лапшу.

— Да? А как это? — растерялся молодой человек.

— Нагадил — и ускакал! — радостно объяснил Валера.


Выйдя из столовой, они остановились посреди людной центральной аллеи. Одна из двух проходивших мимо девушек игриво задела Тюльпанова бедром и, как ни в чем не бывало, пошла дальше.

— Мы с Тамарой ходим парой, — громко продекламировал он ей в спину, — лесбиянки мы с Тамарой!

Девушки засмеялись, но не обернулись.

— А вот и они! — указал Тюльпанов в конец аллеи. — Эдуард со своими дрессированными львицами!

Первым появился разгоряченный ходьбой Эдик в семейных трусах с огромным рюкзаком за спиной. Сверху, снизу и с боков к рюкзаку были привязаны многочисленные свертки, тюки и даже кастрюли. Следом за ним семенили четыре длинноногие девушки, на каждой из которых была какая-то деталь его одежды, явно не по росту. На первой — олимпийка с надписью «СССР», на второй — спортивные брюки того же цвета, на третьей — пуховый жилет и шерстяная шапка, последняя куталась в огромную пуховку.

— Посмотрите — вот он без страховки идет! — закричал Тюльпанов. — Чуть левее наклон — упадет, пропадет!

— Трусы — спортивные! — уточнил зачем-то Эдик. — С приездом! — бодро поприветствовал он всех. — Чего вы тут стоите, как не родные? Пошли ко мне!

— Давайте-ка, я сначала покажу вам ваш шатер, — предложил Тюльпанов, — бросите шмотки и будете свободны.

— Ну, в общем, комната девять, — Эдик двинулся к двухэтажному домику, девушки за ним.

— Киньте мое барахло, я тут пока исследую поле деятельности, — отдав рюкзак, Валера скрылся в кустах.


Минут через пятнадцать Андрей и Володя поднялись в комнату девять. Две девушки готовили что-то на электроплитке, третья штопала Эдику носок, четвертая гладила ему брюки.

— Располагайтесь пока, я сейчас, — Эдик сидел на неубранной постели и писал какие-то бумаги. — А где Валерка?

— Зов предков, — объяснил Володя.

— Понятно, — Эдик выставил из тумбочки несколько пиал и заварочный чайник. Андрей и Володя развалились в креслах, листая журналы.

Одна из девушек ошпарила чайник, всыпала заварку, залила кипятком из алюминиевой кастрюли и накрыла полотенцем:

— Чай готов.

— Спасибо, Катюша, — не глядя, поблагодарил Эдик.

Девушка, гладившая брюки, повесила их на стул. Остальные тоже поднялись:

— Ну, мы пошли.

— У вас к чаю ничего не осталось? — спросил Эдик.

— Мы принесем чего-нибудь, только попозже, — пообещали они и вышли.

Эдик отложил бумаги в сторону.

— Даже самый ленивый узбек три раза делает коштарак! — он несколько раз перелил чай из чайника в пиалу и обратно. — Может, пойдем на балкон? Духота невозможная…

Взяв пиалы, они вышли на балкон и прислонились к перилам, наблюдая сверху праздничную жизнь лагеря, набиравшую свои обороты.

Внизу вокруг открытого бассейна мельтешили люди. Орала музыка, слышался смех, пронзительный женский визг.

— Из окна раздавался девичий крик, плавно переходящий в женский, — процитировал Володя.

— Зря смеетесь! — сказал Эдик. — В лагере «Айлама» четыре инструктора изнасиловали участницу. Телеграмма была по всем лагерям…

— «Кончай насиловать»? — спросил Володя.

— Примерно, — засмеялся Эдик.

— Инессу не видели?! — под балконом неожиданно появился возбужденный Валера.

— Нет, — ответили ему, и он снова пропал.

— Интересно, что он им всем говорит, неужели разное? — размышлял вслух Володя. — Невозможно же всякий раз придумывать что-то новое…

— Не знаю, что он им там говорит, — сказал Эдик, — но делает он с ними точно одно и тоже…

В это время с высокой каменной башни кто-то, завернутый в простыню, усиленно замахал им руками:

— Андрюха! Вовик! Привет!.. Давайте сюда!.. Эдик, двигайте к нам!

— Привет, Петруччо! — махнул Андрей в ответ.

— Я и забыл! — сказал Эдик. — Пошли, там сегодня грандиозная пьянка!


Взобравшись по винтовой лестнице, они попали в полутемную мансарду, таинственно освещенную свечами. За столом, ломившимся от вина, мяса и фруктов, весело балагурила раскрасневшаяся от сауны и алкоголя мужская компания. Несколько человек с воплями плескались в крохотном бассейне под лестницей. Вновь прибывших шумно усадили за стол, придвинули им тарелки, налили вина.

— А где Валера? — поинтересовался кто-то.

— Штирлиц тешил себя надеждой, — ответил Эдик.

— Надежда тихо стонала, — добавил Володя.

За столом заржали.

— Друзья мои, — лысоватый мужчина поднял стакан, но за смехом и разговорами его никто не слышал.

— Дайте высказаться заслуженному мастеру спорта! — раздались голоса. — Говори, начальник!

— Друзья мои, — снова начал лысоватый, — я постараюсь быть краток… Горы, как вы уже, видимо, поняли, стояли, стоят и будут стоять еще долго… И мы с вами сюда приезжали, приезжаем и будем, я надеюсь, приезжать еще неоднократно… Так вот, собственно… Я предлагаю выпить за то, чтобы вам никогда не пришлось применить на деле те знания, которые вы здесь получили.

Собравшиеся одобрительно осушили свои емкости.

— Я бы хотел, если позволите, кое-что добавить, — раздался голос из угла.

— О чем разговор, — лысоватый поднял руку, прося тишины, — слово имеет единственный среди советских альпинистов преподаватель Сорбонны!

Вокруг шумно захлопали.

— Я, к сожалению, не буду столь лаконичен, как предыдущий оратор, — поднялся завернутый в простыню, как в тогу, мужчина в очках на крупном носу, — поэтому, чтобы не прерывать, так сказать, процесса, советую всем собравшимся не ждать специального сигнала, а наливать и выпивать постоянно.

— Чем мы и занимались на протяжении двух последних недель! — под общий смех вставил кто-то.

— У меня тут родилось некоторое осмысление наших бурно прошедших учений, которым я и хотел бы сейчас с вами поделиться, — мужчина достал из кармана висевшей на спинке кресла рубашки исписанный мелким почерком лист, налил себе вина и откашлялся. — «Тактический план проведения спасательных работ на Западной стене горы Кирпич», — объявил он.

— Итак, начнем. Был вечер. Воды

Струились тихо. Жук жужжал.

В альплагере «Анзоб» народа

Собралось много. Вдруг вбежал

Весь в пене взмыленный посыльный.

Ему вливают в рот насильно

Оставшийся с обеда чай

И прикрепляют невзначай

Болтавшийся язык булавкой.

Собравшись с духом, он прочавкал:

«На Ромбе ебнулся клиент.

Для ретрансляции, в момент,

Был послан с рацией наблюдатель,

Но позабыл, видать, создатель

Ему наполнить черепок —

Он обеспечить связь не смог»…

Мужчина глотнул вина и перевернул листок.

— Изложим диспозицию кратко:

Гора Кирпич. На «З» стене

С названьем Ромб висит палатка.

Там стонет, мечется в огне

Наш неудачный восходитель.

Как передал руководитель,

Бедра закрытый перелом,

Отрыв мошонки, тьма ушибов…

А вы одни спустить смогли бы,

Оставшись на стене втроем?..

Начспас прикинул: напрямик

От места травмы на ледник

По вертикали семь веревок.

Шесть рыл из тех, кто смел и ловок,

Потянут снизу тонкий трос,

Лекарств поднимут целый воз,

Воткнут больному промедола

И забинтуют признак пола.

Затем потянут вверх акью,

Под звуки свинга «Ай лав ю»,

В акье поднимут трос и шины,

Больного спустят прямо вниз,

А настоящие мужчины

Вверх попиздуют под карниз…

Отряд из тридцати засранцев

Потянет ночью весь комплект

Спецснаряженья под объект

И весь продукт для новобранцев,

Что спят на леднике Мырды,

Не чуя под собой беды.

Придется им тащить беднягу

От места спуска в Узункол.

Навек запомнится салагам,

Как первый выход их прошел.

Врач выйдет с головным отрядом,

Поселится с горою рядом,

По рации начнет учить —

Больного как и чем лечить.

Был разработан план блестяще,

Знал каждый, что куда он тащит,

И мне вручить начальник рад

Жетон «Спасательный отряд»…


Выйдя из башни, Эдик, Андрей и Володя наткнулись на Валеру, сидевшего на полутемной скамейке рядом с симпатичной темноволосой девушкой.

— Настя, будь осторожна! — предостерег Эдик. — Это такой ловелас — страшный ходок по женщинам! Так что будь внимательна!

Девушка смущенно улыбнулась.

— Эдя, ты же знаешь — я однолюб! — сказал Валера укоризненно. — Между прочим, Настя готова целый месяц варить кашу на всю нашу ораву, если мы возьмем ее с собой на озера, — он обернулся к девушке, — или я ошибаюсь?

— А, Эдик? — с надеждой спросила девушка. — Если, конечно, можно…

— Давайте-ка, пойдем сейчас ко мне, — предложил Эдик, — и обмозгуем это дело. У меня еще где-то коньяк оставался…

— Я извиняюсь, но я отваливаю в шалаш, — сказал Андрей. — Жутко хочу спать.

— Да брось ты — это от вина, сейчас выветрится, — пообещал Эдик.

— Да нет, правда, — еле на ногах держусь.

— Ты найдешь шатер-то? — забеспокоился Володя.

— Надеюсь, — засмеялся Андрей.


Праздничное веселье, шум и крики достигли своего апогея.

Навстречу Андрею попались два совершенно упившихся парня в плавках — один с ледорубом, другой с горящим налобным фонариком.

На вышке бассейна девица в купальнике несильно от кого-то отбивалась.

Возле столовой девушка кокетничала с молодым человеком, курившим на скамейке.

— Что за имя такое — Тенгиз? — спрашивала она. — А может, ты какой чурка узкоглазый?

На аллее Андрея обогнали два мужика. Они вели под руки нетвердо держащуюся на ногах девушку в коротком платье и босоножках.

— А мне вы покажете слайды? — капризничала девушка.

— Покажем, покажем! — заверил один. — Только для этого нужна темная комната.

— И белая простыня, — добавил второй.

Из-за кустов доносился нестройный хор:

— Ты ножкой двинула

Чуть на вершок,

Какао вылила

На мой мешок…

Возле коттеджа под оглушительное «Ура!» кто-то поджег сигнальный факел.

