Мэри Воган склонялась над микроскопом, когда дверь её лаборатории в «Синерджи Груп» распахнулась.
— Мэри!
Она вскинула голову и увидела в дверях Луизу Бенуа.
— Да?
— Понтер вернулся!
Сердце Мэри встрепенулось.
— Правда?
— Да! Я только что слышала по радио. Портал между вселенными в Садбери снова открылся, и через него прошёл Понтер с ещё одним неандертальцем.
Мэри поднялась на ноги и посмотрела на Луизу.
— Прокатимся до Садбери?
Луиза улыбнулась, словно ждала этого предложения.
— Нет смысла. Неандертальцы сейчас на карантине прямо там, под землёй; с ними всё равно не увидеться.
— О, — сказала Мэри. Она изо всех сил пыталась скрыть разочарование.
— Но сразу после того, как их выпустят, они поедут в Нью-Йорк, в штаб-квартиру ООН.
— Правда? А это далеко отсюда?
— Не знаю. Думаю, где-то пятьсот-шестьсот километров. Но всяко ближе, чем отсюда до Садбери.
— Я всё равно собиралась съездить туда посмотреть «Продюсеров»,[17] — улыбнувшись, сказала Мэри. Но улыбка тут же пропала. — Хотя там тоже вряд ли получится увидеться с Понтером. Он же будет всё время занят всякими дипломатическими делами.
Но Луиза не дала ей загрустить.
— Ты забываешь, на кого ты работаешь. У нашего Джока, похоже, есть ключи от почти всех дверей. Скажи ему, что тебе нужно съездить получить образцы ДНК неандертальца, который прибыл вместе с Понтером.
Мэри слова заулыбалась. В этот момент она очень-очень любила Луизу.
— Понтер Боддет, дружище!
Рубен Монтего вошёл в двухкомнатный изолятор и протянул к Понтеру сжатый кулак. Понтер коснулся его костяшками пальцев.
— Рубен! — Имя он произнёс собственным голосом, затем за него заговорил Хак: — Как я рад снова тебя увидеть!
Понтер обернулся к Тукане и объяснил по-неандертальски:
— Рубен — штатный медик шахты «Крейгтон», где мы сейчас находимся. Он оказал мне первую помощь, когда я чуть не утонул по прибытии сюда, и это в его доме мы с Мэре Воган и Лу Бенуа находились на карантине. — Потом, повернувшись к Рубену, он сказал, снова через посредство Хака: — Друг Рубен, это посол Тукана Прат.
Рубен широко — для глексена — улыбнулся и изобразил галантный поклон.
— Мадам посол, — сказал он, — добро пожаловать.
— Спасибо, — ответила Тукана через собственный имплант-компаньон, который был модернизирован по образу Хака. — Я очень рада посетить ваш мир. — Она обвела взглядом спартанскую обстановку изолятора. — Хотя и надеялась увидеть его побольше.
Рубен кивнул.
— Мы над этим работаем. Сюда уже едут эксперты из Лабораторного центра контроля заболеваний в Оттаве и из Центра по контролю и профилактике заболеваний в Атланте. Как я понял, вы воспользовались неким устройством лазерной стерилизации. У нас таких нет, так нашим специалистам нужно своими глазами убедиться, что ваш метод в самом деле работает.
— Конечно, — сказала посол Прат. — Хотя мы стремимся к взаимовыгодной торговле с вашим миром, этой технологией мы поделимся безвозмездно. Ваши специалисты могут пройти на нашу сторону и ознакомиться с оборудованием. Конструктор этих устройств, Дапбур Кажак, готова ответить на все вопросы о принципах работы и провести любые тесты, какие они сочтут необходимыми.
— Отлично, — сказал Рубен. — В таком случае, всё должно закончиться совсем скоро.
Понтер подождал, пока Рубен покончит с этой темой, а потом спросил, не пользуясь переводчиком:
— А где Мэре?
Рубен понимающе улыбнулся, словно предвидел этот вопрос.
— Её нанял какой-то американский научный центр. Она в Рочестере, штат Нью-Йорк.
Понтер помрачнел. Он надеялся, что Мэре где-то в Садбери, но ей здесь действительно нечего было делать после того, как Понтер вернулся домой. Её дом, в конце концов, был не в этом городе.
— А у тебя как дела? — спросил Понтер. Он не понимал этой глексенской привычки постоянно интересоваться состоянием дел и здоровья собеседника, но старался соблюдать правила их этикета.
— У меня? — сказал Рубен. — У меня всё хорошо. У меня были мои пятнадцать минут славы, и, если честно, я рад, что они прошли.
