Магия возмездия

- Я оставлю ваш багаж на террасе, - услышала она голос откуда-то сверху.

Она подняла голову и увидела служащего в униформе, который улыбался

и с интересом разглядывал ее. Прозрачная вода не могла скрыть ее наготы.

- Пожалуйста, занесите в дом и возьмите на столике доллар,

ответила Эвелина, берясь за перильца лестницы. "Ну и черт с тобой,

подумала она, - но все же надо купить купальный костюм".

Через час, посвежевшая и отдохнувшая, надев легкие брюки и топ, Эвелина отправилась в основное здание отеля. В лавочке она купила несколько ярких купальников и в тон им подобрала парео. По дороге ей встретился какой-то весельчак в униформе. Он сразу узнал в ней нового клиента и тут же сунул ей в руки кипу ярких проспектов, в которых рекламировались здешние увеселительные заведения. Посмотрев их, Эвелина решила для начала поужинать в рыбном ресторане "Терраса", в котором должно было состояться вечернее представление.

Эвелина ужинала в одиночестве на открытой веранде ресторана. Она заказала устрицы, лобстера и белое австралийское вино. К ней подошел метрдотель, за которым следовал высокий черноволосый мужчина. Эвелина отметила про себя, что он в ее вкусе. Метрдотель поинтересовался, не возражает ли мадам, если к ней присоединится господин. Эвелина не возражала. Мужчина представился:

- Чарльз Фридман, из Сан-Диего, Калифорния.

- Эвелина Гросс, - она приветливо улыбнулась. - Я русская.

- Неужели? - удивился американец, присаживаясь за ее столик. - Я здесь не в первый раз, но русских до сих пор не встречал. Хотя в Калифорнии много ваших бывших соотечественников. Правда, вы на

них совсем не похожи.

- Почему же? - поинтересовалась Эвелина.

- Вы выглядите по-другому, говорите по-другому, и вообще вы - другая. Вы здесь одна или с мужем? - с чисто американской непосредственностью поинтересовался Чарльз.

- Одна, - коротко ответила Эвелина и, поколебавшись, добавила: - Я не замужем.

- О! На самом деле? - чересчур эмоционально отреагировал

американец.

- На самом деле, - засмеялась Эвелина, ловко управляясь

с щипцами. Чарльз с завистью наблюдал за ее манипуляциями, явно не

обладая такими навыками.

- Вы много путешествуете? - спросил он, безуспешно пытаясь

вскрыть панцирь огромного морского рака.

- Обычно несколько раз в год я уезжаю. Меня привлекают тропические

страны, южные моря. Здесь мне очень нравится.

- Сколько планируете здесь пробыть?

- Пока не знаю, может, недели три. Пока не надоест.

- Вы не работаете, вам не нужно возвращаться? - поинтересовался

Чарльз.

- Я искусствовед. У меня есть небольшой бизнес, но я всегда могу

отменить какие-то дела и встречи. - Его интерес Эвелина сочла

вполне естественным.

- И что же это за бизнес? Галереи, антиквариат?

- У меня небольшой салон. Магия, гадание, предсказания.

Чарльз был восхищен:

- Как чудесно встретить в этом романтическом уголке на берегу

океана настоящую колдунью! А у меня все так прозаично... Банковское

дело.

- Никакая я не колдунья, - рассмеялась Эвелина.

Но кое-что в этом понимаю.

- А вы можете что-нибудь сказать обо мне? - допытывался

Чарльз, в этот момент напоминая любопытного ребенка.

- Ну хорошо, - сдалась Эвелина. - Дайте мне руки.

Чарльз протянул ей руки, она сжала их, закрыла глаза и сосредоточилась.

Перед ее закрытыми глазами проплывали смутные образы, мелькали неопределенные мысли. Вдруг Эвелина четко, но каким-то отрешенным голосом произнесла:

- Вы не тот, за кого себя выдаете. И вы - не американец. - Она открыла глаза.

Чарльз смутился и отнял руки.

- Я американец во втором поколении. Мои родители - эмигранты

из Европы.

- Мы все не те, за кого себя выдаем, - успокоила его Эвелина. - И все хотим выглядеть лучше в чужих глазах.

- Вы очень опасная женщина. Теперь я вижу, что вы - настоящая

колдунья.

- Надеюсь, на самом деле вы так не думаете. - Он нравился

Эвелине, и ей совсем не хотелось его напугать.

"А почему бы и нет?" - подумала она, глядя на его

сильные руки и стройное тело.

После ужина Чарльз пригласил Эвелину к себе немного выпить. Он остановился в уединенно стоящем парковом бунгало. Черноту южной ночи рассеивал только светильник на террасе. Официант принес шампанское.

"Опять шампанское", - вздохнула про себя Эвелина.

Она сидела на краю бассейна, напоминавшего заросшее цветами озеро, и болтала в воде ногами. Чарльз сел рядом и протянул ей бокал.

- Я так рад, что встретил тебя, - тихо сказал

он и обнял ее за плечи.

Эвелина не противилась, хотя ей показалось, что он действует слишком уж стремительно. Чарльз нежно поцеловал ее в губы, затем поставил на поднос бокалы, к которым они едва притронулись, и опустил ее на траву, пытаясь разобраться в складках шелковой ткани.

- Не торопись, - попросила его Эвелина. Она обняла его за шею и привлекла к себе, одним движением распахивая на нем рубашку. Их разделял только тонкий шелк ее одежды.

Было слышно, как в бунгало непрерывно звонит телефон. Но Чарльз, казалось, не слышал его.

- Может, подойдешь? - шепнула Эвелина.

- Ни за что, пусть звонит.

Чарльз наконец-то справился с ее платьем...

...Потом они пили шампанское, плескались в маленьком бассейне и болтали

о какой-то ерунде.

- У меня никогда не было русской женщины. Они все такие горячие?

- подначивал он Эвелину.

- Ты об этом никогда не узнаешь. Не смей больше заводить романы

с русскими! - шутя сердилась Эвелина.

Чарльз вылез из воды и принес Эвелине из бунгало махровый халат. Они с трудом нашли свою одежду в темноте. Эвелина чувствовала себя легкой и счастливой. Они как будто не могли оторваться друг от друга. И все же ее беспокоила одна мысль: "Почему мне вдруг пришло в голову, что он выдает себя за другого?"

Где-то под утро телефон вновь залился длинной трелью.

Чарльз ответил, и Эвелина, чтобы не мешать ему, вышла в ванную. Она оглядела себя в огромном зеркале, а затем зачем-то подняла параллельную трубку. Она услышала мужской голос, который произнес: "Через неделю в Тель-Авиве. Ты должен все успеть". Эвелина очень тихо положила трубку на рычаг.

- Звонили из дома, спрашивают, как я отдыхаю,

сказал Чарльз выходящей из ванной Эвелине. - О, если бы они

знали как! - Он мечтательно прикрыл глаза. - Иди

сюда. Я уже соскучился.

Эвелина скользнула в постель и прижалась к нему. Он доставлял

ей такое наслаждение, что она решила пока не думать об этом странном звонке.

- Я хочу быть с тобой. Всегда. - Чарльз приподнялся

на локте и жадно, с какой-то затаенной тревогой вглядывался в лицо Эвелины. - Я хочу, чтобы ты была только моей.

Она уже привыкла к тому, что в постели мужчины говорят и обещают ей что угодно.

- Я и так твоя, - улыбнулась ему Эвелина.

- Мне кажется, что, когда я проснусь, тебя уже не будет. Это как сон.

- Это не сон. И я никуда не уйду. Я живая и теплая. - В подтверждение своих слов Эвелина взяла его руку и положила себе на грудь. - Попробуй...

Чарльза не надо было уговаривать.

Когда через полчаса он скрылся в ванной, Эвелина быстро

поднялась с постели, нашла его бумажник. В нем она обнаружила американский паспорт на имя Чарльза Фридмана и служебное удостоверение, в котором была вклеена фотография Чарльза. Из удостоверения следовало, что его владелец работает в Центре политических исследований в Тель-Авиве.

"А, черт, моссадовец!" - раздосадованно

подумала Эвелина и быстро нырнула в постель, услышав, что

в ванной перестала течь вода.

Чарльз вышел с полотенцем, обернутым вокруг бедер.

- Может, искупаемся в океане, пока не наступил рассвет? - предложила Эвелина.

- Боже, откуда в тебе столько сил? - изумился

Чарльз. - Я с ног валюсь. Если я не посплю хотя бы пару часов, то просто умру.

- Тогда спи, а я пойду поплаваю, - сказала

Эвелина и обняла Чарльза, еще влажного после душа.

- Нет, не уходи, - попросил Чарльз, крепко прижимая

ее.

- Но ты же хочешь спать, - рассмеялась Эвелина, чувствуя, что он опять возбужден.

- И тебя я тоже хочу, - вздохнул Чарльз, пытаясь увлечь ее обратно в постель.

Эвелина наклонилась над ним и поцеловала.

- Спи, мое сокровище. Ты мне нужен свежий и бодрый. - Она нежно погладила его плечо. - Я буду ждать тебя, когда ты проснешься. Мы вместе позавтракаем, а потом будем купаться и заниматься любовью прямо в океане, как дельфины. - Она говорила все тише и тише, и Чарльз ее последних слов почти не слышал, проваливаясь все глубже в мягкую вату сна.

Убедившись, что Чарльз сладко посапывает, она стала рыться в его вещах и нашла папку с бумагами. Среди прочих документов она обнаружила в ней свою фотографию.

"Ну почему, почему мне так не везет?! - подумала Эвелина. - Ведь я почти влюбилась в него".

Вернувшись к себе в бунгало, Эвелина позвонила в аэропорт.

ГЛАВА 19

Москва, 1999 год

Уже несколько дней Сима безуспешно пыталась дозвониться до Инки, но

трубку никто не брал. Володя отказывался давать какие-либо объяснения

по этому поводу, и, если вначале он только томно закатывал глаза и

вздыхал, то в дальнейшем довольно резко сказал, что ничего не знает

и что Инка должна быть дома, поскольку больше ей быть негде. Однако

вскоре он стал молча топтаться вокруг Симы, чем довел ее до белого

каления.

- Снегирев, у нас один кабинет на двоих - я это понимаю, - поэтому скажи, пожалуйста, что тебе от меня нужно?

- Если что-нибудь узнаешь про Инну, сообщи, - выдавил наконец

из себя Володька и зарделся словно красна девица.

На мгновение Симке стало стыдно, и она, отвернувшись, буркнула:

- Ладно, договорились.

- Тогда я пойду, а то у меня там дел... - Выразительно

проведя пальцем по горлу, Снегирев еще раз шумно вздохнул и вывалился

из кабинета.

Через минуту после его ухода раздался телефонный звонок. Сима поспешно схватила трубку и услышала недовольный голос матери.

- Привет, мамуля! - поспешила на всякий случай подлизаться Симка.

- Привет, привет. Я хочу тебе напомнить, что я не автоответчик

и у меня достаточно своих дел, чтобы еще выполнять функции секретарши, которая, кстати, тебе не полагается по штату, - раздраженным голосом сказала Марина Алексеевна.

- Мам, ты чего? - удивленно спросила Симка.

- Тебе звонила какая-то школьная подруга, не пожелавшая представиться, и просила передать, что она хочет с тобой встретиться сегодня. Она будет ждать тебя вечером в каком-то "Эф-клубе". Сказала, что адрес ты знаешь.

- "Эф-клуб"? - переспросила Сима. - А

почему она сама мне не позвонила?

- Я предложила ей этот вариант, но он ее не устроил по неизвестным

мне причинам. - Марина Алексеевна уже немного успокоилась.

Я сегодня ухожу на дежурство в клинику, так что, будь добра, приготовь

себе поесть самостоятельно, благо ты уже не маленькая. Пока!

- Мам, ну ладно тебе, - примирительно сказала Сима,

но мать уже положила трубку. - Надо ехать к этой полоумной, посмотрев на часы, вслух сказала Сима. - И как она не боится в этом клубе появляться?

- Видимо, она теперь вообще ничего не боится, - раздался за ее спиной Володин голос.

- Как ты догадался, что речь идет об Инке? - поворачиваясь к Снегиреву, спросила Сима.

- Ты говорила про "Эф-клуб", но я ведь тоже знаю, что

это за место. Как-никак обе потерпевшие по моему делу там работали, криво усмехнулся Снегирев.

- Ладно, теперь ты знаешь, где ее искать. Только, если не возражаешь, сначала я с ней поговорю, мало ли чем она захочет со мной поделиться. Сима выразительно подмигнула тоскующему Володьке. - И потом

я все-таки ее подруга.

- Договорились, - вяло произнес Снегирев.

- Володь, а я ведь не знаю точного адреса. Может, подвезешь?

Сима вновь пустила в ход все свое обаяние, но Снегирев устоял.

- Даже не рассчитывай, - мило улыбнулся в ответ Володя.

Когда Сима на метро добралась до клуба, она уже пребывала в меланхолическом настроении. Она заведомо знала, что новая встреча с Инкой не принесет ей ничего хорошего.

Войдя в здание клуба, Сима немного растерялась. К ней мгновенно подскочил мордастый охранник в униформе и спросил, что ей нужно.

- Я ищу Инну Соколовскую, - с достоинством произнесла Сима.

- Минуточку подождите здесь, - попросил "мордастый".

