Любовь одной актрисы

ГЛАВА 16. ЭФА ДЛЯ ПЕСЧАНИКА

Ирдан и его новообретенный советник Зар продолжали налаживать контакты. А попросту – напивались. На сердце у песчаника было пакостно и пусто, а человек, который понимает твое состояние и может воспринимать твои мысли, слышать их и при этом не кривиться от отвращения, дорогого стоит. Ирдан оценил его по достоинству.

Зар, приняв песчаника, тоже открылся. Поведал о своей жизни в другом мире, где служил на государство – таких одаренных людей, как он, вербовали еще с младенчества. Благодаря такой закалке у Зара был иммунитет к сволочам разной степени морального разложения. На фоне многих песчаник был еще ничего.

Сейчас они, напиваясь, жаловались друг другу на жизнь – чуть ли не впервые за всю их богатую биографию.

– И как ты справляешься? – заплетающимся уже языком спросил Ирдан.

Зар усмехнулся.

– Ты книги же читал? Так и я – читаешь людей как книги и забываешь, о чем читал пять минут назад. Поверь мне, достойных книг очень и очень мало, а уж те, что цепляют, и вовсе единичные экземпляры. С людьми так же.

Ирдан покивал.

Зар вздохнул, теребя край белого хитона, в который его настоятельно обрядили слуги.

– Кстати, эти белые тряпки носить обязательно?

– Обязательно. Это статусная одежда. Она показывает, кто раб, а кто нет. Белое с золотом носит правящая семья и те, кто занимает при дворе высокое положение. Белое с серебром, как у нас – высокие роды. А рабы носят черное или серое. И левый рукав на одежде им запрещено иметь. Надо, чтобы было видно рабское клеймо.

Зар скривился.

– Рабство, значит… Клеймите людей, как коров. Молодцы…

Ирдан пожал плечами.

– Так всегда было. Не мне менять сложившийся порядок.

– У тебя их много?

Ирдан напрягся, услышав особые нотки в голосе своего собутыльника и товарища.

– Пара десятков в доме, пара сотен в садах, да и новых привезут или уже привезли. Дом запустили, надо больше рук… – небрежно сказал он, наблюдая за реакцией Зара. Но тот уже принял обычное свое выражение лица. «Морда кирпичом», как сказала бы иномирянка.

Разговор ушел в другое русло, и уже поздним вечером порядком налакавшиеся новообретенные товарищи разошлись. Зар, немножко пошатываясь, решил спуститься на кухню – посмотреть на рабов, почитать их. Его крепко задело то, что рабство тут процветало. В его родном мире это явление было выжжено огнем и кровью, и это «выжигание» происходило на его глазах. Он прекрасно знал, чем чревата такая политическая система и чем за бесплатную рабочую силу приходится платить государству.

Он скользил по прохладным коридорам дворца, пытаясь уловить нужные мысли. Хмель мешал, но не критично. Наконец мимо него, опустив глаза в пол, прошмыгнула молодая девчонка в серой хламиде без рукавов. Мысли… Их просто не было. Девчонка было пуста, как кувшин вина, который Зар с Ирданом распили в числе последних. Усталость, отдаленная глухая тоска… Эти эмоции больно мазнули по Зару. Таких он помнил, и это было страшно. Личности и желаний почти не оставалось – все это глушилось непрерывным и монотонным трудом.

Именно таких людей и срывает в первую очередь.

Зар решил спуститься на нижние, полуподвальные этажи дворца. Тут горел свет, вовсю кипела жизнь – люди готовились к следующему дню. Один, два… пять, восемь… Восемь рабов – молодых мужчин и женщин. Среди них и люди в белых одеждах – видимо, слуги на жаловании, не рабы. Зар, встав так, чтобы его не заметили, следил, смотрел, читал и все больше хмурился. Рабы были… рабами. В самом плохом смысле этого слова. Все они до единого мучительно хотели спать – их мысли были тяжелыми, неповоротливыми. «Да… Сделать… Вытереть, сварить, убрать… Потом спать! Только бы спать!» – думали они. Думали одинаково.

Зар тяжело вздохнул. Ну что ж. Такое он уже видел и в своем мире. Люди живут искусственным циклом, как некоторые комнатные растения – им не дают вдоволь спать, скорее всего, не больше четырех часов в сутки. Им не дают вдоволь еды – все на грани. Они работают уже по привычке, потому что у них нет сил и возможности остановиться и задуматься о том, кто они и что они тут делают. Наверное, и травками их еще поят.

