Люди и время

Заплыв

Была относительно размеренная, спокойная жизнь, связанная с активной деятельностью в спорте сначала спортсмена, потом тренера. Буду откровенен, как спортсмен и как тренер я состоялся. Это объективно. Объективность определяют спортивные звания. Они были достаточно высокими. Не хочу называть вид спорта, потому как это не главное в моём рассказе.

Уважаемый читатель, напоминая, что пишу от первого лица, так легче описывать происходящие события. Эта история могла случиться с представителями любого вида спорта. Пришло время, и рухнул великий и победоносный Советский Союз. Пишу это без сарказма, скорее, с сожалением, а с ним рухнули надежды на светлое будущее миллионов людей, которых бросили на выживание. У моего героя было три дороги: в профессиональный спорт (но, увы, возраст, хотя умение и сила оставались); в модное для того времени бандитское направление; в телохранители. Выбор пал на крайнюю. Уверяю вас, это хлеб не из лёгких. За десять лет именно телохранителей легло немало. Я думаю, больше, чем охраняемых лиц. В то время, чтобы устроиться туда, была необходима рекомендация. Тот, кто ее давал, нёс ответственность. За меня поручились представители КГБ с высокими званиями. Человек, которого предстояло охранять, оказался из спортсменов, окончивших карьеру. Представление было коротким. Мы остались вдвоём. Охраняемое лицо назвалось: «Виктор!» И продолжило, назвав меня по имени и отчеству: «Дела предстоят серьёзные. У меня не всё хорошо, так что отчество могу не успеть произнести». Я понял и сказал: «Давай на ты». Виктор спросил: «Что предпочитаешь? Дядьку или тётку?» Я выбрал ТТ Попросил пару запасных обойм. Он позвонил кому-то, и через десять минут всё принесли. На оружие в тот момент разрешения у меня не было. Пришлось взять на свой риск, то есть статью, но, увы, выбора не было. Со временем оформил официальное разрешение на пистолет Макарова, но с «тёткой» не расставался до конца работы с Виктором: бережёного Бог бережёт.

Ну и пошло-поехало. Встречи, стрЕлки… За две недели познакомился со многими представителями организованных преступных групп (ОПГ) Москвы и Подмосковья. Чтобы описать все события того времени, моей жизни не хватит. Остановлюсь всего на одном случае.

Виктору порекомендовали на работу хорошего парня Николая из интеллигентной семьи. Отец его, преподаватель математики, умер. Николай проживал с матерью – инвалидом первой группы. Он учился в институте на дневном отделении, но перевёлся на заочное. Надо было зарабатывать деньги, чтобы помочь родительнице. Виктор попросил меня поговорить с Николаем. После разговора я дал юноше положительную характеристику. Виктор взял его для особых поручений. Надо сказать, что ни Виктора, ни наш дружный коллектив он не подвёл. Да, Николай был молодым, интересным и эрудированным. Познакомился с девушкой старше себя и увлёкся, как оказалось, взаимно. Было одно «НО», она оказалась бампершей. Отсюда всё и закрутилось. У неё было две или три квартиры. Николай с ней изредка там и встречался. Эти квартиры использовались девицами для встречи с клиентами. История эта непонятная до настоящего времени. Поэтому только факты.

Как-то поздно вечером к Николаю домой заходят четверо «быков» и предъявляют ему двадцатку зелени. Николай стоял, открыв рот, ничего не понимая. Они «ломят» дальше: «Ты с подругой вчера ночевал в квартире. Там под кроватью в сумке лежала двадцатка. Мы перед этим кувыркались с девицами и забыли её». Объявляют: «Двадцать плюс десять или через неделю отдашь квартиру». И ушли, ругаясь матом. Ему бы сразу мне позвонить, но было уже поздно. Думал, утром приедет в офис и всё расскажет. Спозаранку выходит из дома, а эти пацаны уже его встречают и говорят: «Мы у тебя в квартире видели два видака и телевизор, так что, давай, выноси и грузи». Николай отвечает, что один видак и телевизор – это подарок, который он должен передать. Ему стали угрожать: если не вынесет, то те удавят его мать. Николаю всё требуемое пришлось погрузить в машину. Бандиты сказали, что через три дня с него – тридцатка, а это не в счёт, и уехали. Николай пошёл к метро. Рядом была замороженная стройка. Проходя мимо забора, он получил сильный удар по спине. Кто-то схватил его за руки и втащил на стройку, а потом он услышал: «Это чтоб ты понял, что мы конкретные пацаны», – и назвали имя старшего. Николай приехал в офис и всё нам рассказал.

Виктор собрал коллектив, где решили дать «обратку» без представлений и стрелок. Старшего, с кем они работают, мы знали, но решили с ним не общаться, так как его люди не пробили, с кем работает Николай. Мы правы были по-любому, и они о содеянном скоро очень пожалели.

Договорились, что Николай им позвонит и скажет, что деньги собраны, и он готов их отдать завтра в двенадцать часов у себя дома. Он так и сделал. Вечером Коля приехал на свою квартиру. Наши на двух машинах страховали его у дома всю ночь. Я и Виктор приехали где-то около одиннадцати, и не напрасно. Бандиты появились в это же время на одной машине. Их было пять человек. Николай вышел с барсеткой, конечно, без денег. Бандиты подойти к нему не успели: наши без разговоров начали их метелить, и через пару минут они все легли. Спросили Колю, кто его бил. Он указал. Виктор молча врезал тому рукояткой «макара» по голове. Кровь брызнула. «Этого с собой! Остальных оставить». Так и сделали. Добивать не стали. Смею заметить, что я лично в экзекуции не участвовал, так как выполнял функции телохранителя. Мы с Виктором сели в их автомобиль, ключи были в зажигании, и все поехали в офис. Проехав пару минут, машина, в которой находился бандит, остановилась. Его вывели – парня рвало. Мы ехали сзади и тоже притормозили. Место было безлюдное, кругом овраги. Виктор мне говорит: «Уйдет. Если будет уходить – стреляй». Я ему говорю: «По ногам?» Он: «Нет. Конкретно». Но стрелять не пришлось. Тому, видно, было не до забега. Приехали в офис. Я пошёл в кафе обедать. Война войной, а обед по расписанию. Через полчаса выходит Виктор. Смотрю – у него слаксы до колен в кровавых пятнах. Я ему говорю: «Иди переоденься». Он отвечает: «Нет. У нас с тобой заплыв в бассейне на спор. Время своё пропустим». Поехали, проплыли тысячу метров. Ровно в касание – ничья. Виктор не знал, что я прилично плаваю, тем более, что он выбрал стиль брасс, где я плыл по первому разряду.

Через день поехали на стрелку к человеку, кем они закрылись. Отправились вдвоём с Виктором. Оказалось, это пожилой человек – в законе. Выслушал, затянулся папиросой, сказал: «Ладно, забыли. Ребята погорячились, я не знал, но для приличия подкиньте на лечение, он второй день встать не может (это о бандите)». Виктор вынул из кармана триста долларов. Законник сказал: «Краями. Проехали».

Вот и вся история. Долго размышлял: как же рассказ назвать. Придумалось: просто «Заплыв».

Шейх

За довольно-таки долгую жизнь судьба сводила меня со многими интересными людьми разных национальностей и религиозных конфессий. Одним из них был шейх Омана доктор Адиль Аль-Шанфари. В дальнейшем повествовании я буду его называть Шейхом. Переводчик сказал, что это правильно. Адиль Аль-Шанфари был первым президентом мировой федерации Ориентал – одного из видов единоборств. Я же являюсь по настоящее время президентом федерации Ориентал России. В общем, занятие не для профессионалов, это так называемые в народе бои без правил. Но такое название не совсем верно, потому как в этом виде спорта существуют и регламент боя, и запрещённые удары. А это уже правила. Но рассказ не о самом виде спорта, а об отношениях между людьми.

Я по приглашению Шейха не один раз приезжал в Оман, и всегда, несмотря на занятость, он много времени уделял мне. Каждый раз давал обед в мою честь в своём дворце. На обеде всегда присутствовали его трое родных братьев и друзья. А кто у Шейха в друзьях? Это министры, заместители министров, политики. За столом было человек двадцать. Место у меня было справа от Шейха – оно предназначено для почётного гостя. Его братья сидели напротив.

Хочу описать обеденный ритуал. Главное блюдо – это голова горного козла, которая подавалась на большом серебряном подносе. Официант подходил и становился между Шейхом и мной. Шейх вставал и клал большой кусок мне на тарелку, а официант клал следующий кусок на тарелку Шейха. Мне объяснили, что это наивысшее уважение к гостю, в данный момент ко мне.

После обеда мы с Шейхом и его братьями каждый раз обходили дворец. Шейх всё время в нём что-то усовершенствовал, но описание дворца, а точнее его дворцов – это отдельное повествование. После осмотра ехали на его личный ипподром. Шейх как-то показал мне двух арабских жеребцов, которых раньше я не видел. Назвал цену за каждого из них. Цена меня не удивила. Он же Шейх. Потомственный нефтяник. Отец его был министром. Предложили мне прокатиться. Я вежливо отказался, и мы продолжили свой путь на личный автодром. Было тёмное время суток, где-то около двадцати трёх часов. Подъезжая, я увидел море огней – это и был автодром. Шейх с братьями показали мне свой спортивный автопарк. Впечатлило.

Один из братьев – известный гонщик по ралли. Он гонялся на легковых автомобилях. На чемпионате Азии входил в пятёрку. Выступал на модели «Лотос». Шейх подошёл ко мне, протянул шлем, и говорит: «Прокатитесь с братом?» Я молча взял шлем, одел его и пошёл к машине. Все выжидательно смотрели на меня. Я был в себе уверен – обязан выдержать. Сделали пять кругов. Брат боковым зрением, когда мы были на прямой, поглядывал на меня. Я ему подмигивал с улыбкой. В своё время, прыгая с парашютом, выдерживал и не такие нагрузки, правда, был несколько моложе. Испытание я прошёл успешно. Шейх и его братья, все, пожали мне руку в знак уважения.

В 2010 году мы опять встретились с Шейхом в иранском городе Хамадане. Там проходил кубок мира по Ориенталу. Сроки соревнований совпали с моим шестидесятипятилетнем. Шейх был в это время в Японии, но на пару дней прилетел в Хамадан. Во-первых, как президент мировой федерации, во-вторых, как мне сказал переводчик, поздравить меня с днём рождения. Он мне подарил ценный подарок, а я ему – очень красивую книгу по истории Московского Кремля.

