Любовь пахнет понедельником

Глава 5 Надеюсь, ты не стомат

Понедельник – день тяжёлый, а когда нужно выходить после недели болезни, тем более. Казалось бы, начало недели не может быть ещё хуже, но теперь заболела Лиза. Пара по физиологии только началась, а Ева уже чувствовала себя одиноко. Пустое место рядом буквально кричало о том, что часы без подруги будут долгими и грустными, потому что не с кем будет шутить в отсутствие преподавателя и обсуждать свежие сплетни, уединившись где-нибудь во время перерыва. Еве что-то подсказывало, что сейчас все мысли подруги, будь она всё же здесь, были бы заняты тем симпатичным бариста. Было и что-то, что скрасило этот день, – ей разрешили отработать пропуск прямо на паре. Она обрадовалась, что не придётся писать реферат и потом тащиться на кафедральную отработку. Это было что-то из ряда фантастики. Её группе говорили, что им в качестве преподавателя досталась лучшая женщина этой кафедры. Сейчас это в очередной раз подтвердилось. Забавно, насколько разными могут быть преподаватели и как много может от них зависеть. Ева смогла выдохнуть по поводу пропущенной пары, но стала немного переживать, что не так хорошо разобралась в новой теме, как могла бы. Когда-нибудь погоня за оценками и «синдром отличницы» сыграют с ней злую шутку, но она пока что не могла себе позволить такую роскошь, как забить на учёбу. Мысли о нервно-мышечных синапсах, эпителии кишечника и ядрах продолговатого мозга и так из последних сил сдерживали порывы подумать об Илье Александровиче, эта защита не должна была рухнуть. По крайней мере, сейчас.

Дома Ева вычеркнула очередной день из планера на месяц и физиологию из списка отработок. Ей очень нравилось вести бумажные ежедневники, планеры и списки дел. Это позволяло чувствовать себя продуктивной, а когда ничего не хотелось, это создавало видимость деятельности, от чего поднималось настроение. Ева вспомнила, что в её институте физиологию называли «шизой», и хмыкнула. Якобы если в течение года забивать на этот предмет и начать всё учить только перед экзаменом, то накроет настоящая шиза. Она подумала, что тогда стоило бы назвать ещё как минимум половину предметов так же. Например, биохимию. Она снова улыбнулась своей шутке, её мысли всё же время от времени возвращались к этому предмету и преподавателю, как бы она ни старалась не отвлекаться.

Ева открыла свои конспекты по гистологии и погрузилась в изучение микромира клеточек и тканей. Вспомнила о препаратах и начала судорожно искать их фотографии в чате с Лизой. Ева мысленно сделала пометку о том, что надо бы на неделе забежать к подруге, чтобы той было не так одиноко. Болеть – отстой. Ева чувствовала свою вину из-за того, что её подруга теперь была вынуждена сидеть дома, хотя явно бы предпочла этому посиделки в кафе и созерцание того молодого человека у кофемашины. Внезапный бзык только что пришедшего сообщения вернул Еву из мыслей в реальный мир.

Ева ещё немного попереписывалась с подругой, после чего снова принялась повторять вопросы, которые и так хорошо знала. Чтобы не было соблазна взять в руки телефон и отвлечься, она оставила его в своей комнате на зарядке, а сама ушла в зал, по которому принялась ходить из угла в угол, вслух рассказывая вопросы. Она переживала, что из-за того, что пропустила пару, ей могут занизить оценку, поэтому старалась выучить всё идеально. Чем дольше она учила, тем больше ей казалось, что не сможет сдать. Первые вопросы она уже как будто забыла, а до последних ещё и не дошла. Через пару часов Ева вернулась за телефоном, чтобы из фотографий гистологических препаратов сделать карточки в приложении, которое нашла, пока болела. На экране возникала картинка, нужно было понять, что это. После нажатия на фото показывалась оборотная сторона с ответом. Ева прогнала пару кругов карточек. У неё даже получалось не думать о нём.

