Сага рассказала все Белинде, с которой они были хорошими подругами.
Белинда уставилась на нее своими большими, детскими глазами.
— Но… Ты считаешь, что это был тот человек, которого… ты повстречала в пути? — спросила она.
— Да, Белинда, — сказала Сага, сияя, как солнце. — Но в этом нет ничего плохого, потому что мы любили друг друга так, как никто не может любить. И он знал, что время наше ограничено, он был уже… осужден на смерть.
Белинда не воспринимала так тяжело это маленькое прегрешение, ее беспокоило совсем другое.
— Ты ведь уже была замужем, — глубокомысленно произнесла она. Так что, я думаю, ты вполне можешь говорить, что это ребенок от твоего мужа. Ты же знаешь, какие здесь отвратительные люди.
На лице Саги появилась гримаса. Мысль о Леннарте как отце ее уже любимого ребенка была ей омерзительна. Но Белинда была по-своему права.
— Мы ничего не будем говорить, — сразу сказала Сага. — Пока люди сами не начнут спрашивать. Тогда мы скажем, что это ребенок от моего мужа. Но от какого мужа, никому знать не надо.
Мысль о будущем ребенке оживила обеих женщин. Белинда была самой добротой и вниманием, да и Сага была деятельной как никогда. Мужчины, конечно, тоже узнали об этом, и они были рады, даже не думая в чем-то упрекать ее.
Сага обрела новую жизнь.
Вильяр начал строить новый жилой дом в Липовой аллее, и к ноябрю дом уже должен был быть готовым. Соседи помогали им в этом. Из старой усадьбы были перенесены в Липовую аллею все вещи: витражи, которые когда-то подарил Силье художник Бенедикт, написанные ею четыре портрета детей — Лив, Дага, Суль и Аре, красочные предметы обихода Людей Льда; в новый дом была перенесена также мебель, привезенная из Гростенсхольма, когда там еще не властвовали призраки.
Новый дом был просторным и теплым.
Вильяр теперь тоже был доволен жизнью. Тяжелые времена остались позади.
Перед Рождеством Белинда и Вильяр обратились к Саге с просьбой.
Дело было в том, что сводный брат Вильяра Йолин переселился обратно в Вестланд. Не в Эльдафьорд, разумеется, а южнее, в Иерен, куда он отправился вместе со своей семьей. Вильяр и Белинда давно хотели навестить Йолина, но им не на кого было оставить дом. Не могли бы они поехать туда теперь, сразу после Рождества? С Сагой останется Хеннинг, он толковый и он справится с хозяйством один, во всяком случае, в течение этого короткого времени. Но было бы хорошо, чтобы кто-то из взрослых был в доме. И теперь, когда у них живет Сага…
Разумеется, и Сага, и Хеннинг согласились. Мальчика они не могли взять с собой, потому что кому-то нужно было присматривать за животными. Решив, что все будет хорошо, Вильяр и Белинда пообещали вернуться домой в начале февраля. А родить Сага должна была не раньше апреля.
Они решили отправиться под парусом вдоль берега, это был самый простой путь. Саге казалось, что время года не слишком подходило для плавания, но они уверяли ее, что «Эмма» была прочным судном, не раз выдерживала снежные бури. Саге пришлось согласиться.
И вот пришло Рождество.
Сага наслаждалась деревенским Рождеством после стольких лет городской жизни. Она начала понемногу строить планы о том, куда ей отправиться жить со своим ребенком, ведь она не собиралась провести всю свою жизнь в Липовой аллее, хотя ее и просили об этом.
Во время рождественского обеда ей пришла в голову мысль, которая давным-давно должна была прийти ей в голову.
Она сидела и смотрела на Хеннинга, разговаривающего со своим отцом. Он был таким простым и естественным, таким милым ребенком. Возможно, у нее самой будет такой же ребенок. Потом она подумала о Малин, своей подруге из поколения Хеннинга — та тоже была на редкость симпатичной и гармоничной натурой.
Тут-то ей и пришла в голову эта мысль: она всегда считала Малин, почти одинаковую с ней по возрасту, принадлежащей к тому же самому поколению, что и она. Но это было не так! Малин принадлежала к поколению Хеннинга. И к их поколению мог принадлежать теперь только ее собственный ребенок!