На следующий день за завтраком Шейх предложил сходить в горы. Я согласился. Надо отметить, он серьёзно занимался спортом, именно боевыми искусствами с личным тренером. Бегал кроссы и плавал. Я не знал, что он задумал, но настроился на прогулку как на соревнования. У нас большая разница в возрасте – почти двадцать лет. Надо заметить, Шейх знал маршрут. До основания горы мы пробежали лёгким бегом. Ну а потом начался путь наверх. Через тридцать минут в мыслях пронеслось: «А зачем мне это нужно? Кому доказывать? Только Шейху». Но сразу отогнал эту мысль. Сказал себе: «Надо выдержать». В общем, всё пошло для меня как на соревнованиях Россия – Оман. Вспомнил слова песни, правда, о футболе. В конце песни есть хорошие слова. Руководитель спорта обращается к нашему футболисту, который не забил пенальти, и команда СССР проиграла идеологическому врагу – Англии. «Ты ж советский. Ты же чистый как кристалл. Начал делать – так уж делай, чтоб не встал».

Первая остановка была у нас где-то на уровне семисот метров над уровнем моря. Шейх внимательно посмотрел на меня, показал рукой наверх, и сказал: «Ротагё». Я ему сказал: «Оо!» И мы продолжили свой путь, не всегда по тропе, часто Шейх шёл в лоб. Сделали ещё одну остановку. Как потом оказалось, подъём был окончен. Там был колодец, сложенный из камня. Я пить не стал. Меня трясло, видно, уже пошёл перегруз – горы они есть горы. Организм был на грани. Я мог и отключиться. Мне хотелось дать знать, что пора вниз, но я с усилием сдержал себя. Через пару минут Шейх улыбнулся и сказал: «Оо Роте», – и тут я подумал, что, если сейчас Шейх задумает идти не по тропе, то я смогу спуститься только кувырком. Ноги не удержат. Но Шейх предпочёл именно тропу. Я отправился за ним. Но всё-таки, когда осталось метров двести-двести пятьдесят, он начал спускаться по прямой. У меня ноги стали подсаживаться. Задняя поверхность бедра болела. Я еле держался, но выдержал. Вошёл в номер и упал. И только где-то через час начал приходить в себя. Лежал и думал: «Ну, кому и что я доказал?» Понял – в очередной раз только себе. Где-то через пару часов в номер зашёл Игорь. Прекрасный человек, отличный спортсмен. Говорит: «Шейх и вся свита собираются ехать в ресторан. Ждут вас». Я ему отвечаю: «Игорь, я до душа думаю, как дойти или доползти. А ты про ресторан». Он, улыбаясь: «Не я – Шейх. Без вас он не поедет. Выхода нет». Скажи ему: «Через двадцать минут буду». Опять собрался. Выхода действительно не было. В общем, как в том анекдоте: «Надо Федя. Надо». А Шейху – спасибо! Дал возможность проверить физическую подготовку и волевые качества. Вот и весь сказ. Шейх он и есть Шейх. О нём и об общении с ним остались самые хорошие воспоминания.

Джаз

Хочу рассказать вам, уважаемый читатель, как я познакомился с джазовой музыкой, как заинтересовался и полюбил её.

К джазу в Советском Союзе относились по-разному. Официальные лица, которые хулили его, а заодно и американские фильмы, где звучала джазовая музыка, сами со своими семьями имели возможность смотреть такое кино и слушать джазовые концерты. Для остальных тема была закрыта: «Сегодня ты играешь джаз, а завтра родину продашь». В 1959 году секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев посетил США с дружеским визитом. Отношения между народами наших стран стали теплее. В СССР с 1960 года приняли американскую систему обучения – 11 классов. В кинотеатрах стало больше американских фильмов. Мне особенно запомнились «В джазе только девушки» с Мерилин Монро, «Семь невест для семи братьев», ну, и самый главный фильм моей и не только моей юности «Великолепная семерка» с Юл Бриннером. О кино моего детства и юности расскажу, но позже. Это отдельный рассказ.

Первый раз я слушал джаз в 1961 году. Тогда в Советский Союз приехал джазмен. Такого слова раньше я не знал и не слышал. Это был Бени Гудман. Он играл на кларнете и руководил оркестром. Концерт проходил в летнем театре ВДНХ. Попал я на него случайно. Просто гулял на ВДНХ. Я часто бывал там, так как район Ростокино, где я жил, находился рядом. Увидел афишу о выступлении оркестра из Америки. Подошёл к театру за десять минут до начала концерта, но, увы, билетов, как вы понимаете, не было, да и быть не могло. В те годы слово «Америка» произносилось с придыханием. Ведь и сегодня «хаят» и хулят эту страну, в то же время детей отправляют туда без возврата. Но мне попасть в театр не составило труда. Замечу, что он тогда был открытым.

Концерт продолжался два часа, и ещё полчаса музыканты играли на бис. Обстановка была очень доброй. Именно доброй. Как со стороны оркестрантов, самого Бени Гудмана, так и со стороны зрителей.

Тогда, на том концерте, знакомство с джазом для меня и закончилось. Ни магнитофона, ни проигрывателя семья не имела – для нас это являлось роскошью. Пластинки было достать сложно. Стоили дорого. А те, которые записывались на рентгеновских плёнках – плохого качества. Их называли «джаз на рёбрах».

Прошло время. Я узнал, что на концерте Бени Гудмана побывали два моих товарища, Владимир и Дмитрий, но они попали туда в другой день. Мы учились в одном классе. Ребята жили рядом со школой в только что выстроенном доме из кирпича. Для жителя барака это важно, поскольку в новостройке имелись туалет, газ и даже ванная комната. У Владимира отец был архитектором, кстати, известным, но очень скромным в быту человеком. Когда мы с Димой приходили к ним в гости, он подолгу беседовал с нами о спорте, науке, космосе, музыке и о джазе. Он вернулся из США. Был там в длительной командировке, но об Америке ничего не рассказывал. Привёз оттуда магнитофон и хорошие записи оркестра Гленна Миллера, Дюка Эллингтона, Эллы Фицжеральд, Луи Армстронга и уже знакомого нам Бени Гудмана. Мне очень понравился джаз в их исполнении.

Став взрослым, я часто бывал на концертах Леонида Утёсова, Олега Лунгстрема, Юрия Саульского. В кафе «Синяя птица», что находилось на улице Чехова, слушал Георгия Гараняна и яркого представителя ленинградской школы джаза Давида Голощёкина. Один из самых моих любимых джазовых исполнителей – это, конечно, Гленн Миллер и его оркестр. Моё знакомство с ними состоялось после просмотра фильма «Серенада Солнечной долины».

Хочу вспомнить ещё одного известного музыканта – Лаци Олаха, который играл на ударных инструментах в оркестре Олега Лунгстрема. Будучи в пожилом возрасте, он выступал в фойе кинотеатра «Октябрьский», который находился на Калининском проспекте. Когда Лаци играл перед сеансом, всего полчаса, аншлаг был обеспечен, какой бы фильм там не шёл, хотя в зале оставалось не более половины зрителей. В общем, «джаз как образ жизни».

Родина джаза – Америка. Это Новый Орлеан, Чикаго. Начало двадцатого столетия. Хочу передать одну историю, которую рассказал Олег Лунгстрем в одном из своих последних интервью. Затем я её слышал от одного почтенного человека – любителя джаза более подробно. В молодости Лунгстрем проживал в Харбине и именно там увлёкся джазом. Один из почитателей этого вида музыкального искусства где-то в 1929-1930 годах специально поехал в Америку – в Новый Орлеан, чтобы поближе познакомиться с ним на родине джаза. После его возвращения любители джаза Харбина собрались утром в одном из ресторанов города, чтобы послушать рассказ об Америке и джазе. Во время беседы путешественник стал наигрывать, с его слов, услышанную там новую джазовую композицию. Ему не дал закончить пожилой полковник, большой любитель джаза. Он сказал: «Может быть, для Америки эта джазовая композиция и нова, но в городе Одессе у Фанкони, в смысле в кафе, ребята это «лабали» в 1920 году». О джазе могу писать долго, но спешу с супругой в Дом музыки слушать оркестр Гленна Миллера. Слушайте джаз!

Грузия

В первый раз я приехал в Грузию в город Поти в 1965 году в качестве спортсмена. Это было весной. Погода стояла хорошая, поразила красивая природа, особенно море. Море – моя слабость. Меня удивили местные жители. Идёшь по улице, и с тобой здороваются и улыбаются совсем незнакомые тебе люди. И так везде: в столовой, где мы питались, в кинотеатре. Со многими я подружился, и товарищеские отношения длились долгие годы. Позже я не раз приезжал в Поти в качестве тренера, и всегда меня встречали как дорогого друга, хотя, увы, когда мои грузинские друзья приезжали в Москву, я ответить на равных не мог, хотя стремился к этому. Вы понимаете, уважаемый читатель, что имею в виду грузинское хлебосольство, но старался помогать им в решении административных вопросов. У меня имелся довольно высокий спортивный статус – ведущий тренер ЦСК ВМФ, Вооружённых сил СССР и спорткомитета СССР. Вид спорта к событиям, которые я описываю, отношения не имеет. Грузины есть грузины, и проводы за их счёт – это их условие. Причём, в «Кавказской пленнице» – так называли тогда гостиницу «Россия».

Помню, году в 1979 приехали в Грузию со сборной ЦСК ВМФ. Всё было хорошо, и погода стояла прекрасная, но денег на питание и размещение спортсменов выдали только в расчёте на десять дней. Что-то в финансовой части напутали. Но нас, то есть команду из двадцати пяти человек, продолжали кормить и после того, как эти средства закончились. Также не было претензий к оплате по проживанию. Я позвонил в клуб. Оттуда ответили, что деньги выслали почтовым переводом. Увы, они пришли за день до окончания сборов. Мои грузинские друзья узнали, что у нас проблемы, хотя я никому не сообщал. Было воскресенье, радовала прекрасная солнечная погода. Часть ВМФ, где мы жили, стояла на реке Риони. Очень красивое место. Наш тренерский состав и спортсмены договорились с пограничниками сыграть в футбол, а потом вместе попариться в баньке. Это мероприятие «сорвали» нам грузинские друзья.

Я жил на втором этаже. Посмотрел в окно – погода классная, думаю: «Сейчас позавтракаем и пойдём поиграем в футбол с погранцами». Вдруг в комнату заходит мой помощник. Я ему говорю: «Ну, готов к игре?» А он смеётся и отвечает: «Игры не будет». «Что, погранцы отказались?» «Да нет. Там внизу уже часа три тебя ждут Олег, Гиви и Шато. Не хотели тебя будить». Я вздрогнул, хотя ещё надеялся, что это шутка. Я ведь смотрел в окно и никого там не видел. А, оказывается, их черная «Волга» стояла у кромки футбольного поля. Рядом – накрытый стол. На нём вижу жареного поросёнка и бочонок вина. Вокруг стола стоят мои друзья, замкомандира заставы, ещё пара пограничников и наши тренеры. Мне было хорошо это видно, так как поле находилось метрах в пятнадцати от здания. Я удивился: «Что ж они, специально из Тбилиси приехали? Это же через горы. Километров четыреста!» Но факт, как говорится, был налицо.

