Любовь, пришедшая с приливом

Глава 5

Что делают нормальные люди по утрам? Пьют кофе, едят свой вкусный завтрак. А я складываю деньги которые собирала пол жизни, что бы сейчас отнести их отцу. Какой же он козёл, — шептала я закрывая черную спортивную сумку. Взяв шокер я стала чувствать себя лучше и более безопастно. Отдавать свои деньги просто так я не собиралась, сначала нужно было выяснить, что это за люди и почему они решили требовать денег с меня. А не с дружков отца.

Я надела лёгкий сопртивный костюм, завязала волосы в тухой хвост и закрыв двери отправилась в неизвестность. Я не была уверена, что смогу легко узнать своего отца, ведь мы виделись достаточно давно.

Но прийдя на пирс я осознала, что ошиблась.

Отец стоял возле катера, и, несмотря на прошедшие годы, я сразу его узнала. Время беспощадно обошлось с ним: глубокие морщины прорезали его лицо. Его когда-то густые волосы сильно поредели, седина покрыла остатки тёмных прядей, придавая ему ещё более усталый вид. На нём была старая тёмная куртка с потрёпанными рукавами, джинсы, которые выглядели так, будто им не один десяток лет, и потёртые ботинки. В этом облике чувствовалось что-то неприятное — он стал чужим, опасным, как будто жизнь выжала из него всю доброту, что когда-то, возможно, в нём была.

Схватив сумку покрепче, я направилась к нему, стараясь держаться уверенно, хотя сердце бешено стучало в груди.

— Ну, здравствуй, отец, — я скривила губы в язвительной улыбке, но внутри всё кипело. Я смотрела прямо в его уставшие глаза, и ощущала, как нарастает волна гнева.

Он потёр нос рукой, нервно взглянув на меня из-под полуопущенных век.

— Привет. Ты принесла деньги? — его голос дрожал, но он старался казаться спокойным.

Я прищурилась, сжав сумку ещё крепче:

— Сначала я хочу знать, как ты опять влез в это дерьмо после стольких лет лечения.

Его лицо исказилось от раздражения, и он сделал шаг ко мне, повысив голос:

— Это сейчас не важно!

— Стой на месте! — рявкнула я, почувствовав, как напряжение в голосе выдаёт мой страх. Я не отступила, но подняла руку, словно предупреждая его. — Подойдёшь ближе — и я за себя не отвечаю. Посмотри вокруг, тут полно людей. Чуть что — я начну кричать, и тебя сразу повяжут. Ты этого хочешь? — я бросила на него холодный взгляд, стараясь не показывать, как сильно дрожат мои руки.

Он остановился, бросив пару ругательств себе под нос. Я тяжело вздохнула и зашла на катер, ощущая его напряжённый взгляд на своей спине. Мы оба знали, что этот разговор будет непростым.

Мы заняли места и катер тронулся, у нас было около сорока минут, что бы поговорить.

— Сколько ты должен? — резко спросила я, бросив на него колкий взгляд.

— Полмиллиона, — он посмортел на меня и скрестил руки на груди. — У меня есть всего два месяца, чтобы отдать им эти деньги.

— Полмиллиона?! — от моего вкрика прошла дрожь по воде. Я смотрела на него, полная ярости и разочарования. Конечно, я ожидала, что сумма будет значительной, но не настолько…

— Ты же принесла деньги, верно? — он облизал пересохшие губы, с надеждой посмотрев на мою сумку. — Надеюсь, ты привезла достаточно.

Я перевела взгляд на свою сумку и поняла, что всех моих накоплений не хватит. Страх стал подниматься изнутри, но я быстро подавила его.

— Если ты забыл, твоя дочь — не миллионер. Я всего лишь менеджер, — устало выдохнула я, ставя сумку себе на колени. — У меня всего несколько тысяч долларов. Это все мои сбережения за последние годы. Больше ничего нет.