Она глубоко вздохнула. Ребенок шевелился в ней, это был на редкость подвижный ребенок. И Сага вообще не испытывала никаких недомоганий, вот почему прошло столько времени, прежде чем она поняла, что ждет ребенка.
И тут она вдруг почувствовала леденящий страх.
— Что с тобой, Сага? — спросил Вильяр. — Тебе плохо?
— Нет, нет. Просто я думаю о том, что ожидает моего ребенка. Все затихли. Наконец Вильяр произнес:
— Нас удивляет, как ты смогла сохранять такое спокойствие. Но не забывай о том, Сага, что твоя мать, Анна-Мария, была точно в такой же ситуации, что и ты. Она тоже знала, что у нее должен родиться меченый ребенок, потому что она была последней в своем поколении. Но она хотела этого!
— Ах, я тоже этого хочу! И мне стыдно из-за этого. Уготовить своему ребенку такую судьбу!
— Но ведь ты принесла своим родителям только радость, не так ли?
— Да, но ведь я же была избранной.
— Тогда ты должна надеяться, что и твой ребенок родится таким. Теперь ты понимаешь, что должна жить у нас, пока не родишь, а потом еще несколько лет?
— Да. Я это понимаю. Спасибо вам! На этот раз я нуждаюсь в вас.
— Мы будем рады чем-то помочь тебе. И мы пригласим самого лучшего врача. Ты ведь знаешь, теперь врачи многое умеют. Кесарево сечение и тому подобное…
Сага засмеялась.
— Я не боюсь умереть. Конечно, мне самой хотелось растить ребенка, увидеть, как он будет взрослеть.
— У тебя нет никаких причин, чтобы лишиться этого.
Но радость ее все же была омрачена. Марсель не заслуживал того, чтобы она родила ему меченого ребенка. В таком случае, он выбрал не ту женщину.
О, нет, она не должна так думать! Никто не мог любить черного ангела так, как она любила его!
Вильяр и Белинда уехали, и Сага осталась одна с Хеннингом.
Они хорошо ладили друг с другом, им было о чем поговорить. Сага очень привязалась к сыну Вильяра и Белинды.
Наконец-то она написала дочери Кристера Малин и сообщила новость, не открывая подлинного имени отца ребенка, разумеется. Малин в ответном письме поздравила ее и предложила ей свою помощь. Она тоже опасалась появления меченого ребенка.
Но Сага написала ей, что вовсе не требуется приезжать, что ей поможет во всем Белинда. Малин только что закончила учебу в семинарии Эрста и теперь не знала, как ей лучше распорядиться своим образованием. И ей очень хотелось снова увидеть свою родственницу и подругу.
Сага и Хеннинг хорошо управлялись по хозяйству. Он работал, как взрослый мужчина, в конюшне и в хлеву, она вела домашнее хозяйство. Она чувствовала себя сильной и здоровой, и врач был доволен ею.
Но однажды, осматривая ее, врач произнес:
— Похоже, что у тебя будет двойня, Сага. Конечно, я не могу утверждать это наверняка, но похоже, что это так.
Хотя это нисколько не обеспокоило Сагу. Она обрадовалась. Двойняшки — это совсем недурно для женщины из рода Людей Льда! Их род требовал пополнения, чтобы не вымереть.
Хеннингу все это казалось забавным, хотя и немного смущало. Ему было всего одиннадцать лет, а для мальчика в таком возрасте жизнь женщины — сплошная загадка.
В конце января они получили письмо от Белинды. Жена Йолина была серьезно больна, хотя теперь ей стало немного лучше. Могут они остаться еще на месяц?
Сага и Хеннинг ответили согласием, написав, что все у них хорошо, что они прекрасно управляются с хозяйством, что они уже прочесали и напряли всю шерсть, что Хеннинг нарубил в лесу дров, так что им не о чем беспокоиться.
И никто из них, в том числе и его родители, не задумывались над тем, что двойняшки порой с большими осложнениями появляются на свет, чем остальные дети.