Вышел. Поздоровался. Спрашиваю: «Что случилось? По делу?» Они смеются: «Да просто соскучились!» Гиви протягивает мне конверт. «Здесь 1000 рублей. Отдашь, когда будет возможность. Спортсмены не должны страдать». Уважаемый читатель, в то время это были очень большие деньги. Спортсмену на питание в день тогда выделялось от трех до четырёх рублей.

Затем все вместе, не сговариваясь, подняли стаканы с вином: «Начинаем отдыхать. Давай за встречу!» Я выпил вина, к слову сказать, пограничники и тренеры были уже в хорошем состоянии. Не один стакан вина уже влетел, но матч должен был состояться. «Порядок есть порядок», – как говорил Марк Красс, проводя децимацию. Чтобы быстрее продолжить праздник, решили провести два тайма по двадцать минут, только поменяться воротами. Мои друзья играли в футбол очень прилично. Быстро нашли им форму, и отправились на поле. Кто выиграл, если честно, я не помню. Победила дружба. Вот это настоящие друзья!

Мы провели хорошие сборы, не снижая нагрузок. Без отличного питания в спорте высших достижений результат невозможен. Конечно, не обошлось без курьёзов. За три дня до окончания сборов несколько моих воспитанников совершили ночной налёт на мандариновую рощу. Обидно то, что к нам относились очень дружественно, и мандарины привозили бесплатно. Но в семье не без урода. Как потом выяснилось, участвовали в этом не только трое спортсменов из ЦСК ВМФ, но и из других обществ, команды которых находились на сборах. Но задержали только наших. Их отвезли в отделение милиции. Можно, разумеется, говорить высокопарные фразы о чести советских спортсменов, что это пятно на весь коллектив… Скажу просто. Я взял вину за проступок спортсменов на себя.

Меня хорошо знали во властных и силовых структурах Поти. В маленьком городе – все друг другу в какой-то степени родня. Я много лет дружил в Валерием Гигидзе. В то время он был заместителем начальника потийского порта. Человек чести. Он часто давал нам заработать на разгрузочных работах в порту. Я, тренеры и спортсмены были ему благодарны. Трудились мы аккордно, почти бегом. В общем, работа воспринималась как тренировка силовой выносливости. Валерий узнал о проступке наших спортсменов и закрыл этот вопрос и в милиции, и в горкоме партии. Через два дня всех старших тренеров команд, находившихся на сборах в Поти, вызвали туда.

Уважаемый читатель, хотелось бы отметить, что в то время городской комитет был пострашнее милиции. Именно в горкоме решали, заводить дело или нет. А самое главное, давали разрешение на проведение сборов в их городе. Совещание проводил второй секретарь. Он являлся родственником Гигидзе, кстати, как и начальник потийского отделения милиции. Секретарь, как и должно быть, начал с политики. Говорил о нехватке продовольствия в стране, о том, что мы помогаем развивающимся странам, что ЦК КПСС Грузии выделяет квоты на продовольствие для питания спортсменов, что старшие тренеры плохо ведут воспитательную работу в коллективах. «Вот два дня назад произошёл нехороший случай». Я затих: если произнесут мою фамилию и, что ещё хуже, название общества (задержали ведь только наших), то тогда…

И вдруг слышу, не веря своим ушам, секретарь говорит, что только в ЦСК ВМФ правильно и системно ведётся такая работа, и это заслуга старшего тренера, да ещё называет мои звание и фамилию. В общем, немая сцена из комедии Гоголя «Ревизор». И что всем остальным представителям обществ надо подтянуть воспитательную работу в своих коллективах, иначе для спортивных сборов город Поти будет закрыт. «Все свободны. А вас – обращаясь ко мне сказал секретарь – прошу остаться». Ну, думаю, продолжение следует. Все вышли. Тут секретарь подходит ко мне, обращается по имени-отчеству, обнимает и говорит: «Поедем. Валерий тебя ждёт в портовом ресторане. Отметим окончание сборов и твой отъезд». После этого случая все тренеры были в напряжении. Они так и не поняли, кто есть кто, но меня и моих грузинских друзей это не волновало.

Кладбище или еще одна зарисовка к жизни в Поти

Октябрь. Час ночи. Возвращаемся от друга. Выпили вина с хорошей закуской, были в норме, вины за собой не чувствовали, тем более, что уже наступило воскресенье – выходной. Позволяли себе нарушать режим только в субботу вечером. Решили идти в часть через кладбище, потому как по дороге могли встретить ещё каких-нибудь грузинских друзей. Это означало, что гуляние закончится только утром, а очень хотелось спать после трудовой недели. Нас было трое. Идём молча, без разговоров, думая о том, как сейчас придём, попьём чайку и завалимся спать. Один из моих друзей, ростом за метр девяносто, идёт впереди, курит. Я не курил. Почему я на этом заострил внимание, вы поймёте дальше. Вдруг перед нами, как из-под земли, вырастает мощная фигура в тельняшке. Оказалось, это директор кладбища, который долгие годы был хорошим нашим другом. Тельняшку я ему подарил. Он грузин, но как сам отметил, у него сложное имя, потому и просил называть его Володей. Вот он и говорит: «Заметил вас по горящей сигарете». Возникла пауза. Володя продолжил: «Ну раз уж встретились, то надо посидеть. Так полагается». Меня чёрт за язык дёрнул. Говорю: «Володь, час ночи, ну где ты вина найдёшь?» И понял, что совершил ошибку. Сказать грузину даже глубокой ночью, что он не найдёт вина, значит, обидеть. Володя говорит: «Всё есть. Очень хорошее вино и литр чачи». Он отходит в темноту, а мы стоим в оцепенении и ждём. Выходит с сумкой. Пошли, впереди директор кладбища. Куда идём, я понял не сразу. Предположил, что наш путь лежит в мастерскую, где делали памятники. Вдруг видим яркий свет фар. Володя говорит: «Вот и стол приехал». Подъехала милицейская машина «ГАЗик». Володя переговорил с патрульными на грузинском языке. Они быстро застелили капот газетами, достали из машины сыр, зелень, какое-то мясо. Володя вынул из сумки вино и чачу, поставил на капот. «Чачу сам делал», – сообщил он. Я понял, что из уважения стакан, как минимум, придётся опрокинуть. Милиционеры подняли стопки, поднесли к губам и поставили. Всё-таки на службе.

Вдруг включилась рация. Старший сержант стал бурно по-грузински о чем-то говорить, так что мы не понимали смысл разговора. Володя нам объяснил, что на центральной площади города кого-то зарезали и вызывают патрульную машину. И им по-русски: «Ну уже порезали. Вызовите скорую! Хорошо ведь отдыхаем!» Мы с другом переглянулись и, не сговариваясь, обратились к Володе: «Давай по последней. Утром придём в одиннадцать и продолжим отдыхать». Я знал, как вести себя в Грузии, чтобы не обидеть угощавшего тебя человека. Мы спокойно попрощались и пошли в часть. Слово мы своё сдержали. А утром привели с собой двоих тренеров, потому как знали, что Володя будет не один, да и стол окажется покруче, чем капот милицейского «ГАЗика». И не ошиблись.

Праздник улиц

И ещё один рассказ, посвященный Грузии. Хочу вам рассказать о празднике улиц в Поти, который ежегодно проходит осенью в одно из воскресений. Кстати, в этот день у нас была контрольная тренировка в первой половине дня. Однако мы согласились принять участие в празднике. Мы выступали за команду улицы, где находилась часть ВМФ. На стадионе собралось много народа, чтобы посмотреть на спортивные состязания: перетягивание каната, поднятие гирь, футбольные и легкоатлетические эстафеты, бег в мешках. Мы окончили тренировку, и тут же за нами заехали наши грузинские друзья. Всех тренеров и спортсменов оправили на стадион, а меня пригласили в «Волгу»: «Заедем в гостиницу. Хотим вас познакомить с уважаемым человеком, он проживает на улице, за которую ваши спортсмены будут выступать». Я не понял: если он проживает на улице, то почему знакомиться надо в гостинице, но промолчал. Сопровождавший меня товарищ улыбнулся и сказал: «Он только освободился, и к нему приехали друзья. Всё-таки пять лет не виделись».

Поднялись на второй этаж. Сопровождавший меня зашёл в номер, не постучавшись. Там за столом сидело три человека. Я определил по возрасту – им где-то по сорок или сорок пять лет. Один из них был одет в новую дублёнку, понятно, что приехал из холодных мест. Уважаемый читатель, позвольте отвлечься, дублёнка в те годы – это не просто модная зимняя одежда, а дефицит. Приобрести его можно было только по разнарядке, в Москве, в знаменитой двухсотой секции ГУМа, в валютных магазинах «Березка», ещё один способ – привезти из-за границы. Они встали, мы поздоровались, мне предложили сесть за стол, выпили за дружбу русских и грузин. Тост поднял человек в дублёнке – Анзор. О чём говорили, не помню, выдумывать не буду. Сопровождавший меня сказал: «Анзор, покажи фокусы с картами». И протянул ему колоду. Передать, что Анзор делал с картами, не могу, но должен сказать, что был удивлён. Хотя я видел выступления фокусников на эстраде. Видел Акопяна. Анзор объяснил: «Это техника». Улыбнувшись, сказал: «Чтобы отточить её, у меня было много времени». Затем спросил: «У вас мелкие монеты есть?» Я вынул из кармана несколько монет, кошелька не носил. Он взял монеты разных достоинств: десять, пятнадцать и двадцать копеек. Положил на ладонь «орлом» вверх. «Смотри, я брошу все три на кровать». От стола кровать находилась где-то в трёх-четырёх метрах. «Десять копеек будет на «орле», а пятнадцать и двадцать на «решке». И бросил. Я пошёл посмотреть – точно. Так он кидал несколько раз, ни разу не ошибившись. С картами более-менее понятно, а вот фокус с монетами я понять так и не смог.

Из гостиницы поехали на стадион. Я успел принять участие в соревнованиях по перетягиванию каната. Спортивный праздник прошёл весело. После окончания все вместе поехали на улицу, где уже были накрыты столы. Естественно, после соревнований грузинское застолье продолжалось до позднего вечера, а, точнее, ночи. Я хорошо помню, что, сидя за столом, не обсуждали ни выигравших, ни проигравших. Кто победил или уступил – не имело никакого значения. Вспоминали только курьёзные и смешные случаи, происшедшие во время соревнований. Я поднимал свой стакан с вином, чокался, но не пил, ведь за столом сидели спортсмены. Мои грузинские друзья это увидели, но правильно поняли, и спортсменам быстро принесли горячую еду. После того, как их накормили, я тихо сказал капитану команды, что застолье для них закончено. Надо идти спать. Они встали, поблагодарили хозяев и ушли в часть. Праздник продолжился до утра. Я ещё раза три был на таком состязании улиц, и всегда он очень интересно и весело проходил.

