Люди и время

Смерть вождя

В 1952 году я пошёл в первый класс. Как всё было, к сожалению, не помню. Единственное, что отложилось в памяти, – в школу, до которой было около километра, привела меня бабушка. Потом ходили туда толпой человек по двадцать. Уроков тоже не помню, но отчетливо запечатлелся март 1953 года. Пятого марта умер отец и учитель всего советского народа – Иосиф Сталин. О его смерти объявили шестого марта в шесть утра. Что происходило у нас в доме, не воспроизведу, но, когда вышел из барака, встретил соседа Славку. Тот сказал, что умер Сталин, и сегодня смеяться нельзя. Ну, сказал, и что? Я пошёл в школу. А там суета.

Все учителя стоят в коридоре и плачут. Педагоги, в основном, женщины. Мужчин-учителей помню всех. Два математика (один из них, Борис Иванович, который дополнительно вёл физику), преподаватель черчения и рисования, преподаватель физкультуры. Прозвенел звонок. Мы вошли в класс. Все мальчишки (совместное обучение с девочками началось в четвёртом классе). Наша учительница – Клавдия Сергеевна (помню не только имя-отчество, но и фамилию) с носовым платком в руке, вытирая слёзы, говорила что-то о величии Сталина, о том, что умер наш отец. Потом мы пошли на линейку, посвящённую смерти вождя, но не в актовый зал, который был на четвёртом этаже. Учащихся первого – пятого классов построили в коридоре. Все учителя, плача и вытирая слёзы, говорили о Сталине, что он выиграл войну, и весь советский народ теперь осиротел.

После линейки мы вернулись в класс. Клавдия Сергеевна ещё ничего не успела сказать, как дверь с грохотом открылась, и в неё ввалилось человек пять-шесть старшеклассников во главе со Славкой. Все были возбуждены, громко кричали, что сегодня смеяться нельзя. Славка, обращаясь ко мне сказал: «Вован, кто засмеётся – бей в глаз». Уважаемые читатели, у вас вполне обоснованно может возникнуть вопрос: «Почему именно в глаз?» В те непростые годы среди шпаны гуляла такая поговорка: «Не трожь рабочий класс, а то получишь в глаз».

Седьмого марта младшие классы освободили от уроков. Все обсуждали и интересовались похоронами Сталина и собирались на них идти. От старших узнал, что Саша Крест созывал сход только ростокинских по похоронам вождя. Я хотел пойти с ними, но он настрого запретил меня брать. Так что, возможно, спас мне жизнь, потому что там погибло много людей. Где-то через неделю после похорон зашёл в сарай к Славке и был очень удивлён увиденным. На полу – гора женских сумок, а на топчане – гора воротников песцовых, каракулевых и лисьих с мордами и лапками. Воротники в то время накидывались на пальто и крепились крючками. Я это знал, потому как в декабре – перед Новым годом мы покупали бабушке воротник из песца. Даже помню где – в Щербаковском универмаге, сейчас там метро Сухаревская. Вспоминая то время, я понял, для чего дядя Саша собирал местных.

С исторической точки зрения о смерти вождя, говорить не хочу, хотя и имею высшее историческое образование. О Сталине я помню с пяти лет. Когда был в детском саду, нам, детям, очень часто про него рассказывали. Пишу только то, что помню. Говорили, что Иосиф Виссарионович нас спас, выиграл войну, все ночи напролёт он работает, думая о нас, детях, что Сталин отец всех советских людей. На его день рождения в декабре на обед давали сладости. Я с детьми не один раз украшал портрет вождя цветами, сделанными из цветной бумаги. Когда у нас в доме собирались гости, не помню, чтобы во время застолий его вспоминали и пили за его здоровье. Вполне возможно, что вели разговоры и пили за здоровье вождя, но без меня. За столом сидели достойные люди, прошедшие войну, как и мой отец, но помню только двоих. Дядю Борю – лётчика, который до войны пел в Большом театре. У него была бронь, но до войны он окончил школу ДОСААФ, отказался от брони, прошёл ускоренные курсы лётного состава и ушёл на фронт. Летал на бомбардировщике. В 1942 году, летом, его сбили над территорией врага, но в плен он не попал. Спасли и выходили его местные жители. Что интересно, к своим через линию фронта он перешёл в одиночку и продолжил летать. И дядю Володю, полковника, танкиста, командира полка. Это всё, что я могу рассказать о Иосифе Сталине и его похоронах.

Одесса-мама

Я родился в Москве, то есть по праву могу называть себя коренным москвичом. Так исторически сложилось. Все родственники по линии матери проживали в Московской области. Предки моего деда – донские казаки поселились в районе Подольска. А вот отец родом из Одессы. Так хочу вам сказать несколько слов за этот необыкновенный город.

Отец родился в 1917 году. В год Великой Октябрьской революции. С тринадцати лет пошёл работать. Природа щедро наградила его силушкой. Мне не досталось и половины. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, пошёл в плавание на сухогрузе по маршруту Одесса – Нью-Йорк в должности третьего штурвального. Я до сих пор удивляюсь тому, какую силу и выносливость надо иметь, чтобы в шестнадцать лет быть штурвальным!

В Одессе я прожил до семи лет. А точнее до 1952 года. Об этом периоде воспоминаний у меня осталось очень мало, но кое-что навсегда врезалось в память. Очень хорошо помню близких друзей отца. Имена, фамилии, лица и места их проживания. У него сложились дружеские отношения со многими известными людьми того времени. Это штангист, первый чемпион мира, который выиграл чемпионат в Париже в 1946 году, Григорий Ирмович Новак. В 1960 году отец приехал в Москву, и мы пошли в цирк. Там выступал Григорий Новак со своими сыновьями. Отец познакомил меня с ним. Он, протянув руку, улыбаясь, представился: «Дядя Гриша». Затем предложил: «Познакомься с моими сыновьями». Григорий Ирмович ко всем своим заслугам добавил в 1960 году звание заслуженного артиста РСФСР.

