Люди большой отваги

ШКОЛА МУЖЕСТВА

Рядовой Акопжанян напрягал все силы. Ему казалось — еще два-три взмаха киркой, и он свалится в окоп. В это время, словно угадав состояние товарища, Локтев тронул его за плечо:

— Поменяемся местами.

Солдат с трудом разжал онемевшие пальцы, и кирка, оказавшись в руках Локтева, снова врезалась в каменистый грунт, высекая искры. Только теперь она ударяла чаще и методичнее, выворачивая крупные глыбы земли.

Акопжанян выпрямился и остро ощутил, как заныло в пояснице. Передохнуть бы сейчас минут пять, но совестно перед Локтевым. Он и так больше работает. И откуда такая силища у человека: будто всю жизнь был землекопом! Все у него получается ловко. Правда, и он уже изрядно попотел. Только виду не подает, что устал. И рядовой Акопжанян берется за лопату, отставленную в сторону Локтевым.

Когда начался «трудный» грунт, командир отделения приказал им работать вместе: одному кайлить, другому выбрасывать землю наверх, периодически меняясь местами. Дело пошло быстрее, а сержант Граница все-таки торопит. Вот он сейчас опять подходит и говорит:

— Поскорее, товарищи! Можем не уложиться во время. «Противник» нагрянет, а у нас окопы не готовы.

Что ему возразишь? Акопжанян видит, как сержант и сам трудится за двоих — на целый штык ушел глубже других в землю. И все-таки солдат проговорил:

— Трудно здесь.

— Трудности нас ждут впереди, — ответил сержант. А потом, испытующе взглянув на Акопжаняна, подбодрил:

— Главное, не думайте об усталости, и она отступит. Я на себе испытал. Да и Локтева спросите, он подтвердит — не первый год служит.

— Какие же еще трудности впереди? — спросил Акопжанян, когда Граница отошел. Локтев будто не расслышал вопроса, продолжал энергично взмахивать киркой.

Сутки назад подразделение получило задачу: окопаться и удерживать занятые позиции. Прибыли сюда ночью и сразу же взялись за лопаты. Целый день рыли землю. Другая ночь приближается, но солдаты и глаз не сомкнули. Для Акопжаняна — солдата первого года службы — это большая нагрузка. Но сержант говорит, что все трудности еще впереди. Неужели на новые позиции перейдем и опять все сначала начинай?

Солдат напрасно боялся этого. После ужина командир отделения, выставив наблюдателя, разрешил солдатам спать. Акопжанян, улегшись в окопе, сразу же уснул. А рядовой Локтев, взглянув на обложенное густыми тучами небо, прошелся по траншее, выбрал место повыше, в ячейке.

Сержанта Границу разбудили холодные струйки воды, проникшие за воротник. Он вскочил, еще не понимая, что произошло, и почувствовал, как под ногами захлюпала вода. Темное небо словно прорвалось, проливной дождь лил сплошным потоком. Граница бросился по траншее. Локтев уже поднимался, пряча оружие под полу шинели. Через несколько шагов сержант наткнулся на Акопжаняна. Тот спал. Под ним — большая лужа воды, а он и не шелохнется. Граница разбудил его. Солдат нехотя встал. С шинели и вещмешка стекала вода.

— Что такое? — растерянно спросил Акопжанян и схватился было отжимать шинель. Сержант остановил его:

— Бесполезное дело: дождь еще не перестал. Потом займемся этим. Сейчас надо усилить наблюдение.

Распоряжение это было своевременно. Через несколько минут прибежал связной от командира роты и передал приказ: на позицию взвода должна возвратиться из ночного поиска наша разведка. Наблюдать зорче, в случае необходимости прикрыть ее отход огнем.

Минуты тянутся медленно. Акопжанян стоит в своей ячейке, всматривается в темноту, прислушивается, стараясь уловить в монотонном шуме дождя шаги разведчиков. Он промок до нитки, тело пробивает мелкая дрожь, и сонливость как рукой сняло. А дождь все поливает и поливает.

Лишь на рассвете разведчики бесшумно вышли цепочкой к траншеям. Первым их заметил Локтев и, спросив пароль, пропустил.

Акопжанян облегченно вздохнул: теперь самый раз доспать — дождь перестал, можно подыскать место посуше и хоть на полчаса еще прикорнуть. Но сержант распорядился продолжать работу по оборудованию позиций. Сначала отжали шинели, потом стали касками и котелками вычерпывать воду из траншеи. Ее накопилось в окопах по колено. До завтрака еле управились с этой работой. Затем командир приказал сделать ниши и перекрытия, отрыть ступеньки, замаскировать оборонительный рубеж отделения. Весь день прошел в труде. Одновременно солдаты поочередно вели наблюдение за «противником». Им удалось засечь несколько огневых точек, а на опушке леса обнаружить замаскированные танки.

На третью ночь совсем не удалось сомкнуть глаз. В первом часу «противник» начал артподготовку. Имитационные толовые шашки неожиданно начали рваться у самой траншеи. Сержант выставил одного наблюдателя, остальным солдатам приказал уйти в укрытия, приготовить оружие, боеприпасы, гранаты.