— Пятнадцать минут? — повторила Тукана.
Рубен засмеялся.
— Один художник как-то сказал, что в будущем каждый будет знаменит в течение пятнадцати минут.
— А что за художник? — спросил Понтер.
Рубен явно пытался подавить улыбку.
— Э-э… в общем, он известен в основном рисунками банок с супом[18].
— Похоже на то, — сказал Понтер, — что ему и пятнадцати минут многовато.
Рубен снова рассмеялся.
— Как я по тебе скучал, дружище!
Прибыла команда из ЛЦКЗ, а вскорости — и из ЦКПЗ. Две женщины — по одной от каждой организации — стали первыми Homo sapiens sapiens, посетившими вселенную неандертальцев. Периодически голова то одной, то другой появлялась над краем туннеля и просила передать то или иное оборудование.
Понтер пытался набраться терпения, но задержка всё равно его раздражала. Его ждал целый новый мир! И у него, и у Туканы уже взяли множество анализов крови и тканей, а Рубен провёл всестороннее медицинское обследование.
Несмотря на карантин, Понтер и Тукана не пребывали в полной изоляции. Первым посетителем стала бледная глексенская женщина с короткими каштановыми волосами в маленьких круглых очках.
— Здравствуйте, — сказала она, и Понтер узнал франко-канадский акцент, который раньше слышал от Лу Бенуа. — Меня зовут Элен Ганье, я из канадского Министерства иностранных дел и внешней торговли.
Тукана выступила вперёд.
— Посол Тукана Прат, представитель Верховного Серого совета… э-э… Земли. — она кивнула в сторону Понтера. — Мой помощник, учёный — а также посланник — Понтер Боддет.
— Приветствую, — сказала Элен. — Ужасно рада с вами познакомиться. Посланник Боддет, я обещаю, что в этот раз всё пройдёт гладко, не так, как во время вашего прошлого визита.
Понтер улыбнулся.
— Спасибо.
— Прежде чем мы двинемся дальше, мадам посол, я хотела бы задать вам вопрос. Насколько я понимаю, география вашего мира и нашего идентична, не так ли?
Тукана Прат кивнула.
— Отлично, — сказала Элен. У неё с собой был небольшой портфель. Она открыла его и достала маленькую карту мира, изображавшую лишь контуры континентов без государственных границ. — Не могли бы вы показать мне место, где вы родились?
Тукана Прат взяла карту оглядела её и ткнула в западное побережье Северной Америки. Элен протянула ей фломастер со снятым колпачком.
— Отметьте, пожалуйста, это место на карте. По возможности, как можно точнее.
Тукану такая просьба явно удивила, но она сделала, как просили, поставив маленькую красную точку на северной оконечности острова Ванкувер.
— Спасибо, — сказала Элен. — Теперь, не могли бы вы расписаться рядом с этой отметкой?
— Расписаться?
— Э-э… ну, в общем, написать своё имя.
Тукана Прат изобразила строку угловатых символов.
Элен достала из портфеля нотариальную печать и оттиснула её на карте, потом добавила собственную подпись и дату.
— Отлично, как мы и надеялись. Вы родились в Канаде.
— Я родилась в Поднелаке, — возразила Тукана.
— Да-да, но в нашем мире соответствующее место находится в Канаде — точнее, на острове Ванкувер в провинции Британская Колумбия. Из чего следует, что, согласно действующему законодательству, вы — канадка по рождению. Как мы уже знаем, посланник Боддет родился в окрестностях Садбери, Онтарио. Поэтому, если вы и посланник Боддет не возражаете, первым делом после вашего выхода из карантина вам будет присвоено канадское гражданство.
— Зачем? — спросила Тукана Прат.
Прежде, чем Элен ответила, заговорил Понтер.
— Этот вопрос поднимался ещё во время моего первого посещения. Для перемещения между государствами этой версии Земли каждый должен иметь при себе некие документы. Самый важный из них, — он сделал паузу, чтобы Хак напомнил ему название, — это паспорт, а для того, чтобы получить паспорт, у вас должно быть гражданство.
— Именно так, — сказала Элен. — Мы получили массу упреков от других правительств, в особенности от американского, за то, что в прошлый раз вы так и не выбрались за пределы Канады. Как только закончится карантин, вас отвезут в Оттаву — это столица Канады — где вы станете канадскими гражданами согласно главе 5 статье 4 канадского закона о гражданстве, которая позволяет министру иностранных дел в особых обстоятельствах присваивать гражданство кому угодно. Не беспокойтесь: это никак не помешает вам сохранять гражданство любой юрисдикции вашего мира: Канада всегда признавала двойное гражданство. Однако когда вы отправитесь за пределы Канады, вы будете зарегистрированными канадскими дипломатами, и в этом качестве будете пользоваться дипломатическим иммунитетом и прочими привилегиями. Это позволит избавиться от большей части бюрократической волокиты до тех пор, пока не будут установлены формальные отношения между каждым из наших государств и вашим миром.