В хороших отношениях отец находился и с Леонидом Осиповичем Утёсовым, и с Эдди Игнатьевичем Рознером. Но самыми близкими друзьями, с которыми он вырос, были братья Натоптанновы: Юра и Володя, которые проживали на Пересыпи. Мы с отцом часто к ним заезжали сначала на грузовой машине (отец работал шофёром), а затем и на собственной «Победе», которую он купил в 1951 году, вместе ехали на десятую станцию купаться и ловить бычков. После переезда в Москву я ещё лет пять приезжал на лето в Одессу. Братья со мной занимались боксом, они были хорошими спортсменами и работали тренерами по этому виду спорта. Они и привили мне любовь к нему. Позже с десятой станции переместились на шестнадцатую. Хорошо помню, что наверху склона, над морем, был ресторан. Мы часто туда приходили. Толпой по семь-восемь человек. Я обратил внимание, что, когда мы там появлялись, нас встречали как дорогих гостей. Если не было свободных мест, а это случалось довольно часто, нам ставили два стола. Хорошее было время, беззаботное…

Меня удивляло, что одесситы пили спиртное, но пьяными не были. В отличие от обитателей Ростокина, где застолья почти всегда заканчивались дракой и очень редко обходились без участия милиции. Став старше, я узнал, что во время оккупации Одессы (в основном румынами), братья Натоптанновы оставались в городе. Город жил, работали рестораны, театр, цирк – это историческая правда. В цирке проводились поединки боксёров, и братья там довольно часто и успешно выступали. Отец мой воевал (Сталинградская битва, Курская дуга) рядовым. Под Курском получил серьёзное ранение ноги, но её удалось сохранить. Вернувшись в Одессу, продолжил работу и занятия боксом. В 1945 году несмотря на серьёзное ранение выиграл чемпионат города в среднем весе. Он до конца жизни работал водителем.

После окончания войны дядя Юра и Володя продолжали тренировать, хотя многие люди сторонились их, будучи уверенными, что не сегодня-завтра их посадят, но, как оказалось, они внесли свой вклад в освобождение города. Так что отца и его друзей было за что уважать Одессе-маме.

Теперь, как говорят в Одессе, вспомним за Молдаванку. На Молдаванке жили братья Цыганы – Иван и Николай. Их отец – Иван Цыган, как сейчас бы сказали, был криминальным авторитетом. Но раньше сказали бы проще: был вором, но не простым. Его признавал и уважал сам Миша Японец (Михаил Винницкий) – король одесских воров. Часто Цыгана и его людей брал с собой на дело. Мне было шесть лет (это я помню точно), когда отец купил «Победу» цвета слоновой кости, на которой мы приезжали на Молдаванку. Что меня особенно удивляло, так это огромный двор с беседкой и два больших гаража. В одном стояла новая «Победа» синего цвета, в другом размещался чёрный ЗИМ. О ценах на машины в то время: «Победа» стоила шестнадцать тысяч, а ЗИМ – сорок тысяч. Так что для того времени они жили не просто богато, а очень богато. В эти встречи все, смеясь, вспоминали, о том, как они меня кормили манной кашей, которую я ненавидел, но у них, не знаю почему, ел с удовольствием. Во время трапезы они мне рассказывали какие-то истории за Одессу, но не сказки. Что интересно, в период оккупации эта семья тоже оставалась в Одессе. После освобождения города и после окончания войны их не посадили несмотря на то, что Цыганы были известными криминальными лидерами Одессы. Почему не посадили, не знаю. Выводы делайте сами. В 1972 году, в Москве, в метро на станции Маяковская, спускаясь по эскалатору, увидел дядю Колю, он поднимался наверх и помахал рукой, но я очень спешил, надо было срочно улетать в командировку. Через месяц вернулся и узнал от одного из друзей отца, который был в командировке в Москве, что дядю Колю застрелили, уточнив: «Из парабеллума. Разрядили в него всю обойму». Вот так. Жизнь мчится незаметно, а мы всё торопимся…

Прошло много лет, но в моей памяти сохранились самые добрые воспоминания об этих людях.

«Игрушки»

Наступил 1954 год. Я ходил в третий класс. Учился хорошо, без троек. В конце зимы приехал отец. Привёз мне в подарок два немецких игрушечных пистолета, из металла. Не отличишь от настоящих. Где-то в апреле мы играли в войну – любимую игру мальчишек, в ней участвовали и старшие ребята. Конечно, с моими пистолетами. Как-то после одной из игр ко мне подошёл Виктор. Он учился в десятом классе. Мать его была учительницей русского языка и литературы в нашей школе. Преподавала в старших классах. Отец Виктора, как и у многих, погиб на фронте. «Володь, дай мне дня на три твои игрушки. Я покажу заводским ребятам, они сделают такие же». Я отдал.

Через три дня он возвратил мне пистолеты, и протянул два больших кулька. В одном пирожные корзиночки, в другом – конфеты. Помню, это были «Мишки на севере». Я, конечно, не спросил, откуда и за что подарок. Домой я его отнести не мог. Это дорого по деньгам – возникли бы вопросы. Тут же гурьбой налетели пацаны, и мы быстро разобрались со сладостями. Виктор ещё несколько раз брал у меня пистолеты, и каждый раз, возвращая, приносил пирожные и конфеты.

Пришёл новый 1955 год. С Витей даже в школе мы виделись редко. Он был хорошим спортсменом-лыжником и постоянно находился то на сборах, то на соревнованиях. Но перед майскими праздниками он снова попросил у меня мои «игрушки». Я дал, и опять у нас с пацанами был пир горой.

Однако вскоре случилась беда. В июне Виктор, уже сдав один или два экзамена (кстати, учился он очень хорошо), во время кросса, перебегая железнодорожные пути у станции Яуза, попал под поезд.

Хороший был парень. На похороны пришло очень много народу, я тоже. Где-то в сентябре от старших узнал: в газете «Труд» напечатали заметку о том, что взяли вооружённую банду, которая грабила по нашему северному направлению. Участвовал ли Виктор в этих грабежах, сказать не могу. Возможно, он просто передавал пистолеты кому-то из участников банды. Ростокинских среди них не было – это точно. Все ребята в ней – с Северянки и Лосинки.

Два Ивана

В Моспогрузе я продолжал работать, учась в институте, точнее – подрабатывать, но трудится приходилось там, где была необходимость в грузчиках. Это многие объекты: завод «Красный богатырь», Преображенская овощная база, завод «Узбеквино». Кратко вспомню про все объекты.

