Любой каприз за вашу душу

Глава 8. О пользе блата и правилах дорожного движения

К концу первого рабочего дня я тихо ненавидела обоих, и Тома, и Джерри. Ленивые козлы. То им суши, то им кофе другого сорта, то срочно найди Синди и договорись с ней о прослушивании, то верни с половины дороги того длинного скандинава, он нам все же нужен… а, нет, убери скандинава, мы передумали. Уроды. А свалить на меня разборки с инвалидами, лесбиянками и прочими вконец оборзевшими меньшинствами?

Господи, и зачем я когда-то мечтала поработать помощником режиссера? Это же ад!

Если бы не подписанный контракт, обязывающий меня присутствовать на репетициях, черта с два бы я осталась, несмотря на отчаянное любопытство (материал для романа на дороге не валяется!). Ну и деньги за административную работу, которые я стрясу с мистера Штосса вдобавок к гонорару. К тому же, бросать Тошку одного как-то неправильно. О Бродвее мы мечтали вместе, и мы будем вместе, когда мечта исполнится.

Кстати, ночка в «Восточном экспрессе» вполне примирила меня с тем, что милорд улетел (или пролетел). Мы не так чтобы напились, но повеселились отменно, и я познакомилась с кучей интересного народу. Даже, можно сказать, романчик наклюнулся. Его звали Джимом, был он негр, балагур и великолепный гитарист. Правда, он тоже улетел вместе с Тошкой в Сан-Диего ровно в четыре утра, и остаток ночи я провела наедине с подушкой.

Зато наутро меня поджидал сюрприз. Обнаружился он, когда я позвонила на ресепшн спросить насчет завтрака. Меня радостно оповестили, что завтрак в номер для меня уже заказан (и оплачен), а горничная только и ждет отмашки, чтобы его доставить.

Этим завтраком можно было накормить роту голодных русских миллионеров. Бокал нежнейшего латте с шоколадом, блинчики с белужьей икрой, какие-то невероятные воздушные пирожные, фрукты и паштеты… а вместо шампанского красовался изящнейший хрустальный штоф с рассолом и открыткой, привязанной розовой ленточкой.

«Волшебный эликсир с конечной остановки «Восточного экспресса» – было написано с одной стороны, поверх пьяного ковбоя верхом на пьяном паровозе, а с другой – «Выпей меня» клубами дыма из кальяна Очень Зеленой Гусеницы. Я на целую секунду онемела, рассматривая подозрительно знакомую самодовольнейшую улыбку Гусеницы, а потом заржала.

О, как я ржала! Как заслуженная полковая лошадь, как Иа, сожравший половину конопляного поля, как морской конек, увидевший коня сухопутного!

Так вот он какой, тонкий английский юмор в киммерийском стиле! Милорд, вы просто прелесть!

Еще одна прелесть поджидала под серебряным колпаком для горячего. Я грешным делом подумала, что там рябчики и ананасы для буржуев, и не слишком торопилась открывать. Зато как я визжала, когда открыла!

О, это была мечта и поэта, и прозаика, и драматурга до кучи! Чудесный, волшебный, изумительный платочек от Гермеса: насыщенного цвета крем-брюле, с пегасом. Терракотовая графика, пегас в духе Леонардо, со схемами устройства крыла, движениями ног и копытом в разрезе. Сложен он был журавликом, в точности как я вчера салфетку складывала.

Я чуть не прослезилась с досады. И от восторга тоже. Вот какого черта я отказалась от милорда? Мужчина, который дарит именно то, что я хочу, не может оказаться свиньей в постели, просто не может! Но ведь он вернется… обязательно вернется… и тогда…

Я целых полчаса мечтала о том, что будет тогда – пока не закончилась белужья икра и воздушные пирожные. Могу с уверенностью заявить, что это был самый лучший завтрак в моей жизни, и не хватало ему самой малости: неодетого Ирвина рядом. Чисто в эстетических целях!

