Люди Весны

Часть вторая. Ториян Арга Двуконный

Было Ничто.

И Ничто разделилось на Жизнь и Нежизнь.

Среди клокочущих сил Жизни немедля началась распря, ибо не бывает жизни без распри. Из первой распри родились величайшие боги. Сила, желавшая равновесия и покоя, назвалась Джандилаком, а сила, что желала созидания и изменения, взяла имя Миранай.

В ту пору Джандилак ещё не назывался Справедливым. Но Миранай уже тогда была Труженицей. Немедля она принялась за работу. Она создала бесчисленные светила, и бесчисленные миры под ними, и их обитателей. Но в её трудах не было равновесия, а потому многое из созданного погибало. Однако Миранай продолжала трудиться. Её неукротимая воля тревожила силы Жизни, и те становились всё беспокойней. Наконец Жизнь породила новых богов. В светлой Фадарай воплотился порыв Труженицы к созиданию и обновлению, к вечному рождению бытия. Но в одно время с нею родился её брат–близнец Элафра, чьей стихией стало угасание отжившего, а также испытания и искушения, ибо лишь ими определяется, что должно обновиться, а чему следует умереть. Рассудок Труженицы призвал к жизни Веленай, богиню строгого разума, но вместе с Веленай родился яростный Улдра, бог распри, знающий лишь собственные желания. Последним из этого поколения богов на свет появился незадачливый весёлый Сармак, в котором воплотилась беспечность молодой Труженицы.

Наконец Миранай увидела, что труды её лишены смысла, ибо созданное ею нестойко, разрушается и быстро гибнет. Она остановилась и задумалась.

Тогда Джандилак, доселе безмолвно наблюдавший, пришёл к ней. Он предложил Миранай равновесие и открыл ей важность покоя, который прежде Миранай считала лишь пагубным эхом Нежизни. Джандилак и Миранай соединились и произвели на свет двух дочерей — Джурай и Кевай.

И так закончилась эра рождения богов.

С помощью Джандилака Миранай создала новые светила и новые миры, которые были прочными и надёжными. А от неистощимых сил Жизни появились первые люди.

Эти первые люди были необычайно могучи. Силы изначальной Жизни бурлили в их крови. Многие из них были тружениками, как Миранай, но многие приняли Улдру как величайшего бога. Между людьми начались распри. Улдра возрадовался этому и возгордился. Он поощрял распри, и те превратились в войны. Созданное тружениками гибло. Лилась кровь. И в ужасе смотрела на это Миранай.

Тогда снова вмешался Джандилак.

Он выступил против Улдры и поверг его, захватил его и сковал. Пока Миранай восстанавливала разрушенные земли, Джандилак учредил суд и стал первым судией. В этот час открылись истинные уделы его с Миранай юных дочерей. Свирепая Кевай воссела справа от отца. Она стала вечной Обвинительницей, и нет такого героя или святого, которого Кевай не нашла бы, в чём обвинить. Однако её младшая сестра, милосердная Джурай, воссела слева от Джандилака. С тех пор она Заступница за всех живущих, и нет такого злодея, чтобы не нашёл у неё доброго слова и защиты пред ликом грозного её отца.

И вот Улдра первым из всех виновных предстал перед судом.

Кевай потребовала казни.

Джурай взмолилась о прощении.

Выслушав их обеих, Джандилак создал Закон Прощения.

— Тогда боги назвали его Справедливым, — закончил Эрлиак, — и даже Улдра склонился перед его мудростью и величием… К чему было всё это, Арга: Закон Прощения — кара, созданная богами для богов, и ни один смертный не в состоянии её вынести. Даже колдун из Чёрной Коллегии. Особенно — он.

Арга нахмурился.

— И Маррен примет его? Разве он не понимает…

— Примет. Именно потому, что не понимает. Не способен понять.

— Поясни.

Эрлиак склонил голову к плечу.

— Больше всего на свете Маррен хочет вырваться из тюрьмы, — медленно проговорил он. — Маррен знает, что рано или поздно мы предложим ему Закон Прощения. Он знает, что такое этот Закон, но уверен, что сумеет выдержать его тяжесть. В общем–то… он думает, что мы его просто освободим.

— Ближе к делу, — буркнул Арга.

Эрлиак тихо засмеялся. Он смотрел куда–то мимо Арги, и на его лице появилось странное выражение — вместе задумчивое и рассеянное, почти мечтательное.

— Судия прощает, — произнёс Эрлиак. — Он оставляет виновного безнаказанным… наедине с совестью. Закон Прощения возрождает в преступнике совесть. Или же дарит её, если её не было изначально. Тот, кто не знал жалости и снисхождения, кто считал себя всегда и во всём правым, стоящим выше других, неподсудным… тот, кто никогда не задумывался о страданиях жертв, — в единый миг ощущает весь груз вины и стыда за свои деяния. Всю боль раскаяния. Весь ужас его — ибо уже слишком поздно, и ничего не исправить, и не вымолить прощения у замученных до смерти.

Арга молчал.

— Теперь понятно, — сказал он наконец. — Маррен не представляет, что такое угрызения совести. Он считает, что это будут просто неприятные мысли.

Эрлиак кивнул.

— Это ещё не всё, — сказал он. — Согласно легенде, даже для Улдры Закон Прощения был слишком тяжёл. Снова и снова Джурай молила о милости для него. Тогда Джандилак попросил Веленай стать для Улдры поручительницей. Улдра не мог искупить свою вину. Было уже слишком поздно. Став поручительницей, Веленай сняла с него часть вины, и его душевные муки сделались терпимыми… Закон Прощения к людям применяли всего несколько раз. Поручитель необходим, Арга. Я понимаю, какая это тягостная обязанность, но такого человека нужно найти. Иначе Маррен просто умрёт спустя несколько часов, и мы не успеем его использовать.

Арга задумался.

— Кто может стать поручителем?

— Кто угодно. Для этого не требуется никаких особенных сил или качеств. Только готовность взять на поруки… кого–то вроде Маррена.

— Говоришь, душевные муки станут терпимыми?

— Ненадолго, — Эрлиак покачал головой. — Человеку этого всё равно не вынести. Маррен умрёт через неделю или две. Возможно, через месяц, но не больше. Не буду лгать, Арга, мы действительно сможем использовать его только один раз. До Элевирсы он не дотянет.

— Я понял, — сказал Арга. — Благодарю.

Дождь кончился. Ветер стих, его порывы больше не трепали полог шатра. Обрядовые свечи горели ярко и высоко. В колеблющейся полутьме Арга шагнул ближе к погребальному ложу и в последний раз взглянул в спокойное лицо Фраги. Лицо вождя осталось невредимым в его последнем бою. Фрагу омыли, привели в порядок седые волосы, и сейчас, в сумраке, он выглядел спящим. «Я подвёл тебя, — с горечью подумал Арга. — Судьба говорит, что я должен подвести тебя ещё раз. Я помню, Фрага, ты не хотел использовать Маррена. Ты взял с меня клятву… Но я не могу подвести Людей Весны. Мы не уйдём из–под Цании разбитыми. Ты ведь понимаешь, что это важнее всего, отец. Я знаю, ты бы понял!..»

— Решать тебе, Арга, — донёсся мягкий голос Эрлиака. — Но у тебя мало времени. Решай быстрее.

Арга прикрыл глаза.

— До того, как загорится костёр, — сказал он, — я приму решение.

Оцепенение спустилось на лагерь весенних. Даже наёмники притихли и прекратили бесконечные свары. Омытое дождём небо очистилось. Казалось, что под ярким солнцем лагерь спит, будто ночью. Никто не упражнялся в стрельбе и верховой езде, не звенели мечи в тренировочных поединках. Лишь дозорные бдели на постах. Священники в своих белых шатрах играли на арфах и пели о вечной весне. Иные из воинов приходили к ним, чтобы слушать и подпевать. Другие собирались у костров и пускали по кругу тихие чаши, вспоминали Фрагу, рассказывали о его деяниях. Кто–то сидел в одиночестве, кто–то бродил по холмам с коневолками.

«Будь я цанийцем, — с хмурой усмешкой думал Арга, — сейчас повёл бы людей на вылазку. Самое время для удара! Но Цания не осмелится атаковать. И этот город забрал жизнь Фраги…»

Ранним утром Арга сел на Ладри и проехался по окрестностям города. Брешь заделывали, но работали кое–как. На прочих стенах не было ни души. Возможно, горожане возвели внутреннюю цепь укреплений, вырыли рвы и поставили колья… Во время штурма весенние ничего подобного не обнаружили. Арга полагал, что Цания и сейчас не будет тратить на это силы. Ему пришлось признать, что в каком–то смысле это разумно. Запасы пищи ограничены. Рабочих нужно хорошо кормить. А город полагается только на мощь Коллегии. Если магический щит падёт, каменные стены весенних не удержат — ни ветхие, ни укреплённые.

Если он падёт…

Арга вздохнул. Решение казалось таким простым, таким близким — только протяни руку.

Яви силу духа.

Нарушь клятву.

А время поджимало. Шахты Голубой Наковальни исправно поставляли в казну серебро, но войны всегда стоили дорого. Эту войну сейчас оплачивал Святой Престол. И с высоты Святого Престола решение выглядело ещё проще и ближе, чем то представлялось Арге. Возможно, сама Каудрай высказалась бы иначе, но для армии голосом Церкви был голос Эрлиака. Мнение Эрлиака Арга знал.

Он отправился искать Лакенай.

Арга поднялся на пологий склон и почти сразу разглядел Тию в прибрежных зарослях. Волкобыла топталась там, ломая рогоз. Арга решил, что она снова выпрашивает что–нибудь у Лакенай или просто беседует с ней, как умели беседовать с людьми коневолки. Он зашагал к ним, потом перешёл на неторопливый бег.

Тия и вправду разговаривала с человеком — фыркала, прядала ушами, пихала мордой. Но рядом с ней была не Лакенай.

Полуголая Мирай сидела на берегу, прямо в илистой грязи. На коленях она держала своё копьё, прославленную Вспыльчивую Деву. Тия обернулась, почуяв Аргу. Волкобыла печально посмотрела на него и длинно выдохнула, а затем ударила копытом с выражением досады. В шуме и брызгах она съехала с берега в воду и поплыла дальше — рыбачить и купаться. Коневолки умели и горевать, и сочувствовать, но полагали, что этому не следует уделять много времени.

Арга подошёл к Мирай. Она не взглянула на него, но заговорила.

— Не могу поверить, — сказала она. — Всё это моя вина.

— Мирай.

Она покачала головой. Нечёсаные рыжие волосы сбились в сплошной ком.

— Я должна была думать, куда еду.

— Не грызи себя.

Мирай обернулась. Её глаза обрамляла чернота, в углах губ залегли складки.

— Я была потрясена. Мне казалось, что Фрага бессмертен.

— Всем так казалось.

— Я хотела уберечь его тело от осквернения, — сказала Мирай. — Я думала только об этом и не подумала, куда направляю Тию. Я не должна была выпрашивать её у Лакенай. Я не должна была рваться на штурм. Я… зачем я вообще пошла в этот поход…

Лезвие Вспыльчивой Девы погрузилось в воду и светилось там, в тёмной прозрачности, как большая серебряная рыба.

