Люди большой отваги

СТАНОВЛЕНИЕ

Дождь, начавшийся еще ночью, не переставал ни на минуту, оседая мелкой водяной пылью, скрадывая очертания мишеней. Солдаты промокли до нитки, а на стрельбище все шло своим чередом: одна за другой следовали короткие команды, глухо хлопали карабины, с треском прошивали дождевую пелену пулеметные и автоматные очереди. В тылу огневого рубежа царило в это время обычное деловое беспокойство — солдаты готовились к стрельбе.

На огневой рубеж вызвали очередную смену. Младший сержант Касьяненко встал рядом с руководителем стрельб и пристально следил, как его подчиненные рядовые Циквитария и Сидоров выдвигались с пулеметом на позицию.

Офицер подал команду: «Огонь!»

И сразу же хлестко ударила длинная очередь. Мишень слегка качнулась. «Попал!» — отметил про себя Касьяненко. Пулеметчики продолжали выполнять задачу. Сидоров подал наводчику второй магазин. Тот быстро вставил его, прицелился. Но что такое? Задержка? Так и есть — наводчик беспокойно завозился, передернул рукоятку, отнял магазин. А время уже истекло.

— Встать!

Циквитария вскочил как ужаленный, обернулся к Сидорову, черные глаза гневно сверкнули:

— Цхе! — выдавил он сквозь зубы и почти бегом бросился с огневого рубежа. Следом за ним, склонив голову, пошел Сидоров. На лице солдата — растерянность.

— Что случилось? Почему задержка произошла? — как можно спокойнее спросил Касьяненко.

Циквитария схватил магазин:

— Смотрите, как он снарядил? Перекрутил пружину.

— Произошло заклинение патрона в приемнике магазина. Я недосмотрел, — честно признался Сидоров.

— Как недосмотрел? — вскипятился наводчик. — А для чего же у меня помощник?

Жестом руки остановив Циквитария, командир отделения строго сказал:

— Верно, Сидоров виноват. Но и наводчик не меньше. Вы должны были проверить, как снаряжен магазин.

Циквитария примолк. Взглянув в лицо солдата, Касьяненко понял: теперь он не только Сидоровым, но и собой недоволен. Вот и хорошо. Урок не прошел даром. Младший сержант круто повернулся и пошел проверить, как готовятся к стрельбе другие солдаты. Шел не спеша и улыбался: на глазах меняется Гулико Циквитария. В характере солдата явственно вырисовывалась новая черточка — сдержанность. А давно ли еще стоило только повысить голос, как Циквитария весь вздрогнет, побледнеет…

Да, трудно было командиру отделения первое время с рядовым Циквитария. Горяч характером. Укажешь на ошибку — обидится и на занятия идет без всякой охоты. Командир противопоставил неуравновешенности солдата свою выдержку. Все приказания и замечания Касьяненко делал подчеркнуто спокойно, не снижал командирской требовательности и не делал никаких скидок на «трудный характер» солдата.

Затрудняло учебу Циквитария слабое знание русского языка. Младший сержант сумел увлечь солдата чтением художественной литературы, научил его писать по-русски. Теперь Циквитария мог самостоятельно готовиться к занятиям, изучать уставы и наставления.

И все-таки воин заметно отставал в учебе, занимался без огонька, без задора. Вот тут-то и необходимо было тонкое чутье командира: какую «струнку» души солдата тронуть, чтобы пробудить в ней нужный отзвук?

Как-то командир роты заметил Касьяненко:

— Мне думается, вы слишком опекаете Циквитария. Попробуйте найти такое средство, чтобы солдат сам загорелся желанием быть впереди. Он, кажется, очень гордится своей матерью?

— Да. Она старая коммунистка, известная в Абхазии звеньевая, рекордные урожаи чая выращивает.

— Вот об этом ему и надо напомнить.

Младший сержант стал чаще заводить с солдатом разговор о долге перед Родиной и, между прочим, интересовался, что пишет Леволина Закировна, не уступила ли она своего первенства.

— Что вы! — обижался Циквитария. — Она у меня твердая, своей славы не уронит!

— А в письмах она опрашивает о ваших успехах по службе?

— Конечно. Но что ей ответить?

— Понимаю: неудобно писать о том, что у вас еще не все ладно с учебой. Ей, наверное, хочется, чтобы сын был отличником?

И Касьяненко заметил, что каждый раз после такого разговора солдат действует на занятиях с особым старанием.

Младший сержант подбадривал:

— У вас дела пошли лучше. Станете отличником, сам командир пошлет письмо вашей матери!

И как-то незаметно для всех рядовой Циквитария подтянулся, а затем стал и передовым. Он заслужил несколько поощрений. Достижения солдата в службе росли изо дня в день.

Становление солдата… Только тот, кто сам учил солдат военной науке, знает, сколько труда, искреннего порыва души, ума и воли надо затратить, чтобы вырастить настоящего воина! Это благородное дело требует от сержанта, чтобы он был одновременно и взыскательным наставником, и умным педагогом, строгим начальником и чутким товарищем.