Благодаря Ирвину я катастрофически опоздала на работу. Фил что-то такое говорил о начале кастинга в десять утра, но выбраться из гостиницы раньше одиннадцати я не смогла. А то бы белужья икра заветрилась, а я не могу допустить такого пренебрежения к подаркам милорда! Благовоспитанные леди себе такого не позволяют, боже упаси.

Лучше бы опоздала не на два с половиной часа, а на неделю, честное слово. Потому что козлы и уроды. Особенно мистер Джеральд. А самое досадное, что даже когда он матерился (по-итальянски), я так и видела его в роли Эсмеральдо. Вот именно такой самовлюбленный наглый козел, с харизмой три мегатонны в тротиловом эквиваленте, и нужен! Но этот прекрасный образчик парнокопытного вовсе не собирался на сцену. Он, кажется, и не помнил, что пел Эсмеральдо в том баре.

Кстати, я узнала, как называется богоугодное заведение: «Зажигалка». От Люси, единственного нормального человек во всем дурдоме. Наверное, только благодаря ей я не отравила кофеем из очешуительно капризной антикварной машины обоих гениев.

С ней мы толком познакомились в обеденный перерыв, то есть когда я принесла гениям пиццу, суши, печенье, манго, минералку и апельсиновый сок, и выслушала сто пятьсот поручений на ближайший час. Прекрасная женщина Люси это все тоже выслушивала, невозмутимо восседая около фортепиано, пока ей не надоело.

– Цыц, обормоты. Отпустите уже девочку, если не хотите обнаружить в своем кофе пурген.

Обормоты сделали цыц, длинный (который Том) даже извинился и одарил меня очаровательной улыбкой некормленого котика. Так и захотелось привесить ему на лоб табличку: «Не верь коту, он ел!» А то ведь поверю, что без меня пропадет с голоду. Сегодня же.

В маленькой кафешке (последний этаж торгового центра напротив) мы с Люси напились зеленого чаю с мятой, съели по отбивной из индейки с салатом и протрепались целый час. За этот час я узнала, что Люси пела на Бродвее, когда «Том и Джерри» были еще просто мультиком, а не Гениями и Именами. Карьера не особо сложилась по причине отсутствия нормального голоса…

– Я б цацу с таким голосочком в третий ряд кордебалета не взяла, – смеялась Люси, а потом вздыхала. – Зато как я танцевала! Лучше, чем Джерри. Но дети, ох уж эти дети! Смерть фигуре.

Трое, старшему под тридцать (самой Люси – пятьдесят три, хотя больше сорока ни за что не дашь), и муж – полицейский. Ужасно серьезный и до сих пор в нее влюбленный.

– Все потому что я не мешаю ему время от времени «гулять». Он мне тоже. Полное взаимопонимание!

Историю своего недлинного замужества я тоже рассказала в двух словах, согласилась с тем, что Кобылевский – козел, и все мужики по природе своей тоже козлы, но без них ужасно скучно. Люси пообещала меня научить правилам обращения с ближайшими козлами, они же Том и Джерри, и по-матерински вздохнув, заявила, что они в общем-то неплохие мальчишки, только придурки, и обижаться на них не стоит. И вообще, когда начнется постановка, станет весело, это пока – рутина, тоска, и если они не найдут Эсмеральдо в ближайшие дни, Том впадет в депрессию, с ним это случается регулярно.

Я потрясла головой.

– Не понимаю, зачем искать Эсмеральдо, когда у Джерри изумительный голос.

Люси промахнулась вилкой мимо тарелки.

– Откуда ты знаешь? Не похоже, что вы давно знакомы с Джерри.

– Не знакомы. В смысле, сегодня познакомились. Я слышала запись со дня рождения Тома.

– Дурак он. Мне б такой голос, я бы… эх… а ему надо к доктору, мозги новые вставить. Этот дурак боится петь, ты представь! Пока не нажрется как свинья, фальшивит и хрипит, как старый патефон. Думаешь, Том не пытался? Они даже подрались, было дело… – Люси мечтательно вздохнула и сунула-таки в рот последний листочек салата. – Мы с тобой вечерком рванем в Зажигалку, потрындим еще. И мальчика тебе найдем. Надо заботиться о здоровье.

