Мадам

Глава одиннадцатая

В том сентябре мне позвонила одна женщина и попросила взять ее на работу. Она пару раз оставляла днем сообщения на автоответчике — ага, как будто я подхожу днем к телефону, — и наконец мы с ней пообщались. Судя по всему, она была образованна, кроме того, в ее голосе звучала смесь тревоги и удивления, и это показалось мне очаровательным. Она была старше большинства моих девочек. Сказала, что где-то преподает и поэтому не сможет работать каждый день, я предложила в тот же день поехать к клиенту, но она возразила, что хочет сначала встретиться со мной.

— Хорошо, договорились, — беспечно сказала я и назначила ей встречу в ресторане, о которой тут же забыла.

В ту ночь после работы я веселилась на вечеринке, и на следующую тоже, а на третий день она перезвонила мне снова:

— Я вас ждала, но вы не пришли. Я перепутала время или место?

Блин. Ну ладно.

— Нет, вы не поверите, но я вывихнула лодыжку, — бойко протараторила я. — Давайте попробуем встретиться завтра.

В ее голосе снова прозвучали нотки удивления.

— Ладно, я приду, — сказала она таким тоном, словно заранее знала, что я не покажусь и на этот раз.

— Бог троицу любит, — заверила я, когда она снова позвонила на следующий день. Похоже, мне придется с ней встретиться, а иначе она от меня не отстанет. Она определенно не собиралась сдаваться.

Мы встретились в «Лигл», но не стали обедать, а вышли поговорить на улицу. Она оказалась хорошенькой, не такой, как стандартные двадцатилетние красотки, работавшие на меня. Ее красота была утонченной, европейской. Когда она улыбалась, ее лицо светилось. Она училась за границей, говорила на нескольких языках, могла обсуждать философию Декарта. Господи, представляете, пришла на собеседование, чтобы устроиться девушкой по вызову и говорит о Декарте. Я была в диком восторге.

Что важно, у меня уже имелась ниша для нее. Она выбрала для себя псевдоним Тиа, и в тот же вечер я отправила ее к самому приятному и покладистому клиенту. Только через три года я призналась ей, как она напугала меня в тот первый день.

Честно говоря, когда я познакомилась с Джаннетт, то подумала лишь, что могла бы стать такой, как она, с учеными степенями, гордо носящей свою интеллигентность, как свитер, небрежно накинутый на плечи. Я могла бы сама проделать тот же путь и смотрела на женщину, в которую могла бы превратиться в конце этого пути. Своего рода двойник.

Джаннетт была умна, элегантна, писала романы, пыталась завязать с преподаванием и заработать достаточно денег, чтобы возместить ущерб, нанесенный каким-то подонком, с которым она встречалась. Все ее проблемы были мне очень понятны, как говорится, били не в бровь, а в глаз, хотя я не говорила об этом, и мы обсуждали совершенно другие вещи. Она стала первой из моих по-настоящему близких подруг. Почему-то она видела во мне самые мои хорошие черты. Джаннетт слушала мои стихи. Бывало, я звонила ей посреди ночи, иногда даже поднимала ее с постели, и читала ей, а она слушала, причем не так, как другие, лишь бы я поскорее закончила, а действительно слушала и слышала. В обществе Джаннетт мне отчего-то хотелось и самой стать лучше, умнее, тянуться за ней. Я начала смотреть на желтую прессу и глянцевые журналы, окружавшие меня, с презрением, перечитывала классику, которую отложила в сторону, решив, что мне нужно легкое чтиво, жвачка для мозгов, чтобы отгородиться от серьезных мыслей.

Юдора Уэлти в одном из своих произведений написала о том, как важны бывают для человека некоторые места. Есть места, которые становятся для нас вторым домом, домом нашей души, они в большей мере наш настоящий дом, чем тот, где живет наша физическая оболочка. Интересно, экстраполировала ли она пространственное ощущение и на людей. Если да, то Джаннетт стала для меня домом души на определенный промежуток времени. Я имею в виду в интеллектуальном смысле, хотя, как ни странно, отчасти и в религиозном. Джаннетт была католичкой и часто говорила о своей связи с церковью, о ритуалах и духовности. И тогда я вдруг обнаружила, что во мне пробуждается желание снова обратиться к лютеранству, родной для меня вере. Возможно, если вера так много значит для Джаннетт, то я что-то упустила.

