- Теперь разговаривать будем? - поинтересовалась Инка, входя вслед за Симкой на кухню.

- Хочешь, можем поговорить.

- Где хозяин?

- Хозяин будет через два часа.

- И что я здесь делать буду два часа?

- Ну, не знаю, можешь телевизор посмотреть. Куда тебе торопиться, Соколовская? Ты у меня на даче целый месяц по ночам в сортир выползала, а теперь два часа подождать не можешь? - Симка явно подшучивала над подругой.

- Немедленно скажи, к кому мы приехали, - требовала грозная Инка. Меня это, между прочим, тоже касается. Должна же я знать, в чьи руки отдаю свою судьбу. - И, решив сменить тактику, захныкала: - Симка, ну что тебе стоит, скажи, где мы, а? Я уже вся чешусь от нетерпения!

- А ты мыться не пробовала? - ехидно улыбнулась Симка.

Инка злобно сощурила глаза и вышла из кухни, не забыв при этом громко хлопнуть дверью. Через минуту она вернулась и, поджав губы и надменно подняв брови, потребовала:

- Отдай мне ключи, я уезжаю!

- Куда?

- Не важно, я не могу находиться в обстановке, где надо

мной беспрестанно издеваются.

- Инка, ну прекрати, пожалуйста! Я просто не хотела тебе говорить раньше времени, но если тебя так распирает...

- Да, меня распирает!

- Это квартира следователя, который ведет твое дело. Его зовут Владимир Снегирев. Это тебя устраивает?

- Нет, - пробормотала Инка, - не представляю, чем

он мне поможет?

- Инна, как ты не понимаешь, я должна предъявить

тебя следствию. Ведь не могу же я скрывать тот факт, что ты на самом деле жива! А Володька - толковый парень, - убедительно сказала Симка. Вместе мы обязательно придумаем, как защитить тебя и поймать убийцу.

- Ты привезла меня к менту! Как он мне поможет? На

фиг я ему сдалась! Ведь я же проститутка, ничего он не станет для

меня делать! - Инка вся побагровела от крика. - А я-то

рассчитывала, что ты на самом деле мне поможешь! Дура наивная.

- Хочу напомнить тебе, что он не мент, а следователь

прокуратуры. Так же, как и я, между прочим. Поэтому прекрати

орать и приведи себя в порядок. Не стоит бить себя в грудь, заявляя,

что ты проститутка. Для Снегирева - ты в первую очередь потерпевшая. Так что веди себя соответственно.

Симкины слова как будто привели Инку в чувство, и, немного успокоившись, она спросила:

- Слушай, а не тот ли это Снегирев, с чьей девчонкой я по телефону разговаривала?

- Так точно.

- А он бабник? - неожиданно поинтересовалась Инка.

- Как бы это помягче сказать, - протянула Симка, - любитель женского пола, но специалист отличный, - поспешила добавить она, чтобы слишком не очернять коллегу в глазах подруги.

Инка тяжело вздохнула и удалилась. Через некоторое время Симка услышала шум льющейся воды. Несколько удивившись, она подошла к двери ванной, но войти внутрь не смогла, так как дверь предусмотрительно оказалась запертой изнутри.

- Эй! - крикнула Симка, пытаясь перекричать шум льющейся воды. - Ты что там делаешь?

- Догадайся с трех раз, - ехидно ответила из-за двери Инка.

- Соколовская, это неприлично, мы же в чужой квартире. Ты еще

с хозяином не познакомилась, а уже обживаешься в его ванной.

- Я же должна произвести впечатление невинной жертвы! - возмутилась Инка. - У него же при виде меня слезы с голубиное яйцо величиной должны капать. А как же мне изображать невинность, если я полтора месяца в раковине мылась?

- Инка, не глупи, вылезай оттуда немедленно, - попросила Симка и в этот момент услышала, как Соколовская, радостно взвизгнув, плюхнулась в ванну.

"Вот дрянь этакая!" - подумала про себя Симка.

- Не волнуйся, - довольным голосом сказала из-за

двери Инка, - до приезда хозяина я все успею и встречать его,

уж конечно, буду не в ванной.

- Надеюсь, что так, - пробормотала Симка, возвращаясь обратно на кухню, - только бы ты не ошиблась.

Но Инка ошиблась: спустя тридцать минут после ее погружения в ванну раздалась мелодичная трель дверного звонка, и Симка, прежде чем пойти открывать, не без удовольствия отметила, что пение в ванной мгновенно стихло.

- Дождалась, Белоснежка, - прошипела Симка, проходя мимо ванной комнаты в коридор.

- Открывай, Серафима! - раздалось из-за двери.

Симка открыла дверь. Володька ввалился в квартиру и с порога спросил:

- Что за дела у тебя творятся?

- Сейчас расскажу, - промямлила девушка, видя, что Снегирев подозрительно серьезен.

Володька скинул куртку и, не снимая ботинок, прошел в комнату. Удивленно глядя по сторонам и никого не находя, строго посмотрел на Симку:

- С кем же ты приехала?

- С подругой.

- И где же она?

- Ну, - тянула паузу Симка, но потом решилась:

Она у тебя в ванной. Я хотела сделать тебе небольшой сюрприз.

Лицо у Снегирева вытянулось. Чувства, которые обуревали его, не поддавались описанию. Симка приготовилась к тому, что сейчас сойдет лавина ругательств, которые тот сдерживал из последних сил.

Володька недобро улыбнулся и с нарочитой веселостью спросил:

- Ты хочешь сказать, что этот сюрприз моется в моей ванной?

Симка разозлилась:

- Будь добр, не ерничай, я к тебе приехала по важному делу. Так

что давай мне халат, чистое полотенце, фен и... - Симка замолчала

и, подумав, добавила: - Будь уверен, сюрприз будет такой

закачаешься.

От такой наглости Володька слегка опешил и недоуменно посмотрел на

Симку. Потом лицо его немного просветлело, и он, протягивая полотенце, спросил:

- Это что, шутка?

- Сейчас увидишь.

- Симуха, если это шутка, - а я из-за этого отменил важную встречу, ты об этом горько пожалеешь, - проговорил он с угрозой и направился на кухню.

Открыв дверь в ванную, Симка протянула полотенце Инке, которая, безуспешно пытаясь спрятаться в пышной пене, испуганно хлопала глазами, и пошла за недовольным Володькой на кухню. Сев за стол напротив него, она первым делом попросила разрешения закурить, на что Володька милостиво кивнул головой. Мысленно ругая Инку за бесцеремонность, она изобразила на лице растерянную покорность и начала подлизываться к Снегиреву.

- Володя, прости, что так получилось.

- Ну, и что дальше?

"Вот засранец, не дает войти в образ воспитанной пай-девочки! подумала Симка. - Ну ничего, посмотрим, что ты потом запоешь..."

- Дальше я хочу извиниться и сказать...

- Извиняйся, - перебил ее Снегирев.

- Почему ты перебиваешь меня? Думаешь, я здесь ради

собственного удовольствия?

- Не знаю. - Володька загадочно улыбнулся. - Так

где же твой сюрприз?

- Сейчас, - услышав, что в ванной перестал жужжать фен,

сказала Симка, - потерпи минутку.

"Сейчас ты перестанешь надуваться, как мыльный пузырь, от

собственной важности", - успокаивала себя Симка.

Инка оправдала все ее ожидания. Она появилась, затянутая в огромный

Володькин халат, который, вися на ней мешком, все же давал представление о выдающихся формах ее тела. Общую картинку дополняли распущенные светлые волосы, слегка раскрасневшаяся после горячей ванны нежная кожа, огромные испуганные голубые глаза, полное отсутствие косметики на лице и немая покорность во взгляде. "Просто ангел", - подумала Симка и повернулась, предчувствуя, как отпадет Володькина челюсть при виде такой красоты. Она была недалека от истины: рот у Снегирева действительно открылся, пачка сигарет, которую он держал в руке, со стуком упала на пол.

- Вот это сюрприз, - выдохнул Снегирев, вновь обретя дар речи.

- Нет, Володечка, это только начало, - ласково сказала Симка и, обращаясь к старательно изображающей невинность Соколовской, добавила: Садись, Инна.

- Да, пожалуйста, - засуетился совершенно обалдевший Володька, присаживайтесь, Инночка.

- Вы позволите вас познакомить? - обратилась Симка к коллеге,

пускающему слюни от удовольствия.

- Конечно, - довольно улыбнулся Володька.

Меня зовут Владимир, а вы, как я уже понял, Инна.

- Да, именно так, но лучше будет, если она назовет свое полное

имя. Представьтесь, пожалуйста, по всей форме, девушка, - строго

потребовала Симка.

- Соколовская Инна Константиновна, 1972 года рождения,

бесцветным голосом произнесла Инка, стараясь смотреть преимущественно

в пол.

Улыбка Снегирева словно окаменела. Протянув руку через стол, он приподнял

Инку за подбородок и внимательно посмотрел на нее. Его лицо мгновенно потеряло плотоядное выражение, и он серьезно сказал:

- Вот это номер!

Прошло неколько часов. Инка уже окончила свой жалостливый монолог и теперь преданными глазами смотрела на Володьку. Роль жертвы, видимо, понравилась ей, и Симка с удовольствием наблюдала, как Инка, рассказывая о "своей работе", старательно обходила подробности и в особо трагических местах даже плакала. Говоря о Фроле, жаргонных слов не употребляла и вообще производила впечатление маленькой заблудшей овечки, попавшей в волчью стаю. Она так искренно раскаивалась, что даже Симку проняло, а уж про Снегирева и говорить нечего. Его готовность помочь ей прямо-таки выпирала наружу.

- Вы поможете мне, Владимир? - спросила Инка сквозь слезы.

- Непременно, - с готовностью заверил ее Володька,

но вы, в свою очередь, должны будете помочь нам найти Фрола. Согласны?

- Конечно, я сделаю все, что от меня зависит, - дрожащим

голосом произнесла Инка и, делая вид, что уже не в силах продолжать,

добавила: - Извините, я на минутку.

Было слышно, как хлопнула дверь в ванную. Оставшись

со Снегиревым наедине, Симка не торопилась начинать разговор

и тянула паузу.

- Ладно, завтра мы поедем в прокуратуру и там все

решим на месте. Посмотрим, что это за Фрол, да и моей потерпевшей

пора воскреснуть, - первым не выдержал Снегирев.

Симка с удовлетворением отметила, что первый раунд она выиграла.

- Володечка, но если убийство - его рук дело,

и если он узнает, что она жива, ведь наверняка будет искать ее,

предположила Симка. - Я думаю, что воскрешение нужно отложить

на время, и потом: не ехать же ей обратно в свою квартиру. Если так,

то ей нужно будет организовать охрану, а это лишние хлопоты.

- Это точно. Я думаю, может, она пока у тебя поживет?

с надеждой в голосе спросил Володька.

- А как я матери объясню ее воскрешение, ведь я сказала

ей, что Инку убили. И потом, Снегирев, ведь это служебная

тайна. Официально для всех гражданка Соколовская убита,

пусть так оно и будет. - Симку несло: мысль о том, что ей

придется жить с Инкой под одной крышей, абсолютно не радовала ее,

у нее хватало своих проблем.

- Ну и где мы ее будем прятать? - растерянно спросил Володька.

- Я слышала, как ты хвастался ребятам своей конспиративной квартирой,

начала Симка издалека.

- Нет, - отрезал Снегирев.

- Володечка, девушка нуждается в твоей помощи, и потом ведь ты

непосредственно ведешь это дело, и она - твоя потерпевшая.

- С сегодняшнего дня она для меня никакая не потерпевшая, так

что не заговаривай мне зубы.

- Ну что тебе стоит, Володя. Не на даче же ее снова держать!

А так ты сам за ней присмотреть сможешь в случае чего. Она же напуганная молодая девушка, а ты - сильный мужественный следователь, который способен защитить ее даже ценой отмены своих любовных свиданий на тайной квартире.

- Что происходит на моей квартире - мое личное дело и к

тебе никакого отношения не имеет. - Володька уже начал заводиться, но тут вошла Инночка, и положение быстро исправилось.

За время своего недолгого отсутствия она успела не только горестно всплакнуть, но также слегка припудриться и переодеться в облегающее шерстяное платье. В таком виде анатомические подробности ее фигуры выглядели просто умопомрачительно.

- Извините еще раз и спасибо за гостеприимство.

Инна постаралась скромно улыбнуться и с грустью в глазах спросила: Что же мне теперь делать?

- В вашу квартиру возвращаться вам сейчас не стоит.

- Да, наверное, вы правы, - вздохнула Инна.

Стараясь не смотреть на заманчивое колыхание ее бюста, Снегирев, словно повинуясь внезапному порыву, предложил:

- Если вы не против, то некоторое время вы могли бы пожить в

моей квартире.

- Но... - начала было Инна, однако Володька не дал ей закончить.

- Не волнуйтесь, о существовании второй квартиры почти никто

не знает. - Володька посмотрел на Симку, которая поперхнулась

чаем, и невозмутимо продолжил: - Там я сам смогу присматривать

за вами, чтобы с вами чего-нибудь не случилось.

- Спасибо, Володя, с вами мне будет не так страшно! - Инка

в порыве благодарности уткнулась лицом в плечо следователя.

- Вот и хорошо, - томно проворковал Володька, по-отечески

гладя ее по волосам. - Теперь вы будете в полной безопасности.

Я прямо сейчас отвезу вас туда. - И уже обращаясь к Симке, строго сказал: - Я дам тебе телефон и адрес, чтобы ты знала, где можно будет меня найти.

"Ну прямо крутой Уокер, - подумала Симка, глядя, с какой нежностью тот поддерживает Соколовскую за талию. - Все-таки большой бюст - это вещь!"

Придя на работу на следующее утро, Симка первым делом набрала номер конспиративной квартиры Снегирева, чтобы обсудить с ним план действий. Трубку не брали подозрительно долго.

- Алло, - услышала мурлыкающий Инкин голос.

- Ну ты даешь, подруга! Тебе кто разрешил трубку снимать? недовольно спросила Симка.

- А что, нельзя? - испугалась Инка.

- Да лучше не надо. Снегирев давно уехал?

- Вчера вечером.

- Как так?! - изумилась Симка.

- Так. Привез меня, показал, где что, на улицу выходить запретил, звонить по телефону запретил, трубку снимать запретил, забросил мне продукты и уехал.

- Профессионал... - протянула Симка.