Я всегда с теплом вспоминаю своих грузинских товарищей. Хорошее было время. И не только потому, что был я молод, просто тогда мы были вместе. Имею ввиду нашу великую страну – Советский Союз. Но этого не вернуть.

О Грузии и её жителях – самые добрые и тёплые воспоминания.

Возмездие

Служили два друга-товарища, как в известной песне, в московском уголовном розыске, в знаменитом МУРе. Были хорошими спортсменами. Пришли в милицию по путёвке комсомола. Хочу рассказать одну историю из их жизни. Дело было летом. Вышли пообедать. Да, надо назвать их имена и звания. Николай и Иван, оба старшие лейтенанты. Зашли в столовую, отстояли очередь, сели за стол. Николай отправился, извините за подробности, но без них нельзя, в туалет. Выходит из кабины и получает профессиональный удар прямо в голову, падает назад, и, на счастье, голова оказывается между унитазом и кафельной стенкой. Если бы затылком ударился об унитаз, исход мог быть летальным. В общем, оказался в нокдауне. Пришёл в себя от того, что кто-то вырывает из скрытки пистолет. Николай вырвал оружие у бандита и произвел два выстрела в грудь нападавшему.

Иван, услышав выстрелы, – бегом в туалет, и видит такую картину: бандит лежит в крови, но живой. Николай стоит, зажав в одной руке пистолет, а другой держится за голову. Голову, падая, всё-таки пробил. Приехала скорая. Николаю быстро обработали рану на голове. А бандита вместе повезли в институт Склифосовского. Он был в сознании и покрывал нецензурной бранью всю советскую милицию. Иван закрыл ему рот, чтобы не орал, и бандит быстро отошёл в мир иной. Приехали, сдали тело в морг.

Уважаемый читатель, вы, наверное, удивлены: с чего бандит напал на Николая, да ещё в столовой? А всё просто. Когда сыщик шёл с подносом – засветил оружие, а бандит знал, что здесь обедают «муровцы». Ему было необходимо оружие, как потом выяснилось, он являлся налётчиком и находился во всесоюзном розыске. Через две недели Николаю выдали премию, которую всем отделом дружно прогуляли.

Взлёт

Хочу рассказать историю о моей ускоренной парашютной подготовке.

Дружил я с известным парашютистом Вячеславом Жариковым – многократным чемпионом СССР, Европы и мира. Как-то он мне говорит: «Поехали на чемпионат Европы по парашютному многоборью!» Этим предложением я был удивлён. Возникла пауза. Вячеслав, увидев моё смущение, продолжил: «Это новый вид спорта. Туда входят следующие дисциплины: кросс, стрельба, плавание и прыжки с парашютом на точность приземления. Меня назначили старшим тренером федерации в этом виде. Три вида у тебя – на железный зачёт, а если попрыгаешь, время есть, то и призы рядом. Ты извини, но я без твоего согласия внёс тебя в списки кандидатов сборной СССР. Чемпионат должен состояться в Венгрии». Я говорю: «Согласен. Когда летим и куда?» Слава отвечает: «Завтра. Аэропорт Тушино. Сбор в десять часов. В одиннадцать вылет в Узбекистан. Успеешь решить свои вопросы?» Я сказал: «Успею». Интересно было себя проверить.

На следующий день в назначенное время я был на аэродроме, познакомился с командой. Все члены сборной СССР. Летели на Ил-14. Приземлились на аэродроме с грунтовой дорожкой. Я вышел, осмотрелся и понял, что аэродром закрытый. С военизированной охраной. Разместились нормально – в казарме. Вечером состоялось собрание сборной.

Старшим тренером в те годы был Евгений Ткаченко – многократный чемпион мира. Команда готовилась к чемпионату мира. Среди многоборцев я один, но внимательно слушал главного тренера. Парашют и прыжки я видел только в кино.

После окончания собрания ко мне подошли главный тренер и инструктор. Его представили мне Владимиром. Мы пожали друг другу руки. Владимир предложил: «Давай сразу на «ты». Я согласился. Инструктор сказал: «Пошли повторим отделение от кабины самолёта». Меня слово «повторим» насторожило, поскольку я ни разу не отделялся ни от макета кабины самолёта, ни во время прыжка, потому как я никогда не прыгал. Владимир продолжил: «У тебя три прыжка, но повторить необходимо для твоей же безопасности». О моих прыжках ему сообщил главный тренер, а главному тренеру – Жариков, чтобы не возникло вопросов по безопасности. Я признался инструктору, что никогда не прыгал и парашют увидел только во время погрузки на аэродроме в Москве. Он удивился, улыбнулся и сказал: «Ну, пошли, покажу отделение от кабины. Завтра в десять – прыжки».

Он залез в макет кабины и выполнил упражнение. Я повторил раз десять. Инструктор одобрил: «Нормально. Удачи тебе завтра. А складывать парашют тебе не надо учиться – времени нет. За тебя я сложу. Потом научишься. Будешь прыгать в два парашюта и в два самолёта Ан-2, но завтра – один прыжок с ручным открытием». Показал, как левой рукой выдёргивать трос, но предупредил, что правую с левой рукой надо выбрасывать симметрично для правильного положения тела во время падения, иначе развернёт потоком воздуха и закрутит.

На следующее утро – построение, инструктаж. Дисциплина, как в армии, и это правильно. Всё для безопасности самих спортсменов. Завтрак, медицинское обследование. Проверили давление перед прыжками – 120/80. Где-то после пяти-семи прыжков, точно не помню, у меня врач ещё раз проверил давление уже на аэродроме – снова 120/80. Это его очень удивило. Однако признаюсь, перед первым прыжком, в самолёте, меня так заколотило, что думал, сердце выскочит из груди. Тут услышал команду: «Пошёл!» – и прыгнул. Ощущений не помню. Думал только, как выдернуть трос, чтобы открыть парашют. Дёрнул так резко, что трос улетел, и таким образом я выбросил ещё три троса. Полёта я не ощутил. Сильно тряхнуло при открытии парашюта. Я прыгал с рацией, но связь была односторонней. Всё слышал, но отвечал о своём самочувствии во время полёта движением ног. Приземлился в двух метрах от зачётного круга. Мне сказали, что это приличный результат, но, если честно, это была чистая случайность, так как никакого круга я, конечно, не видел. Ну, а дальше пошло-поехало: по четыре-пять прыжков в день. Ещё тренировки: бег, стрельба, плавание. Прыгал я нормально. Где-то после десятого прыжка приземлялся всегда в круг. Все контрольные нормативы по видам спорта намного перевыполнил. Правда, был однажды такой случай. Хочу уточнить, несмотря на то, что парашют я открывал самостоятельно, он для безопасности ставился на автоматическое раскрытие. Не помню, после какого прыжка, я разложил парашют и стал одевать другой для следующего прыжка и только в этот момент услышал щелчок – сработало устройство автоматического раскрытия. Этот звук услышал и инструктор. Он повернулся ко мне, усмехаясь, развёл руками, сказал:

«И так бывает»

После сборов, которые длились двадцать дней, я был официально зачислен в сборную СССР по парашютному многоборью. Кроме меня в неё вошли ещё три человека, которые на этом сборе не присутствовали. По сумме баллов у меня было второе место. На заключительном собрании мне предложили поехать на сборы в Донецк, где после их окончания, должен был состояться чемпионат СССР по парашютному спорту. Но я не смог. Увы, не попал и на чемпионат Европы в Венгрию. Там наша команда заняла первое место, и представитель нашей сборной выиграл личное первенство. Вот так я мог объективно выиграть золото в команде и быть в призах в личном первенстве. На сборах у меня сложились со всеми хорошие, товарищеские отношения. Это были великие парашютисты, многократные чемпионы мира: Алексей Ячменёв, Николай Ушмаев.

Валерий Карпезо

По прошествии многих лет мы с Николаем встретились в Тбилиси. Он там жил и выступал за Закавказский военный округ. Но ближе всех я сошёлся с Валерой Карпезо из Белоруссии. Его дядя был известным генералом, героем Великой Отечественной войны. Когда команда улетела, мы с Валерой остались. Хотелось посмотреть Ташкент. Он отстроился после землетрясения 1967 года и стал ещё красивее. В восстановлении Ташкента участвовали строители со всего Советского Союза. Жители города нам показались очень добрыми людьми. Улетали мы на самолёте Ли-2, легендарном транспортнике второй мировой войны.

Улетало нас четверо. Пилот, штурман и мы с Валерой. Самолёт загружен под завязку. Перегруз большой. Парашюты всей сборной и дары республики – фрукты, вино, ковры. Наш пилот – ас, бывший истребитель – Борис, мы перешли на «ты» по его инициативе, хотя он был намного старше нас. Он мастер спорта международного класса по парашютному спорту. Расскажу историю, за что лётчик получил это звание.

На одном из чемпионатов мира у американской сборной не оказалось своего самолёта, и наша сборная предложила команде прыгать вместе с нами с нашего борта. Американские парашютисты всегда были сильны, и на этом чемпионате они тоже выступили очень успешно. После соревнований руководители федерации Америки написали письмо председателю спортивного комитета Павлову с благодарностью Борису. Через две недели ему было присвоено звание МСМК. Итак, взлёт! Мы с Валерой напряглись, ведь перегруз конкретный, самолёт старый. Успокаивало только то, что пилот – ас. Напомню, что взлётная дорожка грунтовая. При перегрузе – это большой минус, может случиться всякое. Ну, поехали. Начали разгоняться, смотрю на Бориса, а с него льёт пот, сам напряжён. Впереди поперёк взлётной полосы – арык и земляная насыпь. Мы с Валерой переглянулись, но, к сожалению, от нас ничего не зависело. Штурман, человек в возрасте, много повидавший, кричит: «Боря! – и матом: На себя!», имея ввиду штурвал. Борис тоже кричит матом: «Давай, давай!» А к чему его «давай, давай» относится? К самолёту, к штурвалу? Мы поняли, что команда нам. Схватили штурвал и потянули втроём на себя. Через мгновение почувствовали, что от полосы оторвались, чудом не зацепившись шасси за насыпь. Быстро набрали высоту. Дали потолок в тысячу метров. Борис встал, снял кожаную куртку, и мы увидели, что его армейская рубашка стала чёрной от пота. Сказал: «Давно у меня не было такой внештатной ситуации. Ну, да ладно, пронесло. Вчера, конечно, перебрал, потому и не проследил за погрузкой самолёта». И, обращаясь к нам, сказал: «Поставил на автопилот. Через час разбудите». Поменяв рубашку, сразу уснул как убитый. Пару слов о внештатной ситуации. Борис – лётчик-истребитель. Он отвечал за машину и себя лично, а в самолёте находилось ещё трое. Валера мне говорит: «Пошли в хвост, что-то покажу». Вижу, дверь приоткрыта. Валера говорит: «Это я открыл и заклинил её, чтобы не закрывалась, а тут я положил два проверенных мною парашюта, поставленные на всякий случай на автоматическое открытие. Вот сумка с водой и едой. Если что, выходим, не прощаясь». Сейчас пишу и вижу в этом юмор, а тогда это было всерьёз. Описываю этот случай и улыбаюсь, но во время взлёта было не до смеха. Всего во время этого сбора я сделал пятьдесят прыжков.

