Любовь на десерт

6

В течение последующей недели Одри была занята тем, что совершала набеги на магазины. Она выкраивала на них время в обеденные перерывы, по окончании рабочего дня и целиком убила на «тупоумную гонку» субботу и воскресенье. За эту неделю бедняжка наверняка посетила не меньше сотни магазинов и отделов верхней женской одежды в центральном и других районах Нью-Йорка.

Хорошо еще, что ее босс как раз на эти дни уехал по делам за границу, и ему не пришлось наблюдать за странными метаниями своей секретарши.

Девушка лихорадочно искала миниатюрное черное платье. Слава Богу, она его нашла. И купила. Хотя обошлось оно ей раз в десять дороже, чем стоил билет в оперный театр. Хорошо еще, что у нее сохранились кое-какие деньги на банковском счету.

А началась вся эта свистопляска из-за того, что Одри солгала. Какой леший дернул ее за язык в том китайском ресторанчике, когда ей вдруг взбрело в голову сказать Джону, что у нее есть необыкновенное миниатюрное платье черного цвета, которое она еще ни разу не надевала, потому что не подворачивался подходящий случай? Неужели она не осознавала тогда, что всякое вранье впоследствии ложится на самого лгуна тяжелым бременем сожаления?

Да, теперь Одри сожалела о сказанном. Но поезд уже ушел. Вылетевшее слово не поймаешь. Пить надо было меньше, упрекнула себя девушка.

Прошло еще несколько дней; наступила пятница, и Одри приехала к Эллис. Когда они после ужина занялись мытьем посуды, девочка сказала:

— Вчера звонил папа.

— Да? И как он там, в Лондоне?

Джон почти ежедневно звонил и ей в офис или присылал телеграммы, но все их контакты носили сугубо деловой характер.

— Он возвращается завтра утром. — Эллис вся так и просияла от радости. — Сказал, что купил мне какую-то вещичку, но не сказал, какую.

— Гм-м… — Одри ополоснула последнюю тарелку и отжала мыльную губку. Через десять минут должна будет подойти Алберта, чтобы подменить ее. — У тебя запланировано что-нибудь на завтрашний вечер? Может быть, папа с дочкой захотят где-нибудь уединиться, поужинать вместе, а заодно и поговорить без всяких свидетелей?

— Папа с дочкой… поужинать вместе… поговорить? — Девочка посмотрела на нее такими умными глазами, словно ей было не восемь лет, а гораздо больше.

— Конечно. Между родителями и детьми бывают и такие отношения.

— Да, но когда речь заходит о чем-то таком, мой папочка становится… — На несколько секунд она замолчала, подыскивая нужное слово для характеристики отца. — Слишком рассеянным.

— И все-таки, мне кажется, вы могли бы провести вечер вдвоем, — продолжала мягко настаивать девушка. И у нее была причина для такой настойчивости: вследствие обстоятельств, не подвластных ее контролю, ей не хотелось идти завтра на запланированный ужин с Джоном (об их вылазке в джаз-клуб он напомнил ей по телефону сегодня утром), и она надеялась, что вместо нее с ним встретится Эллис. Поэтому Одри старалась уговорить девочку провести субботний вечер с отцом. — Завтра с утра вы с Албертой могли бы пройтись по магазинам, закупить продукты, которые любит отец, потом приготовить для него какое-то особое блюдо…

Но Одри не закончила фразу, потому что ее увещевательный монолог прервался твердым детским голосом:

— Нет смысла что-то готовить для него дома. — Эллис искоса взглянула на приходящую няню. — Разве вы не собираетесь идти завтра с моим отцом на ужин? Ведь вы договорились об этом еще до его поездки в Англию.

— Ах да! — Лицо Одри озарила лучезарная улыбка, которая наверняка могла бы затмить даже стоваттную лампочку. — Я совсем забыла! — солгала она.

— Как это вы могли забыть?

— Очень просто. — Одри сказала это таким тоном, будто забывать об условленных ужинах давно уже стало для нее привычным делом.

— Вы приготовили свое маленькое черное платье?

— А как ты узнала, что у меня есть такое платье? — полюбопытствовала девушка и, уперев руки в бедра, с прищуром посмотрела на маленькую собеседницу.

— О, о нем вчера упомянул папа, когда звонил из Лондона. — Девочка хмыкнула и удивленно взглянула на Одри. — Он надеется, что вы не забыли о назначенной встрече, и ему до смерти хочется поскорее увидеть ваше черненькое платьице. Лично я не могу даже представить вас в таком одеянии.

Моей подопечной явно не хватает дипломатического воспитания, разочарованно подумала приходящая няня.

— И папа тоже не представляет вас в этом платье, — с безжалостной откровенностью продолжала говорить Эллис. — Ведь вы всегда носите такие нелепые, скучные костюмы.

