Мадам

17. ПЕРВЫЙ МИКРОФОН СТОИТ ДВЕСТИ ДОЛЛАРОВ

Виновником спада моей профессиональной деятельности является Эйб, электронщик.

Все, кто читал в газетах или смотрел по телевидению отчет о расследовании дела о коррупции в полиции Нью-Йорка, а также мои показания комиссии Кнаппа, на которую мэр города Джон Линдсей возложил это расследование, без труда поймут, кем был Эйб на самом деле.

А был он гением в электронике. Он мог установить микрофон где угодно: в квартире, в конторе, в машине. Меня познакомил с ним Робин Мур, соавтор этой книги. Он хотел, чтобы Эйб установил систему записи в моей комнате для того, чтобы получить материал для своей работы.

Эйба нелегко описать. Его надо видеть. Представьте себе сто килограммов жира на ста семидесяти сантиметрах роста. Облейте все это розовой конфетной карамелью. Добавьте мясистые, мягкие и постоянно влажные губы, две голубые точки вместо глаз, увеличенные очками со стеклами, толстыми, как донышко бутылки из-под кока-колы. Прикройте тремя несчастными волосками то, что только любящая мать могла бы назвать головой – и вы все равно получите весьма слабое представление об этом персонаже.

Похоже, у Эйба осталось только одно стремление в жизни: найти неопровержимые улики против продажных политиков и коррумпированных судей. Может быть, это объясняется тем, что несколько лет назад он отсидел восемнадцать месяцев в тюрьме и до сих пор считает этот приговор несправедливым. Он потратил много времени, чтобы убедить меня в том, что ведет обычный образ жизни, но у меня сложилось впечатление, что он – профессиональный доносчик.

Если Эйб совал во что-то свой нос, вытащить его оттуда не было никакой возможности. Прежде всего он соединил мои телефоны с огромным магнитофоном, спрятанным в шкафу. Я уже почти пожалела о своем решении.

– Я полагала, что вы установите маленький магнитофон, который можно включать и выключать, когда захочешь. – Сказала я ему.

– Нет, – заявил Эйб. – Робин хочет, чтобы записывалось все.

– Но где выключатель? – настаивала я. – Я хочу контролировать эту штуку.

– Отлично, – бросил он. – Нажмите здесь, чтобы включить, а здесь – чтобы выключить. Так вы сможете записать любой разговор по вашему выбору, – добавил он с ангельской улыбкой.

Но он еще не закончил работу.

– Ваши телефоны…

– Что с моими телефонами? – спросила я.

– В них могли залезть.

– Ах!

– Я сейчас проверю.

Сказано – сделано. Я еще никогда не встречала такой активности. Он вытащил кучу электронных штучек, жужжавших и мигавших сигнальными лампочками.

– Да, я был прав. Есть микрофон!

– Где?

– Не волнуйтесь, я знаю.

– А как вы можете знать?

– Видите… (он пустился в совершенно непонятные мне объяснения)… и когда это выходит на этот счетчик, то, значит, есть микрофон.

– Понятно. (Я все равно ведь не могла ему чем-то возразить.)

– Ага! (щелк, щелк, щелк)… А тут есть аппаратик, который записывает все набираемые вами номера.

Я спросила, что же мне делать. Он поспешил объяснить, что сам всем займется. Открыл еще одну черную коробку с циферблатом и сигнальными лампочками. Поработав с полчаса, облегченно вздохнул.

– Больше микрофонов нет, – заявил он, – я их сжег. Тому, кто их установил, потребуется десять дней, чтобы получить законное разрешение на установку новых. А второй телефон можете использовать только для некомпрометирующих разговоров.

Я долго забавлялась с магнитофоном, дни напролет проводя за записью телефонных разговоров, особенно с «чокнутыми», друзьями и клиентами. Разумеется, я спрашивала у них разрешение на запись и сохраняла их инкогнито.

Эйб пришел еще раз: ему было недостаточно микрофона в моей комнате, он хотел установить еще один в гостиной.

– Об этом не может быть и речи, – заявила я.

Это заходит уже слишком далеко, подумала я. Только гораздо позже я узнала, что Эйб установил маленький, но мощный передатчик под моим ночным столиком. Все звуки, издаваемые в комнате, передавались и записывались на магнитофон, стоявший в конторе за несколько сотен метров от моего дома.

Эйб занимался еще одним бизнесом: он продавал сведения организациям, следившим за соблюдением законов. Я узнала об этом через несколько месяцев, после того, как чиновники из комиссии Кнаппа вызвали меня для дачи свидетельских показаний. У них были пленки с записями, выполненными в моей квартире без моего согласия. Эйб действительно был очень активным доносчиком.