— Чего орете?! — распахнулось окно на верхнем этаже. — Радуетесь, что живы остались?!


В шатре горела свечка. На койках полулежали юноши и девушки, завороженно глядя на седобородого мужчину в прожженной штормовке и сванке, помешивающего чай в эмалированной кружке. Андрей тихонько прошел в дальний угол и лег, скрипнув пружинами, на железную, с продавленной сеткой кровать.

— Ну, а еще что-нибудь такое же помните? — спросила седобородого одна из девушек.

— Надо подумать, — седобородый неторопливо отхлебнул из кружки. — Ну вот, к примеру… Знаете ли вы, почему альпинисты всегда спят в палатке головой к выходу?

— Ну, чтобы выбежать было проще… — послышались неуверенные голоса. — Может, от пожара?… Чтобы дышать было чем…

— Нет, не поэтому, — мужчина не спеша макнул в чай сухарь и отправил его в рот.

Андрей повернул голову набок. В откинутом пологе окна ветер легко покачивал освещенную фонарем ветку грецкого ореха.

— Альпинисты спят лицом к выходу для того, чтобы Эльбрусская Дева могла ночью разглядеть их лица, — седобородый отставил кружку в сторону. — А дело было так… Однажды, в далекие времена, одна группа решила подняться на Эльбрус. А была как раз весна. Небо было прозрачное, как хрусталь, и только над обеими вершинами — Восточной и Западной — висели чечевичные облака, мрачные вестники непогоды…


Таинственная громада Эльбруса хранила последние отблески заходящего солнца. У подножия бродили слоистые туманы, а обе вершины скрывались серебристыми, чечевичной формы облаками.

Пустые заиндевевшие от мороза кресла подвесной канатной дороги выплывали из метели, с монотонным зловещим скрежетом объезжали большой металлический барабан, прорезая глубокую щель в снежном надуве, и снова исчезали в густой молочной пелене.

В очередном кресле появился запорошенный снегом Андрей, в следующем — Володя, потом Валера, Эдик, Тюльпанов, еще какие-то люди. Спрыгивая на обледенелую площадку, они надевали рюкзаки и уходили вверх по вытоптанной в снегу, глубокой, в рост человека, траншее.

Миновав занесенные по крышу дома-бочки, все выстроились в цепочку, пробивая дорогу в отшлифованных непрекращающимися ураганами, бескрайних волнистых полях, бледно освещенных луной. Провода утонувшей в снегу линии электропередачи стелились над самой поверхностью склона. Горевшие на столбах лампочки раскачивались под ветром, отбрасывая на гладкую ледяную корку неверный колеблющийся свет.

Андрей шел впереди, по грудь проваливаясь в снег. Тяжело дыша, локтями пробивал спрессовавшуюся фирновую доску, подминал обломки под себя, утрамбовывал их сначала коленями, потом ботинками. Снова пробивал доску и снова утрамбовывал. На мгновение он остановился, зачерпнул снег и сунул в рот. За спиной послышался хриплый кашель. Андрей двинулся дальше, но через несколько метров упал без сил и отвалился в сторону, уступая дорогу позади идущим. Перед самым его лицом раскачивалась на проводе горящая лампочка. Стянув зубами обледенелую рукавицу, Андрей обнял ее замерзшими пальцами. Лампочка лопнула в его руке…

Преодолев крутой ледовый взлет, они вышли к мрачному и по-марсиански безжизненному «Приюту одиннадцати». На последних метрах несколько человек сорвались и с криками заскользили в пропасть, высекая ледорубами искры изо льда. Большим медным ключом Эдик отпер замок вмерзшей в лед металлической двери, отодрал ее с помощью ледоруба от стены и в образовавшуюся узкую щель протиснулся внутрь. За ним — Андрей и Валера. Чиркнув спичкой, Эдик зажег огарок свечи, приваренный к заиндевевшему столику, на котором лежали завернутые в обрывок старой газеты смерзшиеся куски хлеба и несколько пустых консервных банок. Метель непрерывно стучала в окна. Отломив свечу, Эдик всмотрелся в заголовки газеты, потом осветил пространство вокруг себя. На голом деревянном настиле лежал ворох сгнивших ватных одеял и одежды, напоминавший человека.

— О, господи, Боже мой! — испуганно прошептал Валера.

Выбравшись наружу, Андрей опустился на колени, снял рукавицу и зачерпнул горсть снега. Ветер мгновенно сдул его с ладони.

— Это старый! — донесся сквозь завывания вьюги крик Эдика. — Надо искать надувы — там свежий!

Все расползлись вокруг в поисках свежего снега.

Наконец Володе удалось слепить снежок. Он бросил его на склон и покатил, собирая огромный ком. Остальные тоже принялись лепить гигантские комья и двигали их на маленькую горизонтальную площадку. Через некоторое время там образовалась бесформенная снежная куча, высотой в два человеческих роста.

Тюльпанов достал из-за пояса жестяную лавинную лопатку и начал любовно обтесывать гору, отламывая большие пласты снега. Другие — кто ножами, кто руками — тоже помогали ему, обрезая куски и оттаскивая их в сторону…

Первые лучи еще невидимого солнца осветили розовым светом вершины Главного Кавказского хребта.

— Плотнее! Плотнее! — Тюльпанов смотрел в видоискатель фотоаппарата, прикрученного к воткнутой в снег лыжной палке. — Все, стойте! Стойте так, не двигайтесь!.. О, черт, давайте скорее! Сейчас же солнце взойдет! — нажав на автоспуск, он, спотыкаясь и проваливаясь в снег, побежал наверх.

Там, на фоне величественного двуглавого Эльбруса, уже стояли все остальные, обступив огромную снежную женщину, слепленную в одной из самых широко известных поз «Кама сутры».

Щелкнул затвор фотоаппарата.


Живописная долина упиралась в крутой каменистый взлет, стиснутый по бокам высокими отвесными скалами. Ломаной линией белела тропа, уводящая куда-то наверх. Небольшая речка плавно текла через ровную поляну, заросшую сочной травой.

На рюкзаках сушились мокрые от пота футболки. Распластавшись в траве, лежали Володя и Валера. Андрей сидел у воды и поочередно вынимал из сумки вымазанные в растаявшем сливочном масле паспорта, деньги, бланки каких-то бумаг с печатями, спортивные документы. Когда попадались обертки от пачек масла, он методично вымазывал их пальцем, остатки масла стряхивал обратно в сумку, а обертки откладывал в сторону.

— Обертки не выбрасывай, — подал голос Валера. — Через месяц мы их вылизывать будем…

— Я только боюсь, не смажутся ли записи? — Андрей аккуратно снял целлулоидные обложки и начал промывать паспорта в воде.

— Все самое главное — имя, адрес, дата рождения — должно быть написано несмываемыми чернилами, — заверил Володя. — А вот то, что потом уже — жены, дети — те могут и поплыть.

— Жена и дети пусть плывут, — разрешил Валера…

Неожиданно где-то поблизости раздался грохот, и они обернулись.

В дальнем конце поляны, по краю каменной осыпи бродили полуголые, дочерна загорелые люди. Выбирая большие остроугольные камни, они тащили их к стоявшему поблизости самосвалу и с чудовищным напряжением закидывали в высокий кузов, издавая ужасный шум. В тени машины, прислонившись к колесу, два наголо бритых таджика пили чай с лепешками.

От сборщиков камней отделился один, не спеша пересек поляну и приблизился к противоположному берегу реки.

— Леха, это ты, что ли? — щурясь на солнце, Андрей смотрел в его сторону. — Тебя не узнать просто — худой, как скелет!

— С приездом! — Алексей по камням перебрался к ним.

— А мы тебя искали вчера, — сказал Андрей, — письмо тебе в столовой оставили.

— Да? Жалко, — огорчился Алексей. — А мы наверху живем, в рабочем домике… Чем это ты занимаешься?

— Да так — небольшая авария…

— Аннушка уже разлила масло! — поднявшийся на ноги Валера указал на Андрея. — Привет! Ну что, как успехи? Это вы склад строите?

— Нет, мы лестницу кладем — там, наверху, за столовой.

— Это кривая такая, что ли?

— Обижаешь! — улыбнулся Алексей.

— Ну, и как? — спросил Володя.

— На полсмены уже заработали.

— Это сколько вы уже тут пашете?

— Три недели. Адская работа! И кормят хреново.

— Ничего, Леха, — приободрил его Валера, — труд красит человека!

— А работа его унижает, — Алексей присел на траву. — Давайте лучше закурим? По-нашему, по-таджикски!

— Я сейчас принесу, — засмеялся Валера и пошел к рюкзакам.

— Пора уже нам всем на анашу переходить, — Андрей прижимал камешками трепыхавшиеся на ветру мокрые денежные купюры.

— Где ж ее взять-то? — заинтересовался Алексей. — Я с удовольствием.

— А там что растет? Табак? — Андрей показал в сторону плантации каких-то растений.

— Не знаю, — Алексей пожал плечами. — По-моему, табак на такой высоте не растет.

— Это растет благосостояние советских людей, — сказал Володя.

Возвратился Валера, на ходу распечатывая пачку сигарет:

— Сигарет можешь брать сколько угодно — хоть две штуки!

— Да-а, — посетовал Володя, — с сигаретами мы как-то просчитались…

— Зато масла навалом, — сказал Андрей.

— Как погода? — поинтересовался Володя.

— Была ничего, а дальше — черт его знает… — Алексей поднялся. — Ну ладно, спасибо, мне пора, а то хозяева будут недовольны.

Валера чиркнул спичкой, Алексей прикурил и перебрался на другую сторону реки.

— Удачи, — пожелал он напоследок.


Настя сидела на краю глубокого каньона, по дну которого шумел невидимый ручей. Снизу медленно поднимался Эдик. Время от времени он останавливался и прикладывался к висящей на поясе фляге, после чего, заметно взбодрившись, продолжал идти дальше. Подойдя к Насте, он повалился на землю и блаженно закрыл глаза, привалившись спиной к рюкзаку.

— Трусы — спортивные, — сказал он устало.

— Эдик, дай, пожалуйста, глотнуть, — жалобно попросила Настя.

Не открывая глаз, Эдик отстегнул флягу, отвинтил крышку и, хлебнув немного сам, протянул ей. Бережно взяв ее, она растрескавшимися губами приникла к горлышку и сделала несколько глубоких жадных глотков, после чего вдруг вскочила, отчаянно отплевываясь:

— Тьфу!.. Эдя… Гад…

Открыв глаза, Эдик заржал, как лошадь.