На не экзаменационных дисциплинах ей разрешили отработать, просто показав конспект. Особого облегчения от этого она не испытала, потому что всё равно учила пропущенные темы и почти не спала. Она ощущала такую тревогу и панику, что ещё немного, и ей пришлось бы дышать в бумажный пакет, прямо как в американских сериалах. Какие-то серьёзные дядьки-учёные доказали, что чем реже пульс, тем дольше человек живёт. Кажется, с таким уровнем тревожности, от которой учащался пульс, перспективы Евы дожить хотя бы до окончания института были весьма и весьма призрачными.

Уже через полтора часа после окончания пары она стояла около кровати Лизы. В отличие от своей подруги та умела отдыхать, поэтому вместо учебных видео смотрела сериалы. Ей пришлось поставить «Дневники вампира», которые она смотрела раз, наверное, пятый, на паузу ради разговора с Евой. Не то чтобы это было Лизе в тягость, но отвлекаться на одном из самых любимых мест, чтобы проявить банальное гостеприимство, было неприятно. Ева слушала рассказы о Марке с лёгкой улыбкой, ей было радостно, что хоть у кого-то на личном всё просто отлично. Марк оказался студентом выпускного курса радиотехнического, который в свободное время подрабатывал в кофейне своих родителей. Но в отличие от бывшего Евы, он не думал, что родители обязаны его куда-то пристроить после выпуска, поэтому не потерял интерес к учёбе.

Дни для Евы снова слились в один, на этот раз он был серым и монотонным. Пока что единственным ярким событием, не считая посещения Лизы, была гистология. Два пятна: ярко-жёлтое, как солнышко, и тёмно-синее, словно грозовая туча, появившаяся, чтобы ливнем смыть остатки счастливых воспоминаний. В дни вернулась промозглая серость, как раз соответствующая свинцовому низкому октябрьскому небу. Ева слетела с автомата. Это был не первый и не последний раз, когда такое происходило. Она не поняла, что с ней случилось, переволновалась или недостаточно хорошо подготовилась, но не смогла определить второй препарат под микроскопом. С кафедры она уходила, еле сдерживая слёзы. Она была уверена, что если бы такая ситуация произошла на паре, то всё обернулось бы не так печально. Она знала, что Катя и ещё парочка её одногруппников тоже не смогли распознать один из препаратов, однако это никак не сказалось на их оценках. Сдавать экзамен совсем не хотелось. Ева позволила себе заплакать только дома под душем. С полочки она взяла флакон с шампунем. На нём была неоново-голубая надпись. Прямо в тон подсветки в туалете клуба. Еву снова отбросило в тот день. Почему из всех летних парней она так часто думала только об Илье Александровиче? Может, потому, что видела его каждую неделю? Она вспомнила его «раздевающий» взгляд. На душе стало мерзко. Захотелось отмыться, хотя она уже была под струёй воды. Ванную заволокло паром, но Ева так и не смогла согреться. Холод был внутри и пробирал до костей.

На анатомии не разрешили отработать на паре, и Ева смирилась с мыслью, что придётся идти на кафедральную отработку. Пятница-развратница обещала быть весёлой, если под «весельем» подразумевать панику, стресс, тревогу и другие прелести студенческой жизни, если ты слишком много внимания уделяешь оценкам. Сначала пара биохимии, на которой Лиза всё же оставила её один на один с ним, но Ева не могла винить подругу в этом. Потом ещё и анатомия. Ей казалось, что потерю ещё одного автомата она не переживёт.

Биохимия проходила просто ужасно с самых первых минут. Стоило Илье Александровичу узнать, что Лизы не будет, он сразу сел рядом с Евой, аргументируя это тем, что оттуда будет лучше видно и доску, и всех учеников. Ева негодовала, что фамилия её подруги, Абрамова, стояла в начале списка.

– Ева Васильевна? – Он посмотрел в её сторону и заглянул прямо в глаза, Еве понадобилось немного времени, чтобы заново научиться говорить и прогнать мысли о том вечере, когда они были так же близко… даже ещё ближе.

– Здесь, – ответила она с раздражением, такое соседство явно её не устраивало.