На первом – заводе «Красный богатырь» всё обыденно, в основном, рутинная работа. Поднёс – отнёс. Где-то на второй или третьей смене ко мне подошёл бригадир, он был в возрасте, и обратился очень вежливо: «Владимир, за тебя серьёзные люди сказали. Дело есть по деньгам». Я кивнул, дал согласие выслушать. Бугор говорит: «Ящики с готовой продукцией надо поднести». Показал место куда. «Ну, и на атасе постоять. А дальше, чтобы тебя не светить, ребята займутся. Вова, хорошо заработаешь». Я ему: «У меня свой интерес. Смену проставите?» Бригадир ответил: «Не вопрос». И добавил: «И месячная премия». Он слово своё сдержал, и две-три смены в месяц закрывал. Я больше времени мог уделять учёбе и тренировкам. Когда уходил с завода, спросил бригадира: «Всё нормально?» – имея ввиду сворованную продукцию. Он спокойно улыбнулся: «Володя, десять-двадцать ящиков готовой продукции никто и не заметит. Представляешь себе, сколько ворует руководство, – к коммунизму идём!» Шёл 1964 год – страна тогда называлась СССР.

На новой подработке – на заводе «Узбеквино» столкнулся с незнакомым видом работы. Надо было загружать и разгружать бочки с вином. Вес бочек – от двухсот до пятисот килограммов. Работа непростая, даже опасная. Особенно, когда разгружаешь со второго яруса. Бочки скользкие, перчатки мокрые. Бочка легко может слететь с настила, а куда отскочить – места нет. Такой труд требует не только силы, но и напряжённого внимания. Второй вид работ – погрузка на машины ящиков с готовой продукцией. Это вино в бутылках, в основном, по 0,75 литра. Ставили на машину сразу по три ящика, иногда по четыре. Часто водители доплачивали грузчикам за скорость, чтобы сделать больше ездок по магазинам – в торговой точке получали свои десять-двенадцать рублей. Они успевали сделать три-четыре поездки. Считайте, их премиальные в день – сорок рублей плюс то, что списано на официальный «бой». Две бутылки, как минимум. Добавляйте к сороковнику ещё червонец. Пятьдесят рублей в смену! Но с этих денег они делились.

Ящики с готовой продукцией весили около двадцати килограммов. Подсчитать легко: четыре ящика – около восьмидесяти кг. Иногда брали и по пять. Для меня это была хорошая тренировка. Со мной в бригаде работал грузчиком, бывший известный «медвежатник» Иван. Было ему в то время пятьдесят шесть лет. Отсидел семнадцать лет. Познакомившись с ним, я спросил: «Как ваше отчество?» Он мне сказал, чтобы я его называл по имени.

Иван имел рост за сто девяносто сантиметров, сухое телосложение, рельеф мускулатуры меня удивил: как его можно было сохранить после стольких отсидок? Как-то во время обеда зашёл разговор о спорте. Вообще-то, как правило, обед проходил в полном молчании, иногда только обсуждались профессиональные вопросы. Из пяти человек бригады трое отсидели. У серьёзных людей не принято языком молотить. Иван признался, что в молодости за ним ходили тренеры. И рассказал, как однажды пришёл на стадион с друзьями. Там бросали, как я понял, диск. Иван назвал его блином. Это не шутка. Уверен, что он не знал правильного названия легкоатлетического снаряда. С друзьями они были немножко выпившими, и Ивана завели: «Иди, попробуй, кинь этот блин!» Но, как ни странно, тренер разрешил. Его впечатлили рост и атлетическая фигура парня. Иван взял диск, размахнулся и бросил его. Тренер оставил своих подопечных и пошёл за Иваном к его компании, которая сидела на трибуне. Стал уговаривать прийти на тренировку. Отметил, что у молодого человека отличные данные, и ему надо заняться спортом. Ещё сказал, что его спортсмены тренируются больше двух лет, а он с первого раза показал результат такой же, как у них. Вспоминая об этом, Иван сожалел: «Зря не занялся спортом, может быть, тогда и вором бы не стал!»

Обед по времени был не нормирован. Всё зависело от машин. Они ждать не могли. Начиналась погрузка. Иван, очевидно, хотел показать, что он и сейчас не из слабых. Поставил друг на друга восемь ящиков с готовой продукцией, поднял их, прошёл три-четыре шага – и они оказались на дне кузова. Вот, пожалуйста, сто шестьдесят килограммов!

На работе всё шло своим чередом. Работа она и есть работа. В общем, бери больше – кидай дальше, а бочки – кати. После семи смен вызывают меня к руководству завода. Представились: директор и завпроизводством. Красивая женщина. Директор говорит: «Владимир, вы спортсмен и не пьёте». Я сказал: «Всё верно». И сразу к делу: «С вашим бригадиром договорились. Мы поставим вас на разлив вина из цистерн в бочки. Это просто. Шланг, штуцер и наполняй бочку». Казалось, это даже примитивно. Не понял, причём здесь пьющий или непьющий. На следующий день всё прояснилось. Я подошёл к бригадиру и рассказал о предложении руководства. Он объяснил: «Самые крепкие выдерживают не более тридцати минут и падают мертвецки пьяными. Работа заканчивается. Иногда падают и не успевают закрыть штуцер. Вино льётся по территории рекой».

Приступили к работе, бригадир говорит: «Студент, иди на розлив!» – ударение поставил на первый слог. Где-то через час, смотрю, со стороны железнодорожных путей ко мне подходят ребята с «Бабаевки», футболисты и не только. Толик впереди, улыбаясь, говорит: «Вован, не дай умереть пацанам!» Ну, и я начал розлив в железную кружку ёмкостью один литр. Толик, как старший, выпил последним. Поблагодарили. Ушли. Смотрю, идёт толпа – ребята с трёх вокзалов вместе с сокольническими. Руками мне машут, смеются. На розливе я был раза три-четыре, и всё время по той же схеме. Когда уходил с завода, мне заведующая производством дала тридцать рублей. Сказала, что это премия.

Лет через десять у меня появились интересы в Сокольниках. Часто бывал в парке. Заходил в кафе «Сирень», «Фиалка» и «Прага». Там почти всегда вспоминали розлив на «Узбеквино». Смеялись.

И, в заключение, о работе на Преображенской овощной базе. Здесь я познакомился с очень интересным человеком и тоже Иваном. Его уже нет в живых, но я уверен, что он не обиделся бы на меня за рассказ. Я и мой друг Виктор попали к нему в бригаду. Смену закрыли и разошлись. Через три дня пришли на базу. В раздевалке ко мне подходит Иван, по пояс голый, «третьяковка» отдыхает – всё синее. На спине пять куполов. Впечатляюще. Но я уже такое видел, а Витёк открыл рот от удивления. Иван кивком головы мне показал, что мне надо отойти, и очень вежливо: «Владимир, ну, что ж ты не сказал, что людей серьёзных знаешь? За тебя они доброе сказали».