— Дай сюда! А то прольешь еще, — он отобрал флягу, сделал еще один мощный глоток и аккуратно завинтил крышку.


— Суть «Теории циклов», как и все гениальное, проста, — Валера, тяжело дыша, остановился. — Я составляю список из десяти человек — хороших знакомых, друзей там, родственников — не важно. Они образуют первый круг, или цикл, по научному… — он медленно двинулся дальше. — У стоящего в списке первым я занимаю, к примеру, тысячу рублей на год. После того как год проходит, я прихожу ко второму, тоже занимаю у него тысячу рублей на год и отдаю первому. Еще через год беру тысячу у третьего и отдаю второму. Таким образом, через десять лет, когда я должен отдать деньги десятому, первый уже забыл о том, что я у него что-то там когда-то занимал. А может, и не забыл, но срок уже достаточный для того, чтобы он пришел в себя…

Валера снова остановился и вытер панамой мокрое от пота лицо. Андрей и Володя тоже остановились рядом. Постояв так некоторое время, они продолжили подъем.

— Поэтому я снова занимаю у него тысячу рублей и так далее… Отныне этот цикл будет все время повторяться.

— Ну, хорошо, — сказал Володя после недолгой паузы. — Предположим, ты эти деньги потратил, а дальше что? Цикл-то крутится!

— Но я и говорю, что жить с этой теории сложно, — начал оправдываться Валера, — и поэтому надо брать крупные суммы… В общем, когда эти деньги заканчиваются, ты вынужден закручивать новый цикл. Причем тут могут быть некоторые побочные воздействия, влияние которых тоже надо учитывать… К примеру, если кто-то из задействованных в цикле людей умирает, то цикл, естественно, убыстряется, что, в общем-то, ухудшает ситуацию, потому что с каждым новым умирающим постоянно будет сокращаться время между взятиями долга у одного и того же человека. Зато, если умирает тот, кому ты должен отдать деньги в данный момент, то это большая удача, потому что цикл распадается сам собой, а оставшихся в живых людей можно задействовать в новых циклах…

— А что происходит, если умирает сам автор теории? — спросил Андрей после долгого молчания.

— Я еще об этом не думал, — засмеялся Валера. — Но в любом случае правильная, а главное, нужная теория должна пережить своего автора, привлекая все большее и большее количество практиков…

— Примерно то же самое делает один мой знакомый, — сказал Володя. — Только он не деньги берет, а ходит обедать…


Взобравшись на самый верх, они догнали Эдика с Настей и остановились рядом. Теплый ветер ударил в лицо и засвистел в ушах…

Лежавшее под ногами огромное плато, поросшее арчовыми лесами, упиралось в широкую, километровой высоты, отвесную красно-коричневую стену, укрытую шапкой вечных снегов и сверкающую бледно-голубыми лентами висячих ледников. Низкие облака, сползая с перевалов, плыли вдоль стены, цепляясь за острые выступы скал. Вода таявших ледников стекала в застывшие, как стекла, озера, разделенные каменистыми, поросшими лесом перешейками. Пологие склоны плато блестели изумрудного цвета лугами.

— Я посею здесь разврат! — зажав в кулаке панаму, Валера торжественно простер руку вдаль.


По другую сторону протоки горел небольшой костер, тускло освещая низкие ветви арчи. Сквозь легкое журчание воды доносился невнятный разговор и негромкий смех.

Валера коротко свистнул.

— Эй! — крикнул Эдик.

У костра возникло оживление. Между деревьев замелькали фонарики, и на противоположном берегу появилось несколько темных силуэтов.

— Эдя, это вы?!

— Мы!

— Пройдите чуть дальше, метров двадцать! Юлик, посвети.

— Идите сюда, — раздался голос Юлика, — только аккуратнее — камни скользкие!

Фонарик осветил мокрые, торчащие из воды камни, все в белых бурунах от пенящейся вокруг воды. Эдик, за ним Володя и Андрей перешли, балансируя, на другую сторону. На берегу их ловила чья-то крепкая рука и втаскивала на сушу. Последними через протоку перебрались Настя и Валера.

— Ты смотри! — изумился мужской голос. — А это что за создание?!

— Гусары, молчать! — приказал Володя.

— Да это же женщина, Юра! — начал объяснять Валера. — Забыл, что ли? Вот так они и выглядят! Да видел наверняка, на картинках…

Вокруг засмеялись.

— Дай-ка посмотреть! — попросил Юлик.

— Ну ладно, ладно, навалились! — пробурчал Валера. — Осторожнее, не сломайте! Мужланы…

— Как зовут? — Юра помог Насте снять рюкзак.

— Настя, — ответил за нее Валера.

— Здорово, орлы! — подошли еще несколько человек.

— Почта есть? — спросил Марченко.

— Есть, — обнадежил Эдик.

— Вы хочите писем? — продекламировал Валера. — Их есть у меня!

— Там пожрать что-нибудь осталось? — спросил Юра.

— Сейчас поищем, — пообещал Юлик.


Переместившись к костру, все расположились за длинным, сложенным из камней столом, над которым покачивался растянутый за стропы тент. Огрызки свечей освещали следы недавнего ужина: опрокинутые аэрофлотовские чашки, грязные миски, размокшую пачку рафинада. Юлик раздул тлеющий огонь. Под одобрительные возгласы Володя выложил на стол гигантскую дыню. Эдик достал из рюкзака заварочный чайник и пиалы, потом извлек пачку конвертов:

— Кунину и Афанасьеву — по шесть писем!

— В одни руки? — спросил Марченко.

— Настенька, заткни уши, — попросил Эдик.

— Эдя! — укоризненно посмотрел на него Юра.

— А что такого? — невинно поинтересовался Эдик.

— Ну, как там, в городе? — подсел к Андрею полный усатый мужчина. — Что нового?

— Да все по-прежнему, Леня, — ответил Андрей. — Что там может быть нового?

— В первый раз здесь? — спросил Юра у Насти.

— Да. Я очень много про эти края слышала, но сама никогда не была.

— Как подъем, как самочувствие? — обратился к ней Леня. — Это я как врач спрашиваю.

— Плохо, доктор, — еле дошла! — улыбнулась Настя. — Сейчас, наверное, лягу и умру…

— Ложись скорей, — посоветовал Эдик.

Все засмеялись.

— Нахал! — Валера обернулся к Насте. — Чайку попьешь?

— Да нет, пожалуй… Ничего не хочется.

— Гипоксия, — определил Марченко.

— Надо выспаться как следует, — сказал Леня.

— Можете обосноваться со мной, — предложил Юлик, — самая крайняя серебрянка.

Взяв рюкзаки, Валера увел Настю в сторону палаток.

— Прошу к столу, — Юлик водрузил на камни котел с каким-то варевом.

7

В крошечном таджикском поселке был вечер. Духота стояла невозможная, хотя все небо заволокли тучи.

Мафия сидел на почте совершенно один и со скучающим видом рисовал на телеграфном бланке какие-то каракули — окорока фантастических куриц, заморские фрукты и бутылки с шампанским. Молодая таджичка за деревянным барьером сосредоточенно перекладывала с места на место папки и книги. За окном два молодых человека в одинаковых спортивных костюмах трясли абрикосовое дерево. Третий, примостившись на старой вишне, обрывал ягоды в большой полиэтиленовый пакет.

Внезапно, осененный какой-то идеей, Мафия схватил бланк переводов, вдохновенно макнул перо в чернильницу и, ненадолго задумавшись, начал что-то быстро и размашисто писать.


На краю пожухлого травяного поля с бетонной взлетно-посадочной полосой посередине валялись в беспорядке тюки и ящики. Несколько человек лежали на спальных мешках. Антон дремал на сдутом резиновом матрасе. Костя читал толстую потрепанную книгу.

— Ну, так вот, — рассказывал парень с обмороженным распухшим носом, — у нас было две банки жестяных, совершенно одинаковых. В одной еду готовили, а в другую мусор всякий кидали, очистки, окурки… Ну и, в общем, они с вечера приготовили себе кашу и легли спать. А в три ночи ушли. Утром просыпаемся — каша нетронутая стоит, а мусорный бачок пустой. Потом выяснилось: они поднялись — темнотища, никто ничего не соображает, спросонья разогрели мусорный бачок, навернули его, аж ложками по дну скребли…

— Антуан, пляши! — крикнул Мафия издали.

— Что такое? — лениво приоткрыл глаза Антон.

— Перевод тебе! — Мафия широкими шагами пересекал летное поле, размахивая сероватым бланком.

— Да ну, не смеши! — Антон снова закрыл глаза. — Какой перевод? Откуда?

— Какой, какой — денежный! Из дома, от жены!

Осознав, наконец, случившееся, Антон рывком сел на матрасе.

— Ну-ка, дай сюда, — он выхватил бланк и долго его изучал.

— Сколько?.. Сколько там?! — приподнялись со своих мест остальные.

— Пятьдесят, — пожав плечами, констатировал Антон.

— Ну, старина, мы всегда верили в тебя! — окружающие блаженно расслабились.

— Но как Светка узнала, что мы тут торчим вторую неделю? — недоумевал Антон.

— Антон, женщины — они, если любят, чувствуют беду на расстоянии! — заверили его.

— Старик, я тебе всегда говорил: «Светка — золото!» Я бы сам на ней женился, если бы не ты… — сказал Мафия.

— Молодожен хренов! Жена там стонет на белых простынях, а он тут непонятно чем занимается! Медовый месяц… — добавил обмороженный.

— Какой там медовый! — повернулся к нему Антон. — Если хочешь знать, то всю свою первую брачную ночь мы чинили кран на квартире у Фомина.

— Какой такой кран? — не понял обмороженный.

— Водопроводный!

— Водопроводный кран? — засмеялись вокруг. — О, это очень эротично!

— А почему именно у Фомина? — заинтересовался обмороженный. — У меня тоже все время протекает.

— Не у нас же в квартире проводить первую брачную ночь. Там и так-то ступить негде, а тут еще гостей понаехало… Ты сам, между прочим, валялся к вечеру без чувств на моей кровати.

— Да? — немного смутился обмороженный, — Я, честно говоря, кроме регистрации не помню ничего. Так что вполне может быть… Хотя, думается, я бы тебе не помешал. А Фомин-то тут при чем?

— Они с Людкой остались у нас, а свою хату предоставили в наше распоряжение. Ну, и когда Светка зашла в ванную, то там вдруг оторвало кран и стало заливать горячей водой новую Фоминскую квартиру. В итоге первые полночи мы затыкали трубу, а вторые полночи вычерпывали воду. В общем, кошмар.

— В следующий раз подумаешь, прежде чем жениться, — заметил кто-то.

— Это все Фомин, подлец, подстроил! — сказал обмороженный.