Весь сбор я прыгал с парашютом, бегал кроссы с серьёзной травмой ноги, так как до сборов я повредил левую ногу. Как потом оказалось – трещина пяточной кости, но о травме я узнал, проходя медосмотр в военном госпитале Ташкента. Врач заметила, что я прихрамываю на левую ногу и заставила сделать рентген. Показала мне снимок и объяснила, что с такой травмой категорически прыгать нельзя. Мне удалось её уговорить. О травме я сказал Жарикову. Он говорит: «Ты сам выдержишь? Ведь это не бег. При приземлении нагрузка в разы больше». Я сказал, что выдержу. Слава вышел и принёс красивые, белого цвета ботинки со специальными супинаторами. «Это мне американский парашютист подарил, граф Фортенберри. Погиб во Вьетнаме». Я одел, попрыгал – нормально, а супинаторы я вкладывал в кроссовки для бега. Конечно было больно, но терпимо. Подробно о том, как я приземлялся я говорить не буду, чтобы не повторяться. Но кое-что расскажу. Один раз во время прыжка у меня перехлестнуло стропы парашюта. В этом случае надо перерезать стропы или делать отцепку от основного парашюта. Открыть запасной и на нём приземлиться. Но я прыгал с высоты шестьсот метров. За секунду парашютист пролетает в свободном падении пятьдесят метров. Я прыгал с задержкой открытия парашюта – пять секунд. Когда парашют открылся, оставалось до земли триста пятьдесят метров. Да я и не сразу понял в чём дело. Меня начало крутить. Так как стропы были закручены скорость падения была выше. оставался вариант отцепки, но я этого никогда не делал, хотя из истории парашютного спорта известны случаи, когда делали отцепку на высоте сто пятьдесят метров, но это делали профессиональные спортсмены. Один из них, наш спортсмен Алексей Ячменёв сделал отцепку на высоте сто метров, а парашют раскрылся полностью на высоте восемьдесят метров от земли. Эту высоту определили по приборам. Но я не Ячменёв. Меня понесло на ангары, протащило по крыше, и я упал левым боком на вспаханное поле. Может показаться, повезло – не на асфальт, но всё было несколько хуже, чем вы думаете, уважаемый читатель. Стоял март месяц. Ночью температура бывала до нуля и ниже. Комья земли после вспашки стояли углами. Меня протащило по ним метров десять. Я окончательно погасил парашют, быстро поднялся, боли не почувствовал, стал собирать парашют. Тут на «Газике» ко мне подъехали инструктор Володя и Слава. «Ну ты как?». Я им: «Нормально. Поехали. У меня по программе ещё надо сделать три прыжка». Они переглянулись и с удивлением посмотрели на меня, но ничего не сказали. Понятно, что всё могло закончиться печально. Вот так себя и проверил.

Комсомол

Шло время, я взрослел, проходило детство, пришла юность. Наступил 1960 год. В этом году в апреле мне исполнялось пятнадцать лет. Пришло время вступать в ряды ленинского союза молодёжи. Хотелось рассказать о комсомоле, в основном для молодых людей, которые практически ничего не знают об этой организации и её делах во славу советского государства.

Молодёжная организация коммунистической партии Советского Союза была создана как Российский коммунистический союз молодёжи 29 октября 1918 года. В 1924 году РКСМ было присвоено имя Владимира Ильича Ленина. В марте 1926 года в связи с образованием СССР, РЛКСМ был переименован во Всесоюзный Ленинский коммунистический Союз молодёжи. О комсомоле написаны тома. Но я хочу об этой организации сказать лично. Основное большинство вступали в организацию по убеждениям и с желанием, и те, кто сейчас говорит о том, что в комсомол тянули, далеко не правы. Комсомольцы были в первых рядах Армии и Флота, геройски воевали на фронтах Отечественной войны, а потом восстанавливали свою страну. Среди комсомольцев много героев Советского Союза и героев социалистического труда. Город Комсомольск-на-Амуре назвали в честь строителей-комсомольцев. Что нужно сейчас молодёжи, увы, это не мне решать, но комсомол— организация правильная. Это моё мнение.

Но вернёмся в Ростокино 1960 года. Как в других школах принимали в комсомол, я не знаю. Расскажу, как принимали меня. Как и большинство, я серьёзно готовился к вступлению. Времени для этого у меня было достаточно, – играя в футбол, травмировал ногу и ходил в гипсе. Тренировки бокса тоже пришлось на время оставить. И вот настал день приёма. Нас было двое: я и парень из параллельного класса, Николай. Он занимался в Крыльях Советов, в секции классической борьбы. Всё действо происходило во время большой перемены. Если мне не изменяет память, она длилась пятнадцать минут. Николай быстро ответил на пару вопросов и вышел. Взялись за меня. Я уверенно и полно отвечал на поставленные вопросы, и уже подумал: «Всё. Прошёл». Но не тут то было. Председатель Совета отрядов задал вопрос: «В какие годы и за что комсомол награждён орденами?» Одну из дат я назвал неверно, и меня не приняли.

Выхожу из школы. Обидно. Я ведь серьёзно готовился. Иду, смотрю – из магазина, который был напротив школы, выходят старшие ребята. Среди них мой сосед по бараку – Славка. Он кричит мне: «Вован, как дела?», при этом размахивая руками, а в каждой руке по бутылке вина. Подошёл, поздоровался, посмотрел на меня. Понял, что у меня что-то случилось. Я ему и рассказал. Он говорит: «А что расстраиваться. Завтра или послезавтра примут». Я ему говорю: «Нет. Теперь только в следующем году». «Это неправильно», – сказал Славка. Спросил меня, где находится комната Совета дружины, и кивнув из компании одному парню, вошёл в школу. Минут через десять они вернулись. Славка сказал: «Иди учись. Всё будет нормально». Я пошёл на урок химии. Хотя я опоздал минут на пятнадцать, учительница меня пустила.

Минут через десять в класс вошла председатель Совета дружины, звали её Зина, и что-то сказала учительнице. Учительница, посмотрев на меня, разрешила выйти из класса. Мы молча дошли до кабинета. Захожу, смотрю – сидят все те, кто меня принимал на перемене. Зина задала мне пару вопросов, на которые я уверенно ответил, и они, всем составом единогласно проголосовали за принятие меня в комсомол. Я, не совсем поняв в чём дело, пошёл на урок. На следующий день меня встречает Зина и говорит: «Ну и друзья у тебя Вова». Я в ответ: «А в чём дело?» Зина рассказывает: «Вчера зашли два бандита и сказали, что если тебя не примут в комсомол, то из школы никто не выйдет. А если выйдет, то до дома не дойдёт». Так я стал комсомольцем.

Ипподром

«Я где-то слышал краем уха,

что едет Ваня Попельнуха…»

Учась на втором курсе института, мой друг Дмитрий предложил съездить на бега. Я согласился. В воскресенье поехали. На ипподроме я до этого никогда не был, и интереса к играм на деньги не испытывал. Мы пошли на трибуну, так называемую «сороковку» – цена билета туда сорок копеек. Весь ипподром делился на три вида мест – за восемьдесят копеек, сорок и двадцать. Мне было интересно наблюдать за людьми. Глаза горят, отчаянно спорят о лошадях и их наездниках. Подошли знакомые ребята: Михаил – мастер спорта СССР по теннису, Борис – мастер спорта по вольной борьбе, Володя Московкин – боксёр, соответствовал своей фамилии – был пятикратным чемпионом Москвы по боксу. Ребята надёжные во всём. С ними я сдружился, пока дороги не разошлись. Кто в Америку, кто в Израиль, а кто ушёл из жизни. Все они ходили на ипподром не посмотреть, а играли с наездником, чтобы заработать деньги. Потом меня с ним познакомили. Его уже давно нет в живых, но я не хочу называть его фамилию. Как сейчас говорят: «Бизнес и только бизнес». Все мои друзья были действующими спортсменами, но когда они были на сборах в Москве, то находили время и для ипподрома. Собирались у ипподрома за час–полтора.

Схема, по которой мы работали, в принципе была одна и та же, иногда с вариантами. Один шёл на конюшню, где наездник давал расклад по трём заездам. На те, что перед ним; там, где едет сам и следующий за ним. Играли: в ординаре – это ставка на один заезд и в длинном – ставка на два заезда. Допустим, в первом заезде ставим на номер один, а во втором на номер пять. Условностей было много, но я приведу один пример. Наездник говорит, что в его заезде фаворит он. Как говорят: «Он едет». Но для страховки называет ещё одного, максимум двух, наездников, которые могут накатить, в смысле выиграть. Если были непредвиденные изменения, подавались сигналы знаком на раскатке перед самим заездом. Наездник снимает и одевает картуз, перекладывает хлыст из руки в руку. Вкратце – так. В общем, как говорит поговорка тех лет: «Я где-то слышал краем уха, что едет Ваня Попельнуха». Иван Попельнуха – известный мастер наездник тех лет. Для конспирации играли в основном в «двадцатке». Выигрывали чаще, чем проигрывали. После выигрыша нам с Дмитрием перепадало по червонцу, иногда по два и ресторан, где мы не платили. Пить мы не пили, но ужинали всегда с аппетитом. А после ресторана по пятёрке на такси обязательно. Чаще всего ужинали в ресторане «Сатурн» у метро Кировская. Там пела певица Ира, которая, даже не один раз за вечер, пела известную, как говорили в то время, белогвардейскую песню «Купите папиросы». Это было время, когда мы успевали учиться, тренироваться, выступать на соревнованиях высокого уровня, потому что были молоды и во главу угла не ставили деньги.

