Магический гриб мухомор: к вопросу об использовании психотропных средств в шаманской практике

Мухомор в мифе и ритуале

Мухомор как явление традиционной пищевой культуры естественно занял место в мифопоэтическом космосе потребляющих его народов. Наркотическая галлюцинация для архаического сознания также реальна, как и любое другое явление и, несомненно, требует поименования и объяснения. Так, у чукчей гриб персонифицировался в духа — мухомора, его представляли похожим на настоящий гриб — без шеи и без ног, с цилиндрическим телом и большой головой, хотя он мог являться в самых разнообразных формах. Он передвигался, быстро вращаясь. Духи-мухоморы, по представлениям чукчей, очень сильны, они прорастают сквозь камни и деревья, разрывая и кроша их. Они связаны с нижним миром, во всяком случае зачастую они водят своих почитателей в страну, где живут мертвые [Т. Я. Елизаренковка и В. Н. Топоров считают, что через мухоморный транс происходит контакт с верхним миром], в связи с этим они весьма опасны и коварны, они требуют от человека постоянного почтения к себе и окружающей природе, заставляют выполнять все их приказания, грозя за неповиновение смертью, зачастую выкидывают злые шутки, показывают некоторые вещи в ложном виде.

(Богораз, 1991, с.140–141; он же, 1939, с. 5). У обских угров также существовало представление о том, что в мухоморе пребывает особый дух.

По сообщению М. В. Шатилова: «„пун“ (мухомор — А.Ш.) … сообщает человеку особое состояние, когда он все знает, кто у него украл что-нибудь, кто обманул его и т. д.».

Употребляя мухоморы, люди легко входят в контакт с ними, обретают часть их мистической силы, иногда могут даже сами становиться (ощущать себя) грибами. Видимо, только у отдельных, скорее всего физиологически предрасположенных индивидуумов, одним из постоянных стимулов к приему мухоморов было именно стремление к контакту с миром духов, обретение новых мистических возможностей, дарованных духами природных стихий. Это явление широко распространено в Западной Сибири. У хантов мухоморы потребляли исполнители героических сказаний.

«… певец для большего воодушевления съедал перед началом пения несколько мухоморов — 7–14–21, то есть число кратное семи [3]: от них он просто приходит в исступление и походит на бесноватого. Тогда всю ночь напролет диким голосом распевает он былины, даже и давно, казалось, забытые, а утром в изнеможении падает на лавку» (Патканов, 1891, с.5).

Именно этот индивидуальный опыт и лежит в основе представлений о шаманской сущности мухомора. Действительно, есть сведения, сто среди сибирских шаманов было немало «визионеров», входящих в транс посредством приема мухоморов или посещающих духов в наркотическом сне после поедания грибов. В мансийском фольклоре шамана называли «мухомороедящим» человеком. В одном из мансийских героических сказаний рассказывается:

«Эква-Пырыщ сходил, шамана привел. Большой котел с мухоморами на огонь повесил. Шаман ворожить стал, мухоморы есть, в бубен бьет, ворожит. О проделках Эква-Пырыща вот-вот узнает» (Чернецов, 1935, с. 77).

Несколько таких случаев у хантов приводит К. Ф. Карьялайнен, причем употребляют мухоморы шаманы и мужчины и женщины чаще всего, чтобы нанести визит Санке — Верховному небесному божеству (Karjalainen, p.

306–307). У хантов среди лиц, умеющих вступать в контакт с миром духом выделялась отдельная категория мухоморщиков, «которые ели мухомор и в полубредовом состоянии общались с духами» (Кулемзин, Лукина, 1992, с.120). Некоторые ненецкие шаманы также принимали мухоморы, чтобы в наркотическом трансе узнать у духов способ излечения больного (Lehtisalo, p.164). Именно на эти и подобные примеры из Западной Сибири и опирались гипотезы связей шаманизма с потреблением мухомора. Но здесь мы видим две различные модели использования мухоморов: на северо-востоке — профанная, где мухоморы могут пробовать практически все члены сообщества; в Западной Сибири — сакральная, где потребляют мухоморы только отдельные лица и строго ритуально. Но даже в последнем случае это не совсем шаманская практика. Считается, что интоксикация путем употребления наркотических средств для достижения шаманского экстаза не характерна для шаманизма. Мирча Элиаде называет этот способ «грубым и пассивным» (Элиаде, с.175). Наркотический транс скорее является дошаманским, или магическим.