Через минуту он материaлизовался - Сима даже не успела выкурить треть сигареты - и, широко улыбаясь и отсвечивая золотым зубом, радостно сообщил:

- Инна Константиновна ждет вас в своем кабинете. Я провожу.

"Инна Константиновна? - Сима поперхнулась сигаретным дымом. - Хорошее начало".

"Мордастый", который, вероятно, выполнял функции охранника

и швейцара одновременно, ловко распахнул перед ней дверь кабинета

и, сверкнув напоследок золотой коронкой, сказал:

- Прошу, мадам!

В просторном светлом кабинете на мягком вертящемся кресле сидела Инка, увидев Симу, она радостно поднялась к ней навстречу.

- С ума сойти, - только и смогла вымолвить упавшая в кресло

для посетителей Сима.

Инку было трудно узнать. На ней был шикарный темно-синий костюм, купленный явно в каком-то дорогом бутике. Вместо длинных светлых локонов стильная короткая стрижка. Из яркой блондинки она преобразилась в томную шатенку. С соответствующим макияжем лицо Соколовской выглядело совсем непохожим на то, которое Сима привыкла видеть еще со школы.

В довершение всего, на Инке отсутствовали так любимые ею многочисленные золотые украшения. Одним словом, всем своим видом она олицетворяла образ респектабельной деловой женщины.

- Я вам не нужен, Инна Константиновна? - спросил "мордастый".

- Нет, Андрей, спасибо, - c достоинством произнесла Инка.

- Ну, как я тебе? - спросила Инка, довольная произведенным

эффектом.

- Нет слов. Сама придумала или кто-то подсказал?

поинтересовалась Сима.

- Идея моя, но работа Тамарина.

- Нашей, что ли, Томки? Лебедевой?

- Да. Она теперь у меня работает, - довольно кивнула Инка.

- Кем? - затаив дыхание, спросила Сима, представив себе

веселую, добропорядочную семейную хохотушку Томку в этом "гнезде

разврата".

- Визажистом, кем же еще! - удивилась Инка.

- Славно, славно, - Сима встала и прошлась по кабинету,

оглядывая его, - но вообще-то хотелось бы объяснений. Во-первых,

зачем я тебе была нужна? К тому же непонятно, зачем надо было звонить

матери, если у тебя есть мой рабочий телефон? Во-вторых, с чего это

ты вдруг стала Инной Константиновной? Или у вас теперь принято друг

к другу по имени-отчеству обращаться?

- Нет, не принято, но это, в общем, не главное. Я хотела спросить

у тебя, что там нового по моему делу, и вообще поговорить...

Инка тревожно заглядывала Симке в глаза и мялась. - Поговорить именно с тобой, - наконец выдавила она, особенно напирая на слово "именно".

- А о чем нам с тобой говорить? Ты же теперь у нас никого

не боишься, ведешь свободный образ жизни, дома не появляешься, пропадаешь черт знает где, в общем, крутая стала. - Симка снова бухнулась в кресло, которое под ней жалобно пискнуло.

- Я дома была всего полчаса, хотела вещи забрать. - Инка закурила. А потом подумала - ничего не хочу, пусть все там остается. Словно моя прежняя жизнь умерла в той квартире вместе с Натальей, хотя это, конечно, нечестно.

- Что-то я не пойму, что ты хочешь сказать? - Сима тоже взяла сигарету.

- Я ничего не буду брать из старой квартиры и жить там тоже не буду. - Инка стала слишком серьезной. - Я хочу новую жизнь начать, понимаешь?

- Да, но при чем здесь я?

- Тебе... В общем... Я... - Инка замялась, не зная, с чего

начать.

- Начала хорошо, продолжай в том же духе, - ободрила

ее Симка.

- Ты Володьку давно видела? - неожиданно спросила Инка.

- Час назад. - Симка посмотрела на подругу укоризненным взглядом. Слушай, Соколовская, ты чего бедного мужика мучаешь, а?

- Это я его мучаю?! - взбеленилась Инка. - Да

это он из меня всю душу вынул своими нравоучениями и братской заботой. Ну что же это такое? В кои веки попался приличный мужчина, хоть и мент, так он меня и за человека не счи-та-е-е-ет, - в конце фразы Инка уже рыдала.

При виде этой душераздирающей сцены Симка выронила сигарету, которая прожгла на ее безразмерном свитере аккуратную круглую дыру. Быстро сбросив с себя тлеющий окурок и наступив на него, Симка принялась утешать ревущую подругу.

- Инка, неужели ты влюбилась в этого засранца?

Инка зарыдала еще громче.

- Ну ты же у нас красавица, а теперь вообще с ума сойти

можно, ты умница, а он мент - огромный, бестолковый,

рожа наглая, - плач не умолкал, и Симка старалась изо всех сил, - к тому же он ведь бабник страшный, у него что ни день,

то какой-нибудь новый крокодил - вкуса у него никакого! И наследственность у него отягощенная: у его бабушки был маразм. Ну на что он тебе сдался? Представляешь - Володька в старости да еще в маразме!

- Прекрати, пожалуйста, - простонала Инка сквозь слезы,

мне совсем не смешно.

- Это тебе сейчас не смешно, а потом знаешь, как весело станет,

да поздно будет мои советы вспоминать. - Увидев, что Инка роется

в сумочке в поисках носового платка, Сима прикрикнула на нее:

Прекрати, Инка, детский сад какой-то! Скажи еще, что тебе замуж за него хочется.

- Замуж не хочется, но все-таки... - Инка всхлипывала, прижимая платок к носу.

- Это все не дело, Инка. Я с ним каждый день вижусь... - Симка сделала эффектную паузу, - ...и могу со всей авторитетностью заявить, что мужик весь зачах от тоски. Просто жалость берет! Все время о тебе расспрашивает, переживает очень. В общем, плакать тут совершенно не о чем. Надо прийти к нему самой и сказать, как твое сердечко при виде его замирает и страдает. Или что-нибудь в этом духе, в общем, не мне тебя учить.

- Не могу я к нему первая прийти. - Инка в последний

раз промокнула глазки и спрятала платок обратно в сумку. - Я

же теперь приличная женщина.

- К тому же еще и Инна Константиновна, - видя, что подруга пришла в себя, поддела ее Симка. - Кстати, в каком ты здесь теперь качестве?

- В качестве хозяйки. - Инка улыбнулась.

- Кого?!

- Хо-зяйки, - икнув, повторила подруга. - В настоящее время я являюсь владелицей этого клуба, - чтобы побороть приступ начавшейся икоты, она налила себе из пакета сока, - который под моим чутким руководством станет вполне приличным, респектабельным заведением. Я так решила.

- Что-то я не пойму, когда ты все успела? - спросила окончательно ошалевшая Серафима.

- Я тебе не говорила, но, кроме ежедневника, из квартиры Фатимы

я вынесла еще кое-какие вещи, которые она просила нас с Натальей сохранить

у себя в случае своей неожиданной смерти.

- И что это за вещи? - торопливо спросила Сима.

- Ну там дискеты с бухгалтерией, досье на девчонок, ее завещание

и прочие бумаги по клубу. Когда я полезла тебе за ежедневником, вспомнила,

что бумаги все это время валялись у меня в сумке, ну и решила в них разобраться. - Инка перестала икать и закурила, откинувшись в кресле. Жизнь полна сюрпризов! Представляешь, Фатима все оставила нам с Наташкой пополам. Жалко, правда, что Наталья про это уже не узнает. - Инка вздохнула.

- Да уж, - согласилась Сима. - Только почему ты мне в тот же день не сказала о документах?

- Ну-у, - протянула Инка, - я должна была проверить, нет ли в бумагах информации, которая может навредить мне или девчонкам. Родной милиции не всегда следует доверять. - Видя, как Симка злобно сощурилась, она поспешила добавить: - Но к вам с Володькой это, конечно же, не относится.

- Да ну?

- Да, но теперь я со всей уверенностью могу заявить, что ничего полезного для вас или просто криминального там нет. - Инка победно улыбнулась. - Поэтому я уже несколько дней как законно вступила в права наследования имуществом и теперь начинаю новую жизнь.

Некоторое время они обе молчали. Симка переваривала полученную от подруги информацию, а Инка, судя по мечтательному выражению лица, думала об одном бравом старшем лейтенанте, лишившем покоя ее душу.

- Значит, тебя можно поздравить с возвращением в стан приличных женщин? - первой прервала молчание Сима.

- Можно, - согласилась Инка.

- Не переживай, Инка, появится твой Снегирев. Думаю, что уже сегодня, - не в силах наблюдать страдания заново рожденной Соколовской, раскрыла карты Сима, - я ему случайно рассказала, что сегодня ты ждешь меня здесь вечером.

- Правда? - засверкала глазами Инка.

- Правда, так что жди! Ну а я поехала, пока! - Послав подруге воздушный поцелуй, Симка направилась к выходу.

- Ты сама найдешь выход или тебя проводить? - живо поинтересовалась Инна.

- Да я уж как-нибудь обойдусь, - недовольно пробурчала

Сима.

- Ладно уж, пойдем, - решительно встала новая хозяйка клуба

и, заглянув по дороге в зеркало, спросила: - Как я выгляжу?

- Потрясающе! Никаких следов от слез и соплей - как раз

то, что нужно, - заверила ее подруга.

Из коридора вдруг раздался какой-то шум, и Инка изменилась в лице.

- Что это? - встревоженно спросила она.

- Не волнуйся, все в порядке, - поспешила успокоить ее

Сима, не имея ни малейшего представления о происходящем.

В этот момент дверь распахнулась, и навстречу им выплыл Снегирев - в черном костюме и с охапкой белых роз. Не узнав Инну, он обратился к Симке:

- Где она?

- Вот! - испытывая огромное удовольствие и некоторое внутреннее облегчение, Симка указала на подругу.

Снегирев на мгновенье замер, но потом, видимо, опознав

Инку по каким-то только ему известным приметам, сказал:

- Возможно, ты сочтешь меня идиотом, - глядя

Инке прямо в глаза, он продолжал держать перед собой огромный сладко пахнущий букет, - но я хочу, чтобы ты ушла отсюда со мной сию же минуту. Здесь тебе не место, и я знаю, что ты достойна самого лучшего.

Повисла пауза. "Милиционер родился!" - подумала про себя Симка.

Снегирев вцепился в розы с таким выражением лица, что

Симка не выдержала.

- Да отдай же ты ей цветы, ради бога! - толкнула она его в бок.

Следуя совету, Володька протянул Инке цветы. Прижав букет

к груди, она взяла старшего лейтенанта под руку и направилась

с ним к выходу. Сима пронаблюдала, как Инна с таким гордым видом

села в его потрепанную "восьмерку", словно это был по меньшей

мере шестисотый "Мерседес".

- Да, разговорчик предстоит этим двум голубкам еще

тот, - сказала Симка сама себе и полезла в сумку за сигаретами.

ГЛАВА 20

Таити - Фиджи, 1999 год

Солнце только поднималось, окрашивая воду и небо в розоватые тона.

Эвелина пыталась различить, где кончается океан и начинается небо, и не могла. Фантастический тропический рассвет завораживал. Солнце, словно рождающееся из океана, спустя пару минут стало нестерпимо ярким. Ей было очень жаль покидать это место, ведь все так хорошо началось! Она вспомнила о Чарльзе, прикрыла глаза, и воспоминания о сегодняшней ночи вновь нахлынули на нее. Ошибки быть не могло - он следил за ней. Но зачем? Мысленно перебирая возможные варианты, она так и не поняла, в чем здесь дело. Единственным звеном, связывающим ее с израильской разведкой, мог быть Джонни, но тот недавно погиб от рук арабских террористов в Тель-Авиве. К тому же она выполнила все свои обязательства перед ним. Было ясно только одно: нужно срочно уезжать. Вести игры со спецслужбами Эвелина не умела, да и не хотела. Можно было бы, конечно, остаться и попытаться выяснить, в чем дело, но она была наслышана о методах, используемых Моссадом для получения информации, и решила не рисковать. Даже если они и ошибаются на ее счет, то когда они это поймут, ей будет уже все равно.

Эвелина открыла справочник и позвонила в аэропорт.

- Доброе утро, - поздоровалась она с сонным служащим, - могу ли я вылететь в Папаэте в течение ближайшего часа?

- К сожалению, мадам, это невозможно. Ближайший рейс только завтра.

- Ладно, тогда я хочу заказать чартер. Прямо сейчас.

Эвелина начала нервничать.

- Извините, мадам, - с сожалением произнес этот же, но

уже более бодрый голос, - но у нас сейчас нет ни одного

свободного самолета.

- Но мне нужно в Папаэте немедленно! - Эвелина уже плохо

держала себя в руках, представляя, как по песчаной полосе к ней идет

Чарльз, которого она пригласила к себе на завтрак.

- Минутку, мадам, я сейчас уточню, возможно, есть какой-нибудь

другой вариант. - Голос пропал, в трубке раздавалось пощелкивание

и легкое шипение. Затем голос появился вновь: - Хочу вас обрадовать, мадам. Сейчас готов к вылету частный самолет одного из наших клиентов, который любезно согласился оказать вам услугу.

Эвелина бросила трубку, сказав напоследок, что цена ее не волнует.

