Кто знает, почему человеку свойственно любить так, а не иначе? Гомосексуальность была дана мне так же, как цвет моих глаз или количество моих ног. Уже ребенком я чувствовал, что меня привлекают мальчики… Я вынужден был приспособиться к этому, жить с этим, прекрасно понимая, что подобный образ жизни не принимается обществом.
Гомосексуальность не выбирается, а вот гомосексуальные роли — вероятно, да. География и хореография нашего первого геевского опыта, если мы его продолжаем (а ты продолжаешь его только, если ты уже являешься гомиком) влияет на весь наш последующий опыт.
На вопрос «Когда и как вы узнали о своей гомосексуальности?» геи и лесбиянки иногда отвечают контрвопросом: «А когда и как вы узнали о своей гетеросексуальности?», на который ни один «натурал» ответить не может.
Но при всей моральной корректности такой вежливой отповеди — не задавай другому интимных вопросов, которых ты не задавал самому себе, — между становлением гетеро- и гомосексуальной идентичности есть принципиальная разница.
Поскольку воспитание детей всегда «гетероцентрично», нацелено на формирование гетеросексуальности, — «всякий нормальный мужчина испытывает влечение к женщинам, и наоборот», — «натуральным» мальчикам и девочкам не приходится «открывать» свою сексуальную идентичность, они не задумываются о ней, а принимают, усваивают ее в готовом виде, как нечто само собой разумеющееся. Собственная сексуальная идентичность становится для ребенка проблемой, только если у него что-то неладно, например, если его телосложение или поведение не соответствуют общепринятым представлениям и гендерным ожиданиям, заставляя окружающих людей, а затем и его самого задуматься: «настоящий» ли он мальчик или девочка?
Поскольку детские и подростковые представления о «мужественности» часто нереалистичны и завышены, эта проблема возникает у многих мальчиков, но далеко не так остро, как у геев, и без «сексуальных» обертонов.
Напротив, сексуальная идентичность геев и лесбиянок проблематична изначально, всегда. Они не находят, а открывают и в известном смысле создают ее, необходимый объем индивидуального творчества здесь гораздо больше. Вспоминая свое детство, многие геи и лесбиянки отмечают, что с раннего детства отличались от сверстников своего пола: одевались не в ту одежду, любили не те игры, выбирали не тех партнеров и т. д. Разумеется, речь идет не о сексуальности, а просто о несовпадении поведения и интересов ребенка с тем, что характерно для большинства детей его пола.
Особенно остро возникают эти проблемы у тех мальчиков и девочек, телосложение и внешность которых также не соответствуют стереотипу (женственный мальчик и мужеподобная девочка).
Разумеется, отнюдь не все геи бывают в детстве женственными, а лесбиянки — мужеподобными. Почти половина сан-францисских геев имели в детстве типично мужские повадки, интересы и деятельность; этого не могла сказать о себе почти четверть контрольной группы. Тем не менее поведение, чувства и особенно образы Я многих гомосексуальных мальчиков и девочек сильно отличаются от типичных для их «натуральных» сверстников и сверстниц. Это влияет и на их последующее поведение и самосознание.
Американский исследователь Фредерик Уитэм опросил 206 взрослых геев и 78 гетеросексуалов:
• интересовались ли они в детстве куклами, вышиванием и другими «девчоночьими» играми и занятиями;
• любили ли они переодеваться в женскую одежду;
• предпочитали ли играть больше с девочками, чем с мальчиками;
• не было ли у них женских, «девчоночьих» прозвищ;
• предпочитали ли они сексуальные игры с мальчиками или с девочками.
Вот как выглядят детские воспоминания сан-францисских геев и лесбиянок по сравнению с контрольной гетеросексуальной группой.
Разница оказалась огромной, особенно между крайними группами исключительных гомо- и гетеросексуалов. Сходная картина обнаружилась и в других странах, Бразилии, Гватемале и на Филиппинах.
По мере взросления, признаки психологической «женственности» у большинства геев ослабевают или исчезают.
Ослабление, убывание женственных черт (его называют дефеминизацией), происходит и у остальных мальчиков (в раннем детстве мальчики, как и девочки, находятся под женским, материнским, влиянием, и это сказывается на их поведении), но исходный, первоначальный уровень фемининности у «натуральных» мальчиков гораздо ниже, поэтому им легче ее изжить.
Из опрошенных 1500 чикагских геев, в детстве считались «неженками» 42 %, в юности — 33 %, а к моменту обследования — только 8 %. Желание быть девочкой (женщиной) уменьшилось с 22 % в детстве и 15 % в юности до 5 % у взрослых. Дружили преимущественно с девочками (женщинами) в детстве 46 %, в юности — 27 %, а среди взрослых — 9 %.
Тем, у кого «женских» задатков изначально больше, преодолеть их значительно труднее, поэтому процесс дефеминизации у них затягивается, порождая устойчивые, иногда на всю жизнь, сомнения в своей маскулинности. Такие мальчики уютнее чувствуют себя в менее соревновательном женском обществе и в то же время испытывают напряженный интерес и тяготение к мужскому началу, выступающему для них как недостижимый образец. В период полового созревания эта тяга к мужскому началу нередко сосредоточивается на каком-то конкретном образе и эротизируется.
Одних мальчиков влечет к более старшим, сильным, физически развитым подросткам и юношам, общение с которыми, не обязательно сексуальное, приобщает их к вожделенной мужественности, в которой, как им кажется, им самим отказано. Другие, напротив, тянутся к младшим, более слабым и нежным мальчикам, среди которых они чувствуют себя увереннее и мужественнее, чем среди ровесников. Это создает благоприятный эмоциональный фон для формирования гомоэротизма и выбора соответствующего объекта привязанности — более старшего и сильного или, напротив, младшего и слабого.
Почему у мальчиков такие проблемы стоят острее, чем у девочек?
Во-первых, на всех уровнях половой дифференциации формирование мужчины требует каких-то дополнительных усилий, без которых развитие автоматически идет по женскому типу. Поэтому здесь чаще происходят «нарушения».
Во-вторых, в силу господствующего положения мужчин в обществе, мужские качества традиционно ценятся выше женских, и давление на мальчиков в этом направлении сильнее, чем на девочек: женственный мальчик всегда вызывает неодобрение и насмешки, как у взрослых, так и у сверстников, когда как казак-девчонка воспринимается спокойно, а то и положительно.
В-третьих, формирование мужского характера предполагает перерыв постепенности, которого нет у женщин.
В раннем детстве мальчики, как и девочки, находятся под влиянием матерей и вообще женщин, но затем они должны оторваться от женского влияния и переориентироваться на мужские образцы поведения. Нетипичное гендерное поведение в детстве имеет для мужчин, независимо от их будущей сексуальной ориентации, много отрицательных последствий: им труднее устанавливать отношения с женщинам, у них больше невротических проблем, наиболее женственные мальчики-геи отличаются в дальнейшем пониженным самоуважением, тревожностью, склонностью к депрессии и самоубийству. У маскулинных девочек этого может не быть, энергичность и напористость вполне компенсируют им психологические отличия от ровесниц.
Какие психологические и социализационные факторы благоприятствуют формированию гомосексуальной ориентации или, в более осторожной формулировке («после этого» не значит «вследствие этого»), статистически коррелируют с нею?