- Но вообще-то мальчик классный, такая фигура... - начала

было Инка.

- Меня его фигура мало интересует, но ты там особенно не зарывайся

и никуда не выходи, - строго сказала Симка.

- Ладно, слышала уже.

- И к телефону не подходи, поняла?

- Поняла. Вы что-нибудь выяснили? - поинтересовалась Инка.

- Пока ничего. Если что-нибудь выяснится, Володька приедет расскажет. Будь здорова. - И, не дожидаясь ответа, Симка повесила трубку.

* * *

Симка уже несколько часов подряд копалась в файлах компьютера, пытаясь

вытащить на белый свет все криминальные личности, имевшие кличку "Фрол". Инка не знала ни его имени, ни фамилии, но учитывая, что недавно он получил срок, задание было не таким уж трудным.

- Помогаешь мне в работе? - раздался за ее спиной довольный голос.

Симка обернулась и увидела улыбающегося Снегирева.

- Это я только из уважения к твоему геройскому поступку, - парировала она.

- Кончай злиться. - Володька был в прекрасном расположении духа. Кофе хочешь?

"Просто чудеса какие-то!" - подумала Симка.

- Давай.

- Бросай компьютер, я сам теперь все сделаю, - сказал он, подходя к сейфу. - Да, случаются еще в уголовном деле всякие странные вещи, - начал он разглагольствовать, но Симка его не слушала.

Серафима поймала себя на том, что пристально осматривает фигуру

Снегирева, видимо, пытаясь сопоставить свое мнение с Инкиным.

Она едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, но все же несколько раз довольно громко хмыкнула.

- Ты что? - спросил удивленный Володька.

- Да так, ерунда всякая в голову лезет.

Володька протянул ей чашку и спросил:

- Слушай, Симуха, а что тебе подруга рассказала про Голубева? Я у нее не стал спрашивать, как-то неудобно, он ведь наверняка ее клиентом был. Хотя я бы никогда не подумал, что она этим занимается. Выглядит как ангел. - Володька мечтательно поднял глаза к небу. - Ну что насчет Голубева?

"Дура, какая же я дура! Как я могла про это забыть? - Симку даже передернуло. - А Снегирев все-таки молодец!" На ее лице отразилась такая растерянность, что Володька сразу все понял и начал успокаивать:

- Ладно, не расстраивайся, она же твоя подружка, неудивительно, что ты обо всем забыла, когда ее живой увидела. Не переживай, Симуха, сегодня спросишь. Куда она от тебя денется?

- Володь, дай мне свою машину, - попросила его Симка.

На удивление, Володька кинул ей ключи без слов. Поймав их на лету,

Симка рванулась из кабинета, но в дверях слегка притормозила и, повернувшись

к Снегиреву, сказала:

- У тебя совершенно неотразимая фигура, я с этим полностью согласна...

Медленно передвигаясь в пробках, Симка размышляла: "А что я, собственно, так разволновалась, вполне может оказаться, что Голубев действительно был одним из Инкиных клиентов. Что мне это тогда дает? Ничего".

Но проверить, что именно связывало Инку с Голубевым, ей было необходимо.

Войдя в подъезд, Симка поспешно взлетела на пятый этаж и стала яростно терзать кнопку звонка. Безуспешно. Толкнув дверь, Симка с удивлением обнаружила, что квартира не заперта. Холодея от ужаса, она вошла внутрь и стала медленно обследовать каждую комнату, опасаясь увидеть бездыханный Инкин труп. Но Инки нигде не было, а в квартире был идеальный порядок и никаких следов борьбы не было заметно. Симка обратила внимание, что замок специально зафиксирован изнутри в таком положении, чтобы квартира оставалась открытой.

- Куда делась эта полоумная? - процедила сквозь зубы Симка и уже пошла к телефону, чтобы звонить Снегиреву на работу.

В этот момент она услышала, как на этаже открылись двери лифта, и Соколовская, что-то напевая, стуча каблуками, направилась к двери.

Инка вошла в квартиру, держа в руках огромный пакет, который почти

полностью загораживал ее лицо. "Наверняка в супермаркет бегала",

подумала Симка, а вслух громко произнесла:

- Привет. Где ты шляешься?

- Ты что, смерти моей хочешь?! - заверещала Инка, у которой

от неожиданности пакет выпал из рук.

- Я не хочу, но ты сама так к этому стремишься, что глупо тебя

жалеть. Где ты была? - повторила Симка свой вопрос.

- Я уходила по делам, - вскинулась Инка. - Хотела

приготовить что-нибудь экзотическое. У меня, между прочим, свои потребности!

Ну и Снегиреву хотелось что-нибудь приятное сделать, за заботу,

так сказать. - У Инки был виноватый вид, и для пущей убедительности

она постоянно закусывала нижнюю губу и раскаивающимся взглядом смотрела

на подругу.

Недовольная Симка молча прошла на кухню и плюхнулась на низкий диванчик. Инка понуро побрела за ней.

- Почему ты такая нескладная? - устало спросила Симка.

- Не знаю, - пожала плечами Соколовская. - Сим, ну

прости, я ведь даже не предполагала, что это для меня может быть

опасно.

- Ладно, что уж теперь. - Симка вздохнула. - Ты хоть

можешь для меня что-нибудь полезное сделать?

- Все, что хочешь! - горячо заверила Инка.

- Расскажи, откуда у тебя в квартире оказался кошелек академика

Голубева?

- А он правда академик? - Похоже, она даже не удивилась.

- Да.

- Ну, вообще-то кошелек я у него украла. Надеюсь, за это он не

подаст на меня в суд?

- Вряд ли, он умер накануне Нового года.

- Надо же! А такой был приятный дядечка.

- Значит, ты была с ним знакома? - Симка несколько оживилась.

- Ну, можно и так сказать.

- Выкладывай все и как можно подробнее, - не надеясь на

такую удачу, потребовала Симка.

- Я, Симочка, тяжело больна, - начала Инка трагическим

голосом, - у меня клептомания. Ну, может быть, не совсем клептомания,

короче, мне очень нравится красть у мужиков кошельки.

- Значит, ты у него украла кошелек, - с сожалением протянула

Симка, - и только-то?

- Ну, вообще-то я за ним сначала следила несколько часов.

- Зачем? - снова оживилась Симка.

- Понимаешь, какая странная штука. Фатима мне сказала, что я

должна обязательно снять его. Но главное - попасть в его квартиру

и, если получится, попытаться сделать отпечаток ключей от его квартиры.

А еще она велела мне взять из его квартиры черную кожаную папку с каким-то тиснением. Фотографию этой папки она мне показала.

Симка даже дыхание затаила от такого везения.

- ...Меня одели в какой-то китайский балахон, - продолжала Инка как ни в чем не бывало, - и я три часа таскалась за ними по ресторанам.

- За кем - за ними? - переспросила Симка.

- Да он с другом был, крохотным таким китайчонком, кстати, очень забавным и милым.

- Хватит про китайчонка! Про Голубева рассказывай, - прервала ее Симка.

- Ну вот, набрались они прилично, и китайчонок решил меня подснять. Подвел к столику, где Голубев сидел, а оба к тому времени уже лыка

не вязали. Ну я у них кошелечки и умыкнула. Но сделала все так высокопрофессионально, что они даже ничего не заподозрили, потом, правда, поднялся скандал

по поводу оплаты счета, но я выручила старичков. А твой академик

настоял на том, чтобы я поехала к нему домой, чтобы отдать мне деньги.

Я согласилась, правда, китайчонок всю дорогу меня домогался, но я была как неприступная крепость.

- А потом?

- Потом они отдали мне деньги, и оба быстро отрубились.

- Не без твоей помощи, конечно.

- Конечно. - Инка скромно опустила глазки.

Я сделала слепки с ключей, взяла папочку и быстренько убралась оттуда.

- Все?

- Да, - утвердительно кивнула Инка

- А ключи куда ты дела?

- И ключи, и документы я отдала Фатиме. Саму папку, правда, себе

оставила, очень уж она была классная.

- Тебе заплатили за это?

- Нет, собирались только. Как раз незадолго до убийства Натальи.

А что?

- Теперь уже ничего. Послушай, а ты не знаешь, Фатима вела записи

деловых встреч? Где вообще она хранила все свои документы?

- Документы? - Инна задумалась. - Я ничего

про это не знаю. А все записи она вела в своем ежедневнике. Знаешь,

я ей год назад подарила такой роскошный ежедневник...

- Инка, где она могла хранить его? - утомленная

непонятливостью подруги, спросила Симка. - Насколько мне известно,

Володька ничего не нашел у Фатимы. Значит, она или кому-то отдала

этот ежедневник прямо перед своей смертью, или скорее всего его просто

украли.

Инка внезапно скорчила недовольную, злую физиономию и вышла из кухни.

Из коридора донеслось ее ворчание вперемешку с грохотом падающих сумок.

Наконец раздался радостный вопль. Через секунду Инка появилась в дверях и, поджав губы, протянула Симке небольшую книжечку в изящном кожаном переплете:

- Я, между прочим, не какая-нибудь там воровка, и тебе должно быть стыдно подозревать меня во всех смертных грехах! - Вид у Инки был чрезвычайно обиженный. - Эту книжку я сама подарила Фатиме, поэтому и забрала ее из квартиры на память, но если ты считаешь, что я могла... Инка презрительно замолчала.

- Инка, вообще-то я даже не подозревала, что это могла сделать ты, но сейчас моя благодарность тебе просто безмерна, - сообщила Симка хмурой подруге.

Все еще не веря своим глазам, она схватила ежедневник, исписанный размашистым подчерком. Открыв последнюю страницу, она неожиданно наткнулась на знакомое имя и телефон, который был дважды подчеркнут.

- Откуда же ты здесь взялась, Эвелина, ведьма недоделанная? пробормотала она едва слышно.

- Ну что там? - загорелась подруга. - Что-нибудь интересное?

- Ты что же, его даже не читала? - изумилась Сима.

Это при твоем-то щенячьем любопытстве?

- Ты мне, наверное, не поверишь, - опустила глаза

Инка, - но я про него забыла.

- Хорошо, что сейчас вспомнила, - успокоила ее Симка, переписывая что-то из ежедневника в свой блокнот. - Лучше будет, если ты помимо экзотического ужина обрадуешь Снегирева этой весьма ценной книжечкой...

ГЛАВА 13

Москва, 1999 год

Сима, пользуясь временным отсутствием Снегирева, с которым вела незримую войну, разложила на столе свои таблицы, достала из сумки пачку сигарет и закурила. В течение нескольких минут она сосредоточенно рассматривала их, затем вынула откуда-то из недр старого письменного стола большой лист бумаги, линейку и, потушив сигарету, принялась увлеченно чертить. Вскоре лист стал напоминать карту военных действий, разрисованную широкими разноцветными стрелками, которыми она обозначала разные версии. От усердия она даже высунула язык и своим видом напоминала не следователя прокуратуры, а прилежную школьницу. С удовлетворением поглядев на плод своего творчества, она стала изучать переплетение стрелок

и имен проходящих по делу фигурантов. Сима даже подскочила на стуле почти все стрелки сошлись на имени Эвелины. Сима задумалась. Действительно, хозяйка магического салона была знакома со всеми потерпевшими. Все началось со смерти ее брата, хотя смерть была некриминальной. Ее племянница, попавшая в психушку, была уверена в обратном. Правда, мать говорила, что у нее, возможно, шизофрения. И, наконец, два дела, казалось бы, не имеющие отношения к ее расследованию: убийство валютной проститутки и ее сутенерши. На первый взгляд проститутку убил маньяк, но и в ее квартире, и в квартире сутенерши явно что-то искали. Последней записью сутенерши был телефон магического салона Эвелины.

Вызывать Эвелину на допрос Серафима пока не хотела, решив

узнать об этой женщине поподробнее. Оказалось, что о ней почти ничего не известно. Сима поделилась своими подозрениями с матерью, но та возмутилась, а потом подняла ее на смех, заявив, что Сима во всех видит преступников. Мать уверяла, что Эвелина милейшая женщина, что она была подругой Анны и очень нежно относилась к брату и племяннице. А то, что ее телефон был записан у какой-то сутенерши, вообще ни чем не говорит - мало ли какими услугами хотела воспользоваться суеверная женщина в магическом салоне.

Не найдя понимания дома, Сима стала обзванивать бывших сокурсников, так как какие-либо официальные сведения об Эвелине, кроме паспортных данных, отсутствовали. Те только удивлялись ее внезапному интересу к магии, но ничем помочь не могли. Наконец-то Симкина подруга Светка Чусова скрепя сердце продиктовала ей номер телефона консультанта ФСБ по вопросам мистики и оккультизма Георгия Винарова, но велела никому ни за что не говорить, откуда он. Оказывается, несколько лет назад был создан целый отдел, занимающийся вопросами влияния мистических и оккультных наук на общество в целом и возможностью в связи с этим психологического манипулирования разными социальными группами.

Чусова призналась, что Винаров был в свое время

ее любовником, и таинственно добавила, чтобы Сима была с ним осторожна, правда, не объяснила причину этого.

В тот же день Сима позвонила Винарову.

- Добрый день, - поздоровалась она,

могу я поговорить с Георгием Валентиновичем?

- Я вас слушаю, - ответил приятный мужской

баритон.

- Вы меня не знаете... - затараторила Сима,

пытаясь объяснить, кто она и зачем звонит.

- Понятно, - выслушав ее, сказал собеседник.

Ну и что же нужно от меня следователю прокуратуры?

- Мне не хотелось бы по телефону, - Сима

замялась, - тут такое дело... - Она окончательно стушевалась

и выпалила: - Нам нужно встретиться.

- Ну что же, - голос мужчины звучал одновременно

снисходительно и насмешливо, - жду вас завтра в четыре. Полагаю,

вы знаете адрес?

- Да-да, спасибо большое, до свидания. - Девушка

с облегчением положила трубку.

* * *

Cима сидела на кухне и пила чай с огромным куском своего любимого торта "Вацлавский". Она с аппетитом уплетала его и тщательно и по-детски облизывала ложку. Марина смотрела на нее с нежностью. "Уже взрослая, следователем в прокуратуре работает, замуж выдавать пора, а в сущности ребенок", - думала мать, с умилением глядя на жующую и ничего не замечающую Симку. Марина позволяла себе любоваться дочерью, только когда была уверена, что Сима этого не видит.

