Любовь или выгода

3. София

Со второго курса нам, не знавшим беды, студентам, повезло неслыханно. А случилось что? У нас появились преподаватели, которые позволяли себе использовать оскорбления как основополагающий педагогический метод.

Никакого диалога, никаких дискуссий быть не могло. Любое мнение, отличное от их собственного, они считали посягательством на свою абсолютную власть и господство. И это, мягко говоря, очень неприятно…

Неприятно быть под крылом “авторитетных” личностей, которые не заботятся о тебе, а самоутверждаются через твое унижение… Хотя “пофиг” на заботу, от тех педагогов я была бы рада получить даже нейтральное отношение. Эх, мечты-мечты.

— Вы все бездарности! — кричал наш мастер. — А тебе вообще в искусстве делать нечего, иди в домохозяйки, детей рожай!

Пожалуй, это самое “безобидное” цензурное, что мы с девчонками имели честь услышать в свой адрес. Не так говоришь, не так стоишь, не так двигаешься, не так думаешь, не так смотришь. Уродливая, толстая, худая, косая, кривая…

Припоминать их оценочные суждения можно очень и очень долго. Если со стороны студентов переходы на личности не приветствовались, то некоторые педагоги, наоборот, этим чрезмерно злоупотребляли.

Идете всем коллективом в деканат с аудио- и видеодоказательствами “беспредела”, просите предпринять какие-то меры. Ну или хотя бы поговорить с отдельными педагогами, чтобы отношение стало чуть более “человеческим”.

И что в итоге?..

Во-первых, оказывается, что “творческого человека нужно унизить, чтобы тот разозлился и показал результат”. Это “нормальная” многолетняя практика. По крайней мере, именно под таким соусом нам впаривали происходящее в деканате.

Ну и, во-вторых, на твои последующие возражения о том, что студентам требуется поддержка, уважение, чувство безопасности, тебе подробно все по полочкам раскладывают… Объясняют, что “ты нет никто и звать никак”… Тебя никто здесь не держит… На твое место прибежит сотня человек, которые оценят все по достоинству, а не будут бегать, распуская нюни и “выдумывая” проблемы на ровном месте.

И вот вы уже, бедные и несчастные студенты, начинаете сомневаться в себе и думать: “А, быть может, мы на самом деле заслуживаем такое отношение?”, “А вдруг этот прекрасный человек тебя таким способом реально чему-то научит, закалит?”, “А что, если я ничтожество, которое приняли по ошибке?”, “А что, если меня больше никуда не возьмут?”

— Ты бездарность! — услышала я в очередной раз. — С твоими данными можно только дворы мести! Ни кожи, ни рожи, ни таланта.

И вот ты пытаешься с преподавателем урегулировать разногласия, вопрошая о том, как тебе быть, что надо исправить. И тебе предлагают обсудить все на индивидуальном занятии.

Радуешься, предвкушая, что теперь-то откроются какие-то знания и тонкости мастерства, позволяющие вырасти профессионально…

Угу, как бы не так.

На индивидуальном занятии тебя лапают за грудь, задирают юбку и лезут в трусы. Ты в шоке от происходящего, поверить не можешь, что это реально происходит. Здесь. Сейчас. С тобой.

И поначалу не можешь даже хоть как-то среагировать, потому что в голове случается тотальный разрыв шаблона, ты непроизвольно застываешь соляным столбом.

Приходишь в себя. Вырываешься и пытаешься обозначить, что так нельзя, подобное недопустимо. Перед тобой извиняются. А ты и признаться в случившемся никому не можешь, потому что боишься осуждения, насмешек, обвинений.

Да и до “того самого” ж не дошло, уважаемый человек остановился и извинился. Наверное, это я что-то неправильно поняла…

Наступает следующий день. И ты опять слушаешь гневные тирады, посвященные тому, какая ты бесталанная тупица, бездарная неудачница. Не можешь понять, почему тогда этот человек лез к тебе с сексуальным подтекстом еще вчера, а уже сегодня так о тебе выражается…

Не понимаешь, но и конфликт лишний раз создавать не хочешь, ведь все же вроде вернулось на круги своя.