Психоаналитики и психиатры придавали особое значение взаимоотношениям ребенка с родителем противоположного пола. Отмечалось, что матери гомосексуалов «занянчивают» сыновей, слишком тесно эмоционально привязывают их к себе, лишают самостоятельности и т. д. В результате такие мальчики вырастают зависимыми, идентифицируются не с отцом, а с матерью, ищут в других женщинах все тот же материнский образ или, наоборот, протест против материнского деспотизма побуждает их бояться женщин и избегать близости с ними.
Психиатрическая клиника и мемуарная литература дают множество примеров такого рода. Но эта тенденция не является всеобщей. Хотя большинство гомосексуальных мужчин в детстве чувствовали себя эмоционально ближе к матери, чем к отцу, это характерно и для подавляющего большинства обычных мальчиков.
Систематическое сравнение взаимоотношений с родителями нескольких групп гомосексуалов и соответствующих контрольных групп не выявило между ними существенной разницы. Сильная эмоциональная привязанность к матери действительно влияет на отношения мальчика со сверстниками, иногда осложняя их (мальчишеские отношения соревновательны и жестоки), а материнский гнет может, по контрасту, стимулировать увлечение подростка другими, более самостоятельными, мальчиками.
Однако материнское влияние, как правило, преобладает лишь в детстве и не определяет сексуальных предпочтений взрослого мужчины, которые зависят от многих других сопутствующих и последующих обстоятельств. Так что матерям «голубых» мальчиков не стоит обвинять в их сексуальной ориентации себя. Это верно и относительно лесбиянок.
Неоднозначно и влияние отцов. Напряженные, плохие отношения с отцами влияют на формирование гомосексуальности у мальчиков и у девочек сильнее, чем их взаимоотношения с матерью. Слишком строгий и требовательный отец, которому мальчик никак не может угодить, подрывает его самоуважение, психологически как бы кастрирует его. Иногда при этом образуется порочный круг: недостаточно «мужское» поведение сына вызывает недовольство отца, а оно, в свою очередь, подрывает самоуважение мальчика.
71 % сан-францисских геев и 70 % лесбиянок сказали, что в школьные годы чувствовали себя непохожими на сверстников собственного пола; среди гетеросексуальных мужчин и женщин так ответили соответственно 38 % и 51 %.
Например, отец Теннесси Уильямса был очень недоволен мягкостью характера и литературными увлечениями сына, а также тем, что тот никак не мог решиться переспать с любимой девушкой; за это он даже прозвал его «мисс Нэнси», что побудило застенчивого мальчика еще больше сомневаться в своей маскулинности. Однако ни отцовская холодность, ни отсутствие отца не являются ни необходимым, ни достаточным условием формирования гомосексуальности.
Очень важную роль в формировании сексуальной ориентации ребенка, как и многих других его качеств, играют сверстники. Дети всегда замечают нарушение неписаного гендерного кода и жестоко наказывают его нарушителей — дразнят, исключают из круга своего общения и т. д. При этом женственных мальчиков агрессивно отвергают мальчики, зато охотно принимают девочки, а мужеподобных девочек, наоборот, отталкивают девочки, но принимают мальчики.
В формировании образа будущего идеального объекта любви важна не только и даже не столько идентификация, желание уподобиться некоему образцу, сколько депривация, чувство эмоционального дефицита: человека привлекает пол того значимого лица (или лиц), от которых он был в детстве отчужден, так что существенным индикатором будущей сексуальной ориентации ребенка является пол детей, с которыми он НЕ играл в младшем школьном возрасте. При этом врожденные и социальные факторы действуют совместно, усиливая или нейтрализуя друг друга.
Согласно теории известного американского психолога Дарила Бема, биологические факторы, будь то гены или гормоны, сами по себе не предопределяют сексуальную ориентацию, но способствуют формированию некоторых черт темперамента, таких, как степень агрессивности и активности, побуждающих ребенка предпочитать одни виды деятельности и формы общения другим. Один ребенок любит силовую возню и соревновательные спортивные игры (типично мужские занятия), другой предпочитает спокойные игры (типично женское поведение).
Поскольку дети предпочитают играть с теми сверстниками, которые разделяют их игровые предпочтения, ребенок, любящий футбол или баскетбол, будет, независимо от своего пола, искать общества мальчиков. Окружающие, взрослые и сверстники, воспринимают и оценивают характер интересов и круг общения ребенка как соответствующие или не соответствующие его полу. Такие оценки автоматически переносятся и наличность ребенка, которого считают маскулинным («стопроцентный мальчишка»!) или, наоборот, женственным. Эти оценки и основанное на них отношение преломляются в самосознании ребенка.
«Дружить можно было, в основном, с девочками. Где нет грубых нравов и драк. Я боялся перемены в школе, когда толпа неотесанных, бездушных, душевно неразвитых подростков кидается в потасовки друг с другом, жался к стенке и закрывал глаза, или не выходил из класса».
«Я всегда отличалась от своих сверстниц, никогда не старалась усвоить „женственные“ манеры, не пользовалась косметикой, ненавидела и старалась не носить бюстгальтеры. Я играла с мальчишками, и мои руки и ноги украшали благородные ссадины и синяки. Как только стало можно, я сменила юбку на брюки и шорты».
Дети, поведение которых соответствует гендерным стандартам и ожиданиям, чувствуют, что они отличаются от сверстников противоположного пола, которых они воспринимают как непохожих, незнакомых и экзотических. Наоборот, женственные мальчики и мужеподобные девочки чувствуют себя отчужденными от сверстников собственного пола, воспринимая их как непохожих, незнакомых и экзотичных.
Чувство своей непохожести на других чрезвычайно характерно для будущих гомосексуалов. Это накладывает отпечаток на характер их общения.
Индивидуальные пути и вариации психосексуального развития зависят не только и даже не столько от того, насколько сильно и чем именно ребенок отличается от других детей своего пола, сколько от того, как он сам воспринимает и интерпретирует эти отличия. Важным рубежом здесь является половое созревание.
Он не сводил с Отто глаз, точно влюбленный. И, по правде говоря, он и был влюбленный. Кристоф не мог знать этого, так как не знал, что такое любовь. Но временами, когда мальчики оставались одни, их охватывало странное волнение — они испытали его еще тогда, когда в первую свою встречу сидели в сосновом лесу: кровь приливала к щекам Кристофа, он густо краснел. Он боялся. Не сговариваясь, мальчики сторонились друг друга.
Оглядываясь назад, к тому времени, когда мне было шестнадцать или семнадцать, я вижу, что уже тогда влюблялась в некоторых теннисисток, но еще не осознавала этого. Просто мне нравилось быть с ними. К восемнадцати годам я поняла, что у меня всегда были эти чувства.
Подросток может долго не подозревать о своей гомосексуальности. До начала полового созревания такие дети страдают главным образом оттого, что их поведение и интересы не совпадают с тем, что нравится большинству их однополых ровесников. Однако эти особенности можно легко компенсировать чем-то другим. Например, физическая слабость может быть компенсирована отличной учебой или веселым характером.
В период полового созревания картина резко меняется. Подросток вдруг (а иногда постепенно) обнаруживает, что вместо «положенного» влечения к противоположному полу он испытывает интерес к телу своих однополых сверстников.
14-летняя Анна Франк записала в своем интимном дневнике: «Однажды, оставшись ночевать у подруги, я ее спросила — можно мне в знак нашей дружбы погладить ее грудь, а ей — мою? Но она не согласилась. Мне всегда хотелось поцеловать ее, мне это доставляло большое удовольствие. Когда я вижу статую обнаженной женщины, например, Венеру, то всегда прихожу в экстаз».
