ЗЫБКАЯ ПОЧВА

В тот год мое сердце было разбито. По-настоящему разбито. Все, что раньше — детские шалости и смех. д'Артаньян, который не стал моим папой, хотя я страстно желала этого. Мой детский жених Лешка, пописавший на меня в семь лет, выделываясь перед своей новой подружкой, и не убитый лишь потому, что я не смогла его догнать. Колька, который похабно издевался надо мной в ответ на мои любовные признания. Все это не ранило, а лишь слегка царапало. Но то, что произошло в четырнадцать — заставило меня по-настоящему страдать. И мне так жаль себя — ту. Даже сейчас.

Новая любовь приключилась со мной все в той же деревне. В городе в четырнадцать лет ты еще ребенок. Можно влюбляться в киноактеров, но в саму тебя еще никто не влюбляется. Во всяком случае, явно. В деревне же четырнадцатилетние часто уже работают, помогая родителям, получают зарплату и считаются вполне взрослыми людьми.

Я пропустила одно лето, провела его в Севастополе, поэтому, приехав в деревню, была поражена, насколько все изменилось. Компании моих пацанов больше не было. Никто не играл в войнушку и не строил «штабов». Никто не гонял на великах. Вся приезжая молодежь, начиная с четырнадцати лет, развлекалась тем, что по вечерам ходила в клуб на танцы, а днем помогала бабкам в огороде. Я прибилась к своей троюродной сестре Иринке и ее подружкам — толстой Ольге и Ксюхе. Теперь они стали моей компанией. И хотя чувствовала я себя среди них не очень-то уютно, я стала изображать изо всех сил дружелюбие и веселость, дабы они приняли меня к себе, и мне не пришлось слоняться в одиночестве, когда вокруг такой движ. У всех девчонок были сиськи, поэтому хоть в этом я больше не испытывала комплексов. У моей сестры Ирки сиськи выросли даже больше чем у меня, что не могло не радовать, ведь за пару лет они отрасли у меня изрядно.

Ирка была маленькой, круглолицей москвичкой с модной короткой стрижкой. Скорее миленькой, чем симпатичной. Оля интересная на лицо, но толстая. И, как и Ирка, очень веселая и заводная. У Ксюхи лицо казалось странным, какой-то дефект нижней челюсти. Она была старше нас на пару лет и девчонки ее уважали. Посмотрев на девчонок, я решила, что в этой компании главной красоткой буду я. Даже не смотря на мою стеснительность и полную неспособность к кокетству. Как нескромно!

В первый же вечер мы пошли в клуб. Через несколько лет клубами начали называть пафосные городские заведения, и это вмиг стало модным словечком. В наше же время название клубов носили исключительно деревенские дома культуры, где на верхнем этаже неизменно располагалась библиотека, а на нижнем большое фойе с агитплакатами и кинозал. Вечером в кинозале сдвигались все сидения к стенам, освобождая в центре пятачок для танцев. На сцену ставили мелькающие разноцветные фонари и включали модную музыку. Обычно музыка была одна и та же, поэтому даже самые унылые немодные песни через пару недель становились местными хитами.