В голове Ирдана Зар почерпнул много полезной информации. Медицина тут строилась на травах, которые могли как вылечить, так и убить. Что мешает опаивать рабов? Да ничего. Главное, чтобы работали как положено.

Зар вышел на улицу – подышать. Он теперь, кажется, понял, в чем его предназначение. Искоренить рабство – чем не смысл жизни?

Белая стена дома Ирдана была отчетливо прохладной. Зар прислонился, ощущая полуголой спиной (чертовы неудобные тряпки!) гладкость камня. Поднял глаза к небу. Россыпь незнакомых звезд мерцала высоко-высоко в чернильно-синем небе. Красиво… Залюбовавшись, Зар едва не упал со ступеней, внезапно ощутив сильнейшую эмоцию. Она прошила мозг, вызвала дрожь. Волоски на руках встали дыбом. Что это? Откуда?! Зов о помощи, ненависть, столько сумбура… Явно женщина!

Зар поспешил на зов, который с каждым шагом становился все отчетливее. Женщина… Ругалась. Да так, что Зар сорвался на бег.

В небольшой пристройке рядом с конюшней было сутолочно. Зар растолкал зевак локтями.

Пожилая женщина, рыдая, рвалась из рук держащих ее мужиков. Видимо, им неслабо досталось – синяки и царапины были явно свежими. И мужики в белых тряпках были очень злы.

– Давай ее! Быстро! Держу! У, погань какая, – прошипел один их них, надежно фиксируя запястье женщины. В две секунды из раскаленной жаровни был вытащен прут с клеймом на конце.

– Не надо! Отпустите! – заорал Зар, рванувшись к женщине.

Но опоздал на секунду. Слуга, которому попало от бабки в глаз, мстительно хмыкнул, опуская раскаленный металл на запястье. Запахло паленой кожей. Женщина, рванувшись, закричала, а потом, лелея больную руку, заплакала, опустившись на пол.

– Чтоб вас всех черти в жопу этой штукой тыкали! Чтоб вам клизму ставили из ваших ср..ных трав! Чтоб вы сдохли все, упыри вонючие! – сквозь всхлипы бормотала женщина, наблюдая за тем, как на ее руку льют травяной лекарственный отвар.

– Отойдите! Прочь! – крикнул Зар, бросаясь к женщине, опускаясь перед ней на колени.

– Знали бы вы, как ваш чертов мир меня зае..! – пробормотала она, поднимая на него полные слез глаза. Голубые прозрачные глаза.

А мысли… О-о-о! Зар даже замер, пораженный. Кто бы она ни была, к этому миру она явно не принадлежала. Иномирянка, как и он! Старуха, пожилая… да куда уж там! Совсем молодая девчонка! Спутанные мысли, ее эмоции, голос…

– Сколько тебе лет? – растерянно спросил Зар.

– Пошел на …, – ответила она.

Цифра вспыхнула в ее голове помимо ее воли, и Зар беззастенчиво ее считал.

Двадцать восемь! Ей всего двадцать восемь лет.

– Идем со мной. Я знаю, кто ты. Евгения, актриса из другого мира. Идем, ну? Я не обижу, – шепнул он ей тихонько, уверенно хватая ее под здоровую руку. – Мазь лечебную наложат, и идем.

Умная девушка. Кивнула. Скривилась от боли, когда на место ожога положили целый пласт прохладной зеленоватой мази. Надо сказать, положили аккуратно – слуги притихли, молча выполняя свою работу. Даже те, кому досталось от иномирянки по лицу, не выступали. Белая с серебром одежда Зара говорила о его новом статусе яснее всего остального.

Уже на выходе девушка повернулась и показала всем, кто остался внутри, странный жест – поднятый вверх средний палец.

Прочитав в ее мыслях, что он обозначает, Зар хмыкнул. Однако… Какая же смелая девушка!

***

Твари! Сволочи! Гады!

Когда я поняла, что меня хотят клеймить, решила, что без боя не дамся. Сначала я пыталась их заболтать, потом решила рассказать правду про свое происхождение, после козырнула Ирданом Верденом, сообщив, что он им за меня бошки поотрывает. Но, видимо, никакого Ирдана Вердена тут не знали. Мужики хихикали над моими жалостливыми потугами, но были железно настроены попортить мне шкурку. Дело пахло керосином. Когда меня ласково попросили протянуть ручку и не дергаться, я перестала притворяться немощной бабкой и от всей души зарядила мужику, который крутил железную палочку в огне, с ноги по лицу. Такой прыти от меня точно не ожидали, и поэтому я успела нанести своим палачам небольшие, но обидные повреждения.