Сам по себе такой интерес еще абсолютно ни о чем не говорит. Игры, включающие показывание, обследование, ощупывание и измерение собственных половых органов и/или половых органов сверстников своего или противоположного пола, широко распространены среди дошкольников и младших школьников. Участие в них ничего не говорит о будущей сексуальной ориентации ребенка.
Преобладание однополых игр над разнополыми объясняется прежде всего половой сегрегацией, большей физической доступностью сверстников своего, нежели противоположного, пола и менее строгим табуированием телесных контактов с ними. В однополых учебных заведениях, лагерях и интернатах сексуальные игры — явление массовое, в них участвуют и вполне «натуральные» подростки.
Среди опрошенных А. Кинзи взрослых, участие в сексуальных играх со сверстниками противоположного пола до начала полового созревания признали половина мужчин и около трети женщин, а со сверстниками своего пола — 54 % мужчин и 35 % женщин; при опросе 212 допубертатных мальчиков последняя цифра повышается до 60 %.
Российские подростки в этом отношении ничем не отличаются от зарубежных. Вот письменное объяснение, с сохранением стиля и орфографии, 14-летнего артековца конца 1980-х годов:
«Каждый вечер мы собирались в палате у мальчиков и начинали играть в так называемую „игру“. Мы ложились по двое на кровать и кайфовали. „Блаженство“ заключалось в том, что половой член каждого находился между ногами соседа. Затем оба начинали егозиться, тем самым раздражая его и вызывая блаженное состояние. Затем были придуманы разные эстафеты. Мы вытащили из веника ветку. Тот человек, которому выпадет эта эстафета, должен был стать согнувшись и мы засовывали ему ветку в задний проход. После этого конкурса мы стали разыгрывать другой. По жребию, человек, которому достанется, должен был сосать половой член соседа или любого из мальчиков. Связывали половые члены трех человек нитками в один узел и танцевали в кругу различные танцы. Это вызывало раздражение и приносило удовольствие. С Димой я три вечера подряд ложился на одну кровать и мы с ним друг другу засовывали половой член между ног и растягивали и стягивали его. Также мы друг другу засовывали половой член в задний проход и в рот».
Среди сан-францисских мужчин в подростковых гомоэротических играх участвовало больше (62 %) гетеро-, чем гомосексуалов (39 %).
Эти мальчики вовсе не были «голубыми», они просто экспериментировали друг с другом, а потом стали ходить в палату к девочкам, где «игры» были еще интереснее. Но юные геи получают от гомоэротических игр гораздо больше удовольствия, чем их «натуральные» ровесники, и это побуждает их, с одной стороны, повторять этот опыт, а с другой стороны — задумываться о своей сущности, чего гетеросексуальные подростки, для которых это «просто игра», не делают.
Например, среди опрошенных К. Штарке восточных немцев, опыт взаимной или групповой мастурбации в ранней юности имели 61 % гомосексуалов, 19 % смешанной по сексуальной ориентации группы и только 7 % исключительно гетеросексуальных юношей.
В дальнейшем сексуальные игры геев и «натуралов» дифференцируются в соответствии с их специфическими интересами.
Важно не только и не столько, что подростки делают, сколько что они при этом чувствуют. Для «натурального» подростка мужское тело — объект сравнения, завистливого восхищения или потенциальная угроза. У юного гея к этому примешивается, заглушая все остальное, эротическое чувство.
«Когда мне было около 14 лет, я медленно стал осознавать, что пристально разглядываю других мальчиков, особенно когда мы были голыми в бассейне или раздевалке. Мне хотелось потрогать их. Потом меня внезапно озарило, что на самом деле мне хочется их целовать и трахать. Ничего подобного к девочкам я не испытывал. Я чувствовал себя развратным дегенератом и думал, что болен… Густой запах носков, ног, трусов и пота одновременно отталкивал и возбуждал меня».
Первым детским увлечением японского писателя Юкио Мисимы был второгодник Оми. На занятиях гимнастикой мальчик не сводил глаз со своего кумира, страстно мечтая увидеть Оми раздетым и посмотреть на его «здоровенную штуку», о которой в школе рассказывали легенды.
Оми навсегда стал для Мисимы эталоном мужской красоты. «Даже сейчас, оглядываясь назад, я не могу обнаружить в том прекрасном образе ни единого изъяна. Из-за Оми я бы никогда не смог полюбить человека умного и образованного. Из-за Оми меня никогда не привлек бы юноша, носящий очки. Из-за Оми я проникся любовью к физической силе, полнокровию, невежеству, размашистой жестикуляции, грубой речи и диковатой угрюмости, которая присуща плоти, не испорченной воздействием интеллекта».
По сравнению с Оми, Мисима казался себе жалким. «Я смотрелся в зеркало, мечтая о дне, когда мои плечи и грудь станут такими же, как у Оми. Но жестокое стекло показывало мне чахлые руки, торчащие ребра, и сердце мое покрывалось ледяной коркой сомнения. Это было даже не сомнение, а мазохистская уверенность; голосом божественного откровения она шептала мне: „Никогда ты не будешь таким, как Оми“. Влюбленность оборачивается завистью, а „счастье смотреть на Оми“ превращается в „счастье быть им“».
Судя по самоотчетам, некоторые гомосексуальные мальчики сексуально созревают раньше своих «натуральных» ровесников. Это касается и возраста первой эякуляции, и возраста первой мастурбации, и возраста появления первых сексуальных чувств, фантазий и возбуждения, и возраста ломки голоса, и возраста появления некоторых других признаков пубертата, и начала первых сексуальных контактов с другими.
Среди западногерманских студентов, до 14 лет начали мастурбировать 12 % геев и 55 % гетеросексуальных юношей, средний возраст первой эякуляции у первых — 12.7, у вторых — 13.1 года. Восточногерманские гомосексуалы пережили первое семяизвержение и первый оргазм (60 % — при мастурбации) на год раньше своих «натуральных» сверстников, средний возраст начала мастурбации у них 12.7 года, почти на год раньше гетеросексуальных мужчин (13.5 года).
Некоторые ученые думают, что за этим стоят объективные психофизиологические процессы: поскольку гомосексуальные мужчины по ряду параметров похожи на женщин, половое созревание у них также происходит несколько раньше, чем у большинства мужчин. Однако это не доказано. Не исключено, что геи просто лучше запоминают важнейшие события полового созревания, с которыми у них связано больше тревог и волнений, чем у обычных мальчиков, и относят их к более раннему возрасту.
Как бы то ни было, когда мальчики и девочки достигают подросткового возраста, их сексуальная ориентация, по всей вероятности, уже предопределена, даже если сами этого еще не знают.
Наиболее устойчивое различие между гомо- и гетеросексуальными подростками проявляется в мастурбационной активности. Мастурбацией занимается подавляющее большинство мальчиков-подростков, независимо от их сексуальной ориентации, но юные геи начинают мастурбировать раньше и, по-видимому, делают это чаще. Кроме того, гетеросексуальные подростки воображают при мастурбации преимущественно людей противоположного, а гомосексуальные — собственного пола. Гомоэротическое воображение психологически гораздо более запретно, чем самый акт мастурбации, подростки хранят его в глубокой тайне, но именно мастурбационные фантазии становятся стержневым элементом их будущего сексуального сценария.
В соответствии с теорией 3. Фрейда о разобщенности у подростков чувственного и нежного влечения, существует по крайней мере три разных вида подростковых гомоэротических фантазий и привязанностей:
• Сексуальное влечение, не требующее психологической интимности;
• Страстная дружба — влюбленность, эротической подоплеки которой подростки не осознают;
• Романтическая влюбленность, психологически не отличающаяся от гетеросексуальной юношеской любви.