Я рассмеялась: стоило уезжать из России, чтобы тут же наткнуться на еще одну Манюню с сакраментальным «мужика тебе надо хорошего».

Кстати, надо бы ей позвонить. Перед сном, когда в Москве будет утро.

С перспективой провести вечерок с Люси за беседой о своем, о женском, рабочий день показался не таким уж и длинным. Я даже простила Тому последнее, данное за пять минут до конца рабочего дня, поручение быстренько связаться с «парочкой людей» по списку на десяток персон и заманить их на прослушивание. Завтра. На крайняк – послезавтра. От этого списка мне малость поплохело. Он в самом деле считает, что Селин Дион бросит свое личное шоу в Вегасе и помчится к нему в ЛА на прослушивание?

– Люси, что мне делать с этим? – выпроводив последних неудачников, коих набилось в холл больше двух десятков, и велев приходить завтра, а лучше через год, я показала список моей черной фее.

Фея опустила очки на кончик носа (темные, без диоптрий: глаз у Люси был, как у орла, и с нюхом тоже все в порядке), глянула список и хмыкнула:

– Отдай Филу. Завтра, если мальчики не передумают. Или забей. И не вздумай усыновлять обормотов, не оценят.

Облегченно выдохнув, я сунула бумажку в сумочку и благополучно о ней забыла. У меня назрели куда более важные дела. Проблема «нечего надеть» обещала испортить все удовольствие от поездки, да и приходить на работу в одном и том же было как-то неуютно. Я прекрасно видела, как на мой прикид смотрел Джерри: словно определил и марку, и год, и цену. Даже странно, вроде не гей и не модельер… А если Ирвин вернется, что мне надеть на свидание? Мешок из-под картошки и прикинуться киммерийской ветошью? Короче, срочно меня спасать!

В коротких и емких выражениях описав проблему Люси, я заглянула в бумажник: там сиротливо шуршали три сотни и какая-то мелочь. На карточке не было ни шиша, я все сняла еще в Москве, чтобы не переплачивать комиссии чужому банку.

– Забей и не парься, – на мотив Бобби МакФеррина пропела она и повезла меня в мексиканский торговый квартал на своем крохотном «мини-купере».

С помощью такой-то матери и двух с небольшим сотен баксов нам удалось предотвратить катастрофу. Брюс Уиллис повесился бы от зависти, ему-то для спасения мира требуется бюджет минимум в пять миллионов. Мы же управились малой кровью, одев меня в дивной красоты этнические шмотки. Не Шанель, конечно, и даже не Массимо Дютти, зато закос под хендмейд, натуральные материалы и мне идет. И вообще, этнический стиль – это круто.

Особенно мне понравились вышитые мокасины из тончайшей кожи и хлопковая туничка с костяными бусинами, под нее хоть джинсы, хоть юбку, все пойдет. Кстати, так как мы закупили весь прикид у одного продавца, он еще и пообещал бесплатно доставить покупки в гостиницу. Насколько я поняла из его радостных улыбок, кто-то из его бесчисленных кузин или кузенов, а может троюродных племянников или четвероюродных дедушек, что-то туда поставлял. И слава богу, а то перспектива тащиться в бар с набитыми пакетами меня не слишком прельщала.

– Жилье найдем в конце недели, – пообещала Люси. – И никаких западных районов, только Санта-Моника.

Разумеется, я согласилась, хоть и не слишком представляла, что это – Санта-Моника. Ну не до карты ЛА мне было! Впрочем, этим вечером времени на изучение карты тоже не предвиделось.

До «Зажигалки» мы добрались на удивление быстро, даром что по пробкам. Люси водила, как Шумахер, подавшийся в таксисты. Как ей удавалось не разоряться на штрафах за превышение скорости, не представляю.

Напротив «Зажигалки», оказавшейся не баром, а целым клубом, я увидела совершенно изумительную витрину с часами – мечта, поэма, а не витрина. Люси со смехом высадила меня около нее, мол, припарковаться она сумеет и без меня, а я как налюбуюсь, приду. Не забыть только сказать менеджеру, что я с ней. Так просто с улицы хрен пустят.

