Любовь в Сан-Франциско

Глава 10

Она вставила ключ в замок своей двери, когда за ее спиной голос Фила произнес:

– Здравствуй, Руфь.

Она обернулась. Он стоял в конце коридора, у окна, выходящего на стоянку.

– По-моему, ты говорила, что он не ухаживает за тобой.

Ее сердце заколотилось. Она вдруг почувствовала себя виноватой. В смятении она смотрела, как приближается к ней фил; его черные глаза горели гневом. Он шагнул мимо нее и рывком открыл дверь.

– Давай, заходи, – прорычал он, слегка подтолкнув ее внутрь. Оказавшись в номере, он захлопнул дверь и привалился к ней спиной. Руфь прошла через комнату, чтобы зажечь настольную лампу.

– Ну, ты не так уж много смогла ему рассказать, верно?

Руфь постепенно приходила в себя. Краска залила ее лицо.

– Что я должна была ему рассказать, фил?

– Все, что тебе удалось вытянуть из меня.

– Постыдись, – парировала она. – То, что я слышала от тебя в последнее время, слишком гнусно, чтобы мне захотелось это повторять. Ты утверждал, что здесь все по-другому и, конечно, оказался прав, только я думаю, что именно на таком уровне ты чувствуешь себя в своей тарелке. Ее отпор слегка умерил негодование Фила.

– О каком таком уровне ты тут толкуешь? Ты, дешевая виргинская аристократка, что ты можешь знать о жизни? Каким образом ты сама собираешься выбиться в люди? Если не получишь наследства, остается только выйти замуж за кого-нибудь вроде меня. И тебе это прекрасно известно.

Она не верила своим ушам.

– Фил, послушай, до сих пор я колебалась, но с этого момента знаю точно, что не выйду за тебя ни при каких обстоятельствах.

Он насмешливо ухмыльнулся.

– Горячие объятия галантного капитана сделали свое дело, да? Вы встречаетесь каждый день. Где вы шлялись сегодня – весь день напролет? Ах, значит, не выйдешь за меня замуж? Хочешь, скажу, почему я не представил тебя, как свою невесту? А сама не догадываешься? Да я близко к тебе теперь не подойду, настолько ты мне отвратительна.

Она сказала:

– Уходи, Фил.

Но тот словно не слышал.

– Скоро я с ним покончу, тебе достанутся одни обглоданные кости, – он зловеще улыбнулся. – На редкость обходительный шкипер. В городе считают, это единственный порядочный здесь человек. Слишком порядочный, чтобы путаться у меня за спиной с моей невестой!

Она почувствовала, что у нее дрожат ноги. Никогда еще не приходилось попадать в подобную переделку. Хуже всего, что в глубине души она чувствовала себя виноватой; дружескому поцелую Эвелла она не придавала большого значения, но почему-то ощущение стыда было настолько жгучим, словно на ней лежали грехи, в которых подозревал ее Фил.

– Интересно, что скажет твой отец, когда все узнает, – с тайной угрозой произнес он.

Не верилось, что Фил говорит это серьезно, но выражение лица, когда Руфь к нему пригляделась, не оставляло на сей счет никаких сомнений.

Руфь подошла к креслу, опустилась на подушки. Усилием воли заставила свой голос звучать тихо и спокойно.

– Фил, у нас все равно не получилось бы ничего хорошего, и лучше понять это сейчас, пока еще не поздно, пойми!

Он опять презрительно засмеялся.

– Неужели? Тогда зачем ты сюда прилетела? Зачем писала все эти письма, пока я был в отъезде? Зачем ты говорила отцу и всем прочим, что любишь меня? Все получилось бы очень здорово, не свяжись ты с этим Эвеллом. А раз вы оказались в одном отеле… – Он стоял у двери с видом человека, излагающего свои сокровенные мысли.

Она разглядывала его и думала, что бесполезно разубеждать самолюбивого упрямца. Подобная сцена могла произойти, конечно, и позже, после их свадьбы, когда уже ничего нельзя изменить. Вот тогда бы положение ее действительно было ужасно, гораздо хуже, чем сейчас.

Бранное слово, вполголоса оброненное Филом, казалось, повисло между ними в тишине комнаты. Фил пошарил рукой у себя за спиной, схватился за дверную ручку. Она подумала, сейчас он откроет дверь и уйдет, но он продолжал стоять, сжимая ручку побелевшими от напряжения пальцами. Взгляд его, устремленный на Руфь, полыхал ненавистью.