— Бой проигран, — сказала Мирай. — И это моя вина. В голове не укладывается.

— Не укладывай. Фрага решил, что пойдёт туда. Я должен был остановить его. Не остановил. Что толку сейчас рассуждать об этом!

Мирай согласно склонила голову.

Арга помедлил.

— Расскажи мне, как погиб Фрага, — попросил он.

В задумчивости Мирай подняла копьё и с силой, глубоко вонзила его древко в ил.

— Нас не ждали, — глухо сказала она. — И потому мы шли как нож сквозь масло. Стража сбегалась по двое, по трое, они не успевали закрепиться и не держали строй. Мы сбивали их конями и мчались вперёд. Думаю, это было ошибкой. Мы рассчитывали, что на наших плечах в город ворвётся вторая волна, и оставляли за спиной живых… Фрага скакал первым. Его узнавали и бежали от него. Он вселял ужас. Казалось, всё идёт именно так, как должно.

— Что случилось потом?

— Эстайм, — сказала Мирай. — Цанийцы набросились на Эстайма. Стрелы летели отовсюду. Они не стреляли во Фрагу, целились только в Эстайма. Многие пожертвовали жизнью, только чтобы выпустить в него ещё одну стрелу. Когда он упал, он был истыкан стрелами, как ёж… Фрага же хромой. Он не может бегать.

Арга молча отметил это — «не может» вместо «не мог».

— Тогда мы ошиблись снова, — продолжала Мирай. — Мы окружили Фрагу и перешли в оборону. Но мы слишком далеко оторвались от остальных. Нас было мало. Цанийцы наконец собрались с духом. Подоспел какой–то командир. Мы не выдержали натиска. Настал миг, когда я…

Мирай умолкла и поникла. Арга хотел что–то сказать, но она быстро закончила, бросив:

— Я осталась одна. Я подняла его в седло и поскакала обратно.

Арга тронул её плечо.

— Спасибо, — сказал он. — Благодаря тебе мы можем с ним проститься.

Мирай оскалилась. Ноздри её дрогнули, как у зверя.

— Посреди горящей Цании я хотела бы с ним проститься!.. — и внезапный порыв иссяк, рыжая голова склонилась ещё ниже. — Фрага! Прости меня…

Вышла из реки Тия и понюхала волосы Мирай.

— Ах, Тия, — сказала та. — Я не должна была садиться в твоё седло.

Арга покачал головой.

Мирай встала и сбросила измазанные в грязи штаны. Нагая, она вошла в воду по колено и начала упражняться со Вспыльчивой Девой. Солнце засветилось в её волосах, озарило её груди, маленькие и острые, как у волчицы, твёрдый живот, мощные бёдра. Мышцы играли под ровной кожей. Мирай не раз бывала ранена, но тело весенней не сохранило ни одного шрама. Краем глаза Арга уловил какое–то движение. Он обернулся. Невдалеке матросы Зентара удили рыбу с плота, на котором пару дней назад из Лесмы доставили припасы. Наёмники сворачивали удочки и уходили — они боялись смотреть на обнажённую воительницу и оскорбить её своим вниманием. Воспринятые, понимавшие, что к чему, не двинулись с места.

Вздохнув, Арга оставил Мирай в покое наедине с волкобылой и Вспыльчивой Девой. Ему больше нечего было сказать.

Он шёл к штандарту Великого дома Фраян. Шаг его был твёрд, и не Лакенай искал он теперь. Подобно тому как в вогнутом стекле собираются солнечные лучи, в скованном горем сердце Сиян Мирай отразился дух всего войска. Злая истина заключалась в том, что весенние верили в Даяна Фрагу как в бога. Слишком долго он вёл их. Слишком долго правил слишком мудро. Трудно и горько было понимать это — но приходилось понимать. Быть может, когда–нибудь Арга сумеет заменить Фрагу. Но не сейчас.

Есть дом Луян. Есть иные, равные им по доблести, пусть и не столь прославленные. Их сломить невозможно. Они готовы к новому штурму. Но их меньшинство, и штурм дастся слишком большой кровью. А Цания — не Железная Цитадель, чтобы её падение стоило любых жертв. Теперь Ториян Арга отвечал за каждую каплю крови весенних, и с новой ясностью понимал, как она дорога.

«Я стану поручителем для Маррена, — думал он. — Так я искуплю свою слабость. Свою вину перед Фрагой и остальными».

У шатра Сариты его остановил один из младших Фраянов и сказал, что Сарита отдыхает.

— Разбудите её, — велел Арга. — И отправьте человека за Эрлиаком.

Фраян — кажется, его звали Лета, — поклонился и нырнул в шатёр. Долго ждать не пришлось. Сарита вышла как была, в грязной нижней рубахе. От неё тянуло застарелым потом и кровью. Арга удивился, увидев на её заспанном лице кривую ухмылку. Он ожидал ругательств.

— На что я тебе понадобилась?

Сарита не тратила времени на приветствия и поклоны. Лета ловко обогнул её и убежал. Сарита с силой потёрла рукой потускневшую чешую на лице и облизала поцарапанную ладонь. Золотое Драконье Око смотрело на Аргу внимательно и бесстрастно, тёмный человеческий глаз — с хмурой насмешкой.

— Срочное дело, — Арга тоже усмехнулся. — Сколько человек может унести дракон?

Наивные думают, что на летящем драконе можно восседать горделиво, будто на лошади. Преодолевая большое расстояние, дракон летит очень быстро и очень высоко — в тех небесных пространствах, где царят губительный холод и страшный ветер. Там почти невозможно дышать. Меняя одну воздушную реку на другую, дракон закладывает виражи, во время которых у седока темнеет в глазах и все внутренности подкатывают к горлу. Если седок пожертвует частью гордости и привяжет себя ремнями, на место он прибудет замороженным до смерти. Поэтому о гордости приходится позабыть вовсе. Коли уж дракон согласен нести груз, к его спине прикрепляют люльки из жёсткой кожи, устланные мехами внутри, а снаружи исписанные заклинаниями, которые только и позволяют человеку уцелеть во время такого полёта.

Говорят, суровые горцы Кремневого хребта водят дружбу с молодыми драконами и порой летают ради развлечения, недолго и недалеко. Но главной доблестью в этом деле у них считается не блевать с неба.

…Сарита была огромной.

С тех пор как Арга в последний раз видел её в драконьем облике, она, казалось, прибавила ещё десяток локтей в длину и столько же — в размахе крыльев.

Драконица была огромной — и прекрасной.

Каждый жест её дышал мощью и красотой предначальной Жизни. Её чешуя ярко сверкала под прямыми лучами солнца и мерцала нежно и драгоценно, оказываясь в тени. Ряды чешуек, череды шипов, костяные гребни сочетались с необычайным изяществом, подобно тому, как великая мастерица сочетает кружева и вышивку на королевском платье. Только морда драконицы, венчанная короной рогов, была страшной — потому что один из глаз Сариты оставался человеческим. Он увеличился сообразно остальному телу. С морды благородного зверя он смотрел со знакомой угрюмостью, сощуренный и недобрый.

Сарита расправила крылья и оглядела себя.

— Чем я не Сарита Золотая? — произнесла она и гулко хохотнула, поведя хвостом. Потом драконий её глаз скосился на Аргу. — Такой маленький человечек, — сказала она. — Так много неприятностей.

Арга сдержал вздох.

Он огляделся и увидел, что люди и коневолки собираются вокруг. Взгляды их светились восхищением. Вид дракона завораживал, как песня. Арга подумал, что цанийцы тоже смотрят со стен на это дивное создание, прекрасное и ужасное. Они гадают, что затеяли весенние, и дрожат в ужасе. «Никак ждут, что дракон обрушится на город, — Арга хмыкнул. — Не того боятся…»

Тия принесла Лакенай, которая сидела на волкобыле без седла, в странной позе — боком, как ездят знатные дамы в Элевирсе. Так ей удобней было держать посох. Сарита склонила голову, и Лакенай коснулась ладонью кожистого драконьего века.

— Береги себя, Фраян Сарита, — сказала она.

Драконица не ответила, только прикрыла глаз под её пальцами.

Каждое превращение стоило Сарите ещё нескольких чешуек на человеческом теле. Часть её плоти перерождалась безвозвратно. Но Сарита не слишком ценила свой человеческий облик. Она не видела причин отпираться, если дело было по–настоящему важным. Выслушав Аргу, она согласилась с ним. Арга подозревал, что Сарита поддержала его не столько из–за разумности его доводов, сколько из–за того, что хотела полюбоваться на Маррена в бою. Маги Чёрной Коллегии славились непревзойдённым искусством.

Пришли Сатри и Ладри, осмотрели драконицу-Сариту со всех сторон и понурились. Братья чувствовали себя бесполезными. Счёт шёл на дни, и Арга не мог тратить время на путь до Аттай по земле. Взрослый дракон преодолевал это расстояние за несколько часов.

Не пройдёт пары суток, как Цания встретится со своей судьбой.

Показался Эрлиак. За ним слуги тащили драконью сбрую и люльки.

— Итак, решено? — сказал он, улыбнувшись.

— Это печально, — заметила Лакенай. — Но вряд ли у нас есть выбор.

— Обсудим детали, — сказал Эрлиак. — Я имею право предлагать Закон Прощения — но и Святейшая Каудрай может сделать это. Возможно, тебе стоит лететь одному, Арга. Мэне Сарите будет легче.

Сарита фыркнула. Это прозвучало как залп пороховой пушки.

— Одна пушинка или две — какая разница?

— Я прошу тебя отправиться со мной, Эрлиак, — сказал Арга. — Мы принесём мэнайте Каудрай известие о смерти её брата. Это будет плохое время, чтобы тревожить её просьбами. Тем более просить её спускаться к колдуну.

— Ты прав, — Эрлиак почтительно склонил голову.

Невнятно ворча, Сарита вновь расправила крылья, чтобы слуги могли опутать её сбруей. Порыв ветра разметал волосы Арги и сбил лепестки с цветов в причёске Эрлиака. Улыбаясь, прелат снял и отбросил увядший венок.

— Я готов отправляться.

— Туже! — распоряжалась Сарита. — Левую подтяните выше. И вторую левую! На вес плевать, а вот если меня перекосит в полёте, я кого–то загрызу.

— Мэна Сарита, встань ровно! — не выдержал кто–то. — Ты же извернулась как змея, мы не можем рассчитать натяжение.

Драконица хохотнула и переступила лапами. Золотые когти глубоко погрузились в дёрн. Сарита подняла голову и посмотрела в сторону Цании.

— Что же! — сказала она. — Слетаем за подарком.