И тут для Акопжаняна начались испытания потруднее прежних. «Не на это ли намекал сержант?» — думал он, отбивая вместе с другими воинами наседающего «противника». Атаки следовали одна за другой. Акопжанян вел огонь из автомата, Локтев прильнул к гранатомету. А «противник» все ближе и ближе. Командир роты приказал отойти на вторую линию траншей. Но и здесь не пришлось долго задержаться. Подразделение получило задачу: совершить обходный маневр и ударить по левому флангу наступающего «противника».

В темноте нелегко было передвигаться. Ноги вязли в грязи. Арам Акопжанян шел, наклонившись вперед. Перед ним маячила широкая темная спина Локтева. Арам старался идти за ним след в след, но не получалось: то вправо занесет его, то влево. Ему хотелось пить, но боялся остановиться, чтобы отстегнуть флягу: замешкаешься на минуту — и потом потеряешь отделение. А тут еще начала саднить потертая нога.

В одном месте Акопжанян споткнулся о кочку и упал на мокрую траву. Дуло автомата звонко ударилось о каску.

— Тише! Чего вы гремите? — услышал солдат голос сержанта и, поднимаясь, почувствовал, как Граница подхватил его под локоть, помогая встать. — «Противник» недалеко, может услышать…

Шли оврагом, затем поднялись наверх, осторожно пробирались по опушке леса. И тут снова неудача — Арам провалился в старый окопчик, наполовину заполненный водой. Он невольно ойкнул. Услышав вскрик товарища, Локтев вернулся.

— Что с тобой? — спросил он тихо.

— Провалился в яму.

— Давай руку. Не ушибся?

Локтев потянул Акопжаняна.

— Постой, постой, — забеспокоился молодой солдат. — Сапог там остался.

— Не везет тебе сегодня, — приглушенно засмеялся Локтев и, нагнувшись, вытянул сапог из окопа, вытряхнул из него воду. — Надевай живее, а то отстанем.

Они бегом догнали отделение. Арам шел теперь рядом с Локтевым, держась за упругое, сильное плечо товарища. Ему казалось, что он может упасть, если снимет свою руку с плеча Локтева.

Раньше, когда взвод выходил на тактические занятия к высоте «Безымянной», что километрах в трех от военного городка, Акопжанян воспринимал все эти перебежки, самоокапывания, броски в атаку как игру в войну. Порой ему казалось, что командир слишком уж много придает значения таким простым вещам, как отрывка ячейки, маскировка, переползания. Солдату покажи раз — и он поймет, что к чему. Зачем же бесконечно повторять одно и то же? Правда, и там, на высоте «Безымянной», он, Арам, каждый раз сильно уставал. Но все те занятия не идут ни в какое сравнение с этими. Лишь теперь он не только разумом осознал, но всем своим существом почувствовал: солдатская учеба — это не игра в наступление и оборону, а тяжелый, очень напряженный труд. По закону службы, по воле командира солдат проходит всестороннюю проверку на крепость и твердость, его закаляют, проводят через испытания. И все это делается для того, чтобы в нужный час, когда потребует Родина, он вступил в бой привычно, со спокойной уверенностью в победе над врагом.

Рядовой Акопжанян, раздумывая над этим, впервые за полгода службы понял всю глубину мудрости суворовского изречения, которое так часто повторял командир отделения: «Больше пота в ученье, меньше крови в бою».

Рота продолжала марш. Прошли не один километр, затем с ходу — стремительный бросок вперед. Неожиданная контратака во фланг расстроила ряды «противника». Он начал откатываться назад.

«Ну, теперь конец. Передохнем», — подумал Акопжанян.

— Не задерживать темп наступления! — послышался голос сержанта Границы. Акопжанян бежал, стараясь не отстать от Локтева, стрелял на ходу. Его захватил азарт боя — будто и не было трех суток напряженной работы, бессонницы, ноющей боли в суставах.

Наступил какой-то внезапный взлет сил, солдат потерял ощущение усталости.

«Бой» закончился. Акопжанян опустился на бруствер окопа и только теперь почувствовал, как вздрагивают у него мышцы ног. Перед глазами расплывались лиловые круги. Товарищи снова взялись за лопаты, зарывали траншеи. Акопжанян последним усилием воли заставил себя подняться и тоже начал бросать лопатой липкую землю.

Неразговорчивый Локтев, работавший с ним рядом, улыбаясь сказал:

— Вот, брат, теперь знаешь, как достается победа в бою.

…Много еще таких испытаний у солдата впереди. И после каждого тверже будет его шаг, крепче рука, сильнее воля. И вся его служба — школа мужества. В суровых армейских буднях растет солдатское мастерство, формируется характер, куется стойкость и верность советской Отчизне. Он поднимается в своем сознании до высот государственного понимания своего воинского долга, готовности к подвигу во имя счастья народа, во имя победы коммунизма.