Если вы никогда не проводили лето в деревне и не ходили в клуб, вы многое потеряли. Ни одно модное городское заведение не доставляло мне такой мистической радости, как те ежевечерние летние походы на танцы. Это было целое священнодействие! Вот ты идешь с подружками по темной главной улице, вся полная радостного предвкушения. Со всех сторон на дорогу подтягивается небольшими стайками молодежь. Ты всех знаешь, и тебя все знают, даже если вы не перекинулись ни разу парой слов. Все шутят, смеются, что-то кричат, здороваются друг с другом. В центре деревни, на большой площади, засаженной высокими кустами декоративного шиповника, уже приветственно светится аквариум клуба. Раздается приглушенная музыка из кинозала. На парапете курят парни. Ты с волнением ищешь глазами силуэт того, кто тебе бесконечно нравится! Его нет. Но может он придет позже? Волнующее ожидание. В темном зале девчонки танцуют, став в кружок. Светомузыка бьет в глаза, знакомые песни, знакомые лица. Ты постоянно бросаешь взгляды на дверь — когда он придет? Заглянет в зал, разыскивая тебя. Или кого-то другого. Парни входят в зал, садятся на сидения и смотрят на девчонок. Ты танцуешь и знаешь, что все на тебя смотрят. Иногда вы с девчонками выскакиваете покурить в кустах возле клуба — ведь девушки не курят у всех на виду! Обмениваетесь местными сплетнями. Кто, с кем, что сказал, что сделал. Все это так волнующе и интересно! Никаких взрослых ворчливых теток, никто за тобой не смотрит, родители давно спят. Это время молодежи! Потом, часам к двенадцати, клуб закрывают, и публика высыпает на аллею. Уже совсем темно, фонарей нет. Видно только силуэты, трудно узнать, кто есть кто. Гул голосов в тишине. Дальнейшие планы на ночь зависят только от этого момента, когда все стоят и разбиваются на компании. Заранее никто ни о чем не договаривается. У тебя есть шанс грустно плестись домой в одиночестве, если тот, кого ты ждешь, не возьмет тебя за руку и не скажет — ну что, пошли? Или если твои подружки уйдут с какими-нибудь парнями, а ты будешь лишней. Всякое может случиться, верно? И этот момент неопределенности — он тоже доставляет мазохистское удовольствие. Потом все разбредаются по деревне, разбившись на пары или большие компании. Кто идет в детский сад на веранды болтать, обниматься и слушать анекдоты весельчака Генки. Кто воровать яблоки в чужом саду, хотя в своем их полно и они сгнивают, никому не нужные. Но воровать яблоки — это же забава! Парочки постарше уходят к кому-нибудь домой, заниматься известными вещами. До самого рассвета парни и девушки бродят по деревне, кипят самые настоящие страсти, ведутся самые тайные разговоры, рождаются сплетни и новые любовные истории… Но все это я поняла потом, позже. Первые же вечер в клубе оказался для меня шоком.


Я была совершенно не готова к тому, что у моих девчонок такие отношения с парнями! Еще днем я слышала, как они, хихикая, обсуждали каких-то Зверей, Ширшиков и Ведилиных. Вечером я поимела честь воочию лицезреть эти объекты вожделения. Компания из трех парней — Зверь, Серега Ширшик, Витька Ведилин — поджидала моих подружек в клубе. На танцах все было еще более-менее, но что началось после танцев! В темноте аллей я видела, что парни засовывают руки девчонкам под футболки и форменным образом лапают их! Девчонки при этом хохочут и совсем не сопротивляются! Для меня это было просто дикостью! Как такое могло происходить вообще?!

На меня, как на новенькую, конечно же, все три парня обратили внимание и попытались тоже меня пощупать, но были грубо посланы. Физически в том числе. О да, доброе слово и пистолет действуют лучше, чем доброе слово. Надо заметить, что Зверя я знала еще с детства. Воспоминания о нем были самые мрачные. Да что там говорить, в детстве я его дико боялась! Он был очень агрессивным мальчиком. Вся наша компания боялась его, даже Колька Осел тушевался, когда Зверь забредал на наши угодья. Если мне приходилось идти мимо его дома, а он был на пороге, я пряталась и ждала, когда он уйдет. Если он меня замечал, то бежал за мной, догонял и… я всегда боялась, что он меня побьет. Чуть не писалась от страха, когда он со мной говорил! Помню, он поймал меня и спросил кто я и откуда. Я дрожащим голосом сказала, что я Олька Малахова, приехала из Севастополя. Он не стал меня бить, отпустил, но продолжал время от времени пугать. И тут — спустя пару лет — я вижу его в компании моих девчонок! Причем они вроде и не особо боялись его! А толстая Олька, так просто в него была влюблена! Короче, вечерок выдался тот еще. Но не такая я уж и трусиха. Поняв, что Зверь занят Олькой, я осмелела и, пока мы шли до дома, стала со всеми вместе хихикать шуточкам, которые отпускали парни. Ведилин мне показался просто безопасным клоуном, он шел с Иркой. Потом я узнала, кстати, что Ирка в него влюблена, а он в нее нет. Ксюха шла одна, а третий парень, Серега Ширшик — повесился на меня. Обнял меня за плечи, и так мы шли. Признаться, меня впервые обнимал парень, и я чувствовала себя стесненной. Я решила, что, по крайней мере, он меня не лапает, и я защищена от внимания других парней, поэтому позволила ему идти со мной в обнимку. Короче, к своему жилищу я пришла уже на полном подъеме. Распрощалась со всеми и убежала в свой дом с привидениями. Нужно было срочно переварить все, что я увидела за этот вечер. Такой незнакомый новый мир.