В меховой люльке было темно и спокойно. Заклинания на её бортах смягчали рывки и тряску, в то время как драконица лавировала между потоков воздуха. Арга почти задремал. Но когда Сарита приземлилась и он выбрался на свет, то ноги его подкосились, а земля и небо в глазах пошли кувырком. Он чуть не упал. Подоспевший стражник поддержал его. Тяжело дыша, Арга сел наземь и сидел, пока не пришёл в себя. Он слышал вопросы и тревожные слова, смутно отмечал, что людей вокруг всё больше, но не понимал, сколько их и о чём они говорят.

Очнувшись наконец, он увидел, что Сарита отдыхает, лёжа на брюхе, и смотрит на него с усмешкой, то одним, то другим глазом. Эрлиака не было видно. Арга помотал головой и поднялся. Раскрыв вторую люльку, он вытащил оттуда полуобморочного священника. Эрлиак повис на его плече.

— Это было… впечатляюще, — пробормотал он.

— Поторопитесь, — сказала Сарита. — Мне нравится быть драконом, но я принадлежу к дому Фраян и должна человеком вернуться к Лакенай.

— Да, — выговорил Арга, сжав пальцами переносицу, — да…

— Что случилось? — снова повторил незнакомый Арге стражник. — Почему вы здесь? Почему дракон? Что случилось?!

Арга глубоко вздохнул. Мысли путались, и он никак не мог найти ответ на простой вопрос: сколько людей в Аттай видели летящего дракона? Как скоро пойдут пересуды и тревога охватит город? От этого зависело, сколько времени будет у Святейшей, чтобы составить разумную речь и выйти с нею к народу. «Нужно следить за языком, — думал Арга. — Новости слишком серьёзны». Эрлиак по–прежнему опирался на его руку, глаза его были закрыты, голова клонилась. Невдалеке был массивный парапет. Арга подошёл и привалился к холодному камню. Он всё ещё придерживал Эрлиака, хотя упасть отсюда было вряд ли возможно — ограда доходила Арге до середины груди, а Эрлиаку до плеча.

За ней открывался вид на Аттай с высоты птичьего полёта.

Молодая Аттай, столица весенних… Город раскинулся на пологих склонах невысоких скалистых гор. Горы обступали его с трёх сторон, а с четвёртой струилась в низине река Фиранак — Ифраннен на языке старого Королевства. К ней с гор стремились ручьи, быстрые как стрелы, холодные как лёд. Арга родился и вырос в Элевирсе. Когда Фрага ребёнком привёз его в Аттай, первым приветом новой столицы стала вода этих ручьёв, необыкновенно чистая и вкусная. Аттай сразу полюбилась Арге. В то время город был просто большим селом, в нём даже храма ещё не возвели — только разбили священный сад Фадарай с колоннами и фонтаном… С тех пор прошло сорок лет. Отсюда, с высоты, первыми бросались в глаза набережные ручьёв, отделанные ярким разноцветным камнем. Они были как ленты, вьющиеся по склону.

Арга наконец уразумел, куда принесла их Сарита. Драконица села на вершину дозорной башни высоко в горах. Порывами налетал ледяной ветер. Над головой, совсем близко плыл густой туман — то было облако. Горы и река обступали Аттай естественной линией обороны. За тем, что происходило на противоположных склонах гор, следили с нескольких дозорных башен.

Облако! Арга улыбнулся. Сарита пролетела сквозь облако и оно укрыло её. Из долины могли заметить лишь пару взмахов драконьих крыльев, и кто бы поручился, что видел именно дракона, а не случайную игру света и тени? За полётом Сариты наверняка проследили пастухи на высокогорье, но пройдут дни, прежде чем они вернутся к своим домам.

Эрлиак потёр лоб и резко выдохнул.

— Аттай, — сказал он. — Я будто спал и проснулся.

— Похоже на то, — откликнулся Арга.

Он глянул через плечо.

Минуту назад ему чудилось, что собралась толпа, но здесь были только трое солдат и их командир — весь гарнизон башни. Сержант протянула Арге большую флягу.

— Тёплое вино с травами, — сказала она. — Мы пьём его, чтобы греться. Вам тоже не помешает. Я Эмьян Риандай и сегодня это моя башня.

Арга поблагодарил, отхлебнул и передал флягу Эрлиаку.

— Я — Ториян Арга и со мной Эрлиак, прелат Цветения.

Риандай хохотнула.

— Мы узнали вас. Видно, дело важное, раз прибыли такие люди.

— Ты права, мэна Риандай, — Арга помедлил, подбирая слова. — У нас всего несколько часов. Мы идём к Святейшей Каудрай. Мы будем говорить с ней, и после она скажет народу то, что сочтёт нужным. Доставьте мэне Сарите овцу или козу. Пока что она останется в облике дракона.

Сержант молча кивнула.

Арга снова посмотрел вниз со стены и не сдержал вздоха. Предстоял долгий путь по крутым лестницам и подвесным мостам.

Священник может принадлежать лишь к одному дому, величайшему из всех — дому Фадарай, дому Цветения. Принося обеты, послушник покидает семью. Перед его именем более никогда не прозвучит имя его рода. Но это не значит, что исчезают родственные связи, ибо нет в свете цепей прочней, чем они. Став названым сыном Фраги, Арга не перестал быть Торияном. Больше века прошло с тех пор, как Святейшую в последний раз именовали Даян Каудрай, но она всегда оставалась сестрой Фраги.

Старшей сестрой.

В следующем году ей исполнялось сто сорок лет, и она стала старой, действительно старой. Старость Людей Весны отличалась от старости невесенних. Ни одна болезнь не смела подобраться к Каудрай, её разум был ясен, а дух твёрд. Но её тело изнашивалось, истончалось, слабело. В пышных белых одеяниях, в венке и цветочных гирляндах она выглядела полупрозрачной и пугающе хрупкой. Она была словно призрак или дух, закованный в вещественность роскошных одежд.

Каудрай не заставила себя ждать. Как только ей назвали имена прибывших, она спустилась в сад у подножия Белой Крепости. Эрлиака и Аргу пригласили в беседку, плотно заплетённую побегами цветущих роз.

Эрлиак низко склонился. Опустившись на одно колено, Арга поцеловал тонкие пальцы Святейшей.

— Садитесь, — велела Каудрай. — Вы устали. Скоро принесут поесть и выпить, и не надо притворяться, что я мешаю вам подзакусить.

Арга невольно улыбнулся — и сердце его сжала боль. Каудрай смотрела с безмятежной весёлостью. Горько было думать о том, какие чёрные вести он принёс ей.

Каудрай сняла свой венок и принялась перебирать цветы в нём, словно бусины чёток. Её волосы были цвета снега. Глаза, некогда голубые, а теперь выцветшие до самого бледного оттенка, поднялись на Аргу. Взгляд ощущался как дуновение свежести.

— Скажи мне, мальчик, — мягко ободрила она.

— Мэнайта… — начал Арга, теряясь.

— Были знамения, — вдруг перебила Каудрай. — Мне снился сон. Мы с Фрагой гуляли в саду, похожем на этот, но ещё красивей. И я была старухой, а Фрага молод, в расцвете лет. Он был красавчиком в своё время, разбил немало сердец… — она помолчала, улыбаясь искренне и светло. — А наутро я уронила зеркало, и оно разбилось. Старое зеркало, давно потускнело, я хранила его как память. Он подарил мне его когда–то.

Арга глянул на Эрлиака. Тот смотрел в пол.

Собравшись с духом, Арга сказал:

— Твой брат, мэнайта, прославленный Даян Фрага ушёл в сады Фадарай.

Каудрай покивала.

— Раньше или позже это случится с каждым. Но лучше — позже.

— Он пал в бою вместе со своим коневолком.

— Иначе не могло оказаться.

Арга умолк. Смутные, неясные чувства владели им; облегчение смешивалось с растерянностью. Святейшая казалась такой простой и близкой, и в то же время — безмерно далёкой.

Появились послушники. Они накрыли скатертью маленький мраморный столик и выставили угощение — холодное мясо, вино и лепёшки.

— Ай–ай, — укорила Каудрай, — для меня не принесли чаши.

Послушники смутились.

— Всё в порядке, — она легко отмахнулась. — Привыкли, что я не пью вина и не ем в неурочное время. Но раз так, давайте разделим тихую чашу в память о нём.

Послушники скрылись с поклонами. Каудрай встала и сама наполнила чашу. Движения её были медленными и плавными. Гирлянда легла на стол. Каудрай сорвала лепесток и бросила его в вино. Арга следил за ней, чувствуя, что уши его горят от неловкости, словно у мальчишки. В ясном лице Святейшей, в её словах и жестах была странная, какая–то потусторонняя лёгкость, как будто Каудрай присутствовала здесь не вся. Как будто сама она наполовину уже бродила в садах богини. Но не о близости последнего покоя говорила эта лёгкость. Сладким дыханием Фадарай веяло от Святейшей, вечной весной и бессмертием…

— Фрага, брат мой, — сказала она, подняв чашу, — до встречи.

Арга принял чашу из её рук. Вино пахло цветами. Передавая чашу Эрлиаку, Арга смутно удивился тому, какими горячими были его пальцы. Эрлиак побледнел, глаза его лихорадочно блестели. Арге подумалось, что прелат куда острее чувствует близость божественного. Святой Престол — не просто трон, и человек на нём — чуть больше, чем человек.

— Жизнь продолжается, — сказала Каудрай и села. — Теперь поговорим о деле. Вы прибыли не за тем, чтобы известить меня об уходе Фраги. Зачем же?

— Мэнайта Каудрай прозорлива, — шёпотом произнёс Эрлиак.

— Всего лишь разумна. По крайней мере, я на это надеюсь.

Арга выдохнул и решительно взялся за ломоть мяса.

— Вот это правильно, — одобрила Каудрай с улыбкой.

Арга воспользовался минутой, чтобы подумать и совладать с очарованием, смущавшим душу. Глотнув ещё вина, он сказал:

— Мы стояли под Цанией два месяца, и это закончилось гибелью Фраги. Цанийская Коллегия держит щит. Город неприступен. Уже осень. Мы не можем смириться. Весна распространяется на весь мир, иначе это не весна…

— Не надо пересказывать мне проповеди, — Каудрай подняла палец. — Я помню их куда больше твоего.

— Прости, мэнайта.

— Я предводитель другого воинства, — сказала она, — но знаю, как двигать армии. Я понимаю, зачем вы прибыли. Я благословила поход Фраги. Но это оружие я не могу благословить.

— Мэнайта… — заикнулся Эрлиак.

Каудрай остановила его, подняв ладонь. Лицо её стало строгим.

— Маги Чёрной Коллегии дорого заплатили за свою мощь. Они впустили в свои души Нежизнь, и их души сгнили в живых телах. Они перестали быть людьми. В глазах Фадарай Маррен — не человек. И потому на нём не может быть благословения.

Арга сцепил зубы. Он встретил испытующий взгляд Каудрай.

— Мы совершим то, что задумали, с открытыми глазами, — твёрдо сказал он. — Мы используем неблагословенное оружие, чтобы достичь благословенной цели.

Эрлиак напряжённо выпрямился.

Каудрай поразмыслила, обрывая лепестки своих гирлянд. Печаль проглянула в её чертах, и Арге подумалось — вот сестра своего брата.