Их конкретное соотношение зависит, с одной стороны, от культурных норм и условий, а с другой — от типа личности.
В массовом сознании широко распространено мнение, что главная причина или, по меньшей мере, типичная черта гомосексуальности — «совращение» подростков взрослыми. На самом деле свой первый гомосексуальный опыт мальчики, как правило, приобретают со сверстниками или ненамного младшими или старшими подростками.
Первые гомо-, как, впрочем, и гетеросексуальные контакты между подростками чаще всего происходят в игровой форме. Некоторые мальчики проделывают это легко и быстро. Американский киноактер Тейлор Мид рассказывал, что однажды, когда ему было 12–13 лет, в темном кинозале одноклассник молча засунул ему руку в пах. «И как только он сделал этот жест, мне все сразу же стало ясно. Мы вышли во двор, где светила луна, и я сказал: „Давай бороться, но чтобы никаких захватов выше пояса“».
Средний возраст первого гомосексуального опыта английских мужчин-гомосексуалов в 1987–1991 гг. — 15.7 года, а средняя возрастная разница с первым партнером — один год; у 40 % это был ровесник, у 60 % — юноша на 1–2 года старше или моложе, только 20 % начали половую жизнь с мужчиной на 10 лет старше себя, причем большинство из них мечтали о такой встрече, а многие активно искали ее.
Робким и застенчивым приходится труднее. Откровенный гомоэротический интерес или жест для подростка — дело крайне рискованное. Первые сексуальные контакты между мальчиками обычно происходят в процессе или под видом борьбы, силовой возни, когда можно сказать, что эрекция или «не то» прикосновение возникли случайно. В романе Роберта Ферро «Семья Макса Дезира» есть такой эпизод. В отцовском столе двое подростков нашли порножурналы, и стали, лежа на широком матрасе, рассматривать их. Неожиданно у них появилось желание побороться:
«Под предлогом перевертывания страницы или перечитывания абзаца, Скотт оттолкнул его. Макс ответил тем же. Им захотелось проявить свое новое чувство немедленно, сила против силы. Чтобы подчеркнуть свое превосходство, Скотт прижал Макса к земле. Макс оказался пленником. Лежа рядом с ним, Скотт обвил Макса ногами, их лица почти соприкасались. Ловким борцовским приемом Скотт высвободил одну руку. С ее помощью он расстегнул Максу ремень, спустил ему до колен штаны и стал дрочить. Макс боролся до конца. Так это произошло. Потом он почувствовал слабость и подумал, „это ослабляет меня и усиливает его“. Следующий раз борьба была короче, не потому, что Макс не сопротивлялся, а потому что исход ее был заранее известен. На сей раз Скотт тоже кончил».
Хотя подростки весьма изобретательны, в их гомоэротических играх повторяются одни и те же компоненты. В школе, где учился Мисима, мальчики увлекались игрой, которая называлась «похабник»: «Где-нибудь на перемене, когда кругом было полно народа, надо было выследить какого-нибудь зазевавшегося растяпу, молниеносно подскочить к нему и ухватить за определенное место. Если номер удавался, озорник отскакивал на безопасное расстояние и начинал вопить: — Ого-го! Ну у тебя и штуковина!». Точно такие же игры существовали после войны в некоторых ленинградских мужских школах.
Подростковые гомосексуальные игры часто включают в себя элементы условного насилия и подчинены своеобразным ритуалам. В одном подростковом летнем лагере с географическим уклоном в 1970-х годах существовала игра, в «Десять городов»: несколько 12–13 летних мальчиков заваливали на кровать одного, расставляли ему ноги и, не раздевая, мастурбировали, пока тот не прокричит названия десяти городов с указанием численности их населения. Играли в «Десять городов» только младшие подростки и, несмотря на визг и силовые приемы, это была добровольная игра, а не насилие. Правила игры передавались от старших к младшим, а исполнителем приговора большей частью бывал один и тот же мальчик, который по окончании игры отправлялся в уборную, видимо, мастурбировать.
Влияние подобных игр на эротическое воображение подростка сугубо индивидуально. У одних этот опыт полностью вытесняется из памяти позднейшими впечатлениями или вспоминается просто как забавная игра. На более впечатлительных он накладывает неизгладимый отпечаток.
Взрослый гомосексуал, пациент знаменитого американского психоаналитика Гарри Салливэна, рассказал ему, что в школьные годы только он и еще один мальчик не участвовали в гомоэротических играх одноклассников. Несколько лет спустя, случайно познакомившись со школьным товарищем своего клиента, Салливэн обнаружил, что тот тоже гомосексуал. Неучастие в играх товарищей было, вероятно, их бессознательной защитной реакцией против собственного гомоэротизма, но пассивная роль зрителей только усиливала психологическую значимость происходящего.
В рассказах об обрядах инициации в американских военных училищах часто фигурирует ритуал «доения быка»; советские подростки были младше и скромнее.
Вот что рассказал о своем подростковом сексуальном опыте геолог Виктор Л.:
«В средних классах мы часто играли, хватая друг друга за половые органы, иногда даже во время урока, под партой, чтобы ни учитель, ни девчонки ничего не заметили. Применялись подобные „захваты“ и при силовой возне. Никакого страха, смущения и мыслей о гомосексуализме это не вызывало, мы о нем не знали и не думали. Это была наша законная тайная игра „садирования“ или „доения козла“, в которой были даже свои ритуальные формулы, совершенно, впрочем, необязательные.
Хотя такие игры меня интересовали, будучи стеснительным и самолюбивым, я держался от них в стороне. Но однажды летом, после 6 класса, работая в колхозе, мы остались одни, без учителя и девочек. В обеденный перерыв, когда я вполне невинно возился с другим мальчиком, тот вдруг закричал: „Ребята, посмотрим у Витьки яйца! Порос он мохом или нет?“. Сразу же подбежали остальные. Я отбивался изо всех сил, но когда один заломил мне руку, а другой ухватил сзади за яйца, пришлось лечь на спину, расслабиться и в знак покорности расставить ноги. Это было крайне унизительно. Обычно садировали слабых или младших, я же был крупнее, сильнее и авторитетнее большинства этих ребят, и к тому же безумно стыдлив, стеснялся даже обтягивающих плавок и в туалет не ходил, если там был кто-то еще. Ребята это знали, преодолеть мою стеснительность и гордость им было занятно. Теперь я был у них в руках…
Меня, как лягушку, распялили на сене, зажали руки над головой, задрали рубашку, спустили штаны и стали с шутками и прибаутками осматривать и ощупывать мои потроха. Мне было невыносимо стыдно своей наготы и этих бесцеремонных шершавых чужих рук, которые делали со мной все, что хотели, и в то же время сказочно приятно.
Просить пощады, плакать или ругаться, как делали в подобной ситуации некоторые мальчики, было бесполезно, это только подчеркивало бессилие жертвы. Пока ребята возились с моим ремнем и застежками, я пытался спасти лицо с помощью трепа: вот, дескать, кастраты и малолетки хотят посмотреть, какое „оно“ у настоящего мужчины! Но всерьез делать вид, будто ты иронически смотришь на своих мучителей сверху вниз, в то время как ты распят перед ними голый, с беспомощно расставленными коленями и каждый из присутствующих в этом цирке пацанов волен трогать, дергать, щекотать и шлепать тебя, где и как ему заблагорассудится, невозможно. Вскоре я утратил всякий самоконтроль и только непроизвольно дергался, стонал и вскрикивал от наиболее чувствительных прикосновений, вызывая этим общее веселье. Ни мое тело, ни мои эмоции, ни даже тембр моего голоса, то и дело сбивавшегося на щенячий визг, мне больше не повиновались. На мне играли, как на музыкальном инструменте, и это причиняло мне одновременно муку и наслаждение.