В эту ночь мне с трудом удалось заснуть. Я все думала про этого парня, который обнимал меня по дороге домой. Из всех троих он показался мне самым симпатичным. Невысокий, коренастый, с большими глазами. Все время шутил и смеялся на какой-то экзотический деревенский манер. От его черного свитера приятно пахло духами. Я совсем разволновалась от нахлынувших мыслей и чувств. Вздыхала и ворочалась почти до самого утра. А утром мир стал другим. Все в нем будто бы играло со мной — мягкий летний ветер, вишни в саду, птички. Я не стала завтракать. Убежала к своей любимой яблоне и долго сидела, усевшись на ветке. Грызла яблоки, мечтала о чем-то невесомом. Потом пришли девчонки, и мы увлеченно обсуждали предыдущий вечер. Они подшучивали надо мной и говорили, что Серега Ширшик на меня запал. А я не понимала — как они могут так пренебрежительно говорить о самом красивом парне! И меня волновали эти разговоры. А их шуточки заставляли краснеть от удовольствия. И я жила теперь только ожиданием вечера, когда мы снова сможем пойти в клуб, и я увижу его!

Так начался наш роман. Это лето — было его лето. Я узнала, что Колька Осел тоже ходит в клуб, и что он даже лапал как-то Ирку в саду. Меня это совсем не тронуло. Мне было плевать на Кольку и даже противно становилось, когда он смотрел, как я танцую. Я вся была в любви, и никто кроме Сергея меня нисколько не интересовал. Днем я жила ожиданием вечера. А вечером я жила минутами близости с ним. Это была настоящая любовь. По крайней мере, с моей стороны. Я готова была стать его преданной собакой, выполнять любое его желание. Каждое сказанное им слово становилось для меня мудрым изречением. Каждый его взгляд — откровением. Запах его губ, иногда с каким-то фруктовым оттенком (это был перегар от самопального пойла) — дыханием его души, которое я хотела поймать без остатка.

Кем он был? Простым деревенским парнем. Днем работал в поле на тракторе вместе с отцом. Вечером приходил, купался в баньке во дворе, надевал свой черный свитер, обливался духами и шел в клуб. Просто классический деревенский увалень. С хитрецой. Со своим прямолинейным юмором. С широкими плечами. И пустым сердцем. Может, у него было пустое сердце. Или он просто не смог меня полюбить. Я не знаю.

Какими были наши отношения? Он приходил, садился в кресло возле танцпола. Я подсаживалась к нему и клала голову на плечо. У всех на глазах. Он стеснялся. На меня показывали пальцем. Было темно, но в деревне все друг друга знают, все друг за другом следят. И мелькания огоньков было достаточно, чтобы увидеть этот мой малодушный жест. Мне кажется, там было не принято такое изъявление нежности. Так было принято любить как-то по-другому. Грубовато. Не так явно. А я не могла иначе. Это переполняло меня.

Иногда мы уходили из клуба и в обнимку гуляли по Большаку. Говорить нам особо было не о чем. Я вообще едва могла ворочать языком рядом с ним. Вряд ли ему было интересно о звездах и бороздящих космические просторы кораблях. Поэтому я делала вид, что мне интересно о тракторе и посевах.

Когда заканчивались танцы, вываливалась наша компания, и мы все вместе шли сидеть в детский сад на веранду. Там мы с моим возлюбленным часами целовались. Иногда он пытался засунуть руку мне под блузку, но я никогда не позволяла ему этого. Только целоваться — и все. Вот так и проходили наши встречи. Ничего больше.