Примерно через два месяца после его первого визита он опять зашел ко мне, чтобы проверить, нет ли новых микрофонов в моих телефонах. Сжег один микрофон, забрал двести пятьдесят долларов и ушел, оставив – без моего, разумеется, ведома – другую электронную игрушку.

Две недели спустя Ларри занимался перестановкой мебели и вдруг позвал меня в комнату. Заставил залезть на стул и заглянуть за позолоченное зеркало над моей кроватью. Там я обнаружила маленькую коробочку из черного металла.

«Эйб, чертов таракан, что это значит?»– подумала я.

Ларри снял прибор и положил его в шкаф. Эйбу придется дать мне кое-какие объяснения.

– Это – ничего, – заявил он на следующий день. – Просто реле для магнитофона.

А через несколько месяцев Робин сказал мне, что меня показывали по телевидению.

Маленькая черная коробочка была телекамерой, которая работала наподобие радара. Из соседнего дома на прибор наводился лазерный луч, камера включалась и передавала изображение на усовершенствованный приемник, установленный в конторе Эйба. Он мог не только все слышать, но и видеть. Ему было достаточно повернуть ручки управления, чтобы моя комната появилась на экране. Потом этот гнусный подсматриватель спокойно глазел, облизываясь, на все, что у меня происходило. Но он был не настолько хитер, как думал. Он затратил столько труда для того, чтобы получить всего-навсего сорокапятиминутный фильм. И когда он его просматривал, трансляция случайно была принята одной из телевизионных станций Нью-Йорка, и фильм появился на экранах. Зрители получили право на хорошенькую оргию.

Когда ФБР попросили провести расследование, то его агенты сразу сообразили, что только Эйб мог выполнить такой трюк. Они вызвали этого толстого таракана и пригрозили посадить его в тюрьму, если он не прекратит свои штучки.

ФБР и разные комиссии по расследованию хорошо знают Эйба. Он продал им огромное количество информации. Вскоре после нашей первой встречи он предложил мне раздать взятки, чтобы я могла спокойно заниматься своим делом. В то время мне становилось все труднее работать четыре или пять месяцев подряд без того, чтобы не быть арестованной. Эйб утверждал, что якобы достаточно умно раздать немного денег, чтобы исправить положение.

Тогда он мне и признался, что работает для двух организаций, занимающихся расследованием коррупции. Он объяснил, что все, сделанное мной для него, будет рассмотрено благожелательно, а в обмен мне будет оказана помощь.

Эйб познакомил меня с сенатором Джоном Хьюгом и с его советником Эдвардом Маклохлином. Сенатор Хьюг руководил комиссией по расследованию преступлений. В обмен на мое сотрудничество он предложил мне заняться моими проблемами с иммиграционными властями. Я ведь постоянно боюсь, что меня выдворят из страны. Я посчитала, что Эйб действительно мог говорить от имени сенатора.

Тем не менее полностью я ему не доверяла. Если он в самом деле был моим другом, как утверждал, то почему же тогда требовал чаевые по двести-триста долларов? Чтобы сжечь микрофоны, подключенные, по его словам, к моим телефонам? И разве с друзей берут такие суммы?

Однажды один из моих приятелей назначил мне встречу в конторе адвоката, чтобы затем пойти пообедать. Я знала адвоката Эда Джармена много лет и никогда его не любила. Он был слишком ловок для того, чтобы быть честным, и общался с более чем сомнительными личностями. Он полностью соответствовал моему понятию о продажном адвокате. Мы поговорили несколько минут. Я упомянула о моих многочисленных арестах. Он тут же предложил познакомить меня кое с кем, кто мог бы существенно помочь.

В тот же день после обеда швейцар сообщил мне, что господин, назвавшийся другом Джармена, хочет меня видеть. Он был высокого роста, примерно сорока лет, вежлив и хорошо одет. Я его впустила. Он сказал, что его зовут Ник и что фактически он инспектор полиции. Показал свое удостоверение и значок, номера которых я записала. Так как я считалась подругой Джармена, то Ник изъявил готовность помочь мне.