— Вовсе не нелепые! — Одри не выдержала и расхохоталась. — Если бы они были нелепыми, то не казались бы скучными. Но подожди еще годочков десять-пятнадцать, моя девочка, и если тебе самой придется столкнуться с необходимостью работать, ты тоже, как и многие другие женщины, обнаружишь, что возможности твоего гардероба не беспредельны.

— А как выглядит это ваше черное платье?

— Оно очень маленькое, миниатюрное… Э-э, одним словом, маленькое — это главная его характеристика.

По сути дела, это было самое миниатюрное, самое тесное платье из всех, какие она имела за всю свою жизнь. Продавщица скромного магазинчика на Манхэттене, где Одри заприметила и сразу примерила это платье, сказала, что сидит оно на ней великолепно и выглядит она в нем сексуально и блистательно. На седьмой день бесплодных поисков отчаявшаяся секретарша из «Моррисон энд кампани» опять заглянула в тот же скромный магазинчик, вновь выслушала восторженное песнопение продавщицы насчет того же миниатюрного платья, которое было сшито «как специально для вашей элегантной фигуры», и пошла ва-банк — купила дорогую обновку.

— Значит, вы купили это платье для работы? — спросила Эллис и с удивлением заметила, как ее наставница почему-то вдруг густо покраснела.

— Да. Для работы, — ответила Одри и с горечью подумала, что вряд ли у нее когда-нибудь появится возможность приобретать дорогие вещи еще и для повседневного использования.

— А я сначала думала, что это платье для выходных дней.

— Нет, Эллис, не совсем для… выходных.

— Потому что я бы не возражала, если бы и для выходных, — неожиданно затараторила девочка. — Я имею в виду… вы даже в этих своих нелепых рабочих костюмах все равно выглядите нарядно. Совсем не так, как, например, выглядела девушка, которую папа недавно приводил в дом, чтобы представить мне. Она была просто ужасная.

— Ты хочешь сказать, некрасивая? — Одри сосредоточилась, взяла себя в руки: ей ни в коем случае не следовало даже пытаться выуживать из ребенка информацию, которая ее никак не касалась. — Может, у нее на лице была сыпь?

— Нет, нет, Клара — красивая девушка, но… вы знаете…

— Занудная?

— Слишком заумная и самоуверенная.

Красивая, умная и уверенная в себе, мысленно подправила Одри слова девочки, которыми та описала незнакомую женщину. Очевидно, эта Клара была одной из последних в нескончаемой веренице любовниц или просто залетных подружек Джона. Что ж, у каждого человека своя река жизни, и ее течение никому не дано повернуть вспять.

И все-таки она невыносимо ревновала. Ей вдруг захотелось разорвать эту вереницу любовниц. И повернуть его реку вспять. А точнее — к себе.

На следующий день в половине восьмого вечера, когда до приезда Джона оставалось пятнадцать минут, Одри совсем не ощущала себя красивой, умной и самоуверенной. Но она прилагала максимум стараний, чтобы настроить себя в этот вечер на спокойный, доброжелательный лад и не говорить при нем никаких лишних, а тем более глупых слов. Девушка сидела перед зеркалом как на иголках. То и дело поглядывая на часы, она наносила на лицо последние штрихи грима и нервно ожидала звонка домофона.

Платье, в котором она, по уверениям продавщицы, выглядела очень сексуальной, облегало ее тело так плотно, что ей стало казаться, будто она обернула себя в самоклеящуюся пленку. И как только ее угораздило купить эту тряпку? Какой-то авантюрной торговке понадобилось всего десять минут, чтобы убедить ее сделать эту глупость. И вот результат: сосиска по имени Одри Эрроусмит, затянутая в черную пленку, которой к тому же не хватило, чтобы в достаточной степени прикрыть ее голые нога выше колен. Хорошо хоть была надежно прикрыта грудь. Зато на спине вырез у платья был настолько глубокий, что виднелось даже начало талии, и, конечно, при таком вырезе не могло быть и речи о том, чтобы надеть бюстгальтер.

Слава Богу, уже, по сути дела, наступила зима, и, пока они с Джоном будут добираться до джаз-клуба, она сможет прятать свое полуобнаженное тело под толстым пальто. Но как скрыть полуголую спину, когда они сядут за столик в клубе?

Девушка опять внимательно посмотрела на себя в маленьком зеркале и облегченно вздохнула, когда взгляд остановился на ярко-рыжих волосах. Несколько дней назад она их укоротила, и теперь они красиво обрамляли ее лицо в виде каре. Ей показалось, что эта прическа шла ей гораздо больше, чем обыкновенный пучок, в который она завязывала волосы раньше.

