М+Ж. А черт с ним, с этим платьем!

Попытка вторая Точечное соприкосновение с противником и искусство открывать двери

Чем дольше я ждал «встречи на Эльбе», то бишь в моей квартире, тем меньше мне эта идея нравилась.

Я приводил один аргумент за другим. «Почему бы им не подружиться? – уговаривал я себя. – Маша – девушка умная, поймет, что с Катей у нас ничего не было. А если бы даже было, что с того?» Логические конструкции выстраивались у меня в голове одна за другой, и уже их количество доказывало, что добром дело не кончится.

Когда до условленного времени осталось четыре часа, я решил предотвратить катастрофу. Кате я позвонить не мог – не знал ее номера. Поэтому позвонил Маше.

– Я по поводу сегодняшней встречи, – бодро сообщил я, но был тут же прерван.

– Отлично! – защебетала трубка. – Я так соскучилась… Ты так много работаешь! Тебе нужно немного расслабиться. У тебя очень напряженный голос.

– Да, я как раз…

– Медведька устал. – Маша вещала на запрещенной частоте, которая сделала бы честь любой службе «Удовольствие по телефону».– Мишке нужно почесать шерстку. Я ее уже нежно ласкаю. Мишка знает, где?

Я знал, где. Это был удар ниже пояса – «удар» в фигуральном, «ниже пояса» в буквальном смысле. А еще я знал, что фраза «я сегодня занят» приведет не только к тяжким моральным и физическим увечьям, но и к немедленному появлению моей избранницы прямо в издательстве.

– Жду тебя, – поспешно заключил я. – И целую! Пока!

Оставался единственный шанс: Катерина, как человек воспитанный, должна была предварительно позвонить, чтобы подтвердить встречу. И она позвонила – непосредственно перед приходом. Катя не называла меня «мишкой», не урчала так, что на меня косились сослуживцы, не мурлыкала грудным голосом. Но и ей я не смог сказать, что не смогу встретиться.

Не спрашивайте, почему.

«А будь что будет!» – вот фраза, за которую мужчин следует кастрировать, а женщин – выдавать за кастрированных мужчин.

Даже себе не хотелось признаваться, что я жду этой встречи. Когда чего-то особенно ждешь, ничего хорошего никогда не получается, поэтому я изо всех сил не ждала.

Чтобы не прибежать через пятнадцать минут после звонка, я нарочито медленно сходила в магазин за тортиком, буквально контролируя каждый свой шаг, чтобы не бежать вприпрыжку. Но все равно, когда я подошла к подъезду, прошло всего двадцать пять минут. Минуту я мялась, не зная, что бы такое еще сделать, а потом вспомнила, что, как обычно, забыла номер квартиры. И еще десять минут ждала кого-нибудь, с кем можно войти в подъезд. Охранник был мне совершенно не знаком и, соответственно, не обращал на меня внимания.

Я дождалась какой-то местной тетеньки, поднялась на девятнадцатый этаж и позвонила в знакомую дверь.

Сергей открыл практически мгновенно. Создалось впечатление, что он стоял в коридоре, держа ручку на ручке. В смысле, свою на дверной.

Он радостно разулыбался – так радостно, что даже как-то ненатурально. Мне сразу показалось, что, увидев меня, он вздохнул с облегчением. Боялся, что не приду?

Мы прошли на кухню, по дороге Сергей жизнерадостно жестикулировал моим тортиком и наигранно звонким голосом сообщил, что «очень здорово, что ты зашла», два раза споткнулся, ударился плечом о косяк и попытался поставить многострадальный торт мимо стола. Торт я спасла. Чашку, которую он тут же уронил, нет. Чашка, естественно, была полная, вылилось все, естественно, прямо на Сергея, он взвыл и унесся переодеваться. Я осталась на кухне с тортом в руках и кашей в голове.