- Мам, - Сима оторвалась от торта и подняла на Марину глаза, - как ты считаешь, будет правильно, если я назначу Алене судебно-психиатрическую экспертизу? Я обязана ее допросить как свидетеля, но она несет такое, что нормальному человеку и в страшном сне не привидится. Короче, мне нужно заключение психиатра, чтобы знать, как относиться к ее показаниям.

- Ну что же, мысль весьма здравая. - Марина вытащила сигарету из пачки. - Одно дело - мое мнение, совсем другое - официальное заключение. Хотя у меня нет и тени сомнений в том, что она больна.

- Но там такие очереди, - огорченно сказала Сима, - а амбулаторным обследованием, как я понимаю, не обойтись.

Сима проходила курс судебной психиатрии на базе Института имени Сербского и очень хорошо помнила, в каких случаях назначается экспертиза и какая это волокита.

- Не думаю, что все обстоит именно так. Возможно, экспертам придется только подтвердить установленный нами диагноз, - возразила Марина. - В любом случае стоит попробовать провести экспертизу амбулаторно. Возможно, этого будет достаточно.

* * *

Утром Сима позвонила на работу Володьке Снегиреву и сказала, что целый день будет мотаться по важным делам и в прокуратуру не приедет. На сегодня была запланирована беседа с Винаровым, и она очень волновалась перед встречей с ним - возможно, из-за предупреждения подруги быть с ним настороже. Симка никогда не придавала особого значения одежде и более всего предпочитала джинсы, но сегодня ей почему-то хотелось выглядеть особенно. Она надела узкую короткую юбку, водолазку, подчеркивающую ее формы, и новенькие короткие сапожки на высоких каблуках, делавшие и без того длинные ноги еще длиннее. Вздохнув, она принялась за макияж и прическу. Сима терпеть не могла краситься, но макияж полностью преображал ее лицо. Немного бежевых и коричневых теней, чтобы подчеркнуть глубину глаз, темно-коричневые карандаш и тушь, светлый тон на лицо, чуть-чуть персиковых румян и помада орехового цвета. Напоследок Сима тщательно расчесала свои густые волосы с рыжеватым оттенком и тряхнула головой, чтобы они легли более естественно. Посмотревшись в зеркало, осталась довольна своим отражением: высокая стройная стильная девушка, в меру подкрашенная, одетая смело, но не вызывающе. Сима надела короткий кожаный плащ и потуже затянула на талии пояс.

"Хороша, чертовка", - удовлетворенно подумала она и вылетела из квартиры.

На лестничной клетке она попыталась, как обычно, вихрем скатиться вниз по ступенькам, но за что-то зацепилась каблуком и чуть не упала. Сима совершенно забыла, что она не в привычных кроссовках, а в модных сапожках на каблуках-стилетах, на которых не больно-то разбежишься, и стала осторожно спускаться, слегка покачивая бедрами.

На улице было пасмурно, моросил мелкий дождь. В этом году апрель более всего напоминал ноябрь. Зонтик Сима, естественно, не взяла. Возвращаться домой ей не хотелось, но и рисковать только что наложенным макияжем она не решалась. Пока она в раздумье стояла под козырьком подъезда, около нее остановилась большая серебристая иномарка. Дверца приоткрылась; из машины выглянуло толстощекое усатое лицо кавказской национальности и с ужасающим акцентом произнесло:

- Вах, какая красавыца под дождем одна мокнэт! Садыс, подвэзу, дэнэг нэ вазму!

Сима критически взглянула, но, вспомнив о макияже, вздохнула и залезла

в просторный и теплый салон. Кавказец радостно засучил короткими толстыми ножками, видимо, пытаясь достать до педали, и тронулся с места.

- Тэбэ куда, красавыца? - галантно спросил он, плотоядно

поглядывая на Симины длиннющие ноги.

- На Таганку, пожалуйста, - вежливо сказала Сима,

пытаясь одернуть короткую юбку.

Девушка уже поняла, что доехать до места ей будет достаточно сложно.

Переключая передачи, водитель попытался положить свою волосатую лапу

с пухлыми пальцами ей на бедро. Сима отодвинулась и достаточно спокойно произнесла:

- Ну-ка, без рук! Взялся везти - вези. А нет

я лучше выйду!

- Да ты что, красавыца! Я вэдь нычего плохого, я только за колэночку подэржу! Я чэлавэк пожилой, сэмэйный, а от тэбя нэ убудэт. Я и заплатыт могу.

- Чего-чего?! - взбеленилась Симка, представив, что ее,

подающего надежды следователя прокуратуры, приняли за уличную девицу. - А ну быстро останавливай свою колымагу, а то я ее вместе с тобой разнесу в щепочки!!

В подтверждение своих слов она изо всех сил въехала каблуком по ноге обидчика. Он взвыл и резко затормозил, остановившись на середине проезжей части. Сима распахнула дверь и выбралась из машины. Она была в такой ярости, что не обращала внимания на объезжавшие ее автомобили.

Она думала о том, что день безнадежно испорчен, что, пока она доберется до места, ноги будут изрядно заляпаны грязью, а безупречный макияж окончательно растечется.

Примерно через полчаса Сима нашла в узких таганских переулочках нужный дом. Это было ничем не примечательное двухэтажное здание без номера. Однако у входа охранник спросил у нее документы. Сима поднялась на второй этаж, прошла по пустынному гулкому коридору. Было непривычно тихо; здание имело какой-то нежилой и оттого унылый вид. Не

было слышно стрекотания принтеров, телефонных звонков, голосов, отсутствовали запахи кофе и сигаретного дыма. Сима осторожно постучала в дубовую дверь, на которой не было таблички, и вошла. В небольшом кабинете за столом сидел мужчина лет тридцати - тридцати пяти непримечательной внешности.

- Георгий Валентинович? - нерешительно спросила Сима.

- Проходите. Серафима Григорьевна, если не ошибаюсь? - любезно, но несколько сухо пригласил ее хозяин кабинета.

Я вас слушаю.

Сима устроилась в кресле напротив и приготовилась закурить.

- Нет-нет, пожалуйста, воздержитесь от курения. Я не выношу сигаретного дыма, - непререкаемым тоном произнес он.

Сима вздохнула и спрятала сигареты обратно в сумку. Взяв со стола

ручку, она принялась теребить ее в руках. Она просто не могла сосредоточиться

без сигареты и сейчас чувствовала себя не в своей тарелке. Девушка

даже не подозревала, что Винаров намеренно запретил ей курить. Он

специально использовал ситуацию, чтобы сбить ее с толку. На сигаретный

дым ему было абсолютно наплевать: в верхнем ящике стола у него

лежала пачка "Ротманса". Георгий с интересом наблюдал за ее

движениями, за тем, как она автоматически открывает и закрывает ручку.

Затем он предложил ей рассказать о своей проблеме. Сима попыталась сосредоточиться, однако ей как будто что-то мешало. Она принялась сбивчиво объяснять, что ей нужна информация об Эвелине Гросс.

Георгий, сидя в кресле-вертушке, развернулся к компьютеру и невозмутимо защелкал мышью.

- Сейчас я вам дам краткую распечатку. Но должен вам сказать,

что Эвелина Гросс - не какая-нибудь шарлатанка. Она серьезно

занималась магическими ритуалами Ближнего Востока, Северной и Центральной Африки, Южной Америки. Можно сказать, мы с ней учились магии Вуду у одного и того же сантеро, просто в разное время. Она довольно влиятельна; ее салон посещают бизнесмены и политики и советуются, кстати, не только о любовных делах и бизнесе. Около нее вертятся несколько странных человечков. Например, ее помощник. У него психическое расстройство, которое Эвелина умело использует. А в целом она, по-моему, занята бизнесом, любовниками, путешествиями и вряд ли может быть замешана в чем-то криминальном. Кстати, запишите, как с вами связаться.

Георгий Валентинович протянул Симе плотный кусочек белого

картона, и она, не смея ослушаться, написала оба свои номера: служебный и домашний.

* * *

- Эвелина, телефон, - крикнул из коридора Станислав.

Эвелина подняла трубку и услышала голос Мохаммеда.

- Здравствуй, любовь моя, - поздоровался Мохаммед по-арабски, а затем перешел на французский: - Как твои дела? Ты все так же прекрасна?

В зависимости от настроения они разговаривали по-арабски, по-английски или по-французски. Эвелина убеждала себя, что выучила арабский вовсе не ради него, а для того, чтобы читать книги арабских мудрецов и великих колдунов прошлого в оригинале. Раз Мохаммед перешел на французский, значит, предстоял романтический разговор.

Эвелина тоже поздоровалась по-арабски, но продолжила беседу уже на языке Мопассана:

- Дорогой, у меня столько разных событий, но я не хочу сейчас говорить об этом. А что касается моей красоты, то она ждет того, кто бы мог насладиться ею.

По одобрительному смеху собеседника она поняла, что витиеватый, в восточном стиле ответ полностью удовлетворил его.

- Я так часто думаю о тебе. Все время вспоминаю нашу последнюю встречу, ту восхитительную неделю на Персидском заливе. Надеюсь, ты еще не забыла меня, ведь мы были так счастливы вместе...

"Ну еще бы, разве ты дашь себя забыть", - подумала Эвелина, вспоминая бессонные ночи, несбывшиеся надежды и свою безрассудную любовь к этому человеку. Он всегда появлялся, когда чувствовал, что Эвелина ускользает и связь с ней ослабевает. Она знала, что Мохаммед никогда не будет ей принадлежать, но и никогда не оставит ее. В принципе, она даже привыкла к этой мысли.

- Иногда я забываю о тебе, - ответила Эвелина и, немного помолчав, добавила: - так же, как я забываю, что у меня бьется сердце..

- Спасибо, милая. - Мохаммед был явно растроган. - Я сейчас в Париже. Не хотела бы ты присоединиться ко мне? Я очень скучаю, и мы могли бы чудесно провести время. Правда, здесь многовато и твоих, и моих соотечественников, а это несколько портит впечатление. Ну, я думаю, мы это как-нибудь переживем.

- Да, - поддержала разговор Эвелина. - Наших в Париже уже называют северными шейхами. Все-таки по менталитету мы больше тяготеем к восточным людям, чем к западным.

- Скажи мне, Эвелина, ты иногда носишь мой подарок?

Эвелина сразу поняла, о каком подарке говорил Мохаммед. Речь шла о необыкновенной красоты бриллиантовом колье, которое он преподнес ей когда-то. На самом деле она никогда не надевала его, потому что считала, что такого рода подарки делают женщину психологически зависимой от мужчины. Вслух она сказала:

- Конечно, Мохаммед, я его обожаю и всегда вспоминаю

о тебе. Есть только одна проблема - когда я его надеваю, мне требуются телохранители.

Мохаммед рассмеялся и спросил:

- Ну так как, ты приедешь?

- Да. Я только узнаю насчет билета, а шенгенская виза у меня

есть. Куда я могу тебе перезвонить?

- Ничего не надо узнавать, я обо всем позаботился. Только получи свой билет, который я оплатил, в офисе "Эр Франс". Встретимся в аэропорту.

Эвелина положила трубку, несколько задетая тем, что Мохаммед, судя

по всему, был уверен, что она не откажется. И она поедет! Обязательно поедет, и всего через несколько дней они будет вместе.

ГЛАВА 14

Москва, 1999 год

Сима сидела за единственным на три кабинета компьютером и, пока никто на него не претендовал, самозабвенно "мочила" монстрообразных пришельцев из космоса. При каждом "выстреле" раздавался страшный грохот, но она не знала, как отключить звук, чтобы не привлекать к себе внимания. Сима с такой силой лупила по клавиатуре, что в любую минуту могла разнести ее вдребезги. Из-за шума она не заметила, как на пороге появился ее начальник, крупный мужчина с седыми волосами, который терпеть не мог компьютеры вообще, потому что ничего в них не понимал, и компьютерные игры в частности. Он неоднократно приказывал сотрудникам стереть все игры, но местные хакеры навставляли туда столько паролей и хитростей доступа, что его верный заместитель Ерохин, начальническая подлиза, с задачей не справился.

Когда Сима заметила своего начальника, было уже поздно. Он возвышался над ней и с негодованием смотрел на экран. Сима съежилась под этим взглядом и лихорадочно нажала клавишу "Эскейп", забыв, что выход в "игрушке" через меню, и вместо того, чтобы исчезнуть, монстр безжалостно добивал беззащитного и лишенного Симиной помощи космического рейнджера.

Начальник приготовился было зачитать инструкцию о служебных обязанностях, но, взглянув на виноватую Симу, передумал.

- Ну, что нового по твоему делу? - спросил он подчиненную.

- Ой, все так запущено, - непосредственно ответила Сима, благополучно избежавшая начальнического гнева. - Одна из главных свидетельниц, на чьи показания можно было рассчитывать, скорее всего шизофреничка. Другая свидетельница, кстати, тетка этой шизофренички, преспокойненько умотала за границу.

- Ну, этого запретить невозможно. - По сожалению,

звучавшему в его голосе, было понятно, что, будь его воля, он бы запретил всем все на свете. - Ну ладно, Серафима, займись делом. Нечего в игрушки играть, не маленькая!

Но Серафима и так уже потеряла интерес к игре и выключила компьютер. Вытащив из письменного стола распечатку, которую ей дал Винаров, еще раз внимательно перечитала ее. Ничего особенного: биографические данные, родственники, круг общения, род занятий и доходы. Было очевидно, что Эвелина отнюдь не бедствовала (это пусть интересует налоговую полицию), при этом особенно не перетруждаясь, хотя ее "род занятий" Сима находила весьма своеобразным. Свободное время проводила в поездках и развлечениях. Часто встречалась с друзьями, среди которых немало иностранцев (это пусть интересует ФСБ). Но что-то в прочитанном насторожило ее. Сима еще раз пробежалась по тексту и остановилась на одном имени: Джон Гершович. Она определенно слышала его раньше. Но от кого?..

Вечером, когда они с матерью пили чай на маленькой кухоньке,

Сима, размешивая в чашке сахар, как бы невзначай спросила:

- Мам, тебе имя - Джон Гершович ничего не говорит?

- Конечно, говорит, - уверенно сказала Марина.

Это тот американец, которого взорвали в Тель-Авиве. К тому же, Марина сделала паузу, - он и есть американский муж Алениной матери.

