Люди

Глава 25

— Прошу прощения, посол Прат, — сказал молодой служитель, входя в комнату отдыха в здании Объединённых Наций. — Вам пришёл диппакет из Садбери.

Тукана Прат оглядела десять выдающихся неандертальцев, которые расселись в креслах у огромного окна или разлеглись на полу. Она вздохнула.

— Дождались, — сказала она им по-неандертальски, потом через посредство компаньона поблагодарила служителя и взяла у него кожаный футляр с оттиснутым на нём канадским гербом.

Внутри была бусина памяти. Тукана открыла крышку своего компаньона и вставила бусину. Она приказала компаньону проиграть сообщение через внешние динамики, чтобы его могли услышать все присутствующие.

— Посол Тукана Прат, — произнёс рассерженный голос советника Бедроса, — тому, что вы совершили, не может быть оправдания. Я — то есть, мы, Верховный Серый совет — настаиваем на том, чтобы вы и те, кого вам удалось одурачить, немедленно вернулись домой. Мы, — он помедлил, и Тукане показалось, что она расслышала, как он сглотнул, словно пытаясь успокоиться, — мы весьма обеспокоены их безопасностью. Их вклад в благосостояние общества не поддаётся исчислению. Вы и они обязаны вернуться в Салдак немедленно по получению этого сообщения.

Лонвес Троб покачал своей лысой головой.

— Самонадеянный молокосос…

— Я так понимаю, они не решатся закрыть портал, пока мы не вернёмся, — сказала Дерба Жонк, специалист по стволовым клеткам.

— В этом мы можем быть уверены, — улыбаясь, сказал Дор Фаррер, поэт.

Тукана кивнула.

— Я хочу ещё раз поблагодарить вас всех за то, что согласились явиться со мной сюда. Как я поняла, никто не собирается выполнять просьбу советника Бедроса?

— Шутите? — сказал Лонвес Троб, обращая к Тукане синие искусственные глаза. — У меня такой веселухи не было уж не помню сколько.

Тукана улыбнулась.

— Хорошо, — сказала она. — Давайте согласуем расписание на завтра. Крек, вы завтра играете в видеопрограмме «Доброе утро, Америка»; они оплатили перевозку ледового рога от портала, и да, они понимают, что его ни в коем случае нельзя размораживать. Жальск, завтра утром в Нью-Йорк для встречи с вами прибывает сборная США по кроссу, которая собирается выступать на какой-то «олимпиаде» — я пока не знаю, что это; вы с ними встречаетесь в спорткомплексе Нью-Йоркского университета. Дор, глексен по имени Ральф Вичинанца[43], чьё занятие называется «литературный агент», хочет встретиться с вами за полуденным приёмом пищи. Арбитр Харброн и учёный Клемелк, вы завтра днём читаете лекции в Колумбийской школе права. Борл, вы и представитель ООН примете участие в программе под названием «Позднее шоу с Дэвидом Леттерманом», она будет записываться завтра днём. Лонвес, мы с вами завтра вечером выступаем в Роуз-Центре Земли и космоса[44]. И, конечно же, нужно будет посетить массу встреч здесь, в здании Объединённых Наций.

Кобаст Гант, эксперт по искусственному интеллекту, улыбнулся.

— Держу пари, мой приятель Понтер Боддет рад, что мы здесь. Теперь ему станет полегче — я же знаю, что он терпеть не может быть в центре внимания.

Тукана кивнула.

— Да, после того, что с ним случилось, отдых ему не помешает…

Понтер, Мэри и вездесущий эфбээровец покинули, наконец, отельный бар и пошли к лифтам. Они были одни: никто не ожидал прибытия лифта, а ночной портье за конторкой в отдалении углубился в чтение сегодняшней «USA Today», жуя при этом яблоко «гренни-смит», которые отель предоставлял бесплатно.

— Моя смена закончилась, мэм, — сказал Карлос. — Агент Бурштейн заступил на пост на вашем этаже, он будет присматривать за вами дальше.

— Спасибо, Карлос, — сказала Мэри.

Он кивнул и проговорил в свой коммуникатор:

— Лисица и Здоровяк едут наверх.

Мэри улыбнулась. Когда ей сказали, что ФБР присвоит им кодовые имена — и это было круто — она спросила, не может ли она выбрать их сама.

Карлос сказал, снова обращаясь к ним:

— Доброй ночи, мэм. Доброй ночи, сэр.

Однако он, разумеется, не покинул отель. Лишь отступил на некоторое расстояние и стал дожидаться прихода лифта.

Мэри внезапно почувствовала, как кровь приливает к лицу, хотя и знала, что в холле на самом деле было прохладнее, чем в баре. И нет, это было не из-за того, что ей предстояло остаться с Понтером наедине в кабине лифта. Будь то незнакомец — другое дело, эта фобия, должно быть, будет теперь преследовать её до конца жизни. Но Понтер? Нет. Никогда.