Я достала деньги из сумки и уже собиралась передать их ему, но вдруг заметила, как он что-то шепчет себе под нос. Его глаза стали рассеянными, словно он погрузился в свои мысли или… что-то ещё.

— Что ты там бормочешь? — спросила я, но он не ответил, вместо этого он резко потянулся к деньгам.

Я отдёрнула руку, быстро убирая их обратно. — Не так быстро, пиши расписку, — холодно сказала я, протягивая ему лист и ручку. — Без неё я тебе ни копейки не дам.

Он неожиданно спокойно взял ручку и коротко кивнул.

— Хорошо. Давай сюда свою бумагу.

— Пиши: "Я, Михаил Грушевский, подтверждаю, что моя дочь, Ната Грушевская, больше не причастна к моим долгам". — Я видела, как его взгляд становился всё более удивлённым, но не дала ему шанса прервать меня. — "Я принимаю её деньги и подтверждаю, что она не обязана мне больше помогать финансово. Все угрозы от моих кредиторов не имеют к ней никакого отношения."

Он вздохнул, а затем подписал бумагу и поставил дату.

— Вот и всё, — произнёс он, протягивая мне расписку. — Теперь мы квиты?

Я взяла бумагу, проверяя каждый написанный им пункт, и кивнула.

— Спасибо тебе, — с насмешкой произнёс он, ухмыляясь так, что мне захотелось стереть эту улыбку с его лица. — Ты прям как Светка. Я знал, что ты не бросишь своего старика.

— Не смей упоминать маму, — голос дрожал от гнева, но я старалась держаться. — Ты не имеешь права произносить её имя. Она отдала полжизни, чтобы ты лечился и стал нормальным человеком. Она погубила себя, заботясь о тебе… — слова едва выходили из горла, пелена слёз становилась всё больше. — Пока не умерла от инсульта.

Моя последняя фраза прозвучала почти шёпотом. Я с трудом сдерживала слёзы, цепляясь за остатки спокойствия.

Он усмехнулся, и в его глазах вспыхнуло что-то мрачное.

— Она умерла не из-за инсульта, — проговорил он с ядовитой насмешкой, глядя мне прямо в глаза. — Эта овца померла, потому что не хотела дать мне денег на лечение.

Я резко вскинула голову, чувствуя, как сердце замерло на мгновение.

— Что ты несёшь? — прошептала я, не веря своим ушам. Но он продолжал, будто не слыша меня, всё больше погружаясь в свои воспоминания.

— Да какое там лечение, — он усмехнулся ещё шире, почти захлёбываясь от своей собственной жестокости. — Я и не лечился вовсе! Я тратил её деньги на выпивку, казино и шлюх. А эта дура всё надеялась, что я выкарабкаюсь. Пока однажды она не догадалась, куда уходят все эти деньги. И тогда началось…

Я сидела неподвижно, словно парализованная его словами. Он говорил, как будто меня здесь не было, как будто всё это было просто воспоминанием, которым он наконец-то смог поделиться.

— Она вернулась домой раньше, чем обычно, — продолжил он, словно не замечая меня, погружаясь в свои мрачные воспоминания. — Я был настолько пьян, что даже не понял, как она вошла в комнату. В воздухе стоял едкий запах дешёвой водки и сигарет. Она подошла ко мне, её глаза полны боли и тревоги. "Миша, остановись, пожалуйста… Ты же говорил, что лечишься…" — шептала она, пытаясь коснуться моего плеча. Но я был слишком зол, её слова звучали как раздражающее жужжание.

Он на секунду остановился, словно наслаждаясь воспоминанием.

— Я сорвался, — сказал он глухо, но с явным удовлетворением. — Она подошла слишком близко… Слишком близко. Я развернулся и ударил её. Сильно, в лицо. Её голова резко откинулась назад, и она рухнула на пол, ударившись о край стола. Я слышал, как треснула её кость, а кровь моментально начала капать на ковёр. Её лицо исказилось от боли, и она закричала. Но это был слабый, жалкий крик.