Не знаю, как долго это продолжалось, но, в конце концов, у меня произошло бурное, в несколько волн, первое в моей жизни, если не считать ночных поллюций, семяизвержение. Ощущение было необычайно острым. Сначала я подумал, что описался, и страшно испугался, что ребята поднимут меня насмех. Но так как после первого осмотра нагишом, мои трусы задрались кверху и дальше меня теребили через трусы, мальчишки ничего не заметили и скоро меня отпустили.
У меня хватило ума притвориться, будто ничего особенного не произошло: подумаешь, ребята посмотрели, что у меня в штанах. Ребят эта версия вполне устроила. Мой авторитет в классе, за который я больше всего боялся, нисколько не пострадал, никто меня этим эпизодом не дразнил, не пытался его повторить и не пугал рассказать о нем девчонкам. Только один парень однажды пригрозил: „Смотри, разложим тебя еще раз на сене!“ — на что я ответил здоровой оплеухой, которую он принял как должное. Хотя, по правде говоря, если бы ребята повторили опыт (я одновременно боялся и хотел этого), я сопротивлялся бы только для виду.
Но хотя никаких неприятных объективных последствий этот случай не имел, его психологические последствия были страшными. Меня не просто принудили к позорной капитуляции, выставив на всеобщее обозрение сокровенные тайны моего тела, но и психологически вывернули наизнанку… Я понял, что тот, кто держит меня за яйца, всесилен не потому, что может причинить мне боль, а потому что доставляет мне наслаждение, и сразу же начал мастурбировать (раньше этого не делал, возня с мальчишками воспринималась просто как игра), воображая одну и ту же сцену и расцвечивая ее новыми вымышленными подробностями. Между 15 и 17 годами я несколько раз затевал возню и игры с раздеванием и взаимной мастурбацией вдвоем с мальчиками моего возраста, иногда умышленно поддаваясь. В 19 лет переспал с женщиной, в 22 года женился, все вроде бы нормально, но ничто не может сравниться с тем первым опытом».
В этом рассказе хорошо видна роль мастурбационного воображения, которое закрепляет и кристаллизует случайный сексуальный опыт, превращая его в постоянную установку, от которой человек не в силах избавиться. Но действительно ли Виктора вот так, сразу, «запрограммировали»? До того, как его разложили на сене, была неоднократная возня под партой. Затем Виктор вспомнил, что еще во втором или третьем классе, задолго до начала полового созревания, его одноклассники на большой перемене где-то в школьном закутке несколько раз снимали штаны с другого мальчика, всегда одного и того же, приглашая посмотреть на это зрелище девчонок; «жертве» это, кажется, нравилось. Хотя Виктор в этой игре не участвовал, смотрел со стороны, у него сохранились о ней яркие воспоминания. В пятом классе, во время борьбы с ближайшим другом, Виктор с трудом удерживался, чтобы не стянуть с него штаны, а еще больше ему хотелось самому лежать снизу и чтобы друг применил к нему запрещенный прием, но тому это не приходило в голову. Повышенная стыдливость и затрудненность мочеиспускания в присутствии других также говорит о наличии каких-то психосексуальных проблем. Гомоэротические мазохистские чувства тлели в мальчике задолго до того, как произошел случай, который все расставил по местам; реализовав его собственные тайные желания, мальчишки только соединили в единый сценарий разрозненные элементы его эротического воображения.
Силовые сексуальные контакты типичны главным образом для мальчиков; девочки, если не считать криминально-лагерной среды, предпочитают более нежные и добровольные ласки. Зато страстная дружба-влюбленность, эротической подоплеки которой они сами, как правило, долгое время не осознают, встречается у подростков обоего пола. Эти чувства и отношения многократно описывались в классической литературе.
«Тонио любил Ганса Гансена и уже немало из-за него выстрадал. А тот, кто сильнее любит, всегда в накладе и должен страдать, — душа четырнадцатилетнего мальчика уже вынесла из жизни этот простой и жестокий урок.
Он любил его, прежде всего, за красоту; но еще и за то, что Ганс решительно во всем был его противоположностью. Ганс Гансен прекрасно учился, был отличным спортсменом, ездил верхом, занимался гимнастикой, плавал, как рыба, и пользовался общей любовью.
„Ну у кого еще могут быть такие голубые глаза; кто, кроме тебя, живет в таком счастливом единении со всем миром?“ — думал Тонио. Впрочем, он не делал попыток стать таким, как Ганс Гансен, а может быть, и не хотел этого всерьез. Но, оставаясь самим собою, он мучительно желал, чтобы Ганс любил его, и на свой лад домогался его любви: всей душой, медлительно, самозабвенно, в печали и томлении — томлении, что жжет и гложет больнее, чем буйная страсть, которую можно было бы предположить в нем, судя по его южному облику».
«Никогда не забуду тех мгновений, слишком редких, увы, и слишком кратких, когда мы всецело принадлежали друг другу. Ты единственная моя любовь! Другой любви никогда у меня не будет, ибо тогда мной тотчас же овладели бы страстные воспоминания о тебе. Прощай, меня бьет лихорадка, в висках стучит, взор мутится. Не люблю ждать. Напиши мне как можно скорее. Хочу, чтобы ты ответил мне до 4 час., если любишь меня, как я тебя люблю!!.
— Как высказать ту радость, которую доставило мне твое письмо? Разве не был ты мне другом и раньше и разве не стал теперь еще большим другом? Настоящей половиной меня самого? Разве не помог я сформироваться твоей душе, подобно тому, как и ты помог сформироваться моей? Боже, сколько в этом правды и силы, как чувствую я это, когда пишу тебе! Я живу! И все во мне живет — тело, ум, сердце, воображение — благодаря твоей привязанности, в которой никогда я не усомнюсь, о мой истинный и единственный друг!»
Эти страстные письма, переполошившие отцов-иезуитов, написаны Жаком и Даниэлем, героями романа «Семья Тибо». Между ними нет и не будет физической близости, оставшись вдвоем в номере гостиницы, мальчики стесняются даже раздеться на глазах друг у друга, но можно ли сомневаться в природе их чувства?
В романтической дружбе эротические обертона приглушены и зачастую не осознаны, малейшие намеки на них воспринимаются крайне болезненно. Большей частью эти отношения так и остаются дружескими, их эмоциональное напряжение со временем уменьшается. В других случаях потребность в дружбе превращается в осознанную влюбленность, которая по своей эмоциональной тональности ничем не отличается от «обычной» любви.
Мне больше ничего не снится —
Лишь только ты, лишь только ты.
Как будто на пустой странице
Я создаю твои черты.
Ты — как высокое заглавье.
Ты — как мечты и яви связь,
Ты — как мечта, что стала явью.
Да только в руки не далась.
Эти стихи пятнадцатилетнего москвича посвящены мальчику, в которого он был безответно влюблен. Но разве девочкам пишут иначе? Только однополая любовь гораздо чаще остается безответной. И она обязательно провоцирует рефлексию.
Почему я то, что я есмь, и что я такое?