И всё же Мэри ощущала тепло. Она обнаружила, что её взгляд забегал, глядя на что угодно, только не в золотистые зрачки Понтера. Она посмотрела на светящиеся указатели этажей, на которых находятся все пять лифтов; потом на объявление в рамке над кнопкой вызова, напоминающее о позднем завтраке в воскресенье; на инструкцию для пожарных.

Приехал один из лифтов, его дверцы разъехались, издав звук вроде барабанной дроби. Понтер галантно предложил Мэри войти первой, и Мэри вошла в кабину и помахала на прощание Карлосу, который с серьёзным видом кивнул. Понтер вошёл вслед за ней и осмотрел панель управления. Он уже хорошо различал цифры — неандертальцы, может, и не изобрели алфавита, но их система счисления тоже была десятичной и включала специальный значок для нуля. Он протянул руку и нажал кнопку 12-го этажа, улыбнувшись, когда она осветилась.

Мэри хотела бы, чтобы её комната не располагалась бы на том же этаже. Она уже рассказывала Понтеру, почему здесь нет тринадцатого этажа. Но если бы он тут был, то она, наверное, предпочла бы жить на нём. Ей всё равно — она не суеверна. Хотя, подумала она, Понтер определённо сказал бы, что это не так. С его точки зрения и вера в Бога — суеверие.

Так вот, если бы она жила на другом этаже — на любом другом этаже — то их расставание получилось бы коротким и любезным. Просто помахать ручкой и услышать «Увидимся завтра» от того, на чей этаж лифт прибудет первым.

Угловатая светодиодная «8» над дверями потеряла сегмент, превратившись в «9».

Но сейчас, подумала Мэри, простым «увидимся» не обойдёшься.

Она почувствовала, как лифт остановился, и двери разъехались в стороны. За ними ожидал агент Бурштейн. Мэри кивнула ему. Она втайне надеялась, что он пойдёт за ними по коридору, но он, похоже, посчитал разумным остаться возле лифтов.

Итак, Понтер и Мэри шли по коридору, минуя нишу с льдогенератором, а потом комнату за комнатой, пока…

— Ну, — сказала Мэри ощущая, как забу́хало сердце, и полезла в сумочку за ключ-карточкой, — это моя.

Потом посмотрела на Понтера. А Понтер посмотрел на неё. Он никогда не доставал ключ заранее — он вспоминал о нём в самый последний момент, пришелец из мира, в котором немногие двери имеют замки, да и те открываются по сигналу с компаньона.

Понтер молчал.

— Ну так, — неловко продолжила она, — тогда спокойной ночи?

Понтер, по-прежнему молча, протянул руку и взял у неё ключ-карту. Он прижал её к замку и дождался, пока замигает светодиод. Потом он повернул ручку и широко распахнул дверь.

Мэри обнаружила, что смотрит ему через плечо, проверяя, пуст ли коридор. Конечно, там был неизменный эфбээровец. Перед ним тоже, конечно, было неловко, но, по крайней мере, это не один из палеоантропологов.

Рука Понтера тем временем медленно и плавно заскользила по руке Мэри к её плечу. Потом она так же мягко скользнула по её щеке, убирая за ухо прядь волос.

А потом это, наконец, случилось.

Его лицо приблизилось к её лицу, его губы коснулись её губ, и Мэри ощутила, как по телу растекается волна удовольствия. Его руки теперь обхватывали её, и она обхватила его, и…

Мэри не могла сказать определённо, кто кого вёл, но они, боком, словно в танце, не размыкая объятий вошли в номер, и Понтер захлопнул дверь движением ноги.

Потом Понтер резко присел и подхватил Мэри на руки, а потом понёс её, словно младенца, мимо двери в ванную к королевских размеров кровати и осторожно уложил на покрывало.

Сердце Мэри заколотилось ещё сильнее. Так оно не билось уже двадцать лет, с того первого раза с Донни, когда её родители уехали на выходные.

Понтер секунду помедлил; его руки вопросительно согнуты в локтях, будто давая ей последнюю возможность всё отменить. Мэри едва заметно улыбнулась и потянулась к нему, обхватила за мускулистую шею и потянула к себе на кровать.

На мгновение Мэри представила себе сцену вроде тех, что она много раз видела в кино, но ни разу не испытывала в реальной жизни: как одежда магическим образом сползает с их тел по мере того, как они, сцепившись, катаются по простыням.

Но так, конечно, не бывает. Мэри вдруг осознала, что Понтер не имеет ни малейшего понятия о том, как расстёгиваются пуговицы и совершенно в них запутался, хотя ей и нравилось, как костяшки его пальцев упираются ей в грудь.