Она стояла посреди комнаты, завернутая в парео, и оглядывалась, лихорадочно соображая, с чего начать. Вещи были почти неразобраны, и это облегчало задачу. Но бессонная ночь, выпитое накануне шампанское, страх и волнение перед побегом мешали думать. Несколько минут она бесцельно металась между ванной и гостиной, швыряя косметику и разные мелочи в первый попавшийся пластиковый пакет. Затем она бросила его посреди комнаты и принялась звонить портье, чтобы заказать машину и попросить счет. Слушая длинные гудки - портье, похоже, не было на месте, - она торопливо запихивала в сумочку документы, кредитные карты, какие-то бумажки с записями, в которых некогда было сейчас разбираться. Трубку все не снимали. На фоне длинных гудков она услышала поскрипывание мостков - к ней кто-то шел. В окне, выходящем на террасу, она увидела Чарльза, и через несколько секунд он уже входил к ней без стука, как входит мужчина к женщине, с которой только что провел страстную ночь. Эвелина только успела ногой затолкнуть под кровать пластиковый пакет, и в этот момент портье снял трубку. Эвелина взяла себя в руки и спокойно сказала:

- Доброе утро. Я не могу дозвониться в обслуживание номеров. Пожалуйста, я хочу заказать в номер завтрак на двоих.

Она обернулась к Чарльзу и прошептала: - Я же обещала тебе завтрак на террасе. Но я вижу, ты почти не спал.

- Не мог уснуть без тебя. - Сев рядом с Эвелиной, Чарльз

обнял ее, пытаясь распутать хитро завязанное парео. - Кроме

того, ты обещала не только завтрак... - Чарльз прижался губами

к ее плечу, расстегивая пуговицы своей рубашки.

- Подожди, сейчас принесут завтрак. - Эвелина все сильнее сожалела, что нужно уезжать.

В дверь постучали, и Эвелина встала.

- Накройте, пожалуйста, на террасе, - попросила она вошедшего официанта. - Хочешь круассан? - обратилась она к Чарльзу, когда служащий ушел.

- Нет, я хочу тебя, - заявил он, лежа на ее широкой кровати.

- Одно другому не мешает, - заметила Эвелина. - Ну-ка выходи!

Чарльз нехотя поднялся и, выйдя на террасу, уселся в плетеное кресло. Поглядывая на Эвелину, он маленькими глотками пил кофе. К булочкам они не прикоснулись. Внезапно Эвелине пришла в голову одна мысль.

Она скрылась в ванной и вышла к нему в очень открытом, напоминавшем

две узкие полоски купальнике. Вообще-то это был не ее стиль, но сейчас

она предпочла именно его. Чарльз восхищенно присвистнул. Как

все южане, он предпочитал пышные формы - может быть, даже

слишком пышные для такого купальника. Но она видела, что ему понравилось.

- Приглашаю тебя допивать кофе в воде. - Эвелина поставила

на поднос кофейник и чашки и спустилась по лесенке к океану.

Присоединяйся.

Чарльз сбросил уже расстегнутую рубаху, шорты и быстро спустился за ней. Они уселись на нижней ступеньке, оказавшись по пояс в теплой воде. Эвелина подала ему чашку:

- Ведь так гораздо лучше?

- Конечно, - охотно согласился Чарльз.

Ну, ты просто-таки русалка! Определенно ты вышла из моря.

- Да, я обожаю море. Всегда мечтала жить в таком месте, как это,

а жила в холодной северной стране, за тысячи километров отсюда.

Эвелина вздохнула, сделала глоток и отставила чашку. Чарльз, неотрывно

глядя на нее, сделал то же самое.

Они казались себе невесомыми в очень соленой плотной воде. Внизу был отчетливо виден рельеф дна, белый песок с небольшими островками красочных кораллов и пестрыми рыбками, приплывшими позавтракать к ним. По дну скользили две тени, иногда сливающиеся в одну. Чарльз стал нетерпеливо стягивать с нее купальник, но Эвелина остановила его.

- Подожди, у меня есть идея. - Она медленно сняла верхнюю полоску, обнажив очень белую на фоне бирюзовой воды грудь.

Чарльз даже застонал от возбуждения, но она не позволила к ней прикасаться. Вместо этого она разорвала полоску на две половинки и властно приказала Чарльзу подплыть к лестнице. Предчувствуя какую-то эротическую игру, он подчинился. Эвелина привязала обе его руки к лестнице и проверила крепость узлов.

- Ну давай же, давай, - шептал Чарльз, почти теряя разум

от происходящего.

Но Эвелина не торопилась. Она прижалась к нему грудью и поцеловала, чувствуя, как напрягается его тело. Чарльз пытался освободиться, но не смог. Тяжело дыша, он прикрыл глаза в ожидании чего-то необычного. Затем, сняв остальное с себя и Чарльза, Эвелина нырнула и под водой привязала к лестнице его ноги. Вынырнув, она прижалась к его сильному стройному телу, с сожалением оторвалась от него и поднялась по лестнице. Чарльз открыл глаза и недоуменно спросил:

- Куда ты?

Эвелина не ответила. Все время, пока она переодевалась и собирала вещи, она слышала, как он звал ее почти в отчаянии. Она подхватила чемодан, пластиковый пакет и взяла в руки туфли. Стоя на террасе почти над головой Чарльза, она мстительно сказала:

- Ты спутал любовь с работой, милый. Хотя, признаюсь,

мне было хорошо с тобой. Надеюсь, тебя найдут до прилива и ты не утонешь и не успеешь обгореть на солнце. Мне было бы жаль.

Уходя, она слышала громкие ругательства Чарльза.

Эвелина добралась до стойки портье, выслушала ряд недоуменных вопросов по поводу того, что она не вызвала обслуживающий территорию кар и носильщика, а пришла пешком. Эвелина ответила, что очень торопилась, а номер портье был постоянно занят. Тот с изумлением посмотрел на ее измятый костюм и испачканные в песке ноги, но Эвелине было все равно, что он подумал. В лимузине, принадлежащем отелю, она кое-как привела в порядок волосы, подкрасила ресницы и тронула помадой губы. Больше ни на что времени не было. Служащий аэропорта в униформе провел ее к одиноко стоящему белоснежному с зеленой полосой самолету, сказав по дороге, что больше пассажиров нет. Она поднялась по трапу в салон, где ее встретил смуглый худощавый стюард, мало напоминавший упитанных полинезийцев. Салон поразил ее своей роскошью. Наверняка хозяин самолета сдерет с нее три шкуры. Но она слишком торопилась убраться отсюда!

Эвелина с облегчением опустилась в кресло и сняла туфли - песок, оказавшийся внутри, больно натер ей ноги. Нажав кнопку, она вызвала стюарда, чтобы попросить минеральной воды. От всего происшедшего в это безумное утро ей страшно хотелось пить.

Дверь открылась, но вместо стюарда в салон вышел Мохаммед.

От неожиданности Эвелина даже закрыла глаза.

- Здравствуй, Эвелина, - необычно сухо произнес он. - Вижу, ты так торопилась, что даже не успела уложить волосы. Выглядишь ужасно.

- Мохаммед, милый, - обрадовалась Эвелина, предпочитая

не обращать внимание на его тон. - Как ты здесь оказался?!

- Ну не думаешь же ты, что случайно, - язвительно заметил араб. - И вообще, ты стала невнимательной. - Он показал ей на что-то в иллюминатор.

Эвелина повернула голову и увидела на крыле самолета три зеленые буквы KSA - королевство Саудовская Аравия, - которые не заметила раньше.

- Ты что, следил за мной?! - возмутилась она.

- А ты как думала? - Сдержанность и невозмутимость Мохаммеда как ветром сдуло. - После того, что ты натворила?! После того, как ты подставила меня?! И не только меня!

- Ничего не понимаю, - растерялась Эвелина. - Ты имеешь в виду Чарльза?

- Да какого, к черту, Чарльза?! - почти кричал Мохаммед.

Хотя с этим Чарльзом мы еще разберемся, моя верная преданная девочка.

В его голосе звучала такая угроза, что Эвелина съежилась в своем кресле.

- Подожди, давай разберемся, - она попыталась успокоить

его.

- Прекрати делать вид, что ты ничего не понимаешь, жадная дрянь!

Мохаммед был вне себя от ярости. - Мало того, что ты решила сыграть на две стороны, так еще по твоей милости погибли люди. Ты что, не понимаешь, что тебя тоже достанут? Решила спрятаться на Таити? Да хоть на Северном полюсе среди пингвинов! Все равно тебя найдут. Идиотка! Если влезла в эти игры, так играй честно. А перехитрить их твоего бабьего умишка не хватит!

Эвелина в изумлении смотрела на него. Никогда в жизни ее так не оскорбляли,

но больше всего ее бесило то, что она не понимала причину его ярости.

Мохаммед придвинул кресло и сел напротив таким образом, что ее ноги

оказались зажатыми между его коленями, а руки, лежащие на подлокотниках,

он стиснул с такой силой, что побелели кисти. Она почувствовала, какими

грубыми и жестокими могут быть его пальцы. Тоном, не допускающим возражений,

он приказал:

- А теперь рассказывай! Все!

- Ты из-за Джона Гершовича? - теряясь в догадках, предположила

Эвелина.

- Да, черт побери, и из-за него тоже! - перемежая английские

ругательства с арабскими, произнес Мохаммед.

- Да отпусти же меня, я все объясню, - попросила Эвелина,

пытаясь освободиться из его стальных объятий. - Понимаешь, когда

ты попросил меня заняться этим делом - помнишь, в Абу-Даби,

я была уже в курсе. Незадолго до этого я встретилась с Джоном.

Произнося это имя, она с опаской посмотрела на Мохаммеда. И не зря, его лицо потемнело от скрытого гнева. - Но ты не думай, у меня с ним ничего не было, это мой старый друг, он учил меня кабале. Так вот, тот академик, который интересовал тебя, был первым мужем его последней жены. - Эвелина умолкла, запутавшись в родственных связях, а потом продолжила: - Джон дал мне полную информацию об их семье, всевозможные фотографии, рассказал о каких-то мелких деталях, которые, как ты знаешь, бывают самыми убедительными. Послушай, может, мне все-таки принесут воды и таблетку от головной боли? Я не спала всю ночь и страшно устала.

Эвелина закусила губу, но было поздно. Мохаммед отпустил ее руку и

со всего размаха ударил ее по щеке. Голова дернулась и больно ударилась о стекло иллюминатора. Ее никогда никто не бил; Эвелина была готова разрыдаться от обиды, но сдержалась.

Мохаммед все-таки вызвал стюарда и на арабском велел принести воды

и таблетку. Эвелина, ощупывая языком кровоточащую изнутри щеку, строила страшные планы мести.

- Правильно говорят, что для араба верблюд дороже женщины, - тихо пробормотала она, но Мохаммед ее услышал.

- Это правда, - цинично согласился араб и, подождав, пока Эвелина запьет таблетку водой, велел: - Продолжай.

Эвелина, решив больше не провоцировать его, продолжила:

- Гершовича интересовали карты урановых месторождений, которые составлял первый муж его жены, академик Голубев. Но сам добраться до них он не мог. Я не знаю, чье задание он выполнял. Вскоре тем же заинтересовался ты. Поскольку у меня была уже полная информация об этом деле, я согласилась.

- Ты должна была меня предупредить, - уже более спокойно произнес Мохаммед.

- Ну, я не думала, что ты об этом узнаешь. Отказать ему было

уже поздно, а сказать "нет" тебе я не могла. И поверь, жадность здесь ни при чем. Можешь забрать обратно те деньги, что ты перевел мне на счет в цюрихский банк.

- Можешь не сомневаться, этот счет уже блокирован, - заявил Мохаммед.

- Тем более, - вяло согласилась Эвелина. - Прилетев

в Москву, я стала обдумывать план действий. Академик с дочерью жили

очень замкнуто. Приблизиться к нему не было никакой возможности. Через

своего частного детектива я узнала, что за академиком и его дочерью

постоянно велась слежка, телефон в квартире прослушивался. Так что

не только вы интересовались этими картами. К сожалению, выяснить,

кто эти люди, детектив не смог. Но я чувствовала, что нас

могут опередить. Я устроила так, что из квартиры академика украли

папку с его разработками. Но он оказался довольно осторожным человеком,

и того, что мы искали, там не было. Потом мой человек снова обыскал

квартиру, но ничего не нашел. В компьютере были какие-то разрозненные

куски, но без ключа ничего нельзя было сделать. Тогда я сочинила

трогательную историю о том, что мою мать, когда она была еще молоденькой девушкой, соблазнил отец Голубева и от этой короткой связи родилась я. И академик, и его дочь приняли эту историю на "ура". В сущности, они были очень одинокие люди. Мне было даже стыдно, что я их обманула. А потом началось такое... - Эвелина замолчала, глотнув воды. Ситуация вышла из-под контроля. Я устроила обед для своей "вновь обретенной семьи". Вообще-то я хотела всего лишь приручить Голубева, заставить его доверять мне. Но, к несчастью, он умер от астматического приступа, у него оказалась летальная аллергия на один из компонентов ароматической смеси, которой я часто пользуюсь. Но я не хотела этого! Не хотела! - Эвелина подняла на Мохаммеда полные слез глаза. - Ты мне веришь? Ведь я успела привязаться к ним, на самом деле...

- Не отвлекайся, - прервал ее Мохаммед. - Что ты при этом чувствовала, расскажешь потом.