— Ну, ладно, не будем о грустном! — Антона напутственно хлопнули по спине. — Давай, вперед, к победе коммунизма! А то еще, не дай Бог, почта закроется. Это же Азия, это тебе не главпочтамт!

— А сколько сейчас? У меня часов нет, — сказал Антон.

— Возьми мои, — Мафия снял висевший на шее электронный будильник.

— Да, есть еще женщины в русских селениях! — восхищенно сказал обмороженный, когда Антон скрылся из виду.

— Кстати о женщинах, — поднял указательный палец бородач в выцветших коричневых шортах, — после первой экспедиции на Победу, перед тем как разъехаться, все ее участники договорились между собой, что как только каждый из них сможет переспать с женой, то пошлет остальным телеграмму с определенным текстом. Так вот — первая телеграмма пришла через полгода…


С двумя сумками абрикосов и пакетом вишен три молодых человека шли по кривому узкому переулку.

— Интересно, чей это сад? — вслух размышлял первый.

— Наверное, ничей, — предположил второй, — ограды- то нет!

— Все-таки меня не оставляет ощущение, что я занимаюсь чем-то нехорошим… — не мог успокоиться первый.

— Да брось ты! — махнул рукой второй, — не помирать же с голоду.

— Этот сад выращен специально для того, чтобы усталые путники, вроде нас, не лазали по частным огородам, — высказал предположение третий.

В этот момент в длинном каменном заборе открылась дверь, и на улицу вышел здоровенный таджик лет сорока, совершенно рыжий, с изрытым оспой лицом. Перегородив дорогу, он жестом пригласил их зайти.

— Недолго музыка играла… — еле слышно проговорил первый.

Переглянувшись между собой и машинально пряча за спину мешки с фруктами, они нерешительно топтались на месте.

— Заходы! — прохрипел таджик.

— Ну что, пойдем? — глянул на товарищей второй.

— Пошли. Чего терять-то? — сказал третий…

Во дворе было прохладно. Бетонная дорожка вела к увитой виноградом беседке, в тени которой стоял дастархан. В зарослях гранатовых деревьев дымила крошечная пекарня. Таджик подвел их к беседке и жестом пригласил садиться. Озираясь по сторонам, они сняли обувь и залезли на ковер. Хозяин тоже присел рядом и гортанно крикнул что-то в глубину двора. На пороге дома тут же возникли две женщины в паранджах. Одна молча принесла три пиалы. Другая зашла в пекарню, раскатала несколько лепешек и прилепила к стенке печки. На крыше сарая появился черноволосый мальчик лет десяти с кастрюлей в руках. Поставив ее у ног, он стал собирать упавшие на крышу абрикосы.

Снова появились женщины. Одна поставила перед каждым глубокую косу с айраном, другая опустила на середину ковра поднос с конфетами.

— Ешь, кушай! — таджик, улыбаясь, показал гостям на еду.

— Рахмат… — они начинали сдержанно отхлебывать айран. — Спасибо…

Сидевший ближе всех молодой человек поднял с подноса карамель, рассмотрел фантик.

— Первомайская кондитерская фабрика, город Харьков, — прочитал он.

Подошел мальчик с кастрюлей абрикосов. Поставил ее рядом с подносом, взял несколько штук, подсел к отцу и начал есть, во все глаза разглядывая гостей.

Опять пришли женщины. Одна принесла керамический чайник, другая сняла с печки зарумянившиеся лепешки и положила на стол.

Таджик наполнил пиалы зеленым чаем. Затем разломал одну из лепешек:

— Ешь, кушай!

Гости взяли по куску.

— Куда едешь? — спросил таджик.

— Домой едем.

— Домой, да… — задумался таджик. — Чего не едешь?

— Нет самолетов. Погода испортилась. Не летают.

— Не летают, да… — таджик снова наполнил пиалы чаем. — Где был?

— В Сары-Таше были. На пике Ленина.

— Я Сары-Таш был, — обрадовался таджик, — урюк продавал… Ленин, да… Мир. Земля…


На взлетной полосе показался Антон.

— Тихо! Идет… — по деланно серьезным физиономиям было ясно, что все уже в курсе и кровожадно ожидают развязки.

— Что-то тащит, — пригляделся обмороженный.

Подошел Антон с полными сумками в руках. Кинул в центр лепешки, присел рядом, аккуратно выложил на землю бумажные пакеты.

— Ну, как там? — осторожно спросил обмороженный.

— Нормально, — равнодушно пожав плечами, Антон вынул из кармана несколько десяток, железный рубль, какую-то мелочь, под пристальным вниманием окружающих пересчитал деньги, аккуратно сложил и спрятал обратно. — А что, собственно?

— Да нет, ничего, — все украдкой посмотрели на Мафию, но тот и сам был поражен происходящим.

Антон развернул пакеты. В них оказалось еще дымящееся тушеное мясо, помидоры, лук, какая-то зелень, папиросы…

— Вбрасывание! — объявил он.

Никто не двинулся с места.

— Так что, — неуверенно произнес обмороженный, — значит все-таки блюдечко? С голубой каемочкой?

— Нет, — ответил Антон.

— А это? — Мафия указал на еду.

— А это твои часы, — пояснил Антон.

8

Накрапывал дождь. У сложенного из камней очага Настя варила суп. Леня чистил картошку. Из лесу вышел насквозь промокший Марченко с вязанкой арчовых веток, свалил все на землю.

— Ну что, скоро там? — разломав ногой несколько веточек, он подложил их в костер, погрел озябшие руки.

— Минут пять еще поварится, и можно звать, — сказала Настя.

В этот момент из-за деревьев раздались чьи-то громкие призывы…

— Есть тут кто-нибудь живой?! — на противоположном берегу протоки стоял Сергей в мокром плаще с огромным рюкзаком за плечами.

— О-о-о! Какие люди — и на свободе! — вышел к берегу Эдик.

— Сережа Борисович, собственной персоной! — следом за Эдиком появился Марченко.

— Я перестану ждать тебя, а ты придешь совсем внезапно! — крикнул от костра Юлик.

— Где тут у вас переправа? — спросил Сергей.

— Тридцать шагов на север, десять на запад! — показал направление Эдик.

— Стоило так долго ехать на юго-восток, чтобы теперь идти в обратную сторону, — Сергей осторожно ступал на мокрые, едва торчащие из воды камни, но на последнем все-таки поскользнулся и упал в воду, к всеобщей радости присутствующих.

— Зар-раза! — выругался он.

Его подхватили и втащили на берег.

— А мы все никак понять не можем — чего это погода вдруг испортилась? — веселился Юра.

— То ли еще будет! — Сергей скинул рюкзак и снял полные воды ботинки.

— Пошли, я дам тебе что-нибудь сухое, — позвал Юлик.

— Почему именно сухое? — проворчал Сергей. — Можно и крепленое…


— Ну, ты прямо как сын полка — штаны Валеркины, носки Андрюхи, кеды Вовика… — Юлик ждал, пока Сергей зашнурует обувь.

— А сам Вовик босиком что ли ходит? О, черт, — шнурок порвался, и Сергей, проклиная все на свете, начал связывать оборванные концы.

— Вовик стер ноги и уже неделю не снимает ботинок, — начал рассказывать Юлик. — Боится смотреть, что там внутри. Говорит — если увижу, вообще ходить не смогу, лучше уж так…

— А где он?

— Андрюху наблюдать пошел. К вечеру вернется.

— А с кем Андрюха?

— Там веселая компания — Голубец, Фомин, Евстигнеев…

— А Валерка?

— С Технологами. Спустились из-за тумана в соседнее ущелье.

— Мальчики, обедать, — позвала Настя.


— Ну что там, Серега, творится в мире? — Марченко шарил поварешкой по дну котла.

— Пока вы тут сопли жуете, — проглотив несколько ложек супа, Сергей потянулся за сухарями, — через два перевала от вас ураган накрыл сорок рижских школьниц и молоденькую учительницу.

— Сорок школьниц? — поразился Юра. — Ничего себе! А что они там делают?

— Путешествуют.

— А теперь они где? — поинтересовался Леня.

— А теперь бедных крошек разбросало по ледникам и моренам. Они замерзают, хотят есть, плачут и ждут сильных, красивых и мужественных спасателей.

— А что? Неплохая идея! — Эдик выплеснул в миску остатки супа. — Если такая погода продержится еще пару дней, надо будет, пожалуй, оказать первую помощь. А, Юлик? Ты как?

— Я за, — выразил готовность Юлик.

— Лучше поспешите, — посоветовал Сергей. — А то тут в каждом ущелье таких реаниматоров…

— Школьницы! — размечтался Юлик. — Чистые белые переднички. Розовые бантики. Косички. Ну, как забыть звончей звонка капель…

— И девочку, которой нес портвейн, — добавил Марченко.

Из шатра вышла Настя в облегающем стройные ноги трико и свитере в обтяжку.

— Ну, кто сегодня со мной в кош? — глядя в зеркальце, висящее на ветке арчи, она причесалась и слегка подкрасила глаза.

— На мясокомбинат — я! — крикнул Эдик.

— Тебе уже хватит, — запротестовал Юлик. — Сегодня моя очередь.

— Штирлиц стрелял из двух стволов по очереди, — прокомментировал Эдик.

— Юлик, возьми ведро и рюкзак какой-нибудь, — Настя набросила плащ.

— Сей момент, — Юлик надел ватник, скрылся в шатре и через минуту возвратился с ведром и рюкзаком за плечами. — Ну, как?

— Пойдет, — оценила Настя.

— Юля, смотри! — Юра пригрозил Юлику пальцем.

Настя засмеялась, Юлик сделал ему знак «будь спокоен», и они скрылись за деревьями.

— Что за баба? — спросил Сергей.

— Валера привел из «Анзоба», — пояснил Леня. — Хохлушка.

— Грамотное тело.

— Плохих не держим, — заверил Юра.

— Здравствуй, тело молодое, незнакомое! — продекламировал Марченко.

— Витькин тест она бы, наверное, прошла, — сказал Сергей. — А, Эдик?

Эдик засмеялся.

— Что за тест? — заинтересовался Леня.

— У нас тут осенью был гигантский наплыв студенток, — стал объяснять Эдик. — Все не могли понять, что с ними делать. Виктор предложил выпилить на фанере силуэт Венеры — с каноническими размерами — и брать всех, кто в это отверстие пролезет, хоть боком, хоть как…

— И чем кончилось?

— Все оказалось гораздо проще. После первой же тренировки их осталось всего две. Причем самые толстые…


Володя сидел на берегу крошечного озера, окруженного со всех сторон каменными осыпями. На плоском камне рядом с ним лежала рация, на шее висел миниатюрный бинокль. К воде спускался небольшой ледник, из которого вытекал слабый ручеек.