Сокольники

Парк Сокольники вот уже более ста пятидесяти лет любимое место отдыха москвичей и гостей столицы. Сокольники названы в честь царских птиц-соколов, с которыми царь Алексей Михайлович любил охотиться на зайцев, уток, тетеревов. Царь правил в период 1629 по 1676 год – с тех пор и пошли названия: Сокольническая застава, Сокольнический вал, Сокольническая слобода, а в честь любимца Алексея Михайловича – сокола Ширяя, получила название улица Большая Ширяевская. В 1872 году государство тут выкупило землю у частных лиц и сделала парк для отдыха москвичей. Из центра Москвы до парка проложили рельсы, пустили сначала конку, а потом и трамвай. Москвичи полюбили парк. В выходные дни и праздники приезжали сюда погулять. В парке играл духовой оркестр, выступали цирковые артисты, оперные певцы. Тут пел знаменитый тенор Леонид Собинов, который впоследствии стал солистом Большого театра и всемирно известным певцом. Выступали хоры. В 1904 году во время одного такого выступления объявили о рождении цесаревича Алексея, хор исполнил гимн «Боже, царя храни», повторив его на бис. Но пришло время смут – революционные события 1905 года и Великая Октябрьская революция 1917 года, которая снесла власть царя и временного правительства, установив более чем на семьдесят лет диктатуру пролетариата. Для парка началась новая история. Где-то до 1924 года парк был в запустении, но впоследствии, его привели в порядок. Сделали кафе, танцверанду, где по выходным дням играл духовой оркестр, спортплощадки и даже поле для «буржуазной» игры в крокет. Кстати, бита для игры в крокет похожа на молот, ну, а с молотом советский человек обращаться умел. В восстановлении парка активное участие принимали комсомольцы города. На территории ими был заложен Сиреневый сад, в котором представили свои работы молодые скульпторы. В те годы в Москве активно развивался футбол. Москвичи полюбили этот вид спорта. В Сокольниках сделали несколько футбольных полей, где до настоящего времени играют в футбол.

Я впервые побывал в парке Сокольники в десятилетнем возрасте в 1955 году. Мы, ростокинские пацаны, ездили на Маленковку – станция северной железной дороги, на Сокольнические пруды. Купались, играли в футбол, а старшие пацаны ещё и в карты и не на щелбаны. Рядом с прудами, их было три, находилась «Школа юннатов». Между заплывами мы делали набеги в сад за яблоками и грушами. Днём собаки, которые охраняли сад, были на привязи, а сторожу и работникам нас было не догнать. А по парку гулять, на каруселях и чёртовом колесе кататься у нас особого желания не было. Забегали только в буфет за мороженым и крюшоном, и, конечно, смотрели футбол на ширяевом поле. Там была база подготовки футболистов московского «Спартака».

На нас большое впечатление произвела американская выставка 1959 года, которую развернули в Сокольниках. Для этого американцами был построен павильон в форме сферы. Очень красивый. Перед этой выставкой, в Америке в 1958 году состоялась выставка СССР. Эти выставки показывали достижения капиталистической и социалистической систем и преимущества каждой из них. Американцы очень серьёзно отнеслись к организации и проведению выставки в Москве, и не только как демонстрации своих достижений, но как к серьёзному политическому мероприятию. За год до выставки, в Америке, на уровне Конгресса обсуждалось, что должно быть представлено в Москве. Помимо новых технических средств, быта американцев должно было быть представлено и искусство, а именно живопись. Представителям Конгресса было предложено послать в Москву картины художников-абстракционистов – модное течение того времени. Во время обсуждения картин в Конгрессе большинство было против посылать «эту мазню» на выставку, но через некоторое время, узнав, что в Советском Союзе шла борьба против художников этого направления под лозунгом «Мы против абстракционизма», все члены Конгресса проголосовали за то, чтобы послать эти картины в Москву на выставку.

Одним из представителей стиля абстракционизма был русский художник Василий Кандинский, который родился в 1866 году и прожил до семидесяти восьми лет. Он получил юридическое образование, был профессором, преподавал. В тридцать лет стал заниматься живописью, закончил Мюнхенскую Академию художеств. В 1911 году издал книгу о духовности в искусстве. Спустя почти пятьдесят лет эту книгу прочёл начинающий художник Владимир Немухин, а на американской выставке в Москве увидел и картины абстракционистов. Это определило для него дальнейшее направление в его творчестве. В дальнейшем Владимир Немухин получил признание в художественном мире.

В 1959 году мне исполнилось четырнадцать лет. Мы с пацанами трижды «протыривались» на выставку и проводили там практически целый день. Нам было интересно всё – и как быт у них устроен, но в основном машины. Мы не просто смотрели, но и фотографировали. На день рождения мне был подарен фотоаппарат «Смена» и увеличитель. Эти фотографии я с удовольствием смотрю и сейчас.

Вот теперь – о самом американском напитке – Пепси-Коле. В связи с этим появилась частушка: «Не ходите дети в школу, пейте дети Пепси-Колу». Перед тем как угощать посетителей, диктор объявлял: «Начинают работу павильоны Пепси-Колы». Их было несколько. И люди бросались в сторону павильонов как на амбразуру. Мы, пацаны ростокинские, сокольнические, конечно, в первых рядах. Вспоминаю такой случай. В очередной раз мы ринулись грудью на павильоны Пепси-Колы. В том павильоне, куда рванулись мы, работал здоровенный американец, помогал ему сын лет десяти – двенадцати. Так получилось, что мы с разгону чуть не опрокинули стойку. Молодой американец схватил бейсбольную биту и замахнулся ею, но отец среагировал мгновенно и словом, и действием. Что-то резко сказал сыну и схватив за руку вытолкнул его в подсобное помещение, после чего с улыбкой продолжил угощать посетителей. В этот день я больше не увидел пацана за стойкой. На следующий день он опять работал с отцом улыбаясь всем посетителям. Почему была бейсбольная бита у сына? Да всё просто. Бейсбол – национальный вид спорта американцев, и они в свободное время выходили в парк поупражняться в игре.

Выставки, прошедшие в Америке и СССР, показали американцам и советским людям их достижения помимо технических достижений стран дали увидеть нормальных людей в друг друге, и растопили на некоторое время лёд «холодной» войны между нашими странами. Сейчас, когда я бываю в парке, гуляя по аллеям, я вспоминаю своё детство и юность – прекрасное время!

Школьный двор

О школьном дворе у меня остались яркие воспоминания детства и юности. С рождения и до двадцати двух лет, а точнее до 1967 года я прожил в бараках района Ростокино. Расстояние между бараками было небольшое. В футбол, а зимой в хоккей не поиграешь. С мячом играли в вышибалы, где надо было попасть мячом в водящего, который находился внутри поля. Мяч был резиновым и когда за дело брались старшие ребята, били не жалея нас, хотя мы были младше по возрасту. Однако я лично им за это благодарен. Этим они воспитывали – учили держать удар, не ныть. А ещё играли в лапту и чижика.

В футбол и в баскетбол играли на спортивной площадке около школы. Ворот для игры в футбол там не было, но были металлические стойки для баскетбольного щита. Они и служили воротами. В те давние годы выходной был один – воскресенье. В восемь утра начинали играть в футбол пять на пять. Играли на вылет, договариваясь по счёту до трёх или двадцать минут весь тайм. Если команда выигрывала три раза подряд, то она пропускала одну игру, а потом заходила заново. Команды комплектовались не по возрасту. Капитан сам выбирал себе игроков.

Я начал играть в команде с взрослыми ребятами, учась в шестом классе. Тогда мне было двенадцать лет. Играли только не на интерес, не на деньги. Самые сильные баталии разгорались в ноябре-декабре. Играли в любую погоду, не останавливали ни дождь, ни снег, а игры были интересными потому, что в это время в отпуск приезжали ребята, которые играли в футбол профессионально. Таких, в наших районах Ростокино и Северянки было немало. Чемпионат в СССР в те годы проводился в классе А – сейчас это высшая лига и классе Б. Все они в воскресенье приходили на школьный двор поиграть, иногда не совсем в форме после вчерашнего – спортивный режим конечно нарушали. Играли они в разных командах, потому, как если бы они играли в одной команде выиграть у них было практически невозможно. У каждого из нас была точка на площадке, с которой мы могли не просто пробить, а забить, если никто не мешал.

Со мной в команде часто играл мой одноклассник Боря Якимов. До восьмого класса мы сидели с ним за одной партой. Он мог по центру забивать от своих ворот. Бил поверху. Игра шла без вратаря, а гол считался в том случае, если мяч пролетит между стойками. Щит с кольцом находился на высоте трёх метров. У меня такая точка была справа, если я проходил до этой точки, то часто забивал. Но главным голеадором у нас был Иван Стефановский, который был на два года старше меня. Учился он без троек. Уже в семнадцать лет, учась в десятом классе, играл в команде мастеров в хоккей с мячом, и это никак не отражалось на учёбе. Иван и в футбол играл здорово. Его приглашали в московские команды «Локомотив» и «Спартак», но его мать была против. В её понимании спорт был развлечением, а не серьёзным занятием. Иван жил без отца, который погиб на фронте, как у многих пацанов того времени. Закончив десять классов, он поступил в московский автодорожный институт. Учась там, играл за «Буревестник» в хоккей с мячом. Я несколько раз видел его игру на стадионе. Иван был «на ходу» – лидером в команде, а на футбольном поле он забивал практически с точки углового с подрезкой мяча от! внимание! двух штанг. Иногда Иван делал это на спор. Однажды он при мне выиграл девять рублей. По три рубля за каждый удар – приличные деньги для того времени. Вот пример: бутылка водки в то время стоила два рубля восемьдесят семь копеек, а колбасы два рубля двадцать копеек. Сам Иван не пил и не курил. Помню, первый трояк он выиграл у Валеры Бабанова, который в то время играл в футбольном клубе «Алга» Фрунзе в классе А центральным нападающим. Его приглашал в «Спартак» сам начальник команды Старостин. Он даже приезжал к Валере домой, но, увы, помешала водка. Он рано ушёл из футбола и из жизни. Те, о ком я на тут написал, уже вряд ли прочтут. Пишу, и вспоминаю лица, имена этих ребят. Пусть память о них останется в этом рассказе.

Невеста

Эта история произошла в 1960 году. Узнал я её от известного спортсмена, пловца и ватерполиста Виктора Иванова. И вот его рассказ.

После чемпионата СССР в Москве, где я выступил очень удачно, прошёлся по медалям, не остался погулять на радостях, а решил лететь к себе домой в Краснодар. Приехал во Внуково. До отлёта пару часов. Взял сто пятьдесят коньяку, бутерброды с икрой, выпил за удачу и вдруг хлопок по плечу. Оглянулся, стоит Серёга с фибровым чемоданчиком, улыбается. С такими в те годы ходили на тренировки. Говорит: «Ну что, Витёк, поздравляю тебя с медалями. Летим домой?». Он был родом из Краснодара. Я его тоже поздравил со всеми его победами в сезоне на чемпионатах всех уровней.