Это будет вечер в приглушенных тонах, — решила Одри, — и на всем его протяжении я буду прилагать максимум усилий, чтобы не молоть всякую чушь, как тогда, в китайском ресторанчике насчет своего «шикарного гардероба». Под тем или иным предлогом я буду отказываться от всех алкогольных напитков и вести себя как зрелая, рассудительная девушка, а не как непредсказуемая, эксцентричная пустышка.

К моменту, когда раздался сигнал домофона, Одри уже была готова к встрече. Быстро накинув на себя пальто и натянув тонкие перчатки, она спустилась в фойе и приветливо улыбнулась элегантно одетому мужчине. На нем был знакомый черный тренч, а шею закрывал кремовый шелковый шарф, небрежно заброшенный одним концом на спину. Джон тоже улыбнулся и сказал:

— О, я вижу, у тебя новая прическа!

По его тону Одри поняла, что он одобряет ее каре. Тряхнув волосами и проведя по ним рукой, будто ее собрались снимать на рекламный ролик, она произнесла:

— Просто я решила на днях укоротить свои рыжие пряди… Тебе так нравится?

— Очень красиво. В этой прическе есть какой-то шик.

Они вышли на улицу, сели в машину, и он стал плавно петлять в ее квартале по каким-то узеньким, тихим переулкам, о существовании которых она даже не подозревала. Когда спустя несколько минут перед ними появилась знакомая широкая автострада, Джон спросил свою спутницу:

— Ты была когда-нибудь в Лондоне?

— Кроме Нью-Йорка, Торонто и своего родного Оуэн-Саунда, я больше нигде в мире не была.

— Нигде?

— Именно. Ты в шоке? Я ни разу не была даже внутри самолета. Ни разу никуда не летала, — с детской простотой признавалась Одри. — И это лишь толика из многого того, что прошло или проходит мимо меня в этой быстротекущей жизни.

— И тебя такая судьба, кажется, раздражает, хотя по натуре ты не раздражительная девушка. — Он помолчал, улыбнулся и, искоса взглянув на нее, спросил: — Как же тебе удалось за всю жизнь ни разу не воспользоваться воздушным транспортом, когда он уже давно стал таким дешевым? Разумеется, относительно дешевым.

— Когда мы росли, в семье у нас никогда не водилось лишних денег, чтобы совершать полеты даже в ближайшие крупные города или страны, не говоря уже о воздушных кругосветках. — Она говорила задумчивым, чуточку грустным голосом. — Не забывай, сколько было нас у матери. И она никогда не проводила между нами разграничительной черты — ко всем детям всегда относилась одинаково. Не бывало так, что на какой-нибудь праздник или просто на выходные мама брала кого-то из нас с собой, а кого-то оставляла дома. В лесу, на пляже, в детском летнем лагере — всюду мы были все вместе. Даже когда я начала работать, у меня все равно не оставалось лишних денег, которые я могла бы в свое удовольствие пустить по ветру.

— И все-таки тебе, должно быть, удалось кое-что отложить на черный день, если ты, работая, жила и питалась дома и не платила астрономических сумм за аренду жилья. — Джон говорил спокойным, рассудительным тоном, не поворачивая головы, внимательно следя за дорогой. — Или ты все свои сбережения тратила на одежду? Посвяти меня в эти женские тайны сейчас, чтобы я имел представление о том, чего можно будет ожидать от Эллис, когда она повзрослеет и вздумает копить деньги на карманные расходы, работая по выходным в конце недели. Только не пытайся убедить меня, что не бывает женщин, равнодушных к тряпкам, и что моя дочь, став взрослой, не будет в этом смысле исключением.

Он весело посмотрел на нее, ухмыльнулся и вновь перевел немигающий взгляд на автостраду.

Глаза Одри тоже скользили по асфальту шоссе, обгоняли идущий впереди транспорт, в то время как ее мысли никуда не спешили; они как бы топтались на месте и таким образом давали ей время и пищу для размышлений. Интересно, думала она, почему он вдруг решил провести какую-то параллель между нею и своей дочерью? Просто смешно. А в следующее мгновенье, когда девушка неожиданно вспомнила о миниатюрном черном платье, плотно облегающем ее тело, она ощутила необъяснимый бурный восторг оттого, что все-таки надела его и не побоялась поехать в нем в любимый джаз-клуб своего босса.

Но тут ее заставил задуматься вопрос Джона о том, тратила ли она свои сбережения на одежду. Конечно, ей приходилось покупать для себя какие-то тряпки. Время от времени деньги шли на всякие тусовки и встречи с друзьями. Но, с другой стороны, она довольно ощутимо помогала матери с оплатой жилья и никогда не скупилась на подарки для самых маленьких членов семьи. Делиться всем со всеми — это был неписаный закон в доме Эрроусмитов.