Зима была превосходной. Сагу переполняло радостное ожидание, и ее приподнятое настроение передавалось Хеннингу. Они усердно работали весь день, а по вечерам играли в игры или просто болтали. Сага приготовила все к рождению малышей, сшила и прогладила детскую одежду и пеленки, а Хеннинг соорудил кроватку: она получилась немного топорной, но зато широкой, на случай, если действительно будут двойняшки.
Наступил март, подули теплые ветры, весь снег растаял. Двор был расчищен от мусора, который осенью казался незаметным, а весной, в ярком солнечном свете, сразу бросался в глаза.
— Утром в Хортен вернется судно, — сказала Сага.
— Поедем встречать их? — предложил Хеннинг.
— Может быть, не стоит… — нехотя произнесла Сага.
— Да, да, ты права, тебе не следует далеко уходить от дома. Когда мама и папа могут приехать?
— В… четверг. Или в пятницу.
И они с новым рвением принялись готовить новый дом к приезду родителей Хеннинга.
В четверг и в пятницу Хеннинг просто не отходил от окна, то и дело бегал за ворота, посмотреть, не едут ли они. Но никого не было. И аллея из старых лип не могла скрыть от него то, что дорога пуста.
В воскресенье вечером Сага сказала, желая разрядить обстановку:
— Поедем завтра утром. Мы не можем с ними разминуться на дороге, так что рано или поздно мы встретимся.
— Да! — крикнул, вскочив с места, Хеннинг. — За животными присмотрит Лине из Эйкебю, я сейчас же пойду к ней!
— Давай!
Никто из них не показывал страха, который они оба чувствовали. Казалось, что лучше действовать, чем сидеть сложа руки.
Ранним утром в понедельник они выехали из дома на двуколке. Шторм, бушевавший целую неделю, затих, было достаточно тепло. В воздухе пахло весной.
Им трудно было говорить о чем-то. Оба смотрели на дорогу, надеясь каждую минуту увидеть почтовый дилижанс, на котором должны были приехать родители Хеннинга.
Но дорога по-прежнему оставалась пустынной. Конечно, они могли приехать среди дня и другим транспортом, но так они не договаривались.
Наконец-то!
— Смотри! — воскликнул Хеннинг. — Почтовый дилижанс!
— Слава Богу, — произнесла Сага. Но никого из Липовой аллеи в дилижансе не было. Лицо Хеннинга застыло от разочарования. Сага чувствовала тяжесть на сердце.
— Они должны были сесть в дилижанс в Хортене, — сказала она. — Они должны были в среду прибыть на судне «Эмма». Не знаете, прибыло уже это судно?
Нет, никто из пассажиров ничего не знал.
Кучер сказал:
— «Эмма» еще не прибыла. — Полагаю, что она причалила где-то во время шторма.
Они поблагодарили кучера, и дилижанс тронулся дальше.
После долгого-долгого молчания Сага сказала:
— Поскольку мы совсем недалеко от Хортена…
— О, да… — быстро ответил Хеннинг, но голос его был мертвым.
Сага обняла его, и он с благодарностью прижался к ней. Чувствуя рядом с собой хрупкое детское тело, она искала слова утешения.
Но что она могла сказать? Ведь все уже было сказано.
На пристани в Хортене они получили убийственное известие: каботажное судно «Эмма» бесследно исчезло. Оно исчезло между Арендалом и Тведестрандом во время шторма. Никто ничего не знает наверняка, но если учитывать то, что на их пути находилась страшная Молен, то…
— Что такое Молен? — спросил Хеннинг.
— Молен — это каменистая отмель, — пояснил им начальник пристани. — Это очень коварная отмель, потому что камни там меняют положение. Камни непрерывно движутся и меняют очертания рифов. К тому же там мелко, так что судно с большой осадкой вообще не может пройти. Молен — самое большое корабельное кладбище Норвегии, совсем недавно там затонуло большое невольничье судно.
Нечего сказать, обнадежил!
— Мы отправимся туда, — сказал Хеннинг.
— Вам не следует этого делать, — успокоил его начальник пристани. — Уже несколько судов послано туда на поиски, а с берега вы все равно ничего не сможете сделать. Когда «Эмма» проходила здесь, ветер дул с суши.