Марина наслаждалась произведенным эффектом, наблюдая, как потрясенная Сима чуть не выплеснула на себя чай. Cима перевела дух и с нескрываемым торжеством произнесла:

- А что бы ты сказала, если б узнала, что его имя я нашла в списке "контактов" Эвелины, который я получила в ФСБ?

- Ты уверена, что это тот самый Джон Гершович?

- Ну, если ты знаешь десяток американцев с именем Джон Гершович, то, может быть, и не он, - не удержавшись, съязвила Сима.

Обе женщины сразу потеряли интерес к вечернему чаепитию и принялись бурно обсуждать новость. Больше всего Марину задевало то, что Эвелина умолчала о знакомстве с Гершовичем. Она подробно пересказала Симе их разговор в тот вечер, когда они увидели по телевизору репортаж о его гибели в Тель-Авиве.

- Ну надо же! - недоумевала Марина. - Мне казалось, она такая открытая, такая одинокая. Я думала, что она нуждается в моей поддержке, думала, ей надо выговориться, поделиться, ведь столько всего ужасного произошло за последние месяцы. И зачем ей нужно было скрывать свое знакомство с этим американцем?

- Ой, мам, ты такая наивная! - не удержалась Сима. - Не просто знакомый, а наверняка любовник!

- Тебе везде любовники мерещатся, - оскорбилась уличенная в наивности Марина Алексеевна и, взяв сигарету, раздраженно щелкнула зажигалкой.

- Ну знаешь, в этом семействе сам черт ногу сломит. Я уже не понимаю, чему верить, чему нет. По словам Алены, она спала с этим самым Джоном чуть ли не с пятнадцати лет! Тут волей-неволей любовники замерещатся! Кстати, как ты думаешь, это правда?

- Понимаешь, - уверенно заговорила Марина, оседлав

своего любимого конька, - здесь очень сложный комплекс: и чувство

вины по отношению к отцу, и стремление отомстить матери, и жажда самоутверждения, и кризис идентичности... Все по Фрейду: жуткая смесь комплексов Электры, Эдипа и еще черт знает кого. - Мать была не сильна в психоанализе. - Короче, думаю, она все врет. То есть не специально, конечно, а

из-за своих болезненных фантазий. - Марина продолжила монолог,

густо перемежая его профессиональной терминологией.

Симка окончательно запуталась и из всего сказанного поняла только, что Джон Гершович, возможно, и не был любовником своей падчерицы. Вздохнув с облегчением, она выхватила у матери сигарету и затянулась.

- Господи, и как ты куришь такую гадость? - Сима даже закашлялась.

- Не нравится - не кури! - вдруг разошлась Марина.

И вообще, всем тебе мать плоха!

- Мамочка, дорогая, - стала подлизываться Сима, обнимая

мать за шею. - Ты у меня самая умная, самая красивая, самая

замечательная. Давай я заварю свежего чайку.

Мир в семье был восстановлен.

* * *

Симка катастрофически опаздывала. Перепрыгивая через несколько ступеней на лестнице, расталкивая хмурых посетителей в обшарпанных коридорах прокуратуры, она влетела в кабинет, чуть не сбив с ног стоявшего у открытого сейфа Володьку Снегирева.

- Ой, прости! Привет! Как дела? - выпалила Сима на

одном дыхании, плюхаясь за свой стол.

- Дела в сейфе, - плоско сострил Володька. - А ты, гляжу, опять проспала!

- Проспала, ой, проспала! - покаялась Сима. - И,

если честно, до сих пор толком не проснулась. Володечка, солнышко

мое, сделай кофейку, будь другом. Едва глаза продрала - и бегом на работу. Даже позавтракать не успела. - Сима жалобно посмотрела на Снегирева.

Уже привыкший к такому обращению, Снегирев вздохнул и покорно

поплелся к своему столу, оттуда извлек жестяную банку "Нескафе" и, наливая воду из пластиковой бутылки в большую жестяную кружку, включил в розетку мощный кипятильник. Вода быстро закипела, и он принялся готовить кофе для Симы. Сима с удовлетворением следила за его хлопотами, изображая жертву бессонницы.

- Пей уж, страдалица! - подвинул к ней чашку Снегирев.

Симка с наслаждением сделала глоток:

- Спасибо, золотце! Век буду благодарна, что спас меня от смерти. Она не пожалела слов благодарности, а потом поинтересовалась: - Кстати, как там твои дела? Что-нибудь вырисовывается?

- На что это вы, дамочка, намекаете? - грозно вскинулся

Володька.

- Что ты! Никогда в жизни! Просто хотела поинтересоваться, как

там подруга? Не скучает? - Симка слащаво улыбнулась.

Помощь, как и полагается честному работнику прокуратуры, надеюсь, оказываете в полном объеме?

Володька нахмурился, и Симка решила, что лучше не пережимать. Она напустила на себя наивный вид и, пристально глядя Снегиреву в глаза, начала подлизываться:

- Ну, не злись, Володь. Расскажи лучше, что-нибудь новое появилось

по Инкиному делу?

- Да черт его знает! - Володька потер свои румяные гладко выбритые щеки. - Налицо два убийства: Инниной подруги и ее сутенерши.

Симка сразу же отметила про себя, что Снегирев не сказал, как обычно, "проститутка", а употребил очень обходительный и мягкий оборот "Иннина подруга". Довольно улыбаясь, она продолжала следить за ходом мыслей старшего товарища.

- В первом случае как будто все ясно: убийца - маньяк,

из бывших клиентов. Девочку ножиком пописали от души и при этом зачем-то перевернули квартиру вверх дном. Ее сутенерша Фатима, весьма немолодая дамочка, вряд ли представляла интерес для сексуального маньяка. От нее определенно что-то хотели, даже пытали. А может, все это видимость, и просто идут разборки крыш.

- Как же это разборки крыш? - возмутилась было Симка. - А Фрол? По-моему, Инка весьма определенно дала понять, что именно он угрожал ей, и, похоже, на маньяка он тянет так, что даже в ушах закладывает. Почему, ты думаешь, девушка решила воспользоваться твоей квартирой, а в свою носа не кажет? Из-за Фрола, конечно же. Мне кажется, что с появлением гражданки Соколовской с ее показаниями дело твое становится яснее ясного.

Прихлебывая крепкий кофе, Симка, уверенная в своей правоте, излагала собственную точку зрения.

- Думаешь, все так просто? - поинтересовался Володька.

- Ну не все, конечно, но общая линия вырисовывается, - произнесла Симка.

- Если бы ты чаще появлялась на работе и перезванивалась со своей подругой, то знала бы, что со вчерашнего дня Инна проживает на собственной квартире и по собственному желанию. - Володькин тон был ехидным и отвратительным.

Таким довольным Снегирев не выглядел давно. Сейчас он занимался своим любимым делом - поучал бестолковую Серафиму Бовину, получая от этого занятия огромное наслаждение. Симка, выглядевшая скорее растерянной, чем изумленной, попробовала защищаться.

- Подожди, а как же Фрол?

- Три дня назад я получил материалы по Фролу. Он вряд ли мог причинить твоей подружке столько беспокойства, поскольку в октябре прошлого года его убили в местах лишения свободы.

Симка только хлопала глазами, а Володька невесело улыбался.

- Так-то вот, Симочка!

- Ну и что же ты собираешься теперь делать? - немного придя

в себя, поинтересовалась Симка. - И как отреагировала на полученное

известие Инка?

- Обрадовалась, конечно. - Володька печально вздохнул.

Сказала, что ей давно пора воскреснуть, собрала вещички и уехала.

- Поблагодарила хоть на прощание?

- Да, сказала: "Спасибо", - на щеках Володьки вспыхнул

румянец, и было заметно, что он волнуется, - я пытался ее отговорить,

но она даже слушать не стала. Когда узнала, что Фрол мертв, заявила,

что больше ей бояться нечего...

- Узнаю Инночкин взбалмошный характер, - задумчиво произнесла

Симка, глядя на разом погрустневшего Снегирева, и, чтобы хоть немного его приободрить, добавила: - Не сомневаюсь, что она не оставит тебя в покое. В знак благодарности Инка наверняка приготовит тебе какой-нибудь грандиозный сюрприз за спасение своей жизни. Я уж это точно знаю.

Но все Симкины ухищрения были бесполезны: Снегирев вошел

в транс и только шумно вздыхал. Решив настроить товарища на рабочий лад и прекратить внезапно начавшийся приступ любовной тоски, попутно думая о том, что она скажет Инке по поводу ее поведения, Симка стала тормошить его вопросами:

- Володя, над какой же версией ты сейчас работаешь?

Просветил бы меня. Хоть какие-нибудь вещдоки по убийству Фатимы у тебя есть?

- Есть. Клочок черной ткани в руке у сутенерши. По

заключению экспертизы, он от шелковой мужской рубашки китайского производства, ими все рынки завалены, - вздохнул Снегирев. - Правда, пальчики есть. Не больно-то он скрывался, хватался за все, что мог. Пальчики по обоим убийствам идентичные. В компьютер их запустил - ничего. Значит, в поле зрения правоохранительных органов раньше не попадал. В общем, есть свои люди, - намекнул он на осведомителей, - надо поговорить.

- Понимаю, - многозначительно кивнула Сима,

и хотя ей не слишком хотелось возвращать коллегу к разговору о женщине, которая смущала его покой, она все-таки решилась: - Володь, скажи, пожалуйста, а что тебе рассказывала по этому делу Инка?

- Ну, я особенно ее не расспрашивал, - сказал Снегирев

с печальным выражением лица. - Она уж очень переживала из-за смерти подруги и той... старушки. По-моему, она ей прямо как мать родная была.

- А моя подружка не рассказала тебе, что именно Фатима подрядила ее следить за Голубевым, затем проникнуть к нему в квартиру и украсть оттуда некую кожаную папочку с документами, содержание которых, увы, никому не известно? - Симка была поражена наивностью своего коллеги. - Насколько я помню, этой информацией она должна была осчастливить тебя во время вашего экзотического ужина.

- Что?! - Володька побагровел.

- Не надо так волноваться. - Сима изо всех сил сдерживалась, чтобы не рассмеяться. - Эта информация, безусловно, очень ценная, но сейчас уже абсолютно бесполезная.

- Я ее убью. - Лицо Снегирева теперь стало

белым.

- За время нашего общения с Соколовской я хотела это сделать

по меньшей мере несколько раз, - с сочувствием в голосе сказала Серафима, - но потом я поняла, что все происходит с ней по причине природной наивности, которая, как учат мудрецы, напрямую связана с красотой, из-за доброго сердца и нежелания кого-нибудь обидеть.

- Мне нужно понять, почему она... - Володька забегал по

кабинету. - Давай рассказывай, что у тебя нового по делу?

- Так все запуталось. Эта Рогозина - пассия Голубева вроде

бы никому не мешала: тихая одинокая женщина, психиатром работала с

моей матерью. Никто о ней ничего толком не знал, очень скрытная была.

Ни близких родственников, ни друзей - никого. Ни денег, ни наследства - убивать не за что, в последнее время встречалась с профессором Голубевым. Ну, ты все это знаешь. У нее тоже дома все перевернули. Незадолго

до ее убийства умер сам Голубев, причем, как написали судебные медики,

смерть наступила от приступа астмы. Вообще мне здесь очень многое

не нравится.

- Что, например? - спросил Снегирев.

- Есть здесь какие-то нестыковки, но не могу сообразить, какие

именно. Алена, племянница Голубева, заявила, что за ней и за отцом

в последнее время следили какие-то люди, что как раз накануне событий объявилась эта ее тетка, Эвелина, а до этого о ней не было ни слуху ни духу. Эвелина, между прочим, являющаяся важным свидетелем, сейчас прогуливается где-то за границей, и найти ее никто не может. И еще одно любопытное совпадение. Случайно выяснилось, что отчим Алены, некий Джон Гершович, советник президента США, недавно убитый в Израиле, как минимум был знакомым Эвелины. К тому же, - Сима сделала паузу, - у убиенной Фатимы в ежедневнике был записан телефон салона Эвелины! Как это все собрать в кучку, ума не приложу! Аленины показания не действительны, поскольку она больна. Мать мне говорила, но я не верила, пока сама с ней не пообщалась. Она сбежала из психиатрической больницы и полуголая прибежала ко мне, умоляя спасти ее. Пришлось вызвать санитаров. Совсем у бедной девочки крыша съехала... Кстати, надо бы ей назначить судебно-психиатрическую экспертизу. Не поможешь?

Снегирев дал Симке ценные указания, а она быстро напечатала на видавшей виды пишущей машинке постановление.

- Слушай, - вдруг встрепенулась Симка, - я ведь

совсем забыла получить результаты по пальчикам из квартиры Рогозиной!

- Ты что, совсем без головы?! - взорвался Володька.

Ты что, не понимаешь, что это первое, что ты должна была сделать!

Не схемочки чертить, не картиночки рисовать, а землю носом рыть, чтобы узнать результаты экспертизы! Какая же ты все-таки дура!

- Но они же должны были сами прислать! - пыталась

оправдываться Симка.

- Не пришлют, пока ты сама не побеспокоишься! Ты что, не знаешь экспертов? Да из них надо каждую бумажку выбивать, и то не факт, что получишь вовремя! - Он подвинул к ней телефонный аппарат. - Ну-ка звони!

Сима послушно набрала номер и строгим голосом спросила о результатах дактилоскопической экспертизы. Повисла пауза. Спустя некоторое время ей ответили. Сима подняла изумленные глаза на Снегирева, тихо поблагодарила и повесила трубку.

- Володь, - тихо произнесла она, - по нашим с тобой делам проходят одни и те же пальчики. Просто твоя экспертиза производилась первой.

* * *

Поскольку Эвелина путешествовала за границей, Сима решила пока побеседовать с ее матерью.

Маргарита Ильинична была удивлена, когда вечером зазвонил телефон

и приятный женский голос спросил, где можно найти Эвелину. Она вежливо,

но с легким раздражением ответила:

- Ну откуда же мне знать, она ведь мне не докладывает. А кто

ее спрашивает?

- Следователь прокуратуры Серафима Бовина, - представилась Симка.

- Что-нибудь случилось? - встревожилась Маргарита Ильинична.

- Не беспокойтесь, я просто хотела поговорить с вашей дочерью.

Может, вы сможете приехать, чтобы ответить на несколько вопросов?

- Конечно, - с готовностью согласилась Маргарита Ильинична.

Она всегда была готова исполнить свой гражданский долг. Она тщательно записала адрес и положила трубку.