Мэри надеялась, что она сама справится лучше — во время покушения Хак объяснил ей, как расстёгиваются застёжки на неандертальской одежде. Правда, в прошлый раз она это делала при свете дня. Сейчас же они с Понтером были практически впотьмах. Никто из них не включил свет, когда они входили в номер; комната освещалась лишь светом, проникающим с улицы через окна, тяжёлые коричневые занавеси на которых не были задёрнуты.

Они перекатились так, чтобы Мэри оказалась наверху. Она подтянулась и уселась Понтеру на грудь, а потом нащупала верхнюю пуговицу блузки. Она расстегнулась без усилий. Мэри взглянула вниз и разглядела на фоне выглядывающего из-под блузки бледного треугольника своей кожи маленькое золотое распятие — то, которое она купила взамен отданного Понтеру.

Она расстегнула вторую пуговицу, и блузка распахнулась ещё шире, открывая верхнюю часть простого белого лифчика.

Мэри взглянула на Понтера, пытаясь прочитать выражение его лица, но он смотрел на её грудь, и выступающее надбровье не давало рассмотреть глаза. Смотрит он с удовольствием, или в смятении? Она понятия не имела, насколько грудасты обычно неандертальские женщины, но если судить по Тукане Прат, у них на теле много волос, тогда как на груди Мэри волос нет вообще.

А потом, в полутьме, она услышала, как Понтер произнёс своим собственным голосом:

— Ты так прекрасна.

И Мэри ощутила, как беспокойство и неуверенность утекают из её тела. Она расстегнула оставшиеся пуговицы, а потом потянулась руками за спину и расцепила застёжку лифчика. Он соскользнул с её грудей, и руки Понтера скользнули вверх по её животу, дотянулись, накрывая их, взвешивая в ладонях. А потом он потянул её вниз, и его широкий рот нашёл её левую грудь, и Мэри ахнула, когда вся она уместилась у него во рту, а его язык начал её поглаживать и ласкать.

А потом он переместился к правой груди, и его язык прочертил влажную полосу по ложбинке между ними, и она почувствовала, как он зажал губами правый сосок и мягко за него потянул, и Мэри ощутила, как волны электричества пробегают вверх-вниз вдоль позвоночника.

Несмотря на то, что Понтер всё ещё был полностью одет, она ощутила бёдрами его эрекцию. Ей вдруг страшно захотелось увидеть её; она уже видела его голым, когда они находились на карантине в доме Рубена Монтего, но только в спокойном состоянии. Она приподнялась на руках — её сосок выскользнул у него из губ — и сдвинулась ниже по его торсу так, чтобы руки оказались на уровне пояса. Однако тут же пришла в замешательство — она понятия не имела, как расстёгиваются его штаны. Медицинский пояс Понтер сбросил, как только они вошли в комнату, но на штанах не было никаких застёжек, хотя ткань на нужном месте выразительно оттопыривалась.

Понтер рассмеялся, протянул руку и сделал что-то со своими штанами, отчего они внезапно перестали плотно облегать пояс. Он выгнул спину и стянул их на бёдра и…

И стало ясно, что нижнего белья неандертальцы не носят.

Он был массивный — длинный и толстый. Необрезанный, хотя головка высовывалась далеко за пределы крайней плоти. Мэри медленно провела рукой вдоль всей его длины, чувствуя, как он подрагивает в такт ударам сердца.

Потом она слезла с него и помогла полностью освободиться от штанов. Его ступни были заключены в приделанные к штанинам клапаны, стянутые ремешками в двух местах, но он быстро от них избавился. Теперь он был обнажён ниже пояса — а Мэри выше. Она свесила ноги с кровати, встала, быстро сбросила туфли, расстегнула юбку и дала ей упасть на пол. Понтер не отводил взгляда от её тела, и она видела, как его глаза округлились. Она взглянула вниз и рассмеялась: на ней были простые бежевые трусики, и при тусклом освещении казалось, что у неё там всё ровно и гладко. Она запустила большие пальцы под резинку и стянула их на пол, открыв…

Она слышала, что сейчас было модно удалять почти все лобковые волосы; однажды она слышала, как Говард Стерн[45] называл то, что при этом оставляют, «взлётной полосой». Мэри не делала ничего такого, только немного подбривала по краям, когда брила ноги, и она вдруг осознала, что Понтер впервые видит густые волосы на теле глексенской женщины. Он улыбнулся, явно обрадованный открытием, и скатился с кровати, встав рядом с ней. Потом особым образом коснулся своей рубахи, и она расползлась по швам, как на Брюсе Бэннере[46], и упала на застеленный ковром пол.

И теперь они стояли в метре друг от друга, оба полностью голые, за исключением компаньона Понтера и повязки у него на плече, там, куда попала пуля. Понтер шагнул вперёд и снова обхватил Мэри руками, и они опять повалились на кровать.