Серёга был известным борцом. Заказали бутылку коньяка, закуски. Серёга не дал мне расплатиться, открыл чемодан, достал деньги. Сказал, что успел получить премиальные в спорткомитете. А денег в его чемодане было сорок тысяч. Кстати он выиграл и чемпионат мира. Короче, сели в ресторане. Слово за слово, рюмка за рюмкой и забыли куда летим и когда. В беседе я Сергею рассказал, что у меня есть девушка. Она из Краснодара, но учится в Ленинграде в пединституте. Уже давно не виделись. Серёга говорит: «Витёк, всё, летим в Ленинград». Прилетели в Ленинград, чуть поспали в зале ожидания, попили кефирчику, зашли в парикмахерскую, привели себя в порядок. Взяли такси и поехали в пединститут. Была середина сентября и в институте сказали, что её группа уехала на практику в Грозный. Решили лететь домой в Краснодар. Зашли пообедать в шашлычную на Невском и дальше начинается самое интересное. Выпили мы очевидно прилично, обед удался.

Что произошло к утру следующего дня мы потом с Сергеем вспомнить так и не смогли. Помню только, что утром сижу в каком-то зале, рядом со мной, положив голову на чемоданчик, спит Серёга. Я подумал: «Серёга и чемодан на месте – уже хорошо». Разбудил его, огляделись. Серёга говорит: «Витёк, что мы не в Краснодаре – это точно». Вокруг ходят люди кавказской внешности, и тут слышим объявление по радио об отлёте какого-то рейса, не помню куда, но вылет из Грозного. Итак, деньги на месте, а мы в Грозном.

Сергей говорит: «Витёк, пошли в буфет, по кефирчику, и пойдём искать твою девушку». Поехали в грозненский пединститут узнать, где студенты из Ленинграда проходят практику. В институте сказали, что они в сельской местности, но сегодня воскресенье, у них выходной. Где они – мы не знаем. Конечно я расстроился.

Решили прогуляться по городу, пообедать без спиртного и полететь в Москву. На Краснодар рейсов не было. Идём по улице, которая круто идёт вниз. Вокруг в основном частного дома. Вижу, нам на встречу поднимается группа молодых людей. Точнее три девушки и четверо парней. Разговаривают, смеются, и вдруг я в одной из девушек узнаю свою подругу. Она смотрит на меня с удивлением. Мы перешли улицу, подошли, поздоровались. Она спросила: «Как ты тут оказался?». Я ответил, что летали в Ленинград, узнали, что у тебя здесь практика. Приехал тебя увидеть. Я представил Сергея. Мы вели дружелюбный разговор, не обращая внимания на молодых людей. Ребята стали проявлять агрессию в наш адрес, громко высказываясь, что эти девушки гуляют с ними, и чтобы мы шли своей дорогой, иначе нам не поздоровиться. На их слова мы с Сергеем не обратили внимания, потому, как если бы началась драка у ребят шансов против нас не было. Один из парней громко что-то прокричал на своём языке повернувшись в сторону. Моя знакомая и её подруги громко крикнули: «Ребята, бегите! Сейчас к ним выбежит подмога». Мы побежали, хорошо под горку. Оглянувшись, я увидел, что их стало в два раза больше. Кричу: «Серёга, чем больше будем бежать, тем их будет больше!» Мы остановились у одного из домов. Вырвали по деревянному дрыну и стоим ждём. Будь, что будет.

В это время по дороге в гору медленно поднимается автобус. Старый ЗИС. На лобовом стекле большой лист с надписью: «Сборная СССР. Бокс». Автобус останавливается рядом с нами. На ступеньке стоит Евгений Огуренков – великий советский боксёр, главный тренер сборной СССР по боксу и просит кого-то из спортсменов выйти из автобуса. Выскочило пять или шесть человек. Все в костюмах с надписью

СССР на груди. Мы слышим, Огуренков кричит: «Ребята, берегите руки, работайте по корпусу!» Мы с Сергеем рассмеялись, бросили колья. Наши противники, уже человек двадцать, остановились. Минут пять постояли, агрессия у ребят прошла. Огуренков крикнул: «Ребята, в автобус! Опаздываем на матч!» Мы вошли в автобус и поехали вместе с командой. Серёга пошёл по салону здороваться с ребятами, многие были с ним знакомы, выступали в одном клубе за Советскую армию. Подъехали к грозненскому цирку. Там должна была состояться встреча по боксу между первой и второй сборной СССР для популяризации этого вида спорта в республике. В цирке было полно народа, только мужское население, все поединки очень понравились. Зрители страстно болели. После окончания все поехали в гостиницу и на следующий день мы вместе с боксёрами рано утром спецрейсом улетели в Москву. С невестой я так больше и не встретился.

Египет

27 декабря 1958 года было подписано соглашение между СССР и Египтом об участии Советского Союза в строительстве высотной Асуанской плотины и предоставлении кредита для её строительства. 15 мая 1964 года было произведено перекрытие Нила, а 15 января 1971 года состоялось официальное открытие Асуанского гидроэнергетического комплекса при участии президента Египта Анвара Садата и Председателя Президиума Верховного Совета СССР Н.В. Подгорного. Возведение плотины продолжалось тринадцать лет. За этот период тысячи инженеров и рабочих из СССР приняли участие в этом грандиозном строительстве. А вот и сама история, которую мне поведал более пятидесяти лет тому назад мой старший товарищ, с которым мы тренировались в одном клубе. Звали его Владимир. Передаю его рассказ.

«Я в 1960 году окончил в Москве технический вуз и поехал на три года на дальний север не за романтикой, а за деньгами. Была мечта – приобрести машину, а именно «Москвич». Отца у меня убили на войне в боях под Берлином. Мы жили втроём: я, мать и младшая сестра, которая ещё училась в школе. На севере я работал с удовольствием, получал прилично. Отсылал на жизнь деньги матери и сестре и постоянно откладывал на «Москвич», а ещё успевал тренироваться. Занялся штангой. Через год стал весить сто килограммов при росте 197 сантиметра. В общем, выглядел солидно. Хочу заметить, на последнем курсе института я был принят кандидатом в члены КПСС. Уже на севере стал полноправным членом партии.

Но север – это север, член ли ты КПСС, зэк ли: надо было пахать. Часто работал не только как инженер, но и как водитель самосвала, а то и на бульдозере. Как-то вызвали в партком и говорят, что пришла разнарядка на работу в Египет. Я согласился. Мне сказали: «Бери расчёт и счастливого пути!» Уже через неделю я получил расчёт, премию и грамоту за трудовую деятельность. Конечно, проставился, иначе бы ребята меня не поняли. Прилетел домой, подписал все положенные документы, выдержал часовую беседу с принципиальным чекистом. А дальше – в самолёт и в Египет. В то время я был холост. Это важно, потому что неженатых командировали на одиннадцать месяцев, а женатых на два года. Такие были правила. Прилетел. Встретили. Начал работать. О работе скажу так: работал много, часто без выходных. Одиннадцать месяцев пролетели незаметно. Скоро на Родину.

Перед отлётом дали два дня погулять. Я узнал, что заработал четыреста пятнадцать английских фунтов стерлингов, и, подсчитав, понял: хватит на «Москвич-407» в пересчёте на сертификаты с жёлтой полосой (для работающих советских людей в развивающихся и социалистических странах, а для работающих в капиталистических странах сертификаты были бесполосные). В то время «Волга» в магазине «Берёзка» стоила пять тысяч пятьсот рублей, а для владельцев сертификатов – тысячу двести, так что я за одиннадцать месяцев заработал на «Москвич». Итак, вечером, гуляя по Каиру, решил зайти в публичный дом – интересно же, тем более, что я свободно говорил и писал на английском. Наличных было двадцать пять фунтов. Ребята рассказывали, что пятнадцать – максимальная цена за развлечения. Зашёл, подошла мадам, показала журнал. Я посмотрел и сделал выбор, не спросив о главном – о цене. Далее кратко, без подробностей. Прошло время, я вышел, мне предложили шампанское, и тут я почувствовал, что здесь что-то не так, и оказался прав. Мне предъявили счёт – четыреста фунтов. Я замер. Пауза. Спросил: «Почему так дорого?» Мне объяснили, что это известная итальянская проститутка, которая даёт гастроли в Каире. Я понял, что попал конкретно. Спорить было бесполезно, тем более, что рядом с собой я увидел двух ребят килограммов по сто двадцать каждый, с перебитыми носами и в белых смокингах. Я не мог сказать, что я из СССР. В моём положении был только один выход – это звонок в посольство, что я и сделал, кратко объяснил ситуацию служащему, первому, кто взял трубку, естественно, мне не знакомому. Через пятнадцать-двадцать минут подъехал чёрный «Плимут» под американским флагом (я это видел). Вошли двое, поздоровались, извинились перед мадам, бросили на стол четыреста фунтов, по десять фунтов дали белым смокингам. Меня забрали с собой, куда, я так и не понял. Со мной никто не разговаривал. На следующий день меня отвезли в аэропорт и отправили в Москву.

А дальше ещё интересней, что мне было не совсем понятно. В Москве меня встретили два гражданина, представились, показали удостоверения КГБ, сказали: «Поехали. Отвезём вас домой. По дороге поговорим». Сделали мне предложение, от которого я не мог отказаться – предложили мне командировку на тот же срок к восточным границам, на что я сразу дал согласие. Все одиннадцать месяцев я провёл в одиночестве. Каждые две недели мне на вертолёте сбрасывали продукты. Я прослушивал разговоры американских лётчиков. Что интересно, несмотря на то, что я был членом партии, мне не сделали ни замечания, ни выговора. Итальянка, конечно, классная женщина – до сих пор дух захватывает, но «Москвич» жалко».

Милосердие

(рассказ друга, которого нет в живых)

Мой товарищ честно служил Родине, которую развалили за один день. Он имел жену, двоих детей, был хорошим спортсменом. И, как говорят в народе, без вредных привычек. Пришли «весёлые» девяностые годы. Надо было содержать семью. За время службы денег не накопил, и потому пошёл он телохранителем к одному известному бизнесмену. А теперь само действие.

Бизнесмена «кинули», в смысле – обманули, два его компаньона из криминального мира. В Москву эти двое приехали из дальних регионов России специально затем, чтобы «разводить новых русских», а в качестве подработки параллельно занимались разбоями. Как они втёрлись в доверие к тому бизнесмену, неизвестно, но кинули конкретно. Сумма, правда, небольшая, но прощать было нельзя: бизнес-сообщество этого не поняло бы. Обманщиков поймали, привезли в офис. Конкретно объяснили, что они не правы. Поставили условие: или деньги, кстати, без процентов, или, как говорят в городе Одессе, они будут немножко неживыми. Они поняли: деньги надо отдавать. Один уехал за деньгами, другого оставили. Мой друг вышел из кабинета, чтобы налить себе чая. Вдруг дверь кабинета открылась, и из неё вылетел бизнесмен. В руке пистолет – дамский браунинг:

– Зайди! Осечка!