- А потом... Потом все вообще вышло из-под контроля. После его смерти карты не нашлись, и я поняла, что он передал их своей подруге Анне. Я больше не могла использовать частного детектива, потому что это было и вовсе противозаконно. Много лет назад я вытащила из очень плохой истории одного юношу, оставила его работать у себя. Я знала, что он психически болен, но считала, что он находится в моей власти. Он шагу боялся без меня ступить. Но оказалось, что все не так. Сначала он убил проститутку, потом ее сутенершу. Мы думали, у них есть кое-что нужное нам. Я не смогла его больше остановить. Правда, карты

он нашел, но при этом зверски убил Анну, любовницу Голубева. Я чувствовала, что надо что-то предпринять, но не знала что. Отправить его в психбольницу я не могла, он бы все рассказал. А он совершенно обезумел, начал преследовать дочь Голубева, которая лечилась в загородном санатории от нервного срыва. Я даже боюсь думать, что все это из-за меня.

- Не думай об этом, ты же говоришь, он был сумасшедшим, - попытался успокоить ее Мохаммед.

- Потом в Москве я встретилась с Гершовичем и отдала ему карты. Правда, через несколько дней его убили арабские террористы в Тель-Авиве. Затем в Париже копию этих же самых карт получил ты. Дальше ты все знаешь.

- Но ты не все знаешь. Гершовича убили вовсе не террористы, а свои же моссадовцы. Они вообще скоры на расправу. Между прочим, из-за тебя.

- Из-за меня, но почему?! - изумилась Эвелина.

- Потому что карты были фальшивкой. Или ты не знала?! - почти закричал Мохаммед, угрожающе надвигаясь на нее.

Эвелина отшатнулась и закрыла лицо руками. Теперь все стало на свои места: смерть Джонни, появление Чарльза...

- Если ты не достанешь настоящие карты, ты умрешь... - спокойным ледяным голосом проговорил Мохаммед. Но лучше бы он кричал на нее.

- Но я не могу вернуться в Москву. Станислав в тюрьме. Я представляю, какие он дает показания! Меня арестуют!

- Думай сама. Но если в ближайшее время ты не найдешь их,

Мохаммед сделал паузу, - я отдам тебя на растерзание шакалам.

Или, что еще лучше, я подарю тебя своему жирному слабоумному кузену принцу Али. Он обожает таких толстеньких курочек, как ты.

Мохаммед грубо задрал ей юбку и похлопал по бедру. - Он давно уже ничего не может, зато любит мучить женщин, для этого у него даже есть специальная камера пыток. А иногда ему нравится смотреть, как взвод его телохранителей насилует их. Никто не выдерживает у него больше месяца. Ты еще будешь молить о смерти.

Он одернул ей юбку и направился к выходу.

Эвелина кусала губы, чтобы не зарыдать от унижения и ужаса.

- Грязный бедуин! - крикнула она ему вслед, уже не заботясь о последствиях.

Мохаммед медленно повернул голову:

- Ты еще пожалеешь об этом.

Эвелина смотрела в иллюминатор. Самолет летел невысоко, и было видно, как под ним проплывали утопающие в зелени островки. Среди невероятно прозрачной воды были хорошо заметны отмели и темные коричневатые скопления кораллов. В другое время Эвелина бы наслаждалась этим полетом, но сейчас...

Она не знала, куда и зачем они летят и что будет дальше. Она чувствовала себя заложницей. К тому же Эвелина увидела совершенно другого Мохаммеда и была совершенно потрясена этим открытием. Прежде он казался ей образцом хорошего воспитания, он был сама любезность, а теперь...

Но она постаралась не упасть духом и начала разрабатывать план спасения. Эвелина была уверена, что нет такого положения, из которого нельзя было бы найти выход.

Уже знакомый ей стюард принес обед и сервировал его на небольшом столике между стоящими напротив креслами. "Он хотя бы не собирается морить меня голодом", - утешала себя Эвелина. Стюард накрывал на двоих, и это придало ей уверенности. "В конце концов, Мохаммед только мужчина", подумала она, но вспомнила, что выглядит ужасно: волосы были разлохмачены, косметику давно смыло слезами, щека распухла, а костюм измялся. "Ну ладно, я покажу тебе, кто здесь толстенькая курочка! Я покажу тебе, как хлестать меня по щекам!" - мстительно думала Эвелина. Заметив, что стюард бросает на нее заинтересованные взгляды, она улыбнулась ему и спросила по-английски:

- Вы не покажете, где я могу переодеться? А еще лучше,

принять душ?

- Конечно, мадам, я провожу вас, - откликнулся

араб. Они прошли через дверь в другом конце салона и попали в небольшую, но роскошную спальню. Стюард показал на другую дверь:

- Там ванная, мадам. Я сейчас принесу ваши

вещи.

- Спасибо. Как ваше имя?

- Халед, мадам.

- Спасибо, Халед.

Эвелина приняла душ и высушила волосы феном, попытавшись

придать им изящную форму. Опухоль на щеке спала. Она стала накладывать

на лицо макияж, стараясь, чтобы он не был слишком ярким. "Нужно выглядеть жертвой, но достаточно красивой. Чтобы вызывать и сострадание, и влечение одновременно", - подумала Эвелина, накладывая бледный тон, бежевые тени и коричневатую помаду. Напоследок она провела пушистой кистью по скулам, очерчивая их более темной пудрой. И никаких румян.

Войдя в спальню, она ожидала увидеть Мохаммеда, но комната была пуста. Эвелина распахнула чемодан и стала задумчиво перебирать вещи. Она остановилась на черном шелковом брючном костюме, надела его на голое тело, не потрудившись отыскать белье. Она вообще не любила белье.

Эвелина редко носила этот костюм, он делал ее смугловатую с оливковым оттенком кожу бледноватой, но сейчас это было то, что нужно. Глубокий вырез жакета открывал шею и часть груди больше, чем нужно, тонкий шелк, хотя и падал свободными складками, скорее открывал, чем прятал что-либо. И никаких украшений.

Эвелина вышла в салон, когда стюард заканчивал сервировку. По его восхищенно блеснувшим глазам она поняла, что сделала правильный выбор. Мохаммед сидел в кресле, быстро говорил по-арабски по мобильному телефону. На нее он даже не взглянул. Эвелина села напротив, стараясь, чтобы их колени не соприкасались, причем она постаралась сделать это довольно демонстративно. Мохаммед закончил разговор и отключил телефон.

- Не помешаю? - саркастически спросил он.

- Как ты можешь мне мешать или не мешать, если я твоя пленница,

изображая покорность, ответила Эвелина, с интересом оглядывая стол.

Все переживания дня ничуть не отразились на ее аппетите. По выбору

блюд она поняла, что Мохаммед все еще заботится о ней. Он знал,

что Эвелина не любит острую хариссу, которую предпочитал он сам, поэтому

перед ней стоял маленький подносик с несколькими видами китайских

соусов к рыбе. Эвелина сочла это добрым знаком.

- Все как раньше, помнишь?.. - Она внимательно посмотрела

ему в глаза, сев так, чтобы легкий жакет распахнулся и почти обнажил

грудь.

- Застегни пуговицу, я не хочу, чтобы кто-нибудь видел то, что

принадлежит мне, - уже мягче сказал Мохаммед.

Эвелина застегнула верхнюю пуговицу жакета, но вырез все равно мало что скрывал.

- Тебе? А как же твой жирный кузен принц Али, которому

ты собирался меня отдать? - немного театрально воскликнула она.

- Эвелина, не преувеличивай, ты прекрасно знаешь, что я не собирался

тебя никому отдавать. Я только хочу, чтобы ты поняла, что положение

очень серьезное и опасное - и для тебя, и для меня. Я хочу,

чтобы ты подумала, как все это исправить. - Он говорил очень

серьезно, глядя ей прямо в глаза.

- Обещаю тебе, я что-нибудь придумаю. - Эвелина

взяла в руки наполненный вином бокал. - Боже, как ты меня напугал!

- Я бы напугал тебя еще больше, если бы в тот момент, когда мне

принесли это, ты была здесь. - Мохаммед швырнул ей на колени

пачку фотографий. - Я бы просто убил тебя!

Эвелина взяла одну из них и побледнела: на них были запечатлены ее ночные развлечения с Чарльзом.

- Последний раз в Париже мне показалось, что тебя интересуют только дела, но не я... - нерешительно сказала она.

- Не оправдывайся! - резко оборвал ее Мохаммед. - Я говорил тебе, что могу убить за измену!

- Но только не теперь, правда, милый? - с издевкой произнесла Эвелина. - Не теперь, когда я так нужна тебе, чтобы получить эти чертовы карты! Так я найду их тебе! Найду! И можешь убираться к черту вместе со своими деньгами.

- Дело не в картах, Эвелина, - едва сдерживаясь, сказал араб, - мне нужно доверять тебе, быть в тебе уверенным.

- Да с каких это пор тебе нужно доверять женщине? - Эвелина чувствовала, что не может остановиться.

Мохаммед замолчал и принялся за еду, как всегда, ловко вскрывая панцирь огромной креветки. Эвелина уже сожалела, что не сдержалась. Она вытянула ногу и босой ступней коснулась его ноги. Мохаммед поднял голову и мрачно посмотрел на нее. Эвелина взяла его руку, сплела свои пальцы с его. Это был их условный жест примирения. Она тихо сказала:

- Прости меня, дорогой. Просто знай - что бы я ни сделала, я люблю тебя.

- И ты прости меня, я никогда не думал, что смогу ударить тебя.

Но мне было так больно видеть это. - Он брезгливо смахнул со стола фотографии.

- Давай больше не будем об этом. Надо подумать, где добыть карты. Но я сделаю это. Обещаю.

- Я знаю, - улыбнулся Мохаммед, и Эвелина облегченно вздохнула.

Самое страшное было позади.

Самолет летел на юго-запад, к Фиджи. Они должны были приземлиться

в аэропорту Сувы, а оттуда вертолетом добраться до маленького островка

на восток от Вити-Леву. Эвелина почти ничего не знала о Фиджи. Это

название ассоциировалось у нее только с французскими духами. Мохаммед

объяснил, что у него там есть коммерческий интерес, так как на островах

добывают золото. Эти острова носили русские имена: остров Симонова

и остров Михайлова, правда, здесь их так никто не называл.

Спустя несколько утомительных часов они оказались на небольшом, заросшем

кокосовыми пальмами островке. Прямо у воды стояла вилла, скорее большое

бунгало.

- Это тоже принадлежит тебе? - поинтересовалась Эвелина.

- Скорее моей семье, - коротко ответил Мохаммед.

Их встретил араб, который, видимо, сам прибыл недавно, и две служанки-полинезийки.

В доме было прохладно, окна прикрывали плотные жалюзи. Пол был вымощен скромной керамической плиткой. Здесь ничто не напоминало о роскоши, присущей всему, что принадлежало Мохаммеду. Он провел Эвелину по дому, показал компьютер с выходом в Интернет, спутниковый телефон, факс, сказав, что здесь есть все, что ей может понадобиться. Он внимательно посмотрел на Эвелину:

- Но ты должна сделать все, чтобы вернуть карты. Ты останешься здесь с моими людьми. Надеюсь, никто не сможет добраться до тебя.

- А ты уедешь?

- Да, но не очень далеко и не очень надолго. В Сингапуре состоится совещание стран - членов ОПЕК, мне обязательно нужно там быть.

Я заказал вертолет на завтра.

Эвелина чувствовала себя пленницей. Было ясно, что с острова не выбраться. К тому же к ней был приставлен араб, чтобы охранять ее. Оставалось только одно - найти эти карты. Но сегодня она не хотела ни о чем думать...

Быстро надвигались сумерки. Эвелина переоделась и собралась

было пойти искупаться, но Мохаммед не пустил ее, объяснив, что с наступлением темноты купаться в открытом океане очень опасно. Они ужинали в большой, просто обставленной столовой, украшенной живыми цветами. Еда тоже была простой и незамысловатой.

- То, что сегодня поймали местные рыбаки, - прокомментировал Мохаммед.

- А что еще есть на этом острове? - поинтересовалась Эвелина.

- Пара деревушек. Местные жители торгуют копрой, выращивают фрукты

и овощи, ловят рыбу. Они очень дружелюбны, и прислуга с ними прекрасно

ладит. Так что не беспокойся, здесь ты в безопасности. Островок очень

маленький, каждый новый человек на виду, к тому же сюда не так-то

легко добраться.

- Пожалуйста, не оставляй меня здесь одну надолго, - попросила Эвелина.

- Все зависит от тебя. - Мохаммед выразительно посмотрел

на нее.

Его смуглое тело резко контрастировало в полумраке с белыми простынями.

Мохаммед лежал, закинув руки за голову. Эвелина не могла разглядеть, спит он или нет. Поэтому она бесшумно скользнула в постель, стараясь его не разбудить. Но он вдруг резко повернулся к ней и осторожно провел ладонью от ее шеи до бедра. Меньше всего это прикосновение напоминало ласку.

- Если ты не найдешь их, тебя убьют.

Эвелина знала, что это правда.

ГЛАВА 21

Москва, 1999 год

Несмотря на будний день, народу на вокзале было очень много, и

если вначале Сима еще питала какие-то надежды на скромное посадочное место, то к моменту посадки в электричку она, полностью растворившаяся в крепком запахе вокзальных бомжей, мирно спавших во всех свободных уголках, потеряла всякую надежду на это. Постояв немного рядом с ними, Сима решила, что долго ей не вынести подобного соседства. Поэтому, приложив максимум усилий, она протолкнулась в тамбур и, отбросив чувство ложной скромности, достала из своего верного баула две раздавленные яблочные слойки и попыталась создать для себя максимально комфортные условия.