Чаще в Западной Сибири свойства мухоморов использовали не для вступления в контакт с духами, а в реальной медицинской практике. Лечебный сеанс хантыйского /исылта-ку/ (фокусника и лекаря) с применением мухомора достаточно подробно описал В. Н. Кулемзин (Кулемзин, Лукина, 1992, с.118–120). Вся процедура сводится к усыплению пациента, его длительному сну и пробуждению. Для погружения пациента в сон исылта-ку готовит довольно сложное снадобье. Он размачивает в двух сосудах с теплой водой сухую пленку мухомора и сам гриб без пленки, при этом вода должна быть снеговой, а чашка деревянной, как в любой ритуальной практике нарушение заведенного порядка здесь недопустимо. Выпив снадобье, пациент должен спать в холодном помещении три дня. Сам врачеватель тоже принимает мухомор, вместе с клиентом он должен отправиться к подземному богу Кали-Торуму, передать подарок и попросить, чтоб не забирал больного. У последнего от приема снадобья снижается кровяное давление, замедляется дыхание, то есть наступает очень тяжелая интоксикация, при неосторожности или превышении дозы наркотика может наступить паралич дыхательного центра и остановиться дыхание. Доза исылта-ку, по всей видимости, незначительна, поскольку он должен бодрствовать, следя за состоянием спящего, и вовремя вывести его из этого состояния. Лечебная практика хантыйского исылта-ку семантически чрезвычайно сходна с действиями мексиканского мага дона Хуана по употреблению наркотического кактуса пейота, описанными Карлосом Кастанедой (Кастанеда, 1995). Прямые связи здесь исключены, скорее речь может идти об универсальной объяснительной модели восприятия наркотических средств в архаических культурах. Сходные понятия о наркотических и галлюциногенных препаратах широко распространены у самых разных народов Африки, Америки и Океании. Но они не имеют подлинно шаманской основы, по своей сути мухомор не более чем элемент магии.

Шаманизм же относится к более развитой стадии представлений о мире сакрального. В центре его культовой практики всегда находится фигура посредника между миром людей и миром духов, который является избранником духов и тем самым в некотором смысле уже не просто человеком. Но и для него мир духов доступен только во время обряда, когда он погружается в особое состояние измененного сознания — контролируемый транс. При этом подлинно шаманская техника вхождения в транс обходится без наркотиков, а достигается при помощи пения, музыки, телодвижений, биологической предрасположенности и длительных тренировок. Необходимо также отметить, что в большинстве шаманских обрядов в транс входит только сам шаман, присутствующие, как правило, если и не являются пассивными зрителями, то, по крайней мере, не устраивают танцевальных представлений, как это можно было бы вообразить при анализе петроглифических картин. В этой связи необходимо отметить, что у всех народов о которых шла речь выше, не было развитого шаманизма. У народов северо-востока был распространен домашний шаманизм, когда практических каждый мог совершать камлание, у обских угров он находился на стадии формирования, вбирая в себя всевозможные магические техники сновидцев, фокусников, ворожеев, прорицателей и сказителей. Не зря же в этих культурах мир духов вполне осязаем и контакт с ним вполне возможен для многих, если не для каждого.

Именно на стадии смены двух систем транса — магической и шаманской и находились описанные народы в XVIII–XIX вв.

Магическая техника транса, разновидностью которой является наркотическая, судя по всему, предшествовала шаманским методам. И именно магическими являются обряды, связанные с потреблением наркотиков у всех народов мира. Шаманская методика вхождения в состояние измененного сознания через музыку, пение и телодвижения, характерная для развитых форм шаманизма, появилась значительно позднее и постепенно вытесняла из обряда наркотический транс. Видимо это сопровождалось тем, что коллективный контакт с миром духов уступал место индивидуальному контакту посредника, и роль посредника становилась все более значимой.

Естественно, что в таком случае прием наркотиков мог оставаться в шаманском обряде в качестве реликта.