Потом мы обсудили ситуацию. Инициатива мэра Нью-Йорка Линдсея, решившего избавить город от бедствия, именуемого проституцией, была направлена не только на уличных потаскух. Последствия этого решения касались также кол-герл и мадам. Были произведены многочисленные аресты. Меня с одной из моих девушек арестовали в марте 1971 года, и дело до сих пор не было закрыто. Я сильно беспокоилась, ведь меня могли обвинить в попытке занятия проституцией, а я боялась любого приговора. Ведь на деле все, что считалось пороком, могло помешать мне получить американский паспорт, которого я очень долго ждала. Конечно, сказала я Нику и об этом. Он спросил фамилию полицейского, который меня арестовал. Я назвала. Потом мы пошли выпить по стаканчику в «Дж. Дж. Кларк», бар, где я часто бываю. Похоже, что и Ник всех здесь знал. Возле нашего столика постоянно толпились люди. Наконец мы договорились встретиться завтра в присутствии Ларри.

В этот же вечер Ларри и Эйб были у меня. Я рассказала им о моих переговорах с Ником. Похоже, Эйб сильно заинтересовался. Он заявил, что лучше, чем Ларри, может разобраться в честности полицейских и вообще мог бы стать моим посредником во всех предложениях, какие может сделать Ник. Он также взял у меня фамилию инспектора и номер удостоверения для проверки.

На следующий день я приняла Ника в присутствии Эйба. Я представила его как моего приятеля, но, похоже, оба прекрасно понимали друг друга. Прежде чем я успела открыть рот, они договорились, что я должна платить тысячу долларов полиции, чтобы заручиться ее защитой.

Я начала плакаться. Мол, сумма слишком уж огромна. Эйб дал понять, что для меня выгоднее принять это предложение, чтобы не быть выдворенной из страны. Пришлось согласиться. Чтобы скрепить наш договор, я предложила Нику одну из моих девушек.

Через два дня Эйб и Ник встретились в полиции, и инспектор познакомил их с тремя полицейскими из квартального участка. Позже Эйб сообщил мне, что Ник – один из самых крупных пройдох Нью-Йорка. Большая часть самых крупных взяток проходит через него и, вполне возможно, половина оседает в его кармане.

Ларри и я пытались убедить друг друга в правильности и обоснованности такого соглашения. В любом случае, у нас не было выбора. Эйб, которому я каждый месяц давала тысячу долларов, похоже, в то время был достоин доверия. Так продолжалось три месяца. Ник и Эйб снюхались, как ярмарочные жулики. И неудивительно, ведь оба были отчаянными воришками.

Между тем мы заключили еще одну сделку, касавшуюся моего ареста. После долгих переговоров Эйба с арестовавшим меня полицейским Ник потребовал у меня три с половиной тысячи долларов, чтобы полностью обелить меня. Сначала полицейский потребовал у курицы, несущей золотые яйца, десять тысяч, но в конце концов сошлись на трех с половиной. И опять я платила, ведь ничего другого не оставалось. Позже я обнаружила, что полицейский получил только полторы тысячи. А то, что случилось с остальными двумя тысячами, знают только Эйб и Ник.

Но это не особенно улучшило положение. Мой безнадежно честный адвокат отказался от подкупа, и я была признана виновной. Но отделалась всего лишь штрафом в сотню долларов. В довершение всего полицейский, который меня арестовал, захотел бесплатно воспользоваться девушкой, бывшей в тюрьме вместе со мной. Конечно же, такую возможность я ему никогда не предоставила.

Однажды Эйб пришел к Ларри и попросил оказать ему услугу. Мой друг в какой-то степени был замешан в деле о краже страхового чека на очень крупную сумму. Эйб объяснил, что изучил дело и разговаривал с заместителем окружного прокурора, который ведет следствие. Если Ларри согласится сотрудничать, комиссия по расследованию будет ему признательна. Ведь дело Ларри должно было рассматриваться известным нью-йоркским юристом, чья деятельность как раз тогда расследовалась. Этот судья был в очень хороших отношениях с адвокатом – не кем иным, как Эдом Джарменом. Эйб хотел, чтобы Ларри нанял Джармена для своей защиты и попросил того урегулировать дело с помощью взятки.

Ларри согласился сыграть эту комедию. Эйб пообещал, кроме всего прочего, вернуть ему деньги, нужные только для того, чтобы привести в замешательство судью.

В течение следующих дней Ник, Эйб и Джармен собирались для обсуждения своего плана. Эйб заявил мне, что ему потребуется десять тысяч долларов, чтобы заняться делом моего друга. Я ему ответила, что у меня нет таких денег, так как я только что была арестована и много потратила на адвокатов.