С трудом глотая царапающие горло маленькие кусочки, Симка пыталась отвлечься от царившего в ее голове хаоса. Она думала про Эвелину. Ей ужасно хотелось посмотреть, как благожелательная улыбка спадет с ее красивого, ухоженного лица. С одной стороны, налицо были все улики, исключить причастность Эвелины к преступлениям, совершенным Станиславом, было невозможно. С другой стороны, он говорил про какие-то магические карты в другой мир, и как-то не верилось, чтобы Эвелина, даже будучи хозяйкой магического салона, могла серьезно заниматься подобными вещами. Однако в любом случае нужно было побеспокоиться о том, чтобы был опечатан весь ее особняк, а не только убогая комната Станислава.

Несмотря на беспорядочные мысли, Симка всячески избегала думать

о цели своей настоящей поездки. Она гнала от себя мысли об Алене, но они словно нарочно выплывали на первый план. Против собственного желания Симка вспоминала, как отправила ее в больницу, считая бредом все, что говорила ей тогда девушка, как с самого начала исключила ее из круга важных свидетелей. А она ведь давно могла бы пролить свет на всю эту историю.

В то же время ей казалось, что достаточно глупо ехать в клинику, чтобы справиться о здоровье одной из свидетельниц по делу. Тем более что во второй раз Алена оказалась там не без ее непосредственного участия. Нет, она, конечно, знала, что имеет хороший повод: нужно рассказать об аресте убийцы (хотя Станислав был пока только подозреваемым), успокоить Алену, поскольку ей больше ничего не угрожало, и так далее, и тому подобное. Однако Сима совершенно не представляла, как будет проходить беседа с этой девушкой и чем вообще все это закончится. Поэтому, сколько бы она ни иронизировала над собой, ощущение некоторой вины не покидало ее до конца поездки.

Добравшись до больницы, она не дала себе возможности к дальнейшему отступлению и, предъявив удостоверение охранникам, сразу же направилась к уже знакомой палате на втором этаже.

Рывком открыв дверь, Симка с ужасом обнаружила, что палата пуста.

По спине у Симки пробежал неприятный холодок, и заныло где-то в области сердца. Она выскочила из палаты и рванула в сторону поста дежурной медсестры. Лихо затормозив скользкими подошвами своих кроссовок, Сима обязательно свалилась бы, но на полу лежало мягкое ковровое покрытие, которое предотвратило неминуемый Серафимин позор.

- Где Елена Голубева? Почему ее нет в палате? - с ходу набросилась Сима на пожилую благовидную медсестру. - Кто у вас здесь следит за больными?

- Пожалуйста, успокойтесь, - приятным грудным голосом сказала женщина, продолжая монотонно раскладывать таблетки в маленькие стаканчики.

После этой фразы Симке сразу же захотелось смахнуть эти дурацкие мензурки на пол и встряхнуть даму как следует, чтобы та стала более похожа на живого человека, а не на робота. Откуда-то из-за угла показались два незнакомых здоровяка-санитара и заспешили к ним, поэтому Сима немного сбавила обороты.

- Где Голубева из 15-й палаты? - несколько тише прорычала Сима. - Вы знаете, где она сейчас находится?

- Здесь нельзя кричать, это психиатрическая больница,

мило улыбнувшись, сообщила дама. - Ваша Голубева в комнате отдыха.

- Покажите мне, где это находится, - потребовала Сима.

- Прямо по коридору и направо, - продолжая улыбаться, сообщила

сестра.

Симка почти бегом направилась в указанном направлении. Дверь в комнату отдыха была открыта, и Сима быстро оглядела всех присутствующих. Две женщины в наушниках полудремали в креслах. В противоположном углу комнаты, на полу, две девочки подросткового возраста играли в шашки. Симка уже хотела снова бежать к сестре на пост, но внезапно услышала голос Алены:

- Лариса, ты жульничаешь!

Симка вздрогнула и обернулась. Одна из девочек, та, которая сидела к Симке лицом, скорчила недовольную рожицу и сказала, обращаясь к подружке:

- Ты, Алена, уже пять раз выиграла, а я только четыре. Если я сейчас смухлюю, все будет по-честному.

- По-честному не будет, ты же знаешь, - сказала сидящая

спиной к Серафиме Алена, которую Симка приняла за подростка.

В этой игре главное - соблюдать правила.

- Отдай мне тогда две шашки форы, - закапризничала маленькая Лариса.

- Ну ладно, две шашки возьми. - Алена засмеялась тихим, мелодичным смехом.

Сима не верила своим ушам. Она еще постояла немного, а потом позвала:

- Алена!

Алена обернулась и радостно улыбнулась:

- Ой, Серафима Григорьевна! А что вы здесь делаете? Вы ко мне пришли? - в голосе прозвучала едва уловимая тревога.

- Да. Алена, я хотела с тобой поговорить, - как

можно спокойнее произнесла Сима.

Алена с некоторым трудом поднялась с пола и, отряхивая халатик, взглянула на Симу снизу вверх.

- Я знала, что вы придете, - она серьезно посмотрела на Симу, пойдемте ко мне в палату. Лариса, - обратилась

Алена к обиженно сопящей в углу девочке, - считай, что я сдаюсь.

- Честно? - обрадовалась Лариса.

- Конечно, честно, - утвердительно кивнула Алена.

Сима смотрела на Алену и не могла осознать все происшедшие с

ней перемены. И хотя она по-прежнему выглядела бледной и исхудавшей,

на ее лице уже не было того страдальческого выражения, что прежде.

И что самое удивительное - она улыбалась! Правда, Сима отметила, что Алена двигалась немного медленно и неуверенно, как будто опасаясь потерять равновесие. Алена словно заметила это:

- Меня еще сковывает немножко, но сейчас уже гораздо лучше. Марина Алексеевна говорит, что скоро станет совсем хорошо. Я еще пью таблетки, но уколов мне больше не делают, - сказала девушка и поинтересовалась: - Вы мне что-то хотели рассказать, Серафима Григорьевна?

- Конечно, - заторопилась Сима, - новости все очень хорошие, но сначала расскажи мне, как ты себя чувствуешь?

- Хорошо. Сплю нормально, есть хочу постоянно. - Алена улыбнулась. Мне все так нравится, и еще... Мне очень хочется жить и поскорее выйти из больницы.

- Скажи, Алена, ты помнишь, что с тобой произошло?

- Очень плохо, все как в тумане. Помню страх, когда меня пытались убить. Правда, в тот момент я сама не хотела жить. - Было видно, что говорить об этом Алене неприятно. Она немного помолчала, а затем с надеждой спросила: - Серафима Григорьевна, я не уверена, что это правда, может, это болезнь виновата, но мне почему-то кажется, что Джонни больше нет. Вы не знаете?

Сима не решилась сказать ей правду:

- Откуда же мне знать, Алена?

- Ну ладно, - грустно улыбнулась девушка. - Просто иначе он обязательно навестил бы меня. А что вы хотели мне сказать?

- Я хотела сказать, что тебе больше ничего не угрожает. Мы арестовали Станислава, ну того, который хотел... - Сима замялась.

- Что хотел? - уловив заминку, спросила Алена.

- Хотел... причинить всем много вреда. - Симе показалось,

что она необыкновенно ловко вывернулась из затруднительного положения.

Судя по имеющимся у нас уликам, я думаю, мы легко докажем в суде его виновность в отношении всех трех убийств. Ведь это он убил Анну, - сказала Сима, начисто позабыв о запрете на разглашение оперативно-следственной информации.

- Серафима Григорьевна, это он убил папу? - печально

спросила Алена.

- Нет, Алена, его никто не убивал. Но тебе пока не стоит об этом

думать.

Алена опустила голову, пошатнулась и случайно прижалась лбом к Симиному плечу. Ее плечи тихонько вздрагивали от рыданий, а у Симки, чувствующей противоестественность всей этой ситуации, почему-то не хватало сил, чтобы отстраниться от девушки. Симка стряхнула с ее халата невидимую пылинку и легонько сжала худые руки, немного отодвинув Алену от себя и заглядывая ей в лицо

- Я знаю, что ты очень любила отца. Знаю, что у тебя

никого не было, кроме отца и Джонни, - Сима смотрела в немигающие, полные слез глаза Алены, - но все же попробуй смириться с этим. Твой отец умер, может быть, нелепой, случайной, но, уверяю тебя, естественной смертью.

Они немного помолчали.

Слезы Алены высохли, но в глазах осталась невыразимая боль.

- Теперь я и сама в этом почти уверена, - Алена вздохнула, - просто мне кажется, что это очень несправедливо. Я устала, - добавила она без паузы, - я пойду к себе в палату, хорошо? Вы не будете сердиться? - Девушка вопросительно посмотрела на Симу.

- Нет, конечно, иди, тебе нужно отдохнуть. - Когда Алена отвернулась, чтобы идти в палату, она неожиданно спросила: - Алена, скажи, ты помнишь, как приходила ко мне?

Алена молча покачала головой, а потом сказала:

- Я видела очень странный сон, и вы там были,

Серафима Григорьевна, но это был только сон. Я наконец-то проснулась. - Алена снова улыбнулась. - А сейчас у меня все хорошо, не волнуйтесь.

Уходя в палату, уже у самых дверей Алена вновь обернулась

и помахала на прощание рукой. Сима еще некоторое время постояла в

больничном коридоре и, словно в тумане, пошла к выходу, по дороге

обшаривая карманы в поисках какой-нибудь завалящей сигаретки...

...Сигарет у Симы не оказалось, и она, все еще находясь

под сильным впечатлением от встречи с Аленой Голубевой, направилась

к материному кабинету.

Марина Алексеевна разговаривала по телефону. Она лишь

кивнула вошедшей дочери и, не прерывая разговор, недовольно скривилась,

увидев, как Серафима вначале свистнула из ее пачки последнюю сигарету

и только после этого тяжело плюхнулась в старенькое кресло.

- Да, хорошо, я подожду, - наконец сказала

кому-то Марина Алексеевна и, воспользовавшись паузой, обратилась к

дочери: - Ты валишься в кресло, словно пьяный мужик. Как так

можно - не представляю!

- С кем болтаешь? - Сима отделалась вопросом на вопрос.

- С Америкой.

- Да ну! - искренне удивилась дочь. - И что

же это означает?

Но мать только отмахнулась от нее - на том конце провода вновь взяли трубку.

- Да, я понимаю и полностью поддерживаю. Уверена, что для девочки так будет гораздо лучше, но, думаю, необходимо еще немного подождать. Да, постреактивная астения. Поймите, дело тут не в билете первого класса, а в том, что она просто с трудом перенесет полет. Да, к тому же органика: она мне говорила, что у нее бывали проблемы из-за частых авиаперелетов. Но вы, как психиатр, просто обрисуйте общую картину, не сгущая красок, и объясните, что скоро она сможет с ней увидеться. Нет, я уже все сказала и лучше не стоит... - Марина Алексеевна с досадой покачала головой и сказала, обращаясь уже к Симе: - Начинается.

Сима жестом спросила, можно ли включить громкую связь, на что мать гордо фыркнула.

Но громкой связи не потребовалось. Женщина на другом конце провода кричала так, что, казалось, ее было слышно даже за пределами кабинета.

- Вы не понимаете, я хочу видеть дочь! Я так виновата

перед ней, так виновата! - Голос срывался на визг, а потом перешел

в рыдание. - Поймите, я недавно потеряла мужа. Ваш звонок окончательно выбил меня из колеи. Вы ведь тоже мать, поймите, мне нужно ее видеть!

- В чем же дело, вы можете приехать к ней в любое время, - сухо сказала Марина Алексеевна.

- Нет-нет, - вскричала женщина, - все это очень долго,

вы понимаете, оформление документов, виза. И потом, мне нужно уладить

дела с наследством, ну это, конечно, не главное. Но мне же придется

платить за курс реабилитационной терапии в хорошей клинике и за консультации частных врачей, а все это слишком дорого. Но я ничего не пожалею для моей девочки! - Из трубки доносились рыдания. - Нельзя ли устроить все это как можно скорее?

- Думаю, что нет. Мы довольно долго разговаривали с психиатром, который будет наблюдать вашу дочь в Штатах, он вам все объяснит. Засим всего хорошего и до свидания, у меня очень напряженная работа. - Марина Алексеевна выслушала слова благодарности и с облегчением повесила трубку.

- Я была у Алены, - без предисловий обратилась к ней Симка. - Слушай, мать, она прекрасно выглядит. Похоже, девочка пошла на поправку?

- Да, сейчас я думаю, что это было скорее реактивное состояние.

Марина Алексеевна достала из письменного стола новую пачку сигарет.

- Мам, я все равно мало что понимаю из того, что ты говоришь.

Меня интересует, что же с ней будет дальше? Куда вы собиратесь ее

выписывать, если вообще собираетесь? Отец умер, псевдотетка Эвелина

слиняла за бугор...

- Серафима, ты взрослая женщина, к тому же следователь, а

выражаешься, как пятнадцатилетний подросток.

- Мама, но я же не матерюсь!

- И что, я тебе за это спасибо должна сказать? - Марина

Алексеевна щелкнула зажигалкой. - Слышала эту истеричную дамочку, с которой я только что разговаривала?