— По существу, я не столько тратила на себя, сколько на младших братьев и сестренок, — честно призналась Одри.

— Но это же здорово… В тебе столько доброты! — сказал Джон.

— Полагаю, Эллис и во взрослой жизни не столкнется с проблемами расходов, — равнодушным тоном заметила девушка. — Она будет заказывать себе самые модные платья и туфли, посещать самые модные места отдыха и развлечений, а платить за все будет ее старый бедняга-отец.

— Может быть. — Джон сбавил скорость и стал заворачивать на стоянку для автомобилей. — Но опять-таки, может быть, до того, как моя дочь станет взрослой, у нее появится братишка или сестренка, а может, как у тебя, братишки и сестренки, и она, как ты, будет больше тратиться на них, а не на себя. Кто знает?

— Ты хочешь сказать, что подумываешь о втором браке? — спросила она и тут же поспешно добавила: — Впрочем, это меня совсем не касается. Извини.

Мысль о возможной женитьбе Джона пришла к ней неожиданно и едва не шокировала ее. Вместе с этой мыслью возник вопрос: а все-таки нет ли у него постоянной женщины? Может быть, он встречается с ней втайне, и никто из его знакомых и близких, даже дочь, не знает об этом. Возможно, он пока присматривается к ней как к своей будущей жене и ведет себя крайне осторожно. Очевидно, такую же осторожность проявляет, скорее всего по его настоянию, и сама таинственная незнакомка.

— Ты спросила меня, не собираюсь ли я жениться во второй раз. Причем спросила таким тоном, будто это тебя сильно удивило, — сказал он и взял ее под руку, когда они направились от машины к клубу. — Но разве желание всякого нормального человека производить потомство не является таким же естественным, каким является для него необходимость дышать воздухом?

При этих словах, показавшихся ей слишком откровенно-натуралистическими, Одри покраснела, и как раз в этот момент ее спутник остановился и открыл перед ней дверь джаз-клуба. Девушка быстро юркнула внутрь помещения, которое оказалось небольшим, уютным, а главное, достаточно темным, чтобы Джон не заметил ее смущения.

Отведя ее на несколько ярдов в сторону от выхода, он помог ей снять пальто, потом разделся сам, сдал вещи в гардероб и, получив номерок на одежду, сунул его в карман пиджака. Одри, оставшуюся в коротеньком, тесном платье с неимоверно глубоким вырезом на спине, сразу охватил легкий озноб.

— Я могу тут замерзнуть, — поежившись, сказала Одри и потерла ладонями локти.

— Сомневаюсь. Здесь всегда тепло, а когда ты пару раз станцуешь, тебе станет даже жарко.

— Пару раз станцую?

— Ну, конечно. Надеюсь, ты сможешь подстроиться под медленный темп старика, который сопровождает тебя?

— Перестань корчить из себя развалину, — проворчала она. — Если бы ты действительно был стар, у тебя не хватило бы… не хватило бы сил…

— Донести тебя на руках с улицы до твоей дыры? Ну спасибо. Оказывается, среди прочих достоинств ты обладаешь еще и способностью говорить комплименты мужчинам?

Джон тихо рассмеялся и заглянул ей в глаза. Потом его изучающий взгляд пополз по ее лицу, спустился к полуобнаженным плечам и рукам, скользнул по животу и бедрам, туго затянутым в черную ткань, и наконец остановился на подоле (если только это можно было назвать подолом) платья, который, казалось, был просто срезан довольно высоко над коленями.

— Это то самое маленькое черное платье, о котором ты говорила? — пробормотал он и покачал головой. — Да, оно действительно миниатюрное и даже очень. Но будем надеяться, что мужчины справятся со своим давлением, когда оно у них подпрыгнет при виде такой сексуально-экстравагантной посетительницы нашего джаз-клуба.

Одри не было никакого дела до мужчин с повышенным давлением, потому что от слов Джона у нее самой начала бурлить кровь в венах, и ей стало казаться, будто какая-то таинственная сила толкала, уносила ее вверх, как на крыльях, хотя на самом деле она готова была от стыда провалиться сквозь землю.

— Знаешь, — он опять тихо засмеялся, — если говорить честно, в том китайском ресторанчике я не поверил тебе до конца, когда ты сказала, что располагаешь шикарным гардеробом, в котором среди прочих платьев висит и эта маленькая черная вещица.

— Но у меня действительно есть целый гардероб платьев. Только он там, в Оуэн-Саунде. Не могла же я тащить его весь в Нью-Йорк. В моей комнате или, как ты ее называешь, дыре не разместилась бы и треть всех моих тряпок.