Того, что произошло в кабинете, мой друг не видел – его взору предстал полулежащий на диване клиент. Шеф рассказал:

– После того, как пистолет дал осечку, я ударил его перочинным ножом.

И замолчал выжидательно.

– Чего ты хочешь от меня? Добивай или в больницу!

Бизнесмен перекрестился и говорит:

– Осечка… Ножом не убил… Пусть живёт…

И отвезли клиента в институт Склифосовского. Через три недели страдалец пришёл в офис живой и здоровый. Дали ему денег на поправку здоровья. Кстати, долг его напарник привёз в полном объёме. Милосердие победило.

Чили

В России широким и уверенным шагом шли девяностые. В 1992 году мне предложили возглавить команду велосипедистов-шоссейников на соревнованиях в Чили, конечно, не в качестве спортсмена, а руководителя делегации. Я согласился.

Компания спортсменов подобралась звёздная. Два олимпийских чемпиона – Сергей Сухорученков и Анатолий Яркин, а также другие именитые гонщики. Тренером команды был Иван Мищенко, признанный в 1981 году лучшим гонщиком среди любителей и в этом же году выигравший в команде велогонку мира. Я до поездки был знаком только с Иваном. Хороший, добрый и очень скромный человек. С остальными познакомился в аэропорту Шереметьево. Сухорученков и Яркин были на соревнованиях в Италии. Ехали оттуда на машине и едва не опоздали на рейс.

Хочу заметить, времена для спортсменов были тяжелыми. Например, Толик Яркин, напомню, олимпийский чемпион, работал сторожем на стадионе, а стал крутить, потому как надо было кормить семью. Так сказать, государство кинуло своих героев спорта. В общем, остаётся только повторить крылатую фразу, нередко звучавшую из уст великого комбинатора: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих».

Несмотря на то, что командировка в Чили была официальной, денег Госкомспорт не выделил ни копейки, благо, чиновники сказали, что призовые «будут вашими».

Перелёт оказался долгим. Мы летели через Ирландию с промежуточной посадкой в аэропорту города Шенонна. Это место было прославлено Борисом Ельциным, который оказался там в 1994 году таким пьяным, что не вышел из самолёта, хотя его более часа ждало руководство Ирландии. А так – полёт как полёт.

Запомнилось красивое зрелище над Андами. Я сидел у иллюминатора и был очарован им. Всходило солнце, но самого светила не было видно, от него только необычайный свет шёл. Это надо видеть – передать словами невозможно.

Встретили нас в Сантьяго представители чилийской федерации велоспорта – Роберто Марти и Лялё – так он представился. Во времена правления Пиночета этот человек служил в личной охране диктатора. Пиночета уже не было у власти, а Лялё являлся в Чили уважаемым человеком, сказать проще, в авторитете. Это я понял, общаясь с ним и проехав на его джипе по побережью не как турист, а вместе с велогонкой.

Разместили нас в центре Сантьяго в отеле «Тупайе». Хорошие номера, тренажёрный зал, большой бассейн, ну и, конечно, обслуживание. Один пример: ночью не мог уснуть, сказывалась разница во времени. Пошёл в два часа ночи в бассейн. Только нырнул – зажёгся свет, включилась музыка и появился официант. К нам, русским, относились как к близким друзьям, и это везде, где мы проживали.

Хочу рассказать о людях, которые следят в стране за порядком, о полицейских. В то время в Чили не было посольства России, а только представительство. Я как руководитель команды поехал в представительство познакомиться. Принял меня его глава. Так получилось, что у нас оказались общие знакомые. Он мне рассказал о полиции и полицейских. Большинство служителей порядка – индейцы. Они честные, смелые, у них большие семьи, а в полиции хорошо платят. Дипломат предупредил меня, что, если буду за рулём, надо соблюдать правила движения. Если остановят, то, не дай Бог, попытаться дать взятку – они считают это за оскорбление личности. Действия полицейских в данной ситуации непредсказуемы. И добавил, что здесь у них принято стрелять не в воздух, а сразу на поражение.

Привожу пример: мы постоянно с переводчиком на джипе Лялё выезжали на тренировки. Иван Мищенко оправлялся на велосипеде вместе с командой, но проезжал, конечно, меньше. Тренировались за городом, но до трассы от отеля команда двигалась на велосипедах. Я был удивлён тем, как приветствовали чилийцы наших спортсменов. Кричали: «Руссо, руссо!» Сигналили, предлагали держаться за авто, жестами показывая, чтобы поберегли силы. Самой большой популярностью пользовался Сергей Су- хорученков. С него срывали кепки, отрывали на сувениры карманы велорубашки. Сергей удивлялся: «Двенадцать лет прошло после московской олимпиады – и такое внимание. В Ленинграде, даже в моём районе, когда я выезжаю на тренировку, пытаются на машинах подрезать. Какое там внимание!»

Но вернёмся к чилийским полицейским. Как-то во время тренировки мы втроём: я, Лялё и переводчик – решили оставить джип и прогуляться вдоль шоссе. Отошли от машины на полкилометра. Я заволновался: в автомобиле остались паспорта всех членов команды и мой личный. Начал озвучивать своё беспокойство Лялё, и в этот момент рядом останавливается патрульная машина. Поздоровались. У меня по пребыванию в Чили сложилось мнение, что Лялё и его джип знали не только полицейские Сантьяго, но и всего Чили. Лялё рассказал о моих опасениях полицейским. Они улыбнулись. Переводчик мне перевёл ответ старшего: «А автомат зачем? От пули-то не убежишь!»

Ещё хочу привести один пример. За два дня до вылета в Чили я поехал в ЦСКА на Ленинградский проспект встретиться с друзьями-хоккеистами. Часа в три дня с Евгением Паладьевым на его машине мы поехали в Химки, но у метро Аэропорт увидели толпу человек в сто. Я вышел посмотреть и понял: очередная бандитская стрелка. Об этой истории я рассказал Лялё и его друзьям-полицейским. После того, как им это перевел переводчик, на их лицах я увидел удивление, а Лялё говорит: «А что, у вашей полиции оружия нет или патронов не хватает?» Полицейские оживились, и уже все вместе объяснили мне и переводчику, как надо было поступить. «Уложить для начала человек двадцать, затем взять по паре бандитов из спорящих сторон – больше не надо. Они через час всё расскажут». В общем, у чилийских полицейских всё просто.

Как-то мы остановились на отдых в городе Винья-дель-Мар, который стоит на берегу океана. Город известен тем, что там ежегодно проводятся фестивали оперных певцов. Во время обеда в гостинице я обратил внимание на чёрно-белую фотографию, висевшую на стене. На ней была запечатлена подводная лодка без опознавательных знаков на рубке. Я подумал, что немецкая. Обед заканчивался, когда к нам подошёл пожилой импозантный мужчина – хозяин гостиницы. Спросил, какие у нас будут пожелания, говорил он на испанском. Мы обедали с переводчиком. Поблагодарили его и сказали, что всем довольны. Я спросил про фотографию. Он ответил, что это его лодка. Пришлось вспоминать немецкий. В те годы я ещё мог объясниться, чтобы быть понятым, сейчас уже забыл – нет практики. Начали общаться, он принёс фотоальбом, рассказал о своей семье. Он был заместителем командира лодки, вспомнил, что в конце 1945 года они зашли в Аргентину, потом в Чили. Здесь осел, женился. Двое детей живут в США, супруга умерла. Я не стал спрашивать, почему они заходили в Аргентину и почему на рубке нет опознавательных знаков. Он поинтересовался, нет ли у меня негатива в отношении него – всё-таки мы противники. Я ответил отрицательно. Война давно закончилась. Он кивнул и добавил, что не служил в гестапо или СС. Пожали руки. Я сказал: «Надеюсь, что наши две страны не будут воевать никогда». Он улыбнулся, подозвал метрдотеля, сказал ему что-то по-испански, а мне по-немецки, улыбнувшись, что спиртное для меня и моих друзей – бесплатно.

О самой велогонке рассказывать не буду – я не спортивный обозреватель. Гонка шла своим чередом.

Прошло много лет, а я до сих пор вспоминаю о своём пребывании в Чили, встречах с интересными и добрыми людьми.

Моментальная передача (МП)

Моментальная передача – это, когда разведчик вступает с партнёром в мимолётное соприкосновение, достаточное, однако, чтобы обменяться пакетами или другими предметами. Главное – время передачи, поэтому выбираются места, где есть часы и есть большое скопление народа. К примеру, вокзал, универмаг, стадион, парк, причем наличие часов является основным элементом для возможности моментальной передачи. Время на часах у разведчиков, которые идут на связь, может не совпасть. Механика и электроника – вещи хорошие, но всякое случается – могут и подвести.

В 1987 году я работал в Европе. Прилетел в Женеву. Весна. Погода классная. МП должна была произойти на автосалоне. До этого подобные мероприятия я не посещал. Личного автомобиля не имел. Передача должна была произойти у стенда «Мерседес». В том году выставлялась модель «Mercedes-Benz SL». Над стендом были часы с большим циферблатом. Человека, с которым шёл на связь, я не знал. У меня имелось только описание его внешнего вида. Рост 180 сантиметров, спортивного телосложения, в правой руке фотоаппарат, в левой – предмет обмена (зонт в чехле), ну ещё пара деталей. Мой прикид: на правой руке должно висеть светлое пальто, в левой я должен был держать зонт.

Я приехал на салон около часа. МП назначена на два. Хотел посмотреть на машины, да сдуру решил поснимать их. Приобрёл фотоаппарат. Интересно всё-таки: когда ещё попаду на такой праздник! Сделал много фотоснимков. Проверил ритм ходьбы и точку, откуда мог начать движение, чтобы ровно в два часа оказаться на месте передачи. Спрятал фотоаппарат в карман, спокойно начал движение. И тут ударил гром среди ясного неба – зонта нет! Он висел у меня на петле на левой руке и отвалился. Я застыл и понял, что провалил операцию. Развернулся и начал осматриваться. В трёх шагах от меня красивая женщина средних лет держит мой зонт. Меня заклинило. Я же не мог вырвать зонт у неё из рук. Видимо, в моих глазах явственно читалось: «Ну отдайте! Он мне очень нужен! Без него и жизнь не дорога!» Она протянула мне зонт. Поблагодарив, я посмотрел на часы над стендом. До передачи оставалось меньше двух минут. Пришлось увеличить длину шага, но на бег я не перешёл. Метров за двадцать уже шёл спокойно, смотря по сторонам. Надо заметить, народу вокруг было море. Спокойно и чётко сработали, в общем, как учили. Так что третий всегда лишний, я имею в виду фотоаппарат.