- Ну.

- Не нукай - не запрягла! Так вот, эта женщина

мать Алены, и она хочет забрать ее к себе в Штаты. Кроме того,

я уже пообщалась с врачом, который будет ее там наблюдать.

Мне показалось, что он очень квалифицированный специалист, кстати,

из семьи русских эмигрантов. Теперь осталось только оформить все бумаги и немного подождать.

- Мам, а ты думаешь, с этой, с позволения сказать, мамашей в Штатах Алене будет лучше? - спросила Симка, с ужасом вспоминая ночные рассказы Алены о ее взаимоотношениях с матерью.

- Ей будет и легче, и лучше, - тоном, не допускающим возражения, сказала Марина Алексеевна и, уже не обращая внимания на дочь, стала рыться в каких-то бумагах.

Сима, вначале решившая обидеться, внезапно передумала и, наспех пробормотав что-то про неотложные дела, поспешно вышла из кабинета.

Возвращаясь в город на электричке, она успокаивала свою взбудораженную совесть материнской фразой: "Ей будет и легче, и лучше".

* * *

Марина Алексеевна в последнее время была озабочена ремонтом отделения. В их и так заваленную всяким хламом небольшую квартирку переехали горы книг, журналов, какие-то картины и маленькие ярко раскрашенные скульптурки, сделанные больными из их клиники. Поделки из хлебного мякиша были расцвечены в ядовитые цвета. Как и у покойной Анны, собиравшей рисунки своих пациентов, у Марины была целая коллекция забавных фигурок: чертиков, дракончиков, сказочных персонажей, выполненных руками больных. Но, слава богу, ремонт закончился, и можно было переезжать обратно.

- Симуля, ты не поможешь мне разобрать книги? - попросила ее Марина. - У нас накопилось столько макулатуры, которую мы напокупали за последнее время, что, по-моему, пора от нее избавиться. Хочу отвезти на работу - пусть больные читают.

- Нет проблем, - ответила Сима и взялась ей помогать.

- Кстати, ты не видела те книги и рисунки, которые я взяла из квартиры Анны?

- Нет, - безразлично пожала плечами Сима.

Зачем они мне?

- Ладно, найдутся, просто хотела унести все сразу.

Когда почти все было закончено, Марина, вдруг вспомнив о чем-то, принесла из кухни табурет и, встав на него, начала что-то искать на антресолях.

- Фу, какая тут пылища! - Марина недовольно чихнула. - Послушай, ты не видела такой большой коричневый конверт? Уверена, что я положила его именно сюда. Сима, ты меня слушаешь? Ты здесь ничего не брала?

- Ну почему, когда ты что-нибудь теряешь, всегда виновата я?

Не брала я твой конверт, не брала! - возмутилась Сима. - А что за ценная вещь была там?

- Вещи Анны. - Захлопнув дверцы, Марина слезла

с табурета и устало села на него. - После ее смерти я взяла кое-что из ее квартиры себе на память. Книги, фотографии, рисунки ее больных. Ты ведь помнишь, Анна их коллекционировала. Ничего ценного, просто память... Не понимаю, кому они могли понадобиться?

- Да никому. Скорее всего ты просто забыла, куда

их засунула.

- Ну я же не слабоумная! - разозлилась Марина.

Я никогда ничего не забываю.

- Ну, мамочка, кому как не тебе лучше других известно,

что рано или поздно все случается в первый раз, - не удержалась от колкости Сима.

- Ну ладно, заканчивай. Пойдем обедать.

На кухне Марина быстро нарезала крупными ломтиками огурцы,

помидоры, лук, сбрызнула их маслом. Пока она готовила салат, на сковороде шипело мясо. "Только бы не пережарить", - думала Марина, поминутно поворачиваясь к плите. Нельзя сказать, чтобы Марина была очень умелой кулинаркой, но некоторые блюда удавались ей на славу. Сегодня утром она, специально встав пораньше, сходила на рынок и купила яркие красные помидоры, покрытые капельками воды маленькие пупырчатые огурчики и большой пучок ароматной зелени. В мясном ряду она выбрала кусок нежно-розовой с прожилками сахарно-белого жира свиной шейки. Напоследок она купила торт "Вацлавский", так любимый ее девочкой. Марина надеялась хоть чем-то ее побаловать.

Зайдя на кухню, Сима не удержалась от возгласа:

- Ой, мамуля, ты у меня все-таки отменная хозяйка!

Марина понимала, что Сима льстит ей, но все равно было приятно.

- А теперь сюрприз! - Мать вытащила из холодильника большую белую коробку. - Твой любимый, "Вацлавский".

Симка вяло ковырялась в торте - аппетита не было совершенно, но не хотелось обижать мать, - чувствуя, что в душе поселилась какая-то тревога. С одной стороны, теперь уже не приходилось ни о чем беспокоиться: Алена улетела в Америку вместе с матерью, которая все-таки приехала за ней в Москву, Инка со Снегиревым переживали бурный роман, а в ее собственном доме воцарилось непродолжительное перемирие после очередного скандала.

Однако Сима не испытывала никакого удовлетворения. Лето

кончалось, а ее так и не отпустили в отпуск. А если бы даже и отпустили,

она все равно бы не знала, где его провести. Ее первое дело, за которое

она так билась, наконец закончено. Убийцей оказался Станислав. Выяснилось,

что еще в детстве у него стали проявляться садистские наклонности.

Но Сима чувствовала - что-то осталось за кадром, какой-то второй план. Не все звенья в этой цепочке сошлись, и ее это мучило. Непонятно, с какой целью лгала Эвелина насчет своего родства с Голубевыми. Но мало ли зачем ей это было нужно - догадки к делу не подошьешь. Эвелина очень хорошо знала Алениного отчима и была с ним как-то связана, но что из этого следовало - непонятно. Все эти размышления оставляли у Симы ощущение, что за всеми этими фактами что-то стоит, что-то объединяет их и может помочь ответить на все вопросы. Но дело было закончено и передано в суд.

Неожиданно раздался пронзительный телефонный звонок.

- Я подойду, - сказала Марина Алексеевна.

Это тебя, - добавила она через секунду. - Кажется, Снегирев.

Сима удивленно подняла брови и взяла трубку.

- Отдыхаешь? - вместо приветствия, как обычно

ехидно, поинтересовался он.

- Ну.

- Хочешь хорошую новость?

- Давай, - вяло согласилась Симка, чувствуя,

что ничего хорошего от Снегирева ждать не приходится.

- Может, сама догадаешься? - продолжал изгаляться он.

- Неужели вы с Соколовской решили наконец узаконить свои отношения?

чувствуя некоторое удовольствие от собственной язвительности, полюбопытствовала

Серафима.

Володька смущенно засопел, а потом огрызнулся:

- Не волнуйся, если что - на свадьбу пригласить не забудем.

Но ты на ней потусоваться не спеши, поскольку впереди у тебя большая работа.

- Какая? - обрадовалась Симка.

Ей казалось, что она уже засиделась без дела и попросту изводит себя всяческими сомнениями и угрызениями совести. По опыту она знала, что лучшего средства от меланхолии, чем работа, вовек не найти.

- Поздравляю вас, Серафима Григорьевна, - неожиданно официальным тоном заявил Володька.

- С чем? - поинтересовалась она.

- Вам поручается новое дело об убийстве...

ГЛАВА 22

Фиджи, 1999 год

Утром за Мохаммедом прилетел вертолет. Эвелина стояла у открытого окна, глядя, как темная точка вертолета уменьшается, а затем и вовсе исчезает. Ей было тоскливо и одиноко. Единственное, что она понимала, - ей необходимо найти те самые карты урановых месторождений. От этого зависела ее жизнь. Мохаммед не врал - они оба в смертельной опасности.

Но что же делать, что делать? Виктор, Анна, они умерли.

Умерли из-за нее... И из-за этих чертовых карт. Сначала все казалось таким легким, таким простым. Что же делать теперь, она просто не знала. Полдня Эвелина бродила по спальне, непричесанная и неодетая. Служанка-полинезийка приготовила ей завтрак, но Эвелина отказалась. Ей казалось, что жизнь кончилась и что она умрет здесь, на этом затерянном крошечном островке в Тихом океане. Несколько раз она снимала трубку спутникового телефона, но тут же бросала ее. Звонить было некому. Эвелина раскинула колоду Таро, с которой никогда не расставалась. Но выпала белая карта - знак того, что будущее закрыто для прочтения и что предпочтительно прекратить гадание. Но Эвелина упрямо повторила расклад. Опять выпала та же карта, которая к тому же могла предвещать смерть. Эвелина убрала карты и попыталась расслабиться. Она была слишком взвинчена, чтобы заниматься гаданием. Это требовало не замутненного эмоциями состояния, чистоты ауры и бесстрастности. Эвелина достала хрустальный шар и зажгла свечи. Она долго вглядывалась в его поверхность, но, кроме размытого темного облачка в центре, ничего не увидела. Она пальцами погасила огонь свечи, не ощущая при этом боли. "Думай, Эвелина, думай", - внушала она себе, лежа на разобранной постели. Тем более она знала,

что на раздумья у нее было очень мало времени.

После обеда начался настоящий тропический ливень. Потоки

воды шумно стекали с покатой крыши, а небо и океан стали свинцово-серыми. Ветер трепал верхушки кокосовых пальм, и те время от времени роняли тяжелые орехи; звук прибоя стал угрожающим. Эвелина поняла, почему герои Джека Лондона в этом тропическом раю либо спивались, либо сводили счеты с жизнью. Но эти размышления не привели ее в отчаяние, а, напротив, встряхнули ее. Приняв душ, расчесав мокрые волосы, Эвелина оделась и спустилась вниз.

Самир, которого Мохаммед оставил следить за ней, сидел

в плетеном кресле. Он смотрел по спутниковому телевидению какой-то

музыкальный канал и потягивал виски из широкого стакана. Судя по ополовиненной бутылке "Блэк Лэйбла", разбушевавшаяся стихия действовала

на него не лучшим образом.

- Что, употребляем, пока мулла не видит?

не удержалась от комментариев Эвелина.

- Я, конечно, мусульманин, но отнюдь не фанатик, - с достоинством

ответил Самир, гремя кубиками льда в стакане, - к тому же в

Коране ничего не сказано о ячменных напитках.

- Ну, тогда поделись.

Эвелина уселась в кресло напротив и взяла другой стакан. Самир бросил ей в стакан несколько кубиков льда и налил виски.

- Ну и погодка, голова не выдерживает. У нас в Аравии

такого не бывает, - мечтательно произнес он, видимо, вспоминая родные пустыни. - Обедать будешь? Я распоряжусь.

* * *

Все утро следующего дня она плавала с маской между коралловыми рифами, разглядывая необыкновенной красоты рыб, которые совершенно не боялись ее. Потом долго лежала у кромки прибоя, наблюдая за крабами и другой морской живностью. Она чувствовала, что океан возвращает ей силы.

Она вновь приобретала способность думать и анализировать.

Перебирая все возможные варианты, она решила, что карты остались у

Анны. Они находились либо у нее дома, либо дома у Марины, которая взяла себе часть ее вещей на память.

Вернувшись в прохладный и уютный в своей почти деревенской простоте дом, Эвелина с аппетитом позавтракала нежнейшими местными фруктами и налила себе чашку кофе. Самир ни о чем ее не спрашивал, но она была уверена, что он уже успел позвонить Мохаммеду. Эвелина вдруг поверила, что все закончится благополучно.

Она взяла свою пухлую записную книжку, телефон и отправилась пить кофе на террасу.

Знакомый голос ответил по-русски:

- Агентство "Поиск", слушаю вас.

- Василий, это Эвелина.

- Боже мой, Линка, где ты? Тут все на ушах стоят! - завопил Василий, ее старый приятель, в прошлом опер, а нынче частный детектив. В свое время именно ему она поручала следить за Голубевым.

- Неважно. Вася, ты единственный человек, которого я могу попросить об одном важном деле. Ты знаешь - я заплачу любую сумму, но результат мне нужен очень быстро. Бросай все и отправляйся на квартиру к Анне Рогозиной, адрес ты знаешь. Она погибла, квартира, возможно, еще опечатана, но ты разберешься сам. Найди в ее бумагах что-то напоминающее схемы или карты. Как это выглядит, я точно не знаю. Если ничего не найдешь, садись на хвост двум другим дамочкам: Марине Алексеевне Бовиной, она психиатр, работает в загородной частной клинике, и ее дочери Серафиме Григорьевне Бовиной, та следователь прокуратуры. Адреса их я тебе дам. Ты выяснишь все их близкие контакты и обыщешь квартиру и рабочий кабинет Марины. Я почти уверена, что то, что мы ищем, находится у нее. Будь очень внимателен, не ошибись. Позвоню тебе через два дня. - Эвелина положила трубку.

Ей оставалось только ждать.

Через два дня она позвонила Василию.

- Ну что, нашел? - нетерпеливо спросила Эвелина.

- Да черт его знает, - в голосе детектива не слышалось особого энтузиазма, - перерыл всю квартиру. Рисковал, между прочим!

- Не отвлекайся, за риск свое получишь. Нашел что-нибудь? - перебила его Эвелина.

- Ничего похожего на карты. Ничего!

- Этого не может быть, ты должен был найти! - разозлилась Эвелина. А у Бовиных?