Постепенно он начал раздражаться, что я ничего ему не позволяю. Знаю, если бы я была послушной девочкой, все бы и ограничилось только ощупыванием моего тела выше пояса. Сомневаюсь, что кто-нибудь из нашей компании уже пробовал секс. Да мне и в голову не приходило, что может быть что-то большее, чем руки под блузкой. Но я не могла позволить даже этого! Какой-то психологический барьер. С каждым днем он злился на меня все больше и больше. Обижался. Угрожал, что уйдет. А я честно признавалась, что просто не могу! Приходя домой, я едва не плакала от отчаяния. Понимая, что потеряю его, я так же понимала, что не позволю ему дотронуться до моего тела. Вполне вероятно, дело было не в моей природной стыдливости, а в том, что раньше мальчишки дразнили меня из-за груди. Или я пока еще не была готова соединить в голове высокую платоническую любовь и низменную физиологию. Моя любовь — это что-то воздушное, романтичное, а сиськи — это грязно и стыдно. Надо признаться, я даже в баню с девчонками не ходила, потому что стеснялась быть голой перед ними. И при маме никогда не переодевалась. Я никак не принимала свое тело, оно было мне чужим. Вобщем, я точно знала, что не позволю своему возлюбленному перейти границу, которую установила.

И я его потеряла. В тот страшный для меня день. Он просто сказал мне после танцев — раз ты не позволяешь тебя трогать, я буду гулять с толстой Олькой, потому что она всегда мне позволяла это. Вот примерно так он и сказал мне. Я не могла поверить. Во мне что-то обрушилось, когда я увидела, как он подходит к ней, как обнимает ее и что-то говорит на ухо. Как она улыбается ему. И они вместе! А как же наша любовь?! Моя любовь…

Я попыталась перевести это в шутку, но ничего не вышло. Он ясно дал мне понять, что теперь он с ней! И даже не его слова убедили меня, нет. Что-то в воздухе изменилось. И что-то в воздухе ударило меня в грудь страшным теперь он не с тобой. Я сказала — я вас убью. Оторвала кусок штакетника от забора и начала лупить их. Они со смехом убежали. А я осталась одна. Оглушенная. Нет, я была не одна. Ирка, Ксюха, Зверь и Ведилин стояли за моей спиной. Зверь смеялся и говорил что-то обидное. Девчонки что-то успокаивающее. Но я не ощущала от них настоящего сочувствия. Я поняла, что на самом деле они будто бы наслаждаются тем, что мне больно, что я отвергнута… И я поняла — они никогда особенно не любили меня, даже Ирка.

Когда Зверь в очередной раз сказал что-то гадкое, у меня потемнело в глазах. Сознание отключилось. Штакетник все еще был зажат в моей руке. Я повернулась и, глядя прямо перед собой, пошла на Зверя. В его глазах, еще плескавшихся насмешкой, вдруг появилась паника. Я подняла штакетник и начала его бить. Девчонки завизжали. Он оттолкнул меня и отбежал в сторону. «Психованная какая-то, уберите ее!» — Крикнул.

Но я уже вернулась в себя. Пальцы разжались, палка выпала из моих рук. Палка была слишком легкая, мои руки слишком слабые.

Развернувшись, я побрела по дороге прочь. Ко мне подбежал мальчишка, маленький Сашка, и пошел со мной. Мы сели в детском саду, и я долго рассказывала ему, как мне больно. Это был первый и последний раз, когда я по-настоящему жаловалась на свою беду кому-то постороннему. Ведь в душе я уже тогда знала, что никто и никогда не понимает как тебе больно, кроме тебя самой. Но я была бесконечно благодарна этому мальчишке за то, что он не оставил меня тогда, когда меня оставили все остальные. Вот я не знаю, может он был тайно влюблен в меня? Почему он пошел за мной?

