Лютый беспредел

Глава 5. Беда приходит одна

Геннадий Ильич не сразу узнал голос, прозвучавший в телефоне. По правде говоря, он вообще не ответил бы на звонок, если бы не тревога за сына. У него была самая тяжелая форма похмелья, которое усугублялось простудой.

Накануне, когда из носа и глаз потекло, а в гортани образовалась сухость, он решил убить вирус алкоголем. Это было ошибкой. Вирус никуда не делся, а вот себя Геннадий Ильич едва не угробил.

– Да! – прохрипел он в трубку.

Номер звонившего был незнакомым. В больную голову Геннадия Ильича пришла мысль, что Сергей потерял мобильник и воспользовался телефоном приятеля. Допускать вероятность того, что с сыном что-то случилось, вообще не хотелось. В этом состоянии совсем ничего не хотелось.

– Генка! – прозвучал мужской голос.

– Кто говорит?

– Да я, брат, я! Не узнал?

Геннадий Ильич узнал. Если бы это было возможно, то от этого узнавания ему стало бы еще хуже. Но было и без того плохо, дальше некуда, поэтому он буркнул:

– Чего тебе?

Звонил младший брат. Вышел после очередной отсидки. Или сбежал, с него станется. Всю жизнь он садился и бегал. Во многом из-за него майор Карачай так и не стал подполковником и не пошел выше. Родство с рецидивистом здорово подпортило ему анкету. А младший брат – жизнь. Сколько помнил его Геннадий Ильич, столько тот врал и крал. Больше ничего не умел делать.

– Хотел тебя обрадовать, – сказал брат.

– Не получилось, – отрезал Геннадий Ильич. – Не обрадовался я. Пока.

Он прервал звонок и отправился на кухню делать лечебную смесь из лимонного сока и анальгина. Перед глазами мелькали точки, напоминающие микробов под микроскопом. На тошноту и недомогание накладывалась тревога за Сергея. Вчера как ушел из дому утром, так больше не возвращался. На звонки не отвечает. Распсиховался из-за матери. Мерзавка она. Приперлась спозаранку и все испортила.

Геннадий Ильич вспомнил совет сына купить оленьи рога и поморщился. Тревога сменилась глухой обидой. Если Сергей обосновался у кого-то из дружков-спортсменов, то так тому и быть. Или подругу себе завел? Ну-ну, дерзай, сынок. Глядишь, и тебе тоже рога пригодятся.

Телефон снова зазвонил. Допивая кисло-горький сок, Геннадий Ильич посмотрел на экран. Брат. Вот же привязался!

Брат был младше на девять лет, поэтому они никогда не были близки. Сосуществовали. Жили как бы в параллельных мирах. Когда Геннадий был уже взрослым юношей, Сашка еще в солдатиков играл. И помаленьку учился воровать солдатиков у других.

В двенадцать лет он был пойман с шайкой таких же воришек в своей же школе, куда они забрались, чтобы вынести недавно приобретенные магнитофоны, кинопроекторы и другую технику. Потом была фотолаборатория и срывание шапок с прохожих. И наконец налет на магазин. Сашка был тогда пятнадцатилетним и отправился в колонию для несовершеннолетних преступников, но там учудил что-то такое, за что его перевели к взрослым. Дальше он покатился не просто по наклонной, а по вертикальной плоскости.

– Ну? – сказал Геннадий Ильич в трубку. – Уже не порадовал. Что еще?

– Не сбрасывай меня, – попросил Александр. – Не чужие все-таки.

– И не родные больше.

– Кровь-то одна. И всегда одной будет.

– Давай без этих лирических отступлений, – сказал Геннадий Ильич. – По существу. И учти, я больше не служу. Так что просить меня с кем-то свести или отмазать бесполезно. Я уже не мусор, как вы выражаетесь.

– Вот и отлично! – обрадовался брат. – Раз ты не мент, то можешь мне помочь. По-братски.

– Денег не проси. Я по пятницам не подаю.

– Я не побираться звоню.

– Тогда зачем? – продолжал допрос Геннадий Ильич.

Самодельный антипохмелин начал действовать, и он почувствовал себя лучше. И вообще, брат есть брат. В конце концов, от одного мороженого откусывали и в одной одежде ходили. Спали под одним одеялом, было дело. И даже первая любовь Александра являлась одновременно первой «настоящей» девушкой Геннадия. Помнится, они тогда дважды подрались сильно. Чуть не поубивали друг друга. А потом хохотали до упаду, глядя на свои разбитые физиономии.

– Я в бегах, – сказал Александр. – Пустишь пересидеть?