Ему необходимо было открыть, кто он такой, и он должен был сделать это сам, один, вопреки шаманам и знахарям своего времени.
Хотя некоторые подростки осознают и принимают свою гомосексуальность легко, как нечто само собой разумеющееся, для большинства это трудный и длительный процесс. Это зависит не только от внешних условий. «Натуральные» подростки могут принять себя и окружающий мир, так сказать, в готовом виде. Для геев и лесбиянок этот путь закрыт. Прирожденные диссиденты, они не могут обойтись без саморефлексии и критического отношения к себе и к обществу. Процесс самоосознания и формирования гомосексуальной идентичности ученые подразделяют на три или четыре фазы.
По данным сан-францисского исследования, до 12 лет только пятая часть гомосексуальных мальчиков и девочек считали свои отличия от ровесников сексуальными и лишь 4 % осознавали их как гомосексуальность; для большинства это были просто различия в поведении и интересах (для мальчиков особенно важно отсутствие спортивных интересов).
Стадия предчувствия приходится на допубертатный период, когда дети еще не задумываются о своей сексуальной ориентации или автоматически считают себя «нормальными». Хотя многие будущие геи и лесбиянки уже чувствуют и даже осознают, что по своим интересам, внешности или поведению они отличаются от сверстников своего пола, и это вызывает у них смутную тревогу, осознание своей особенности еще не отливается в определенные понятия и формулируется скорее в метафорах фемининности и маскулинности (насколько я «настоящий» мальчик или девочка?), чем в эротических терминах (кто меня сексуально привлекает?).
Стадия сомнений и смешанной идентичности характерна тем, что индивид уже задумывается о своей сексуальной идентичности, но еще не может четко определить ее и свое отношение к ней. Она приходится на подростковый возраст и начало юности. Это самый драматичный и психологически напряженный этап развития.
А однажды, с порога, он весело мне сказал:
«Я хочу быть твоей девушкой этой ночью».
Мы хорошо поужинали; выпили вина бокал…
Или по три бокала — не помню точно…
«Все вышло так легко» — приблизились, обнялись.
Увидели в глазах друг друга выстраданное пониманье, —
Отправились в душ и дальше…
В презервативах слизь
Я спустил в унитаз и уснул на диване.
Утром проснулись.
Я принес ему «завтрак в постель» —
Остатки кофе, печенье; заварил себе чая.
Пил вкусный чай. С лимоном… без страха и без потерь.
Надрывных воплей из ада в сердце не различая.
А когда мы простились, стало радостно! —
Первый миг Новой жизни, в которой доступно мужское тело!..
Я проходил случайно мимо зеркала — и приник,
Потому что в нем что-то тянуло! — горело! — грело.
Стадия принятия себя и «выхода из чулана» протекает очень по-разному. Ее длительность и возрастные границы зависят как от индивидуальных особенностей человека, так и от его социальной среды. Чем терпимее общество, тем легче подростку преодолеть свои внутренние конфликты и принять собственную сексуальную ориентацию.
Четвертая стадия, гомосексуальной самоидентификации, характерная лишь для взрослых, да и то не для всех, лучше всего выражается понятием сопричастности: индивид принимает свою гомосексуальность как определенный стиль жизнь, поддержание которого для него важнее и приятнее возможных альтернатив. Это обычно совпадает с появлением более или менее устойчивых партнерских отношений, в отличие от случайных связей. Она позволяет слить сексуальную привязанность с эмоциональной и представить свою сексуальную идентичность как интегральной часть собственного Я.
Разумеется, эти фазы не универсальны. Их длительность и содержание зависят от множества конкретных условий и индивидуальных особенностей человека.
Вот как представляет этапы своей психосексуальной биографии 28-летний москвич:
• первые эротические фантазии — приблизительно в 8 лет (сугубо гетеросексуальные);
• первая мастурбация — приблизительно в 12 лет (и затем в промежутке 12–14 лет — многократные занятия взаимной мастурбацией с одноклассниками, две-три неудачные попытки орально-генитального контакта);
• первый поцелуй — лет в 14 (с девочкой);
• первый сексуальный контакт — в 15 (с одноклассницей);
• первая влюбленность в мальчика, до полуобморочного состояния — в те же 15, на несколько месяцев позже;
• осознание того, что в этой любви имеет место сексуальный элемент — год спустя, в 16;
• первый гомосексуальный контакт — за месяц перед выпуском, в 16,5, с двумя совершенно незнакомыми взрослыми парнями (и с мыслью о том, что раз уж я не могу быть с мальчиком, которого люблю, то надо хотя бы попробовать, что это такое);
• отказ от гетеросексуальных контактов и геевская самоидентификация — в 17 с лишним (после серии малоудачных «романов» и ухаживаний, — впрочем, секса в них было немного, да и дело было не в нем);
• строго гомосексуальный период — лет до 23;
• возобновление гетеросексуальных контактов (впрочем, очень редких) и осознание себя бисексуалом — 23–24 года.
Объективные данные также неоднозначны. Наиболее стабильны половые различия. Лесбиянки, как правило, позже юношей-геев осознают свои психосексуальные особенности и склонны дольше считать свое влечение к женщинам потребностью в дружбе. Свою сексуальную жизнь они чаще начинают с мужчиной и только после этого, обнаружив, что что-то «не так», начинают искать другой путь. «Голубые» мальчики, у которых либидо пробуждается более бурно, а половая роль допускает и даже требует явных появлений сексуальности, начинают подозревать о своей гомосексуальности раньше и больше сексуально экспериментируют с лицами как своего, так и противоположного пола (иногда именно для того, чтобы лучше понять свою сексуальную ориентацию).
Поскольку сексуальная ориентация многомерна, а люди — разные, разброс в темпах формирования ее элементов очень велик.
На вопрос сайта Cay.ru «В каком возрасте вы осознали свою гомосексуальность?», 16 % сказали, что до 13 лет. 26 % — между 13 и 15 годами, 25 % — от 16 до 20 лет, 10 % — между 21 и 25 годами и 3 % — после 26 лет.
Это зависит как от темпов полового созревания и силы либидо, так и от уровня образования: более образованные юноши из интеллигентной среды отстают от рабочих почти на два года.
Однако осознание своей гомосексуальности еще не означает ни наличия реального гомосексуального опыта, ни, тем более, признания себя геем или лесбиянкой.
Среди нью-йоркских гомо- и бисексуальных подростков от 14 до 21 года в 1993—94 гг. средний возраст первого подозрения о своей гомосексуальности у мальчиков был 12.5, а у девочек — 13.9 лет, уверенность же пришла к мальчикам в 14.6, а к девочкам — в 15.9 лет. То есть процесс самоосознания занял приблизительно два года. Восточногерманские мальчики начала 1990-х годов начинали подозревать о своей гомосексуальности в среднем около 16 лет. 19 % из них эта мысль приходила в голову еще до 12 лет, 46 % — между 13 и 16 годами, зато 14 % поняли это только после 21 года.
Даже те подростки, которые охотно сексуально экспериментируют со сверстниками собственного пола, не торопятся признавать себя геями или лесбиянками.
И это совершенно естественно. Не надо торопиться! Гиперсексуальные подростки могут испытывать половое возбуждение и эротические чувства по любому поводу. Чтобы убедиться в прочности своих сексуальных интересов, нужно время и практический опыт, причем превращение текучих сексуальных предпочтений в стабильную сексуальную ориентацию неизбежно сопровождается поляризацией: большинство подростков развиваются в сторону гетеросексуальности и перестают испытывать гомоэротические чувства, а у геев происходит обратное.