Такой “сумасшедший дом” продолжается вплоть до самого выпуска.

Сегодняшняя я развернулась бы и покинула такую “чудесную” атмосферу, ведь психологический комфорт, личные границы и здоровье важнее. Возможно, перевелась бы в другое учебное заведение, ведь не все преподаватели поголовно “такие”, по-настоящему нормальных наверняка больше.

Вот только в то время я, наоборот, так сильно горела желанием оправдать папины надежды, попасть в мир театра и кино, что попросту “хавала все это дерьмо”, скатываясь с таким режимом и отношением в дичайшую депрессуху, не предпринимая больше каких-либо попыток исправить неблагополучное положение.

После окончания института я столкнулась с неуверенностью в себе. Но это еще цветочки, ведь у меня появился страх сцены.

Педагоги внушали, что все, что я делаю, плохо, возмутительно, кошмарно. И я в это уверовала где-то на подсознательном уровне, наверное…

Но есть и хорошие новости — я начала служить в театре. Звучит очень чинно, гордо. А на деле? Минусов гораздо больше, чем плюсов…

Играю вторые роли, получая крошечную зарплату. Бегаю по кастингам, но на реально достойные и перспективные роли меня не берут. Бьюсь как рыба об лед в надеждах на приближение своего “звездного” часа…

Но моя реальность такова, что я опять играю что-то типа “кушать подано” в маленьком театре.

“Детские” мечты разбиты. Ни за что бы не поверила, что в моей профессии так много блата и кумовства, если бы сама с этим не сталкивалась регулярно.

И я же помню, как я играла главные роли раньше. Помню, с каким успехом мои перевоплощения заходили зрителям. И мне сейчас хочется сыграть что-то стоящее, чтобы проявить себя, раскрыться. Но значимые роли в театре достаются другим, в кино попадаешь только в качестве массовки. Как же это все несправедливо!..

Хотя то, что несправедливо для меня, наверняка “справедливо” для человека, получающего желаемое.

Если бы меня продвигала какая-нибудь влиятельная шишка, то вряд ли я б отказывалась. Соглашалась бы со всем, как миленькая, и считала бы, что получаю все заслуженно. Поэтому стараюсь сама себе давать мысленные оплеухи, чтобы никого не осуждать.

В конце концов, каждый живет так, как хочет и может, в меру своих возможностей. Глупо сотрясать воздух, от этого все равно ничего не изменится.

Денег очень сильно не хватало.

Хорошо хоть, удалось трудоустроиться через знакомую официанткой в ресторан. Да, приходится подрабатывать, жить ведь на что-то надо.

Бывает, за один месяц работы в ресторане чаевыми получаешь больше, чем в театре за полгода. Печально, но факт.

Стараюсь не возникать и не отчаиваться, но с каждым днем все больше убеждаюсь, что не вписываюсь ни в какой канон.

Я не бросила профессию, потому что по сей день дичайше боюсь критики и гнева со стороны отца. Пробовала несколько раз завести с ним разговор о своей бесперспективности в выбранной стезе, о сложностях, которые возникают и морально “убивают”, о стрессах и бешенном ритме, о желании остановиться, бросить травмирующую “мечту” и начать реализовывать себя в каком-нибудь другом направлении…

Итог? Я столкнулась с полным неприятием моей точки зрения. Папа пристыдил меня и сказал, что если б моя мамочка была жива, то она бы со стыда сгорела, услышав от меня такие слова.

Пришлось крепче стиснуть зубы, чтобы морально собраться и продолжить жить по проторенному сценарию… Вот только есть одна глобальная проблема — я больше “так” не могу.

Как долго мне еще придется тянуть на себе всю эту колесницу?..

Был холодный зимний вечер.

Мне звонил папа, а я медлила с принятием звонка.