Я чувствовала, как воздух начал сжиматься вокруг меня. Сердце застучало быстрее, будто пыталось вырваться из груди. Я слушала его рассказ, но не могла поверить в то, что слышу. Внутри меня нарастал ужас, смешанный с гневом. Я пыталась дышать ровно, но дыхание становилось всё более поверхностным. В груди начала подниматься паника.

— Но на этом я не остановился. — Она пыталась подняться, шептала что-то, просила прощения… Пыталась отползти. А я продолжал. Подошёл, схватил её за волосы и притянул к себе. Её глаза были полны ужаса, а губы дрожали от боли и страха. Я замахнулся снова… и снова… и снова. Удары шли один за другим. Я не чувствовал своих рук, только видел, как её лицо превращается в кровавую массу. Она плакала, захлёбывалась, умоляла меня остановиться. "Миша… Пожалуйста… Не надо… Я больше не могу…" — хрипела она. Но мне было всё равно. Я бил её до тех пор, пока она не затихла.

Его слова эхом отдавались в моей голове. Я смотрела на него, но всё вокруг становилось размытым. Моё сердце колотилось так сильно, что я слышала его в ушах. Дыхание стало рваным, как будто кто-то сжимал мои лёгкие. Я чувствовала, как надвигается тёмная волна, грозящая поглотить меня целиком. Слёзы начали наворачиваться на глаза, но я не могла их остановить.

— А потом… Когда она больше не шевелилась, я просто стоял над ней, тяжело дыша, — продолжал он, будто в трансе, — смотрел на неё и думал, что наконец-то эта тварь замолчала. Она заслужила это! Она не хотела давать мне деньги. Но её убил не инсульт, Ната. Это я её убил. А потом просто вызвал скорую и подкупил врача, какая же ты глупая, что сразу этого не поняла! — смеясь сказал он покидая катер с деньгами в руках, и оставляя меня одну.

Слова отца резанули меня, словно ножом по коже. Я почувствовала, как земля уходит из-под ног.

— Ненавижу тебя подонок, — яростно кричала я пытаясь догнать его удаляющийся силуэт.

Моя голова закружилась, и мне показалось, что я вот-вот потеряю сознание. Грудь сдавило так сильно, что я не могла вдохнуть. Я судорожно пыталась втянуть воздух, но не могла. Моё тело начало дрожать, губы тряслись, а руки безвольно повисли вдоль тела. Всё вокруг стало слишком ярким и одновременно размытым, как в страшном сне, из которого невозможно проснуться. Не удержав равновесия я упала возле выхода на пирс.

Мир вокруг меня исчезал. Отец продолжал удаляться, но я больше не могла встать, моё тело было ватным.

Вставай, Ната! Вставай! Ты должна идти… Ты должна остановить его! — я словно схожу с ума, мои слова разрываются в воздухе. Я кричу сама себе, отчаянно срывающимся голосом. Внутри меня только паника и страх. Я цепляюсь за эти слова, как за последнюю ниточку к реальности. — Ну же! Ну же, Ната! Поднимайся! — шепчу, срываюсь на крик, но моё тело будто парализовало.

— Ты должна! Должна встать! Ты должна остановить его… Ты должна что-то сделать… — мои слова теперь больше похожи на жалкие мольбы. Но я не могу. Я не могу подняться. Я чувствую себя сломленной и беспомощной. Слёзы текут по моему лицу, душат меня, словно петля на шее. Я вижу, как всё вокруг расплывается в водовороте ужаса. Мне кажется, что я тону в этом безумии, не в силах вдохнуть.

— Вставай… — я шепчу почти беззвучно, голос срывается, превращаясь в хрип. Сил нет, только пустота внутри, глубокая, бездонная. Я кричу внутри себя, но наружу выходит лишь слабый, жалкий звук.