— Хорошо, что ты понимаешь это… — проговорила она и велела: — Эрлиак, останься здесь. Мы с Аргой немного пройдёмся. Кое–какие слова предназначены только для его ушей.

Эрлиак приподнялся, он хотел что–то возразить, но промолчал и смиренно кивнул. Каудрай встала. Арга подал ей руку, и она опёрлась на его локоть. Осторожно Арга повёл её по узкой тропинке между цветущих кустов.

Когда беседка скрылась за деревьями, Каудрай сказала:

— А ты похож на него.

— На Фрагу?

— Нет.

Арга понял, о ком она, и поперхнулся.

— Вот уж не хотел бы я… — пробормотал он.

— Что тебя смущает? — Каудрай улыбалась.

— Мне говорили, что я похож на Фрагу, как кровный сын. Теперь я принял его штандарт. Все сравнивают меня с ним. Это тяжело. Если меня будут сравнивать ещё и с прадедом…

— Мало осталось тех, кто помнит твоего прадеда, Арга. Пройдёт время, и нас не останется вовсе. Вряд ли ты услышишь это от кого–то, кроме меня.

— Достаточно и тебя, мэнайта!

Каудрай тихо засмеялась.

— Если тебе так легче, считай, что ты похож на него только внешне. Правда, он всегда был тощим, а ты большой, как коневолк.

Арга смутился.

— Такие же тёмные волосы и глаза, а кожа совсем не загорает, хоть целыми днями бегай под солнцем… — задумчиво говорила Каудрай. — Он тоже носил волосы до плеч, потому что короткими они завивались в кудри. Он считал, что это выглядит глупо. Он не был мраморной статуей, Арга, он был человеком с простыми человеческими слабостями, твой прадед. У него было доброе лицо, оттого он часто напускал на себя суровый вид. Но стоило посмотреть ему в глаза, и всё становилось понятно… Знаешь, куда мы идём? В часовню.

— Святые предки!

— Да–да, именно так.

Каудрай отпустила руку Арги и зашагала быстрее. Они обогнули купу белых берёз. За ними показалась садовая часовня. Двери её были распахнуты. Сумрак внутри расцвечивали косые лучи, падавшие от витражей. Часовня была тесной, — туда не вместилось бы и десяти человек, — но высокой, как башня. Следуя за Каудрай, Арга переступил порог.

Его объяла прохлада. Снаружи припекало позднее осеннее солнце, но согреть камень оно уже не могло. Тихо журчала вода в двух фонтанчиках. Доносился душный и сладкий аромат роз. Разноцветные пятна света лежали на белом мраморе; они скользнули по белому одеянию Каудрай, когда та сделала шаг. Искусной работы витражи повествовали о деяниях святых предков.

Арга сплёл пальцы и уставился на них.

— Неблагословенное оружие… — произнесла Каудрай. — Его первый меч не был благословенным. Дешёвый и скверный меч бродяги, чуть лучше, чем просто железный прут. В должный час он пустил его в ход. Все думают, что именно тогда он стал тем, кем стал. Но это не так. Впереди были ещё долгие, долгие годы, многие сомнения и решения, слова и деяния, которые привели его к правде. И с ним — всех нас.

Арга неловко осенил себя знаком цветка.

— Ты возьмёшь чёрный меч, Арга, — продолжала Каудрай. — С этой минуты начнутся долгие годы твоего собственного пути. Помни — он смотрит на тебя.

Каудрай коснулась плеча Арги, легонько подтолкнула его вперёд и повторила:

— Он смотрит.

Арга поднял взгляд.

С высоты трёх человеческих ростов спокойными каменными глазами на него смотрел мудрейший из мудрых, святейший из святых — Ториян Лага Фадарайта.

Прадед.

«Чёрный меч, сказала она», — думал Арга. Он шагал вслед за начальником стражи к чугунным воротам, за которыми начинался путь в подземелья. Несколькими словами Каудрай успокоила в нём одни сомнения и растревожила новые. «Чёрный меч…» — пока стражники перекликались, Арга огляделся. «Он недолго пробудет в моей руке, — мысли казались острыми, как ножи. — Но есть решения, которые определяют всю жизнь человека. Колдун умрёт. Прикосновение тьмы — останется. Стереть его невозможно, забывать о нём нельзя. Вот что она хотела сказать мне. Или нет?..»

Белая Крепость строилась не для обороны. Её возвели в самом центре города, и окружали её пышные храмовые сады с прудами, фонтанами и статуями. По большей части сады славили Пресветлую Фадарай, её святых и её воинов. Однако были в них и изваяния других богов; им весенние не поклонялись, но отдавали дань уважения. Среди цветов высились Джандилак Справедливый, Миранай Труженица и милосердная их дочь Джурай. И сощуренными глазами смотрел на Белую Крепость Искуситель Элафра, тёмный близнец Пресветлой.

Белый камень Крепости напоминал Арге о белом мраморе часовни святого. Крепость была символом; каждое строение в ней было словом. Число её башен равнялось числу Великих домов. Сама Крепость воплощала силу духа Людей Весны, её чистый цвет означал стойкость в правде, а сады вокруг олицетворяли щедрые дары богини. Так Фрага учил названого сына.

Ещё он говорил, что священники Аттай могут рассказать про особое значение всех беседок, дорожек и сортов роз в садах, но это уж они придумали от безделья.

— Будем осторожны, — сказал Эрлиак. — Закон Прощения сделает колдуна безопасным, но до того…

Арга не ответил.

В чугунных воротах открылась дверца.

…Десять лет минуло. Многое изменилось в мире за этими стенами. Владения Людей Весны расширились втрое. Лакенай Золотая стала Убийцей Чумы, и благодаря ей княжество Рангана обрело Цветение в мире и радости. Элевирса потеряла южные колонии, а теперь в страхе ожидала весенних армий. Даян Фрага ушёл в свой последний бой. Ториян Арга принял штандарт вождя.

Здесь, казалось, не изменилось ничего.

Даже мрачные стражники в освинцованных доспехах были словно бы те же самые… «Может, и вправду те же», — подумал Арга.

По каменным ступеням глухо грохотали латные сапоги.

Внизу Аргу встретил знакомый неживой свет. Бередя воспоминания, дохнул неестественный запах — не вонь темницы, где заключено живое, пусть и злобное существо, а горький аромат ядовитого растения. Арга зябко повёл плечами: кое–что всё–таки изменилось… Теперь магические светочи Маррена двигались свободней. И их стало больше. Они медленно плыли причудливыми дорогами, пробирались сквозь решётку камеры и висели, покачиваясь, в коридоре у потолка. Арга молча выругался. Несколько десятилетий колдун провёл в оковах, едва способный двигаться. Он не видел ничего, кроме цепей и решёток. И сорок лет вся мощь его непревзойдённого разума была направлена на то, чтобы рассчитывать заклятия — с поправкой на тяжесть свинца. «Что, если бы мы не пришли за ним сейчас? — задался вопросом Арга. — Он не стареет. Ещё сорок лет. Ещё сто. И Белая Крепость рассыпается в порошок, а колдун выходит на свободу безо всяких Законов…» Понимал ли Фрага, что сила Маррена растёт — медленно, но неуклонно? Рано или поздно его нужно либо использовать, либо убить.

Мог и не понимать.

Арга помрачнел. Маррену сохранили жизнь для того, чтобы однажды освободить его. Фрага не отрицал, что может использовать Маррена при штурме Элевирсы, но ему не нравилась эта мысль. Он вынудил Аргу дать клятву; но при этом он сознавал, что Арга может её нарушить… Всё это представилось Арге слишком сложным, и он отложил размышления. Время для них придёт позже. «Какова усмешка судьбы, — подумалось ему. — Несчастье привело меня сюда. Но не случись его, всё могло бы закончиться горшим несчастьем. Достаточно. Если Маррен не примет Закон Прощения — это значит, что он всерьёз рассчитывает выйти отсюда по своей воле. Тогда я его убью».

Эрлиак шагнул вперёд.

— Маррен, — отчётливо произнёс он. — Последний из Чёрной Коллегии.

Звякнули цепи. Колдун поднял узкую бледную руку и шевельнул пальцами. Его мертвенные светочи закружились быстрее и слились в ровный мерцающий вихрь у самого потолка. Арга поднял взгляд и тотчас отвёл: его замутило. «Я был прав, — повторил он безмолвно, — он становится сильнее…»

Маррен лежал на полу камеры — не на своём тощем тюфяке, а прямо на ледяном камне. Он опустил руку вялым движением, как будто игра со светом смертельно его утомила. «Притворство», — подумал Арга.

Колдун вздохнул.

— Эрлиак… — протянул он и зевнул, словно от скуки. — Майян Эрлиак, внук Воспринятого, младший сын младшей ветви самого малого из весенних Домов. Удивительно, как в одном человеке помещается столько тщеславия.

Арга невольно покосился на Эрлиака. У того вытянулось лицо, ноздри дрогнули от ярости.

Маррен медленно сел. Он не опирался на руки и двигался, как змея. Его чёрные волосы напоминали какую–то тяжёлую жидкость, они бесконечно стекали по его плечам и груди, а на полу собирались в озерца. Когда Арга видел Маррена в последний раз, волосы колдуна уже были длиннее его роста, а теперь стали ещё длиннее. Почудилось, что их кончики шарят по камням и тянутся к решётке. Арга уставился в стену. Чем дольше он смотрел на колдуна, тем ярче становилась иллюзия.

— Ну же, Эр–ли–ак… — Маррен засмеялся, в голосе его звучала тихая нежность. — Скорее прячься за Аргу. А не то я могу ещё чего–нибудь рассказать. Я много чего могу порассказать, святой отец… Брысь с глаз моих! — вдруг взвизгнул колдун так, что резануло уши, и закончил прежним змеиным шёпотом: — Арга мне нравится, а ты — нет.

На скулах Эрлиака играли желваки. Но когда он заговорил, голос его звучал ровно:

— Волей Ториян Арги ты выйдешь отсюда, — сказал он, — это правда. Ториян Арга возьмёт тебя на поруки, как то дозволено Судией. Но Закон Прощения предложу тебе я, и от меня ты его примешь. Поэтому веди себя тише.

— Ах да, — сказал Маррен. — Да, да.

Он встал и подошёл к решётке. Длина цепей позволяла ему прижаться к ней грудью и высунуть наружу кончики пальцев, но не больше.

— Арга, — окликнул он неожиданно просто и дружелюбно.

Арга посмотрел на него. Маррен склонил голову набок, коснулся виском вертикальной перекладины. Его взгляд менялся. Холодные глаза древней рептилии оживали, становились яснее, в них появились зловещие огоньки. Прежде лицо колдуна казалось лишённым возраста; теперь оно стало противоестественно юным и оттого — ещё более отталкивающим.

— Итак, Фрага сдох, — колдун прижмурился от удовольствия. — Он сдох, и его смерть была жалкой. Я знал это. Но такую новость приятно слышать даже в сотый раз. Это личное, знаешь ли, — он захихикал. — Не могу его простить. Надеюсь, ты меня понимаешь.