К тому же заведение работало не с полной нагрузкой. Приближалось лето, и клиенты разъезжались в отпуска. И тем более я не хотела, чтобы Эйб обобрал меня до нитки. Сотрудничать с комиссией по расследованию преступлений? Согласна! Но до какой степени? Кому я действительно могла доверять?

Тогда Эйб произнес нравоучительную речь. Он намекнул, что в любом случае мои деньги заработаны не совсем честным путем. Так почему я не могу одолжить десять тысяч своему другу?

– Вы же не хотите, чтобы у него были неприятности? – с иронией сказал он.

Обрисовав картину моего выдворения из страны, он приставил мне нож к горлу. Но десять тысяч долларов – тоже не пустяк.

По-прежнему убедительно Эйб поклялся мне, что немного позже я получу деньги обратно, даже если на данный момент у комиссии не окажется такой суммы. В конце концов Ларри дал пять тысяч, а я остальное. Мой друг записал номера банкнотов, переданных Эйбу. Этот последний заявил нам, что нанесет на банкноты отличительный знак, дабы мы были уверены в том, что увидим вновь свои деньги.

Ларри и Эйб отправились к Джармену, чтобы разработать детали операции.

Через две недели ко мне примчался Ник с проклятиями в адрес «негодяя Эйба».

– Я всегда задавал себе вопрос: почему в разгар лета он болтается в костюме, в галстуке, повсюду таская свой чемоданчик? Теперь я знаю! – злился он.

Каждый раз, когда Эйб передавал от меня деньги Нику, он вытягивал из него фамилии тех, кому предназначались взятки. Когда он с Ником отправился к Джармену, на нем, как всегда, был безукоризненный костюм и в руке – чемоданчик.

Когда Ник заметил, что при разговоре с адвокатом Эйб как-то странно покачивал чемоданчиком, у него возникли серьезные подозрения. Они укрепились, когда толстяк попросил Джармена несколько раз повторить фамилию судьи. Тогда Ник бросился к Эйбу, сорвал с него пиджак и обнаружил на нем целую установку. Все, что говорилось, улавливалось микрофоном и записывалось на маленький магнитофон. В чемоданчик был вмонтирован фотоаппарат, который срабатывал при подъеме и опускании ручки. Эйб мог фотографировать сколько хотел, не открывая чемоданчика.

Джармен был настолько разъярен, рассказал мне Ник, что вытащил из ящика стола пистолет и направил его на Эйба. В этот момент два человека ворвались в комнату и представились: это были агенты комиссии Кнаппа. Они прибыли как раз вовремя, чтобы предотвратить кровопролитие.

Затем начались разоблачения. Эйб никогда не работал на сенатора Хьюга. Это был представитель комиссии Кнаппа. Я потеряла много тысяч долларов, но не смогла удержаться от смеха, узнав, что финансировала одно из самых крупных расследований, проводимых комиссией, назначенной мэром Нью-Йорка.

Потом Ник обвинил меня в том, что я давно знала настоящий характер занятий Эйба, но я все полностью отрицала. В этом деле я первой была одурачена. Против собственного желания я помогла комиссии Кнаппа.

И каково же было наше удивление несколько месяцев спустя, когда газеты сделали из нас – меня и Ларри – развратителей нью-йоркской полиции, тогда как настоящим виновником был Эйб. Мне звонили, меня оскорбляли. Ларри обвиняли в том, что он мой сутенер. Именно так его представила пресса. Это полная ложь. Для себя Ларри никогда ничего от меня не получал. Наоборот, он сам всегда оплачивает наши расходы, когда мы развлекаемся или едем в отпуск.

Со своей стороны, я была сильно удивлена, прочитав в тех же газетах некоторые заявления Эйба о том, что я шантажировала своих клиентов и была замешана в делах с наркотиками. Все эти утверждения – тоже наглая ложь. Вполне вероятно, что Эйб сам будет когда-нибудь осужден за свою деятельность. И поделом…

Эйб, у которого полиция произвела обыск, бессилен сейчас без своих электронных штучек. Однако моих девушек постоянно достают гнусными телефонными звонками. Я знаю, что Эйб скопировал мою книжку с адресами. Может, воображение обманывает девушек, но они клянутся, что узнают его голос, особенно после того, как услышали его по телевидению.

Эта книга подходит к концу и, может быть, вместе с ней моя карьера нью-йоркской мадам. Как бы там ни было, я буду счастлива, если смогу продолжить свою работу. И пока есть богатые и влиятельные люди, нуждающиеся в моих услугах, я по-прежнему буду оказывать их и учить других тому, чему научилась сама.