— Какое ты сложное создание природы, рыжик! — сказал Джон, когда их наконец провели к уютному столику, прильнувшему к самой дальней стене зала. — В моей голове с трудом совмещаются два твоих образа, так не похожих друг на друга. С одной стороны, ты нелегким трудом зарабатывала деньги, чтобы потратить их на оплату жилья и на подарки для маленьких сестер и братьев, а с другой, ты получаешь удовольствие, посещая сомнительные ночные клубы, и располагаешь шикарным гардеробом самой модной одежды. Эти два образа просто не укладываются в моем мозгу. — Когда они поудобнее уселись за стол, он подозвал официантку, заказал бутылку шампанского и вернулся к своим размышлениям вслух. — Обычно мужчины подразделяют женщин на несколько категорий, то есть делают между ними, так сказать, естественный отбор. Я не составляю исключение из числа таких мужчин. Но чтобы одна и та же девушка подпадала одновременно под две разные категории — это просто непостижимо. Я опять-таки, разумеется, имею в виду тебя. Объясни мне, пожалуйста, как ты можешь проявлять такую заботу о детях и вести пуританский образ жизни в дневное время и столь непосредственно выставлять напоказ свои прелести ночью?

Выставлять свои прелести? Ну что ж. Во-первых, налицо был приятный факт: он признавал, что она обладала прелестями, если сам заговорил о них. Во-вторых, девушка, которую он описывал, никакого отношения к ней, Одри, судя по всему, не имела. Но этот мужчина помог ей обнаружить в своем характере еще одну грань, о существовании которой она даже не подозревала. Оказывается, она была чувствительной и легко воспламеняющейся натурой. По крайней мере такой она ощущала себя в присутствии Джона. Ей никогда не приходилось испытывать ничего подобного, когда рядом находился Виктор Блэквуд. Его преследования вызывали у нее лишь ощущение легкого опьянения, какое испытывает молоденькая девушка-подросток после первого бокала вина или первого поцелуя. Ей нравились ухаживания Блэквуда, но еще больше ей нравилось то чувство первой влюбленности, которое он пробудил в ее неопытном сердце. Сейчас Одри не была ни в кого влюблена. В ее душе еще противно тлел горький осадок после разрыва с Блэквудом, а в мыслях нередко колобродила сумятица. Но одно она знала точно: Джон Моррисон оказался мужчиной, при общении с которым она впервые почувствовала себя женщиной.

Возможно, для нее настал долгожданный момент жизни: теперь у нее хватит сил, чтобы пробить панцирь куколки, в которой она была зажата с детства, расправить крылья и свободно взлететь вверх, в мгновенье ока превратившись из девочки-подростка во взрослую женщину. Едва она подумала об этом, как ее тут же бросило в жар и все тело охватило сладостное томление.

Где-то на задворках ее сознания мелькнула и еще одна мысль: хотя он был ее боссом, а она его секретаршей, официальные разграничительные линии между ними оказались размытыми, и причиной тут, возможно, явился тот факт, что они регулярно виделись и после работы, когда она приезжала «на посиделки» к его дочери.

— Может быть, я… — Джон по глоточку отпивал из бокала шампанское и не мигая смотрел на Одри. — Ты считаешь, что, может быть, я ошибаюсь со всеми этими категориями, на которые якобы делятся женщины, и не прав в своих рассуждениях насчет твоей двойственности?

— Полагаю, что не прав, — сказала она и, глотнув из своего бокала, весело подумала, что странный это напиток — шампанское. Пьешь его, пьешь, а все равно не пьянеешь.

— Что же мне делать, чтобы избавиться от этих заблуждений? — спросил он и хитро прищурил один глаз.

— Надо всегда смотреть в глубину, а не скользить по поверхности. — Она взмахнула подведенными черными ресницами и бросила на него проницательный взгляд.

— Я буду стараться, — с серьезным видом пообещал Джон.

Неожиданно в зале возникло какое-то оживление, а через несколько минут на круглой сцене у дальней стены появился джазовый оркестр — восемь мужчин, одетых во все черное. Заняв привычные места и взяв в руки инструменты, они с ходу исполнили легко узнаваемую мелодию Армстронга, вызвавшую дружные аплодисменты, и тут же, без паузы начали импровизировать обработку главной музыкальной темы из фильма «Серенада Солнечной долины». Не прошло и минуты, как свободная площадка около сцены заполнилась танцующими парами.

Одри повернулась было к Джону, чтобы выразить восхищение игрой ансамбля, но как раз в этот момент к нему подошла высокая, красивая брюнетка и приветственно похлопала его по плечу. Когда она наклонилась к мужчине, ее длинные волнистые волосы коснулись рубашки на его спине, а глаза Одри невольно задержались на очень глубоком декольте незнакомки.