Володя не спеша развязал шнурки, затаив дыхание, стащил ботинки и вынул скомканные взопревшие стельки. Потом медленно начал отдирать присохшие к ступням носки, покрытые пятнами запекшейся крови. Его лицо побледнело, лоб покрылся каплями пота. В несколько приемов освободив изуродованные, кровоточащие ноги, он некоторое время сидел без движения, собираясь с духом. Наконец, методично закатал штаны и медленно опустил ноги в озеро.

Через секунду, издав душераздирающий нечеловеческий крик, вытащил ноги из воды и, с выступившими на глазах слезами, стал промокать раны байковой рубашкой.


Миновав просторный луг, Настя и Юлик подошли к невысокому каменному забору, ограждавшему сложенную из камней постройку с крышей и дверью, возле которой спал на привязи ишак. Внезапно из проема в изгороди бесшумно выскочила огромная белая собака с красными злыми глазами и преградила дорогу. Юлик бросил ведро и схватил с земли два больших камня. Настя испуганно ойкнула и спряталась за его спину. Недобро скаля зубы, собака начала описывать вокруг них круги, с каждым разом подступая все ближе. Юлик и Настя тоже кружились на месте, все время стараясь поворачиваться к ней лицом.

— А ну, пошла вон! — Юлик замахнулся на собаку камнем.

— Эй, кто-нибудь!.. Хозяин!.. Эй!.. — крикнула Настя срывающимся голосом.

Никто не выходил. Собака глухо и угрожающе зарычала.

Наконец в дверях дома показалась крошечная девочка в грязном полосатом платье и таких же грязных шароварах. Молча схватив собаку за загривок, она пинками затолкала ее за изгородь. Та покорно трусила рядом.

Потом на пороге появился заросший щетиной угрюмый таджик в овчинной безрукавке.

— Здравствуйте! — сказал Юлик. — Айран бар[2]?

Увидев выглядывающую из-за его спины Настю, мужчина расплылся в щербатой улыбке и гостеприимно кивнул на дом. Бросив камни, Юлик поднял ведро, и они зашли внутрь.


Шел дождь. Сергей сидел под вымокшим тентом и листал отпечатанный на машинке текст. Юра выгребал из очага прогоревшие консервные банки и методично плющил их большим увесистым камнем. Эдик заливал йодом ссадины на распухших пальцах. Марченко глядел в задумчивости на кучу снаряжения.

— Бью крюк, потом второй, — зачитал Сергей выдержку. — Подтягиваюсь на правой руке и усилием воли перекидываю себя через карниз…

— Бросайте все, идите смотреть — не пожалеете! — прибежал возбужденный Леня. Заинтригованные, они пошли за ним.

Через протоку, грациозно перепрыгивая с камня на камень, переходила вереница пестро одетых девушек в прозрачных полиэтиленовых дождевиках, с полотенцами и мыльницами в руках. Загадочно улыбаясь, они прошли вдоль берега и скрылись в туманном арчовом лесу.

— Туристки, — объяснил Леня. — Вчера вечером пришли. Сегодня у них баня. Просили, чтобы никто в течение двух часов не подходил к запруде.

— Это тот редкий случай, когда гора идет к Магомету, — сказал Сергей.

— Такие хорошие, — ласково проговорил Эдик, — мыться пошли…

Повеселевшие, они возвратились обратно. За столом обнаружили Володю и Юлика. Рядом стояло ведро с айраном, лежал рюкзак, полный лепешек.

— О, теплые еще, — Марченко потрогал лепешки.

— А где Настя? — спросил Леня.

— Я так понимаю, что айран и лепешки — это как раз все то, на что Юля смог ее выменять, — высказал предположение Сергей.

— Ты почти угадал, — сказал Юлик. — Кстати, если бы у нее было высшее образование, мы могли бы получить за нее сорок баранов.

— А со средним сколько? — поинтересовался Эдик.

— А так только двадцать.

— Зачем им, интересно, высшее образование? — недоумевал Володя.

— Престижно! — пояснил Марченко.

— Нет, правда, где Настя-то? — спросил Юра.

— Встретила каких-то своих земляков, — сказал Юлик. — Они там внизу ждут машину. Ленечка, тащи поварешку и миски.

— Сей момент! — обрадовался Леня.

Из-за деревьев появилась Настя. Рядом с ней семенил косолапый мужичок с длинными запорожскими усами.

— Здорово, орлы! — бодро поприветствовал он всех.

— Здоровеньки булы! — закивали ему в ответ. — Хай живе Радяньска Влада!

— Мальчики, это Паша, мой земляк, — представила запорожца Настя. — Он по делу. У него к вам предложение.

— Садись, гарный хлопец Павло! — пригласил Эдик.

— А вы, я вижу, шутники, — мужичок подсел к столу. — Настюша говорит, вы тут с голоду собрались помирать? А у нас к вам дельце. Идея вот какая. У нас сбор закончился, народ вещи вниз таскает, сегодня вечером машина должна быть. Но она может и завтра прийти, и через два дня — вы ж понимаете… А мы все продукты подчистили уже. Осталось только сало и шоколад. Этого в избытке. Но нужно что-то нейтральное такое, распиратор — крупу, макарошки какие-нибудь… Вы не богаты?

Все посмотрели на Эдика, на его ставшее задумчивым и печальным лицо.

— Ну, у нас есть тут еще пшена немного… — сказал он.

— Пшено? — обрадовался мужичок. — Ну, так и пре- красненько!.. Вы посмотрите, какое сальце, — он достал из рюкзака шмат сала, завернутый в промасленную бумагу, развернул, перочинным ножом соскреб слой соли, срезал тонкий ломтик и поднес его к самому носу, показательно вдыхая аромат, — это ж домашнее, не то, чем у вас в магазинах торгуют! Розовое, со своих свинок! Ну, давай, на пробу!

Он протянул ломтик Эдику, тот отправил его в рот и начал медленно, сосредоточенно жевать. Окружающие внимательно наблюдали за дегустацией, но никаких чувств на лице Эдика уловить не могли.

— Действительно, неплохое сало, — наконец бесстрастно произнес Эдик.

— Ха! Неплохое! — гордо усмехнулся мужичок. — Сало — пальчики оближете! Лучше нашего сала нигде не найдете! Давайте, решайтесь! Ну что, меняем?

— Но сала у нас и у самих полно, — сказал Эдик.

— Да?.. Что же вы тогда молчите?.. Берите шоколад. Шоколад дефицитный! Москва! «Вдохновение» называется, — мужичок вынул плоскую коробочку с балериной на обложке и высыпал на ладонь длинные брусочки шоколада, завернутые в серебристые обертки, — на восхождении чрезвычайно практично! С орехами! Пробовать не даю. На веру, — он зазывно поиграл серебристыми брусочками, будто перебирал четки.

— Ну, что? — Эдик посмотрел на остальных. — Шоколад, я думаю, можно взять.

— Отличненько! — мужичок запихнул брусочки обратно. — Нам нужно пару килограмм крупы. Как будем меняться? Ваши предложения?

— Ясно как! — сказал Эдик. — Килограмм на килограмм.

— Как так — килограмм на килограмм? — изумился мужичок. — Вы что, мужики, обалдели? Да это ж грабеж средь бела дня! Ваше пшено стоит двадцать копеек кило, а тут каждая плитка, — он прочитал надпись на коробке, — сто пятьдесят граммов — два рубля!

— Какие деньги, дружище? — Эдик спокойно смотрел на него. — Сюда-то все на своем горбу затаскивали — что железо, что пшено, что шоколад — какая разница? Не хочешь — не надо. Шоколада у нас, в общем-то, тоже хватает…

Эдик извлек из кармана сигарету, начал искать спички.

— Ладно, счас, дайте подумать, — мужичок довольно долго что-то высчитывал в уме, потом махнул рукой. — Черт с вами! Давайте килограмм.

Он отсчитал семь плиток шоколада, шесть положил на стол, из седьмой вынул три брусочка, сунул себе в карман, а неполную плитку кинул поверх остальных.

— Юля, — попросил Эдик, — принеси, пожалуйста, пшено.

Юлик поднялся и двинулся в сторону шатра.

— И весы! — крикнул вдогонку Эдик.

Взвесив пакет с крупой, Эдик отсыпал немного в кружку и отдал пакет запорожцу. Тот достал полиэтиленовый мешочек, упрятал в него крупу и убрал в рюкзак.

— Ну ладно, мужики, мне пора, — засобирался он. — Спасибо!

— Вам также, — ответил Эдик за всех.

— Ну что, Настюша, мы тебя ждем! Поторапливайся! — Мужичок надел рюкзак и пошел, мурлыча какой-то мотивчик.

Настя скрылась в палатке.

— Ка-азел! — с чувством выдохнул Леня.

— Душный чувак, — подтвердил Сергей.

— Эдя, все равно, ты — гений! — восхитился Володя.

— Не знаю, — задумчиво проговорил Эдик. — Другому бы так отдал…

— Мальчики, я ухожу, — подошла к столу Настя, — давайте прощаться.

— Как так уходишь? — не понял Леня. — Совсем, что ли?

— Ну да, совсем, — сказала Настя. — Вниз…

— С этими хмырями?.. — прорвало остальных после короткого замешательства. — А как же мы?.. Бросаешь, значит, нас тут одних?..

— Это мои знакомые, — сказала Настя, — мне с ними удобнее домой добираться… Спасибо вам большое. Я по вам по всем буду очень скучать. Эти две недели для меня как праздник прямо. Серьезно. Будете в Горьком — всех жду в гости. Обязательно!

— Так ты разве не с Украины? — удивился Юра.

— Нет. Я только учусь в Киеве. На заочном.

— Так это не хохол, что ли, был — с салом? — опешил Марченко.

— Нет, — засмеялась Настя.

— А мы тут с ним на украинском разговаривали… — огорчился Володя.

Все поднялись из-за стола:

— Ты тоже к нам приезжай.

— Адреса есть?

— Счастливо тебе! Еще встретимся как-нибудь…

— Конечно, встретимся, — дрогнувшим голосом сказала Настя. — Ну, ни пуха вам! Валере передавайте привет. Мой адрес у него. Ну, все, пока! — и она скрылась за деревьями.

Все опять сели за стол и надолго затихли, занявшись каждый своим делом.

— Ну что, айран-то будем? — нарушил, наконец, молчание Юлик. — Лепешки остыли уже…

— Давай, — согласился Юра.

— Может, банку битую съедим? — предложил Эдик.

— А где она? — спросил Леня.

— В шатре, в коробке.