Я орала, визжала, молила о пощаде и о помощи, тут же сбиваясь на проклятия, но чертову блямбу мне все равно поставили. Боль выбила из груди все слова и ощущения.

Я почти ничего не соображала от боли, когда мужчина в белых тряпках опустился передо мной на колени и шепнул кое-что, от чего я мгновенно успокоилась. Он знает, кто я? Откуда? Кто он такой?

Он был очень необычен. Темные волосы заплетены в косу. Глаза, чуть раскосые, смотрели с сочувствием и любопытством. Это были не янтарные глаза песчаников – обычные человеческие глаза. А его руки и плечи, которые не были прикрыты белой тканью, были покрыты замысловатыми татуировками. Интересно…

Я со стоном поднялась и поплелась за ним, не забыв показать средний палец примолкнувшим сволочам, которые оставили на моей руке украшение на память.

Человек в белом хмыкнул, словно бы понял, что этот жест означает. Интересно…

Мы шли быстро. Зашли в дом, свернули в темный закуток. Человек остановился напротив небольшой двери, прислушался.

– Никого. Давай войдем, поговорим.

Я настороженно кивнула, входя за ним в небольшую комнатку – по всей видимости, в служицкую.

Он уселся на стул, стоящий у стены. Кивнул мне на небольшую кушетку посреди комнаты.

– Здесь меня зовут Зар, – начал он.

– Ага, приятно познакомиться. Мое имя ты и так знаешь. Откуда?

– Прочитал в твоих мыслях, – спокойненько сказал он, изучая меня взглядом.

Абзац! Приехали!

– Не пугайся, прошу. Я такой же, как и ты. Из другого мира.

– Ух ты, – пробормотала я, ничуть не шокированная таким откровением. Сладко зевнула.

– Только оказался я тут много лет назад, провел в клетке почти все время. Недавно меня выпустили, и я оказался в песках. Я…

Он что-то продолжал говорить, а я молчала. От усталости и только перенесенного стресса соображать получалось плохо. Да еще и мазь на раненом запястье пахла очень знакомо – сонными травами. На меня напало оцепенение. Глаза слипались. Руку дергало от боли, но и она ощущалась как-то приглушенно. Даже удивление и испуг притухли. Голос человека жужжал в голове, как надоедливая муха – я даже не пыталась к нему прислушаться.

– Ты устала.

Голос Зара донесся до меня как будто из-под толщи воды. Зевнув пару раз и тщетно борясь со сном, я все же сдалась. Только ощутила, как мое тело падает на кушетку. Уже уплывая в сон, я, по заветам незабвенной Скарлетт О’Хары, решила, что подумаю обо всем завтра.

***

Зар рассматривал заснувшую девушку. Она уютно свернулась калачиком на узкой кушетке. Выглядит она, конечно… Жуткая одежда, смазанные маслом и зализанные светлые волосы, коричневая кожа, испещрённая морщинами… Но вместе с тем – высокая, с аккуратной фигуркой, длинные изящные ножки, белая нежная кожа на груди, куда не дотянулся жуткий загар.

Интересная.

Зар коснулся ее лица. Положил руки на ее лоб и скривился, приготовившись читать ее. Читать людей во сне очень просто, но вместе с тем и очень неприятно. Это как нырять с большой высоты в мешок, наполненный цветными картинками – иногда страшными, иногда смешными или откровенно мерзкими. Задача чтеца в этот миг – собрать сложнейшую мозаику из этих картинок, сложить в единую цепь повествования, выкинув все ненужное: налипший надоедливый мотивчик, сонный бред, выдуманные образы… Но хуже было другое – эмоциональные оттенки, ощущения в сознании спящего человека намного острее, сильнее, и они в полной мере передаются смотрящему. Чтец ощущает все: удовольствие от убийства или насилия, ненависть, обиды, стыд. Отрешиться от этого сложно, поэтому для чтения спящего человека требовалось огромное напряжение воли и ума – чтение длилось не более минуты.