— Мы теряем время, — сухо сказал Арга.

Тяжёлые подозрения охватили его.

«Колдун сумел заглянуть в будущее Фраги, — подумал он. — Колдун предвидел, что я его выпущу. А собственную судьбу после Закона Прощения он увидеть не смог?» Что, если священники ошибаются? Если Закон не сломит волю Маррена? Сейчас колдун способен только болтать и играть с иллюзиями, но и этого хватило ему, чтобы смутить двух весенних. Он заставил их смотреть на себя и покорно выслушивать гнусности. А когда он окажется на свободе, то будет сильнее, намного сильнее, чем в тот день, когда Фрага его пленил…

«Оружие несоразмерно противнику», — вспомнил Арга. Возможно, Фрага и здесь был прав. Колдун слишком опасен. Ни Цания, ни даже Элевирса не стоят такого риска. Его воля твёрже стен Железной Цитадели. Его разум глубже её подземелий. Его коварство неизмеримо. Иного маги Чёрной Коллегии не потерпели бы в своих рядах.

Решимость Арги поколебалась.

Но отступать было некуда.

— Дайте мне меч, — позвал Арга стражников и прибавил: — Инн Эрлиак, начинай.

Эрлиак оглянулся на Аргу с вопросом. Тотчас в глазах его засветилось понимание, и он едва приметно кивнул.

Маррен поморщился.

— Что за малодушие! — укоризненно сказал он. — Вы недостойны ваших святых предков. Хотя… ваш главный святой — забитый дурачок, такой робкий, что не решился даже засадить шлюхе…

— Заткнись! — рявкнул Арга, и Маррен заулыбался. — Хватит болтовни. Выбирай — Закон или это? — Арга поднял руку. Тускло блеснуло стальное лезвие. Острие меча коснулось решётки рядом со щекой Маррена.

Боковым зрением Арга заметил усмешку на лице ближайшего стражника. Должно быть, колдун изрядно отравлял тюремщикам жизнь.

— Бесчестная уловка, — проворчал Маррен. — Но всё предсказуемо. Хорошо. Хорошо. Этот день пришёл, — он набрал в грудь воздуху и торжественно продекламировал: — Привет тебе, инн Ториян Арга, мой спаситель. Привет тебе, святой отец Эрлиак. Начинайте церемонию. Я весь ваш.

Эрлиак утомлённо пожал плечами.

— Руку, — велел он.

Усмехаясь, колдун положил кончики пальцев на толстый освинцованный прут. Арга видел, как Эрлиака передёрнуло. Но прелат спокойно шагнул вперёд и накрыл руку Маррена своей.

— Повторишь за мной. «Я принимаю Закон Прощения. Я сознаю, что Закон Прощения невозможно обмануть».

— И это всё? — удивился колдун. — А как же церемонии?

— Джандилак Справедливый не любит церемоний, если только это не спор между его дочерьми. А спорить о тебе они давно закончили.

— Жаль, — сказал Маррен. — Могли бы устроить представление. Какое–нибудь шествие, например. Я принимаю Закон Прощения. Я сознаю, что Закон Прощения невозможно обмануть. И что?..

Ничего не произошло.

Маррен нахмурился. Выжидающим взглядом он окинул весенних. Те молчали. Эрлиак отступил от решётки и отряхнул руку, словно прикосновение Маррена замарало её грязью. С коротким кивком Арга вернул меч начальнику стражи. Тот вбросил его в ножны. Было так тихо, что едва слышный лязг, казалось, отдался эхом. Обострившийся слух Арги уловил перекличку в далёких коридорах, скрип двери и звук падающих капель. Арга посмотрел на Эрлиака. Лицо священника стало непроницаемым, безмятежным, вид его дышал уверенностью. Скупо улыбнувшись, Эрлиак опустил глаза и осенил себя знаком цветка.

И светочи Маррена погасли.

Упала непроглядная тьма. Позволив колдуну забавляться с тем, что оставалось от его магии, стражники не тратили на него горючего масла. Арга не шелохнулся. Он слышал глухое звяканье кандалов и дыхание Маррена, тяжёлое и прерывистое. В стороне раздался хриплый оклик начальника стражи. Обрисовался светлый проём: открылась дверь в конце коридора. Загрохотали шаги. Мрак отступил перед ярким пляшущим огнём больших фонарей. И с появлением огня всё словно закончилось: Арга различил мертвенно–бледное лицо Маррена, его глаза, расширенные в изумлении или испуге… потом глаза эти закатились и Маррен с коротким стоном упал.

Он не сполз на пол, а рухнул назад, на спину, разбив затылок о камни. «Не притворство», — подумал Арга, и Эрлиак, словно услышав его мысль, подтвердил:

— Свершилось.

Он смотрел на бесчувственного колдуна сверху вниз, задумчиво и брезгливо.

— Что теперь? — сказал Арга.

— Отоприте решётку. Снимите с него цепи.

— Инн Эрлиак, — заговорил начальник стражи, — вы уверены, что…

— Уверен, — отрезал тот. — Колдун больше не опасен.

Отступив в сторону, Арга наблюдал за суетой. Расковать Маррена оказалось не так просто. Кандалы были на редкость надёжными. Стражники не справились, пришлось посылать за кузнецом. Колдун не приходил в себя. Арга вновь задумался о Цании и о штурме. Отбывая, он отдал распоряжения и оставил вместо себя Луян Ниффрай и Ноэян Акрану. Осторожный Акрана и решительная Ниффрай вдвоём составляли одного толкового полководца. Арга имел все основания полагать, что к его возвращению войско будет готово выступить. «Щита не станет, — подумал он. — Стены Цании слабы. Без магов город окажется беззащитным. Это будет нетрудно». Но вместо боевого азарта душу его охватила скорбь. Фрага пал, а сам Арга готовился принять чёрный меч. Слишком уж дорогой ценой давался им этот город.

Маррена наконец избавили от цепей и вытащили из темницы. Толчком ноги Эрлиак перевернул его на спину. Подол грубой покаянной рубахи задрался, открыв узловатые колени. Арга покривил рот: теперь Маррен выглядел жалким. Но не стоило обманываться его видом. Перед ними по–прежнему был сильнейший маг на земле.

— Ещё один обряд, Арга, — сказал Эрлиак, — такой же простой и короткий. Но тебе тоже придётся прикоснуться к нему.

Арга кивнул. Опустившись на одно колено, он приложил ладонь к бледной щеке колдуна. Снова вспомнились змеи: на вид они кажутся скользкими, но их кожа совершенно суха.

— Повторяй за мной, — донёсся тихий голос священника. — «Этого кающегося преступника я беру на поруки. Обязуюсь заботиться о нём и поддерживать на пути искупления, следить за чистотой его помыслов и направлять в служении. Признаю себя ответственным за него».

Арга открыл было рот, но осёкся, подавился вдохом и закашлялся.

— Что?! — он не поверил ушам.

— Не смотри на меня так, будто это я придумал, — Эрлиак улыбнулся. — Слова клятвы поручителя священны, изменить их нельзя.

— Заботиться? Поддерживать?

— Не смущайся. Это всего лишь слова. Маррен верил, что Закон Прощения можно обмануть. И что?

Арга коротко рыкнул.

— Он проживёт недолго, — напомнил Эрлиак. — Да, это будут неприятные дни. Но ты сам так решил, Арга.

— Ты прав, — Арга вздохнул.

Укрепившись духом, он ровно и отчётливо повторил обязательство. Глядя на него, один из стражников осенил себя знаком цветка; его собрат последовал его примеру, а следом цветок сотворил и начальник стражи.

Эрлиак помолчал.

— От имени твоего народа, — продолжил он; голос его возвысился и обрёл силу, — волей стоящих над ним богов признаю тебя ответственным за него. Признаю за тобой право вручить ему оружие, если ты убедишься в его верности, и убить его, если ты заподозришь в нём новую порчу.

Арга угрюмо хмыкнул. «Оружие колдуна всегда при нём, — подумалось ему. — Что же… Пусть будет так. Ради памяти мёртвых и победы живых. Прости меня, Фрага».

Он встал. Маррен так и валялся на полу трупом. Эрлиак послал стражников искать носилки. Нужно было доставить бессознательного колдуна к башне.

— Это всё? — спросил Арга.

— Да, — ответил Эрлиак. — Хотя… Ещё одно.

Он посмотрел на Маррена и закончил:

— Отрежьте ему волосы.

Последние отсветы дня догорали на горизонте. Ранние звёзды открыли свои лица в лилово–голубых небесах. Редкие облака застыли в вышине. Магический щит Цании сделался видимым. Он имел необычайно красивый оттенок: город словно заключала в себе гигантская, прозрачная серебристая жемчужина. На западном её крае трепетал, угасая, ало–золотой луч.

Сариту встретили приветственными криками. Она спустилась на вершину холма, прямо в кольцо торжествующей толпы. Второй полёт Арга перенёс легче. Он вылез из люльки и всего несколько минут покачивался, борясь с головокружением, а потом сжал в объятиях подбежавшую Лакенай и расцеловал в обе щёки. Сарита ругалась на слуг, второпях освобождавших её от сбруи, но больше в шутку. Всеобщий восторг и преклонение тронули её угрюмое сердце.

Ноэян Акрана вышел вперёд. Он держался, как всегда, скромно и строго, но глаза его сверкали, когда он объявил:

— Инн Ториян Арга! Во славу Пресветлой Фадарай — мы готовы.

И Ниффрай, Тигрица Луянов, отозвалась:

— Приказывай!

Арга обвёл взглядом собравшихся. Улыбки сияли, плечи были расправлены, на лицах читались гордость и ожидание чуда… Вид прекрасной драконицы и уверенность в скорой победе воодушевили весенних и утолили боль, которую причинила им смерть Фраги. Фрагу будут воспевать, но больше не будут оплакивать. Теперь все надежды народа были возложены на Ториян Аргу… На миг Арге стало жутко от сознания небывалой ответственности. Но он совладал с собой и прогнал слабость.

— Мортиры заряжены?

— Заряжены и на позициях.

— Молоко?

— Даже не остыло.

— Подайте сигнал облачаться в доспехи. Мы не будем ждать утра.

— Разумно ли это? — встревожился Зентар. — Вся Цания видела мэну Сариту в небе. Они взбудоражены и готовы ко всему.

— Не ко всему, — сказал Арга и повернулся.

Волна кипящего золотого света едва не ослепила его. Он прикрыл глаза ладонью. Сарита заканчивала превращение. В сумеречном воздухе блистал колоссальный силуэт дракона, поднявшего крылья. Он становился всё больше, но вместе с тем тускнел и искажался, точно его развеивал ветер. Сквозь свет обрисовалась тощая фигура Сариты. Её человеческая плоть казалась тёмной, потому что чешуя горела как солнце. Но сияние гасло. Печаль тронула сердца всех, кто видел это… Сарита рухнула на четвереньки, бранясь на чём свет стоит, тяжело поднялась на ноги и Лакенай закутала её в свой плащ.