Леня принес стеклянную банку с отбитым горлом, полную тушеного мяса. Вывалив мясо на тарелку, извлек видимые осколки и отложил в сторону.

Все зачерпнули по ложке и стали осторожно жевать, сосредоточившись на своих ощущениях. Внезапно лицо Сергея исказила гримаса боли и отвращения. Остальные тоже замерли и посмотрели на него. Он полез в рот, извлек алое стеклянное перо, бросил в банку, вытер рукавом окровавленные губы и также молча и сосредоточенно продолжил есть. Другие, вслед за ним, тоже возобновили движение челюстей.

Из-за ближайших деревьев раздался женский визг и плеск воды. Некоторое время все прислушивались к воплям. Дожевав мясо, Эдик отложил ложку и повернулся в сторону запруды.

— Марченко! Выйди из кустов!! — вдруг заорал он. — Марченко! Выйди из кустов!!

— Эдя! — сидевший рядом с ним Марченко вскочил, как ошпаренный. — Сволочь, — сорвав шапку с головы Эдика, он попытался с ее помощью заткнуть ему рот.


Над летным полем сгустились сумерки. Горный массив на горизонте скрывался под шапкой серых туч. Ветер доносил глухие раскаты грома. Редкие крупные капли начинающегося дождя ударялись в пыльный, шершавый бетон взлетной полосы.

— У нас в Волгограде был один мужик, который занимался изнасилованиями, — рассказывал бородач. — Два года держал в страхе весь район. Ну, и, в общем, его наконец поймали и приговорили к высшей мере. Предоставили ему слово и спрашивают: «Какое, мол, у вас последнее желание?» А он говорит: «Убежать я от вас все равно убегу, а последнее мое желание — изнасиловать Аллу Пугачеву…» А таких, как он, везут куда-то в Ростов. Ну, и, самое смешное, где-то на полпути к Ростову он действительно сбежал!

— Опять о бабах! — поморщился Антон. — Сколько можно! Семен, — он повернулся к круглолицему черноволосому мужчине, — вот ты в писательской поликлинике работаешь. Рассказал бы что-нибудь интеллигентное, вечное, шекспировское — для души!

— В конце мая к нам в травму пришел один пациент, — начал круглолицый, немного подумав, — к которому дома, пока он спал, залез в ухо таракан. И он никак не мог его оттуда достать. А таракан там шебуршал у него в ухе, возился, стучал… Тогда мужик решил его умертвить. И начал прямо у себя в ухе травить его всякими разными карбофосами и ядохимикатами. Еле откачали…

— Таракана? — изумился бородач.

— Мужика!

— Да это же «Гамлет»! — восхитился Мафия.

— Как Антон заказывал, — приподнявшись со своего ложа, круглолицый взбил спальник и улегся обратно.

— Костя, твоя очередь! — сказал обмороженный. — Мы тут все уже выдохлись, по третьему кругу прошли, а ты отлыниваешь. Нехорошо! Не по-товарищески! Давай-ка, расскажи что-нибудь.

Все обернулись в сторону Кости, лежащего с раскрытой книгой на животе. Костя не спеша затянулся папиросой, внимательно следя за растущим столбиком пепла, потом невозмутимо отвел руку в сторону и стряхнул пепел на траву:

— Я вам лучше станцую…

9

Володя лежал, зарывшись в мокрый спальный мешок. Влажный, истекающий водой скат крыши низко провисал, почти касаясь лица. Открыв глаза, он посмотрел в лениво колышущееся марлевое оконце, за которым виднелась покосившаяся стенка соседней палатки. Рядом раздался звук открывающейся дверной молнии и возглас Юры:

— Ого! Вот это да!

Потом голос Марченко, имитирующего азиатский акцент:

— Попрыгушка Стрекозел лето красное пропел, оглянуться не успел — весь Джайлау белый стал…

Раскрылась еще одна молния.

— Да, бляха-муха, — удивленно проговорил Сергей, — теплые Фанские горы…

— Лучший способ перезимовать лето! — добавил Эдик.

Володя осторожно, стараясь не касаться мокрого брезента, отодвинул полог. В глаза ему ударил слепящий свет: все вокруг — земля, камни, деревья — было усыпано толстым слоем свежего пушистого снега. Володя хлопнул по скатам, сбрасывая снег, перевернулся на живот и высунулся наружу.

Из других палаток тоже торчали головы. Некоторые из них дымили папиросами. Никто не спешил вставать. Все лежали, лениво перебрасываясь словами.

— Марчук, а дальше что было? — спросил Юлик.

Марченко вынул изо рта папиросу:

— Попрыгушка Стрекозел

Мурабай домой пришел:

«Мурабай, Мурабай,

Ты меня домой пускай,

Свежий хлеб мне давай,

Сверху масло намазай».

Отвечает Мурабай:

«Ты все пел? Пел.

Чайхана сидел? Сидел.

Так иди, пляши фокстрот

Белы тапочки вперед…»

Возле очага колдовал Леня, извлекая огонь из мокрых арчовых веток.

— Эдик, время! — крикнул он, глянув на часы.

Эдик вытащил рацию, соединил шедший от нее проводок с длинным, свисающим с дерева кабелем и включил тумблер. В динамике послышались шумы, трески и завывания. Он покрутил ручку настройки. Неожиданно из эфирной неразберихи выплыл мелодичный женский голос:

— Двадцать один семнадцать, примите заказ.

Потом снова шум и опять тот же голос:

— Спасибо, у меня уже есть такая… Да?.. Подожди-ка минутку… Ноль восемь пятьдесят три, слышите меня?.. Ленина четыре квартира семь…

— Бесполезно, — Эдик выключил рацию, — забили линию.

— Эдя, заказал бы сюда тачку, — сказал Володя.

— С едой, — обрадовался Юлик.

— И с диспетчершей, — добавил Сергей.

— А мне кошмар сегодня ночью приснился! — вспомнил вдруг Эдик. — Как будто мы с женой стоим на шоссе посреди леса и ловим машину. Вокруг пустынно, никого нет. А вечер уже. И вот, из-за холма появляется автобус, фарами дорогу освещает… Ну, мы голосуем. Он останавливается, открывает переднюю дверь. Заходим, а там все сидячие места заняты и весь автобус — мои знакомые бабы! Ну, просто все, с какими я когда-либо дело имел!

— Как же они в один автобус-то влезли? — удивился Марченко.

— Ну, ты уж прямо, — возмутился Эдик.

— Подымайтесь! — крикнул Леня.

— Онегин, я с кровать не стану… — сказал Сергей.

— Кто эти мужественные люди, — спросил Володя, — эти герои, которые подадут нам завтрак прямо в постель?

— Сходи лучше за водой, — посоветовал Леня…

Наконец все лениво повылезали из палаток, добрели до брезентового шатра и расселись на ящики. Здесь было холодно и сыро. В углу валялись размокшие коробки и пустые холщовые мешки. Леня поставил в центр казан с кашей, порылся на дне большого бумажного пакета и достал пригоршню подгоревших сухарей.

— Эх, сейчас бы булочки с молочком! — мечтательно произнес Марченко.

Последними пришли Сергей и Володя. Володя нес под мышкой книгу, Сергей зябко кутался в пуховку.

— Почему мне так холодно? Я же так люблю тепло! — Сергей подсел к казану и стал греть руки о его стенки.

Володя подтащил ломаный ящик, пристроился рядом.

— Что пишут? — спросил у него Юра.

— Есть некоторые неплохие куски, — ответил Володя.

— Например? — поинтересовался Леня.

— Ну… — Володя полистал книгу. — Ну, например, вот этот: «В отеле Монтойа две столовые. Одна во втором этаже с окнами на площадь. Другая внизу, на целый ряд ниже уровня площади, и оттуда можно выйти на улицу позади отеля, по которой рано утром пробегают быки, когда их через весь город гонят к арене. В этой столовой всегда прохладно, и мы очень хорошо позавтракали. Первая трапеза на испанской земле — это каждый раз серьезное испытание: закуски, кушанье из яиц, два мясных блюда, овощи, салат, десерт и фрукты. Нужно много вина, чтобы все это одолеть…»

— Хорошо написано, — похвалил Эдик после продолжительного молчания. — Душевно.

— Еще давай! — потребовал Юлик.

Володя опять полистал книгу:

— «Служанка принесла большую миску горячего овощного супа и вино. На второе нам принесли жареную форель, потом какого-то тушеного мяса и большое блюдо с земляникой. Вино мы пили не в убыток себе, и служанка смущенно, но с готовностью приносила его…» — он захлопнул книгу.

— А что они там такое все время пьют? — спросил Сергей.

— Двойной охлажденный дайкири без сахара, — скатал Эдик.

— Нет, что-то другое, — припоминал Сергей, — смешное такое название.

— Фундадор? — спросил у него Володя.

— Во-во, фундадор! — обрадовался Сергей. — Сейчас бы всем по литру фундадора на рыло…

Юра покрутил ручку карманного радиоприемника. Ненадолго задержал волну на последних новостях.

— …Всеобщую политическую стачку провели горняки Южного Уэльса… — вещал диктор, то исчезая, то снова появляясь в эфире, — …объявили голодовку… продол- жают борьбу за независимость и…

— Народ там воюет, борется за независимость, а мы тут, хрен знает, чем занимаемся… — задумчиво произнес Юлик.

— Ничего, Юля, не огорчайся, — успокоил его Марченко, — мы тоже голодаем!

Продолжая обследовать эфир, Юра наткнулся на бодрый женский голос, говоривший на иностранном языке. Потом вступили гитары, и кто-то запел по-английски.

— Во, Юра, оставь-ка это! — попросил Юлик.

— А кто это? — спросил Леня. — Что она сказала?

— Она сказала, — пояснил Эдик, — «для шестнадцати мудаков из Ленинграда, проводящих свои отпуска в горах Средней Азии, передаем песню Джорджа Харрисона "Пора домой"».

В этот момент снаружи послышались крики. Юра сделал приемник потише, и все внимательно прислушались.


На противоположной стороне протоки, превратившейся в бурую вздувшуюся реку, по колено в снегу стояли четыре небритых всклокоченных человека, в рваной вымокшей одежде, словно чудом уцелевшие после всемирной катастрофы. Среди них можно было с трудом узнать Валеру.

Поискав глазами и не найдя переправу, они быстро посовещались между собой и ступили в воду. Река набросилась на них, и поначалу им потребовалось немало усилий, чтобы не упасть. В середине протоки, где вода достигала уже до пояса, Валеру все-таки сбило течением. На мгновение его ноги показались на поверхности, но шедший следом успел схватить его за капюшон.

Истекая струями воды, они выбрались на сушу.


Через полчаса возвратившиеся уже доедали кашу.