Но в разум иномирянки Зар скользнул легко. Яркая, цельная, ни мерзостей, ни серьезных прегрешений. Лица, образы смешались и тут же расступились, повинуясь желанию чтеца.

Спустя несколько мгновений Зар убрал ладони с лица девушки, тихонько выругался сквозь зубы. Проклятое рабство! Столько проблем из-за него!

Вышел из комнаты и отдал пару распоряжений, пользуясь своим новым положением советника. До утра девушку не побеспокоят – не должны.

И отправился спать. Нужно хорошенько все обдумать и решить, как лучше поступить. Да и сил ушло немало.

***

Утром Зар отловил Ирдана у конюшен. Тот оглаживал свою лошадь, тихо что-то ей говорил, кормил крепко посоленным хлебом.

Зар встал рядом и сразу же, не дождавшись, пока Ирдан его поприветствует, спросил.

– Если бы твердо знал, что она жива, что бы ты сделал?

Ирдан едва заметно вздрогнул, но тут же совладал с собой. Задумчиво погладил послушную лошадь по гибкой белой шее.

– Я бы поехал за ней и нашел.

– А потом?

– Забрал бы в свой дом. Сделал бы женой.

Зар замолчал, прикидывая, что делать и что говорить.

– То есть, независимо от того, хочет она того или нет?

– А тебе какое дело? Ее нет! Так чего об этом говорить? – спросил Ирдан, начиная раздражаться. Повернулся и заметил пристальный взгляд Зара, беззастенчиво гуляющий по его лбу. Резким, быстрым движением метнулся ближе. Заиграли на кончиках пальцев тонкие веревки, опутав шею Зара и затягиваясь на ней. Взбешенные змеиные глаза с вытянутым зрачком с яростью смотрели в мудрые, спокойные глаза иномирянина.

– Не с-смей так больше делать со мной и спрашивать о ней! Иначе – умреш-ш-шь.

Зар кивнул, морщась от боли. Веревки ослабли.

Ирдан, оттолкнув его плечом, направился прочь из конюшен.

А Зар, отдышавшись, задумался об иномирянке.

Ее надо вызволить, помочь ей. Сделать так, чтобы их бог смог вернуть и ее, и его домой. Чтобы он смог закрыть проклятую дыру между мирами. А ведь его, настоящего бога, скорее всего, тоже продали в рабство. И, судя по воспоминаниям девушки, долго он там без чужих археев не протянет…

Говорить ли обо всем Ирдану? Не сделает ли он хуже?

Зар сомневался. Но немного времени у него есть. Пока же стоит походить по дворцу Ирдана, почитать людей, посмотреть, чем живут, чем дышат. Приобщиться к особенностям, к привычкам, менталитету, понять их и только после этого делать какие-то выводы и принимать решения.

***

Шарка служил в доме князя Заакаша уже тридцать семь лет. В общем, сколько себя помнил, столько и служил – сначала принеси-подай, потом долгие годы учебы... Он многое успел освоить за свою жизнь: строил дома, понимал грамоту, выучился кузнечному делу, но лучше всего он знал людей. Поэтому дорос до высокой должности. Именно он отвечал за рабов хозяина. Следил за их работой, жилищами, питанием, здоровьем… В его обязанности вменялось все, что касалось рабов и, надо сказать, получалось у него отменно.

Ни одной накладки за весь срок его службы. Все было понятно и размеренно. Как заставить работать, как приучить, как выжать из рабов все соки, дать отдохнуть и снова пускать в расход. Некоторых рабов он перепродавал, если видел, что с ними не сладить. Но, к его чести следует сказать, никогда не бил. Их наказывали по-другому.

Он сам, своей рукой, ставил клейма, а потом уже, выждав несколько часов или дней – в зависимости от обстоятельств – с каждым общался лично. Лояльных, смирившихся или просто спокойных оставлял во дворце, но было таких немного. Люди, всю жизнь прожившие свободными, дорого ценили свою эту свободу. Как будто им было, что ценить.

Шарка их презирал. Для него, выросшего в песках, высокомерное и презрительное отношение к рабам впитывалось с молоком матери. Презирал, как коров с глупыми глазами или цепных псов, которые поднимают лай от пролетевшей в небе птицы. Но Шакра твердо знал, что о рабах, как о коровах или псах, надо заботиться. Толку от мертвого раба не будет никакого, а любого человека всегда можно использовать себе во благо.