Уважаемый читатель, позвольте объяснить, что значит рекомендация «серьёзных» людей. Ну, например, при переходе на другую работу в то время вам давали характеристику с прежнего места работы, а в криминальной среде это происходило на словах. Поручительство «авторитетов» – это как характеристика, заверенная печатью отдела кадров. Я ответил, что работать пришёл. Он кивнул и говорит: «Будешь бригадиром. А то у меня дел по горло». Вокруг базы – четыре магазина. Там почти каждый день «заказы». Ну, я сразу понял, что с базы напрямую идёт продукция в магазины. А расчёт – деньги или бартер (но такого слова никто в то время не знал – расчёт товаром за товар). В конце разговора Иван развёл руки в стороны и сказал: «Знаю, что не пьёшь. Расчёта спиртным не будет. Только деньгами».

У грузчиков своя раздевалка, отдельная от всех работников базы. Она даже не закрывалась на ночь, но там ничего никогда не пропадало. Где- то часов с двенадцати дня она превращалась в штаб. К Ивану подходили смотрящие со всех складов базы, сообщали о наличии товара и о его качестве. А Иван сверял это с заказами из близлежащих магазинов. И так, как минимум, раз в неделю. Например, рядом был овощной магазин. Мне кажется, что он работал почти на сто процентов с ворованных с базы овощей и фруктов. Кстати, о членах бригады – трое из шести сидели. В те годы был строгий закон – после отсидки необходимо было устроиться на работу и принести справку в отделение милиции по месту жительства. Поэтому среди грузчиков много сидельцев, так как на другую работу их просто не брали.

Вернёмся к обеду. Иван как-то ни с того ни с сего, хотя я его ни о чём не спрашивал, говорит: «Вообще-то, я в завязке, в смысле – не вор». А у него ведь пять ходок, всего на круг где-то двадцатка. Но по-своему он прав. Женился, жена, на всякий случай, кандидат физико-математических наук. Работала в Академии наук. Иван очень гордился, и что работает она у самого Келдыша. И это факт. Мстислав Всеволодович Келдыш возглавлял Академию наук с 1961 по 1975 год. «А магазин – это так, чтобы не побираться. Воры – руководители базы. Воруют не только вагонами, но, бывает, и составы уводят. Кто рулит этим, я знаю. В доле даже люди из райкома партии, но кто – не скажу – до дома не дойду». Многие думают, что коррупция, прямое воровство и крышевание пришли в страну вместе с девяностыми. Нет. Оказывается, это было и в СССР, в той, любимой нами, стране. Ивану я верил, так как он был уважаемым человеком в мире криминала. Работал он в основном по Прибалтике, так как там, как он говорил, собралось очень много зажиточных людей.

Я и Иван часто выходили пообедать в летнее кафе. Хочу отметить, если я позволял себе это в рабочей одежде, то Иван всегда переодевался. Уже когда я уходил из Моспогруза (кстати, мне дали спортивную ставку), спросил, зачем он это делает, ведь кафе рядом, он, смеясь, ответил: «Людей серьёзных могу встретить. Фасон надо держать». Это я взял себе в пример. Какие бы трудности и невзгоды не возникали в моей жизни, а их было немало, фасон я держал.

Иван не курил и практически не пил, было ему тогда пятьдесят два года. Он мне доверял. Однажды рассказал о том, как с друзьями «перевёз» Леонида Осиповича на дачу. Утёсов в те годы проживал напротив метро Красносельская. Погрузили на две машины почти всю мебель, но никто даже не обратил на это внимание. Сам Леонид Осипович был в это время на гастролях.

Тут хотелось бы пару слов уделить Александру Тарасовичу Прокофьеву, как о нём сейчас говорят, «легенде преступного мира СССР». Однажды, в кафе к нам подошли три человека. Скажем точнее, к Ивану. Двое высоких и крепких, третий – невысокого роста, но я понял, что он среди них главный, потому что разговор вёл он. Они с Иваном перемигнулись, посмеялись, наверное, вспомнили что-то своё. Перешли к делу. Иван на меня покосился. Я понял и отошёл в буфет. Вернулся минут через пять – их уже не было. Иван сказал, что дело предложили, но он слово жене дал. Я поинтересовался: «А этот, невысокого роста, которого ты Сашей назвал, видно, серьёзный человек». Иван ответил: «Саша Шора – за вокзалами смотрит». Прошло много времени. В 1977 году вышел телевизионный фильм «Место встречи изменить нельзя», где актёр Станислав Садальский сыграл роль вора-карманника Кирпича. Но в фильме «погоняло» Шора не звучало. Через некоторое время появился документальный фильм, из которого я узнал, кого сыграл Садальский. Больше я не встречался ни с Иваном, ни с Александром Тарасовичем. Казалось бы, люди эти из криминального, а проще – воровского мира, но в разговоре с ними я не чувствовал дискомфорта. Говорили они нормальным, человеческим языком, не используя сленга.

Детство и юность я провёл в среде криминала, так сложилась жизнь, но выбрал для себя другой путь. Выбор есть всегда.

Налёт

Коля Зуб уже как три месяца был на свободе. Жил на окраине города Серпухова. Серпухов – это 101-й километр от Москвы. Место, куда высылали рецидивистов и уголовников и не только их, но и отсидевших так называемых «врагов народа».

Наступил 1957 год. Москва готовилась ко Всемирному фестивалю молодёжи и студентов. Николай сидел в своей конуре, извините, по официальным документам, – комнате. Курил «Север». Кстати, среди деловых в то время ходил такой анекдот: «К киоску подходит покупатель, даёт деньги и говорит: «Отец, дай то, что строил (имея ввиду «Беломорканал»). Киоскёр отвечает: «Сынок, того, что строил нет, дам то, где ты был и ещё не раз будешь. И бросает пачку «Севера».