Ее сердце бешено заколотилось от ревности и негодования, и, чтобы заглушить это чувство, она схватила бокал, наполовину наполненный шампанским, и опрокинула его в рот с такой стремительностью, что чуть было не поперхнулась. Одри не слышала, о чем они говорили, но по движению губ брюнетки, по ее жестам и сдержанному смеху она поняла, что их объединяло не просто мимолетное знакомство, а нечто большее. Быть может, гораздо большее.

Склонившись над Джоном, незнакомка продолжала что-то говорить ему полушепотом. Ее роскошные груди, до предела оттопыривавшие ярко-красную блузку, которая, казалось, готова была вот-вот лопнуть под их напором, почти касались его лица, когда она повернула к Одри голову и, улыбнувшись во весь рот, произнесла:

— Вы не возражаете, если я выволоку это очаровательное чудовище на танец?

— Пожалуйста, — ответила Одри сквозь стиснутые зубы и в ту же секунду услышала голос Джона, вежливо отказавшего брюнетке в танце.

Девушка выпрямилась, плотно сжала губы и исчезла из их поля зрения так же быстро, как и появилась.

— Извини, что не представил тебя, — сказал он и, поднявшись из-за стола, протянул ей руку. Одри ничего не оставалось как принять его приглашение на танец. — Музыка была слишком громкой, и к тому же я не хотел надолго отвлекать Кэтрин от ее спутника.

Когда они вышли на танцевальный пятачок, джазовый ансамбль играл уже следующую задушевную мелодию, и Джон, положив руку на талию Одри, медленно повел ее по кругу.

— Судя по всему, твоя знакомая не очень-то и спешила вернуться к своему спутнику, — холодно заметила Одри. Одной щекой она слегка касалась груди мужчины и могла слышать удары его сердца.

— Что ж… А может быть, я сам не хотел отвлекаться от своей соседки по столу, — шепнул он ей на ухо, и девушка чуточку отстранилась от него, чтобы увидеть его глаза. — Если бы я пошел с ней танцевать, это было бы грубо и жестоко с моей стороны по отношению к тебе.

— Мне было все равно, — сухо буркнула она.

— Неужели?

Мерцание его темных глаз настолько завораживало Одри, что уже через пять-шесть секунд она не выдержала и первой отвела взгляд в сторону.

— Да! — твердым голосом ответила Одри на его вопрос. — Мне было бы даже приятно остаться на какое-то время наедине со своими мыслями и послушать хорошую музыку.

— Я бы ни за что не оставил тебя без внимания, тем более наедине с твоими мыслями.

— Это потому что поступить так тебе претит честь джентльмена?

— Возможно, — с улыбкой сказал он.

Его уклончивый ответ разворошил в ней целый улей взрывоопасных эмоций, но они тотчас погасли, как только она вспомнила яркую брюнетку, которая, по всем признакам, готова была в один миг отделаться от своего спутника, если бы Джон согласился провести с ней вечер.

— Итак, кто она? — спросила Одри, когда почувствовала через платье жар его напрягшегося тела. — Можешь не отвечать на этот вопрос, если считаешь, что я лезу не в свои дела.

Джон осторожно притянул ее к себе, и их тела стали тереться друг о друга в медленном ритме танца, будто совершая священный ритуал томительного совокупления. Через минуту девушка уже вся горела в его сильных руках, охваченная с головы до пят непривычным чувственным трепетом.

— Мы познакомились с ней на одном из деловых совещаний. Какое-то время были друзьями…

— Были друзьями? — невинно удивилась Одри. — О, мой дорогой! Дружбу всегда надо ценить. И ты не уберег ваши… дружеские связи?

Теперь настала его очередь посмотреть ей прямо в лицо. И он не замедлил сделать это. Ее зеленые глаза, глубокие, как омуты, были наполнены тревожным ожиданием. Джон сухо улыбнулся, давая тем самым понять ей, что он вовсе не теряется в догадках о том, куда она клонит, расспрашивая его о «дружеских связях» с Кэтрин.

— Мои отношения с этой женщиной закончились, — спокойным тоном сказал он. — А если ты хочешь выяснить точно, какие были у нас отношения, тогда напрямую спроси меня об этом.

Одри покраснела и несколько секунд, не мигая, смотрела на ослепительно белый воротничок его рубашки. Успокоившись, она опять подняла на него глаза, тепло улыбнулась и произнесла:

— Я считаю, что у вас с ней были интимные отношения, но у меня нет ни малейшего желания и интереса докапываться до подробностей.

— И все-таки кое-какие из этих подробностей я тебе изложу, — сказал Джон, — чтобы потом тебя не мучили напрасно любопытство и больное воображение.

— Что ж, если ты так считаешь…

— Я познакомился с ней через свою работу в начале этого года. Она адвокат, и в течение нескольких месяцев мы поддерживали деловые контакты. Однако время показало, что между нами нет ничего общего, и тогда мы по взаимной договоренности решили расстаться.