— Каждым из ваших государств? — переспросила Тукана. — У нас сейчас объединённое мировое правительство. Разве у вас не так?
Элен покачала головой.
— Нет. У нас есть нечто под названием «Организация Объединённых Наций» — мы отвезём вас в её штаб-квартиру сразу после обеда с премьер-министром в Оттаве. Но это не всемирное правительство; это скорее форум, на котором правительства отдельных стран могут обсуждать беспокоящие их проблемы. В конечном итоге ваше правительство должны будут признать все страны, входящие в ООН.
— А сколько их? — спросила Тукана?
Понтер улыбнулся.
— Вы не поверите, — сказал он.
— В настоящий момент в ООН входит сто девяносто одна страна, — сказала Элен. — Так что, как видите, на то, чтобы установить отношения с каждой из них, уйдут годы. Но Канада, разумеется, уже поддерживает отношения с ними всеми, так что, став канадскими дипломатами, пусть и чисто формально, вы сможете свободно посещать любую из этих стран и вести переговоры с их руководителями.
Тукана выглядела озадаченной.
— Ну, если всё это и правда необходимо…
— Совершенно необходимо.
— Хорошо, — сказал Понтер. — Когда мы отсюда выйдем?
— Скоро, я надеюсь, — ответила Элен. — Я теперь и сама не могу покинуть обсерваторию, пока не закончится ваш карантин. Но ваши технологии деконтаминации, похоже, произвели впечатление на наших медиков.
Эта новость очень обрадовала Понтера, поскольку сулила скорое окончание карантина. В конце концов, в прошлый раз почти всё время его пребывания в Канаде прошло в карантине, и ему не хотелось проходить через это снова, в особенности — глубоко под землёй.
Вскоре после этого Тукана удалилась во вторую комнату изолятора — как и многие люди её поколения, она любила вздремнуть. Понтер с помощью Хака занимался английским, когда вернулся Рубен Монтего в сопровождении низенького, лохматого, светлокожего мужчины-глексена, который был полной противоположностью Рубена с его чёрной кожей и гладко выбритой головой.
— Привет, Понтер, — сказал Рубен. — Это Арнольд Мур, геолог.
— Здравствуйте, — сказал Понтер.
Арнольд протянул руку, Понтер пожал её.
— Доктор Боддет, — сказал геолог, — я просто счастлив познакомиться с вами. Просто счастлив!
Скука взяла своё, и Понтер не смог удержаться от сарказма:
— Вы уверены, что касаться меня безопасно?
Но Арнольд пропустил эту реплику мимо ушей.
— Я хотел спуститься сюда сразу, как только услышал о вашем возвращении. Это огромная радость, доктор Боддет, огромная!
Понтер нехотя улыбнулся.
— Спасибо, — сказал он.
— Пожалуйста, — сказал Арнольд, указывая на стул, с которого Понтер поднялся, — присядьте, прошу вас.
Понтер сел; Арнольд взял другой стул, повернул его спинкой к Понтеру и уселся на него верхом, сложив руки поверх спинки. Понтер ощутил, как его брови полезли вверх — такой способ сидения действительно казался гораздо удобнее. Он снова встал и развернул собственный стул, усевшись на него подобным же образом. Было не так удобно, как на привычном седлокресле, но прогресс был очевиден.
Рубен извинился и пошёл пообщаться с иммунологами, которые расползлись по всем помещениям обсерватории.
— У меня есть к вам один вопрос, — сказал Арнольд.
Понтер кивнул.
— На нашей версии Земли происходит нечто необычное, — сказал геолог, — и я хотел узнать, не происходит ли чего-то подобного в вашем мире.
— Чего именно?
— Северное сияние — да, собственно, и южное тоже — ведёт себя необычно.
Понтер удивился.
— Нет, у нас ничего необычного не происходит. Кстати, я сам наблюдал ночные огни буквально вчера — всё было как всегда.
Арнольд выглядел разочарованным.
— Мы надеялись, что вы дадите нам какой-нибудь ключ. Наша рабочая гипотеза состоит в том, что магнитное поле Земли схлопывается в преддверии смены полярности.
Понтер снова вскинул бровь; она залезла на самый гребень надбровного валика.