Хеннинг беспрерывно глотал слюну, едва сдерживая слезы.
— Можем мы подождать здесь? — спросил он.
— Нам нужно домой, — торопливо сказала Сага, бледная от пережитого шока. — Лине не сможет смотреть за животными дольше, чем мы договаривались.
Она не стала делиться с ним своими сокровенными мыслями, не сказала ему о том, что неважно чувствует себя. Тряска в двуколке не пошла ей на пользу.
— Мы немедленно едем домой, Хеннинг, — повторила она. — Вот наш адрес, господин. Напишите нам, как только Вы что-то узнаете! Речь идет о родителях мальчика.
Он кивнул.
— Я так и сделаю. Многие здесь ожидают в отелях своих родственников, пассажиров этого судна. Думаю, вам следует ехать домой, — добавил он, многозначительно взглянув на Сагу. — Выглядите Вы неважно, фру, и это в Вашем-то положении…
— Да, — согласилась Сага. — Нам нужно домой.
«И как можно скорее, — подумала она. — До родов осталось три недели, так что пока опасности нет, но все же мне хочется поскорее попасть домой. Чтобы поблизости был опытный врач. Ведь здесь никто не знает о проклятии Людей Льда».
Они вышли из конторы начальника порта, держась за руки.
Хеннинг с такой силой сжал ее руку, что пальцы ее потеряли чувствительность. И она в ответ пожимала его руку, хорошо понимая, что переживает сейчас мальчик.
Бедняжка! Сама она ощущала безысходную, сосущую пустоту в груди. Белинда… Полное доброты маленькое создание, рожденное для того, чтобы преуспевать в жизни, но нашедшее тихую гавань вблизи Вильяра. И уж тут она имела право заботиться о Вильяре и об их любимом сыне. И Вильяр, который наконец-то упорядочил свою жизнь…
«Нет, Господи, есть в мире хоть какая-то справедливость, не дай этому случиться! Я одна из немногих Людей Льда, кто верит в Тебя. Но даже мне становится трудно это делать. Ты называешь это испытанием? Испытанием веры в Тебя? Тогда Ты именно тот, о ком говорил Марсель: маленький, злобный божок, беспокоящийся только о своем величии.
Но я не думаю, что Ты такой. Я не верю, чтобы Ты мог причинить такое зло маленькому мальчику!
Если случится самое страшное… я останусь с ним, я обещаю Тебе это. Я стану для него матерью, я буду любить его как своих собственных детей. Обещать это не трудно, ведь трудно найти такого ребенка, которого невозможно было бы полюбить.
Ах, Хеннинг, только этого тебе недоставало! Разве ты не натерпелся страха за своего отца, ставшего пьяницей, разве мало тебе было страшной тени Гростенсхольма, нависшей над вами, или неприязни соседей? Разве ты не заслужил награды за свою неизменную преданность? Разве ты заслужил такое наказание, как этот страх?»
Обняв его за плечи, она стала утешать его, говоря, что все будет хорошо, что она не покинет его, пока не возвратятся отец и мать.
Ее спокойная убежденность благотворно подействовала на него, она поняла это по его вздохам.
Конь их уже получил корм и отдохнул, так что они немедленно тронулись в путь. Они знали, что им придется возвращаться поздно, ближе к полуночи, но это их не остановило — так им хотелось попасть в домашнюю обстановку.
Первые мили они ехали молча, будучи не в состоянии о чем-либо говорить. Сага отчаянно пыталась думать о чем-то другом, о ребенке или о детях, которым предстояло появиться на свет.
«Жаль, что ты не увидишь их, Люцифер, — подумала она. — Я так сожалею об этом! И все-таки я испытываю чувство неописуемой радости при одной только мысли о них. Спасибо тебе за них, спасибо, любимый! Это даст мне силы жить дальше без тебя. Я постараюсь сделать для них все!»
Наконец она сказала совершенно поникшему Хеннингу:
— Помни, что судно пока не найдено. Не обнаружено никаких следов. Это можно считать хорошим признаком. Может быть, у них сломался руль или что-то другое и они легли в дрейф… Теперь шторм затих, и множество судов вышло на поиски.