— Но, судя по ее поведению, она готова в любой момент возобновить с тобой отношения.

— Возможно. Но… — Он приподнял прядь над ее ушком и прошептал: — Если я сделал твердый шаг, я уже не меняю своего решения.

Оркестр кончил играть, и Одри с Джоном вернулись к своему столику, уставленному изысканными яствами.

В продолжение последующего часа они говорили обо всем, что им приходило на ум, избегая тем, которые могли бы стать источником новой напряженности или недопонимания между ними. Предметами их спокойной дискуссии были музыка и Канада, голливудские знаменитости и политика, работа и впечатления Джона о многочисленных странах, где ему довелось побывать. На протяжении всей беседы Одри маленькими глоточками потягивала из бокала шампанское, и «странный напиток» постепенно начал действовать на нее. Незаметно пьянея, девушка старалась удержать в памяти слова Джона, которые слышала от него, пока они танцевали.

Яркая брюнетка больше не подходила к их столику, но когда им уже подали мороженое, Одри заметила ее среди танцующих пар в объятиях высокого, симпатичного блондина. Мужчина, судя по всему, прекрасно проводил с ней время. Улыбка не сходила с его лица, а руки скользили по всему ее роскошному телу, ощупывая чуть ли не каждый дюйм в рамках дозволенного.

— Тебе здесь нравится? — спросил Джон, и Одри весело рассмеялась.

— Конечно! — воскликнула она. — Потрясающая музыка… Доброжелательная, почти домашняя атмосфера… А еда — просто вкуснятина.

Одри и в самом деле чувствовала себя великолепно. В ней бурлила энергия, кипела жизнь.

— Тогда, может быть, пойдем еще потанцуем?

— Разумеется. — Она сделала глубокий вдох, и тут же последовал глубокий выдох. — Тем более что мне надо избавиться от лишних калорий, которые я в избытке получила с прекрасной пищей.

— Ерунда. Тебе не следует терять ни одной унции веса, — заверил он ее, когда они присоединились к другим танцующим парам.

— Ты же не видел, как я выгляжу без… без… — Она не подобрала подходящего слова, чтобы закончить фразу, и смущенно замолчала.

— Действительно, не видел, но я почувствовал.

Джон попытался вывести ее из тупика, в который она по глупости загнала сама себя неудавшейся ремаркой.

— Что ты почувствовал?

— Я почувствовал твою… комплекцию через тонкую ткань платья, когда мы танцевали первый раз.

— Конечно, мне далеко до комплекции твоей очаровашки Кэтрин, — задиристо бросила она ему. — Сколько бы я ни съела бифштексов, мое тело никогда не станет таким же роскошным, как у нее.

— Она довольно высокая девушка, и ее плотная комплекция дана ей самой природой, не так ли? — с улыбкой заметил Джон. — От таких женщин я предпочитаю держаться подальше: они не в моем вкусе. Эллис тоже не была от нее в восторге, — добавил он, и это признание неожиданно вызвало у Одри чувство глубокого удовлетворения. — А ведь я прожил уже достаточно, и мне пора начать прислушиваться к мнению дочурки, пусть она еще и не такая взрослая. Прежде чем вступить с какой-либо женщиной в серьезные отношения, я должен обязательно узнать, как ее воспринимает моя Эллис.

— Мне кажется, ты рассуждаешь вполне здраво. Почти в точности, как моя мать. Она никогда бы не связала свою судьбу с мужчиной, который не получил бы полного одобрения всех ее детей.

— Преодолеть такую высокую планку может далеко не всякий мужчина, — пробурчал Джон, а Одри тихонько хихикнула.

— Я знаю. Но дело было не в том, что мы не хотели, чтобы мама вновь обрела личное счастье… Мы как раз очень хотели этого.

— Но чтобы отвечать требованиям сразу семи чужих мальчишек и девчонок! Да разве бывают такие мужчины?.. Полагаю, твоя мать так больше и не вышла замуж? Я уверен в этом.

— Не вышла. — Одри грустно покачала головой. — Хотя знакомилась со многими потенциальными кандидатами в мужья. Она до сих пор выглядит привлекательной, несмотря на то, что за многие годы все мы, ее дети, добавили ей морщин на лице. Мама всегда говорила, что она слишком занята делом, чтобы еще тратить время на поиски мужа, без которого у нее и так забот полон рот.

— Она переживает за всех вас, не так ли?

— А то как же? — сказала девушка. — Все матери переживают за своих детей… Впрочем, нет. Конечно, не все. Просто нам повезло с мамой, и, наверное, мы принимали это везение как нечто должное, думали, что все матери такие же, как наша. Но ведь ты тоже переживаешь за свою дочь, не правда ли?