— О, слушайте! — рассказывал парень с царапиной на щеке. — За перевалом стоят эстонцы, так у них там есть специальная «Целовальная команда» — женщины, которые целуют мужиков, вернувшихся с горы. Такие женщины, скажу я вам…

— Давно пора и нам завести что-нибудь подобное, — сказал Сергей.

— Кстати о женщинах: а где Настя? — спросил Валера.

— Да, Валера, мы тут не успели тебе сказать… — печальным голосом, каким обычно приносят соболезнования, произнес Юра. — Настя-то ушла!

— Как ушла?! — Валера застыл с не донесенной до рта ложкой. — Куда?! Совсем, что ли?! Она же тут до конца месяца собиралась остаться!

— Ну да, совсем, — виновато объяснил Юра. — Попрощалась, пригласила всех в гости и уехала с какими-то своими земляками вниз.

— Да? — некоторое время Валера переваривал новость, потом, как ни в чем не бывало, снова принялся за еду. — Ну, и черт с ней. Пусть у человека хоть раз в жизни останутся о мужиках хорошие воспоминания. Никто не приставал, не домогался, не пытался посягнуть…

— Как так, Валера? — обалдел Леня. — Выходит ты, значит, так и не посягнул?! Чем же ты тут, интересно, занимался столько времени?! Да ты просто какая-то собака на сене! Мы тут, можно сказать, Настеньку оберегаем, а он…

— Да вы тут все маньяки какие-то! — возмутился Валера. — Вам недоступна сама мысль о том, что можно заснуть, просто положив руку на грудь девушке…

— Да у нее грудь-то — в пол-Коновалова, — Марченко кивнул на вернувшегося с горы здоровяка с накачанными грудными мышцами.

Все засмеялись.

— Ну, не скажи, — горячо запротестовал Юлик.

— И вообще, — продолжал Валера, — о каком посягательстве может идти речь, когда по другую сторону Насти лежит Юлик, который каждое утро перегибается через нее и спрашивает: «Ну, как?»

— Валера, — произнес Эдик серьезно, — на самом деле то, что ты сделал, вернее то, чего ты не сделал, — это удар по нашему общему престижу… Представляешь? Она приезжает к себе на родину и начинает там всем рассказывать: была, дескать, на сборе у ленинградцев, одни мужики, шестнадцать, так сказать, членов «Буревестника» — и ни один не мог!.. Да ты, просто-напросто, уронил честь города!

Окружающие захохотали.

— Эдя, — не сдавался Валера, — а, по-моему, так она ушла потому, что ты ее утомил: «Настенька, заткни уши, Настенька, заткни уши…»

— Я ее утомил?! — Эдик был потрясен. — Да, если бы я ее действительно утомил, она бы не то, что до конца месяца, — она бы до конца года тут осталась!

— Надо было все-таки продать ее бабаям! — сказал Володя. — Ели бы сейчас шашлыки. Так сказать, лучше синица в руках…

Юлик взял стоявшую в углу гитару, подстроил струны.

— У ней такая маленькая грудь и шелковая кофта цвета хаки, — пропел он. — Уходит капитан в далекий путь, не видя девушку из Нагасаки…

Леня поставил в центр кастрюлю и открыл крышку. Пар окутал сидящих вокруг. Аэрофлотовской чашечкой он перемешал чай, затем наполнил граненый стакан и передал сидевшему рядом Валере. Тот взял его в руки и критически рассмотрел на свет:

— Что это за масонский чай?

— Обижаешь! — заступился Юлик. — Это еще крепкий!

— А к чаю что-нибудь будет? — поинтересовался здоровяк.

— Бочка варенья и ящик печенья, — ответил Эдик.

— «А не отъесть ли нам "Вдохновения"? — спросила графиня», — встрепенулся Марченко.

— «Отнюдь, — сказал граф, — и бурно овладел ею, стуча манжетами по подушке», — мрачно парировал Эдик.

— Давайте лучше попробуем сала, которого «у нас полно», — предложил Володя.

— Разве что если окунетесь в озеро, — сказал Эдик.

— Ну, Эдя, — возмутился Леня, — это слишком жестоко! Это бесчеловечно!

— А что, Эдик, ты действительно готов накормить того, кто искупается в озере? — заинтересовался Юлик.

— Готов, но только после купания. Когда шансов попробовать сало у него почти не останется…

— Ловлю на слове.

— А давайте в жертву кого-нибудь принесем, — сказал Володя. — Опустим его ненадолго в озеро, а за это попросим у бога погоды, чтоб вышло солнышко и стало жарко. А Эдя, в качестве компенсации за моральный и физический ущерб, его покормит.

— А не лучше ли его совсем утопить? — спросил Эдик.

— Эдик, не выйдет! — запротестовали окружающие. — Обещал? Выполняй!

— Ладно, хрен с вами, — сдался Эдик, — галета с салом, кусок «Вдохновения» и кофе.

— Отлично! — обрадовался Леня. — С моей стороны капельница и эфедрин.

— Кто будет жертвой? — спросил Юра.

— Надо кинуть жребий, — сказал Володя.


Первым тянул Эдик.

— Пусто, — он продемонстрировал чистый кусок картона.

Следующим был Юлик.

— Ничего, — с облегчением выдохнул он.

Третьим был Сергей.

— Так я и знал! — под всеобщий смех он врезал картонкой с могильным крестом по коробке из-под яиц.

— Можно было и не тянуть ничего, — сказал Валера.

— Всем полчаса на отдых и подготовку! — объявил Юра.


Андрей стоял на узкой, в полступни, покатой полочке, придерживаясь немеющими руками за продетый в ухо крюка карабин. Сильный заряд сухого колючего снега ударил прямо в лицо, и он отвернулся, пряча голову в ворот пуховки. Новый порыв ветра заставил его вжаться в скалу.

Он глянул под ноги. Стена круто уходила вниз, где в сорока метрах под ним стояли, задрав головы, два человека, а еще ниже, уже едва различимый в шквалах снежной метели, болтался на веревке раскачиваемый ветром последний. На мгновение туман рассеялся, открыв километровый провал с черными нитями трещин ледника.


Берега неподвижного озера и деревья вокруг были укрыты слоем пушистого снега. Каменные осыпи исчезали в низком облаке, висевшем ровным белым потолком над гладкой сине-голубой водой.

На усыпанный мелкими камнями пляж бесшумно спустилась молчаливая процессия. Первым шел Сергей. Немного в отдалении четыре человека несли махровые полотенца и теплую одежду. Следом шел Юлик с гитарой и все остальные. С печальными сосредоточенными лицами они остановились у воды. Эдик выступил вперед, немного прокашлялся и взял ноту:

— Ля!

Эхо несколько раз повторило ее.

Окружающие прыснули со смеху, но тут же восстановили подобающие моменту серьезные выражения лиц.

Эдик надел очки и развернул листок с текстом.

— Друзья! — громко и торжественно зачитал он. — Сегодня мы провожаем в последний путь нашего товарища, комсомольца Сережу Борисовича. Исполнительный, ответственный работник, добрый и отзывчивый товарищ, Сережа Борисович вызывал к себе любовь и уважение всех, кому посчастливилось эти долгие годы жить и трудиться рядом с ним…

Эдик закашлялся и снова взял ноту.

— Отдавая дань его заслугам, — продолжал он, — нельзя, однако, не отметить, что Сереже Борисовичу, а соответственно и тем, кто близко знал его, всю эту долгую насыщенную добрыми делами и поступками жизнь сопутствовали всевозможные неудачи, несчастные случаи, а также погодные катаклизмы и землетрясения…

Он перевернул листок.

— Желая положить конец и навсегда искоренить это досадное недоразумение, Сережа Борисович любезно согласился предоставить себя в качестве жертвы богу погоды, дабы воссияло солнце по всей земле отныне и во веки веков, аминь!.. Прощай же, друг!.. Поблагодарим Сережу Борисовича…

— Молодец!.. — заорали во все горло остальные. — Боец!.. Герой!..

Привлеченные шумом, на высокий противоположный берег вышли девушки-туристки и остановились, наблюдая за происходящим.

— По нашей доброй традиции, — дополнил Эдик, — Сереже Борисовичу предоставляется исключительное право заказать себе «отходную».

— Ну, давайте что-нибудь такое… — Сергей сделал неопределенный жест рукой. — Родное… Про березки… Про задумчивых тургеневских девушек…

— Юля, — перевел Эдик, — что-нибудь про девушек и березки. Задумчивое.

— Можно, — взяв несколько пробных аккордов, Юлик ударил по струнам. — О!.. Русская природа!..

— Горы и долины!.. — подхватили окружающие. — Реки и моря!..

— О!.. А у нас в деревне!..

— Хороши девчаты!.. Есть, кого любить!..

Сергей медленно снял пуховку, сел на камень и начал расшнуровывать ботинки.

— О!.. Встану утром рано!..

— Подойду к дивану, где Маруся спит…

— О!.. Разбужу Марусю!..

— Выпьем с ней какавы и пойдем гулять!..

Сергей, зябко поеживаясь, стащил футболку, спортивные шерстяные брюки и остался в одних плавках.

— О!.. Русская природа!..

— Горы и долины!.. Rivers and the seas[3]!..

С последними словами, переросшими во всеобщий вопль, четыре «жреца» раскачали Сергея за руки — за ноги и бросили в воду.

— Солнце!!!.. Солнце!!!.. Солнце!!!.. — воздев к небу руки и лица, все застыли в ожидании.

Девушки-туристки тоже невольно посмотрели вверх. На мгновение показалось, что облака и впрямь сейчас разойдутся.

Вместо этого в наступившей тишине послышался далекий гул реактивного самолета.


Наступили сумерки, и в двадцати метрах вокруг уже ничего не было видно. Сильные порывы ветра раскачивали обледенелые веревки, уходящие вверх под нависание.

Андрей полулежал, свесив ноги в пустоту, на маленьком уступе и возился с бензиновой горелкой. Сидевший рядом молодой человек в проломленной парашютной каске колол молотком намерзший на скале лед, куски которого складывал в жестяную банку. Налетело снежное облако, и они замерли, пережидая заряд.

Недалеко от них едва различался какой-то неясный силуэт на остром скальном гребешке — то ли камень, то ли большая неподвижная птица.

— Андрюха, это что — птица? — кивнул в ее сторону парень с перемотанной окровавленным бинтом рукой, пристроившийся на соседней полочке.

— А черт ее знает, — Андрей с усилием качал насос горелки закоченевшими руками. — Кинь в нее чем-нибудь. Или крикни…

Парень крикнул, приложив здоровую ладонь ко рту, но вой ветра загасил его крик.