- У них в доме только книги, картины, рисунки. И ничего похожего

на карты.

- А на работе?

- Да что на работе! Истории болезни, журналы, книги по психиатрии, какие-то каляки сумасшедших. Вот и все.

- Ладно. А контакты? Могли они еще кому-то передать? - деловито спросила Эвелина.

- Ну, старшая, у той - работа, дом. Почти никуда не ходит,

смотрит дома телевизор и читает детективы. Младшая носится как угорелая - "Фигаро тут, Фигаро там". Замотался за ней бегать. В основном явно по своим следовательским делам. Но не чурается и мужского пола.

- Значит, иди и ищи опять. Возьми все, что могло принадлежать

Анне. Потом разберемся. Будь внимательным!

* * *

Во второй раз оказавшись в квартире Бовиных, Василий быстро нашел какой-то коричневый конверт из плотной бумаги, большую толстую книгу "Клиническая психиатрия", какой-то старый потрепанный учебник, пожелтевшую от времени тоненькую брошюрку - автореферат кандидатской диссертации. Автор - Анна Федоровна Рогозина... Вещи Анны! Попалось несколько фотографий: молодая улыбающаяся Анна, немного застенчивая и грустная; Анна и Марина, обе в белых халатах, на фоне старого здания больницы; Анна и Голубев на каком-то приеме - судя по качеству фотографий, снимал профессионал. Среди вещей он обнаружил пластиковую папку с какими-то дурацкими картинками. "Ах да, Анна собирала рисунки душевнобольных", вспомнил Василий слова Эвелины. Он бегло просмотрел их. Рисунки определенно принадлежали одному и тому же человеку и были скорее абстрактными. Во всяком случае, никаких узнаваемых объектов на них изображено не было. Но какое-то беспорядочное переплетение линий, черно-белый хаос порождали тревогу и смутное беспокойство. На каждом из рисунков в разных местах были изображены мистические знаки древних египтян, что-то вроде визитной карточки автора. Детектив положил рисунки обратно в папку и тщательно упаковал книги и фотографии.

Дома он удобно расположился в кресле, открыл конверт и с интересом начал изучать содержимое. Книги и авторефераты его не заинтересовали. Он бегло взглянул на фотографии, а затем достал из розовой пластиковой папки рисунки. Без сомнения, это и были те самые бумаги, которые искала Эвелина. И хотя они совершенно не напоминали карты местности, чутье подсказывало ему, что ошибки нет. Рисунки были выполнены тушью на плотной бумаге. И хотя рука художника была твердой, впечатление, которое производили его творения, нельзя назвать приятным. На первый взгляд это было хаотичное переплетение линий различной толщины. На каждом рисунке был египетский символ. Василий пока не понимал смысла в этих рисунках. Их было всего двенадцать.

Он поставил чайник, чтобы с комфортом подумать над этими рисунками за чашечкой кофе. Включил "Пентиум", оснащенный различными наворотами, и, используя сканер, перенес рисунки в компьютер. Он пробовал применить различные редакторы изображений, однако это не привело ни к какому результату. Василий крутил их и так, и этак, раскладывал изображения на составные части, пытался подобрать ключ через древнеегипетские символы, но все без толку.

Он набрал номер электронной почты Эвелины, и она тут же откликнулась.

"Все в порядке, они у меня", - быстро напечатал Василий.

"Отлично. Передай мне их". - Эвелина не отходила от

компьютера в ожидании вызова.

"Все в порядке. Я передаю тебе изображения", - вывел

детектив.

Эвелина внимательно осмотрела рисунки. Затем набрала номер его телефона.

- Ты уверен, что это то самое? - в замешательстве

спросила она. - Что с этим делать?

- Уверен, что эти рисунки - то, что ты ищешь. Если хочешь,

подумаем вместе, здесь есть и мой интерес. У тебя есть карты с файла

Голубева в компьютере? Сколько их?

- Есть, конечно. Их двенадцать.

- Столько же, сколько и рисунков. Думаю, здесь есть связь.

Надо попробовать обработать их попарно с помощью разных программ.

- Все карты и рисунки я загрузила. Но как их обрабатывать?

- Ты видишь на рисунках египетские символы?

- Да, такие же есть и на картах, - подтвердила Эвелина.

- Ищи одинаковые символы, накладывай друг их на друга и пытайся

отредактировать изображение.

Эвелина послушно выполнила все операции и спустя минуту возбужденно закричала в трубку:

- Да-да, получилось!

Эвелина совместила карту с рисунком, стараясь, чтобы изображенные на них символы - "глаза Бога" - точно совпали. Она щелкнула кнопкой, и картинка преобразилась, превратившись в точную карту какой-то местности, испещренную специальными знаками. Глаза исчезли, а хаотичные линии сумасшедшего художника слились в точно и профессионально выполненный чертеж.

- Не клади трубку, не клади. - Эвелина уже не могла остановиться, пока не повторила эту операцию еще одиннадцать раз. Попрощавшись

с Василием и пообещав ему положенный гонорар, Эвелина положила трубку.

Она в нетерпении набрала номер мобильного Мохаммеда.

- Все получилось! Получилось! Я смогла! - не здороваясь,

воскликнула Эвелина.

- Вылетаю через час. Буду вечером. - В его голосе

чувствовалось еле сдерживаемое возбуждение.

* * *

Мохаммед и Эвелина, усталые, счастливые, лежали на смятых простынях, пытаясь охладить влажные тела легким морским ветерком из окна. Стояла жаркая тропическая ночь. Эвелина чувствовала такое облегчение, такую свободу, что даже все переживания прошедших месяцев воспринимались иначе.

- Но как тебе это удалось, дорогая?

- О, все так сложно. - Эвелине не хотелось рассказывать все с самого начала. - К нам попали только половинки настоящих карт, ну, не совсем половинки, а как бы расщепленное изображение. Другая половинка представляла собой рисунки, на которые тогда никто не обратил внимания. Их надо было найти и совместить в компьютере, чтобы получить истинное изображение.

- Эвелина, ты необыкновенная женщина и знаешь все! - с восторгом произнес Мохаммед. - Ты разбираешься даже в загадках мироздания.

- Да, я во многом разбираюсь, и ты даже не подозреваешь насколько, скромно, но с чувством собственного достоинства ответила Эвелина.

- Если хочешь, можешь пригласить своих друзей, ведь ты наверняка

скучаешь по ним?

Эвелина задумалась и погрустнела. В Москве почти не осталось друзей.

Они все ушли в небытие. Она порывисто обняла Мохаммеда и зашептала:

- У меня нет никого, кроме тебя...

Сквозь сон она слышала, как Мохаммед негромко говорил по

телефону, иногда мешая арабские слова с английскими. Она не все понимала,

но все равно стало ясно, что Мохаммед вызывает вертолет. Она резко

открыла глаза и спросила:

- Мы уезжаем?

- Я уезжаю, - поправил он ее. - Если хочешь, можешь

здесь остаться.

- Но я не хочу оставаться здесь без тебя.

- К сожалению, милая, мне нужно вернуться в Сингапур. Впрочем,

если хочешь, могу тебя туда подбросить. Сингапур - это перекресток

мира - все дороги открыты. Ты ведь теперь богатая женщина.

Эвелина почувствовала, что задыхается. Она рывком поднялась с постели и открыла настежь окно.

- Я так понимаю, что в твои планы в Сингапуре я не вхожу, - сказала Эвелина, пытаясь казаться спокойной.

- Извини, дорогая, но бизнес есть бизнес. Поверь, я просто не

смогу уделять тебе достаточно времени и внимания.

- А потом?

- А потом мне надо вернуться к семье. Я свяжусь с тобой,

как только освобожусь.

- И как же ты планируешь меня найти? - с горечью спросила

Эвелина.

Мохаммед засмеялся:

- Найду, не сомневайся.

Может быть, она и преувеличивала, но сейчас Эвелине казалось, что ему не терпится от нее избавиться.

Она старалась быть милой и спокойной во время пути до Сингапура, но чувствовала, что продержится недолго. Поэтому, когда Мохаммед предложил остановиться в гостинице, чтобы обдумать планы, она отказалась и тут же, в аэропорту, купила билет до Мадрида. Она торопливо поцеловала его в щеку и, избегая прощальных слов, прошла к таможенному контролю. Потом обернулась и помахала ему рукой.

Маленький смуглый азиат-таможенник с удивлением смотрел на пассажирку, по лицу которой катились слезы и которая даже не пыталась их скрывать.

ГЛАВА 23

Испания - Франция, 1999 год

Почему она так внезапно улетела в Испанию, Эвелина и сама до конца не понимала. Она склонялась к мысли, что это был ближайший рейс из Сингапура в европейскую столицу. "Что ж, действительно я теперь богатая женщина", думала Эвелина, но почему-то это не приносило ей радости.

Она сняла небольшую белую виллу с маленьким бирюзовым бассейном недалеко от Малаги. Выяснилось, что среди соседей немало соотечественников. Некоторые дома, принадлежащие "новым русским", пустовали, в некоторых, по-видимому, жили их жены с детьми. Эвелина издалека слышала детскую возню в бассейне, радостные крики. Она частенько встречала некоторых мамаш в ближайшем супермаркете - русские вообще держались группкой, - но она с ними не заговаривала, и они не признали в ней соплеменницу. Впрочем, ее это вполне устраивало.

Хотя после приезда в Малагу прошло больше двух месяцев, она ни с кем не познакомилась и ни с кем не общалась, если не считать общением разговоры с лавочниками и посыльными. Она купила маленький "Сеат", хотя могла позволить себе что-нибудь и подороже, не интересовалась магазинами и развлечениями, которыми изобиловала Малага.

Дважды в неделю она выезжала в магазины за продуктами, покупая только самое необходимое.

Эвелина облюбовала уютный рыбный ресторанчик в двадцати километрах от города. Здесь всегда было тихо и пусто из-за не очень выгодного расположения. Хозяин ресторана Хорхе - настоящий "мачо" с горячей кровью поначалу считал своим долгом ухаживать за Эвелиной, а затем смирился с участью собеседника, и по вечерам, когда больше не было посетителей, они вели долгие разговоры ни о чем. Из-за ее имени Хорхе сразу счел Эвелину немкой, и она не разубеждала его.

На пляж Эвелина не ходила, предпочитая уезжать подальше. Она купалась в безлюдных местах, подолгу качаясь на волнах и размышляя о чем-то, чего даже сама не могла определить. Ей казалось, что она грезит наяву. В голове мелькали какие-то обрывки мыслей, образы причудливо смешивались. Вот Джонни надевает бриллиантовое колье на шею Алены, а вот Мохаммед и Анна - на палубе его длинной белоснежной яхты, и он галантно целует ей руку. В какие-то моменты она понимала, что на самом деле неотрывно думает о Мохаммеде, перебирая мысленно день за днем, что они провели вместе. Если раньше ей казалось, что все это она сделала из-за денег, чтобы чувствовать себя свободной и независимой, то сейчас у нее было чувство, что они ей вовсе и не нужны, что она могла бы довольствоваться малым.

Эвелина вышла на берег - узкую полоску песка перед возвышающимися скалами, - переоделась, подхватила полотенце и по извилистой тропинке поднялась к дороге, где стоял ее "Сеат".

Эвелина остановилась на самом краю обрыва и посмотрела вниз, на узкую полоску пляжа и выступающие из воды камни, о которые разбивались ленивые волны. Она покачалась на носках, как бы пробуя на прочность почву, и, слегка поскользнувшись на траве, отпрянула от обрыва. Эвелина ярко представила распростертое внизу на песке свое тело, напоминающее сломанную куклу, и решительно села в машину. "Такие мысли надо гнать от себя", сказала она, глядя в зеркальце заднего обзора и выезжая на серпантин, по которому неслись превышающие скорость жизнерадостные испанцы. Надо быть осторожной.

Больше она в это место не приезжала, предпочитая бесцельное времяпровождение у бассейна с учебником испанского языка, в котором она не продвинулась дальше третьего урока.

Ей так хотелось быть нужной Мохаммеду, сделать для него

что-то важное, значительное! Чувствовать, что он привязан к ней и любит ее. Очень хотелось верить в то, что он найдет ее и они будут вместе.

Повинуясь какому-то порыву, Эвелина набрала знакомый номер.

- Мистера Мохаммеда нет в офисе, - вежливо

ответил секретарь. - Могу я что-нибудь ему передать?

- Пожалуйста, скажите ему, чтобы он перезвонил

Эвелине. - Она продиктовала номер телефона.

Двое суток она не покидала виллу, таская с собой повсюду телефонную трубку. Ее била нервная дрожь. Она курила одну сигарету за другой, чего раньше с ней не случалось. По ночам она просыпалась каждые пятнадцать минут и проверяла, работает ли телефон. Перекатываясь на другую половину огромной кровати, она обнимала подушку и спрашивала:

- Где ты, Мохаммед? Ну позвони же мне наконец!

На третий день, посмотрев в зеркало, она с ужасом увидела свое отражение - с темными кругами под глазами и распухшими веками. Она провела щеткой по волосам, отметив, что не мыла их уже несколько дней. Подняла с

пола свою одежду. Последние недели она носила только шорты, джинсы

и несколько маек. Косметика так и осталась лежать в багаже нераспакованной. Взглянув еще раз на свое отражение, она грустно произнесла:

- Ну что, милая, вот тебя и использовали...