– Можешь думать все, что угодно, однако я не давала тебе повода сквернословить. Я ничего ему не говорила. Даже будь мне что-то известно, все равно. Я не так воспитана, чтобы сплетничать и выдавать чужие секреты.

– Значит, не так воспитана, – презрительно отозвался Фил. – Она не приучена выдавать чужие секреты. Да люди вроде тебя – самый отвратительный слой общества; паразиты, нахлебники, чертовы богатые бездельники, которые хотят себе все и ничего не дают взамен. Твой отец…

– Все, – резко оборвала его Руфь. – Больше не желаю тебя слушать.

– Нет, я еще не все сказал!

Она вскочила с кресла. Ноги все еще дрожали, но возмущение придало ей сил, она и в самом деле больше не намерена была выслушивать его оскорбления.

– Уходи, – повторила она, – Фил, уходи сейчас же, иначе мне придется вызвать полицию.

С его губ опять сорвалось ругательство, он шагнул за порог, громко хлопнув дверью.

Оставшись одна, она разрыдалась, хотя сама не понимала, о чем ее слезы. Может, она оплакивала потерю чего-то безмерно дорогого, отныне навеки утраченного, может, просто-напросто чувствовала себя отчасти виноватой в случившемся. Но если уж совсем честно, настоящая причина ее слез – ощущение любовной неудачи. Немного успокоившись, она умылась и села у телефона листать телефонный справочник в поисках номера аэропорта Сан-Франциско.

Теперь ей незачем тут оставаться. Руфи понадобилось не больше десяти минут, чтобы заказать билет на первый же утренний самолет. Она улетела бы прямо сегодня вечером, но не была уверена, что успеет собрать вещи.

Позже она приняла ванну, переоделась в халат и уселась перед телевизором. После ванны Руфь чувствовала себя почти нормально, и когда зазвонил телефон, она сняла трубку, голос ее звучал, как обычно.

– Это Джек, – сказал голос в трубке. – Вы не спускались к ужину сегодня.

– Мне не хотелось есть, – правдиво ответила она.

– Я сидел там, пока меня не начали принимать за часть интерьера, – пошутил он. – Я видел, как уходил Фил. Точно бомба, которая ищет, где бы ей взорваться.

Она набрала воздуха, чтобы все ему выложить, но передумала и, вздохнув, сказала только:

– Он был у меня.

– Интересно, отчего он так бежал. Неужели его мучает стыд из-за того, что он против меня затеял? Она призналась.

– Мы поругались. Он меня оскорбил, а я в ответ повела себя не лучшим образом. Тоже мне аристократка.

Джек молчал. Она знала, с его интуицией ему не понадобится много времени, чтобы понять, что произошло.

– Так, ясно. Это из-за нас? Она не стала его обманывать.

– Да, он ждал меня у окна в коридоре и, наверное, видел, как мы прощались на стоянке; как вы держали мою руку.

– Какой ужас. Мужчина держит женщину за руку.

Ей не хотелось ерничать по этому поводу и она сменила тему.

– Думаю, нам надо попрощаться – рано утром я улетаю.

– Улетаете завтра?

– Да.

–., значит, здорово поругались, – пробормотал он еле слышно и прибавил уже громче; – Послушайте, Руфь, не делайте этого. Останьтесь хотя бы на пару дней.

Она повторила:

– Я улетаю завтра утром.

Наверное, он почувствовал решительность в ее голосе, потому что не стал уговаривать, только сказал:

– Ладно. Позвольте, я отвезу вас в аэропорт. Когда ваш самолет?

– В семь часов. Он присвистнул.

– Значит, еще до завтрака. Хорошо. Жду вас в вестибюле. Скажете, чтобы ваши чемоданы отнесли в мою машину, она будет у входа.

Она поблагодарила его и повесила трубку, удивляясь тому, что дала себя уговорить. Наверное, разумнее было взять такси и избавить себя от прощания с ним в аэропорту.

Ведь прощание это будет нелегким; хоть Сан-Франциско и замечательный город, но из всех сотен тысяч живущих в нем людей ей не хотелось расставаться именно с Джеком.