– Как приято слышать ваш голос. Долечились? – Он улыбнулся, без неё на прошлой паре было очень скучно, другие студентки, жаждущие его внимания, та же староста, были ему неинтересны, его волновала только эта неприступная крепость, стены которой должны были рухнуть со дня на день. Ева же подумала о том, что от пары осталось всего лишь три часа десять минут.

Она затылком ощущала взгляд Кати, а боковой стороной бедра – прикосновение колена Ильи Александровича. Если бы сердце Евы так громко не шумело где-то в висках, то она могла бы услышать его тихое дыхание, пока он, склонившись над её конспектами и учебником, объяснял что-то и исправлял её маленькие описки в тетради.

– Так дело не пойдёт, Ева Васильевна, если вы будете допускать такие глупые ошибки, то как вы контрольную напишете? Здесь кислород забыли, там кофермент не дописали. Я же хочу, чтобы вы стали хорошим врачом, – он положил ей руку на бедро. – Вы ведь тоже этого хотите? – Он начал поглаживать ногу своей студентки, скользя всё выше и выше.

– Илья Александрович, – Ева дёрнула ногой, но руку скинуть не вышло. Ей стало страшно, тепло ладони отчётливо ощущалось через тонкие колготки, он выбрал место, где уже не было халата. Ева оставила тщетные попытки освободиться. – У вас ещё целая группа будущих врачей, не хотите подумать и о них тоже? – И, не ожидая от себя такой дерзости, добавила: – Уверена, что у Кати тоже есть вопросы к вам. И я хочу, чтобы вы немного отодвинулись от меня. Вы нарушаете моё личное пространство. – Внутри у неё всё сжалось в комочек. Её замутило. Она надеялась привлечь хоть чьё-то внимание, чтобы ей хоть кто-то помог, но никому не было дела до неё. Гораздо проще закрыть глаза, даже если что-то происходит у тебя прямо под носом.

– А я помню момент, когда тебе было очень даже приятно моё внимание. – Он подвинулся поближе и заскользил рукой вверх, в сторону края халата, под него. – И вы тогда были совсем не против вторжений в своё личное пространство, наоборот, очень и очень даже приветствовали их. – На его губах появилась улыбка предвкушения, от которой Еве стало мерзко. Илье Александровичу нравилось играть со своей студенткой, как с игрушкой: выводить её на эмоции, смущать, заставать врасплох, пугать. Наблюдать за отчаянием и безысходностью в её глазах. Она явно не знала, что делать, но он бы предпочёл, чтобы она вела себя более покорно.

В ушах Евы зазвенело, но она смогла услышать, как её одногруппники зашептались и захихикали, ей стало неприятно находиться в одном помещении с ними. Её начало ещё сильнее подташнивать, она почувствовала кислый привкус во рту. Ей не хотелось и дальше выслушивать что-то подобное. Она винила себя за то, что заразила Лизу и теперь осталась одна. Она винила себя за то, что напилась в клубе. Она винила себя за то, что решила прогуляться по парку и попала под дождь. Воздуха катастрофически не хватало, голова закружилась, в ушах гудело всё громче и громче. Как назло, именно сегодня она забыла переложить таблетки от головной боли из одной сумки в другую, потому что допоздна учила биохимию, из-за чего утром проспала, пришлось собираться впопыхах.

– Я могу выйти? – обратилась она к своему преподавателю, ей казалось, что ещё немного, и её вырвет или она грохнется в обморок.

– Будь моя воля, я бы тебя никогда не отпускал, – тот сжал бедро Евы. – Но ладно, иди.