Я была оглушена. Когда проснулась утром, поняла, что я не смогу жить с этой болью. С этой огромной пустотой, которая образовалась у меня внутри. И я решила пойти на болото и там утонуть. Не знаю, насколько серьезным было это решение. Я просто в какой-то прострации встала с постели, оделась, и ноги мои понесли меня за деревню, туда, куда нам строго-настрого запрещалось ходить. Люди тонули в тех местах еще во времена детства моей матери. Запретное царство. Я брела по тропинке, которая постепенно сужалась, а потом и совсем потерялась. Меня окружили невообразимые заросли, как в фантастических фильмах. Лопухи выше головы, странные звуки со всех сторон. Земля под ногами стала мягкой и пружинистой. Это очень необычное ощущение — идти по мягкой земле. Зыбкая почва под ногами… Я все шла и шла. Я знала, что любая лужица может оказаться топкой трясиной. Но все равно шла. Постепенно что-то во мне начало оживать. Биология являлась моей страстью, я очень хорошо разбиралась в растениях и животных, поэтому не могла не заметить, какая необычная флора окружает меня. Какие огромные стрекозы вокруг! И листья мать-и-мачехи размером в четыре моих ладони! Это было поразительно! Присев, я рассматривала жуков в траве. Потом начала срывать растения для гербария. И я передумала умирать. Этот удивительный мир вполне стоил того, чтобы жить дальше! Я вернулась домой, неся в руках ворох травы.

И все-таки я не стала прежней. Я повзрослела. Дни проходили в какой-то апатии. Я почти перестала есть, читать книги, смеяться. Почему-то по-прежнему ходила с девчонками в клуб, стараясь не замечать, что он теперь с Ольгой. Я стала озлобленной и грубой. Даже Зверь обращался со мной очень осторожно и не позволял особых вольностей, хотя издалека постоянно цеплял меня. Надо мной можно было издеваться и шутить, ведь теперь меня некому было защитить. Само мое положение в компании стало шатким и унизительным. Девчонки в тайне радовались, что меня бросил Сергей, слишком уж бесила их наша любовная история. Я терпела их завуалированное злорадство, потому что не могла оставаться дома по вечерам, мне хотелось быть среди людей. И возможно я надеялась, что Сергей любит меня и вернется.

У Ирки имелся поклонник, Лешка Плут. Он был года на три нас старше. Ирка зажималась с ним иногда, но мне казалось, что она к нему равнодушна. Парень очень даже симпатичный. Кстати, он дружил с моим детским поклонником Лешкой из старой компании, они везде ходили вдвоем. Как-то так вышло, что этот Плут стал ухаживать за мной. Мы вроде как начали встречаться. И — о чудо — мои барьеры насчет моего тела вдруг исчезли! Причина крылась в этой моей апатии. Мне просто на все было плевать. Я лежала на кровати, смотрела на огонек магнитофона и позволяла ему шарить руками по моему телу. Не чувствуя при этом ничего. И только удивляясь — как все просто. Через несколько дней Плут стал вызывать во мне отвращение, и я начала избегать его. Ирка почему-то обиделась на меня, говорила, что я его отбила у нее, хотя я была уверена, что он не особенно ей нравился. Ну не знаю, может я и ошибалась. Плут же по уши в меня влюбился и не отстал, пока я напрямую не сказала ему, что между нами ничего больше не будет. Лето заканчивалось. И так бы оно и осталось летом разбитого сердца, если бы в последние два дня не произошло что-то по-настоящему хорошее. Два дня, которые показались мне волшебными, самыми волшебными из всего лета. По крайней мере, они принесли мне настоящее утешение и радость.

Девчонки разъехались, и я осталась одна. По вечерам очень хотелось в клуб, так трудно усидеть дома, когда вся молодежь стекается в центр. И там весело, и там жизнь бьет ключом. Нет, я не могла усидеть дома с нудными взрослыми и своими печальными думами. Оставались последние два дня перед моим отъездом, и я пошла в клуб одна. Одной было очень неприятно туда идти, но я надеялась, что теперь, когда Олька уехала, мой возлюбленный обратит на меня внимание.

Надо сказать, наша возрастная категория — 13–15 лет была самой юной из тех, кто ходил в клуб. Видимо, поэтому мы и держались особняком — мои подружки и наши парни. Попросту говоря, мы оставались малолетками. Парни лет 17–18 на нас совсем не обращали внимания. Я знала их в лицо, постоянно видела в клубе, но мы существовали в разных вселенных, которые никогда не пересекались.