Среди опрошенных в 1987 г. японских старшеклассников в наличии гомоэротических влечений признался каждый пятый, а гомосексуальный опыт имели только 4.5 % студентов колледжей.
Этот выбор для многих очень труден. Поэтому некоторые подростки и юноши бессознательно уклоняются или откладывают его, убеждая себя и других, что их гомоэротические чувства и влечения случайны, или стараются «исправить» их с помощью психотерапии и самовоспитания. Существует несколько вариантов такой психологической самозащиты.
Хотя доля неуверенных в своей сексуальной ориентации школьников в штате Миннесота уменьшается с 26 % у 12-летних до 9 % 18-летних, геями, лесбиянками или бисексуалами считают себя только 1.3 %. Та же тенденция наблюдается у немецких юношей и девушек.
Один подросток активизирует общение с лицами противоположного пола: «Я думала, что мой интерес к девочкам пройдет, если я буду уделять больше внимания мальчикам и выглядеть более женственной».
Другой, наоборот, избегает разнополых контактов, боясь разоблачения: «Я ненавидел свидания, потому что боялся, что у меня не будет эрекции, и девочки догадаются, что я голубой».
Третий уклоняется от получения информации, которая могла бы подтвердить его опасения, не желает ничего слышать о гомосексуальности.
Четвертый прячется за стеной ненависти, скрывая собственный подавленный гомоэротизм высмеиванием и травлей себе подобных.
Пятый старается подавить свой гомоэротизм экстенсивными гетеросексуальными связями: «Я думал, это пройдет, если я буду трахаться с разными женщинами».
Шестой ускользает от мучительных моральных проблем с помощью алкоголя или наркотиков. Желание уйти от себя — одна из самых важных причин распространенности этих опасных явлений в геевской среде.
Некоторые молодые люди называют и искренне считают свои неприемлемые чувства и поступки случайными («это случилось по пьянке, трезвым я бы этого не сделал»), временными («это с возрастом пройдет») или периферийными («какой же я гомик, если я сплю с женщинами?»).
Такая психологическая самозащита может с переменным успехом продолжаться долго, иногда всю жизнь, однако она весьма обременительна и часто приводит к нервным срывам. Не смея жить своей собственной, единственно возможной для него жизнью, «голубой» подросток вынужден ухаживать за теми, кого он не может любить, и любит тех, за кем не может ухаживать. Это делает всю его жизнь мучительным чередованием «неподлинных» и несовместимых друг с другом ролей и масок.
Три четверти опрошенных чикагских подростков ни с кем не поделились своими первыми сомнениями, и только 13 % посчастливилось найти понимающую душу. Среди восточных немцев, опрошенных Штарке, 46 % «в это время никому не доверяли».
«Голубым» мальчикам и девочкам не на кого равняться, их никто не учит, как вести себя с понравившимся человеком, они не смеют обнаружить свои чувства, боясь, что их «неправильно поймут» или догадаются об их тщательно скрываемой тайне. Это обрекает их на постоянный и мучительный самоконтроль.
Порождаемая этим застенчивость (типичная черта многих «голубых») еще больше усугубляет их коммуникативные трудности.
«Мало кто понимает теперь, что я всегда был и даже теперь, в мои крокодиловы годы, остаюсь чрезвычайно застенчивым существом. В мои крокодиловы годы я восполняю это типичной уильямсовской сердечностью и вспыльчивостью, а иногда — вспышками ярости. В школьные дни у меня не было ни укрытия, ни маски».
«Меня мучил не секс, а собственное Я. Чтобы скрывать истину, приходилось прибегать к все более тонким ухищрениям, фальшивым романам и бесцельным свиданиям… Но тяжелее всего было отсутствие друга, близкого человека. Каждый раз, когда ребята шутили насчет гомиков, я должен был смеяться вместе с ними, а когда разговор заходил о женщинах, мне приходилось изобретать собственные победы. В эти мгновения я ненавидел себя, но ничего другого не оставалось. Вся моя жизнь стала одной сплошной ложью. Напряжение от того, что я должен был обманывать свою семью и друзей, часто становилось невыносимым. Чтобы не выдать себя, я должен был контролировать каждое произносимое слово, каждый свой жест… Каждая минута свидания переживалась как ложь, а если ты не ухаживал за девушками, ты не мог быть „своим парнем“. Во всяком случае, для моих парней, мнение которых было для меня важнее собственного».
Юность вообще довольно одинокий возраст, но никто не бывает так одинок, как гомосексуальные подростки.
«Как можно избавиться от этого влечения, как гомосексуализм??? Я ненавижу себя за это!! Я в вечной борьбе с самим собой, а безвыходность этой ситуации ввергает меня в еще больший конфликт!! Я ошибка природы и это я понимаю, и мне противна одна мысль о своем контакте с мужчиной, хотя иногда я хочу этого больше всего. Я хочу любить женщин, иметь семью, детей… Сейчас в своем положении на женское внимание я отвечаю взаимностью, но все это я продолжаю до момента половой близости, дальше я рву все отношения и это не просто страх, я не могу физически и не хочу их, то есть у меня нет эрекции и влечения к ним. У меня даже есть девушка, которую я люблю и я осознанно говорю это, она до сих пор не понимает, почему как только она проявила ко мне сексуальное влечение я охладел к ней и мы расстались — я сделал это осознанно и очень мучаюсь от этого. Я очень прошу Вас помогите мне или порекомендуйте куда можно обратиться за помощью??»
Участь юных геев и лесбиянок значительно труднее положения представителей любого расового, национального или культурного меньшинства. Если черный (еврейский, армянский, чеченский, русский — подставьте любое «нехорошее» в данной местности меньшинство) ребенок испытывает трудности или подвергается преследованию из-за своего цвета кожи, акцента или национальности, он может пойти к своим, несущим ту же стигму, родителям, поговорить с ними и получить если не помощь, то хотя бы утешение.
Родители маленького гея или лесбиянки часто так же предубеждены, как и соученики.
«Голубой» подросток чувствует себя гадким утенком, единственным на всем белом свете. Это катастрофически понижает его самоуважение, причем, подобные чувства могут сохраняться и в течение всей жизни.
Одно из самых страшных последствий этого — так называемые «немотивированные» самоубийства.
Нас была компания со школьных времен
Спортсменов, отличников
И самый красивый неожиданно покончил с собой
Они ничего не подозревали о нас, обо мне и о нем
Только удивлялись силе моего горя и переживания
Удивительного, как им тогда казалось, по моим молодым годам
Особенно для мужчины[13]
От 20 до 35 процентов американских юношей-геев совершают попытки самоубийства, это гораздо больше, чем в любой другой социально-возрастной группе. В бывшей ГДР 36 % опрошенных гомосексуалов сказали, что думали о самоубийстве, а 13 % пытались его осуществить.
Вероятность самоубийства юных геев и лесбиянок резко возрастает, если они:
а) слишком рано открыто обнаруживают свою гомосексуальность;
б) подвергаются в связи с этим насилию и преследованиям;
в) пытаются решить свои проблемы с помощью алкоголя и наркотиков;
г) отвергнуты своими семьями.
Эти молодые люди умирают не от гомосексуальности, а от страха перед ней и от жестокого отношения окружающих.
Открытое принятие и признание своей гомосексуальности — coming out (буквально — выход в свет) или coming out of the closet (выход из чулана, на самом деле имеется в виду не просто чулан, а тайное и не слишком удобное убежище, в котором человек прячется от враждебного мира) — снимает связанное с нею внутреннее напряжение. Когда нечего скрывать, жить становится намного легче. Но прийти к этой ясности нелегко.