Я немножко удивилась, фасад вовсе не был похож на дорогой закрытый клуб. Нечто кирпично-индустриальное, без выкрутасов, и внутрь не заглянешь – окна светятся только на втором этаже, первый весь занят какими-то левыми магазинами и конторами, по вечернему времени в основном закрытыми. Но фасад «Зажигалки» меня интересовал мало, в отличие от витрины а-ля «Безумный шляпник и Мартовский заяц в гостях у Сальвадора Дали».

Экспонаты из этой витрины я бы ни за какие коврижки не повесила дома, но разглядывать могла бы часами. Да что там, сутками! Такие местечки действую на меня, как хорошая трава: вдохновение бурлит, идеи рожаются сами собой, откуда-то из закромов подсознания вылезают персонажи. Рай для писателя!

От рая меня отогнал минут через пять местный дворник, спасибо ему. А то бы проторчала до полуночи, придумывая очередную безумную историю.

Эта история меня и подвела. Задумавшись, не услышала вовремя рева мотора. Дальше все было как в плохом кино: несущийся прямо на меня байк затормозил, крутанулся и едва не врезался в пальму. Второй байк пролетел мимо и тоже затормозил. На улице мигом образовалась пробка из невесть откуда взявшихся машин. А я стояла на обочине и ошалело хлопала на это дело глазами. Из ступора меня вывел разъяренный ор:

– Cazzo di caccare! Distogliere lo sguardo dal vostro asino, cagna! Porca puttana!.. (Разуй глаза, сучка! Остальное нецензурно.) – и что-то еще по-итальянски, на ту же тему.

– Un cazzo! (Хрен тебе, итал.) – на автомате ответила я, показывая фак и оборачиваясь…

И едва подавила позорное желание спрятаться за ближайшую пальму, а лучше совсем провалиться.

Бонни Джеральд, мать его.

Черт его принес, козла! Век бы не видела!

(Голос совести тут же въедливо подсказал, что черт принес как раз меня. Переходить надо на светофоре и в положенном месте, а не где бог на душу положит!)

Джерри орал, размахивая шлемом, над упавшим байком, машины сигналили, кто-то уже вылезал из кабины, чтобы присоединиться к скандалу… вот и второй байкер пожаловал: подбежал к Джерри, что-то ему сказал, стащил шлем – и оказался пожилой леди с розовой наимоднейшей стрижкой. Она опять что-то спросила Джерри, потом обернулась ко мне с таким видом, будто сейчас растерзает… Ступор, наконец, прошел, и я стала искать пути отступления. Может, в магазин какой нырнуть, пока меня не убили прямо тут? Выслушивать мои извинения ни Джерри, ни леди явно не настроены…

Я даже оглянулась, нет ли поблизости открытой двери? Но вместо двери уперлась взглядом в синюю форму.

Полиция, уже?

Вот я попала!

Я отшатнулась от человека в синем (мелькнула мысль: зачем полицейскому метла?) и едва не попала в неласковые объятия леди. Может, лучше полиция?..

Я отступила на шаг, не смея оторвать взгляда от грозной леди с мотоциклетным шлемом наперевес, и тут меня поймали чьи-то стальные руки.

Сердце провалилось в пятки, как наяву послышался щелчок наручников. Все, доигралась! Полиция, обезьянник, суд – и прощай, тиражи, гонорары и мировая слава. Сейчас на лице леди проступит злорадство, на меня укажут пальцем и потребуют немедленной расправы… но случилось чудо. Леди вдруг улыбнулась, от чего стала похожей на Ирвина (дурацкая ассоциация!), и обернулась к подбегающему полицейскому. Почему-то подбегающему не сзади, а справа, с дороги.

– Все в порядке, офицер. Никто не пострадал. – Тут же повернулась обратно, ко мне, и странно-игривым тоном спросила: – Твоя новая подружка, Люси?