В прошлом Джаннетт опубликовала некоторые из своих романов, а когда мы с ней познакомились, как раз обдумывала новый. Это и меня многому научило. Я наблюдала, как она ставит перед собой цели и делает все для их достижения, пусть даже на это уйдут годы. Я наблюдала, как книга рождается из идеи, которую Джаннетт высказала на одном из моих званых вечеров под действием красного французского вина, на котором она настояла, и дорожек кокаина, которые мы раскладывали, пока она говорила о своем новом романе и придумывала его сюжет. Много лет спустя, после издания «Иллюзиониста», я читала отрывки из него и вспоминала, как эти слова впервые прозвучали в моей квартире в Бэй-Виллидж.

Она отлично ладила с клиентами, потому что привлекала к себе умных и стильных мужчин, именно тех, кого я в первую очередь хотела видеть в числе потребителей услуг «Аванти». У нее было двое постоянных клиентов, так вот один из них даже покупал к ее приходу бутылку ее любимого вина. И я практически не удивилась, узнав, что бутылка этого вина стоила сто пятьдесят долларов. Она заставляла мужчин чувствовать, что к их жизни прикоснулась шикарная женщина.

Разумеется, не всем клиентам хотелось этого, и с течением времени я начала чувствовать в Джаннетт осторожность, появилось ощущение, что ее дни в эскорт-службе сочтены. Она как раз из тех женщин, которые выживают в нашем мире именно потому, что это не их жизнь. Через год я почувствовала, как она отдаляется, постепенно, маленькими шажками, но неуклонно. Джаннетт полностью распрощалась с карьерой девочки по вызову только еще через полтора года, но мне кажется, я поняла, что она уходит задолго до того, как она сама это осознала.

Джаннетт по-прежнему блистала на моих вечеринках. Именно она окрестила их «салонами», именно она смотрела на людей, которые собирались вокруг меня, и приводила весьма лестные исторические параллели.

Она считала меня кем-то выдающимся, и я ощутила себя такой.

Джаннетт была приятной в общении, легко шла на уступки и сопровождала меня всюду, что бы я ни захотела делать, но иногда она отказывалась пойти со мной в кино и вместо этого тащила меня в частный музей Изабеллы Гарднер или в Музей изобразительных искусств. Мы начали работать над сюжетом романа, который могли бы написать вместе.

За все эти годы в наших отношениях были взлеты и падения, но она — единственная из моих друзей, кто всегда внушал мне, что я тоже могу добиться совершенства, словно я действительно очень умная женщина.

Я и сейчас езжу побродить вокруг Уолденского пруда в Конкорде. На самом деле Сэм практически вырос там, сидя на маленьких пляжах и смело прыгая в прогретую солнышком воду в душные июльские и августовские дни, когда воздух мерцает от жары, а над головой лениво кружат ястребы. Мы приносили маленькие камешки, чтобы бросить их в кучку рядом с домом Генри Торо, и Сэм относился к этому действию с такой же печальной серьезностью, с какой в принципе воспринимал жизнь.

Конкорд и Уолденский пруд для меня полны света, удовольствий и воспоминаний, но под всем этим я храню память о днях, когда Джен еще работала на меня, и мы приезжали сюда во второй половине дня, иногда в холодную и снежную погоду, чтобы обойти вокруг пруда, твердым шагом ступая по тропинке. Наше дыхание срывалось с губ видимыми облачками и застывало в неподвижном воздухе, а я требовала, чтобы на полпути мы остановились и я могла покурить.

После этого мы обедали в Конкорде, потом обязательно заезжали в «Магазин сыров» за вином, сыром и стручками ванили. Помню, я еще купила себе металлическую скульптуру в «Артфул дизайн»… Следующая остановка — магазин подержанных книг «Бэрроуз» и обычный книжный в Конкорде, а затем аптека «Сноу», чтобы приобрести странную мазь под названием «Бэг бальзам», которая смягчала все что угодно, начиная с потрескавшихся губ и обветренных рук до носа, измученного кокаином. Возникало ощущение свободы. Тогда у меня еще не было мобильного, так что мы были одни в волшебном мире, вдалеке от Бостона, требовательных клиентов и незамолкающих телефонов.

Каждый раз, когда я приезжаю в Конкорд, то Джен словно снова гуляет со мной.

Она вдохновила меня вступить в «Дизайн групп», бостонскую ассоциацию работников искусства, где я время от времени работала по собственной инициативе, надевая вечерние туалеты и туфли на шпильке и беседуя с потенциальными жертвователями по телефону или показывая им галерею. Джаннетт не считала, что это поможет мне в будущем, она одна из немногих людей, которые не выслуживались передо мной и спрашивали, что я собираюсь делать в будущем, словно я вот-вот повзрослею и найду себе нормальную работу. Это все, конечно, хорошо и замечательно, но когда ты возьмешься за ум? Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

Однако если честно, то ответ с тех пор не изменился. Я хочу иметь собственное дело. Я хочу быть «мадам».