Ева встала и практически выбежала из аудитории. Стараясь отдышаться, зашла в туалет. Почувствовала, что кислый привкус стал сильнее, забежала в кабинку, склонилась над унитазом. Её вырвало. Ева, как всегда, не успела позавтракать, желудок был полупустой, рвота не принесла ей облегчения, стало ещё противнее. Она умылась и посмотрела в зеркало. Макияжа на ней не было, как и всегда, потому что каждый раз между поспать и накраситься она выбирала первое, а сегодня вообще не услышала ни одного из своих трёх будильников. Проснулась она каким-то чудом, но было бы гораздо лучше, если бы не вставала из объятий кровати. Ева выглядела измученной. Даже несмотря на холодную воду, её щёки горели. Она была крайне возмущена тем, что он говорил, что он делал и каким нахальным тоном к ней обращался. Создавалось ощущение, что ему совсем не было страшно, что кто-то из группы или сама Ева донесёт на его неподобающее и непедагогичное поведение. Хотя, возможно, такими его поступки считала только она одна, всем остальным было весело, а Катя злилась, потому что хотела бы быть на её месте.

После замечания Евы Илья Александрович и правда открыл этический кодекс и нашёл там несколько строк, направленных на предотвращение коррупции и запрет курения на территории вуза. О романах со студентками там не было ни слова. Этика для него была пустым звуком, но он решил всё перепроверить, чтобы знать, как можно избежать последствий своих развлечений. Да и роман со студенткой он не хотел заводить. С Евой он преследовал другую цель.

Ева умылась ещё раз, чтобы окончательно прийти в себя.

– Потерпи, осталось два часа двадцать шесть минут, – сказала она своему отражению в зеркале, после того как посмотрела на цифры на экране блокировки своего телефона. – Ты обязательно выживешь, думай о биохимии.

В Еве поселились два беса: сомнение и противоречие. В глубине души ей всё же хотелось чьего-нибудь мужского внимания, хотелось окунуться в милые моменты начала романтических отношений. Счастье Лизы обострило это желание. Гораздо проще и безопаснее было мыслить позитивно и закрывать глаза на многие вещи. Трудности никто не любит. Сложная учёба? Ева накупила красивой канцелярии и стала романтизировать учебный процесс. Почему бы и не поступить так же в этой ситуации? Если это могло дать хотя бы немного душевного комфорта, какая разница, что это неправильно? В своём жизненном уравнении она наделала кучу ошибок, но всё равно пришла к результату, похожему на правду. Ева очень плохо разбиралась в людях, но даже она могла понять, что Илья Александрович вряд ли был подходящим кандидатом для отношений. Он был старше ровно настолько, чтобы ей было неловко от этого. Он был её преподавателем. Ей не нравилась его манера общения, его поведение. Он не был её типажом. С другой стороны, он иногда смотрел, как Еве казалось, с нежностью, был внимателен, помогал разбираться в материале, проявлял участие, и этот чёртов облепиховый чай… И разве не она сама прыгнула летом в его объятия, чтобы почувствовать себя желанной хотя бы на несколько минут? Может, было бы гораздо хуже, если бы она совсем прекратила привлекать представителей противоположного пола? Классным девочкам парни не изменяют. Но то, что он сейчас себе позволил прямо на паре, на глазах всей группы, мгновенно убило обоих её бесов. Она подумала, что надо бы рассказать кому-то о происходящем. Но куда обращаться? Кому говорить, что к ней пристают прямо на парах? Да и кто ей поверит? В конце концов, сама виновата в происходящем. Надо было думать головой летом, чтобы не расхлёбывать всё сейчас.

Она хотела выйти пораньше на отработку по анатомии, потому что была наслышана о гигантских очередях и часах ожидания, но всё пошло наперекосяк. Сначала она долго искала свои счастливые носки, жёлтые, с енотами, они не могли не приносить удачу, и Ева пожалела, что не надела их на сегодняшнюю пару по биохимии. Потом перед самым выходом обнаружила на своём счастливом халате два красно-бурых пятна. Илья Александрович поставил её в пару с Катей для выполнения лабораторной. Он точно всё понимал и веселился, как только мог. Он был оскорблён тем, что Ева попыталась скинуть его руку, а потом и вовсе выбежала из аудитории. Отказаться было нельзя, это было условием, чтобы он подписал лабораторную за пропущенную пару. Ему было всё равно, что другие преподаватели закрывают уважительные пропуски без лишних вопросов и подобных выдумок. Может, Ева сама поставила эти пятна случайно, когда сливала реактивы в раковину, а может, её староста решила немного попортить ей жизнь, кто знает. К выполнению этой лабораторной Катя отнеслась как к негласному соревнованию, из которого решила во что бы то ни стало выйти победительницей. Она не смогла совладать со своей злостью, когда поняла, что снова перестала существовать для своего преподавателя. Катя поступила по-детски и втихую облила свою соперницу реактивами. Она знала, что её помеха на пути к счастью с Ильёй Александровичем очень любит этот халат. Ева же порадовалась, что в материалах к лабораторной не было мочи, так что 2,4-динитрофенилгидразон пирувата не был худшим вариантом. Однако ей пришлось в срочном порядке застирывать халат, а потом сушить его феном.