По Маргарите Ильиничне можно было сверять часы. Поздоровавшись

с Симой, с некоторым презрением оглядела высовывающиеся из-под стола длинные ноги в кроссовках не первозданной чистоты, отметив про себя, что следователь прокуратуры могла бы выглядеть и посолиднее. С достоинством сев на стул, выпрямила спину.

- Я вас слушаю.

Симе Маргарита Ильинична сразу же не понравилась - слишком чопорна

и высокомерна. Но она решила быть дружелюбной и вежливой.

- Маргарита Ильинична, я веду одно дело, свидетелем по которому

является ваша дочь, - начала Сима. - Дело касается академика

Виктора Голубева. Это имя, смею надеяться, вам хорошо знакомо?

Женщина недоуменно подняла брови:

- Академик Голубев? Я должна его знать? Что-то не припоминаю.

При чем здесь Эвелина?

- Ну как же, Виктор Голубев, сын Сергея Александровича Голубева. Сима замолчала, не зная, как поделикатнее сказать. - Ведь Сергей Александрович Голубев был настоящим отцом Эвелины, а его сын Виктор - ее сводным братом.

- Да бог с вами, милая! - Маргарита Ильинична

надменно вскинула брови. - С чего вы это взяли? Отец Эвелины - Игорь Борисович Горелов - недавно умер. А я никогда и не слышала ни о каких Голубевых.

- Но разве вы не работали в шестидесятые годы в Челябинске лаборанткой? - предприняла последнюю попытку Сима, надеясь, что женщина просто не

склонна распространяться о семейных тайнах.

- Извините, Серафима Григорьевна, но я никогда в жизни не была

в Челябинске.

ГЛАВА 15

Москва, 1999 год

Станислав заперся в своей комнатке в шикарном особняке Эвелины, лег на узкую жесткую кушетку и, опустив руку, поднял с пола журнал. Долго разглядывал глянцевые порнографические картинки, но почему-то почти не испытывал знакомого возбуждения. Тогда он попытался представлять вместо искусственных синтетически-грудастых блондинок хрупкую нежную Алену, почти наяву увидел ее родинку под девичьей грудью и рывком расстегнул "молнию" черных джинсов.

С тех пор, как Алену увезли в больницу, он не находил себе места. Лишенный возможности тайком подсматривать, как девушка вся в каплях воды выходит из душа, как кутается в большое пушистое полотенце, как расчесывает мокрые волосы, как переодевается перед сном, он чувствовал нарастающее напряжение и тревогу. Казалось, он сойдет с ума, если опять не увидит ее. Первое время помогали порножурналы, но вскоре этого стало недостаточно. Мысленно он раздевал Алену, привязывал ее руки и ноги к спинке кровати черными шелковыми лентами, брал в руки плетку... Затем холодным лезвием остро заточенного ножа проводил по ее коже, чувствуя, как она извивается, пытаясь освободиться, и глядя в ее полные ужаса и страдания глаза... Конец отличался только в деталях. Больше всего ему нравилось мысленно душить ее. Станислав снова и снова переживал ощущение хрупкой нежной шейки в своих тонких, но очень сильных руках, когда, по мере того, как сжимаются его пальцы, шея напрягается, а затем обмякает, становясь безжизненно-податливой.

Станислав был страшно зол на Эвелину за то, что та увезла

Алену. Он ненавидел ее за то, что она пыталась командовать им, держала его в доме, как прислугу, давала дурацкие задания, а потом устраивала скандалы и угрожала психушкой, если он делал что-то не так, как ей хотелось. Конечно, он был благодарен ей за то, что она вытащила его из той неприятной истории, но Станислав считал, что вполне отработал ту услугу. Однако до поры до времени он не выказывал ей своего недовольства, демонстрируя послушание, подчинение и обожание. Впрочем, раньше все так и было. Но он не мог простить ей отъезда Алены и того, как по-хозяйски она вела себя с ним в присутствии девушки. Станислав был хитрым и осторожным и никогда не показывал Эвелине того, что чувствовал. Пусть думает, что он по-прежнему во всем от нее зависит. Если бы он мог, ушел бы из этого дома. Но куда? Отношения с родителями были давно разорваны. Впрочем, он и не считал их своими родителями. Друзей у него никогда не было. Был только один друг. Он жил внутри него самого. С этим другом можно было поговорить, этот друг показывал ему чудесные сцены насилия, транслируя их прямо в мозг и комментируя особенно жестокие сцены. Правда, иногда он начинал издеваться над Станиславом, называя его слюнтяем и хлюпиком, приказывал совершать страшные поступки, чтобы показать свою власть над ним. Однажды

он взял рукой Станислава большой охотничий нож и... Станислав пытался остановить свою руку, но не мог. Или не хотел. В одном они были солидарны: в том немыслимом наслаждении, которое получали от убийства...

* * *

Станислав натянул свитер, черную кожаную куртку и отправился

на Белорусский вокзал. Там он нашел нужную электричку и около часа

ехал в жуткой толчее, болезненно морщась, когда мимо него протискивались толстые тетки с баулами и бесчисленные продавцы всевозможной бесполезной ерунды.

От станции вела утоптанная тропинка к клинике. Станислав

быстро нашел тот самый старинный особняк и вскоре вошел в административное крыло здания.

- Ну что же, молодой человек, очень похвальное стремление, прокомментировал пожилой благообразный главный врач желание Станислава поработать санитаром.

- Дело в том, - скромно произнес молодой человек,

что я учусь на втором курсе медицинского института и мечтаю стать психиатром. Я понимаю, что этому нельзя научиться только по книгам.

Нужно увидеть больных, чтобы сравнить описание симптомов с реальной клинической картиной. Поэтому я и решил поработать в больнице.

- Вы совершенно правы, молодой человек. - Главврач

был определенно впечатлен благородным стремлением юноши.

Насколько я понимаю, днем вы учитесь. Значит, поставим вас в ночной график. Идите оформляйтесь в отдел кадров.

О том, что это была психиатрическая больница, напоминало

только отсутствие дверных ручек да кованые решетки на всех окнах.

В коридорах стояли мягкие кресла и диваны, на стенах висели картины с умиротворяющими пейзажами, пушистые ковровые покрытия заглушали шаги. Двери некоторых кабинетов были приоткрыты, и оттуда слышались голоса. Похоже, шли занятия групповой психотерапией. Станислав немного постоял у одной из комнат. Из беседы психиатра и пятерых пациентов он почти ничего не понял. Зато проснулся его дружок и похвалил Станислава за то, что тот так ловко устроился на работу. Теперь они смогут осуществить все свои планы.

* * *

Приходя на какое-то время в сознание, Алена чувствовала только боль

и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Пожилая добродушная нянечка кормила ее с ложечки и все время приговаривала: "Умница ты моя, красавица ты моя". Когда Алена забывала глотать еду, вкуса которой давно уже не чувствовала, нянечка вытирала ее подбородок и шею и все шептала: "Куколка ты моя". Алена плакала, не вытирая слез и не отворачиваясь от этого доброго, морщинистого лица.

От этой заботы Алена хотела умереть, она предпочитала лежать в постели, замерзая в мокрой ночной рубашке, истекая слюной и чувствуя, как в голове снова играет струнный оркестр, терзая каждую клеточку мозга, рвущуюся на свободу. Ее купали, расчесывали тусклые безжизненные волосы, делали массаж, одевали во все чистое, кормили, одним словом - ухаживали за ее телом. К ней были внимательны медсестры, врачи, профессор на еженедельном обходе называл ее Аленушка. Алена иногда плакала, узнавая в нем отца или Джонни, но она не могла ничего сказать.

Язык лежал во рту куском замерзшей глины и мешал ей выразить свои чувства.

Она уже ничего не хотела, только бы избавиться от этой постоянной мучительной боли, от роя мыслей, в котором невозможно было разобраться. Алена пыталась кричать, но изо рта доносилось только невнятное мычание.

Ей стали сниться странные сны. Кто-то приходил к ней по ночам. Что-то страшное, темное касалось, гладило ее тело, грудь, проводило по шее маленькими влажными руками, и она чувствовала, как эти руки дрожат от нетерпения и наслаждения. Она слышала сдавленный стон, но не видела ничего, кроме размытого белого пятна, мерцающего в темноте.

Она чувствовала запах. Чужой, отвратительный запах с сильным цитрусовым оттенком. Всякий раз, почувствовав этот запах, Алена в ужасе просыпалась. Ей казалось, что кто-то положил на кровать апельсин. Каждый новый вздох приносил ей мучительную боль, как будто мозг набил себе оскомину от постоянного присутствия этого запаха.

"Как странно, - думала Алена, постепенно проваливаясь в пучину своих ночных кошмаров, - я точно знаю, что это ко мне приходит моя смерть. Но почему она пахнет апельсинами?"

"Господи, избавь меня от этих кошмаров, пусть мне приснится Джонни,

а когда я проснусь, пусть все будет хорошо и мы с ним будем вместе..." - каждый день перед сном говорила себе Алена.

К ней уже давно никто не приходил, и сама она никого не ждала. Ей не к кому было возвращаться, у нее никого не осталось в этой жизни. Иногда Алена вспоминала о матери, но причудливая спираль мыслей сразу же уносила ее к Джонни, и она уже не могла вспомнить, по какому поводу думала о матери. Теперь она просто лежала на кровати и покорно ожидала своей участи. Добровольно отказавшись от жизни, она понимала, что этот отказ обоюден.

Неожиданно ей приснился хороший сон. Это было так странно, но все равно это было прекрасно!

Она видела себя совсем маленькой девочкой, гуляющей по парку с матерью и отцом. Ярко светило солнце, на асфальте блестели маленькие лужицы, видимо, только что прошел дождь. Алена крепко держала мать и отца за руки и перед каждой лужей громко визжала: "Оп-ля!", родители поднимали ее высоко в воздух, а она, поджимая маленькие ножки, обутые в красивые лакированные туфельки, захлебывалась от веселого смеха.

А потом, во время очередного прыжка, мама не рассчитала,

и Алена изо всех сил топнула по воде ногами. Они громко смеялись:

и мать, и отец, и Алена, все в капельках брызг на одежде и с ощущением полного счастья. Потом родители посадили ее в маленький паровозик, на котором ей очень хотелось покататься, и она стала махать им рукой из окна. Когда поезд тронулся, она увидела, что мать плачет, а отец, нежно поддерживая ее под руку, продолжал махать Алене. Он кричал ей: "Не бойся, зайчик!" Поезд тронулся, и родители пропали из вида. "Ну вот и попрощались", - мысленно сказала себе Алена и проснулась.

В нескольких сантиметрах от своего лица она увидела склонившегося над ней Станислава. Он был одет в белый врачебный халат и улыбался. Дрожащей рукой он пригладил ей волосы и прошептал сдавленным голосом:

- Я принес тебе гостинец. - Станислав положил на грудь

Алены большой оранжевый апельсин. - Если ты хочешь, я могу почистить.

Алена обреченно закрыла глаза.

* * *

Сима возвращалась из гостей. Спускаясь по эскалатору на станцию "Белорусская"-кольцевая, она развернула купленную в метро бульварную газетку "Мегаполис".

Внезапно взгляд ее уперся в смутно знакомую худую фигуру молодого человека, одетого во все черное. Она не сразу вспомнила его, но, когда мужчина обернулся, Сима узнала в нем Станислава. Похоже, тот никого вокруг себя не замечал, целеустремленно продвигаясь в сторону пригородных поездов. Повинуясь какому-то порыву, Сима двинулась следом. Она не упускала его из виду и одновременно старалась не быть обнаруженной. Поток пассажиров внес их в заполненную до отказа можайскую электричку. Оказавшись зажатой в тамбуре между двумя пьяными мужиками, Сима, недовольно морщась от исходившего от них аромата, осторожно выглянула из-за плеча одного из своих конвоиров. Станислав стоял в метрах трех от нее

и был погружен в свои мысли. Периодически он шевелил губами, и на

лице его отражались разные эмоции. Создавалось впечатление, что он

вел с кем-то диалог.

Поезд приближался к станции, где находилась та самая психиатрическая клиника, где работала ее мать. Станислав зашевелился, пытаясь протиснуться к выходу. "Он едет именно туда, это ясно. Но зачем? - недоумевала Сима. Из-за Алены?"

Перрон был пуст, и, хотя уже практически стемнело, Сима опасалась

следить за Станиславом дальше. Все равно кроме больницы здесь

больше ничего не было. Минут через пять она вышла из-за щита с

расписанием и отправилась по знакомой дорожке, стараясь не бояться

полной темноты и бесшумно двигающегося впереди Эвелининого помощника.

Она не видела, куда он вошел, и направилась к приемному отделению. Молоденький дежурный врач - один на всю небольшую клинику - флиртовал с хорошенькой медсестрой. Двое уже знакомых ей амбалов-санитаров курили в коридорчике, обсуждая достоинства какой-то машины.

- О, Сима, - поприветствовали они ее как старую знакомую. - А ты что здесь забыла?

- Привет, - поздоровалась Сима. - Мне нужно срочно

увидеть Алену, мать велела.

- Да ради бога. Только что на нее смотреть - слова не добьешься.

- Ничего, я попробую. Кстати, а что за парень вошел передо мной? как будто невзначай поинтересовалась Сима. - Посетитель? Поздновато, мне кажется.

- Да нет, не посетитель. Это Стас, наш новый санитар. Он студент мединститута. Ничего парень, только с прибабахом малость и хиловат для нашей работенки.

- Показывай Аленину палату, - с нетерпением произнесла Сима, выхватывая из рук одного из санитаров ключ, который тот протянул ей.

Санитар пожал плечами и неторопливо двинулся по коридору.

- Да скорее же, скорее, - подгоняла его Сима.

Услышав голоса, из кабинета выглянули врач и медсестра.

- Что здесь происходит? - строго спросил врач. - Почему посторонние в больнице?

- Я не посторонняя, - крикнула им Сима, продолжая быстро идти. Скорее, надо спешить.

Она резко толкнула дверь и зажгла свет. Алена, зажмурившись и сжавшись в комок, лежала на кровати. Станислав в белом халате стоял перед ней на коленях и прижимал к ее шее большой охотничий нож. От яркого света он прищурился и не сразу понял, что произошло. Первыми сориентировались амбалы-санитары: они отшвырнули Станислава в сторону, одновременно выбив нож из его руки. Он не сопротивлялся и, безвольной куклой лежа на полу, только тихонько шептал:

- Мы не успели, дружок, мы не успели...