— Мэна Сарита, не нужно ли тебе отдохнуть? — спросил Арга, хотя заранее знал ответ.

Сарита переступила через ремни драконьей сбруи.

— Где мой посох? — потребовала она. — Дайте мне посох!.. Отдохнуть? Сейчас? Хорошая шутка, Арга, не ожидала от тебя!

Арга улыбнулся. Драконий облик отбирал у Сариты часть человеческой плоти, но силы он только дарил — и магические, и телесные. Отказываясь от золотых крыльев, Сарита оставалась окрылённой. Даже всегдашняя мрачность её покидала.

— Доставайте своего колдуна, — сказала она. — И своего святошу тоже, а то от него ни звука. Спит или помер? — Сарита пихнула ногой ближайшую люльку.

Опомнившись, подбежали слуги. Они засмотрелись на преображение драконицы и замешкались. Арга подумал, что их трудно за это винить. Смеющегося Эрлиака наконец освободили из кожаной скорлупы и он подошёл к Арге.

— Всего лишь расслабился и замечтался, — шутливо сказал Эрлиак Сарите. Та хмыкнула.

— Пойду оденусь, — сказала она, — а потом присоединюсь к нашим магам. Не знаю, на что способен колдун. Думаю, моя помощь всё равно потребуется.

— Маррен мог бы просто стереть Цанию с лица земли, — сказал Эрлиак, — но город нужен нам. Однако я надеюсь, что жертв при штурме будет немного. С обеих сторон.

Арга кивнул.

— Стойкости от цанийцев я не жду. Без поддержки Коллегии они быстро сдадутся.

— Эста? — осторожно окликнула Лакенай. — Сенга? Что с вами?

Слуги оглянулись на неё и одновременно сделали шаг назад. Они успели собрать упряжь и свернули её ремни, отперли люльку Маррена, но прикоснуться к колдуну не осмелились — так и стояли над ним, оцепенев. Они выглядели настороженными и оробевшими. «Маррен внушает страх, — подумал Арга. — Даже сейчас». На руках колдуна не было свинцовых колец. Они бы ему всё равно не помешали. Зловещую тварь удерживал сейчас только Закон Прощения — великий небесный Закон, созданный самим Джандилаком. Но Джандилака поблизости не было. Кто знал, насколько прочны божественные оковы здесь, в мире смертных?

Арга подошёл к люльке.

Колдун неподвижно лежал в её истёртом меху. Он не открывал глаз и, казалось, не дышал. На бескровном лице застыло страдание. Арга поморщился. В Аттай Маррен так и не пришёл в себя. К дозорной башне, где ожидала Сарита, его волокли как мешок. Нужно привести его в чувство. Сколько времени это займёт? Неужто весенним придётся стоять и ждать, пока колдун соизволит очнуться? Что может быть глупее…

— Ты — его поручитель, — сказал Эрлиак, угадав мысли Арги. — Закон вынуждает его повиноваться тебе. Полагаю, тебе достаточно приказать.

— Маррен, — сквозь зубы потребовал Арга.

Слуги шарахнулись в стороны. Зентар и Лакенай напряглись. Всем почудилось, что колдун шевельнулся. Арга ничего не заметил.

— Поднимайся, — велел он, чувствуя себя дураком.

Ничего не произошло.

Тогда Арга выругался и просто выволок Маррена наружу. В его руках колдун дёрнулся и резко вдохнул. Глаза его открылись, но ничего не выражали. Маррен повис у Арги на локте. Арга силой вздёрнул его на ноги. Стоять колдун не смог. Колени его подломились, он осел наземь. Тяжело дыша, он прижал ладонь к горлу и низко опустил голову. На худой шее выступили позвонки. Неровно обрезанные волосы торчали во все стороны. На затылке они слиплись от крови.

— Уже лучше, — сказал Арга. — Вставай. Идём.

Маррен безропотно попытался подняться. Это заняло время. Его шатало, как пьяного. Арга раздражённо выдохнул. «Придётся его тащить», — подумал он. И тем не менее, с каждой минутой он всё больше убеждался в правоте Эрлиака. Мощь Закона оказалась невероятной, поистине божественной. Арга поразился бы ей, как чуду. Жаль, время выдалось неподходящее для того, чтобы восторгаться чудесами.

Спускалась ночь и навстречу ей поднимались подсвеченные магией штандарты весенних. В руках у Арги было оружие — живое, мыслящее, чудовищно опасное — и Арга готовился пустить его в ход. Маррен подчинялся ему. Этого было достаточно.

Эрлиак смотрел на Аргу с улыбкой.

— Святейшая отказалась благословить его, — сказал он. — Но тебя, Арга, тебя я благословляю.

Братья–коневолки стояли на холме под штандартом Дома Ториян и шумно выражали неодобрение. Их накормили вкуснейшей сушёной рыбой, как полагалось перед боем, их облачили в доспехи, и теперь Сатри и Ладри рвались скакать и драться — а вынуждены были вместе с Аргой стоять и смотреть. Они не ожидали от Арги такого недостойного поведения. Арга понимал их. В прошлый раз он шёл следом за Фрагой, и сейчас снова не мог мчаться в первых рядах. Конечно, превыше всего был долг, но долг этот невыносимо раздражал Аргу. Когда щит Цании падёт, когда отворятся её ворота, а конница весенних двинется по её улицам — только тогда Арга сможет оставить колдуна и отправиться в город.

Маррен сидел у его ног. Он молчал и почти не шевелился.

Арга обвёл взглядом ряды войск. «Снова, — подумал он. — Как в ту ночь». Суровый свет боевой магии разгонял тьму. Над позициями артиллеристов поднимались жуткие бледные радуги. Заряженные до предела мортиры мастера обходили по дуге — неосторожного могло ударить искрой и прожечь плоть до кости. Ржали взволнованные лошади и коневолки. Слуги опрокидывали на латников чаны со свежим молоком. То здесь, то там ревели сигнальные горны и двигались цветные штандарты. Снова, как прежде…

Но не было Фраги.

Тот, кто вёл весенних сто лет, покинул их.

«Я — здесь», — подумал Арга. В этой мысли не было гордости, лишь тяжесть, словно тяжесть доспехов.

Ниффрай и Акрана расставили артиллерийские расчёты полукольцом. Позиции изменились. В прошлый раз огонь мортир должен был только смутить осаждённых и отвлечь магистров Коллегии. Сейчас перед артиллерией встала задача привычней — и сложнее. Нужно было не просто обвалить стены, но открыть коннице и пехоте дороги к самым широким улицам Цании. Взгляду несведущего показалось бы, что весенние изнывают от нетерпения и жаждут обрушиться на город кровожадной, беспорядочной лавой. Это было не так. Каждый Дом знал свою цель и каждому предоставили дело по душе. Луяны должны были пробиться к дворцу Союза Гильдий. Даянов, одержимых местью, Арга направил к Башне Коллегии. Стойким и разумным Фраянам он поручил захватить храмы богов и оберегать их, а вместе с ними — и тех горожан, что укроются в храмах. Малые дома устремлялись к крепостным башням. Воинам дома Ториян предстояло прочёсывать улицы, разыскивая сопротивление и беспощадно подавляя его. Отряды Воспринятых следовали за ними. Наёмники ожидали сигнала, чтобы броситься на штурм городских ворот.

Трубы пропели готовность.

Арга опустил взгляд.

— Маррен.

Колдун обернулся. Он оставался сгорбленным и Арга не видел его лица.

— Видишь щит Цанийской Коллегии? — тяжело сказал Арга. — Я хочу, чтобы его не было.

Маррен посмотрел на щит.

Арга понятия не имел, как должно выглядеть боевое заклинание такой силы, и подозревал, что никак. Чем проще магия, тем она ярче — взглянуть хоть на артиллерийские расчёты, сверкающие всеми цветами радуги. Заклинание, которое сплела, убивая чуму, Лакенай, выглядело едва заметным серым облачком. Когда вступил в силу Закон Прощения, погасли огни Маррена, но сам Закон был невидим и неощутим.

Колдун сидел неподвижно. Ничего не происходило. Ничего не менялось. Аргу охватили сомнения. Он знал, что колдун повинуется его воле — будь это не так, первым делом Маррен бы просто его прикончил. Но понимал ли Маррен его слова? Закон Прощения перевернул его гнилую душу. Может, разум его помутился?

— Чтобы щита не было, — повторил Арга. — И чтобы эта Коллегия не подняла его больше.

— Да, — шёпотом сказал Маррен.

— Что?.. — начал Арга и умолк.

Щита не стало.

Он исчез в одно мгновение. Словно не было никакой борьбы. Арга не сразу осознал это. Никто не понял этого сразу — кроме Маррена и, возможно, магистров Цании… Сердце Арги отсчитало удар, другой, третий. Войско не двигалось с места. Тогда Арга поднял руку — и вновь опоздал. Боевой рог Луян Ниффрай запел раньше.

И обрушился грохот. Неистовствовали сигнальные горны. Огрызались мортиры. Вопили люди и кони. С гулким звуком обрушилась часть стены. Раздался пронзительный, терзающий уши свист: над стеной взмыла рукотворная змея, сплетённая из молний, и унеслась дальше в город. Армейская коллегия собралась вокруг Сариты, они вместе творили новую змею. Нахлынул резкий запах грозы. Завыл ветер. Уже поднимались штурмовые лестницы. Мортиры дали второй залп. Им ответили расчёты за пределами видимости. Звуки выстрелов сливались в сплошную канонаду. Ворота задрожали, подобно гигантскому гонгу. Со стен полетели редкие стрелы — слишком редкие. Маги запустили вторую летучую змею, и в её неверном свете Арга разглядел, как мечутся на стене стражники. Стена осыпалась. Она грозила обвалиться прежде, чем падут ворота. Штандарты весенних двинулись вперёд.

Штандарт Дома Ториян не шелохнулся.

Арга стоял под ним, размышляя.

Щит пал, но в Цании ещё оставались маги, стража, городское ополчение. Город будет взят, но сколько крови перед этим прольётся? Кровь весенних дорога. Цанийцы напуганы, многие сложат оружие, но многие и погибнут в бессмысленных обречённых схватках. Есть ли способ избежать жертв? Силы Маррена невообразимо велики; что ещё ему приказать?..

Арга уставился на колдуна.

— Маррен.

— Да, Арга.

— В городе есть маги, способные драться?

— Да.

— Разделайся с ними.

Плечи Маррена дрогнули. Он что–то сказал. В грохоте нельзя было разобрать слов, но, похоже, он возразил. Возразил?! Арга нахмурился. Поколебавшись, он наклонился и поднял колдуна на ноги. Маррен покачнулся. Его голова упала к плечу, глаза закатывались. Арга слегка встряхнул его.

— Маррен!

Колдун пытался стоять прямо, цепляясь за его одоспешенную руку. Арга взял его за подбородок, развернул к себе, заставил смотреть в глаза.

— Что?

— Там… — Маррен болезненно сглотнул. — Маги… Академия…

— Что?

— Ученики в Академии, — наконец внятно выговорил колдун. — Маги. Дети… от шести до двенадцати… почти двести человек. Ты хочешь… чтобы я их… убил?..