— Еще как! Я просто не представляю, что со мной стало бы, если бы с ней вдруг что-то случилось.

Несколько минут они танцевали молча, потом вернулись к столику, расплатились с официантом и покинули джаз-клуб. Назад, к ее дому Джон поехал тем же путем — сначала по автостраде, а затем переулками. И на всем пути он не переставал интересоваться ее братьями и сестрами, матерью, условиями жизни в Оуэн-Саунде.

Почему вдруг его заинтересовало мое прошлое, мои родные? — задумалась на минуту Одри, но не придала этой мысли никакого особого значения. Между тем шампанское дало о себе знать, и ее стало быстро и сильно клонить ко сну.

Поэтому, когда Джон задал ей очередной вопрос, но совсем по другой теме, она не сразу поняла, о чем он спрашивал, потому что уже основательно клевала носом. В полусне ей почудилось, будто ее босс хотел опять выудить из нее что-то о канадском периоде ее жизни, но в следующую секунду мозг захмелевшей девушки, запеленговавший важную информацию, дал ей соответствующую команду, и она, резко очнувшись, попросила мужчину повторить вопрос. Крепко обхватив руль и не отрывая глаз от дороги, он очень медленно и четко произнес:

— Я просто сказал, что тебе следует серьезно задуматься над своей жилищной проблемой. На мой взгляд, ты должна как можно быстрее распрощаться с этой хибарой, которую снимаешь, иначе твоя мама упадет в обморок, когда случайно нагрянет к тебе в гости. Итак, предлагаю план действий: ты ставишь крест на своей лачуге и переезжаешь ко мне, будешь жить в одном доме с Эллис.

— Переезжаю к тебе? — Предложение Джона показалось Одри настолько нелепым, что она не выдержала и разразилась хохотом. — Да ты с ума сошел! Ты больше ничего не придумал?

— А что, вполне разумное предложение. Прекрасная мысль!

Впереди показался ее дом, и Джон сбросил скорость. Через минуту он поставил машину на стоянку как раз напротив подъезда и выключил мотор. Когда Одри собралась было уже открыть дверцу автомобиля, он быстро повернулся к ней и накрыл ладонью, ее маленькую руку.

— Подожди, — сказал он.

— И ты считаешь это предложение разумным? — недоуменно хихикнула она.

— Пожалуйста, потерпи минутку и выслушай меня. — Он откинулся на спинку сиденья и спокойно положил одну руку на руль. — Эта комната, которую ты снимаешь, совершенно не приспособлена для нормальной жизни. Твоего домовладельца надо было уже давно расстрелять за то, что он обычные квартиры в этом доме разделил на какие-то клетушки, и теперь, сдавая их доверчивым молодым людям вроде тебя, гребет шальные деньги…

— Я вовсе не доверчивая!

— Я тебе предложил оптимальный вариант выхода из твоей дикой жилищной ситуации. В моем доме более чем достаточно комнат, чтобы разместить в нем еще одного человека. Фактически в твоем распоряжении будет целая анфилада комнат, и никто не осмелится входить к тебе без твоего разрешения. Если ты согласишься с моим вариантом, мне не нужно будет каждый вечер напрягать мозги и думать о том, доберешься ты от станции метро до своих трущоб или не доберешься. Естественно, твой рабочий график, связанный с Эллис, останется неизменным, но если тебе потребуется вечером куда-то отъехать, с моей дочерью всегда сможет посидеть Алберта…

Девушку вдруг обуяло безудержное веселье. Ей стало казаться, будто ее, как перышко, взметнула от земли вверх какая-то могучая, незримая сила и тут же резко швырнула вниз в гремящую, сумасшедшую стихию паркового аттракциона «русские горки».

— Нет, подожди, остановись на минутку, — сквозь неудержимо рвущийся смех она попыталась остановить фантастический монолог Джона.

— Разумеется, ты можешь оставаться в моих апартаментах до тех пор, пока не подыщешь себе какое-то более подходящее жилье, — спокойно продолжал он излагать свой план действий, — а поскольку за проживание у меня я не буду брать с тебя ни цента, ты успеешь за это время быстренько подкопить какую-то сумму и заключить с новым домовладельцем договор об аренде.

— Нет, об этом не может быть и…

— Подумай о моем предложении. В твоем распоряжении — целая ночь.

Джон вылез из машины и, обойдя ее спереди, открыл дверцу для своей спутницы. Когда она, слегка покачиваясь, встала рядом с ним, он коснулся пальцами ее волос и тихо прошептал:

— Мы вернемся к этому вопросу в понедельник утром — сразу, как только встретимся в офисе.

И прежде чем девушка успела пробормотать очередные слова протеста, он вернулся обратно в машину, терпеливо подождал, пока она не зашла внутрь здания, и только после этого нажал на стартер.