ГЛАВА 16

Париж, 1999 год

Эвелина летела в пустом салоне: мало кто покупал билеты первого класса на рейсы "Эр Франс". Она предвкушала встречу с Мохаммедом и мысленно возвращалась в те дни, которые они провели вместе. Услужливые стюарды принесли ей тосты, черную икру и шампанское.

"Только чуть-чуть, - подумала Эвелина, пригубив золотистый напиток, он ведь не пьет и не выносит запаха алкоголя". В размышлениях время прошло довольно быстро. Эвелина миновала паспортный и таможенный контроль и вышла через зал для VIP пассажиров. Она сразу же увидела Мохаммеда, который привлекал всеобщее внимание огромным букетом роз.

- Ты, как всегда, бесподобен! - восхитилась

Эвелина.

Сминая роскошные цветы и царапая колючими стеблями, он крепко обнял ее.

- Цветы для моего прекраснейшего цветка, - прошептал он, вдыхая аромат ее духов, смешанный с запахом роз.

Мохаммед обожал изъясняться в подобном стиле, и, надо признаться, у него это получалось довольно естественно.

Через минуту носильщик перекладывал чемоданы Эвелины в

огромный багажник шикарного белого "Мерседеса". В какой бы

стране он ни находился, Мохаммед ездил только на белом "Мерседесе".

Это была неотъемлемая часть его образа.

"Наверное, этот автомобиль напоминает ему большого

белого верблюда", - язвительно подумала Эвелина.

Они подъехали к небольшому особняку в пригороде Парижа.

К нему вела тенистая аллея, оканчивающаяся великолепной клумбой у входа. Дверь распахнулась, и навстречу вышел пожилой смуглый мужчина. Он тепло поприветствовал приехавших.

Эвелина вошла в просторный прохладный холл и с интересом

огляделась. Особняк принадлежал Мохаммеду, но ничто здесь не напоминало о том, что его хозяин - араб. Мохаммед как будто прочитал ее мысли:

- В этом доме любит жить моя младшая сестра. Она училась в Сорбонне и так прониклась европейским духом, что не выносит арабского стиля.

Дома ее все раздражает. Она слишком своенравна и постоянно ссорится с родителями. И так часто пропадает в Париже, что мы подозреваем, нет ли у нее здесь бойфренда. Это был бы кошмар для семьи. Здесь и живет наш старый слуга, который присматривает за ней, но я знаю, что он ни за что не донесет на нее родителям. Кстати, она и сейчас здесь.

В этот момент послышались шаги, и Эвелина увидела спускающуюся по лестнице стройную черноволосую девушку, внешне очень похожую на Мохаммеда. Она была одета в демократичные джинсы и рубашку мужского покроя.

Мохаммед обнял ее, и было заметно, что эти двое привязаны друг к другу.

- Суад, это Эвелина, я рассказывал тебе о ней. Эвелина, это и

есть моя сестренка Суад, которая доставляет столько хлопот нашим родителям.

- Не слушайте его, Эвелина, - рассмеялась Суад.

Я вообще никому не причиняю хлопот, только хочу, чтобы меня оставили

в покое. Но в нашей немаленькой семье меня понимает только Мохаммед.

Суад нежно прижалась к плечу брата.

Пожилой слуга провел Эвелину наверх и показал приготовленную для нее комнату. Эвелина поняла, что в этом доме ее встречают как гостью и Мохаммед не хочет, чтобы сестра знала об их отношениях. Хотя, по мнению Эвелины, молодую европеизированную арабку шокировать чем-либо было невозможно. Она заметила дверь, ведущую из спальни в комнату Мохаммеда, и это несколько успокоило ее.

Эвелина открыла чемодан, развесила в шкафу одежду и разложила на туалетном столике свою косметику. С момента ее прибытия в Париж она совсем не была наедине с Мохаммедом, и сложившаяся ситуация не давала ей особой надежды на то, что они проведут это время только вдвоем. Эвелина вздохнула, сбросив деловой костюм, и, с облегчением сняв туфли на высоких каблуках, направилась в ванную. Эвелина очень гордилась ванной в своем собственном доме, но эта просто поразила ее. Ванна, вмонтированная в пол, скорее напоминала бассейн; стены были отделаны прекрасным розовым мрамором. Всюду стояли живые цветы. Эвелина открыла дверцу в стене, выбрала нужный ей температурный режим и, когда ванна наполнилась, спустилась по ступенькам и вошла в теплую воду. Лежа с закрытыми глазами, она так расслабилась, что не увидела, как вошел Мохаммед. Услышав шорох, она открыла глаза и увидела его, развязывающего пояс халата.

- К тебе можно присоединиться? - Не дожидаясь

ответа, он сбросил халат и скользнул в воду. - Разреши мне помыть тебя.

Эвелина с наслаждением закрыла глаза и отдала свое тело

в руки Мохаммеда. Все это напоминало игру: он легкими движениями покрыл

ее тело пеной, затем, не прикасаясь, смыл ее, выжимая губку на ее

кожу. Он намеренно избегал ласк, заставляя Эвелину почти терять сознание

от возбуждения. Оба с трудом сдерживали желание. Она видела, что Мохаммед возбужден едва ли не больше ее. Наконец она взмолилась:

- Я не могу больше.

Оттолкнувшись от края бассейна, Эвелина крепко прижалась

к нему и принялась жадно ласкать его сильное смуглое тело, уже не

сдерживая стоны...

Затем они долго лежали в теплой воде, расслабленно и легко касаясь друг друга.

- Любовь моя, я и забыл, что такое возможно. - Мохаммед привлек ее к себе, и Эвелина благодарно поцеловала его мокрое плечо.

Они выбрались из бассейна, и Эвелина огромным полотенцем стала вытирать его кожу.

- Ты так заботлива, - улыбнулся Мохаммед.

- Я твоя рабыня.

- Ты моя госпожа, - серьезно ответил он.

Вечером они собрались в ресторан. Суад еще днем уехала в город, пообещав присоединиться к ним позже. Эвелина знала, как ей нужно сегодня выглядеть, чтобы ему понравиться. Она всегда тонко чувствовала его вкусы и желания. Поэтому она выбрала закрытое темно-синее платье, подол которого был вручную расшит стразами, не забыв надеть колье, подаренное Мохаммедом. Белое золото и бриллианты прекрасно гармонировали с цветом платья. Она была уверена, что ее наряд понравится Мохаммеду. Как истинный мусульманин, он не любил слишком открытые и короткие платья, считая, что его женщина не должна обнажаться для окружающих. К тому же ему будет наверняка приятно увидеть свой подарок.

Эвелина не ошиблась. Когда они вошли в ресторан в сопровождении услужливого метрдотеля, взгляды всех присутствующих были обращены на них. Они выглядели красивой, экзотичной и богатой парой.

Мохаммед часто бывал в этом ресторане, поэтому он даже не заглянул в меню.

- Дорогой, я хочу, чтобы ты сам сделал заказ для меня, - попросила Эвелина. Она знала, что никто лучше него не справился бы с этим.

- С удовольствием. - Перейдя на французский, Мохаммед сделал официанту заказ и попросил принести вино.

Спустя несколько минут появилась Суад. В простом шелковом платье персикового цвета, которое оттеняло ее смуглое лицо, она выглядела превосходно. Суад держала под руку смущающегося долговязого парня, который определенно не привык носить костюм.

- Сюрприз, - громко и наигранно оживленно сказала Суад. - Это Поль, мой друг, мы учились вместе. Поль, это мой брат Мохаммед, а это его подруга Эвелина.

Поль неуклюже поклонился Эвелине и пожал руку Мохаммеду.

Мужчины держались несколько напряженно. Дамы пытались

разрядить обстановку, стараясь выглядеть беззаботными. После ужина

Суад грустно попрощалась с Полем и на глазах у брата поцеловала его. Женщины сели в белый "Мерседес" Мохаммеда. Первое время ехали молча, затем Мохаммед, извинившись перед Эвелиной, перешел на какой-то диалект арабского, которого она почти не понимала, и, обращаясь к

Суад, раздраженно и быстро заговорил. Эвелина различала только отдельные слова: королевская семья, жених, позор. Сначала Суад как будто оправдывалась, но потом замолчала, стараясь сдержать слезы. Эвелина решила не вмешиваться в семейную сцену.

Наконец-то показался особняк. Мохаммед вышел из машины

и, бросив на ходу, что ему нужно сделать некоторые распоряжения на

завтра, удалился. Эвелина и Суад прошли в гостиную.

- Давай выпьем кофе, - предложила Эвелина.

Ей было жаль девушку.

Пока они варили на кухне кофе, Суад расплакалась.

- Понимаешь, я не хочу сидеть дома и каждый год рожать

по ребенку, не хочу закрывать лицо и быть такой, как эти глупые куры,

его жены. Я получила образование. Я хочу быть самостоятельной. Хочу

выйти замуж за того, кого люблю. О, Эвелина, ты не представляешь,

что значит жить в моей стране. Тот мир создан только для мужчин.

Она всхлипывала, по-детски утирая слезы тыльной стороной ладони.

Эвелина не прерывала ее, потому что понимала, что

девушке нужно выговориться. Внезапно дверь распахнулась, и вошел

Мохаммед.

- Что вы тут делаете? - нахмурился он.

Суад выскочила из кухни, а Эвелина спокойно ответила:

- Варим кофе. Хочешь?

Утром Эвелина проснулась в объятиях Мохаммеда. Когда они спустились к завтраку, оказалось, что стол сервирован только на две персоны.

- А где же Суад? - спросила Эвелина.

- Сегодня утром она улетела в Риад, - ответил Мохаммед

тоном, не допускающим дальнейших расспросов. - Я уезжаю сегодня вечером, мне нужно закончить свои дела. Если хочешь, можешь остаться и пожить здесь. Я дам все распоряжения прислуге. К сожалению, бизнес требует моего присутствия дома. Я рассчитывал остаться с тобой подольше, но у меня есть и другие обязательства.

Мохаммед говорил спокойно, и только усиливающийся акцент

выдавал его волнение. Однако его слова ни в коем случае нельзя было воспринять как извинение. Он вообще никогда не извинялся, кроме, конечно, тех случаев, когда это было формальное соблюдение этикета.

Эвелина понимала, что спрашивать о чем-либо бессмысленно. Поэтому она молчала, внимательно глядя на Мохаммеда и стараясь не выдавать своего разочарования. Она никогда не могла привыкнуть к его манере внезапно принимать решения и также внезапно их менять, совершенно не считаясь с желаниями окружающих. Он поступал только так, как считал нужным, не считая необходимым посвящать кого-либо в свои планы. Эвелина допила кофе, приготовленный пожилым слугой-арабом по ее вкусу, и осторожно поставила чашку:

- Как я поняла, это уже не обсуждается. Пожалуй, тогда я перееду в отель поближе к центру, а дня через два, возможно, уеду.

- Нет-нет, - запротестовал Мохаммед, - я бы

предпочел, чтобы ты осталась здесь. Здесь более безопасно, чем

в Париже. У тебя будет водитель, прислуга и все необходимое.

- Нет, все-таки я перееду. - Иногда Эвелина становилась упрямой, особенно когда обижалась. Она ни за что не хотела оставаться в его доме.

Эвелина достала сигареты и демонстративно закурила, хотя знала, что Мохаммед терпеть этого не может.

- Ты опять куришь? - недовольно спросил он.

- Да я, собственно, и не бросала, просто старалась не курить

при тебе.

- А теперь не стараешься?

Эвелина подумала, что, наверное, именно таким тоном он разговаривает со своими женами, когда те делают что-то не так.

- Старалась, пока ты не собрался уезжать, а сейчас мне хочется курить.

Эвелина уже не могла сдержать раздражения. Она бы еще добавила, что она не его жена, чтобы он ею командовал, что она взрослый человек и может делать все, что сочтет нужным, но это было бы уже слишком. Поэтому она погасила сигарету и примирительно сказала:

- Прости, просто огорчилась, что нам надо расставаться.

- Хорошо. - Мохаммед, казалось, был удовлетворен. - Давай сейчас поедем в Париж, походим по магазинам, где-нибудь пообедаем, а потом я оставлю тебя в отеле и поеду в аэропорт.

День они провели в Париже, посещая дорогие магазины. У Эвелины не было особого настроения что-либо выбирать, а Мохаммед явно не хотел покупать подарки семье в ее присутствии, поэтому оба чувствовали себя скованно. Он ощущал ее плохое настроение, понимая его причину, но вел себя как истинный араб, покупая Эвелине прекрасные гарнитуры от Ван Клифа и Арпеля. Ему было легче подарить ей весь ювелирный магазин, чем извиниться и попытаться объяснить свое внезапное решение. При этом ему даже в голову не приходило, что, в отличие от арабских женщин, даже саудовских принцесс, Эвелина равнодушна к украшениям.

Они обедали в маленьком изысканном ресторанчике, стараясь разговаривать на нейтральные темы. Мохаммед стал расспрашивать Эвелину о ее друзьях и знакомых. Она не хотела вспоминать трагические события последних месяцев, поэтому стала рассказывать ему о своей новой подруге, которая работала психиатром, о своих клиентах. Она старалась говорить преимущественно о женщинах, хотя по работе ей часто приходилось общаться с мужчинами. Она знала, что Мохаммед был болезненно ревнив, хотя и пытался это скрывать. Он не понимал, что можно иметь с мужчиной какие-то другие отношения кроме любовных. Его чувство собственника распространялось и на Эвелину, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Когда-то в самом начале их романа Мохаммед сказал, что она принадлежит только ему и, если он узнает об измене, то убьет ее. Зная его нрав, Эвелина понимала, что это не просто слова, и старалась быть с ним осторожной. К тому же она очень боялась его потерять. Он был совершенно непохож на тех мужчин, которых она знала раньше. Рядом с ним все остальные мужчины казались пресными и скучными.

Мохаммед уже расплачивался по счету, когда в сумочке у Эвелины зазвонил телефон. Его номер знали только самые близкие. Взяв трубку, она услышала взволнованный голос матери:

- Эвелина, возвращайся скорей! Тут такое случилось!

- Мама, не причитай, скажи, в чем дело, - спокойно ответила

Эвелина.

- Мальчик, который у тебя работал, Станислав - убийца.

Говорят, что он покушался на твою племянницу. Эвелина, какую племянницу, ты же моя единственная дочь. Меня вызывали на допрос, говорили какую-то ерунду про то, что у тебя другой отец. Но кому как не мне знать, кто твой настоящий отец? - негодовала мать.