Его лицо исказилось. Огни близкого сражения отражались в бессветно–чёрных глазах, и Арга увидел, как в этих глазах проступают слёзы. Несколько мгновений он молчал в ошеломлении. Маррен действительно сказал это? Магистр Чёрной Коллегии остановился, не в силах совершить убийство? Сколько жизней на его совести? Сколько детских жизней?.. Потом Арга понял.

Закон Прощения.

По бескровной щеке колдуна скатилась прозрачная капля. Глаза его закрылись. Маррен начал заваливаться назад. Он был невысок ростом, Арге не доставал и до плеча. Чтобы смотреть ему в лицо, Арга держал его в неудобной позе: Маррену приходилось далеко откидывать голову и даже прогибать спину. Упав, он бы ещё раз ударился уже разбитым затылком. Арга перехватил его аккуратней.

— Нет, — сказал Арга. — Не хочу. Маррен, слушай меня.

Колдун глубоко вздохнул. Теперь он висел на руке Арги. Не поднимая век, он прислонился виском к его плечу — к холодному металлу кольчуги. Арга поморщился, но возражать не стал.

— Цания падёт, — сказал он. — Но горожане будут сопротивляться ещё какое–то время. Многие погибнут без всякого смысла. Я хочу, чтобы смертей было меньше. Так… хорошо?

Маррен открыл глаза.

— Да…

— Что можно сделать для этого?

Колдун задумался. Арга ждал, не торопя его. Положение было настолько немыслимым, что он не мог даже осознать этого до конца. Оружие, ужас которого лежит за пределами человеческого понимания. Последний из магистров Железной Девы. Жестокий убийца, изувер, чьим именем до сих пор пугали детей. Чёрный меч, проклятие, которое Арга добровольно взял на себя ради Людей Весны. И с этим воплощением зла он обсуждал, как можно избежать лишних смертей…

Закон Прощения.

С каждым мгновением Арга держал Маррена всё осторожней.

— Посохи, — наконец сказал Маррен. — И стрелы.

— Что?

Колдун медленно поднял руку, протянул к близким стенам Цании и сделал пальцами жест, как будто переламывал что–то.

Арга кивнул, догадавшись, но Маррен этого уже не увидел. С последним усилием его выдержка иссякла и сознание покинуло его. Арга медленно опустил его на истоптанную траву.

В этот момент ворота Цании обрушились с гулким громом. Заревели горны и боевые рога. Ликующие кличи разнеслись над рядами латников. Сатри и Ладри ответили им горделивым ржанием. Арга поднял голову. Улыбка осветила его лицо. Отборная конница Людей Весны шла на приступ.

И странное чувство посетило Аргу. Как будто только что закончилась одна история и началась другая. Как будто лишь сейчас Фрага по–настоящему передал ему штандарт… Бой был в самом разгаре. Первые всадники двигались через ворота. Стражники вопили на стенах. Они больше не стреляли, но несколько мечников в отчаянном порыве выбежали навстречу весенним: их смяли и рассеяли тотчас. Сатри, потеряв терпение, толкнул Аргу шлемом в наплечник. Арга положил руку ему на холку, но всё ещё стоял неподвижно.

Цания уже пала.

Арга думал о будущем.

Закон Прощения явил свою мощь. Маррен сделал то, чего от него требовали. Свершилось. Но то, что представлялось концом пути, было лишь вехой на дороге жизни, и дорога уходила вперёд. Куда вела она? «Весна захватывает весь мир, — вспомнилось Арге, — иначе это не весна». Он опустил глаза на Маррена. Тот лежал неподвижно. Произнося слова клятвы поручителя, Арга полагал, что колдун будет повиноваться. Но он не думал о том, что Закон изменит Маррена; он знал об этом, но не принимал в расчёт. Теперь же… «Он проживёт не больше месяца», — сказал Эрлиак. Истратить его мрачную и величественную жизнь ради пары мгновений, пары заклятий… Это было несправедливо.

Есть ли способ сохранить ему жизнь?

Нужно хотя бы попытаться.

«Элевирса, — подумал Арга. — Нам нужна Элевирса. Нам нужны Нареаковы Врата, Сельн, Сура и Белый Берег. Зиддридира и Анаразана! И нам нужен Маррен».

Высоким прыжком Сатри перемахнул какой–то сундук, вытащенный на улицу. Мародёры? Бессмысленная попытка задержать врага? Это не имело значения. Войска двигались к центру города. Половина крепостных башен уже находилась в руках весенних. Арга предполагал, что штурм Башни Коллегии начался — или начнётся с минуты на минуту.

Из–за угла выбежала стражники. Десяток людей в кольчугах, ещё десяток в толстых куртках из кожи. Арга ухмыльнулся, заметив, что двое ещё держали бесполезные арбалеты. Его больше беспокоил шум на верхних этажах домов. Там бухали шаги, отчаянно скрипели старые лестницы. Могли что–нибудь швырнуть в голову или вылить чан кипятка.

Сантай на Кори обогнала Аргу, коневолк смял и затоптал первого стражника. Арга отмахнул мечом, вспоров кожаный доспех цанийца. Другой цаниец метнул в него копьё с обломанным древком; оно чиркнуло по доспехам Арги и упало. Гата, Дорак, Элай и прочие Торияны, следовавшие за Аргой, быстро расправились с маленьким отрядом. С каждым часом эти отряды сокращались в числе. К утру сопротивляться будут только отчаявшиеся, безумные одиночки. Всерьёз Аргу тревожили только пожары. Их было слишком много повсюду. Весенние не собирались жечь город. Откуда огонь? В истории бывало, что жители захваченных городов сжигали свои дома, чтобы не достались врагу. Но от цанийцев трудно было ждать подобного. К тому же горели не бедные лачуги, а дворцы… «Бумаги? — пришло Арге в голову. — Богатеи жгут какие–то бумаги?..»

С яростным рёвом их догнал и обогнал Ладри и ускакал за угол. Сатри унёс Аргу следом. Оказалось, что там таились ещё несколько бойцов. Ладри ударил одного из них стальным нагрудником, тотчас развернулся и с ужасной силой лягнул второго — человек отлетел, перекувырнувшись, и ударился в стену, как будто вовсе ничего не весил. Остальные дрогнули и побежали. Весенние не преследовали их.

— Куда теперь? — спросила Сантай.

Арга размышлял недолго.

— К Академии, — сказал он. — Гата, труби созыв. Может быть, она вообще пуста… а может, её придётся брать с боем.

Но оказалось иначе.

Стройной кавалькадой Торияны пронеслись по улице и вылетели на широкий проспект. Снова и снова гремел горн Гаты, новые всадники присоединялись к ним, выныривая из темноты переулков. Цанийцев не было видно. Проспект освещали пожары. Арга молча выругался. Только что они покинули бедный район, плотно застроенный деревянными домишками — и там ничего не горело. А здесь огонь вырывался из окон каменных дворцов. «Мрак бы с ними, — подумал Арга, — но перекинется же! Выгорит полгорода… Мне нужны маги. Где они? Пусть хотя бы остановят ветер».

В этот миг он увидел мага.

Арга натянул поводья так, что Сатри привстал на дыбы. Не обращая внимания на возмущённое фырканье, Арга снова выслал его вперёд, теперь шагом. Позади кто–то не успел остановиться, коневолки столкнулись, послышались ругательства и вопросы. Арга не обернулся.

Навстречу ему, задыхаясь, бежал Лесстириан. Издалека он показывал окованные руки.

— Арга!

Сатри встал.

— Что? — сказал Арга.

Лесстириан остановился, согнулся, упираясь руками в колени. Он едва дышал. Даже в темноте было видно, что он бледен как смерть.

— Арга, — выдохнул он, — умоляю…

— Что? Говори быстро.

Позади Арги всадники разошлись полукругом. Краем глаза Арга увидел блеск опущенных копий. «Цанийский посланник, — донеслось откуда–то. — Что ему нужно?» — и следом: «Нет ему веры! Это магистр».

Лесстириан снова показал свои свинцовые кольца. На лице его было отчаяние.

— Инн Арга, умоляю, — выговорил он, — умоляю… позволь умолять тебя о заступничестве. О помощи. Во имя богов. Во имя Фадарай милосердной!

— Вот как они заговорили! — рассмеялась Сантай. Арга поднял ладонь.

— Маг, — сказал он, — ты отнимаешь время у самого себя. Что тебе нужно?

Лесстириан обхватил себя руками за плечи.

— Я слышал, вы берёте под защиту храмы, — голос его дрожал. — Ради всего святого… уповая на твоё благородство, иннайта Арга…

— Быстрее! — рявнул тот. Сатри шагнул вперёд, поравнявшись с цанийцем. Ещё шаг — и он снёс бы Лесстириана плечом. Маг протянул руку, коснулся пальцами стремени, склонил голову.

— Прошу тебя, защити Академию.

Арга помолчал.

— Что там творится?

Лесстириан вскинул голову, в глазах его загорелась надежда.

— Я мало что видел, — сказал он. — Я всё это время был там. Говорят, весенние… твои войска взяли Башню Коллегии.

Сантай издала торжествующий вопль и Гата с Дораком поддержали её радостным рыком. Хохот и крики разнеслись далеко, Гата вскинул горн и протрубил победный клич Ториянов. Арга усмехнулся и склонился к Лесстириану с седла.

— Дальше, — велел он.

— Те, кто брал башню, разделились. Теперь часть из них осадила Академию.

— Осадила? Академия сопротивляется? Так что же…

— Арга! Пожалуйста, выслушай, — взгляд Лесстириана заметался. — Там дети. Подростки. Они мнят о себе невесть что. Их не хватит надолго. Успеют бросить пару молний, а потом их просто перережут! Я выбрался тайным ходом. Я искал какого–нибудь командира и нашёл тебя… Умоляю!

— Чего ты хочешь?

— Пожалуйста, останови весенних. Я уговорю детей, они сдадутся. Они… мало что могут, они безопасны, я не могу допустить…

Без лишних слов Арга схватил его за кушак и швырнул поперёк седла. Лесстириан закашлялся, хватаясь за его руки и гриву Сатри. Рядом стоял Ладри, его седло было пустым и маг потянулся к нему.

— Ты не усидишь на коневолке, — отрезал Арга, перехватывая его поудобнее. — Держись за меня.

Всадники сорвались с места.

На подступах к саду Академии Арга увидел именно то, чего ожидал. «Да я провидец», — подумал он и покривил рот. После гибели Фраги главой Даянов стала его дочь Арифай — но её здесь не было. До Голубой Наковальни едва ли дошла весть о том, что глава дома сменился. Войсками Великого дома должен был командовать Даян Корвак, но лихой рубака не удержал власть. Его двоюродная сестра Леннай, мрачная и злопамятная старуха, увела своих людей из захваченной Башни Коллегии. Арга заметил её издалека. В своих тяжёлых доспехах она сидела у костра, скрестив ноги. Её белая волкобыла Эенна слишком устала и сейчас лежала рядом с Леннай на мягкой земле, свернувшись как собака. Сняв перчатку, всадница гладила её уши. Быть может, только уважение к Эенне заставило Леннай выжидать сейчас.