Почему Зуб? Говорили, что лучше ему на зуб не попадаться. Загрызёт. Никола, куря и потягивая чифирь из металлической кружки, думал думку. О том, как сделать ветряк в одной сберкассе, расположенной в пригороде Серпухова. Решал, кого взять в дело. Был только один надёжный человек – Серега, с которым он познакомился на зоне, когда сам зашёл на вторую ходку. По прикидкам Зуба, выходило, что для дела нужно пять-шесть человек. Он всё рассчитал: один водила, лучше грузовика, а совсем хорошо, если будет фургон «Хлеб»: он может спокойно ездить и утром, и вечером, не привлекая внимания; второй – стременной (это должен быть очень внимательный парень, лучше совершеннолетний, а не юнец: молодой пацан один ночью на улице может привлечь к себе внимание). Позвольте отвлечься. В те годы, если ребята школьного возраста во время учёбы заходили в магазин или кинотеатр, то продавцы и работники кинотеатра могли спросить, почему они не в школе, и даже позвонить в милицию.

Колян быстро нашёл тех, кто ему был нужен. Ему, как всегда, везло. Пацана на стреме привёл Серега. Это был его сосед, он заканчивал ремеслуху. Здоров не по годам, покуривал, но не пил. Через две недели «на выселку» прибыли ещё двое деловых, которых знал Зуб. Банда была в сборе. Пять человек и шестой – Николай. Зуб решил, что время пришло. Можно «работать» сберкассу.

Все вместе собрались на пикнике у Оки, чтобы не привлекать внимание. Шёл июль. Погода была хорошая, светило солнце. На травке расстелили газету. Поставили на неё несколько бутылок пива, лимонада, разложили бутерброды и открыли всего одну бутылку водки. Никола пьянку не приветствовал. Говаривал: «Чифирь – да. Это полезно, и голова утром не трещит, а соображает». Он разлил водку. Парню из ремеслухи наливать не стал, сказал, чтобы тот употреблял лимонад. Выпив, перекусили и перешли к делу. Кассу решили брать в ночь на 28 июля. Это был выходной.

В этот день в Москве открывался Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. Советский Союз впервые принимал такой форум. В нём участвовала молодёжь из 131 страны мира. В рамках молодёжного форума проводились кинофестиваль и большой спортивный праздник в Лужниках. Стадион был построен в 1956 году. Символом форума стал Голубь мира, придуманный Пабло Пикассо, известным испанским художником и скульптором.

Но пора уж вернуться к деловым. Как решили действовать внутри сберкассы? Это не очень сложно. Вохровец в возрасте, но вооружён наганом. Зашли, затемнили его без крови. Зуб презирал мокрушников. Сейф Никола брал на себя. В общем, дело «сработали» и отвалили. Однако есть одно «но».

Как войти в сберкассу без шума? Никола и тут знал, как поступить. Ещё до разработки этого дела, километрах в двадцати от Серпухова, у своей знакомой он припрятал мотоцикл с коляской и два комплекта милицейской формы. Милицейский мотоцикл в те годы тоже не привлёк бы внимание, тем более в Серпухове. Даже в Москве в те годы патрульные передвигались на мотоциклах с колясками.

Пару слов о самом деле. Подъехали на мотоцикле к сберкассе. Фургон «Хлеб» стоял в ста метрах, но на другой стороне. Серёга играл роль старшего милиционера, парень он был ладный и видный. Форма на нём сидела хорошо. Нажал на звонок. Подошёл вохровец. Сергей очень вежливо представился. Дверь открылась. Сергей и его подельник в милицейской форме зашли в помещение сберкассы, обезоружили охранника, связали. Да он и не сопротивлялся. В это время вошёл Зуб. «Сработал» сейф минут за пятнадцать – по сейфам он был мастер. Оружие брать не стали. Наган охранника Зуб положил в сейф. После все трое быстро вышли из сберкассы и уехали. Уважаемый читатель, вы, возможно, надеялись увидеть более кровавую картину преступления, которую ярко описывают мастера детективов, но спокойные ограбления тоже бывают в жизни.

Баба Настя

Моя бабушка родилась в деревне Подольской губернии. Их было три сестры. Бабушка – младшая. Отец у девочек погиб на войне в 1915 году. Так что все тяготы крестьянской жизни тянули женщины. Время шло, дождались и революций. Сначала Февральской, потом Великой Октябрьской. И в деревне людям стало совсем невмоготу. Семья бабушки изо всех сил пыталась выжить.

Сначала в 1918 году в Москву искать лучшей доли уехала старшая из сестёр – Мария. Люди помогли, как она сама говорила, устроиться. Однажды, дело было летом, мать как-то вечером говорит младшим Ольге и Насте: «Девки, уезжайте, иначе сдохнем все! Я уж здесь сама постараюсь выжить. А вы устроитесь, тогда поможете».

Через два дня девчата собрали свои нехитрые пожитки, мать отдала им деньги – какие были и обручальные кольца. Поехали за счастьем в Москву-город. От деревни до железной дороги километров десять-двенадцать. Погода хорошая. Чтобы сократить путь, пошли лесом. Выходят из леса (до станции осталось около километра), а перед ними – здоровый парень с ножом в руке и так спокойно, с ухмылкой: «Девки, деньги, золото!» Бабушка говорит: «Да пошёл ты!» Тот ударил её наотмашь ножом. Она схватилась за лезвие рукой – правой, а левой с размаху врезала бандиту. Тот упал. А девушки помчались прочь. Рана на ладони была серьёзной, долго не заживала.

В городе бабушка устроилась в Градскую больницу. Начала уборщицей. От работы не отлынивала, да и была привычна даже к самому тяжёлому труду. Со временем окончила курсы санитарок и помогала на кухне. Она любила готовить, и самое главное – у неё получалось.

Пришло время НЭПа, открылись магазины, где можно было купить любые продукты, но за длинные рубли. Бабушка пошла в магазин, на накопленные деньги набрала продуктов, и кое-что из одежды для матери. Отправилась в деревню. Приехав домой, выложила на стол всё, что привезла. Мать минут пять не могла слова выговорить, а потом расплакалась и, когда пили чай, всё причитала: зачем так на неё, старуху, потратилась! «Старухе» было чуть за пятьдесят.

На следующий день, рано встав, Настя уехала в Москву – работу нельзя пропускать. В 1922 году она пошла на завод АМО. Правильно сказать, в то время – мастерские. Там же работали ее старшая сестра Мария и мой будущий дед Спиридон. На заводе они и познакомились. Анастасия и Спиридон расписались. Им дали комнату в бараке на берегу Москва-реки. В те трудные годы становления советской власти существовал неписанный устав: жизнь – это работа, а работа – это жизнь.