Он только кивал. Сидел, словно окаменев, уставившись в сумерки. Но она услышала, как он прошептал самому себе:
— Тогда он не говорил бы о Молене.
Стараясь хоть как-то обнадежить его, Сага сказала:
— Возможно, твои родители еще не уехали от Йолина. Вот увидишь, завтра мы получим от них письмо, в котором они пишут, что останутся там еще немного. Это вполне вероятно.
— Да, — сказал Хеннинг. — Мне не хочется предаваться печали, потому что я уверен, что они живы. Ты же знаешь, папа и мама не могут умереть сейчас… Но все-таки так тяжело, когда испытываешь страх, не правда ли?
— Страх неведения, да. Это хуже всего.
И в этот момент у нее так заломила поясница, что ей пришлось стиснуть зубы.
«Это пройдет…» — подумала она, погоняя коня.
Теперь они ехали по пустынной местности, и она знала, что это будет тянуться долго. «Но ведь нет никакой опасности, — пыталась она успокоить себя, — до родов осталось еще три недели…» Она считала это просто предупреждением о том, что ей не следует впредь отправляться в такие поездки.
Но разве она могла не поехать? Тревоги Хеннинга ведь тоже кое-что значили для нее!
Мальчик устал.
— Ляг отдохни, — мягко сказала она. Он тут же выпрямился:
— Нет, нет. Я должен бодрствовать. Отец и мать…
Сага поняла.
Через десять минут после первой схватки последовала вторая, настолько сильная, что Сага согнулась пополам.
— Тебе плохо, Сага? — испуганно воскликнул Хеннинг.
— Надеюсь, все пройдет, — со вздохом произнесла она. — Ты же знаешь, что сейчас я не могу себе этого позволить! Что бы ты сказал обо мне, если бы меня угораздило умереть?
Он неуверенно улыбнулся.
Но через три четверти часа оба поняли, что происходит. Сага с силой вцепилась в руку Хеннинга.
— Тебе не следует бояться, Сага, — мужественно произнес он, беря из ее рук вожжи. — Я не оставлю тебя в беде, ты всегда была так добра к нам всем. И потом, я помогал появлению поросенка…
— Большое спасибо тебе, — улыбнулась она в отчаянии. — Ах, скорее бы добраться до жилья! И неважно, что они увидят меченого ребенка, нам теперь нужна помощь!
— Думаю, до ближайших домов еще далеко, — озабоченно произнес он. — Сага! Сага!
— Придется остановиться, — жалобно произнесла она. — Хеннинг, что нам делать?
Он со страхом огляделся по сторонам. Уже темнело, они стояли посреди леса, на пустынной дороге, за деревьями ничего не было видно. Видно было только небо, оранжево-желтое в последних лучах заката. Почва под ногами была неровной, каменистой, влажной.
— Нам лучше остаться в карете. Ложись на сиденье!
Одиннадцать лет…
Сага не подавала виду, насколько она стесняется его.
— Ах, Хеннинг, — со вздохом произнесла она. — Слава Богу, что ты со мной! Тебе не страшно? Он вдруг почувствовал себя ужасно взрослым.
— Мы справимся с этим, — сказал он.
— Но мне не во что их завернуть.
— Ты можешь пожертвовать своей шалью? И к тому же у нас есть дорожные пледы.
— Да, мы так и сделаем. Хеннинг, ты ведь знаешь, что их, возможно, будет двое?
— Да, я слышал об этом.
— Так что не забудь про второго, будь добр, — через силу улыбнулась она.
— Нет, не забуду. Не бойся, положись на меня.
— Я знаю, что на тебя можно положиться, Хеннинг, — нежно произнесла она. — Но, я думаю, нам нужно ехать. Чем ближе мы будем к Липовой аллее, тем лучше. Просто мы будем останавливаться всякий раз, когда мне будет плохо. Ты готов?
— Да. Скажи, когда нужно остановить!
Она с благодарностью сжала его руку. Она не ложилась, предпочитая сидеть.
Мальчик был совершенно подавлен происходящим, но это заставило его на время отвлечься от мысли о родителях.
Оба они знали одно: это был самый трудный день в жизни Хеннинга Линда из рода Людей Льда!