— Не спугните! — раздался голос откуда-то снизу, из темноты. — Мы сейчас из нее бульон сварим…

— А что, кстати, у нас осталось? — спросил парень с разбитой рукой.

— Три галеты, немного заварки, какие-то крошки… — ответил Андрей. — Не завести никак! — он аккуратно отставил примус в сторону и начал растирать онемевшие пальцы.

— Дай-ка, я погреюсь, — опять раздался голос снизу.

— У меня, кажется, на дне фляги еще коньяка немного оставалось… — молодой человек, коловший лед, отложил молоток, потянулся к рюкзаку и, неловко повернувшись, задел несколько лежащих на краю уступа камней, с шумом упавших вниз.

Взмахнув крыльями, птица слетела со скалы и исчезла в метели.

— Полететь бы сейчас за ней… — мечтательно вздохнул Андрей.


Освещая фонариком путь, Юлик, Сергей, Леня и Марченко взобрались на моренный вал и остановились на гребне. Внизу лежало безмолвное застывшее озеро, окруженное расплывшимся в вечернем тумане арчовым лесом. На противоположном берегу смутно мерцал тусклый огонек далекого костра.

— Э-э-эй!.. Э-ге-ге-гей!!.. — сложив ладони рупором, прокричал Юлик. — Мы здесь!!!..

Звук его голоса пролетел над поверхностью воды, эхом отразился от стен ущелья и пропал, заплутав в одном из горных отрогов.

— Кажется… — заговорил было Леня.

— Тихо! — Марченко предостерегающе поднял указательный палец, и они вслушались в тишину.

Ни один шорох не нарушал векового безмолвия.

Вдруг, словно прорвавшись сквозь толщу какой-то невидимой воздушной стены, с той стороны озера слабо донесся тонкий, как бы поющий, женский голосок.

Издав победный клич и вскинув над головой, как знамя, гитару, они понеслись вниз по склону, петляя между деревьями.


Володя, Эдик и Валера, закутавшись в пуховки, сидели у очага. Володя разломал ногой валявшийся поблизости ящик и бросил в огонь. Вспыхнули жаркие колеблющиеся языки пламени. Легкие редкие снежинки сгорали, не долетая до земли.

Валера, порывшись, достал из внутреннего кармана мятую полупустую пачку сигарет:

— Ну что, кальян — и в кокон?

10

Радист лагеря «Анзоб», длинноволосый атлет с медвежьим когтем на шее, сидел у стола, заваленного радиоаппаратурой. Самодельные электронные часы показывали десять утра. У ног стояла полупустая бутылка коньяка. В глубине комнаты спала, отражаясь во множестве зеркал, голая девица. Стены украшали несколько кумачовых вымпелов и календарь с японками.

Радист щелкнул тумблером. Раздался монотонный вой, потом свист.

— Очень плохо слышно! — прорвался чей-то голос сквозь эфирный шум. — Повтори еще раз!

Радист покрутил какую-то ручку.

— Я говорю, все засыпало и постоянно метет… — возник далекий голос Андрея. — Ничего не видно. Холодно. Мы начали спускаться, но даже не знаю, что получится…

— Мы промахнулись и здесь ничего не знаем. Какие-то карнизы начались…

Голос Андрея пропал. Эфир снова заполнился воем и свистом. Радист глотнул коньяку, закурил сигарету и посмотрел в окно. Там лил дождь.


Андрей скользил вниз по веревке вдоль покрытой инеем отвесной стены. Спустившись на крохотную полочку, остановился. Придерживаясь рукой за выступ, молотком расчистил скалу от снега и сколол намерзший в трещины лед. Порывшись в брезентовом кармане, загнал на расстоянии вытянутой руки два стальных крюка, пристегнулся к ним и повернулся спиной к ветру, дрожа всем телом от холода.

Через некоторое время к нему спустился напарник в проломленной каске и повис рядом. Они молча что-то перестегивали, перевязывали, потом сбросили вниз конец еще одной веревки, и Андрей поехал дальше. Напарник постепенно травил ему вторую — страховочную веревку. Внезапно Андрей потерял опору и повис, беспомощно болтаясь в нескольких метрах от стены. Резко затормозив, он огляделся вокруг: огромный карниз пересекал путь, продолжаясь влево и вправо, сколько было видно. Андрей попытался раскачаться и достать до скалы, но безуспешно.

Сняв висящую на шее петлю, он стянул ее вокруг веревки и начал с помощью петли и зажима подниматься наверх. Ему помогали, подтягивая за вторую веревку. Добравшись до полки, он с трудом отдышался. Там, еле умещаясь на крохотном пятачке, собрались уже все остальные.

— Финита ля комедиа? — мрачно пошутил парень с забинтованной рукой.

— Похоже на то, — Андрей снял рукавицы и начал отогревать руки.

— Большой карниз-то?

— До стены не достать.

— А донизу сколько осталось?

— Метров сто пятьдесят. Но на самом деле ничего не видно…

— Ну, и что будем делать? — спросил напарник.

— У наших зимой была похожая ситуация, когда Паша ноги поломал. Состегнули все веревки, какие были, и спускались на одинарной. Другого способа я не вижу.

Налетел снежный шквал, реки ледяной крупы поплыли по стене.

Парень с забинтованной рукой откинулся, держась за оттяжку, и посмотрел вниз:

— Не хотелось бы. В любом месте камнем перебьет — и привет!

— Ну, а что делать?

— Да, в общем, нечего уже больше делать, валить надо как можно быстрее…

Они размотали три оставшиеся веревки, и Андрей прицепил их к поясу.

Парень с забинтованной рукой внимательно его оглядел:

— Ну, давай, что ли…

Андрей посмотрел вниз: путь терялся в метели, резкие порывы ветра раскачивали и запутывали веревки.

— Ну что — может, гаечку бросим? — нарушил паузу четвертый.

Андрей посмотрел вверх, потом снова вниз:

— Только, ради Бога, не двигайтесь. Не дышите вообще…

Доехав до узла на конце веревки, Андрей остановился, снял рукавицы, аккуратно засунул в карманы пуховки. Несколько упавших сверху камней выбили на краю карниза белые пятна и с воем отлетели в сторону. Одновременно на голые руки и за шиворот Андрею посыпался снег.

— Внимательнее! — зло крикнул он, запрокинув голову.

Потом снял с пояса одну из трех веревок, состегнул с предыдущей, выбрал нижний конец, завязал на нем узел и снова сбросил вниз.

Через сорок метров регулирующая скорость рука уперлась в завязанный узел. Андрей снова остановился и пристегнул к узлу вторую веревку.

Случайно кинув взгляд на стену, заметил проржавевшую банку из-под сгущенки, висящую на старом погнутом крюке. Слегка раскачавшись, попытался дотянуться до крюка, и с третьей попытки ему удалось ухватиться кончиками пальцев за край банки, но она тут же оторвалась. Пошарив пальцами внутри, Андрей извлек оттуда старую, смерзшуюся, как камень, карамельку. Отшвырнув банку в сторону, выбрал одну из свисающих веревок, завязал на конце узел и сбросил вниз.

Зарывшись лицом в пуховку, Андрей продолжал спуск. Левая рука ослабляла страховочный зажим, правая легко придерживала веревку в ожидании узла.

Дальнейшее произошло в одно мгновение…

Почувствовав скользнувший в руке конец веревки, Андрей ничего не успел понять. Хлестнув его по лицу, веревка проскочила в спусковую восьмерку. Вскрикнув, он полетел вниз, но тут же, рывком, повис. Судорожно глянул вверх и увидел каким-то чудом застрявший в зажиме грубо оплавленный срез веревки.

Минуту Андрей висел, боясь пошевельнуться, сглатывая накатывающий в горле ком и неотрывно глядя на застрявший в зажиме срез. Потом осторожно вытянул руку вверх и дотронулся до зажима. Потом бросил взгляд на присыпанные снегом камни осыпи в сорока метрах под собой. Над землей раскачивался узел — он перепутал веревки!

Стараясь как можно меньше двигаться, Андрей снял с шеи петлю, чтобы обхватить узлом веревку, на которой висел, и понял, что это невозможно — веревка оказалась внутри петли и мешала ему. Он стащил рукавицы, нетерпеливо поискал место, куда их пристроить, и, не найдя сразу, бросил вниз. Попытался развязать на петле узел, но стянутый многочисленными нагрузками узел не поддавался. Андрей раздирал его, ломая ногти, тянул зубами — ничто не помогало. Он затравленно огляделся вокруг. Прямо перед собой, на маленьком остром уступе недосягаемой скалы, увидел вмерзшие в лед обрывки брезента и связку карабинов. Потом снова посмотрел на застрявший срез веревки, и ему показалось, что тот медленно плывет и сейчас выскользнет из зажима. На глазах Андрея выступили слезы. Он схватил петлю к попытался ее перегрызть. Несколько камней, тонко просвистев, пролетели мимо.

— Аккуратнее!!! — крикнул он вверх, срывая голос.

Слезы текли по щекам. Андрей попытался стянуть петлю через ноги. Ему мешал рюкзак. Ни секунды не раздумывая, он сбросил его вниз. Ударившись о камни, рюкзак лопнул, и его содержимое веером разлетелось по снежному склону. С трудом стянув петлю через ноги, он быстро обвязал ее вокруг веревки, пристегнул к себе, рывками продвинул вверх и наконец освободил зажим.

Некоторое время после этого он висел без движения.

Потом завязал узел, пристегнул к нему последнюю веревку и заскользил вниз.

Ему все-таки не хватило двух метров до земли, он прыгнул и неловко упал на заснеженную осыпь. Сидя на камнях, безучастно смотрел, как кровь заполняет ободранную ладонь и капает на снег. Потом поднялся и двинулся мимо рассыпанных по снежнику вещей, даже не глядя в их сторону.


Андрей стоял на краю ровного зеленого луга. Непогода осталась выше. Редкие крупные снежинки, плавно касаясь земли, тут же таяли. В конце поляны высилась аккуратная, сложенная из камней пирамидка с воткнутой лыжной палкой. На палке раскачивалась на ветру табличка автобусной остановки, с облупившимися, но еще различимыми номерами автобусов.

Развязывая на ходу ремни и стропы, Андрей пошел к туру, но через пару шагов от неожиданного спазма вдруг резко согнулся пополам, упал на колени, упершись руками в землю, и его начало рвать какой-то тонкой вязкой жидкостью.


Покусывая травинку, Андрей лежал возле тура. Подошли остальные, молча повалились рядом. Протоптанная в траве дорожка уходила вниз. Чуть поскрипывала табличка с номерами автобусов. Снег все прибывал и прибывал, превращаясь в легкую белую пелену.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги