Глава 6

— Джоана! Девочка моя! Господи! — голос Саманты дрогнул и глаза стали мокрыми, — ты, ты даже… я думала…господи! — все остальное потонуло в потоке ее слез. Доана вылезла из-за места водителя и пересела к подругам, и, приподняв полуобморочную Кэт, помогла занять ей вертикальное положение, а затем заставила сделать несколько глотков из фляжки, от чего та закашлялась. Затем Джоана напоила Саманту. Какое-то время стояла тишина, нарушаемая звуками разрастающейся в городе паники. Но потом их спасительница, оглядев своих подруг, и, заметив на холщовых балахонах пятна крови решительно сказала:

— Вам нужно срочно обработать раны и привести себя в порядок. Здесь неподалеку есть гостиница, неплохая. Там даже горячая вода есть.

— Но у нас нет денег! — возразила Саманта.

— Деньги есть у меня!

— Но…, - начала снова возражать Саманта.

— Никаких но! Для чего еще тогда нужны подруги! — и давая понять, что разговор окончен — пересела на водительское место. Заурчал шестицилиндровый карбюраторный рядный двигатель "Моррис коммершиал" с рабочим объемом 3485 см3, и бронеавтомобиль помчался по улицам Манчестера.

Они остановились минут через пять на улице Короля Ежи Тертьего. Саманта, с некоторым удивлением уставилась на табличку с названием улицы, так как обладала неплохим знанием истории, и никак не могла вспомнить вышеназванного короля. Заметив ее взгляд, Кэт пояснила, что улица названа в честь польского короля, который сформулировал и впервые применил на практике основные принципы современной демократии — абсолютную элекцию, выборность и контроль государства над проституцией. Гостиница называлась "Вайт Шэнтэрск" и владельцем ее был русский эмигрант Айвэн Рудакофф. Выглядела она несколько чужеродно среди окружающих зданий на улице — трехэтажное каменное здание было обшито резными деревянными панелями, а за стеклами окон справа и слева от двустворчатой входной двери, размещались чучела огромных коричневых медведей поднятых во весь рост. Разумеется, что перед выходом из бронеавтомобиля, Джоана заставила их одеть брезентовые плащи с капюшоном, поскольку разгуливать по городу в идиотских балахонах, означало привлекать к себе излишнее внимание.

Окровенно-раздевающий взгляд, которым их встретил мужской персонал гостиницы, душкам очень не понравился, равно как и плоские комплименты и туманные намеки хозяина гостиницы о почему-то большой и чистой любви (можно подумать, что любовь бывает маленькая и грязная) сказанные с ужасающим, очевидно русским акцентом. Намек, сделанный Джоаной, поправившей висящую на плече винтовку "Ли Мэтфорд" он понял сразу, и тут же сменил тему, предложив таким замечательным леди водку за счет его заведения. Кэт, подумав, кивнула в знак согласия.

Джоана сняла для них номер на втором этаже, путь на который лежал по каменной лестнице, изготовленной из сиенита, с высотой подступенка четыре дюйма, шириной проступи в тринадцать дюймов и шириной ступени в восемь футов. Лестничные марши крепились на косоурах, кованных из полосового железа сечением три дюйма на дюйм. Лестница была оснащена стандартными перилами высотой три фута, оснащенными поручнями из ясеня. Лестница, как и полагалось для всех британских гостиниц данного класса, была покрыта венецианским ковром машинной вязки, изготовленным на крученой камвольной основе. Коридоры второго этажа были застланы киндминстерскими коврами, с какими-то аляповатыми узорами, выполненными, несомненно с помощью машины Жаккарда.

Дверь в гостиничный номер была стандартной филенчатой конструкции размером сто двадцать на тридцать пять дюймов. Изготовлена она была из сосны с влажностью 12%. Обвязка дверного полотна и два средника были выполнена из досок трехдюймовой толщины. Филенки были соответственно изготовлены из досок полуторадюймовой толщины. Дверная ручка была изготовлена из художественной бронзы с повышенным содержанием цинка.

Обстановка в гостиничном номере отдавала какой-то казенностью и дешевизной, хотя отдельные попытки ее прикрыть, в виде например, шотландского ковра лежащего на полу, владелец гостиницы предпринимал. Первой в душ устремилась Кэт. Душевая была выложена кирпично-грязного цвета метлахской плиткой размером шесть на шесть дюймов, краны смесителя, что традиционно — подтекали. Однако, несмотря на убогость душевой, в здании была горячая вода, и Кэт с наслаждением подставила свое гибкое и стройное тело под обжигающе-горячие струи. Эшвегерского мыла "Леди Гамильтон" с легким ароматом какао, в гостинице не было, поэтому пришлось довольствоваться, традиционным для британских гостиниц среднего класса пилированным мылом "Ла-Манш"№18 с ароматом вереска. Помня о подругах, она не стала затягивать с процедурой омовения, и приняла душ очень быстро, после чего, замотавшись в купальную махровую простынь из льняной ткани, вышла гостиную номера.

Следующей собиралась принять душ Джоана, но ее поход был прерван стуком в дверь номера. Открыв стандартную сосновую филенчатой конструкции дверь, Саманта пропустила внутрь номера горничную, длинноногую пышногрудую блондинку, которая принесла поднос, на котором стоял запотевший графин из обычного прозрачного стекла, вместимостью в одну пинту и четыре стеклянных стакана вместимостью в одну восьмую пинты. В графине была водка. Саманта сразу поняла, что у горничной очень чувственная грудь, и дождавшись, пока та поставит поднос на стол, обняла девушку за талию левой рукой, и прижав ее тело к своему, залезла правой рукой за вырез ее блузки, и достав одно из полушарий начала нежно массировать. Тело горничной тут же отозвалось на ласки Саманты, и она учащенно задышала, прикрыв пышными ресницами свои голубые глаза, и очень чувственно-зовуще приоткрыв свои губы, в которые тут же впилась поцелуем Кэт. Джоана присев рядом с ними на корточки, подняла вверх юбку девушки, обнажив ее стройные белые бедра, и приспустив ее кружевные розовые трусики из фуляра, впилась поцелуем в ее интимное место. Взрыв страсти у девушки, впервые встретившейся с такой лаской, произошел буквально через пару минут, после чего ее обессиленное тело обвисло на руках у подруг. Чтобы как-то привести ее в чувство, подруги решили налить ей водки. Выпив все вместе, вчетвером они поняли, что решение было правильным — глаза горничной стали более осмысленными. Придя в себя, она застыдилась своего полураздетого вида и попыталась привести себя в порядок, но ей не дали этого сделать, намекнув на продолжение и второй тост.

Саманту очень заинтересовал фасон фуляровых трусиков надетых на Ксэнни Догг Патронн — так, как выяснилось, звали горничную, и она поинтересовалась, где в городе можно приобрести такое же белье. Ксэнни сообщила, что в двух кварталах отсюда есть магазин-ателье элитного женского белья, который принадлежит известной в Манчестере модельеру Хэллен Хэнгг, незаконно рожденной дочери Сессила Родса. Саманта почувствовала, что на ее глаза наворачиваются слезы — денег у них с собой не было, просить Джоану одолжить она считала стыдным — девочка и так на них потратилась — а значит возможность пополнить свой гардероб и обрадовать подруг экзотическими возбуждающими фасонами нижнего белья останется только мечтой. Но Ксэнни, разгоряченная лаской новых подруг и выпитой водкой, оказалась очень отзывчивой и чуткой девушкой, заметив слезы в глазах Саманты, она нежно поцеловала ее и сказала, что хочет сделать подарок своим новым подругам, и готова оплатить их покупки в данном магазине. Только, тут глаза Ксэнни погрустнели, она хотела бы уехать вместе с ними, ибо хозяина гостиницы она на дух не переваривает — в постели он очень груб, и она терпит его только из-за того, что ей некуда податься. Посовещавшись, девушки решили, что покинут гостиницу через пару часов, после того как быстро приведут себя в порядок. Они допили водку и отправили Ксэнни собирать вещи.

После ее ухода, Джоана очень быстро приняла душ, уступив место Саманте, и взялась помогать Кэт обрабатывать раны, и расспрашивая о том, что произошло во время их поездки. Кэт, рассказывая Джоане обо всем, что случилось с момента их ареста военной полицией, аккуратно расчесывала свои длинные пышные волосы костным гребнем, изготовленным из бычьего рога, путем прессовки заготовки на гидравлическом прессе под давлением 300 атмосфер, с последующей обработкой в специальных жерновах снабженных карборундовым полотном №5, и шлифовкой лощильными кругами из бязи, натертой спецсоставом из парафина, гарного масла и песка.

— Господи, но это же какая-то дикость! — воскликнула Джоана, услышав рассказ Кэт, — У нас что средневековье? — на ее юном, почти детском личике отразились изумление и возмущение.

— Причем здесь средневековье? — ответила Кэт, стоя перед зеркалом и рассматривая раны от штыков на своих бедрах и ягодицах.

— Но ведь на кострах людей сжигали в средние века! Когда не было науки, и люди пребывали в невежестве! — искренне заявила девушка.

— Дело не в наличии науки Джоана! Дело в отношении государства к своим гражданам. В том, проявляет ли государство любовь или нет. Любовь возможна, только если государство и его граждане связаны друг с другом центрами существования, а значит, каждый из них воспринимает себя из глубины своего существования. Только в таком взаимном переживании состоит человеческая реальность, только здесь жизненность, только здесь основа любви. Любовь, так переживаемая, это постоянный риск, это состояние не отдыха, а движения, роста, работы сообща наличие гармонии или конфликта, является вторичным по отношению к основному факту, что государство и его граждане чувствуют полноту своего существования, в единстве друг с другом каждый из них обретает себя, а не теряет. Есть только одно доказательство наличия любви: глубина отношений, жизненность и сила каждого из любящих: это плод, по которому узнается любовь. — Кэт протянула Джоане пузырек с йодом и вату, та поняла, и присев на корточки стала обрабатывать раны подруги.

— Но разве наше государство не заботится о нас? У нас самые свободные люди в мире! И мы живем в свободе дольше других! У нас самая старейшая демократия! — зазвучал снизу ее голосок.

— И что? Что дальше? Демократия конечно же звучит гордо и красиво, но это всего лишь красивое слово, каких много. Например, «эвтаназия» тоже звучит красиво, и гильотина — тоже что-то романтическое. Давай посмотрим на это дело объективно! Жизнь в условиях демократии ужасна. Мало того, что люди влачат нищенское существование — они не принадлежат себе. Государство контролирует их передвижения, может отобрать паспорта и удостоверения личности, запрещает выезд за рубеж и регламентирует передвижения по стране. — Кэт поморщилась от йода, который щипал раны, и повернулась вполоборота, чтобы подруге было удобнее, — Государство лишает подданных личного пространства. Например, в нашей стране неприкосновенность жилища была лишь одной из множества лицемерных деклараций, а кроме того, значительный процент населения не имел и сейчас не имеет своего жилья, проживая в доходных домах. Главное здесь — даже не недостойные условия сами по себе, а то, что человек находится под постоянным контролем — он почти никогда не бывает наедине с самим собой, гости к нему могут приходить только с разрешения владельца доходного дома, который имеет право на законных основаниях в любой момент войти в его квартиру.

Конечно, самое важное, что гражданин демократического государства не распоряжается даже собственной жизнью. В разных странах Европы, оказавшихся во власти демократических правительств, миллионы людей были арестованы и убиты по вздорным обвинениям или просто без всяких обвинений. Человек может быть убит и по каким-то понятным либо ему самому, либо репрессивному аппарату основаниям — инакомыслие, нежелательная этническая или религиозная принадлежность, неправильное социальное происхождение — и просто случайно, потому, что органы безопасности хотели продемонстрировать рвение и усердие в работе. Ты скажешь, что я преувеличиваю, и спросишь где эти арестованные миллионы, где их могилы? Так я тебе напомню, что Англия это не только остров рядом с Европой, Англия — это еще и колонии за счет которых мы здесь живем. Ты знаешь, сколько миллионов людей убили в Индии? И все потому, что они не хотели продавать свои товары по низкой цене! Потому, что если бы они торговали по тем ценам, которые их устраивали — все на этом острове умерли бы с голода за пару месяцев!

Наша демократия — это сюрреалистический мир, где тебе не принадлежит ничего. У тебя нет ни дома, ни земли, ни свободы. Тебе не принадлежит и будущее. Каким бы скромным и незаметным человеком ты ни был, этой ночью к тебе могут прийти, и жизнь твоя на этом закончится. Могут отобрать твою жизнь, а могут жизнь подруги, могут сослать, могут переселить, могут сделать с тобой, что угодно. И защиты нет. И наш с Самантой случай, тому подтверждение. — Кэт прислушалась, — Похоже, она закончила мыться в душе и сейчас к нам присоединится, — закончила она свой пространный монолог.

Джоана повернула голову на звук шагов и увидела Саманту. Она вышла из душа обнаженной и явилась во всей своей сияющей наготе. С неослабевающим вниманием ее юные голубые глаза, блестящие от возбуждения и желания, следили за тем, как капельки плохо вытертой воды, стекали по изгибам прелестного тела ее старшей подруги.

Саманта, заметив реакцию девушки, подошла к ней очень близко, и каштановый треугольник волос между ее ног оказался на уровне губ Джоаны сидящей на корточках. Она восприняла это приглашение и впилась в него губами. В результате Саманта почувствовала, как ее тело, уставшее от сегодняшних испытаний и унижений, стало наполняться желанием и готовностью к новому подьему к вершинам сладострастия. Вся ее чувственная гибкая плоть воспламенилась от ласк подруги, груди набухли до боли, не в силах побороть волны страсти она с силой прижала голову Джоаны к своему телу. Ее бедра стали инстинктивно колыхаться в ритме любви, во всем своем возвышенном бесстыдстве. А затем она вскрикнула, и бессильно обмякла, затопленная волной сладострастного наслаждения.

Постояв с минуту, она пришла в себя, и подняла сидящую на корточках подругу. Оглядев комнату, Саманта заметила стоящую у стены кушетку, изготовленную, судя по специфическому рисунку древесных колец из сибирского кедра, и обтянутую дешевым глоридом на хлопчатобумажной основе. Ее юная подруга, доставившая ей столько удовольствия, явно не заслуживала такого неудобного ложа. Стоявшая рядом Кэт уловила ее помыслы, и сняла со стоящей рядом скрипучей кровати, с панцирной сеткой, матрас вместе с одеялом, подушкой и прочими принадлежностями и перенесла все это на кушетку. Кэт была — права — постоянный скрип кровати мог вызвать нездоровый интерес гостиничной прислуги, которая знала, что номер снят только девушками.

Джоана легла на кушетку. Ее юный взгляд блуждал из стороны в сторону. Казалось, она колебалась, каким из способов вновь утратить свою уже утраченную на днях девственность. Она была юна и прелестна, как выточенная и все ее движения носили отпечаток еще девичьей неопытности и трогательной доверчивости старшим подругам… Ее лицо, полное любви, доброты и желания, казалось, было озарено внутренним теплым ласковым пламенем. Скульптурные формы ее юного, гибкого тела привлекали Саманту и Кэт неотразимой силой.

Саманта присела на край кушетки, и стала нежно поглаживать живот Джоаны. Кэт присела на другой край кушетки, и стала поглаживать грудь их юной подруги. Заметив, что дыхание Джоаны участилось, а чувственные губы призывно раскрылись, она, удовлетворенная тем, что их юная и нежная спасительница, испытывает ласку от ее прикосновений, перевела взгляд на Саманту и произнесла:

— Ты знаешь, мне кажется, что все беды нашего мира и нашей старой доброй Англии происходят от джастификационизма, считающего знанием лишь то, что доказательно обосновано, или если говорить по-другому — будто научное знание состоит из доказательно обоснованных высказываний. Они считают, что в основе знаний лежит эмпирический базис — сравнительно небольшое множество "фактуальных высказываний", выражающих "твердо установленные факты". Значения истинности таких высказываний устанавливаются опытным путем, и все они образуют эмпирический базис науки. К сожалению, наши высокие умы так и не поняли простой элементарной вещи, что в основе способа опытной проверки высказываний, которые должны составлять эмпирический базис науки, лежит как правило политический или частный (коммерческий заказ). В силу этого большинство составляющих эмпирического базиса изначально являются ложными высказываниями, и соответственно вся та логически стройная надстройка знаний, опирающихся на этот базис, также является ложной. Даже пролиферация не может изменить ситуацию, ибо все созданные ей теории все равно будут ложными изначально так как построены на неверном эмпирическом базисе.

Саманта задумалась над словами подруги. Ее рука неотвратимо спускалась по впадине и проскользнула между бедрами Джоаны, лежащей на кушетке, изготовленной, судя по специфическому рисунку древесных колец из сибирского кедра, и обтянутой дешевым глоридом на хлопчатобумажной основе, пальцы Саманты прошлись вокруг отверстия девушки и лишь потом скользнули в саму щель…

— То есть ты считаешь, что методологический критерий демаркации куда более либерален, чем догматический? — подвела итог своим размышлением Саманта, и вопросительно посмотрев на Кэт.

— Да, более либерален, он позволяет примирить фаллибизм с рациональностью, но требует разработки способа элиминирования некоторых теорий. Но элиминация интерсубъективно проверяемой теории должна быть окончательной. Но и здесь закрадывается серьезная ошибка, — ответила подруга, встряхнув пыщной копной своих прелестных волос, разметавшихся по нежно-бархатистой коже ее спины.

— Какая? — задала вопрос Саманта, тут же переведя взгляд на начавшую слегка постанывать от удовольствия Джоану. Кэт, тоже заметившая, что юную девушку все больше захватывает сладострастное наслаждение от их ласк, убрала свою руку с груди Джоаны, и увидев, что ее юные соски девичьих грудей набухли от охватившего возбуждения, нагнулась и стала ласкать их кончиком языка, от чего девушка стала стонать еще сильнее, и пытаться в ответ ласкать языком, нависшие над ней округлые полушария грудей Кэт. Понимая, что отвлекаясь ответную ласку, юная девушка может недополучить всего наслаждения, которого они с Самантой собирались ей подарить, Кэт выпрямилась, и вновь начав ласкать грудь Джоаны своей рукой, ответила на вопрос, заданный подругой:

— Такие теории никогда не могут противоречить отдельному «базисному» предложению; они могли бы противоречить только полной конъюнкции всех базисных предложений, описывающих данное сингулярное событие в пространственно-временных параметрах, и некоторого универсального предложения о несуществовании, то есть такого предложения, в котором утверждалось бы, что никакая неизвестная причина, где бы она ни располагалась во Вселенной, не имеет никакого отношения к данному событию.

— И где же здесь ошибка? — задала очередной вопрос Саманты, не понимая логики ее рассуждений, одновременно увеличивая ритм и глубину ласк, производимых погруженными в Джоану пальцами.

— Ошибка в том, что по соглашению мы выбираем не универсальные, а сингулярные высказывания, а они являются пространственно-временными высказываниями, и еще больше отражают политический или социальный заказ! Вся эта методология базируется на ошибочной сенсуалистической концепцию восприятия, согласно которой образ является непосредственным результатом одностороннего воздействия объекта на органы чувств. Между тем, решающая роль в процессах восприятия принадлежит их эфферентным звеньям. — тут же выдала в ответ подруга, и глядя на затуманенные глаза юной Джоаны, прекрасное тело, которой стало все больше изгибаться в порыве охватившего молодую девушку возбуждения, добавила, — Неплохо бы добавить юной деве огня и страсти.

— И что дает использование эфферентных звеньев в процессе восприятия? — продолжила Саманта, пытаясь одновременно контролировать интенсивность ласк лежащей на кушетке юной подруги, и пытаясь понять ход рассуждений Кэт. Первое удавалось сейчас больше, и после секундных раздумий Саманта ввела два пальца другой руки в анальное отверстие Джоаны. От чего она стала еще громче стонать и метаться на кушетке, впившись своими аккуратными ноготками в ее обивку. Ее возбуждение стало передаваться и старшим подругам. Саманта увидела, как Кэт, стало дышать более учащенно, и массировать себя свободной рукой между ног, то сдвигая, то раздвигая свои стройные бедра, и ее голос прозвучал несколько неровно и хрипловато:

— Использование эфферентных звеньев в процессе восприятия уменьшает на несколько порядков вероятность возникновения ошибки при составлении изначального эмпирического базиса науки. И только использование эфферентных звеньев в процессе восприятия позволяет производить аспектонический анализ и аспектоническую проверку фактов закладываемых нами в эмпирический базис.

— Но ведь соционика использует иррациональные методы элиминирования! Получается, что мы изначально выстраиваем фаллибистический эмпирический базис! — стоны Джоаны, и волны страсти, сотрясающие ее юное прелестное тело, в сочетании с чарующим хрипловатым ответом Кэт, позволили Саманте установить эмпатическую связь с подругой и понять ход ее рассуждений, хотя и не до конца, ибо возбуждение и страсть подруг, стала захватывать и ее саму. Что касается Кэт, то боясь, что из-за все более охватывающей ее страсти она не успеет ответить на контраргумент подруги, она, успев поймать период затишья между волнами экстаза, сделала глубокий вдох, и на одном дыхании очень быстро затараторила:

— А вот здесь ты заблуждаешься, именно аспектонический анализ позволяет рассматривать объекты и явления в отношении диалектической противоположности! Джастификационизм, как и пробализм отчуждает человека от себя, от его близких, от природы. Человек превращен в товар, свои жизненные силы он воспринимает как инвестицию, которая должна приносить ему максимальную прибыль, возможную при существующих рыночных условиях. Человеческие отношения в сущности являются отношениями отчужденных автоматов, каждый из которых основывает свою безопасность на том, чтобы держаться поближе к стаду и не отличаться от других в мысли, чувстве или действии. Хотя каждый старается быть как можно ближе к остальным, каждый остается крайне одиноким, проникнутым глубоким чувством небезопасности, тревоги и вины, которые всегда появляются там, где человеческое одиночество не может быть преодолено. Наша цивилизация предлагает много паллиативов, помогающих людям не осознавать своего одиночества: во-первых, строгий шаблон бюрократизированного, механизированного труда, который помогает людям оставаться вне осознания своих самых основных человеческих желаний, стремления к трансценденции и единству. Поскольку один этот шаблон не справляется с задачей, человек пытается преодолеть неосознанное отчаяние при помощи шаблона развлечений, пассивного потребления звуков и зрелищ, предлагаемых развлекательной индустрией, а также удовлетворения от покупки новых вещей и скорой замены их другими. Человеческое счастье сегодня состоит в том, чтобы развлекаться. Развлекаться это значит получать удовольствие от употребления и потребления товаров, зрелищ, пищи, напитков, сигарет, людей, лекций, книг, кинокартин — все потребляется, поглощается. Мир это один большой предмет нашего аппетита, большое яблоко, большая бутылка, большая грудь мы — сосунки, вечно чего-то ждущие, вечно на что-то надеющиеся — и вечно разочарованные. Наш характер приспособлен к тому, чтобы обменивать и получать, торговать и потреблять все предметы, как духовные, так и материальные, становятся предметом обмена и потребления.

Это породило ошибочную теорию о том, что любовь дитя сексуального наслаждения, и если два человека научатся сексуально удовлетворять друг друга, то они будут любить друг друга. В соответствии с общей иллюзией времени, считалось, что использование правильной техники это решение не только технических проблем индустриального производства, но также и всех человеческих проблем. Игнорировался тот факт, что истина прямо противоположна этому основополагающему предположению. Любовь не является результатом адекватного сексуального удовлетворения, сексуальное счастье — даже знание так называемой сексуальной техники — это результат любви. В основе этой теории лежит все тот же джастификационизм. Восприятие мира получается каким-то однобоким, плоским.

— Подожди, Если я правильно поняла, то и фрейдизм совершает ту же самую ошибку? — От озарения, вызванного тем, что она поняла ход философских рассуждений подруги, у Саманты стало мокро между ног, и она почувствовала, как оттуда начинает растекаться волна приятного возбуждения. Она пожалела о том, что у нее нет третьей руки, которой она могла бы ласкать себя в данный момент. Кэт, видя что Саманту начинает захлестывать жажда неудовлетворенной страсти, подняла левую ногу Саманты на кушетку, уперев пальцы ее стопы себе между ног, и начав тереться об них бутоном своей страсти, освободившейся рукой стала ласкать подругу. Увидев ее благодарный кивок, она поняла, что у Саманты теперь все в порядке, она не переставая терться о пальцы стопы Саманты, и лаская руками Саманту и Джоану, подтвердила правильность понимания Самантой хода ее рассуждений:

— Именно так! Он считает любовь иррациональным феноменом, и главным фактором, определившим содержание его теории, был все тот же социальный заказ. Потребовался пакет теорий, обосновывающих структуру капитализма. Чтобы доказать, что капитализм соответствует естественным потребностям человека, нужно было доказать, что человек был по природе своей склонен к конкуренции и полон враждебности к другим людям. В то время как экономисты «доказывали» это, говоря о ненасытной жажде экономической наживы, а дарвинисты, говоря о биологическом законе выживания наиболее приспособленных существ, Фрейд пришел к тому же результату, полагая, что мужчиной руководит безграничное желание сексуального покорения всех женщин, и только давление общества препятствует ему в осуществлении этого желания. В результате, мужчины обязательно завидуют друг другу, и эта взаимная зависть и конкуренция будет продолжаться, даже если для этого исчезнут все социальные и экономические причины. Фрейдовская концепция любви дает описание опыта патриархального сексуально озабоченного самца в условиях капитализма XIX века.

— Значит и Фрейд, и Дарвин, и другие работали на заказ? — задыхаясь от возбуждения, вызванного лаской Кэт, сбившимся голосом спросила Саманта.

— Конечно! Данные учения были созданы для того, чтобы компенсировать провокацию, осуществленную Карлом Марксом. — делая секундные перерывы из-за сотрясающих волн наслаждения ответила подруга.

— Ты хочешь сказать…, - начала Саманта, но Кэт, видимо понимая, что сейчас они все трое взорвутся в вихре симфонии страстных криков, невообразимых наслаждений, и настоящем неистовстве чувств, ее перебила, и почти выкрикнула:

— В тот период возник конфликт между молодым поколением промышленников и банкиров и старым поколением оных. Молодые хотели большего, а старое поколение не хотело уступать. Поэтому, с целью пошатнуть позиции старших, было создано учение про пролетариат, цепи, ну и все такое. В результате этой провокации молодые сумели подвинуть старых динозавров и занять их место. Но, оказавшись на вершине, обнаружили, что фитиль, зажженный ими на бочке с порохом под названием марксизм, продолжает гореть, и что бочка эта находится прямо под ними. Попытки потушить этот фитиль успехов не дали. Поэтому срочно был состряпан пакет вышеупомянутых теорий, — после чего ее глаза закатились, тело выгнулось в дугу и она застонала, сотрясаемая нахлынувшим цунами наслаждения. Ее крики смешались со стонами Джоаны, и переставшей сдерживать Саманты, страсть захлестнувшая подруг была настолько сильной, что еще четверть часа они не могли прийти в себя, и обессиленно лежали на кушетке, тесно прижавшись друг к другу. Первым нарушила молчание Джоана, и в гостиничном номере завзучал ее звонкий голосок:

— Мне кажется, я поняла! Джастификационизм привел к тому, что сингулярные высказывания, выбранные для эмпирического базиса мировосприятия, являясь частным заказом узкого круга лиц, стремящегося обезопасить и упрочить свое благополучие, породили в своем логическом развитии экзистенциальный принцип: "Каждый день как последний", аналогичный имевшему место в Древнем Риме экзистенциальному принципу "Хлеба и зрелищ!", и позволивший во главу угла поставить не человеческую любовь а погоню за прибылью, карьерой, развлечениями.

В результате наша старая добрая Англия пошла по пути Древнего Рима. Хлебом нас обеспечивали колонии, а зрелищами наша культура. А поскольку культура, в отличии от хлеба вещь сугубо иррациональная, то с течением времени возник дисбаланс между культурным и материальным потреблением, переросший затем в кризис. Вызван этот кризис был тем, что человек по своей сути дуален — в нем есть и животное и духовное начало. И если животные потребности в пище ограничены физиологией организма, то духовные ничем не ограниченны. В результате этого желание съесть больше, чем способен организм, породило людоедское течение в нашей культуре, которое бурно развивалось и с течением времени стало доминирующим. Люди в старой доброй Англии, вместо добрых рождественских сюжетов стали требовать все более кровавых зрелищ и развлечений. От традиционной охоты на лис, мы перешли к охоте в сафари или джунглей, а затем перешли к геноциду. Я права в своих рассуждениях?

Кэт приподнялась на локте и удивленно посмотрела на юную подругу:

— Ты делаешь потрясающие успехи! Как говорил наш недавний палач — у тебя дьявольский ум! Ты дьявольски умна Джоанна!

Геноцид не является принадлежностью варварских времен и племен. На протяжении XX в. массовые убийства, в которых жертвы выбирались по этническому и религиозному признаку, проходили в разных частях планеты, и как правило — в странах с сильными традициями законности и внешнего уважения к традиционно-догматической, предписанной и рекомендуемой государством формой индивидуальности. Убивали индейцев, индийцев, буров, армян, курдов, евреев, католиков…

Массовые убийства и геноцид — особый вид культурного развлечения. От других видов культурного развлечения — террора и репрессий геноцид отличается не только масштабами (массовые репрессии против политических противников могут унести не меньше жизней), но и степенью вовлеченности в акты насилия не только властной элиты и сотрудников карательных органов, но и практически всего населения данной территории. В этом его революционность, по сравнению с всякого рода публичными казнями и гладиаторскими боями. Если раньше, человек был просто зрителем, то с изобретением геноцида, он становился активным участником данного развлекательного действия. Геноцид выглядит восстанием народа, возмущенного притеснениями и обидами со стороны инонационального или инорелигиозного меньшинства. Геноцид — это преступление, характеризующееся не только огромным количеством жертв, но и еще большим числом преступников. Поэтому, хотя акты геноцида столь ужасны и бессмысленны, столь сильно противоречат нормам человеческой морали, что существует соблазн объявить массовые убийства делом больных людей, свести все к массовому помешательству, помутнению сознания, это было бы в корне неверно. Большинство тех, кто участвует в актах геноцида, психически здоровые люди.

Геноцид может быть официально объяснен экономическими или политическими причинами — столкновением интересов крупных экономических субъектов, борьбой элит, стремлением нарушить сложившееся равновесие и т. д. Демократическая власть «совращает» общество, «заражая» людей безумными и жестокими идеями. Но геноцид никогда не возникает на пустом месте. Для того, чтобы вполне нормальные добропорядочные люди вдруг стали убивать своих, говорящих на другом языке или молящихся другому Богу соседей, с которыми они до этого, пусть и без особой любви, много лет прожили вместе, недостаточно появления преступника или маньяка в президентском дворце.

Как правило, геноцид в демократическом государстве организовывается для того, чтобы отвлечь население от проблем и кризисов социально-экономического развития страны. Для этого необходимо наличие врага, который, во-первых, ответственен за неприятности и несчастья, и, во-вторых, с устранением которого станет лучше. Иначе говоря, геноцид осуществляется не как мщение, а как развлечение — вкус пролитой крови и жажда убивать- это сильнейший наркотик. Естественно, что для начала геноцида нужно сформировать чувство ненависти к народу или религии, предназначенным на роль жертвы. Эта ненависть должна быть столь сильной, что позволяет человеку нарушать даже заповедь "не убий" и продолжать считать себя вполне достойным Царства Божия. Эта ненависть долго воспитывается и развивается. Корни ее — в школьных учебниках, где рассказывается о том, какой замечательной была жизнь моих предков в прошлом, когда еще не было «их», каким могущественным и справедливым было мое государство до того, как пришли или даже напали «они», о том, какие ужасные заговоры «они» всегда строили против моей страны.

При этом люди предпочитают верить, что мир, в котором они живут, имманентно справедлив. Добро в нем вознаграждается, а зло наказывается, честный труд ведет к успеху, а жулик, в конце концов, остается ни с чем. Следствием этой веры является, в частности, жестокое отношение к жертвам различных несчастий — если человеку не повезло, значит, он сам и виноват.

Джоана сдунула налипшую прядь с вспотевшего лба, и добавила:

— А это в свою очередь порождает искажения в восприятии мира не только на когнитивном уровне, отрицая какие-то аспекты реальности или придумывая то, чего нет, но и на аффективном, меняя не столько свое восприятие, сколько свое отношение к действительности. Такое мироощущение, основанное на внешних глянцево-неоновых иллюзиях всеобщего благополучия, позволяет сохранить уверенность в завтрашнем дне хоть на палубе тонущего корабля.

И вызванная данным мироощущением любовь к демократии является единственным доступным способом избавиться от парализующего страха перед будущим, вытеснить ужас в подсознание. Невротическая любовь к источнику насилия — не оптимальная, но, пожалуй, самая распространенная реакция людей при столкновении с пугающими и неподвластными им обстоятельствами, будь то жестокие и непредсказуемые родители или демократия, кричащая о знании рецепта всеобщего счастья и готовая заплатить за это чужими жизнями.

— И какой же практический выход из всего этого? — спросила Саманта, нехотя поднимаясь с кушетки.

— На уровне человека или на уровне государства? — задала встречный вопрос Кэт, вооружившись йодом и ватой.

— И на том и на том!

— Ну, детально я еще эту тему не продумывала, но я думаю, что проблему можно решить только одним способом — сделав пребывание у власти очень тяжелым, неблагодарным и неприбыльным трудом.

— Это как? — удивленно встрепенулась Джоана.

— Я считаю, что власть должна нести уголовную ответственность за некачественное исполнение своих обязанностей, но для этого нужно изменить большинство существующих законов, и те кто сейчас у власти навряд ли на это пойдут.

У Саманты округлились глаза:

— Кэт, а ты часом не революционерка? — она поморщилась от йода, который начал щипать рану.

— Да нет, просто эти мысли родились у меня от обиды на несправедливую жизнь. Почему мы не можем жить нормально, не прячась по углам? Да, наша любовь многим кажется противоестественной. Но ведь мы никому не мешаем, никого не призываем в наши ряды, не выставляем свои отношения на показ. Мы просто хотим жить своей личной жизнью, соблюдать законы, зарабатывать на хлеб! Мне непонятно почему наша любовь считается аморальной, а проституция нормальным явлением? Почему проституткой-лесбиянкой быть можно, и общество это одобряет, а обычной лесбиянкой быть нельзя — то же общество кричит о разрушении его моральных ценностей? А революцией тут вряд ли что решишь — все равно у власти окажутся те, кому личное важнее, чем государственное. Одни прохвосты сменят других — и только. Ладно, давай собираться, пока магазин не закрылся.

Джоана подошла к окну номера, и опершись на сосновый подоконник, изготовленный из досок толщиной два дюйма, произнесла:

— А вон и Ксэнни уже вышла! Пойдемте быстрее, а то она без зонта и до нитки промокнет, дожидаясь нас.

Сборы были недолги — надеть плащи с капюшоном, а Джоане еще и военную форму под низ. Владелец гостиницы, все так же похотливо рассматривая стройные фигуры подруг, с некоторым сожалением забрал у них ключи от номера, пробурчав, что жалеет о том, что такие красивые мисс не остаются на ночь, и ряженый в холщовую навыпуск рубашку, подпоясанную, крашенной пеньковой веревкой, сечением в полдюйма, швейцар открыл им входную дверь.

— Мы забыли взять купон на скидки при следующем посещении, — вдруг вспомнила Кэт.

— Я думаю, что нам сюда возвращаться не стоит — ответила Джоанна, кивнув на Ксэнни, — чтобы не задавали лишних вопросов.

— Пожалуй ты права, — согласилась Кэт, почесав свой изящный носик.

Поцеловав Ксэнни в щечку и приветственно похлопав ее по упругим ягодицам, девушки быстро забрались внутрь гостеприимного боевого отделения бронеавтомобиля «Моррис». Весело заурчал шестицилиндровый карбюраторный рядный двигатель "Моррис коммершиал" с рабочим объемом 3485 см3, и бронеавтомобиль ведомый Джоаной двинулся в сторону магазина-ателье "Эбаут вис". По дороге подруги донимали Ксэнни расспросами про Сессила Родса, и его внебрачную дочь. Выяснилось, что это тот самый Сессил Родс, который сыграл огромную роль в внешней политике Британии, и что дочь его появилась на свет в Южной Африке, где Сессил, активно занимался покупкой и захватом участков с месторождениями алмазов. Их несколько удивило, что внебрачная дочь Сессила Родса занимает столь низкое положение в обществе, но удивление их прошло, когда Ксэнни им сообщила, что Хэлен Хэнгг — афроангличанка. Это сразу все объяснило и расставило по своим местам — в старой доброй Англии, несмотря на декларируемую демократию и равноправие, цвет кожи по-прежнему играл роль в обществе. И пускай в Англии не было, как в США табличек с надписями "только для белых", но реакция света на людей с темным цветом кожи была не менее негативной, чем в Германии руководимой фашистом Гитлером.

Загрузка...