– Привет, Дженни, – отозвались из-за моей спины знакомым контральто с бруклинским акцентом, а стальные объятия вдруг оказались нежными и заботливыми.

– Ничего страшного, офицер, – рядом с седовласой леди очутился Джерри, сияющий профессиональной улыбкой. Улыбался он, разумеется, не мне, а полицейскому. – Простите за беспокойство.

От облегчения я чуть не разревелась и схватилась за руку Люси, как в детстве за мамину.

Леди по имени Дженни, оказавшаяся журналисткой, и Джерри остались убалтывать полицейского, а Люси от греха подальше увела меня в «Зажигалку».

Там мы первым делом направились к барной стойке. Будь это нормальный ночной клуб, я бы сказала – протолкались, но в «Зажигалке» было до странности немноголюдно. Столики у стен и на галерее были заняты практически все, и на танцполе зажигало человек двадцать с лишним, но ощущения толпы – не было. И музыка не била по ушам. Кстати, живая. Двое вокалистов и квартет инструментальщиков томно исполняли «Ветер перемен» из «Скорпионс» в довольно приятной аранжировке, на языке с шестом так же томно танцевали, изображая стриптиз, три разноцветные девицы.

– Люси! – откуда в двух шагах перед стойкой взялся носатый джентльмен, до боли смахивающий на Шерлока в исполнении Ливанова, я так не поняла. Возможно, просто материализовался из клубов розового тумана, ползущего с языка.

– Дик! – Люси радостно бросилась ему на шею и расцеловала в обе щеки.

Джентльмен, названный Диком, ее подхватил за талию и покружил, словно Люси была размером со Скарлетт О`Хара, а не половинку слона. Ну ладно, не половинку. Но килограммов сто в ней было, при росте за сто восемьдесят многовато, но простительно.

Оказалось, Дик – не просто так местное привидение, а хозяин клуба. Нам с Люси тут же вручили по «Лонг-Айленду» (за счет заведения) и отвели к столику, где велели официанту принести «как обычно». Дик нежно поцеловал Люси в щечку и обещал вот прямо сейчас закончить одно маленькое дело и присоединиться.

Пока он заканчивал свое «маленькое дело», мы немножко подкрепились в стиле Винни-Пуха в гостях у Кролика, благо готовили в «Зажигалке» дивно вкусно.

Как раз когда мы с Люси пытались сделать сложный выбор между десертом и еще одним стейком, к нам подсела Дженни. Одна. Мистер Джеральд слился на подходе – и гадать не надо было, почему. Взглядом, которым он меня одарил, можно было секвойи валить. Тысячелетние. Но, по счастью, после хорошей порции мяса мне на любые взгляды плевать. А Дженни при ближайшем рассмотрении мне даже понравилась. Спортивная, гибкая, одета в джинсы с черной майкой в обтяжку, лицо породистое, сухое, чем-то напоминает борзую. Правда, выглядит на все свои пять десятков с хвостиком – из-за жестких черт и наплевательства на косметику. Выделены только глаза, черным, из-за чего кажутся запавшими. И контрастом – нежно-розовые с фиолетовыми перышками неровные пряди, косая челка и подбритый затылок. Невероятно стильно!

– Самая злобная язва американской прессы, – отрекомендовала ее Люси с такой нежностью, что стало сразу ясно: их дружбе не один десяток лет.

Хотя со стороны Дженни к дружбе явно примешивалось что-то еще, куда более горячее. И, честно, я даже не знала, сочувствовать ее безнадежной любви или радоваться за нее, ведь мало какая любовь живет так же долго, как дружба. Наверное, мне тоже повезло, что Антошка мне друг. Будь он моим парнем, давно бы разбежались, не умеет он любить кого-то одного.

– Что-то наша девочка совсем задумалась. Любуешься? – Дженни шутливо толкнула меня в плечо.

Я не сразу поняла, что невидяще смотрю на танцпол, а точнее – на парня в рваных джинсах и бесчисленных татуировках, выгнавшего оттуда все парочки и собравшего вокруг себя восторженную толпу. Он танцевал. Соло. Я тихо охнула: трудно было поверить, что живой человек может так двигаться! Словно огонь под ветром, он парил над дансингом, он сам был музыкой.