Шакра не любил задерживать процедуру клеймения. Без нее по закону человек считался свободным, а после – все. Выбраться из песков законными способами раб не мог, да и сбежать было крайне проблематично. Через границу не пробраться – посты и охрана повсюду. Можно попробовать бежать через пустыни, дикие места, которых уже немного осталось, но человеческое тело не выдерживает ни солнца, ни яда песчаных сколопендр, которые нападают на любого, кто хотя бы кончиком пальца зайдет на их территорию. Это новым рабам объясняли сразу.

Бывали случаи, когда рабы добывали белые одежды, скрывали клейма и пытались пробраться через границы законно, притворяясь жителями песков, но сейчас и это стало невозможным. Каждый должен знать свое место, поэтому всех рабов опаивали. Понемногу, не очень часто, но крайне результативно. Травам, вызывающим тупое равнодушие и полное эмоциональное отчуждение, нашли применение.

Сейчас Шакра был раздражен вчерашней выходкой странной старухи. Она явно была не в себе. Конечно, рабы часто сопротивлялись процедуре клеймения, особенно когда понимали, что сейчас произойдет. Но от бабки в жуткой одежде никто не ожидал такой прыти.

Шакра потер скулу, на которой наливался дурным синим цветом фингал. Не-е-ет, этого так просто он не оставит. Пусть и старая, но до конца своих дней она будет жалеть о своем поступке. Он прекрасно знает, как это сделать.

Правда, этот новенький друг хозяина, которого представили как советника князя Заакаша, увел никчемную старуху куда-то и не дал как следует ее поучить. Но только князь обладал правом миловать – никак не этот выскочка. Поэтому на его просьбы и слова Шакра плевать хотел.

Бабка была помещена в комнату старших слуг и, видимо, там отсыпалась. Ее не было велено трогать и вообще подходить – только напоить и накормить, как проснется. Ага, сейчас. И накормим, и напоим. И чего этот советничек так вокруг нее прыгает? Может, родственница? Шакра призадумался. Может, лучше выждать? С другой стороны, она – уже рабыня, и именно он за нее отвечает. Так что перед князем он будет прав.

Шакра хмыкнул. Приказал подать отвар и черствый хлеб для бабки и сам отправился к ней. Надо показать мерзкой старухе, что шуток больше не будет. Да и в целом очень приятно видеть страх и осознание своего нового положения в чужих глазах.

***

Я проснулась уже давно и теперь просто валялась, думая о вчерашнем. Внимательно оглядела руку – небольшой ожог совсем не болел, но шрам в виде двух извивающихся змей был виден очень четко. Это теперь навсегда… Актеру нужно иметь чистую кожу, особенно на видных местах. В театре с этим строго. Да и само «украшение» мне не нравилось. Я осторожно прикоснулась к вспухшей кожей и тяжко вздохнула. Нет, ну как меня угораздило? Этот Зар что, не мог пораньше прийти?

Дверь скрипнула. В мою комнату ворвался сухой горячий воздух. В потоке света появился человек. Зар?

– Ну что, старая грымза, выспалась? – ласково прошипел незваный гость. Нет, это точно не Зар…

Он двинулся ко мне, держа в руках кувшин и хлеб, по всей видимости, хорошенько отлежавшийся в пыльной кладовке и ставший сухарем.

Я внимательно разглядывала вошедшего. Это именно он вчера с видимым удовольствием оставил на моей руке «подарочек». С-скотина!

Здоровый мужик, явно не меньше оборотня. Морда такая… паскудная. Видно, что человек крайне гибкой морали. Или вовсе с отсутствием оной.

Под его глазом блямбой мерцал синяк. Это я постаралась? Точно, я. Потому что он меня явно не хвалить пришел.

– Что, сука старая, пора бы тебе и…

– Молодой человек, – высокомерно перебила я сварливым голоском, – вы осознаете, что врываетесь в комнату к одинокой незамужней женщине и можете меня скомпрометировать?

Мужик озадаченно моргнул.

– Вот если бы я была в неглиже? Или справляла естественные потребности? Вам бы, увидев такое, пришлось бы задуматься о моей репутации и срочно жениться, а я вам по возрасту не подхожу. Этот брак был бы мезальянсом. Даже собачки и лошадки выбирают себе партнёра по возрасту. Вы понимаете меня, молодой человек?

– Ты… Что ты несешь? Ты скорбна умом? – выдохнул он, роняя с гулким стуком хлеб. Хм, может сойти за оружие в ближнем бою.