Дед после долгих войн возвратился домой в 1921 году по ранению и контузии. В 1922 году в Кожухово приехал Феликс Эдмундович Дзержинский – председатель Чрезвычайной комиссии, проще – ЧК для сбора средств голодающим Поволжья, где царил массовый голод. Собрал народ и попросил помочь, кто чем может. Бабушка пошла домой, взяла награды деда – три Георгия и именной наган. Оружие выкинула в реку, а ордена положила на заднее сиденье машины, откуда выступал Дзержинский. Дед, узнав, что был выброшен наган, очень расстроился и вспоминал об этом многие годы, а о Георгиевских крестах говорил просто: если они помогли кому-то сохранить жизнь, пусть так и будет. В 1935 году из Кожухова переехали в Ростокино. В этом же году взяли на воспитание мальчика двенадцати-тринадцати лет, звали его Александром. Саша хорошо учился, был физкультурником. В четырнадцать лет он поступил в ремесленное училище, продолжал заниматься спортом. Успешно его окончил и сразу исчез, даже не попрощавшись. Но волновались в семье недолго. На второй день поздно вечером пришли гости из НКВД. Сказали, что с сыном всё в порядке, и попросили не волноваться, а соседям сказать, что ушёл служить на Северный флот. Вот и весь сказ.

Наступил 1941 год. Бабушку пригласили возглавить столовую в издательстве «Красной звезды». Она очень удивилась этому предложению, но в кадрах сумели убедить. Приступила к работе. Перед самой войной к ней в кабинет вошёл молодой, складно скроенный парень в военной форме. Это был Александр. Бабушка его сразу не узнала. Он говорит, смеясь: «Мама Настя, не узнали?» Обнялись, поговорили минут пять, Александр сказал, что он прикреплён к этой столовой – поставлен на довольствие. Но видеться чаще не пришлось – началась война. А весной 1942 года бабушку арестовали и посадили, как потом оказалось, по ложному доносу. В то время это было обычным явлением.

Попала она в лагерь где-то под Москвой. Этот период своей жизни старалась не вспоминать. Мне рассказала о пребывании в лагере в 1959 году, я это хорошо запомнил. В то время на экраны страны вышел сильнейший фильм «Судьба человека» режиссёра Сергея Бондарчука. Там было много сцен о зверствах фашистов в концлагерях. Смотрели фильм я, дед и бабушка. Телевизор КВН и линза с дистиллированной водой. Бабушка в какой-то момент заплакала и вышла за перегородку, а мы досмотрели кино. Где-то через два-три дня мы были с ней вдвоём. Я её спросил, почему она расплакалась. Бабушка вздохнула и сказала: «Ты уже взрослый!» – и рассказала о том, как в лагере над женщинами издевалась охрана, особенно, как ни странно, охранницы. Вот только один эпизод. Изобьют заключённую, потом двое мужчин её за ноги волокут, а сзади идут две пьяные охранницы и бьют бедняжку ногами, стараясь попасть по голове, и тихо сказала: «Если бы не Саша, вы бы меня не увидели!».

Бабушка Настя отсидела чуть больше полугода и была, к своему удивлению, освобождена за один день. Её переодели в хорошую одежду, и на легковой машине привезли домой. Дома никого не оказалось. Дед был в командировке в Ульяновске. Моя мать со студентами – на лесозаготовках. На следующий день бабушка вышла на работу. В 12 часов к ней в кабинет вошёл седой серьёзный мужчина в штатском, извинился и сказал, что человек, который написал на неё донос, будет наказан. Потом передал письмо от Александра. Всё стало ясно. Приехав из очередной командировки, Саша пришёл в столовую, спросил бабушку, но никто ничего ему не ответил. Он – в кадры издательства. Начальник всё рассказал. В последний раз Александр приезжал в конце лета 1945. Притащил гору подарков. Много одежды. Пробыл недолго – его ждали машина с шофёром и человек в штатском. Больше его мои близкие не видели. А в 1948 году бабушку и дедушку вызвали в одно из государственных учреждений. Рассказали, как погиб Александр. Это было в Западной Украине, где зверствовали бандеровцы. Его убили, подняв на вилы. Коллеги показали его награды, но не отдали. Сказали, что ещё не время.

А бабушка в 1967 году умерла в сумасшедшем доме – психика не выдержала всех жизненных испытаний.

Каток

Мало было радостей и развлечений для детей войны в первые мирные годы. В районе, где я жил, не знали о спортивных секциях и так называемых кружках по интересам, тем более не имелось там массовиков-затейников. Вот мы сами себя и «затеивали», в смысле организовывали. Кроме основного развлечения – игр на деньги: в пристенок, казёнку, расшибалку, чёт-нечет – популярными были лапта, вышибала, чижик ну и, конечно, для малых – войнушка.

Зимой основным занятием было катание на лыжах и коньках, но особенно любили хоккей. Каток заливали сами. Воду носили в вёдрах. На всякий случай отмечу, колонка – метрах в трёхстах. Вот оттуда и таскали. С утра – те, кто учился во вторую смену, а вечером – те, кто в первую. И играли так же. Утром – вторая смена, вечером – первая. В воскресенье (а выходной в то время был только в последний день недели) гоняли с утра до позднего вечера. Коньки с ботинками имели немногие. В основном «гаги», прикрученные к валенкам. Я начинал со «снегурочек», на которых каталась ещё моя мама. Позже мне подарили коньки на ботинках, уже не помню кто. Это были «гаги», размер сороковой. Я их надевал на валенки. Валенки вставлял в ботинки, зашнуровывал дома, выходил на улицу и шёл до катка. Возвращался иногда ползком, в буквальном смысле, – ноги не держали. Клюшки делали сами. Помогали старшие ребята. Крюк делали из фанеры и сажали на клей, дополнительно прикручивая изолентой, но, к сожалению, они очень часто ломались. Первая фабричная клюшка у меня появилась в конце 1958 года. Это был подарок на Новый год. В то время – не просто подарок, а очень ценный подарок. А те, у кого не было коньков, или они не умели кататься (такие тоже были), играли в хоккей в валенках.

В том же году в декабре я первый пошёл на городской каток. Рядом было два катка. Один – на стадионе «Труд», что на Мазутке, другой – на ВДНХ. Я пошёл на «Труд» и сделал большую ошибку, что отправился туда один. В то время на каток принято было ходить «кодлой», в смысле, группой человек по 15-20. Без драк не обходилось, но об этом позже. Короче, выходя из раздевалки, получил коньками по горбу, то есть по спине. Мне повезло, что попали не по голове и не лезвием.