А что случилось-то? Ну, зашла в гости. Не мог же он из-за меня так распсиховаться? Или мог? Или у него на меня какие-то планы? Но что-то я не помню, чтобы он раньше смущался или нервничал. Или раньше не считается, а теперь у него ко мне все серьезно? Нет, бред какой-то. Приятный, конечно, но бред.

Я решительно поставила торт на стол, вытерла лужу на полу и как раз заканчивала составлять в раковину грязную посуду, как вошел Сергей. Хмурый, но успокоившийся.

– Извини, что я здесь хозяйничаю, но тебе сегодня, по-моему, нельзя посуду доверять.

– Да, как-то не очень все удачно.

Сергей с тоской посмотрел на дверь. Так смотрит собака, с которой недавно погуляли, и она знает, что у нее совершенно нет шанса в ближайшее время попасть на улицу еще раз.

– Ну, как ты жила, расскажи.

– Нормально жила. Как всегда.

– А-а-а.

– Ну а ты как?

– Да ничего, как обычно.

– М-м-м.

– Погода у нас гадкая.

– Да, у нас тоже. Я уезжала, снег шел.

– У нас тоже вчера шел, а сегодня нет.

– Вот, – сказали мы хором и замерли, настороженно глядя друг на друга. Каждый явно придумывал следующую реплику.

– Послушай, может, компьютер включим? Переписываться легче было.

– Да, наверное. – Сергей улыбнулся почти естественно.

– А может, я не вовремя? Я в Москве еще два дня буду, могу и в другой раз зайти.

Я успела заметить только лучик надежды, который мелькнул в глазах Сергея, и тут раздался звонок в дверь. По тому обреченному виду, с которым он пошел открывать, я сразу все поняла.

Через пять минут в кухню вошла Она. Она оказалась совершенно не стервозного вида (я уже навоображала себе эдакую растрепанную фурию), хорошенькая женщина («хорошенькая девушка» звучало бы красивее, но было бы явной неправдой). Светлые волосы, стрижка «каре», глаза большие, карие. Миленькая, но при ее длине ног юбку могла бы надеть и подлиннее.

Поскольку Она молчала, я взяла инициативу в свои руки.

– Здравствуйте, меня зовут Катя.

Я с наслаждением вытянула ноги, якобы для того, чтобы встать. Но Она поняла зачем. И оценила. И я поняла, что Она оценила.

– Маша.

– Очень приятно.

Действительно приятно. Голос приятный, женственный.

Тут на кухне появился наш рыцарь.

– Маш, садись. Это Катя, она приехала на выставку, моя старая знакомая. Катя, это Маша. (Пауза.) Тоже моя старая знакомая.

Какой дурак! Это же надо одной фразой столько тумана напустить!

– Мы уже познакомились.

Я начала Машу уважать. Если бы меня кто-нибудь представил «тоже старой знакомой», я бы вряд ли смогла улыбаться как ни в чем не бывало.

– Сережа, поставь чаю, я так замерзла.

Еще бы не замерзла. Ты бы совсем без юбки пришла!

Сережа оживленно метнулся к чайнику, чтобы хоть чем-то заняться, и повернулся к нам спиной. У меня от улыбки потихоньку стало сводить скулы.

– Погода сегодня гадкая, – нашлась Маша.

– Да, у нас тоже. Когда я уезжала, шел снег.

– У нас тоже вчера шел. А сегодня нет. Тема исчерпана. Пауза.

И тут я сжалилась над ними обоими. В конце концов, Сергей не мой мужчина, никогда им не был и становиться не собирался.

– У меня дочка тоже Маша. Люблю это имя.

– Правда? А сколько ей лет? – Глаза у Маши сразу потеплели.

– Полседьмого. В школу пошла.

Как я и предполагала, разговор сразу наладился. Мы с Машей живо принялись обсуждать проблемы школьного образования, у нее оказался сын старше моей Машки на три года. Через десять минут мы веселились вовсю, рассказывая друг другу про современные учебники, новые школьные программы и бедных детей, которые все это выдерживают.