– Отнюдь, прекрасный юноша. Я не смогу дать вам детей – мое лоно уже не готово к вынашиванию потомства.

– Какое лоно?! – взревел он, отступая к двери. Этого-то мне и надо. Но я прокололась – слишком рано облегченно выдохнула.

– Издеваешься, дрянь?

Мужик остановился, оглядев меня со злым прищуром.

Ну что ж… Тогда тяжелая артиллерия. Не хотелось бы, конечно. Очень надеюсь, этот дядя не геронтофил.

– Ну что ж… Если вы так серьезно настроены, то мы можем попробовать, – с сомнением сказала я и интимно расстегнула первую пуговку на своей пропотевшей грязной рубашке. Шея у меня тоже покрыта въевшимся ореховым настоем, так что палева быть не должно. С тихим кряхтением повернула пояс юбки и ослабила его, заодно приподнимая подол и демонстрируя кошмарного вида сморщенные гольфы. Игривым движением взлохматила намасленные пакли, мысленно скривившись – полцарства за душ! Я даже на лужу согласна!

Вытянула губы уточкой.

– Ну, иди сюда… Молодой же, чресла должны быть плодовитые. Поди и выйдет чего. Умные детки будут в меня, а сильные – в тебя, – сказала я с придыханием и двинулась к нему,

Он смылся, не успела я моргнуть и глазом. Хлопнула со всего маху дверь.

Из моей груди вырвался дурной смешок. М-да, пока я у себя есть, смогу еще побороться. И очень надеюсь, что мой вчерашний спаситель придет раньше, чем за мной явятся, чтобы утащить меня в сумасшедший дом.

Дверь скрипнула еще раз – сквозняк? Меня не заперли?

Я прислонилась к приоткрытой створке, осторожно выглянула, по всей видимости, во двор. Никого… А что, если… Или остаться тут? Или спрятаться?

Решение пришло мгновенно.

Я вынырнула наружу, скользнула за стену, а потом рванула к плетеному забору.

***

Шакра был ошеломлен. Бабка явно не в себе – что-то с ней неладно. Нет, ну надо же было купить такую… Ненормальную! Только деньги переводить! Этого Шакра очень не любил.

Поэтому поспешил к дворцовому лекарю и кликнул пару людей – мало ли, вдруг взбесится. Только вот дверь в комнату слуги, где он оставил сумасшедшую старуху, оказалась открытой нараспашку. Бабки нигде не было. Шакра взвыл и схватился за голову. Кто знает, что у этой полоумной в голове? Надо бы поскорее ее найти. Шакра быстро раздавал команды. На заднем дворе дома князя поднялся переполох.

***

Ирдан Верден, то есть, князь Заакаш, выглянул в окно. Все бегают, суетятся… Случилось ли чего?

Он спустился вниз. Как полноправный хозяин, он должен участвовать в жизни своих людей, да и за дела пора бы браться. За время его отсутствия многое поменялось. Пора включаться.

– Что случилось? – спросил он своего верного слуги Шакры, который как раз пробегал мимо, но остановился, чтобы склониться перед своим хозяином.

– Князь Заакаш… Сбежала рабыня, – ответил он, покаянно опустив голову. Его вина, он недосмотрел. Правда, распространяться о том, что она сумасшедшая, не посчитал нужным. За такое можно и плетей отхватить.

– Молода ли?

– Старая… и откуда прыти столько взялось? – посетовал Шакра.

– Это твоя работа. Не припомню, чтобы от тебя сбегали, – нахмурился князь.

Шакра едва не застонал. Вот так и рушится многолетняя репутация. Теперь с него глаз не спустят. Ну ничего, попомнит эта бабка! Еще о смерти просить будет, в ногах валяясь.

– Нашли! Нашли! – послышалось с заднего двора.

Шакра выдохнул. Другого он, конечно, не ожидал. Тут деться особо некуда.

– Всыпьте ей плетей, сколько вынесет, и оставьте на день без воды, – распорядился Ирдан Верден, теряя интерес к происходящему.

– Не надо плетей, – тихо сказал за спиной Ирдана Вердена Зар, который тоже прибежал на шум.

Ирдан зло сощурил глаза. Никто не имеет воли и права спорить с хозяином, даже советник, даже такой полезный. Особенно когда дело касается рабов.

– На два дня без воды, как всыпете плетей.