Вы, уважаемый читатель, удивитесь, как это коньками? А очень просто. Их носили через плечо, связывая шнурками, что очень удобно в массовых драках. Держишь за шнурки и бьёшь с размаху. Ну а тому, кого бьёшь, как повезёт: кому ботинком, кому лезвием. Где-то, в году примерно 1962, запретили так носить коньки. Много было драк с коньками, и самое главное – очень много серьёзных увечий.

О том, что произошло со мной на катке, я рассказал старшим ребятам. Они рассмеялись: «А как ты хотел? С бесхозными так всегда и поступают. Ты же пришёл один!» Об этом узнал дядя Саша. Он мне сделал замечание: «Могли покалечить. Железки всё-таки!» То, что он был великим педагогом, я уже отмечал. Дальше он сказал: «Надо это исправить». Спросил, свободен ли я в следующее воскресенье. Я ответил, что свободен. «В два часа в воскресенье под вывеской «Стадион «Труд» тебя встретят и закроют вопрос». Наступило воскресенье. Быстро сделав уроки (без этого никак – мать была дома), взял коньки и пошёл на каток. Ровно в четырнадцать был в назначенном месте. Там стояло человек пять-шесть ребят, довольно-таки взрослых, в коротких модных полупальто, сапогах и, несмотря на мороз, в кепках и белых кашне. Все курили. Высокий парень плотного телосложения сказал: «Владимир, пошли». Я про себя отметил, что не Вова или Володя, и сказал, что надо взять билеты. Тот ответил: «Уже взяли». И засмеялся.

Когда мы проходили на стадион, билетов у нас никто не спросил. отправились не в раздевалку, а в буфет. Я удивился, но вопросов задавать не стал. В буфете было полно народу, но я обратил внимание, что один стол свободен, а рядом за столом – два человека, одетых так же, как мои новые друзья. Высокий первым поздоровался. Сказал мне: «Падай (в смысле, садись)!». Меня попросили рассказать, где меня ударили и в какое время. Я рассказал. Те двое кивнули, один ушёл и привёл с собой парня. Тот был на коньках. «Это он тебя ударил?» Но я-то не видел, кто это сделал, так как удар был нанесён сзади. Но парень признался и стал сбивчиво извиняться не столько передо мной, сколько перед теми двумя. Спросили, как его наказать. «Может, деньгами?» Я сказал, что прощаю, и мы пожали друг другу руки. А те двое ему сказали: «Что ж ты бьёшь сзади, ведь ты же боксёр?» На стадионе «Труд» была хорошая секция бокса. Тренировал там один из братьев Градополовых. Увы, не помню, кто из них. Но они были великие боксёры и тренеры. Высокий, обращаясь ко мне: «У тебя на этом катке проблем не будет!» И, повернувшись к моему обидчику: «Понял? Отвечаешь!»

Что интересно, за разговором я и не заметил, что на столе стояли три бутылки крюшона и две тарелки с пирожными-корзиночками. Я сказал, что пришёл кататься. Все рассмеялись: «Подкрепись и катайся на здоровье!» Похлопали меня по плечу: «Передай привет Кресту!» «Передам. Спасибо!» Мне ответили: «Не за что!» Мой обидчик по-прежнему стоял у стола. Я сказал: «Садись. Разберёмся с пирожными!» Вот так хорошо и закончилась эта история.

Автозавод

Вам, уважаемый читатель, интересно будет узнать: «Почему автозавод?» Да потому, что мой дед Спиридон и дядя Серёжа на заводе АМО (Автомобильное Московское Объединение) работали с 1923 года. Спиридон родился в Подольской губернии. Семья его занималась огородничеством. В 1910 году парня призвали в царскую армию. Попал в кавалерию, в драгуны. В то время служба длилась четыре года. В августе 1914 года он должен был выйти в запас, но началась Первая мировая война.

По наградам, которые дед заслужил на войне: три «Георгия» и именное оружие – видно, что воевал достойно. Закончилась Первая мировая – началась братоубийственная Гражданская. И только в 1918 году вернулся Спиридон в свою деревню. Два дня осматривался, потом уехал. Почему? Дед мне подробно об этом рассказал незадолго до смерти. Это я хорошо помню. Умер он в 1980 году. Мне в ту пору было 37 лет.

Приехал мой будущий дед в деревню, посидели, как водится, – у него были водка и еда. Спросил: «Как брат старший Николай?» (Тот тоже воевал и в то время был в плену. Как потом узнали, там и погиб. Надо отдать должное германским властям, которые прислали официальный документ о том, от чего он умер и где похоронен). «Кто из моих друзей в деревне?» Родители назвали двоих, как оказалось, они пришли с войны инвалидами. Было поздно, легли спать. Утром рано на пороге появились два друга-инвалида. Дед сразу бутылку и закуску – на стол. Сели, начали разговор. Мать с отцом ушли, чтобы не мешать. Всех вспомнили, помянули не вернувшихся с войны и перешли к политике. Время было такое – о политике говорили все. Дед спросил: «А кто власть в деревне?» Друзья называют ему двоих из деревни – пьяниц и бездельников. Их никто не уважал. Дед очень удивился. А ему говорят, что, когда случилась революция, эти двое соорудили красное знамя и ходили по деревне, распевая: «Смело, товарищи, в ногу». Через неделю приехало губернское руководство. Вручили им печать и мандат о том, что один из них является председателем сельсовета, другой – его заместителем. Председателю дали маузер, заму – винтовку. Дед, ничего не говоря, дождался родителей, попрощался и уехал воевать на Гражданскую.

Вернёмся в 1923 год, к автозаводу. Деда взял на работу сам Лихачёв. Его определили в отдел снабжения. Он грамотный, хорошо писал, обладал феноменальной памятью. Я помню, когда мне было лет семь-восемь, он мне наизусть читал стихи Пушкина, полностью «Бородино» Лермонтова. В то время снабженец для такого предприятия – не только необходимая, но и опасная для жизни профессия. В 1924 году в разгаре НЭП (Новая экономическая политика). А вместе с тем, карточки. О бандитизме в те времена говорить не буду.