За это время молчаливое привидение сделало нам чай, а также порезало тортик, который мы радостно умяли.

– У нас таких вкусных не делают, – сообщила я.

И спровоцировала еще один разговор, на сей раз о магазинах и продуктах. Это больная тема, в Московские Магазины я захожу, как в музей, а тут еще кое-что и приукрасила… Маша окончательно расслабилась и наконец-то задала единственный вопрос, который ее все еще мучил.

– А ты замужем?

Надо отдать ей должное. Я бы так вот в лоб не спросила. Мужества не хватило бы.

– Нет. Уже нет. И, надеюсь, пока нет.

Этим «пока нет» я хотела ее успокоить, сказать, мол, не волнуйся, у меня все в порядке, есть свой такой же дурак дома. А это молчаливое сокровище забери себе. Но, боюсь, Маша меня неправильно поняла. Она резко повернулась к Сергею, ее, к счастью, пустая чашка упала. Сергей, который уже минут двадцать сидел на стуле с видом сытого спаниеля, взвился и попытался сообразить, что случилось. Слава богу, сообразил.

– Катька, ты женишься? – радостно завопил он и кинулся меня обнимать.

Вот не надо было этого делать. Любая экстремальная ситуация обостряет чувства (это я сейчас такая умная, а тогда я была просто ошарашена).

А сам виноват! Надо было, как говорил капитан Жеглов, со своими женщинами разбираться вовремя. Вместо радости встречи со старой знакомой получилось тупое ожидание неизбежного. Когда Машка позвонила в дверь, я испытал нечто вроде облегчения приговоренного к казни. Выносить пытку беседы с Катериной я больше не мог. Разговор о погоде отнял у меня остатки сил. Все, что я смог, – это представить дам друг другу и отскочить в сторону.

…И ничего не случилось. Дамы не вцепились друг другу в прически, не стали шипеть и брызгаться слюной, не стали даже молчать. Я так думаю, что молчание – тяжелую артиллерию – они используют только против мужчин. При виде другой женщины любопытство побеждает, и женщины начинают болтать.

По крайней мере, мои именно болтали. Не веря своему счастью, я порхал по кухне, пытаясь обеспечить уют и теплую дружественную атмосферу. «Обошлось! – ликовал я.– Я же верил, что обойдется».

И сглазил. А все из-за этих чертовых супружеских отношений! Я всегда говорил, что браки следует запретить как социальное зло. Все было замечательно, пока Маша не произнесла слово «замужем». Я его и раньше-то не любил.

Катя пыталась как-то выкрутиться, отшутиться, и я бросился на помощь. С криком:

– Ты женишься? Поздравляю! – прикрыл Катерину Ивановну, словно телохранитель своего любимого президента (интересно, почему нет фильма, где телохранитель прикрывал бы госсекретаря или, скажем, министра здравоохранения?).

Это был абсолютно дружеский жест! Практически. В конце концов, мы старые друзья. В целом. Но Машка не признает дружбы между мужчиной и женщиной. Кто знает, возможно, она и права.

А Катя, кстати, здорово похорошела за эти полгода.

Мягко говоря, мне было очень приятно то, что он меня обнимает. Наверное, виноват одеколон, есть такие запахи, от которых я просто теряю голову. Или неожиданность. Если бы мы ужинали в интимной обстановке, если бы я этого ждала и, соответственно, морально приготовилась, эффект был бы не тот. Нет, ноги не подкашивались, желание не «накрыло меня горячей волной». Просто стало очевидно, как бы закончился этот вечер, если бы здесь не сидела Маша. Маша… Мне стало ясно, что пора уходить. Сергей, может, и не догадался, что я почувствовала, а вот она…

– Ладно, с вами хорошо, но я, пожалуй, пойду.

Сергей, оказывается, все это время что-то говорил.

А тут остановился на полуслове.