Развернулся, собираясь уходить, но Зар, тяжело вздохнув, положил руку на его плечо.

– Ты будешь очень жалеть о своем решении. Очень сильно, уж поверь.

– ?

– Посмотри на сбежавшую рабыню внимательно. Мой тебе совет. И поверь, лучше бы ему последовать.

Сказать, что Ирдан удивился, значит не сказать ничего. Что ему за дело – смотреть на старую рабыню? Он уже почти было послал Зара известной дорожкой, но что-то в его взгляде заставило Ирдана промолчать. Более того, послушаться.

Ее выводили под руки, явно оглушенную. Опущенная голова, коричневая, мерзкого цвета кожа, засаленные, неопределенного цвета волосы. Пропыленная страшная одежда в пятнах от пота и грязи.

– Ты шутишь? – сквозь зубы спросил он у Зара.

– Я же говорю – смотри внимательнее.

Игор недоверчиво присмотрелся, и в этот момент старуха, застонав, подняла голову. Нет-нет-нет. Этого быть не может. Не. Может. Этого. Быть.

На Ирдана Вердена, князя песчаных земель, смотрели голубые, такие прозрачные, такие любимые глаза.

Он рванулся вперед, к ней, жадно всматриваясь в ее лицо и узнавая, узнавая, Акатош побери! Линия скул, мимика… Взгляд, ничего не соображающий сейчас, но такой знакомый. Голубых. Ее. Глаз.

Ирдан подхватил ее руки, от чего опешил весь двор. Те двое, что оглушили и несли ее, встали, как истуканы, и круглыми от удивления глазами смотрели, как их хозяин и господин нежно, бережно прижимает к себе грязную оборванную старуху. Как касается ее лица и смотрит, смотрит…

Она оживилась на мгновение, в ее глазах мелькнуло узнавание.

– Опять ты, змеюка подколодная, – прошептала она и обмякла, теряя сознание. На ее безжизненно повисшей руке Ирдан с ужасом увидел рабское клеймо.

– Живо! Лекарей, мази, травы – все, что тут есть! Воды, еды… Бегом! В мои покои! – заорал он, удобнее подхватывая свою драгоценную ношу. Народ засуетился. Приказ есть – надо выполнять. А что до странностей… Мало ли, кто попадает на рабское клеймо? Может, она графиня какая или еще чего? Это дело хозяйское.

Зар поплелся следом, коря себя на все лады. Не углядел, не подумал… Он до сих пор считал, что говорить о ней Ирдану было не очень хорошей идеей. Надо было по-другому. Но что уж теперь.

***

Ирдан ощущал бешеную, сумасшедшую радость. Он держал ее в руках, живую, и где? У себя дома! Он уже начал смиряться с тем, что она умерла, что ее больше нет, и ее появление стало для него потрясением. Вряд ли когда-либо змеиная душа Вердена испытывала подобное. Теперь он понимал своих сумасшедших сородичей, которые, найдя свою эфу, ревностно защищали ее и не позволяли даже коснуться. Он теперь и сам такой.

Змеи так любят лишь раз.

Он был не в силах отойти от нее, уйти прочь, когда ее раздевали, осматривали, купали, лечили… Она дремала, погруженная в лекарственный сон, и едва реагировала на то, что происходило вокруг. Ирдан этим пользовался. Он жадно смотрел, как после притирок с ее кожи улетучивается коричневый жуткий цвет, как сохнут, становясь легкими и мягкими, пряди волос. Смотрел на ее нежную кожу запястья, где отвратительным шрамом красовалось клеймо. Змеиное сердце кольнуло острое сожаление.

Он сам принес ее на руках в свои покои, сам уложил в свою постель. Смотрел, не отрывая песочных глаз с тоненьким узким зрачком, как она во сне стягивает с себя тонкую ткань покрывала, как бессознательно кладет под щеку ладонь, как подтягивает колени к груди, сворачиваясь клубочком. По темной ткани подушек разметались короткие светлые волосы, и эта картина вызвала в душе змея такую бурю чувств, эмоций и ощущений, доселе не виданных, что он просто не смог с собой совладать. Шагнул к ней, осторожно ложась рядом, прижался к этим прядям лицом. Его пальцы скользнули по нежной коже ее щеки, по шее, ключице. Он осторожно, почти невесомо коснулся губами затылка. Как же хорошо! Как же хорошо, что ты жива!