Когда перед Касьяненко предстал рядовой Сидоров и доложил, что он явился «для прохождения дальнейшей службы», младший сержант, окинув солдата оценивающим взглядом, отметил про себя: немало придется повозиться.

И не ошибся. Сидоров на первых же занятиях в поле вызвал у сослуживцев иронические улыбки. Он выдохся, сделав несколько перебежек, лоб его покрылся крупными росинками пота. Однако, приглядевшись к новичку, Касьяненко заметил, что Сидоров хотя и слаб физически, но терпелив и настойчив. Он не жалуется на трудности и после каждой неудачи хмурится — сердится, видно, на себя.

Надо было в первую очередь помочь ему приобрести физическую закалку. Поэтому на занятиях по физической подготовке командир отделения уделял Сидорову особое внимание. Но, очевидно, не верил солдат в свои силы и занимался без особого старания. Командир настойчиво ему внушал: тренировка может сделать сильным любого солдата. Как-то он сослался на Суворова, который тоже в молодости был слаб физически, но сумел закалить себя и до самой старости переносил походы.

Разговор о Суворове или что-либо другое подействовало на Сидорова, но перемена, внезапно происшедшая с ним, бросилась в глаза Касьяненко. Бывает же так: не верит солдат в себя и вдруг наступит момент, и он обретает эту драгоценную веру. Так и с Сидоровым случилось. Однажды вечером, вернувшись из библиотеки, командир отделения заметил, что Сидоров куда-то исчез.

— Он на спортплощадке занимается, — сказал младшему сержанту рядовой Решетняк, оставшийся за командира.

Младший сержант пошел туда. Начинало уже темнеть. Касьяненко остановился у изгороди, огибающей площадку, и вдруг увидел, как в дальнем ее углу поднялся с земли Сидоров и повис на турнике. Подтянулся три раза, попробовал перекинуть через перекладину ногу, но, видно, устал, не смог. Потом, передохнув минуту, снова пошел к турнику.

«Молодчина!» — подумал Касьяненко и приблизился к нему.

— Правильно поступаете, — сказал он Сидорову. — Вижу, вы хотите стать хорошим солдатом и понимаете, что без физической закалки этого достичь нельзя. Но только одному вам будет трудно добиться успеха. Давайте вместе сюда ходить.

После этого разговора Касьяненко и Сидорова каждый вечер можно было видеть у гимнастических снарядов. Младший сержант, сам хороший спортсмен, помогал подчиненному осваивать одно упражнение за другим. Мускулы Сидорова день ото дня наливались силой, он окреп, подтянулся, сдал нормы на значок ГТО. Как-то здесь же, на спортплощадке, Касьяненко сказал Сидорову:

— Вам нужно крепче взяться и за огневую подготовку. Присмотритесь к нашим лучшим стрелкам Калашникову и Решетняку. Будете тренироваться вместе с ними. И ко мне не стесняйтесь обращаться с вопросами…

Шли дни напряженной учебы. Рядовой Сидоров занимался с душой, старательно. Боевая выучка воина заметно крепла. Он хорошо освоил пулемет, научился метко из него стрелять, сноровисто действовать на тактических занятиях. В журнале успеваемости против его фамилии все чаще стали появляться хорошие и отличные оценки.

…Окопчик, в котором замаскировался младший сержант Касьяненко, оказался знакомым ему.

Ранней весной вот на этой самой высотке, заросшей диким орешником, он окапывался с отделением и вырыл ячейку в мягкой, набухшей весенними соками земле. Младший сержант отбрасывал тогда саперной лопаткой жирные комья земли к молодому кустику орешника, что робко и неуверенно протягивал свои тонкие ветви к солнцу.

А теперь! Куст вымахал до пояса, стоит гордо и прочно. Жесткий осенний ветер срывает с разросшихся ветвей оранжевые листья, но орешник стоит неколебимо. Ему уже не страшны ни ветры, ни бури, ни зной. Он крепко держится за землю.

Касьяненко повел взглядом по высотке и улыбнулся. В нескольких шагах от него лежали в своих ячейках Сидоров и Циквитария, немного подальше — Калашников, Решетняк и другие солдаты. Не так ли, как окреп этот куст, возмужали они с весны! Теперь это стойкие, закаленные солдаты. Не страшны им любые испытания.

Поправив пилотку быстрым движением руки, Касьяненко поднялся во весь рост, громко подал команду. И сразу же все его отделение ринулось вперед. Касьяненко увидел серьезные, обветренные лица своих солдат, их грозную стремительность — будто они и в самом деле идут в настоящий бой.

Вот, вырвавшись вперед, бежит с пулеметом Циквитария, следом за ним поспевает приземистый и ловкий Сидоров, а дальше промелькнула плечистая фигура Решетняка. Хорошо поднялись! Такие, если кликнет Родина, пойдут на врага без страха, и никакая преграда не сможет остановить их боевого натиска.