Арга знал, о чём думает Леннай. Для этого не требовалось читать мысли. Она любила Фрагу и не могла насытиться местью. Расправившись с магистрами, она решила довести дело до конца и дотла выжечь молодую поросль.

— Оставаться на местах! — прогремел Арга, приближаясь. — Леннай!

Даяны приветствовали Ториянов весёлыми криками, и два дома смешались. Кто пожимал друг другу руки, кто обнимался. Сантай уже целовалась со своим женихом, а Гата — с приятелем. Арга поднял взгляд на здание Академии. Оно казалось пустым. От улицы его отделял небольшой сад и узорчатая решётка. Сад хорошо просматривался, в нём никого не было. Ограда выглядела прочной. Ворота были заперты.

— На ограде заклинания, — сказал Лесстириан. — Но их поставили дети, Арга, они бы долго не продержались. Слава Джурэне, их не начали штурмовать…

Арга усмехнулся. Лесстириан так боялся свалиться с коневолка на галопе, что вцепился в Аргу намертво и всё ещё не мог разжать руки. Арга спешился и снял его с коня. Лесстириан покачнулся и прижался к его груди, попытался выпрямиться и завалился на бок Сатри. Коневолк насмешливо фыркнул.

Леннай глянула на них и встала. Седые косы спускались на её грудь. Она не сделала шага навстречу Арге, только повернулась к нему.

— Инн Арга.

— Мэна Леннай. Я слышал о победах Даянов. Твоя слава гремит.

— Не пытайся ко мне подольститься, — проворчала старуха. — Кто это с тобой? Очередной магистр? Почему ты его не прирезал?

— Лесстириан под моей защитой, — сказал Арга. — Как и Цанийская Академия.

Леннай приподняла бровь.

— Вот это новости.

Арга покачал головой.

— Цания пала, — сказал он. — Фрага отомщён. Сжалься над побеждёнными, Леннай.

— Они ещё не признали себя побеждёнными.

— Лесстириан уговорит их сдаться.

Леннай хмыкнула. Эенна подняла голову, прислушиваясь к разговору, поразмыслила и поднялась на копыта.

— Я знаю, что не смогу переубедить тебя, Арга, — сказала старуха, — и не буду оспаривать твой приказ. Но выслушай меня. Цания стояла на двух ногах — то были Союз Гильдий и городская Коллегия. Гильдии мы не сможем разрушить да и пытаться не будем. Но если ты не разрушишь Коллегию, Цания останется стоять! Это неправильно.

— Пусть стоит на коленях.

Леннай прикрыла глаза.

— Это ошибка и ты пожалеешь о ней. Попомни моё слово. Что же, пусть твой ручной магистр говорит.

С этими словами она вскочила в седло Эенны и направила волкобылу вдоль решётки сада. Арга проводил её глазами и досадливо выдохнул. Что сказал бы Фрага на его месте? Сумел бы убедить Леннай, умиротворить её? Скорей всего, ему, Фраге Непобедимому она и не стала бы возражать. Положилась бы на его мудрость… Пройдут десятки лет, прежде чем Арга станет таким, как названый отец.

Станет ли?

Отбросив эти мысли, Арга подозвал Дорака.

— Нужно отправить гонца к Сарите, — велел он, — а если гонец найдёт любого из старших магов нашей Коллегии, пусть передаст ему. Слово такое: оставьте бои и обратите посохи к огню! Пожары ширятся. Город не должен сгореть.

Дорак кивнул.

— Инн Арга! — окликнул кто–то из Даянов. — Об огне дозволь сказать.

— Слушаю.

Приблизился молодой воин, чьего имени Арга не успел запомнить.

— Было слово от Луянов, — сказал он, — что архивы во дворце Гильдий подожгли какие–то люди из служителей. Их схватили, мэна Ниффрай допрашивает их.

— Так я и думал, — буркнул Арга. — Хорошо! Спасибо. Лесстириан!

Всё это время маг стоял за плечом Арги, будто прятался за ним. Он отступил на полшага и поднял голову.

— До сих пор я не видел ни одного из твоих подопечных, — сказал Арга. — Они всё ещё там? Или выбрались следом за тобой потайным ходом?

Лесстириан понурился.

— Этот ход выводит на одну из главных улиц, — сказал он, — через погреб в кабачке. Может быть, кто–то убежал, на своё горе. Но двести человек там не прошли бы незамеченными.

— Тогда зови их и говори с ними.

Ждать пришлось недолго.

Лесстириан попросил разрешения снять кольца. Арга разрешил. Маг сложил свинцовые оковы в холщовый мешочек и осторожно опустил его на мостовую подальше от себя. Потом притронулся ладонями к замку на воротах. Искры радужного света брызнули во все стороны, по украшенной решётке прошла влево и вправо полупрозрачная голубая волна. Кованые бутоны и ветви на миг обрели живые цвета, гербы неведомых родов замерцали серебром и золотом. Ворота бесшумно раскрылись.

— Кольца, — сощурившись, напомнил Арга.

Лесстириан покорно подобрал мешочек и снова облачился в свинец. Он направился к высоким дверям Академии через открытую аллею сада. Весенние следовали за ним, обнажив оружие. Арга шёл первым. Если маг не лгал, перепуганные ученики могли разве что ранить весенних, а благословение Фадарай позволяло им не бояться ран. Арга был уверен, что Лесстириан не лжёт и засады не будет.

Чуть в стороне от аллеи Арга увидел статую женщины в убранстве богини и не сразу узнал в ней Веленай, Виленну на цанийском диалекте. Госпожу строгого разума редко ваяли, ещё реже — молились ей. Жертвоприношением Веленай был сам труд человеческого ума. Но сейчас Аргу вдруг охватило желание поклониться богине. Она была поручительницей, как и Арга. Она была первой из тех, кто принял на свои плечи часть тягот Закона Прощения, принял — и облегчил страдания осуждённого. И если кто–то из богов и богинь мог подсказать Арге, как сохранить жизнь Маррена — это была Веленай. «Позже, — решил Арга, — я поклонюсь ей».

— Асмариан! — крикнул Лесстириан, остановившись. — Фальтиан! Мальчики, это я! Всё хорошо, всё будет хорошо, выходите! Не надо драться.

Арга улыбнулся.

Весенние застыли в ожидании.

Поначалу ничто не нарушало тишину. Стало слышно, как ветер колышет кроны. Потом дверь скрипнула и приотворилась. Показалась кудрявая голова. Маленькому магу, верно, не было и десяти лет.

— Лесс? — прошептал он.

Лесстириан кинулся к нему, вытащил из–за двери и прижал к себе.

— Сари! Где старшие?

— Фальти пропал, — жалобно сказал малыш. — А Асмари с нами. Он всех собрал и расставил на посты. Он думал, что мы будем сражаться.

— Нет, — выдохнул Лесстириан с облегчением. — Не надо. Не надо сражаться.

— Правда?

Лесстириан обернулся, нашёл взглядом Аргу. Арга тихо смеялся, и лицо Лесстириана осветилось несмелой улыбкой.

— Это иннайта Арга, Сари, — сказал он, — Ториян Арга Двуконный, повелитель Людей Весны. Он взял нас под свою защиту. Всё будет хорошо.

Лесстириану пришлось изрядно побегать по залам и галереям Академии, собирая учеников. Всех он упрашивал или заставлял надевать свинцовые кольца. Кое–кто из старших упёрся. Трое самых храбрых спрятались в кладовке и изнутри кричали, что будут драться. Тут стало ясно, что Лесстириан умеет быть очень строгим и очень злым. Ни ему, ни весенним не пришлось применять силу. Лесстириану хватило нескольких слов. Сорвиголовы смирились, выбрались на свет и послушно надели свинец. С самыми младшими была другая беда — многие из них просто не помнили, куда подевали свои кольца. Арга хотел было разрешить оставить их так. Шестилетки, тоненькие как веточки, прозрачные от голода, вряд ли сумели бы вообще использовать магию. Но Лесстириан знал, что делал, и Арга не стал вмешиваться.

Дети жались к Лесстириану как к отцу или старшему брату. Видя это, весенние улыбались. Не только Торияны, но и многие Даяны сменили гнев на милость. Кто–то уже оделял малышей едой, в ход пошла и сушёная рыба для коневолков… Арга отметил это и остался удовлетворённым. Дети вырастут и выучатся, спустя десять или двадцать лет кто–то из них станет магистром новой Цанийской Коллегии. Всегда хорошо иметь Коллегию добрым соседом.

Наконец Лесстириан втолкнул в столовую последнюю стайку мальчишек и обессиленно прислонился к косяку двери.

— Что же, — сказал ему Арга. — Я оставлю здесь кого–нибудь. У меня ещё много дел. Сантай? Элай?

Сантай засмеялась.

— Не самое почётное поручение, — сказала она, — но я не откажусь посидеть с детьми. Элай, может, привезёшь хлеба из лагеря?

— Подожди, инн Арга, — попросил Лесстириан. — Ещё одно. Асмари, магистр Цинтириан… он был здесь?

Мальчик скрестил руки на груди. Он выглядел мрачным.

— Был.

— Где он?

— Сбежал, — ответил Асмариан и сплюнул. — Переменил облик и усвистал к реке.

Лесстириан прошипел что–то злобное.

— Одна могла бы быть польза от весенних, и той не случилось, — буркнул другой мальчишка.

— Да вы, похоже, не прочь удавить его своими руками, — заметил Арга.

— Магистр Цинтириан… — Лесстириан вздохнул и отвёл взгляд. — Никто не мог окоротить его, потому что он был родичем и другом Элоссиана. Ему нравилось причинять боль детям.

Глаза Арги сузились.

— Он… осквернял детей?

Мысль об это хлестнула его точно кнутом. Он уже готов был отправлять поисковые отряды. Если могло быть убийство, угодное пресветлой Фадарай, покровительнице весны, любви и жизни, то это было уничтожение подобной мерзости.

— Нет, — торопливо ответил Лесстириан, — нет… Просто любил раздавать затрещины и ввёл в обычай порку до крови.

— Итак, — тяжело заметила Элай, — по крайней мере один цанийский магистр сбежал?

— Элоссиан мёртв, — сказал Даян Мариак. — Бросился с верхнего этажа Башни Коллегии, когда двери сломали. Уззариана зарубила Леннай. Альвериан сдался. Про этих я знаю. Об остальных тебе дадут отчёт, Арга, когда прикажешь.

Арга кивнул.

«Старший магистр, — подумал он, — не только очень силён, но и очень хитёр. Скорей всего, сейчас он мчится в Элевирсу. Но если он возжелал немедленной мести… У меня есть Маррен. Не думаю, что Цинтириан скроется от него, какой бы облик ни принял».

— Ясно, — сказал Арга. — Теперь… Все знают, что делать. Если понадоблюсь я — ищите во дворце Гильдий. Полагаю, там для меня у Ниффрай уже есть новости.