Зимой 1925 года деду дали задание поменять карточки на продукты и привести на завод. Выделили подводы, извозчиков и одного помощника – молодого парня. Обменивать карточки надо было в районе Таганской площади. Подъехав к означенному месту (а там всегда была тьма народу), потолкавшись, заняв очередь, отошли в сторону. И тут помощник замер. Он обнаружил, что все карточки у него украли. Они были в подшитом внутри кармане. Вас удивит, почему карточки были не у старшего, то есть у моего деда. Это делалось для отвлечения воров. Чтобы те подумали, что карточки у старшего. Напарник побледнел и не мог вымолвить слова, но дед его успокоил, сказав, что за карточки и продукты отвечает он лично. В те времена о тюремном сроке за потерю карточек мечтать не приходилось – сразу расстрел.

Дед вспомнил, что в 1916 году после серьёзного ранения ему дали отпуск. Пару дней перед отъездом на фронт пробыл в Москве и хорошо погулял. Закончил гулянку на знаменитой Сухаревке, известной в России своими воровскими притонами. Денег было прилично. Поил всех. Когда надо было уезжать, провожать его на вокзал поехал серьёзный парень, который принимал участие в гулянке. Он назвал себя Иваном. Но его это имя или воровское, никто не знал. Иваном в те годы называли криминальных авторитетов. Прощаясь, он сказал: «Спиридон, хороший ты человек, смелый и добрый. Храни тебя Господь. Если что случится, будешь в Москве, спроси Ивана с Таганки». И назвал место, где его можно найти. Почему дед это вспомнил? Он сказал, что у него в голове в течение нескольких секунд пролетела вся его жизнь. Извозчикам дал денег – они пошли пить чай, а с молодым отправились искать место, которое назвал Иван, на Таганку. Войдя в трактир, обратились к половому, тот сделал удивлённый вид, не ответив, и спросил: «Что желаете?» Заказали чай. Через пять минут к ним подошёл пожилой, угрюмый человек. Поинтересовался: «Кто ищет Ивана? Что нужно?» Дед назвал себя, и сказал, что у него беда. Человек спросил: «Деньги есть?» Дед кивнул. Тот сказал: «Ждите!» – и ушёл. Где-то часа через два в чайную ввалилась большая компания. Ивана среди них дед сразу и не признал. Один из этой компании, модный и богато одетый в шубу и меховую шапку, человек подошёл, улыбаясь: «Здорово Спиридон!» – и сразу по делу: «Рассказывай». Дед всё и выложил. Иван – молодому: «Встань!» – внимательно рассмотрел куртку. Подозвал одного из своей компании. Тот тоже посмотрел и, обращаясь к Ивану: «Не наши. Такую «риску» работают замоскворецкие». Иван своему товарищу что-то сказал. Когда тот ушёл, обращаясь к деду: «Надо ждать утра». Спиридон согласился: «До утра терпит. Но кроме нас – извозчики и три подводы. Надо где-то переночевать». Иван поманил пальцем полового, велел, чтобы тот решил вопрос с ночёвкой. А деду сказал: «Спиридон, всё оплачено, ужинайте, завтракайте, утром вас найдут». Ночь прошла без сна. Утром пили чай. Вдруг дверь открывается, входят двое здоровых парней, и с порога: «Кто тут Спиридон?» Затем из кожаной сумки молча вываливают на стол карточки. Говорят: «Не беспокойся, все на месте. Иван велел кланяться. Сам занят. Не теряй больше!» – и ушли. После с Иваном Спиридон не встречался, но был ему очень благодарен.

С 1923 по 1965 год дед работал на заводе. За это время название завода несколько раз менялось. С АМО – на завод имени Сталина, потом – имени Лихачёва. С этим названием он и канул в Лету. Дед, несмотря на смену «вывесок», всё время работал на шлифовальном станке. Он был классным специалистом. Имел награды. В то время, по оценке иностранных специалистов, в том числе американских, которые кое-что понимали в автомобилестроении, завод признавали лучшим и не только по размеру, но и по качеству выпускаемой продукции во всей Европе, а сейчас на территории жилой комплекс и хоккейный дворец. Не всё в той моей стране-родине – СССР было плохо, и это факт. Жаль, лучшее не удалось сохранить. За почти тридцать лет «новой России» ничего подобного в области автомобилестроения не создано.

Сказка

Сказка ложь, да в ней намёк.

Добрым молодцам урок.

Русская поговорка

Абрам Семенович жил долгой и опасной жизнью. Все его родные сидели. Иногда порознь, чаще вместе. Кто выжил, те воевали и трудились во благо Родины. Абрам сам сидел, воевал в пехоте, опять сидел, но чудом выжил, а в старости и немощности, от Родины за которую воевал осталась часть. В правителях же остались те, кто его страну развалил. Они же начали полное ограбление своего народа и принадлежащих ему природных богатств. Систему воровства довели до совершенства. В последствии воровство перешло в открытый грабёж. Вор, как ни крути – это профессия, хотя и криминальная. Бандит забирает всё и у всех. А тех, кто грабит, то «кто же их посадит». Они же сами для себя и своих близких – памятники, как в фильме «Джентельмены удачи». Но они не дураки, как некоторые их считают. Они думают о возмездии.

И вот снится сон Абраму Семёновичу. Собрал царь бояр, в смысле корешей, а ещё проще сходняк. Говорит: «Бояре, в смысле братва, возмездие не за горами. Мы стареем. Народ нищает. Обратку нам вмастырят не по-детски. На земном шаре – поддержки нет. Надо договариваться с пацанами с других планет. По моим данным они уже летят и приземлятся у нас. Один из бояр, в смысле – братвы: «Царь, а на каком языке базарить будем?» Царь отвечает: «Ну ты фуфел. Миллиард украл, а голову так и не включил. На распальцовке. Надеюсь, что первыми будут пацаны из их братвы». На том и решили – продолжить грабить. А с пацанами с других планет договориться и доить все народы, живущие на земном шаре.

И прав оказался царь. Дождались. Братва с других планет прилетела. Как полагается по закону гостеприимства – забили стрелку, накрыли поляну, в смысле – стол. Начали базарить на пальцах, но не долго. Те пацаны не простые оказались, а крученые. И приняли решение – доить землян самим, зачем делиться с лохами, тем более – сила за ними, а царя с боярами отправить в полёт до бесконечности, может найдут своё счастье фраерское в других галактиках. Абрам Семенович вздрогнул во сне и проснулся. Включил телевизор под впечатлением сна, а там на всех каналах братва во главе с самим великим. Абрам Семёнович глубоко вздохнул и умер. Вот и сказке конец!