Мэри хотела ощутить его внутри себя — но не прямо сейчас, не так быстро. У них много времени, и усталость, побуждавшая поначалу Мэри сказать «спокойной ночи», испарилась без следа. Но, однако, как неандертальцы занимаются любовью? Что если что-то для них табу, а что-то они находят отвратительным? Она решила отдать инициативу Понтеру, но тот также медлил, предположительно, по той же самой причине, и в конце концов Мэри обнаружила, что делает нечто, чего она никогда раньше сама не начинала — ведёт языком вниз по мускулистому волосатому торсу Понтера через рельефные бугры его пресса. После секундной паузы, давая Понтеру возможность остановить её, если он захочет, она открыла рот и скользнула им по его пенису.

Понтер испустил довольный вздох. Мэри уже делала такое с Кольмом, но всегда без особого энтузиазма, зная, что это нравится ему, но сама не испытывая от процесса никакого удовольствия. Однако в этот раз она пожирала Понтера горячо и страстно, наслаждаясь ритмичным подрагиванием его массивного органа и солоноватым вкусом его кожи. Но она не хотела довести его таким образом до оргазма, а если он возбуждён хотя бы вполовину так, как она, то до этого было уже недалеко. Поэтому Мэри одним долгим медленным движением выпустила его пенис изо рта, посмотрела на него и улыбнулась. Он уложил её на спину и ответил тем же, его язык сразу нащупал её клитор и начал его ласкать быстрыми движениями. Она тихонько застонала — только потому, что специально старалась стонать громко. Понтер попеременно то быстро двигал языком вверх-вниз, то покусывал её половые губы.

Мэри испытывала наслаждение от каждой секунды, но не хотела от этого кончить, не в первый раз с ним. Она хотела ощутить его внутри себя. Понтер, похоже, думал о том же самом, потому что поднял голову и посмотрел на неё — ёго борода влажно поблёскивала в полумраке.

Она ожидала, что он просто надвинется на неё и войдёт в неё в процессе, но вместо этого он внезапно перевернул её на живот. Мэри снова ахнула, в этот раз от неожиданности. Она никогда раньше не пробовала анальный секс и не была уверена, что хочет пробовать его сейчас. Но руки Понтера вдруг скользнули по её ягодицам, поднырнули под неё и резко потянули вверх, так что она оказалась на четвереньках, а потом его длинный пенис вошёл в её вагину сзади. Мэри крякнула, принимая его в себя, но была в то же время обрадована, что он не стал исследовать неосвоенные территории. Его руки заскользили дальше и накрыли её груди, а он тем временем ритмично задвигался взад-вперёд. Мэри пару раз пробовала раньше по-собачьи, но Кольму явно недоставало длины, чтобы доставить ей удовольствие в такой позиции. Однако Понтер…

Понтер был великолепен!..

Представляя себе этот момент — и одновременно каждый раз пытаясь прогнать эти фантазии прочь — она всегда видела их делающими это в миссионерской позиции — его рот лобзает её губы в то время, как пенис бьётся в неё, словно перфоратор. Однако…

Однако эта позиция не просто так зовётся миссионерской; даже на этой Земле её предпочитают далеко не все.

Понтер, очевидно, думал о том же самом. Он говорил тихо, и Хак переводил его слова так же тихо. Однако от осознания того, что компаньон воспринимает происходящее во всей его полноте, у Мэри всё сжалось внутри. Она никогда не занималась сексом в присутствии кого-то третьего и дважды сумела переубедить Кольма, когда он заговаривал о том, чтобы заснять процесс на видео.

— У вас это так делают? — тихо произнёс Хак от имени Понтера.

Мэри попыталась выбросить мысль о Хаке из головы и ответила:

— Обычно мы это делаем лицом к лицу.

— О, — сказала Понтер, и Мэри почувствовала, как он выходит из неё. Она подумала, что он собирается просто перевернуть её на спину, но он встал рядом с кроватью и протянул к ней руку. Мэри недоумённо взяла его за руку, и он поднял с кровати и её — его твёрдый пенис упёрся в её мягкий живот. Он опустил руки, взял обе её ягодицы в свои широченные ладони и приподнял её над полом. Ноги Мэри будто сами собой разошлись и обхватили его вокруг пояса, и он опустил её прямо на свой пенис и практически без усилий начал двигать её вверх-вниз. Их губы соединились в поцелуе, её сердце стучало, его грудь вздымалась, и Мэри, задрожав всем телом и уже не в силах сдерживать стон, кончила, а Понтер тем временем ещё более ускорил ритм своих толчков, и Мэри немного отстранилась от него и глядела в его лицо, в его прекрасные золотистые глаза, которые он не отводил от неё, на его сотрясаемое оргазмом тело. И, наконец, они без сил повалились на кровать, она прижимала к себе его, а он — её.