– Охренел? – взвился Геннадий Ильич. – Немедленно иди в полицию с повинной, пока срок не добавили. Хотя теперь, наверное, поздно.

– Поздно, брат. Мне пятнашка светит. Я лучше сдохну, чем вернусь.

– Зря ты позвонил. Связь, скорее всего, прослушивается.

– Исключено, – успокоил Геннадия Ильича Александр. – Меня по фальшивому паспорту замели. И в деле я прохожу под другой фамилией.

– Разве такое возможно?

– Возможно, – заверил брата Александр. – Не захотели следаки с ксивой возиться. Я в отказ ушел. Они бы сто лет могли выяснять, кто я такой. А так – бросай на кичу и дырки для погонов верти.

– За что тебя? – спросил Геннадий Ильич.

– Авторитета одного завалил. При депутатской неприкосновенности. Теперь он в земле, а я бегаю. Так получилось.

– Зачем тебе это было нужно?

– Меня не спрашивали, – ответил Александр. – Сходка постановила, мне поручили исполнить. У нас желания не спрашивают.

– Вот и прятался бы у своих подельников, – буркнул Геннадий Ильич.

– Оно, конечно, можно. Только я не хочу к ним обратно. В кои-то веки возможность выпала заново начать жить. Сейчас я чист. Ни судимостей, ни долгов невыплаченных. Никто не спросит с меня. Мастырь новую ксиву и живи.

– Ты серьезно?

– Серьезней некуда, брат, – сказал Александр. – Мне сороковник, а здоровье, как у восьмидесятилетнего хрыча. Еще одну отсидку не вытяну. Спрыгивать надо. Подсобишь?

Геннадий Ильич вздохнул:

– Приезжай. Где живу, помнишь?

– Склерозом пока не страдаю. Ты только своих подготовь. Мол, брат встал на путь исправления, поживет чуток. У меня половину желудка вырезали, так что жру мало. А спать и на полу могу. Долго не задержусь. Определюсь с документами, работенку найду – и свалю. Люсьен твоя потерпит?

– Она ушла, – коротко сообщил Геннадий Ильич.

Александр присвистнул:

– Чего не поделили?

– Не твое дело. Тема закрыта.

– Как скажешь.

– И с Сергеем держи дистанцию, Саша. Без этой своей блатной романтики. Ему дядя-рецидивист ни к чему.

– Понимаю, – сказал Александр. – Сколько ему? Большой, поди, вымахал?

– Нормальный, – ответил Геннадий Ильич и, поколебавшись, добавил: – Сегодня дома не ночевал.

– Дело молодое.

– В том-то и дело. По молодости ох сколько дров наломать можно.

– Ты, главное, не дави на него, – сказал Александр.

– Не учи ученого. Тоже мне, заступник выискался.

Геннадий Ильич закончил разговор и принялся готовить себе омлет. Жизненный опыт свидетельствовал, что на сытый желудок похмелье переносится легче. Зря он вчера свою норму превысил. Так и сорваться недолго. Вот чего делать нельзя ни в коем случае. У него есть сын, которому нужно быть примером и опорой. Но рога Геннадий Ильич ему припомнит.

Он снова почувствовал гнев. Растишь-растишь детей, выкладываешься, чтобы обеспечить их всем необходимым, а они тебе в душу плюют вместо элементарной благодарности.

В дверь позвонили. Жуя, Геннадий Ильич отправился открывать. Он ждал брата и в недоумении уставился на двух парней лет двадцати, которых увидел перед собой на лестничной площадке. Оба были в кожаных куртках с меховыми воротниками и в спортивных штанах.

– Здравствуйте, – произнес тот, что повыше. – Вы Серегин отец?

– Я, – машинально представился Геннадий Ильич и с усилием проглотил кусок, застрявший в горле.

Он знал, что сейчас услышит. Знал еще до того, как парни стащили с голов свои шерстяные шапочки. В мозгу промелькнула мысль, что нужно не дать им говорить, и тогда все обойдется. Столкнуть их с лестницы? Захлопнуть перед ними дверь и убежать в дальний конец квартиры, зажимая уши?

Геннадий Ильич остался стоять на месте. По его коже побежали мурашки. Он взял себя ладонями за локти.

– Сергея… – выдавил из себя парень. – Сергей… Он во второй больнице.

– Живой?

Парни переглянулись и медленно покачали головами.

– До утра не дотянул, – сказал другой парень. – У него раны тяжелые были. Жизненно несовместимые, так доктор заяснил.

– Несовместимые с жизнью, – поправил товарищ.

Геннадий Ильич почувствовал ледяное спокойствие. Все самое плохое, самое страшное уже произошло. Больше нечего было бояться. Все кончилось.