— Когда у вас такое происходило в последний раз?
— Точно не скажу. Много тысяч лет назад.
— И с тех пор магнитное поле не пропадало?
— Нет.
— Невероятно. У нас такое было… Хак?
— Шесть лет назад, — сказал Хак через внешний динамик.
— Вы хотите сказать, что всё закончилось шесть лет назад?
— Да.
— Но началось, вероятно, за много столетий до того?
Понтер покачал головой.
— Началось это двадцать пять лет назад.
— Давайте уточним, — сказал Арнольд; глаза у него округлились. — Коллапс магнитного поля Земли занял всего — сколько? — девятнадцать лет?
— Точно так, — ответил Понтер. — До того напряжённость магнитного поля была нормальной. Потом оно пропало: планета не имела заметного магнитного поля в течение девятнадцати лет. А потом, шесть лет назад, поле возникло снова.
— «Возникло»? — потрясённо повторил Арнольд. — Вы, должно быть, шутите.
— Когда я шучу, — ответил Понтер, — у меня получается гораздо смешнее.
— Но… но… мы всегда считали, что коллапс магнитного поля занимает сотни, если не тысячи лет.
— Почем?
— Ну, хотя бы из-за размеров Земли.
— Магнитное поле Солнца меняет полярность каждые сто сорок месяцев или около того — каждые одиннадцать лет — а Солнце в миллион раз больше Земли.
— Да, но…
— Я не пытаюсь выглядеть серее вас, — сказал Понтер. — Мы тоже очень мало знали о коллапсе магнитного поля, пока сами не пережили такой. Многих наших геологов также поразила быстрота явления.
— Геомагнитный коллапс и восстановление менее чем за двадцать лет, — сказал Арнольд. — Невозможно поверить.
— Удачное время, чтобы быть физиком, — сказал Понтер. — Интересное. Наш народ узнал много нового о… процессе, который создаёт поле… у вас есть для этого слово?
Арнольд кивнул.
— Геодинамо.
Понтер нахмурился — опять этот звук «и». Но пусть об нём позаботится Хак — компаньон был проинструктирован только имена собственные произносить так же, как это сделал бы сам Понтер.
— Да. Мы узнали много нового о геодинамо.
— Было бы здорово услышать, что вам удалось узнать, — сказал Арнольд.
Понтер был рад, что Тукана пошла спать — скорее всего, он и так уже выдал слишком много информации. Но концепция торговли научными данными не находила отклика в нём как учёном. Научными данными следует обмениваться свободно. Тем не менее, он решил слегка сменить тему.
— Неужели «Инко» беспокоится о том, что спрос на никель упадёт в период коллапса магнитного поля? — Никель широко использовался в компасах на обеих версиях Земли, а его залежи здесь, поблизости от Садбери, были богатейшими на планете.
— Что? Гмм, я об этом даже не задумывался, — сказал Арнольд.
Понтер смешался.
— Рубен сказал, что вы геолог…?
— Да, я геолог, — ответил Арнольд, — но я не работаю на «Инко». Я из Агентства по охране природы. Я прилетел из Оттавы, как только узнал, что связь между нашими мирами восстановилась.
— Ах, — сказал Понтер, всё ещё ничего не понимая.
— Моя работа — защита окружающей среды, — сказал Арнольд.
— Разве это не работа каждого? — спросил Понтер, сознавая, что не вполне искренен.
Но Арнольд снова не заметил намёка.
— Да, конечно, — сказал он. — Конечно. Но я хотел узнать, что вашему народу может быть известно о последствиях коллапса магнитного поля для окружающей среды. Я надеялся, что у вас, возможно, имеются какие-то ископаемые данные. Но получить доступ к данным научного исследования недавнего коллапса! Это просто сказка.
— Никаких заметных последствий не было, — сказал Понтер. — Некоторые виды перелётных птиц начали блуждать, но это практически и всё.
— Да, полагаю, для птиц это действительно проблема, — сказал Арнольд. — Как они приспособились?
— У пострадавших птиц в мозгу есть субстанция с сильными магнитными свойствами…
— Магнетит, — подсказал Арнольд. — Три атома железа и четыре — кислорода.
— Да, — сказал Понтер. — Другие виды птиц ориентируются по звёздам, и некоторые особи тех видов, что полагались на мозговой магнетит для определения направления, оказались способны перейти на ориентацию по звёздам. В природе всегда так: вариации внутри популяции дают возможность приспособиться к изменениям во внешней среде, а для наиболее важных для выживания способностей обычно имеется альтернатива.