Вчера мы с ним не очень хорошо побеседовали. Я настаивала на том, что хочу уйти из театра хотя бы на год. Мне хотелось сделать “перерыв”, чтобы переосмыслить себя, свою жизнь и желания, составить планы на будущее, а главное — “выдохнуть” и объективно ответить на волнующие меня вопросы…

Действительно ли я хочу двигаться по намеченному ранее пути?.. Это мое собственное решение? Или то, что навязали извне?.. Какую жизнь я хочу построить?.. В чем мое предназначение?.. Приносит ли мне моя профессия счастье и удовлетворение?.. Почему ради “средних” результатов мне постоянно приходится прыгать выше головы? Это мои промахи и бесталанность? Или непредвзятая оценка более сведущих в актерском деле профессионалов?..

У меня реально накопилась огромная куча вопросов, которые с годами росли в геометрической прогрессии. И для того, чтобы дать беспристрастные и объективные ответы, мне хотелось абстрагироваться от привычной деятельности, передохнуть.

Я пыталась аккуратно подвести отца к тому, чтобы он принял мою сторону. Также мягко сообщила ему, что не собираюсь уезжать за тридевять земель. Нет, в моих планах было оставить подработку, потому что мне нужно было на что-то жить. А в ресторане работа была ненапряжной, ко мне хорошо относились, труд достойно оплачивался, я почти не стрессовала.

Так вот, раздавался уже второй входящий от папы. А я трусила ответить, потому что вчера он крайне агрессивно отреагировал на мою “блажь”. И если раньше я, испытывая внутренние противоречия, соглашалась с его планами на мою жизнь, то в этот раз, кажется, впервые проявила характер и тотально ушла в отказ. Я дошла до той точки кипения, когда хочется прислушаться к своему внутреннему голосу, чтобы обрести себя и стать счастливой. Папе это не нравилось. Он кричал, выражая свое привычное “я против”.

Вдохнула. Выдохнула. Ответила на звонок.

Говорил не мой папа, а какой-то незнакомый мужчина.

Отстраненным голосом мне выразили соболезнования и сообщили, что мой отец погиб в результате ДТП. Незнакомец говорил что-то еще, спрашивал, смогу ли я приехать…

А у меня шумы в голове и какое-то “отупение”. Я поверить не могу, что моего любимого папы больше нет…

Они все перепутали! Это не может быть правдой!

— Вы все врете! Передайте телефон моему папе! — сорвавшимся осипшим голосом возражала собеседнику на том конце линии. — Он не может умереть! Папа жив! Мы вчера разговаривали! Он обиделся, да? Скажите ему, что я не буду бросать театр. Нет, передайте ему телефон, я сама скажу. Пожалуйста…

Мужчина пытался меня успокоить, а я…

Я продолжала что-то говорить, не веря в произошедшее.

Мое сердце разрывалось на части. Я звонила папиным друзьям и хотела услышать, что с моим самым родным и близким человеком все хорошо.

Все как один сначала смеялись и говорили, что это все глупости, и с ним точно все в полном порядке.

А потом перезванивали. И забирали подаренную надежду, отстраненно сообщая, что не могут до него ни дозвониться, ни достучаться.

Я купила билет на ближайший рейс и отправилась в родной край.

Господи, хоть бы с ним все было хорошо. Я верю, папа жив. Он не мог умереть. Он не мог оставить меня одну.

Видеозаписи и следователь все расставили по своим местам.

…Подросток выбегает на дорогу в неположенном месте…

…Папа резко тормозит, пытаясь избежать наезда…

…Папину машину заносит на полосу встречного движения…

…Столкновение…

…Папину машину смяло под большегрузом…

…Папина машина под кабиной фуры превратилась в “фарш”…

Папа умер. Меня колотит.

Я не могу это развидеть, мой мозг вновь и вновь воспроизводит момент его смерти.

Где справедливость?!

Непутевый “ребенок” жив. Водитель большегруза жив. Мой папа — нет.