Люси рядом восхищенно прицокнула языком:

– Злой, как мой Зак после дежурства.

Они с Дженни рассмеялись чему-то своему, и я не сразу поняла, что они говорят о танцоре.

– Кто это?

Люси рассмеялась снова и похлопала меня по плечу:

– Не узнала? Джерри это. Засиделся на кастинге, бедняжка.

– И продул гонку, – хмыкнула Дженни. – Спасибо тебе, малышка! Теперь никуда не денется от интервью.

– Спасибой не отделаешься. – Люси налила себе и Дженни виски в невесть откуда взявшиеся низкие стаканы и подмигнула мне. – Малышка, можно сказать, жизнью рисковала во благо журналистики.

Мне хотелось сказать, что гонку Джеральд продул нечестно, он шел первым, а я выскочила прямо на дорогу. И промолчала. Что, Дженни сама не знает? Знает и плюет. А значит, нечего мне лезть в чужой монастырь со своим уставом. Так что я просто улыбнулась и отсалютовала бокалом с остатком второго «Лонг-Айленда», предоставив Люси вести ее партию. Лучше посмотрю еще на Джерри, когда еще увидишь такое!

Минут через пять я поняла, что хочу работать с Джерри, несмотря на его отвратительный характер и любовь к итальянскому мату. Человеку, который импровизацией в баре способен взять за душу, можно простить очень многое. И пусть я сама в хореографии ноль без палочки, но оценить композицию, рождающуюся прямо у меня на глазах, вполне способна. Такими номерами выигрывают конкурсы мирового масштаба и гордятся, как гвоздями программы, а он – просто танцует, как душа просит.

Да. Я хочу увидеть, как он ставит мюзикл! Я безумно этого хочу! И я хочу, чтобы он не только его ставил, но и пел Эсмеральдо. Он может, я точно знаю! Надо только найти подход к его тараканам. А для этого узнать о нем побольше.

И извиниться.

Черт, ведь сегодня он мог разбиться! Из-за меня! Глупая клуша, что я наделала!.. Если б он из-за меня больше не смог танцевать… нет, я бы никогда себе этого не простила!..

– Эй, ты чего, малышка? – Дженни обняла меня за плечи и заглянула в глаза. – Только не вздумай в него влюбиться, слышишь?

– Даже и не думала, – неубедительно улыбнулась я.

– Заметно, – фыркнула Дженни и указала на кресло, стоящее спинкой к танцполу: – Ну-ка, садись сюда. Насмотришься еще.

Люси кивнула, мол, не спорь.

Само собой, спорить я и не подумала. Правда, насмотрюсь еще. А сегодня непременно извинюсь! Пересев, я попросила у официанта большой графин лимонада, а то что-то в горле пересохло.

– Умница. На фига ты делаешь вид, что романы не твои? – Ласково спросила Дженни, пододвигая мне третий стакан с виски на донышке.

Вот же! Конспирация ни к черту! Но откуда она узнала? Я даже Люси ничего не говорила про романы, просто не успела! Если только Фил Штосс, как «своей» журналистке… они тут, похоже, одна шайка-лейка.

– Ладно тебе дрожать, это только между нами. Я ж должна знать, о чем буду врать, – подмигнула мне. – Пей, тебе сегодня полезно.

Я все же взяла стакан с виски, погрела его в ладонях. И задумалась, что сказать? Что боюсь Кобылевского? Бред же. И боюсь я вовсе не Кобылевского, а…

– А черт его знает, – честно ответила я. – Наверное, не хочу публичности.

– Ну и правильно, – внезапно согласилась Дженни. – Успеешь еще. Вот я, помнится…

Журналистские байки в исполнении Дженни едва не довели меня до слез. Она здорово рассказывала, весело, с огоньком. Почти как мои родители. Мне так живо вспомнилось, как мы сидели после их командировок, и они рассказывали, перебивая и дополняя друг друга, как светились их лица – любовью друг к другу, ко мне, к жизни… Сама не понимаю, как так вышло, что я рассказала Дженни о них.