— Изумительно, — сказал Арнольд. — Изумительно. Но скажите: а каким образом установили, что магнитное поле Земли периодически меняет полярность? Мы сделали это открытие сравнительно недавно.
— По намагниченности пород в местах падения метеоритов.
— Правда? — сказал Арнольд, и его сросшаяся бровь — было здорово видеть глексена с нормальным лицом, пусть даже только в этом аспекте — взлетела на лоб.
— Ага, — сказал Понтер. — Когда железо-никелевый метеорит врезается в Землю, он намагничивается в направлении магнитного поля Земли.
Арнольд на секунду задумался.
— Ну да, наверное. Это как железный прут намагничивается, если стукнуть по нему молотом.
— Точно, — сказал Понтер. — Но если ваш народ узнал о сменах полярности не по метеоритам, то как тогда вы догадались, что полярность периодически меняется?
— Спрединг морского дна, — ответил Арнольд.
— Что? — переспросил Понтер.
— Вы знакомы с тектоникой плит? — спросил Арнольд. — Ну, дрейф континентов и всё такое?
— Континенты движутся? — спросил Понтер, сделав безмерно удивлённое лицо. Но сразу же поднял руку. — Нет-нет, в этот раз я действительно шучу. Да, мой народ знаком с этим явлением. В конце концов, совпадение береговой линии Ранеласса и Подлара трудно не заметить.
— Должно быть, вы говорите о Южной Америке и Африке, — Арнольд кивнул и невесело улыбнулся. — По-вашему, это очевидно каждому, но нам понадобилось несколько десятилетий, чтобы принять эту теорию.
— Почему?
Арнольд развёл руками.
— Вы учёный; вы наверняка понимаете. Старая гвардия считает, что они знают всё о том, как устроен мир, и не хочет отказываться от своих теорий. При таком большом сдвиге парадигмы вопрос не в том, чтобы убедить кого-то в правильности новых теорий, а, скорее, в том, чтобы дождаться, пока носители старых теорий не умрут.
Понтер попытался скрыть изумление. Какие у глексенов странные подходы к науке!
— Так или иначе, — продолжал Арнольд, — в конечном итоге мы всё же нашли доказательства континентального дрейфа. Посередине океанов есть места, где магма поднимается от мантии и формирует новую горную породу.
— Мы предполагали, что такое явление должно иметь место, — сказал Понтер. — В конце концов, если есть места, где старая порода опускается вниз…
— Зоны субдукции, — подсказал Арнольд.
— Да, эти самые, — согласился Понтер. — Если есть места, где старая порода опускается вниз, то, очевидно, должны быть и места, где новая порода поднимается наверх, хотя, конечно, мы не никогда не наблюдали этот процесс.
— Мы делали буровые пробы в этих местах, — сказал Арнольд.
В этот раз изумление на лице Понтера было неподдельным.
— Посреди океана?
— Ну да, — ответил Арнольд, явно обрадованный, что его мир хоть в чём-то оказался впереди. — И если вы посмотрите на образцы, взятые по разные стороны от разлома, через который изливается магма, то увидите симметричную закономерность в её намагниченности: нормальная вплотную к разлому по обе стороны от него, обратная на равном расстоянии от разлома, снова нормальная на большем расстоянии, и так далее.
— Впечатляет, — сказал Понтер.
— У нас тоже были моменты славы, — сказал Арнольд. Он улыбнулся, явно ожидая того же от Понтера
— Простите? — сказал Понтер.
— Это каламбур, игра слов. Ну, знаете — «магнитный момент» — произведение расстояния между магнитными полюсами на напряжённость поля на полюсах.
— Ах, — сказал Понтер. Глексены помешаны на игре слов… ему этого, должно быть, не понять никогда.
Арнольд выглядел обескураженным.
— Так вот, — продолжил он. — То, что у вас магнитное поле сколлапсировало раньше, чем у нас — это для меня большая неожиданность. Насколько я понимаю модель Бенуа, наша вселенная отделилась от вашей сорок тысяч лет назад с пробуждением сознания. Хорошо, пусть так. Но я не понимаю, что ваш народ или мой мог сделать такого за последние четыреста веков, чтобы это хоть как-то повлияло на работу геодинамо.
— Это в самом деле загадка, — согласился Понтер.
Арнольд сполз со своего стула и поднялся на ноги.
— Однако благодаря этому вы смогли рассеять мои опасения так, как я и мечтать не мог.
Понтер кивнул.
— Я рад. Вы в самом деле — как это у вас говорят? — переживёте период геомагнитного коллапса без шума и пыли. — Понтер подмигнул. — Ведь мы-то уже его пережили.