- Не волнуйся, мама, все будет в порядке, - спокойно сказала Эвелина, хотя ее сердце бешено забилось. - Я перезвоню тебе.

Эвелина отключила телефон. Возвращаться в Москву теперь было никак нельзя.

- Что-то случилось, дорогая? - По ее виду Мохаммед понял, что разговор был неприятным.

- Нет-нет, все в порядке. Мама волнуется, что я долго не звонила. Эвелина мягко улыбнулась и накрыла ладонью смуглую руку Мохаммеда.

Они расстались в холле отеля. Мохаммед был сосредоточен и молчалив.

Глядя на него, Эвелина пыталась понять, что же привлекает ее в этом человеке.

Как только он уехал, Эвелина взяла такси и поехала в парижское отделение одного из швейцарских банков. Она абонировала депозитный сейф и положила в него небольшой кожаный кейс. Это был тот самый кейс, который она получила от Джонни. Только теперь в нем недоставало несколько банковских упаковок. В тот же вечер она вылетела рейсом "Эр Франс" до Папаэте.

ГЛАВА 17

Москва, 1999 год

Жадно вдыхая крепкий табак материных сигарет, Симка задумчиво оглядывала особняк Эвелины. Несколько минут назад она вместе со Снегиревым приехала сюда для того, чтобы произвести обыск на квартире подозреваемого.

Было еще слишком рано, но ждать она не могла, поэтому вытащила коллегу ни свет ни заря. Снегирев никак не мог проснуться, постоянно щурился, становясь похожим на вредного сонного кота. Решив немного взбодрить его, Серафима отправила вялого и, судя по внешнему виду, страдающего похмельем коллегу искать понятых в 6 часов утра, а сама осталась ждать его около особняка, наслаждаясь свежим воздухом.

Наконец старший товарищ нарисовался вместе с молодой парочкой, которая, судя по их помятому, но счастливому виду, целовалась всю ночь напролет, в чем, впрочем, не было ничего противозаконного.

- Ну что, молодые люди, - официальным тоном произнесла Симка, - вы готовы оказать посильную помощь правосудию?

- Конечно, - Симке ответил за обоих юноша.

Симка перевела взгляд на крохотную миниатюрную фигуру девушки, которая под пристальным следовательским взглядом опустила глазки и, кивнув кудрявой головой, еле слышно пискнула:

- Да!

Девушка выглядела настолько юной, что Симка решила подстраховаться и спросила:

- Ребята, я надеюсь, вы совершеннолетние?

- Да, - снова пропищала девушка.

Быстро записав данные понятых в протокол, Симка достала из сумочки

ключи, пошла к двери. Володька, который к этому времени уже пришел

в себя, поплелся вслед за ней.

Комната Станислава скорее была похожа на монашескую келью: кровать, небольшой письменный стол, огромный платяной шкаф, книжные полки, заставленные томами Канта и Ницше вперемешку с Соловьевым, Кропоткиным и справочником по психиатрии Снежневского. Точно такой же был у Симки дома. Все аккуратно и чисто убрано. Из средств коммуникации только домофон на стене позволял предположить, что Станислав имел какую-то связь с внешним миром. Ни телевизора, ни радио, даже обыкновенного телефона здесь не было.

- Да, Серафима Григорьевна, - подчеркнуто вежливо обратился к ней Снегирев, - похоже, работы у нас будет не слишком много.

Сима согласно кивнула и открыла дверцу шкафа.

- Сергей и Ольга, - обратилась она к понятым, - пожалуйста, подойдите сюда.

- Что-нибудь интересненькое? - живо откликнулся Снегирев.

- Да, Владимир Леонидович, относительно длительности нашей работы

вы очень сильно ошиблись, - сказала она, указывая на

внутренности шкафа.

- Вот это да! - восхищенно пропищала Ольга, а Сергей даже

присвистнул.

Действительно, удивиться было чему: внутри шкафа на вешалках висело несколько вещей, сдвинутых в сторону, а большую часть пустого пространства занимал импровизированный кабинет. Тумбочка, по-видимому, служила письменным столом, на ней стояла настольная лампа, а перед тумбочкой маленький мягкий пуфик. Симка включила лампу - вспыхнул приглушенный свет. На тумбочке были разбросаны смятые листы бумаги, огрызки карандашей и какие-то монетки. Вся стена напротив была увешана тибетскими колокольчиками, которые, как принято считать, отгоняют злых духов.

- Хороший мальчик, - пробормотала Симка, одну за другой разворачивая скомканные листы.

"Одержать победу! Он не может меня больше оскорблять. Убить его, чтобы одержать победу" - гласила первая же попавшаяся ей в руки записка. Дальше тексты становились все более странными, иногда в них ничего невозможно было разобрать, но на одном из последних листов четким почерком, с сильным нажимом карандаша были написаны стихи:

@STIH = В океане любви - волны страсти вскипают,

Я забудусь во тьме - где мечты оживают.

Жизнь расколотым сном - твое тело там жарко,

Ни меча, ни огня - для тебя мне не жалко.

@STIH = Отпусти, не гневи - не давай ему силы,

Страшен в плотской любви - дикий зверь из могилы.

Не могу поделить - без тебя я страдаю,

И следы его лап - вместе с кожей срываю.

@STIH = Хороша ты, МОЯ, я - соленое лето,

Не вода, не земля - ты ведь знаешь, кто это?

- Я, конечно, не доктор, - прошептал Симке на ухо Снегирев,

но, судя по стишкам, по мальчику Кащенко плачет.

- Стихи - это еще цветочки, - огрызнулась Симка,

аккуратно откладывая листок в сторону.

- Да ладно, не сердись. - Володька примирительно улыбнулся.

Вылезай отсюда, там за спинкой кровати тоже кое-что интересненькое есть. Пойдем, заодно сразу опишем.

Симка двинулась за Снегиревым.

За спинкой кровати расположился магазин порнографической литературы. Аккуратной стопкой лежали открытки, журналы, большие и маленькие фотографии. Некоторые были совсем новые, а на некоторых, измятых и истрепанных, отчетливо виднелись следы, оставленные мокрыми пальцами. Симку охватило не полагающееся следователю прокуратуры ощущение брезгливости и нежелание трогать что-либо здесь руками.

Быстро все описав, она поспешно ретировалась к своему шкафу, чтобы продолжить работу. Кроме странных записок, она обнаружила в тумбочке две пары перчаток, нож с длинным тонким лезвием и целую коллекцию женского нижнего белья.

Почти пять часов понадобилась следователям, чтобы провести обыск.

Уже собираясь уходить, Симка решила опять заглянуть за тот самый злополучный платяной шкаф, где ее ожидало еще одно маленькое потрясение, так сказать, на закуску. На большом листе фотобумаги, на который она раньше не обратила внимания, тушью был нарисовал Храм Христа Спасителя, над куполами которого в воздухе висели огромные черные миндалевидные глаза. Даже одного беглого взгляда Симке хватило, чтобы узнать

эти глаза. Это были глаза Эвелины. Рисунок был чудовищно обезображен следами от ножа, иголок и даже ножниц, казалось, что единственное, что с ним не делали, так это не метали отравленные дротики, все остальные признаки глумления были налицо.

- Славно он ее отделал, - прокомментировал рисунок Снегирев. Одаренный юноша, Храм очень натурально изображен, только вот глазки слегка подпортились, но в целом неплохо. Смотри, здесь еще что-то есть.

Снегирев перевернул рисунок другой стороной. Грустными прозрачными глазами на Симку печально смотрела Алена. Она была снята обнаженной. Скорее всего снимок был сделан, когда девушка выходила из ванной.

Ее тело, усеянное маленькими капельками воды, блестело на глянцевой фотобумаге. На снимке была нарисована схематичная мишень, центром которой служила маленькая родинка под грудью. Оказалось, что все надрезы, уколы и вмятины предназначались именно этой мишени. Теперь было ясно видно, что совпадение с глазами Эвелины на рисунке с обратной стороны совершенно случайное. Было немного странно и даже жутковато, что на изображении Храма не было ни одного даже самого маленького повреждения.

- Похоже, девочка ему не нравилась, - сказал Снегирев,

глядя, как Сима задумчиво рассматривает рисунок. - Что скажешь?

- Можно отпускать понятых, - произнесла она, - пусть

только распишутся в протоколе.

Сев в приехавший за ними "уазик", Симка привычно поздоровалась

с Семенычем - заслуженным бравым водителем, и, несмотря на протесты Снегирева, сразу же сунула в рот "Яву" и жадно затянулась.

- Володь, ты забрось все на работу, а я попозже подъеду, - как будто очнулась она, когда до прокуратуры оставалось не больше пяти минут.

- Чего это тебе вдруг приспичило? - всерьез разозлился Володька. Куда ты опять намылилась?

Поскольку Семеныч был человеком "своим в доску", Снегирев не стеснялся в выражениях.

- В Бутырку, - скривилась Симка.

- А что у тебя там, свидание? - съехидничал Володька, которому совершенно не хотелось одному возиться с бумагами.

- Ладно, не злись, я потом все сама сделаю, а сейчас не могу.

Чувствую, что мне пора побеседовать с этим доморощенным художником

и поэтом, - натянуто улыбнулась Сима.

- Тогда все о'кей, жду тебя с нетерпением за чашкой горячего

кофе, - сразу подобрел Снегирев и, наклонившись к Симкиному

уху, прошептал: - Если будешь его бить, все время помни, что

у мальчика самое сильное и больное место - голова, а самое слабое гениталии!

Он довольно захохотал.

"О, Снегирев, Снегирев, - подумала Симка, - у тебя,

конечно, все наверняка наоборот!" Но вслух выражать свои мысли

не рискнула...

Семеныч, как и обещал, оказался на высоте. Почти за полчаса они долетели до "Новослободской".

Входя внутрь старой московской тюрьмы, в которой еще сидел Дзержинский, Сима инстинктивно поежилась от промозглой сырости, царившей здесь. Проходя по освещенным коридорам, она замечала, что со времени ее последнего визита сюда ничего не изменилось, впрочем, как и за последние десятилетия. Страшные, обшарпанные стены, выкрашенные грязно-зеленой краской, затхлый запах, крошащиеся потолки, словно сумасшедшим абстракционистом, расписанные причудливым узором плесневого грибка.

Наконец она вошла в маленькую комнату для допросов. Щурясь от сигаретного дыма, она смотрела в большое, многие годы не мытое окно, и свет с улицы казался ей привлекательным и манящим.

Прикинув, сколько у нее осталось сигарет, Сима решила пока больше не курить, однако сидеть в пропитанном потом, мочой и запахом давно не мытых тел помещении без сигареты было невозможно. На ее счастье, ждать пришлось недолго, и она с облегчением услышала звук открывающейся двери.

В первую минуту она не узнала Станислава. Сгорбившийся, с еле передвигающимися ногами, грязными спутанными волосами, разбитой в кровь опухшей губой, он медленно опустился на тяжелый, привинченный к полу стул. Загнанным взглядом посмотрел на лежащую на краю стола пачку сигарет и отвернулся.

- Спасибо, можете идти, - обратилась Сима к конвоиру и, оставшись с подозреваемым наедине, сухо продолжила: - Ну, Станислав Николаевич, вижу, вы не в лучшей форме, так что давайте постараемся покончить с этой неприятной ситуацией как можно скорее.

- Что вам от меня нужно? - произнес Станислав

глухим голосом.

- Мне нужно допросить вас, - сказала Сима, демонстративно закуривая. - Доказательств вашей вины по трем убийствам и одному покушению на убийство у нас предостаточно.

Сима посмотрела на худощавую фигуру, скорчившуюся в какой-то неестественно скорбной позе, на грустные, затравленные глаза за круглыми стеклами очков, и темная волна отвращения захлестнула ее. Она вспомнила истерзанное мертвое тело Анны, кровавое месиво, оставшееся от лица погибшей Инкиной подруги и постаралась поскорее прогнать эти образы из памяти, чтобы не дать волю эмоциям.

- Спрашивайте, что вам нужно.

- Я хочу знать, по какой причине вы совершили все эти убийства.

- Вы любите кого-нибудь? - вдруг поинтересовался Станислав и недобро улыбнулся.

Перемена в его настроении и эта ледяная улыбка, больше похожая на гримасу, были настолько неожиданны и устрашающи, что Сима мгновенно подобралась, внезапно поняв, насколько этот изломанный, тонкий юноша может быть опасен.

Не ожидая ответа на свой вопрос, он стал рассказывать:

- Я слишком силен и слишком слаб для этой жизни. Я не такой,

как все. Меня нельзя превращать в бессмысленную игрушку в чужих

руках, это нелепо. Человек - непонятное скопище грязной крысиной возни и возвышенных мечтаний, я понял это раньше, чем кто-либо другой. Человек не боится умереть, он почти не задумывается над этим. Не так страшит сам процесс умирания, сколько его прелюдия. Слышите? - Он замер на мгновение. - На языке словно перекатывается капелька воды, эти слова - они как музыка. Прелюдия смерти. Это органное произведение Баха, очищающее душу от греха. Громада, которая все смывает на своем пути, и я пью последнее наслаждение из умирающих глаз... - Станислав прикрыл глаза и слегка прикусил губу.

- Вот что, юноша, - оборвала его монолог Сима, перестав записывать за ним, - ваши мистические бредни интересуют меня меньше всего, и, если вы не в состоянии собрать собственные мозги, я помогу вам это сделать. Отвечайте на вопросы, по возможности коротко и ясно.

Он покачал головой, давая понять, что устал.

- Хорошо, - на удивление легко согласилась Сима, - можете полминуты отдохнуть, а потом начнем.

Неожиданно Станислав резко вскочил и бросился на нее, вытянув вперед

руки. Бдительная Сима была готова к такому продолжению событий и встретила его сильным ударом в челюсть снизу. Все получилось настолько технично, что Станислав с перекошенным от испуга и боли лицом рухнул на пол. Сима медленно встала и подошла к нему, выразительно разминая кулак правой руки. Как же ей хотелось ударить его еще раз!

Но она только выразительно посмотрела на подозреваемого:

- Если вы готовы, можем начать работать.

- Позвольте мне закурить? - тихо спросил Станислав.

- Конечно, - разрешила Симка.

Пока он курил, Симка быстро набросала список вопросов для допроса, чтобы не тратить потом время на запись.