– Бен Донован? Не может быть!.. Так мы с тобой почти родня, малышка. Мы же с ним вместе стажировались в Сан-Франциско! Отличный парень… был…

Дженни разлила всем виски, и мы выпили, не чокаясь. Потом Дженни рассказала об их стажировке и едва не случившемся романе, и я немножко – о русской культуре, и Люси – о Бродвее, и Дик… не помню, как и когда он оказался за нашим столиком, но слушал он хорошо, а травил байки и того лучше. Еще бы вспомнить, о чем! Единственное, что мне запомнилось толком, так это мое собственное офигение от того, что Дик читал мои книги! Все четыре, купил сразу, как вышли на Амазоне, и непременно купит бумажные, а я ему их подпишу.

Конечно же, я обещала подписать. И написать продолжение, и вбоквел, и ни в коем случае не убивать Билла (это персонаж такой, очаровательный злодей)…

А еще помню, как искала Джеральда, чтобы извиниться – к нам он так и не подошел. Нашла, но он был занят. Трахал, прижав к стене, какую-то рыжую сучку с кислотным педикюром. Сучка обнимала его ногами, цеплялась за шею и подвывала на каждый толчок. А я стояла, сжимая бокал с дайкири, и смотрела на его голую задницу и скалящегося волка на лопатке, не в силах решить: обидеться и плюнуть или все же дождаться, когда он кончит, и извиниться? Уже решила обидеться и плюнуть, когда мускулистая задница дернулась особенно сильно и замерла, а сучка гортанно застонала.

Упс. Наверное, неловко вышло…

Я сделала вид, что просто шла мимо. Даже сказала: «Хай, Джерри» – и сбежала в клозет. Через десять секунд туда ввалилась по уши довольная рыжая сучка, презрительно фыркнула в мою сторону и что-то пропела по-испански. Кажется, насчет хорошего бычка и корриды. Может она и хотела сказать что-то еще, я не стала слушать. Выскочила из клозета, наткнулась на Джерри. Чертово везение!

– Мне жаль, – буркнула я, опустила глаза…

Застегнуть штаны он не удосужился, так что лучше бы я смотрела куда-то еще. И не краснела! Что я, членов не видела?

Джерри хрюкнул и предложил «облизать конфетку». По-итальянски.

С трудом сдержавшись, чтобы не засветить ему в глаз (удар правой мне тоже ставил Антошка, потому что девушка должна уметь за себя постоять), повторила еще раз:

– Извините.

В ответ выслушала много нового и совсем не интересного о себе и своей родне. На упоминании мамы все же не выдержала: выплеснула ему в лицо коктейль, предложила засунуть свое драгоценное мнение в задницу и, кляня свой язык без привязи, проскользнула мимо него и смоталась, пока он стирал с лица розово-сладкую дрянь и пополнял мои знания итальянского нецензурного.

Люси и Дженни встретили мое появления у столика с полным пониманием.

– Козел, – сказала Люси и сделала глазками юному белобрысому официанту, который терся около нашего столика в полной готовности услужить прекрасным дамам.

– Ты мне нравишься, – сказала Дженни и усадила меня к себе на колени. – Все мужики козлы. Поехали со мной, малышка. Люси не любит меня, тебя не любит Джерри, у нас много общего.

– Отстань от девочки, старая перечница. – Люси стащила меня с колен Дженни и вручила официанту, чтобы я не упала. – Девочке домой пора, спатеньки, а то ее завтра съедят.

Дженни засмеялась, потрепала меня по щеке и велела официанту вызвать такси.

Честно сказать, это все было уже в тумане и помнилось обрывочно. То есть про такси помню, а как оказалась в гостинице – уже нет. И, наверное, мне уже приснилось, как Люси на стоянке у клуба целовалась с тем самым беленьким мальчишкой-официантом, а Дженни это снимала на смартфон.