Ярослав
Отвратное это было местечко! Нет, я понимаю, звучит жестоко: дети страдают и всё такое, но как им поможет моё присутствие – ума не приложу!
В помещении воняло хлоркой, какой-то кислятиной и детскими… продуктами жизнедеятельности. Сказать, что обстановка убогая – это ничего не сказать. Надо, что ли, у бати узнать про финансирование этой богадельни. Явно в такой не вырастишь сознательных граждан. Ремонт старый, стены обшарпанные, игрушки производства позапрошлого века… мебель тоже оставляла желать лучшего. Пока эта заноза препиралась с моим надсмотрщиком, я попытался присесть на стул – и чуть не шандарахнулся головой вниз.
– Осторожно! – с запозданием воскликнула воспиталка в сером халате и всплеснула руками. Угу, много мне пользы от того, что ты стоишь тут плещешь…
Я, конечно, ловко удержался от падения, вовремя сгруппировавшись, а потом отошёл от заподлянского стула подальше.
Ситуация вырисовывалась зашкварная. Я уже проверил все возможные пути отступления – они были отрезаны накорню. Насчёт первого меня просветил сам инспектор:
– Даже не пытайтесь дезертировать, Ярослав Дмитрич, ваш батюшка дал строгие инструкции на этот счёт, чтобы исключить малейшую возможность. Девчонка должна выкладывать в закрытый аккаунт в соцсети сторис в начале, середине и конце смены – вам надлежит всякий раз заниматься делом, чем более тяжёлым, тем лучше. Приход ваш будет фиксировать наш сотрудник и все опоздания или неявки записывать в электронный блокнот.
– Ваш сотрудник, говорите… – пробормотал я задумчиво, не без надежды в голосе.
– Да, и на этот счёт тоже есть инструкция. Дмитрий Анатольич сказал, будет ещё независимые проверки подсылать – если обнаружит прецедент коррупции – головы всем поснимает без разбора. Никаких взяток и прочих "договоримся"!
Я приуныл. Неужели в самом деле работать придётся?! Мне, сыну мэра, г*вно за сиротами подтирать?! Ладно, остался последний шанс…
Как только Модестов укатился восвояси, я сразу приблизился к девчонке и тоном, не терпящим возражений, заявил:
– Ты же понимаешь, что я не собираюсь спину гнуть в этом гадюшнике! Давай быстро наснимаем видосов разных, типа я работаю, а ты потом будешь их выкладывать в соцсети свои под видом сторис…
Девчонка смерила меня презрительным взглядом. Нет, вот, чесслово, так посмотрела, как будто не снизу вверх, а наоборот. Да ещё – словно я испачкался… не пойми чем.
– Вы, Ярослав Дмитриевич, можете делать что хотите, только меня в свои махинации не впутывайте!
Уффф, как же бесит!
– Ладно! Сколько ты хочешь за свои услуги видеооператора?
Она скривилась, на этот раз не удостоив даже взглядом:
– Вы меня не так поняли. Не нужно ничего, никаких денег я не прошу. Оставьте меня в покое, пожалуйста. Я занята.
И она ринулась к детям, которые уже целой толпой высыпали в комнату из соседней и бежали этой шмокодявке навстречу. К слову, девчонка была ни о чём. Худая, не высокая, но и не мелкая. Ноги спрятаны под бесформенными штанами, тема сисек не раскрыта. Личико – ну не знаю, лицо как лицо. Обычное, ничем не примечательное. Может, и ничего бы была, если б накрасилась толком, но на этой дурынде явно не наблюдалось ни грамма косметики. Волосы – тоже обычные, тёмные, собраны в хвост. Серая мышь какая-то, а не девушка.
Однако это явно не мешало мелкотне обожать это недоразумение до одури. Они лезли на неё, как муравьи на мёртвого жука. Тянули худые синюшные ручонки, подставляли для поцелуев бледные лица. Выглядело это всё… странно. Зачем она их тискает? Это же не её дети. А потом она уйдёт домой, а они останутся опять одни. Уж не травила бы душу.
Как бы то ни было, подобраться к девчонке, пока не закончится эта куча-мала, не представлялось возможным. Потом, оторвав от себя последнего муравьишку, она принялась помогать им одеваться. Детдомовцы явно справлялись сами, но всё равно с удовольствием выставляли ножки и протягивали ручки, когда Настя подвигалась к ним с одеждой в руках.
– Можете помочь! – отдуваясь, застёгивая очередную липучку на сандалии, пробормотала она мне. Переспросил изумлённо:
– Я?!
– Вы, да… ну, если хотите… и умеете.