Несколько раз она порывалась позвонить в Москву, но, уже

подняв трубку, так и не решилась. Как-то вечером она все же набрала

номер матери.

- Здравствуй, мама.

- Здравствуй, - сухо поздоровалась мать.

Повисла натянутая пауза.

- Я в Испании, сняла виллу, - первой прервала молчание

Эвелина. - Приедешь ко мне? Ты уже была в отпуске?

- Ты только сейчас об этом спрашиваешь? А где ты была почти три

месяца? Ты не думала, что я волновалась?

- Прости, мама, у меня были серьезные проблемы. Сейчас все в

порядке.

- Я догадалась, что у тебя проблемы. Меня вызывали на допросы,

расспрашивали о тебе. Зачем ты сочинила себе другого отца? Тебе

не кажется, что тем самым ты предала память папы, который, между прочим,

любил тебя без памяти?

- Мама, я не могу тебе этого объяснить. Считай, что у меня что-то

случилось с головой.

- У тебя? С головой? - саркастически рассмеялась Маргарита Ильинична. - Да я не знаю человека, у которого бы голова работала лучше, чем у тебя. Между прочим, твой Станислав в тюрьме, оказывается, он убийца. Ты не знала?

- Нет, не знала.

- Твой дом до сих пор опечатан. Когда ты вернешься?

- Я еще не решила. Так ты приедешь? Ведь мы с тобой

единственные близкие люди.

- Хорошо, что ты об этом вспомнила, раньше ты так не думала, обиженно сказала мать.

- Ладно, подумай. Запишешь мой номер телефона?

- Нет, мне незачем тебе звонить, кроме того, ты прекрасно

знаешь, как дорого стоят международные переговоры.

- Я могу прислать тебе денег.

- Мне от тебя ничего не надо. - Не попрощавшись, мать положила

трубку.

Хотя Эвелина никогда не была особенно близка с матерью, этот разговор ее задел. Она очень тосковала по работе, по своему салону, в который вложила столько души. Вокруг себя она ощущала только вакуум и не знала, чем его заполнить. Внезапно она вспомнила о Марине и подумала, что та, похоже, была ее единственной подругой. Может быть, Марина приедет навестить ее? Она решила позвонить ей.

- Привет, дорогая, это Эвелина, - с наигранным энтузиазмом произнесла Эвелина, застав подругу в кабинете. Звонить ей домой она не стала из-за Симы.

Пауза несколько затянулась, но Марина все-таки ответила:

- Привет, привет.

- Я так соскучилась, но так погрязла в делах, что, поверь, ни минуты не было свободной.

- Бывает... - Марина была непривычно немногословна.

- Мариш, что у вас нового?

- У кого у нас? У меня на работе все по-старому - финансирование урезают, про кризис слышала? Сима в порядке. Не знаю, в курсе

ли ты, но твой помощник арестован за убийства Анны и двух других женщин.

Он пытался убить Алену, твою племянницу. - Марина специально подчеркнула последнее слово. - Кстати, зачем тебе понадобилась вся эта история?

- Ты же у нас психиатр, Марина, вот и разберись.

Может, недостаток любви в детстве - эмоциональная депривация, так, кажется? Может, я всегда хотела иметь старшего брата, семью... Не знаю.

- Зато я знаю. Если хочешь начистоту, то Сима уверена,

что именно ты приложила руку ко всей этой жуткой истории, и твое счастье, что доказать это невозможно.

- Ты что, Марина?! - возмутилась Эвелина.

Ты считаешь меня убийцей?!

- Конечно, убийцей был твой несчастный сумасшедший

Станислав. Но психологически он целиком зависел от тебя и делал все, что хотела ты. Тебе повезло, что его показания не имеют юридической силы.

- Очень жаль, что ты так думаешь, но поверь, все

это просто фатальное стечение обстоятельств.

- Конечно, и именно поэтому ты в течение трех месяцев скрываешься и носа в Москву не кажешь.

- Я не скрываюсь. Просто я решила провести лето в

Европе.

- Ну и проводи. Для тебя так даже лучше. Заметь,

я даже не спрашиваю, где ты. Ведь у меня дочь - следователь,

и я обязательно сказала бы ей об этом.

* * *

"Ну и ладно! - думала Эвелина. - Пусть остаются нищими, но гордыми". Она открыла шкаф, стала перебирать одежду. В Париж, надо ехать в Париж! Побродить по знакомым музеям, попить кофе в маленьких ресторанчиках, поболтать с незнакомыми людьми. Она живо представила себе праздничную атмосферу Парижа, наполненную ароматами круассанов, цветов, легкого флирта.

Эвелина поселилась в маленьком уютном отеле в центре Парижа. Через

окно был виден живописный бульвар. Этот вид что-то ей напомнил. Конечно, это же Писсарро! Как она могла забыть! Все чаще она вспоминала Рудольфа, тонкого ценителя и знатока искусства, глубоко чувствовавшего и понимавшего живопись, долгие беседы с ним. Теперь ей казалось, что годы, проведенные с Рудольфом, были самыми счастливыми в ее жизни. Тогда она чувствовала себя спокойной и защищенной. Жизнь была наполнена прекрасными впечатлениями от живописи, музыки, театра. Как далека она была тогда от выжигающих душу страстей и безумия, именуемых любовью! Как она хотела бы вернуть это время!..

Но слишком поздно, слишком поздно... Она хотела бы что-то исправить, но ни Джонни, ни Виктора, ни Анну, ни других неизвестных ей женщин уже не вернуть. А теперь оказалось, что Мохаммеду она больше не нужна. Впрочем, она никогда не была ему нужна, его интересовали только те проклятые карты. Но так не хотелось верить, что она никогда его не увидит! А деньги, она никогда не ставила их выше человеческих отношений. "Но я же не убийца, не убийца, - бесконечно повторяла Эвелина, - ведь я всего этого не хотела". Как легко, казалось, можно добыть эти карты. Каким изящным виделся ей ход со "сводной сестрой"! Одно ее утешало - Голубев так и не узнал правды, он до последнего вздоха считал ее своей сестрой и искренне любил ее.

* * *

Эвелина вошла в здание банка.

- Проводите меня, пожалуйста, в зал депозитных сейфов, - попросила она молодого любезного клерка.

- Конечно, мадам. - Они спустились по лестнице, миновали несколько дверей и охрану. Одновременным поворотом ключей Эвелина и служащий открыли ячейку. Она подождала, когда ее оставят одну, и вынула черный кожаный кейс. Щелкнула замками. В кейсе лежали аккуратные пачки зеленых купюр. Он был почти полон, не хватало всего нескольких пачек. Эвелина захлопнула кейс. В глаза ей бросилась металлическая табличка, на которой было написано: "John Gershovitch".

Перед глазами проплыла картинка: Джон подходит к ней у монастыря Святой Екатерины, у него такая по-детски счастливая улыбка... Вспомнился свой испуг, когда она узнала о гибели Джонни, его обреченная мудрость, а она тогда верила, что можно что-то изменить... Эвелина понимала, что его смерть была предопределена самим их знакомством, но чувство вины в случившемся было сильнее. Их последняя встреча, холодное расставание... Только сейчас она поняла, как ей близок был Джонни. Уронив голову на кейс, она горько заплакала, поглаживая табличку с его именем.

"Джонни, Джонни, прости меня. Я не знала, что все так закончится", обращалась она к кейсу, как будто это был сам Гершович.

В помещение заглянул клерк:

- Все в порядке, мадам?

- Да-да, я ухожу через минуту, - сказала Эвелина севшим

голосом.

Посмотрев в зеркальце, она быстро вытерла глаза и поправила макияж.

Придя в отель, Эвелина бросила кейс на кровать. Кажется, она перестала

жить в мире с самой собой. Ей казалось, что она раньше и она теперь

две совершенно разные женщины. Прежняя Эвелина всегда знала,

чего хочет, и всегда добивалась этого. Раньше ей было достаточно

любить только себя и заботиться только о себе. Она не знала, что значит

страдать от чувства вины, от неразделенной любви и от одиночества.

Теперешняя Эвелина не могла найти себе места от тоски и тревоги. Казалось,

тяжелый камень давит ей на грудь и не дает дышать. Внезапно она осознала,

что больше не хочет жить. Эвелина огляделась по сторонам, как будто

искала что-то... Достав из сумки упаковку снотворных таблеток, без

которых в последнее время уже не могла обходиться, она высыпала их

на ладонь. Маленькие белые ангелы, которые несут покой... сон...

смерть. Чтобы больше ни о чем не думать! Чтобы больше

ничего не чувствовать!

Эвелина нашла стакан, открыла мини-бар и вытащила из него непочатую бутылку джина. Не разбавляя, она большими глотками запила таблетки. Чистый джин был отвратителен и по вкусу напоминал одеколон. Сдерживая тошноту и головокружение, Эвелина легла на кровать, но тошнота не проходила, а голова закружилась сильнее. Она закрыла глаза и стала ждать спасительного сна. Внезапно, как от толчка, она села.

Стены плыли перед глазами и падали на нее, в ушах раздавался жуткий гул. Гул нарастал, но сквозь него пробивался голос. Это был голос Джонни, она узнала его. Он становился все громче и отчетливее.

- Ты не должна этого делать. Нужно исправить свою карму, пока не поздно. Я тебя простил. Послушайся меня и прощай.

Эвелина, сжав виски ладонями, кинулась в ванную. Там ее долго рвало, потом, в течение получаса стоя под ледяным душем, она почувствовала себя лучше.

- Спасибо, Джонни, - сказала она, почти уверенная в том, что он слышит ее.

* * *

"Мои маленькие друзья, - думала Эвелина, раскладывая карты Таро, - я вас совсем забросила". Она осторожно перевернула ключевой аркан расклада. Правосудие. На карте была изображена женщина, сидящая на троне, с короной на голове, состоящей из наконечников копий. В правой руке женщины - меч, в левой - весы. Это дочь повелителя истины и владыка равновесия. Эта карта только подтвердила то открытие, которое сделала для себя Эвелина:

Будь честен с самим собой.

Ведь ты уже знаешь, что за все придется отвечать.

Ты сам стремился узнать истину.

Что делать, если она лишила тебя последних иллюзий?

* * *

Париж настойчиво напоминал ей о прошлом. Знакомые маленькие галереи,

в которых Рудольф иногда покупал полотна, ресторанчики, где они отмечали удачные сделки. Но еще больше этого город связывал ее с Мохаммедом.

Она старалась не думать об этом, но ей на глаза как будто специально попадались места, связанные с ним. Бутик "Ван Клиф и

Арпель" на Елисейских полях, где он покупал ей подарки в последний их приезд, плавучий ресторанчик, где они однажды провели целую ночь. Летом в Париже всегда было много арабов, и каждый раз Эвелина вздрагивала при звуках их гортанной отрывистой речи.

Однажды, вернувшись в отель, она набрала номер виллы в пригороде Парижа. Ей ответил женский голос.

- Суад, дорогая, - обрадовалась Эвелина, - я позвонила наобум и очень рада, что застала тебя здесь!

- Эвелина! Ты в Париже?

- Да-да. Приехала неделю назад, остановилась в отеле на бульваре Монпарнас. Я так рада тебя слышать!

- Что же ты не позвонила сразу, не предупредила о приезде? Я

могла бы встретить тебя.

- Просто не думала, что ты здесь. Я слышала, что тебя выдали

замуж?

- Все так и есть. Я замужем. Но мне надо получить здесь диплом, впрочем, теперь это уже формальности.

- А ты здесь с мужем?

- Нет, дела требуют его присутствия в Риаде. Но, как замужняя

женщина, я теперь одна даже из дома выходить не могу, тем более путешествовать, - с некоторой долей грусти сказала Суад. - Только с кем-то из родственников.

- Да? И с кем же ты здесь? - поинтересовалась Эвелина.

- С Мохаммедом, - ответила Суад.

Чувствовалось, что она испытывает неловкость от этого разговора.

- Мохаммед здесь? - обрадовалась Эвелина.

Она почти не держала себя в руках, сердце колотилось так, что казалось, его стук слышит Суад на том конце провода. Счастье от того, что Мохаммед здесь, рядом, всего в получасе езды от нее, захлестнуло ее.

- Я позову его, - услышала она как во сне.

Эвелина плохо помнила, о чем говорила с Мохаммедом. Она слушала его объяснения, ссылки на страшную занятость и неудачные попытки дозвониться до нее, но мало что поняла. Главное, что он был здесь и он хотел ее видеть!

В странном почти полуобморочном состоянии она начала собираться: дрожащей рукой наложила макияж, негнущимися пальцами застегнула пуговицы костюма, с трудом надела на шею то самое бриллиантовое колье, которое когда-то подарил ей Мохаммед.

Быстро поймав такси, она уже через четверть часа подъехала к их любимому ресторану. Еще издалека она заметила неизменный белый "Мерседес" Мохаммеда. Как во сне расплатившись с таксистом и оставив ему на чай неприлично большую сумму, она вышла из машины. Мохаммед, как всегда, изысканно элегантный, помахал ей рукой. Видя перед собой только его глаза и улыбку, Эвелина рванула через дорогу. Внезапно она услышала страшный крик Мохаммеда и, как ей показалось, слишком плавно, словно в замедленной съемке, обернулась.

Последнее, что она увидела, было торжествующее лицо Чарльза Фридмана, сидящего за рулем несущегося на нее черного автомобиля...