Когда Ева в халате и в шапочке с такими же енотами, как и на носках, зашла на кафедру анатомии, перед кабинетом, где должна была быть отработка, уже стояло человек пятнадцать. Ещё несколько человек вынесли из кабинетов стулья и сидели прямо в коридоре. Перваши взяли у лаборантов кости и повторяли всевозможные отверстия, ямочки, борозды и бугристости. До начала оставалось совсем немного времени. Не питая особых надежд, Ева заглянула в кабинет, чтобы посмотреть, есть ли свободные места. Было только одно, совсем близко к преподавательскому столу. Как раз оттуда начиналась очередь, по которой спрашивали отработчиков, но это место явно для кого-то держали. Она уже развернулась, чтобы выйти в коридор и встать в конец очереди, когда её окликнули. Насколько она знала, других девочек на её курсе с таким именем не было. Ева подумала, что, возможно, рядом с ней стояла первокурсница, которую звали так же, но всё же решила обернуться. Ей махал какой-то незнакомый студент, его кудряшки забавно выбивались из-под шапочки с принтом в виде зубов, он ясно давал ей понять, что место рядом с ним предназначено для неё. Ева не понимала, откуда тот знает её имя, однако пошла в его сторону.

– Я надеюсь, ты не стомат, – Ева взглядом указала на шапочку, когда села рядом с парнем, на её лечебном факультете практически все недолюбливали студентов стоматологического. Эта неприязнь распространялась и вне стен института. Многие врачи не считали стоматологов своими коллегами: «Зуб – не орган, стоматолог – не врач».

– И тебе привет. Не переживай, моя шапочка в стирке, поэтому я взял эту у своего лучшего друга. А вот он как раз-таки со стомата, – парень с кудряшками широко улыбнулся. Ева заметила, что у него очень милые ямочки на щеках и очень ровные зубы.

– Какой кошмар, – она сделала вид, что в ужасе, – кстати, а откуда ты…

Она хотела спросить, откуда он знает её имя, но договорить не смогла, потому что в кабинет зашли два преподавателя. Высокая молодая женщина, цокая шпильками, увела первокурсников в соседний кабинет. Свободные места начали заполняться людьми из коридора. Второй молодой преподаватель остался, и к нему тут же подсел кудрявый мальчик, чьего имени Ева не успела спросить. Её очередь отрабатывать была следующей. Парень с кудряшками пропустил ту же контрольную, что и она, и когда он покинул аудиторию, получив пять, она облегчённо выдохнула. Значит, для неё не всё потеряно и она сможет не сдавать хотя бы один экзамен. Её попросили нарисовать схему ядер мозжечка и перечислить проводящие пути переднего канатика спинного мозга. Ева за последние пару недель посмотрела видео со схемами столько раз, что ей казалось, она сможет безошибочно нарисовать их левой рукой в темноте с закрытыми глазами, если её разбудят посреди ночи. После того как она успешно справилась с заданием, её спросили, какие у неё стоят оценки за другие контрольные, и отпустили. Автомат удалось сохранить.

Когда Ева выходила из корпуса, она думала о людях, стоящих в коридоре (их было уже человек тридцать), и о своём везении. Рядом со зданием она увидела его. Илья Александрович тоже заметил Еву. Она поняла, что весь лимит удачи на месяц вперёд исчерпала на этой отработке.