Да что там уметь-то..!
Я решительно ринулся к одной девочке, которая ещё не надела второй сандалик, и протянул руки. Малявка сразу испуганно скукожилась, вжав непропорционально большую голову в плечи, и закрылась, выставив вперёд худенькое плечико.
– Да не съем я тебя! – прорычал я недовольно.
– Аа! Метьветь! – запищала девчушка и бросилась под защиту Насти.
Девушка принуждённо рассмеялась:
– Не бойся, Анют, это не медведь. Это дядя Ярослав. Он тебе поможет.
– Он твой длуг? – уточнила Аня.
– Да. Друг. Конечно.
Девочка, разумеется, не уловила иронию в голосе Насти, а мне на неё было попросту наплевать. Но ногу мне милостиво предоставили. Пока я надевал на неё убогий тряпичный сандалик, малышка не сводила с меня серьёзного внимательного взгляда.
– Как тебя зовут? – спросила она, нарушив сосредоточенное молчание.
– Ярослав. Можно просто Яр.
– Ял.
– Ну почти…
Неожиданно застёжка на сандалии вызвала у меня затруднения. Казалось бы, чего проще? Липучка же, приложил – и готово. Но сначала нужно было просунуть хлястик в петельку, расположенную наверху посередине, и вот это как раз у меня не получалось. Он не хотел залезать, цепляясь неровными краями. Выругавшись после пятой неудачной попытки, я услышал замечание:
– Не выражайтесь, пожалуйста, в присутствии детей, Ярослав Дмитриевич!
Оглянулся – и увидел, что девчонка снимает меня на свой телефон. Ну отлично! Пусть батя увидит, что я не способен даже детскую обувь застегнуть. Авось сжалится над недорослем.
Настя убрала телефон и склонилась над сандалией рядом со мной. Сжала хлястик, сложив его вдвое, и аккуратно просунула в петельку. А потом гордо удалилась.
Дети направились к уже накрытым столам со стаканами молока и печеньками, лежавшими сверху. Настя села на маленький стульчик неподалёку, на предложение воспиталки тоже поесть – отказалась. Я подошёл к ней и сел рядом. Явно нужно было менять стратегию…
– Слушай, ну прости…
Девчонка повернулась и посмотрела на меня с удивлением, смешанным с сарказмом:
– За что?
– Ну, что бросил тогда машину на переходе…
– А… ладно.
– Настя.
– Что?
– Давай мыслить трезво, это просто смешно. Чем я тебе тут могу помочь?
– Если бы захотел – помог бы. В таких заведениях всегда рук не хватает. Вы посмотрите, сколько детей. И на них – всего пара взрослых. Я уже не говорю о хозяйстве…
– О хозяйстве и говорить нечего. Я в жизни ни одной розетки не прикрутил, ни одного крючка не повесил.
– Вам есть, чем гордиться.
– Да не горжусь я! Просто предлагаю взаимовыгодное сотрудничество. Нужен вам мужик с руками? Я вызову, оплачу. Розетки эти купить сначала надо? Я куплю. Ну, то есть, дам денег тому мужику – он купит.
– Думаю, ваш отец не этого от вас хотел. Деньгами сорить вы и так умеете.
Тут меня поразила догадка: девчонка хочет, чтобы я здесь остался и ей помогал физически!
– Признавайся, ты запала на меня! – произнёс я уверенно, чтобы она не стала отпираться.
Настя рассмеялась, но в то же время покраснела:
– Чтоо?! Я? Запала на ВАС?! Боже, вот это самомнение…
– Да ладно, не смущайся, мне не впервой.
Настя скептически покачала головой:
– Неужели вы серьёзно?
Я скрестил руки на груди и устаивлся на неё своим фирменным давящим взглядом. Девушка молчала некоторое время, а потом вдруг выдала:
– Вы самый пустой и никчёмный человек из всех, кого я знаю.
– Ты совсем охренела, уродина? – не выдержал я и взорвался: – Мышь серая, моль бледная, рыбина замороженная!
В моём представлении, для девушки нет хуже оскорбления, чем негативные высказывания о её внешности. Но Настя лишь поджала губы, а потом ответила, и голос её ничуть не дрожал:
– Если я захочу, то стану красивой за один час, а вам и года не хватит, чтобы хоть немного вырасти в моих глазах. Глупый, бесчувственный, бесполезный прожигатель жизни!
Она встала и убежала куда-то во внутренние помещения, из которых особо воняло хлоркой, но я и без того не стал бы её преследовать. Оставшись на месте, я пытался понять, насколько справедливы её слова.