- Итак, - начала она, - 15 декабря вы совершили убийство Натальи Сергеевны Пескаревой?

- Я не знаю, кто это, - равнодушно сказал Станислав.

- Это та женщина, которую вы убили в квартире Инны Соколовской... закончить фразу Сима не успела.

- Вы ничего не понимаете, - перебил ее Станислав, - жертва - это я. И я никого не хотел убивать. Я просто следил за этой девкой, Соколовской. Кстати, почему вы сказали, что я убил какую-то Пескареву? Наверное, вы все-таки имеете в виду ту проститутку, хозяйку квартиры? Как оказалось, следил я ненапрасно, хотя она всего лишь жалкая шлюха и к тому же воровка. Я был ее тенью, знал о каждом ее шаге, а она даже не подозревала о моем существовании. Конечно же, она была одна, а вот у меня был друг, который помогал мне во всем.

- Все дело в том, что в квартире, которая принадлежала Инне Соколовской, вы убили ее подругу Наталью Пескареву.

- Почему вы опять говорите о какой-то Наталье? - снова

перебил ее Станислав. - Ту шлюху, которую я зарезал, звали Инна.

- Нет, Станислав, женщину, которую вы убили, звали Наталья, а

квартира, в которой она находилась, действительно принадлежала Инне

Соколовской. И она, слава богу, жива.

- Этого не может быть! - воскликнул Станислав, вскочил

со стула и снова сел. Засунув ладони под бедра, он стал ритмично раскачиваться

из стороны в сторону. - Значит, это была не она. Ну конечно,

это была не она. Я убил другую, и поэтому у меня ничего не получилось.

Что же мне делать? - Он испуганно посмотрел на Симу.

- Почему вы оказались в квартире Инны Соколовской?

- Это была не она, - продолжал Станислав как во сне,

но я же был так уверен, что я...

- Отвечайте на мой вопрос, - потребовала Сима.

- Эта девка взяла кое-что, что ей не принадлежало. Я почти дышал

ей в спину, когда она... Вы можете занести это в протокол. 10

декабря она совершила кражу из квартиры 35 дома 12 по

Тверской улице. - Станислав старательно диктовал адрес, а потом

вдруг неожиданно громко захохотал. - Даже хороших девочек наказывают,

когда они берут чужие вещи.

- Зачем вы пришли к ней в квартиру? - в третий раз повторила

Сима, теряя терпение.

- Я не хотел никого убивать. Мне этого не позволяли делать, я

мог только мечтать, жить в мире своих снов и грезить. Я никогда бы

не стал ужасным монстром. - Он снова рассмеялся, и Симе показалось,

что Станислав издевается над ней.

- Что вы искали у нее в квартире? - решила она по-другому

задать вопрос, чтобы как-то изменить сложившееся положение.

- Это очень ценные вещи. Она их украла, а я должен был их вернуть.

Я должен был выполнить все, что обещал. Я не мог подвести друга.

- Вы нашли у нее эти вещи?

- Нет. Но мой божественный друг сказал мне, что если я убью эту

шлюху и лишу ее лица, то из другого мира, специально для меня,

возродится священная женщина, которую я мог бы полюбить. Все просто.

Я был блуждающим во тьме, а потом прозрел. И когда я совершил священное жертвоприношение, она пришла ко мне. У этой женщины должна была быть отметина. И я ее видел.

Станислав замолчал. Перед глазами Симы всплыло испуганное лицо Алены на фотографии, найденной в комнате Станислава при обыске. Неожиданно Сима почувствовала себя виноватой перед этой девочкой, на которую свалилось столько несчастий. Сима посмотрела на Станислава, который беззвучно шевелил губами, словно продолжая разговор сам с собой, и подумала, что обязательно навестит Алену в больнице.

- Я поняла идею священного жертвоприношения для рождения "женщины вашей мечты", - стараясь сохранять спокойствие, сказала Сима, - но ведь вы совершили еще два убийства. С какой целью? Вы снова искали бумаги и не нашли?

- Вы не понимаете, мне было дано разрешение на смерть в ее честь.

Я убивал только тех, кто был с ней как-то связан, кто мог навредить

ей. Поймите, бумаги были для меня не важны, я просто делал то, чего

от меня ждали.

- От вас ждали убийства?

- Нет, я все делал сам. Ведьма не высшее существо, ее тоже кто-то

направлял в желаниях, но она вела меня по пути наслаждений и сама

не знала об этом. Мне обещали осуществление всех моих желаний, за

это я готов был уничтожить весь мир. - Станислав заплакал.

"Мерзкий слизняк, - подумала Сима. - Какая-то амеба,

питающаяся людьми. Как же мне все это надоело!"

- За что вы убили Фатиму Бабанкаеву? - спросила она, не

обращая внимания на его слезы.

- Эвелина сказала мне, чтобы я поехал к этой сутенерше и нашел

у нее карты.

- Что за карты просила найти Эвелина? - слегка осипшим

голосом спросила Симка.

- На этих картах указан путь в вечный рай, это выход в другие

миры. Без них даже такая сильная ведьма, как Эвелина, не могла стать

владычицей мира. - Станислав перестал плакать, и теперь на его

лице играла холодная улыбка.

- Эвелина посылала вас за картами ко всем трем убитым вами женщинам?

попыталась направить его мысли в нужное русло Симка.

- Да, - кивнул Станислав.

- Но зачем же было убивать? Ведь вам же были нужны только карты?

- Первых двух я принес в жертву моей любимой, а Анну я должен

был убить, - Станислав затряс головой, - хотя Алену уже

достали из другого измерения, но она была по-прежнему холодна со мной.

А когда я нашел у Анны карты, я был совершенно счастлив, потому что теперь Эвелина сделала бы для меня все, что бы я ни попросил. Алена должна была стать моей. Но...

- Продолжайте. Почему после нескольких часов пыток вы все-таки решили убить Анну Рогозину?

- Я не мог оставить ее в живых, со мной был мой друг, и она его

видела, а каждый, кто его видел, должен умереть, иначе он убьет меня, - глухо сказал Станислав.

- Что же такого необычного в вашем друге?

- Он убийца, и он бог, это он убивал их всех, а я жив до тех

пор, пока о нем никто не знает, даже Эвелина.

- Алену тоже хотел убить он, а не вы, и пальчики ваши он везде

вместо вас оставил, - завелась Сима, видя, что юноша пытается,

как обычно, избрать самый примитивный способ защиты: это, мол, не

я, а кто, не скажу, иначе меня убьют.

- Нет, Алену хотел убить я сам, я понял, что она никогда не будет принадлежать мне в этой жизни. Мы должны были с ней умереть вместе, чтобы переместиться в другой, потусторонний мир, где бы мы стали настоящими любовниками. - Станислав немного помолчал.

Но неожиданно появился он. Он хотел все сделать за меня. Мы хотели это сделать вместе, вдвоем, одновременно, чтобы стать одним целым.

- Может быть, вы все же назовете мне его имя? - спросила Сима.

- Нет, но я вам его покажу...

Сима, стараясь получше расслышать то, о чем бормотал Станислав, сидела в крайне неудобной позе - выдвинувшись всем телом вперед и опираясь на стол локтями. Поэтому, когда он бросился на нее во второй раз, мгновенно среагировать она не успела. Он с размаху ударил ее своей головой в переносицу и с силой схватил за шею. Первое мгновение Сима сопротивлялась, пару раз ударила его кулаком в висок, но это не ослабило его железной хватки. Потом пальцы нащупали на столе пепельницу. Сима хотела ударить ею Станислава по голове, но не смогла - пепельница была вмонтирована в поверхность стола. Она чувствовала, что теряет силы. На счастье, рука соскользнула, и под пальцами оказалась спасительная кнопка вызова охраны. Сима из последних сил впилась в нее пальцем...

Сознание она все-таки не потеряла, что тоже являлось

признаком ее высокого профессионализма. Станислав получил несколько

раз дубинкой по голове и в полуотключенном состоянии был отправлен

в камеру. По дороге он что-то бормотал про своего божественного дружка.

Симе оказали первую медицинскую помощь, заметив, что она легко отделалась,

поскольку нос, кажется, не был сломан, а шея практически не пострадала.

После этого она сипло поблагодарила всех за свое спасение и честно пообещала осматривавшему ее врачу, что она непременно посетит специалиста в своей поликлинике, и для пущей убедительности поклялась в этом, положив руку на Уголовный кодекс.

ГЛАВА 18

Таити, 1999 год

Самолет был заполнен самой разной публикой, среди которых выделялись несколько русских. Отличаясь от остальных обилием золотых украшений на татуированных руках и груди, вначале они вели себя чинно и с достоинством, но спустя буквально полчаса они стали шуметь, пить крепкие напитки и курить, хотя это был салон для некурящих. Постоянно требуя от стюардессы то лед, то чистые стаканы, они пытались объясниться с ней на пальцах, помогая себе при этом забористой руганью. Видимо, им казалось, что так будет понятнее. К радости окружающих, компания довольно быстро упилась и уснула.

Полет был утомительным и долгим. Во Франции Эвелина чувствовала себя очень уязвимой, ей казалось, что Париж находится недостаточно далеко от ее дома. Обилие соотечественников раздражало ее, она вздрагивала от русской речи. Хотелось уехать так далеко, чтобы никто и никогда не смог найти ее. Хотелось побыть одной, успокоиться и подумать. Ей казалось, что еще немного такого напряжения и она сойдет с ума. Эвелина подумала, что она очень вовремя - еще два года назад оформила двойное гражданство. А Москва... Неизвестно, когда теперь она сможет вернуться. Эвелина с тоской вспомнила свой с любовью отделанный и обставленный дом, картины, которые собирал еще ее муж. Особенно было жаль бесценные предметы магических ритуалов, которые она привозила из различных уголков мира. Она подумала о матери, которая, наверное, сходит с ума от беспокойства. "Надо будет оформить ей новые документы и купить домик где-нибудь в Чехии, это несложно", - думала Эвелина, прикидывая, во сколько это может ей обойтись.

Она получила достаточно, чтобы обеспечить и себя, и свою мать до конца жизни. "В конце концов, мне только тридцать три, я еще могу начать все сначала", - утешала она себя, слушая размеренный шум двигателей. Пассажиры спали.

Таити! В этом названии было что-то от ее детских мечтаний,

когда длинными зимними вечерами она представляла себе белоснежные

пляжи, пальмы и бирюзовый океан. Может быть, поэтому она подсознательно выбрала именно этот уголок земли. Папаэте поразил ее обилием ярких красок. Местные жители были веселы, дружелюбны, беззаботны и неторопливы. Служащие аэропорта улыбались, но очередь на паспортном контроле от этого не уменьшалась. Эвелина пересела на маленький двенадцатиместный самолет местной авиакомпании, который должен был доставить ее на остров Бора-Бора, где она собиралась провести в одиночестве по меньшей мере месяц. Она отключила мобильный телефон и засунула его подальше в багаж, чтобы никто не мог ее потревожить.

В крошечном аэропорту, который даже аэропортом назвать было сложно,

ее встретил полный улыбчивый шофер из отеля, на котором едва сходилась

униформа. Он с легкостью положил в багажник белого лимузина ее чемоданы

и открыл дверь прохладного салона. Несколько минут по извилистой дороге

и они подъехали к отелю. Небольшие белые бунгало, стилизованные под

местные хижины, были разбросаны по огромной утопающей в буйной зелени

территории. Около каждого из них был собственный бассейн, напоминающий

маленькое живописное озеро. Некоторые бассейны соединялись каналами,

через которые были переброшены легкие мостики. Поражало обилие ярких

неестественно крупных цветов. Отдыхающих не было видно. Эвелина подумала,

что этот отель как нельзя более соответствует своему названию "Pacific

Paradise" - тихоокеанский рай.

Ее встретила служащая, одетая в яркое шелковое одеяние, напоминающее парео. Она надела на шею Эвелины, восхищенной окружающей красотой, гирлянду живых розовых и желтых цветов и пригласила следовать за собой. В прохладном холле отеля Эвелина заполнила карточку гостя.

- Мадам, что вы предпочитаете, - спросил ее портье, - стандартный номер в основном здании, бунгало в парке, бунгало на пляже или бунгало на воде?

Хотя бунгало на воде было значительно дороже, Эвелина, не колеблясь, выбрала именно его.

Уже знакомая ей девушка, пухленькая, как и все островитянки, проводила

ее на пляж. Она критически оглядела кремовый льняной костюм от Сен-Лорана и туфли на высоких каблуках и, улыбаясь, предложила:

- Может быть, мадам лучше снимет обувь, нам придется идти по

песку. Кстати, в отеле есть магазин, где прекрасный выбор шелковых

парео ручной работы. Вы могли бы что-нибудь выбрать.

Эвелина с радостью последовала ее совету и с облегчением скинула туфли.

- Спасибо, я обязательно зайду.

Эвелина подумала, что парео, так же как и купальник, и пляжная обувь, придется как нельзя более кстати, ведь она покидала Париж в спешке и, конечно же, не позаботилась об этом. Было ясно, что в этом отеле ей даже не придется распаковывать часть багажа.

С виду хлипкие мостки вели к внешне непритязательной хижине с крышей из пальмовых листьев. Около бунгало была большая тенистая терраса с лесенкой, ведущей прямо в бассейн. Эвелина босиком прошла по мосткам, и служащая, открыв дверь, пригласила ее войти.

При всем комфорте бунгало нельзя было назвать стандартным. Интерьер был выполнен в колониальном стиле: огромная кровать под прозрачным пологом, стилизованная мебель периода колониального владычества, вытканные вручную ковры на нарочито грубом полу, бронзовые светильники, вазы с яркими, лишенными запаха цветами. Не было даже намека на пластик, ковровые покрытия и галогеновый свет. О том, что это конец двадцатого века, свидетельствовали современного дизайна телевизор, телефон и кондиционер.

Эвелина быстро сбросила одежду и, завернувшись в полотенце,

вышла на террасу. В обозримом пространстве она не увидела ни одного человека, а до ближайшего бунгало было метров двести. Не раздумывая, она сбросила полотенце и нырнула с мостков в прозрачную неестественно голубого цвета воду. Окунувшись в теплую соленую воду, она испытала неземное наслаждение. Эвелина представляла себя большой гладкой рыбой, разрезающей сильным телом плотную воду. Она так увлеклась, что не заметила, как принесли ее чемоданы.

Загрузка...