– Куда ты пойдешь, сейчас вина выпьем. Я за тебя рад, это нужно отметить. – Он притянул меня к себе еще ближе.

Ему явно не хотелось меня из рук выпускать, но, похоже, в отличие от меня он совершенно этого не осознавал. Зато Маша осознавала.

– Да, поздно уже. Тебе, наверное, ехать далеко, – попыталась она обо мне позаботиться.

– Да не нужно ей никуда ехать! Она в соседнем доме у подруги живет. – Сергей был бодр и оптимистичен.

– Удобно. – Маша стада мрачнее тучи.

Я все это время лихорадочно соображала, что бы такое предпринять, а тут вдруг расслабилась. А почему я должна что-то делать? Он меня обнимает, а не я его. А если Маше это не нравится, то ее сюда никто не звал. Я со злорадством не шевелилась, Сергей веселился, Маша… На Машу я смотреть боялась…

Стояла и думала, что все равно он меня когда-нибудь, к сожалению, отпустит.

– Давай отпустим нашу гостью домой, – женственным голосом пропела Маша.

– Кого?

Сергей обалдело смотрел на свою даму. Я поняла, что еще минута – и Маша просто вытолкает меня за дверь, поэтому тут же подхватила:

– Да, давайте. Приятно было познакомиться.

Пока я шла впереди них по коридору, за спиной раздавалось придушенное шипение. Я поняла, что Сергей хотел меня проводить. За что и получил.

Несмотря ни на что, распрощались мы очень любезно, пригласили друг друга в гости, рассыпались в комплиментах. Маша готова была признать меня хоть королевой Англии, только бы я ушла побыстрее. Единственное, чего я не поняла, так это последней ее реплики. Когда я уже открыла входную дверь, Маша сквозь зубы процедила:

– Надо же, а я так и не научилась ее открывать. Видимо, практики маловато.

Что открывать? Зачем открывать? Я ждала лифта, в глазах стояли слезы. Выгнали. Просто выперли взашей. Противно-то как. Причем ни за что! Если бы я его любовницей была, хоть осталось бы что вспомнить. Нет, если бы я его любовницей была, ни за что бы не ушла. Сидела бы там до одурения, а если некоторым это не нравится, то пусть сами и уходят. Единственное, что меня утешало, так это твердая уверенность, что все равно у них сегодня ничего хорошего не получится. Я уже откровенно шмыгала носом, когда выходила из подъезда, а там… Только этого не хватало! На улице шел дождь. Вернее, снег с дождем. Под навесом подъезда стояла бабушка, к ногам которой жалась маленькая собачка. Ей явно нужно было погулять, но даже она не решалась выйти из-под крыши.

– Погода сегодня гадкая, – начала светскую беседу бабушка. – Вчера вот снег шел, я думала, сегодня не будет, ан нет, пошел…

Не судьба мне поплакать. С трудом сдерживая смех, я выскочила под дождь.

След Кати уже простыл и подернулся поземкой, а Мария все грызла меня с настойчивостью зубной боли. Но ее аргументы и упреки я парировал почти автоматически – слава богу, не впервой. Какая-то подспудная мысль точила меня сильнее, чем Машкина истерика.

Она все не умолкала, я никак не мог сосредоточиться. Только когда девушка моей судьбы заявила, что «шиш тебе с фигой, а не волшебную ночь любви», и ломанулась к выходу, меня озарило.

– Дверь! – воскликнул я, невежливо не реагируя на третье предупреждение не звонить ни в коем случае. – Она сама открыла входную дверь!

– И после этого ты будешь утверждать, что она у тебя не живет тут круглыми сутками? – снова взвилась Машка.

– В том-то и дело,– ответил я.– В том-то и дело…

И не стал продолжать. Я не мог объяснить, почему Катя, которая была здесь третий раз в жизни, легко справилась с моей знаменитой дверью. Очень легко. Легче, чем я.