Стало по-осеннему прохладно, в клуб приходило мало народу. Почти все приезжие разъехались, атмосфера стала какой-то домашней. Когда я пришла, увидела, что даже танцпол не открыли. В основном по фойе уныло слонялись местные. Некоторые поднялись на второй этаж, там в одной из комнат стоял телевизор, а вокруг стулья. Надеясь, что танцы все-таки начнутся, народ сидел и, скучая, пялился в ящик. Я тоже села там. Чувствовала себя неуютно. Знаете, деревенские, они все очень шумные, веселые, нагловатые. А я — ну совсем не такая. Всегда в сторонке, тихая, скромная. Из-за этого многие не любили меня и считали, что я зазнаюсь. Высокомерная городская, типа. Но они так ошибались! Я просто боялась что-то говорить, это же не моя компания. Мне было страшно — вдруг все решат, что я выскочка? Пытаюсь тут подмазаться к ним лицемерно? Короче, много всякой чуши такой было у меня в голове. Я страдала от этой своей неуверенности в малознакомых компаниях, еще больше замыкалась и еще меньше нравилась окружающим, особенно девчонкам.


Сегодня все были старше меня, я почти не знала. Мне казалось, что я здесь лишняя. Но и просто уйти — как-то было неудобно. Поэтому я сидела, смотрела телевизор и страдала, вымученно улыбаясь.

Потом сказали, что танцев сегодня не будет, потому что мало народу пришло. Все вяло поплелись на выход. Я в замешательстве замерла на улице, думая о том, что мне придется одной возвращаться домой. Какая досада! А я так долго собиралась, красилась, гладила свою черную юбку с воланом! Три парня о чем-то совещались рядом со мной. Один из них заметил меня и сказал — пошли с нами. Я начала отказываться — они же были большие, куда я могла с ними идти! Но он взял меня за руку и потащил с собой. Дрожа от страха, но и втайне гордясь, что на меня обратил внимание взрослый парень, я топала с ним рядом. Мы пришли в дом к одному из парней — трое их, и я одна. Компания мужчин. Пожалуй, мне это было знакомо, и я немного расслабилась. Парня, который меня вел за руку, звали Саша Лазин (это тоже не фамилия, а название подворья). Вообще-то я давно в клубе обратила на него внимание. Но без каких-либо планов. Просто он казался мне очень симпатичным, даже красивым. Блондин с голубыми глазами. В модном джинсовом костюме. Я частенько посматривала на него летом. И тут — такое чудо! Он меня пригласил с собой! Теперь-то я понимаю, что я просто подвернулась ему под руку — девчонки почти все разъехались, не с кем было скоротать вечерок. Но тогда я не очень-то об этом думала. Он сказал мне, что я очень красивая. И у меня чудесные волосы. В Севасе парни говорили, что я похожа на пуделя с этими волосами. А ему понравились мои кудри. Я просто таяла. Смущенно улыбалась. Удивительно, но никто из троих парней меня не обижал, не дразнил, не грубил и не пытался облапать. Поразительный контраст с моей предыдущей компанией! Короче, я была совершенно очарована. Украдкой бросала на Сашу полные обожания взгляды. Он безумно мне нравился! Как будто киноактер с плаката снизошел до меня и позволил быть рядом с собой. Краем сознания я понимала, что если он будет ко мне приставать, мне придется ему позволить некоторые вещи. Ведь он был взрослый! Я не должна себя вести с ним, как малолетка. Да что там говорить, я была заворожена им, как кролик удавом. В этом возрасте я не думала, что кто-то вообще может от меня хотеть непосредственно полового акта. То есть мыслей об этом вообще не было. Понятно было, что можно пустить до пояса. А, если ты уж совсем шлюха, то и в трусики руками. Но это последнее — было верхом возможного! Чем-то запредельным. Я этого не пробовала и не собиралась пробовать. Чтобы тебя трогали там?!!! Ну это уж слишком! Это же так стыдно! Признаться, я даже когда уже занималась сексом — все равно долго не позволяла парням руками трогать там. Стеснялась. Ну разве не забавно? Как долго я не могла подружиться со своим телом, однако…