«Coming out» иногда кажется одноразовым драматическим событием, чем-то вроде публичной декларации, после которой пути назад отрезаны и начинается новая жизнь. Фактически такого крутого, драматического поворотного пункта может и не быть, и даже если он есть, это только кульминация длительного и сложного процесса психосексуального самоопределения.
Человек открывается не всем сразу, а в определенной последовательности, и прежде, чем открыться другим, он должен осознать и принять себя сам. Первым доверенным лицом подростка чаще всего бывает однополый друг, хотя некоторые мальчики сначала признаются подруге, а девочки — другу-юноше.
В Чикаго средний возраст первого самораскрытия составил 16 лет для девочек и 16.75 лет для мальчиков, причем две трети мальчиков и свыше половины девочек сначала раскрылись другу (подруге), с матерью поделились 5 %, а с отцом никто. В дальнейшем 41 % этих мальчиков и 59 % девочек поставили в известность мать, но лишь меньшинство нашло материнскую реакцию достаточно теплой и положительной. Отцам открылись 14 % мальчиков и 25 % девочек.
На вопрос анкеты Gay.ru «Кто знает о вашей ориентации?»
7 % ответили — все,
9 % — родители и друзья,
28 % — только друзья,
16 % — только партнер и
15 % — никто.
По мере роста социальной терпимости к однополой любви, ее принятие облегчается. 46 % мужчин и 26 % женщин, опрошенных Кинзи, сожалели о своей гомосексуальности. В 1970-х годах на вопрос, хотели бы они, если бы это было возможно, изменить свою сексуальную ориентацию, 95 % сан-францисских лесбиянок и 86 % геев ответили «нет». 87 % опрошенных Штарке восточных немцев принимают свою гомосексуальность полностью, 16 % — с некоторыми оговорками и только 1 % — с трудом. Соответственно снижается и средний возраст «выхода в свет». В конце 1960-х годов американские мужчины делали это в 19.3 года, а теперь — в 14.5-16 лет.
И возраст, и обстоятельства «выхода» зависят от конкретных условий. Подчас это происходит проще и прозаичнее, чем рисуется в воображении.
Молодой человек ждет, что его исповедь будет для друзей сенсацией, громом средь ясного неба, а его сбивчивый рассказ воспринимается как нечто уже известное: «Мы давно догадывались. Обычный парень не уделяет столько внимания одежде, не смотрится постоянно в зеркало и не бывает таким нежным». Казалось бы, надо радоваться, что с друзьями нет проблем? Не тут-то было! «Я чувствовал себя уязвленным и обманутым. Вместо того чтобы радоваться, я был обижен, что друзья обсуждали мою личную жизнь за моей спиной, и никто из них не сказал мне об этом».
В столичной молодежной, особенно студенческой, среде открытое признание своей «голубизны» сегодня, как правило, не вызывает враждебных чувств. Некоторые молодые люди даже бравируют своей «открытостью». В деревне и в провинции все гораздо сложнее: вся жизнь на виду, а нравы более крутые и патриархальные.
Многое зависит от профессии. Модельеру, актеру или журналисту проще — в их среде открытых «голубых» много. А учитель, который признается в гомосексуальности, сразу же потеряет работу. Да и врачу придется несладко.
Впрочем, даже спокойное «принятие» чужой сексуальной ориентации иногда сопровождается невольными коммуникативными ограничениями. Многие поступки и жесты, которые раньше воспринимались просто как знаки симпатии или нежности, теперь интерпретируются в сексуально-эротическом ключе. Например, девушки часто обнимаются и целуются со своими подругами, но если становится известно, что одна из них — лесбиянка, такие нежности обычно прекращаются. Некоторые «натуральные» юноши избегают телесных контактов с друзьями-геями, как будто боятся заразиться. Это делается непроизвольно, но молодых гомосексуалов это обижает, побуждая к дополнительной сдержанности. Рассказывая об этом, некоторые плачут. Быть «другим» нелегко, даже если тебя не бьют и не притесняют.
Подростковая и юношеская гомосексуальность — большая социально-педагогическая проблема для родителей и воспитателей. Никто не хочет своим детям такую судьбу. Но тут нет свободного выбора. Иногда родительские тревоги беспочвенны, подростковые увлечения проходят сами собой, независимо от педагогических усилий. Если же это действительно любовь, бороться с ней бессмысленно. Мелочный контроль, надзор, хождения по малограмотным психиатрам (настоящий специалист «менять» сексуальную ориентацию не возьмется) могут отравить подростку жизнь, заставить его лгать и прятаться, даже довести до самоубийства, но лучше от этого никому не станет.
Истинная родительская мудрость в драматической жизненной ситуации состоит в том, чтобы проявить терпимость и понимание к сыну или дочери, принять их такими, какими они себя видят, и поддержать их в этот самый трудный момент их жизни. От родительской помощи больше, чем от чего бы то ни было другого, зависит находящееся под ударом юношеское самоуважение, с которым, в свою очередь, связаны все остальные психологические свойства личности. К сожалению, многие родители не выдерживают этого испытания.
Многое могут сделать учителя и психологи. Поспешное и преждевременное — лишь бы снять мучительную неопределенность — юношеское сексуальное самоопределение может, как и в других сферах бытия, закрыть пути к более глубокому осмыслению собственных возможностей и стремлений. Даже если подросток не сомневается в своей сексуальной ориентации, что бывает далеко не всегда, преждевременно обнародовав ее, он рискует оказаться в изоляции в школе и дома и не выдержать враждебной реакции окружающих. Единственным противовесом домашней и школьной враждебности окажется в этом случае уличная среда, которая быстро и незаметно для него самого проституирует и криминализирует подростка, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В бывшей ГДР информации об однополой любви было гораздо больше, чем в России, но понять своих гомосексуальных сыновей пытались только 19 % матерей и 7 % отцов; подавляющее большинство (70 % матерей и 78 % отцов) об их проблемах вообще не знали.
На вопрос Gay.ru: «Знают ли родители о вашей ориентации?» обоих родителей назвали 4 % опрошенных, только маму — 10 %, только отца — 1 %.
32 % опрошенных ответили «Нет, и никогда не узнают», а 23 % — «нет, но хотел бы сказать».
Поэтому лучше отложить «выход» до совершеннолетия и осуществить его в более благоприятных условиях. Однако убедить в этом подростка можно, только если он увидит, что вы уважаете его право на выбор сексуальной ориентации и не пытаетесь им манипулировать.
«Голубые» юноши и девушки нуждаются в психиатрической и психологической помощи не потому, что они больны, а потому что они оказались в очень сложной ситуации, разобраться в которой может только специалист. К сожалению, найти такую помощь в России трудно, ни психологов, ни врачей этому не учат.
Вместо того чтобы пытаться любой ценой изменить сексуальную ориентацию подростка, о чем умоляют и готовы платить любые деньги его родители, консультант должен исходить из реальных жизненных проблем самого подростка.
Что его мучает? Трудности самопознания? Социальная изоляция? Необходимость скрываться? Чувство своей особенности? Страх и чувство вины перед родителями? Преследование и насилие? Неудовлетворенные сексуальные потребности? Пониженное самоуважение и суицидные намерения?
Все это — разные проблемы, которые требуют разной психотерапии. И занимающийся этим человек должен быть в первую очередь психотерапевтом и только во вторую — сексологом.