Я сейчас пишу про какие-то там мысли, которые у меня рядом с Сашей возникали — на самом деле мыслей не было никаких. Я просто отрешенно плыла по течению. Рядом с ним. Вот знаете, считается, что если у тебя разбито сердце — никто тебе не нужен. Нет, не правда! К примеру, представьте, что вас бросил ваш парень. Унылый Васек, которого вы все равно любили. А он ушел к другой. Сердце разбито и нет на свете мужчины, лучше Васька. Он такой один! Особенный! И он вас бросил. Зачем вообще жить? Страдания и все такое. И тут приезжает в город Джонни Депп. Видит вас, говорит, что влюблен, и ведет вас в свой номер отеля. И что? Вы продолжите думать про своего Васька?! Да плевать на него! Вы будете так захвачены новым романом, что все васьки на свете уйдут нервно курить в туалете. Тут дело в том, чтобы новый объект был намного круче предыдущего. Вот именно в такую ситуацию я и попала. Парень из другой вселенной, взрослый, да к тому же такой красивый — обратил на меня внимание! Кого я там любила до этого?! Забудьте! На тот момент для меня никого больше не существовало.

Итак, мы посидели с его друзьями, послушали музыку и ушли вдвоем. Он привел меня к себе. В деревенских домах делают небольшие пристройки, в которых летом можно жить. Обычно молодежь занимает эти пристройки и по ночам туда приводит друзей и подружек. Там всегда есть стол, кровать, магнитофон. И банки с самогоном под кроватью, который гонит мама. Идеальное местечко! Он привел меня в такое вот место, и мы провалялись на кровати почти до рассвета. Нет, я не позволила ему опускать руки ниже пояса. Все что сверху — конечно же позволила. И все-таки это был секс. Это была первая безумная-безумная ночь в моей жизни. Если с Лешкой Плутом я просто лежала как бревно, то теперь было все иначе. Он мне нравился просто до беспамятства! И я была такой нежной и ласковой! Говорят, самый ценный мех — это тот, который можно засунуть в бутылку с узким горлышком, а он вытекает из нее. Я была таким мехом в ту ночь. Закрытая сдержанная девочка, мне некуда было излить мою нежность. Я плавилась в своем внутреннем одиночестве. И теперь все, что накопилось во мне хорошего, я отдавала ему. Моя энергетика — это что-то обнаженно-чувственное. Быть может, мои ровесницы еще не были способны сводить с ума одной своей энергетикой. Давали «подержаться за сиськи» в кустах или ворочали языками во рту. Я делала что-то другое. Кончики моих пальцев в его волосах говорили — «Я тебя люблю». И он понимал этот язык. Ему было семнадцать или восемнадцать. Через неделю его забирали в армию. И я, четырнадцатилетняя малолетка, дала ему что-то, чего он никогда не получал от своих сверстниц. У него уже был настоящий секс. Но между нами было что-то другое. Что-то новое. Для меня — точно. Но и для него. Потому что как же иначе маленькая девственница могла свести его с ума всего за одну ночь?

Мы еле оторвались друг от друга, когда за окном запели петухи. Оба были как пьяные. Я ожила, мой мир вновь стал разноцветным. Он отвел меня домой.

Утром я все еще была пьяной. Забралась на дерево и просидела на нем, ощущая безумную эйфорию. Я жила, мучительно считая минуты до наступления темноты, когда я пойду в клуб. Впервые в моей голове зашевелилась мысль о том, что возможно… Смогу ли я его остановить, если он захочет… Или не смогу? Мне было страшно. Но сердце начинало биться быстрее.

Я думала, что это тоже любовь. Но теперь я знаю, что это была страсть. Наркотик, за которым потом я стала гоняться, называя любовью. Наркотик, который вскрывал во мне пьяный туман моей чувственности. Без которого жизнь становилась тусклой и унылой. В эти два вечера мое тело научилось вырабатывать яд, которым я травила других и судорожно упивалась сама.

Мы встретились в последний раз. На следующий день я уезжала. И снова все повторилось. Почти то же самое. Не считая того, что я чуть не стала женщиной в эту ночь. Одной секундочки не хватило для того, чтобы я потеряла невинность. В эту секунду я сказала «Стой! мне сейчас будет больно, не надо». Он бы ни за что не сделал мне больно. Но ведь это трудно — остановиться, когда уже «почти». Он остановился.

Я жалею, что не дала ему это сделать. Жалею, что он не стал моим первым мужчиной. Потому что меньше чем через год я рассталась со своей невинностью так, что мне можно было дать приз «дура года». Потому что я сделала это с тем же чувством, с которым шла топиться на болото.

Загрузка...