Сочинение Элия Доната, римского грамматика IV в. н. э., перевод которого предлагается читателю, представляет собой вариант начального курса латинского языка, построенного в распространенной форме диалога - вопросов и ответов, причем последние варьируются в пределах курьезной краткости и крайней обстоятельности. Именно в ответах сосредоточена информация, требующая от обучающихся языку освоения и заучивания. В качестве учебного пособия этой небольшой книжке Доната была суждена долгая жизнь – начиная с поздней античности на протяжении едва ли не всей эпохи средневековья. Впрочем, это произведение, хотя и принесло его автору наибольшую известность, не было единственным. Донату принадлежат также комментарии к латинским комедиографам и Вергилию и, кроме того, “Большая грамматика”, касающаяся вопросов, находящихся уже за пределами элементарного курса латинского языка
Перевод “Малой грамматики” был выполнен с целью создать у читателей представление о содержании грамматики, уровне ее развития и способах обучения в поздней античности и средневековье. Этой же цели подчинен и комментарий, в котором значительное место отведено сопоставлению трактовок Доната и других грамматиков. Особенно важным представляется сравнение книги Доната с произведением – гораздо более объемным – его современника Харизия, создавшего скорее специальный трактат, чем практическое школьное руководство по изучению латинского языка. Труд Харизия интересен и тем, что содержит цитаты из произведений других крупных грамматиков, “ученейших мужей” – Юлия Романа, Палемона, Коминиана. Сравнение их оценок и интерпретаций с Донатовыми позволяет лучше понять и оценить достижения науки о языке, сопоставить их с современными представлениями.
Книжка Доната посвящена морфологии латинского языка. Однако если рассматривать ее как учебное пособие, то обнаружится недостаток ряда существенных для начального курса разделов науки о
языке, например, фонетики. Подтверждается это наблюдение и сопоставлением работ Доната и Харизия, в которых имеется ряд различий с точки зрения изучения основ языка. В “Малой грамматике” отсутствует разбор фонетической системы или характеристики слога, которые обнаруживаются у Харизия. Кроме того, Донат не пользуется сведениями из истории языка, которые постоянно привлекает Харизий. Наконец, произведение Харизия, будучи специальным трактатом, представляет многообразие мнений исследователей-грамматиков, что придает его работе дискуссионность, которой совершенно лишено произведение Доната. Очевидно, перечисленные различия вызваны тем, что создатели грамматик ставили перед собой разные цели. Для автора “Малой грамматики” важно было закрепить в памяти учащихся ряд основных положений морфологии, что, судя по характеру подачи материала в книге (на поставленный преподавателем определенный вопрос должен даваться столь же определенный ответ), требовало не столько понимания смысла языковых явлений, сколько заучивания. Впрочем, это обстоятельство мало влияет на то познавательное значение, которое имеет труд Доната.
Ныне “Малая грамматика” может, наверное, претендовать на роль учебного пособия только с существенными оговорками, тем не менее прикладное ее значение все же сохраняется: она не только содержит обширный лексический и морфологический материал, позволяющий совершенствоваться в латыни, но и дает возможность ощутить язык как живое и развивающееся явление, зафиксированное в IV в. его носителем - Донатом.
Перевод сделан на основании текста, опубликованного в электронном виде на сайте www.thelatinlibrary.com. Ссылки на текст Харизия даются по изданию: Charisii Artis grammatici libri V. Lipsiae, 1964.
Скобками [ ] обозначены дополнения, внесенные переводчиком для пояснения смысла текста, скобками ‹ › обозначены конъектуры, принятые издателями. При переводе парадигмы склонениий и спряжений для удобства восприятия были оформлены в виде таблиц.
Точно такое же подразделение частей речи и в том же порядке предлагается в сочинении Харизия"Ars grammatica"(II, 152).
Грамматики передают понятие имени нарицательного словами communiter и appellativum, противопоставляя и то и другое понятию proprium. Харизий пишет (II, 153): “Именами нарицательными (appellativa) являются те, которые употребляются в самом общем или собирательном смысле (generaliter communiterve)”. Понятием “имя” у Доната и других грамматиков обозначается совокупность существительных, прилагательных и числительных.
Харизий дает схожее определение имени, отличающееся только незначительными деталями: “Часть речи, которая с помощью падежной, но не временной характеристики обозначает вещь телесную или бестелесную обособленно или как общее понятие” (II, 152). Далее Харизий разъясняет, что под телесными вещами (res corporales) он подразумевает такие, которые можно видеть и ощущать (tangi), тогда как бестелесные вещи (res incorporales) воспринимаются только рассудком, но видеть и ощущать их нельзя. Интересно, что такое же деление характерно и для римского права: римские юристы наряду с другими категориями вещей знали телесные, или физические, и бестелесные, или идеальные (Gaius. Inst. II, 12-14; Just. Dig. I, 8, 1; Just. Inst. II, 2). Деление вещей на телесные и бестелесные, по классификации Харизия, свойственно именам нарицательным (II, 153).
У Харизия из числа характеристик имени исключено сравнение (II, 153).
Более подробно вопрос о системе сравнения излагает Харизий, давая ей следующее определение: “Существует два склонения сравнений – второе и третье, и каждое из них подразделяется на три степени, первая из которых абсолютная, которую также называют исходной (primitivum), вторая – сравнительная (comparativus), третья – превосходная (superlativus)” (I, 112). Это значит, что степени сравнения образуются как от прилагательных первого и второго, так и от прилагательных тетьего склонения. И те и другие прилагательные и образованные от них наречия имеют по три степени сравнения, различаясь способами образования этих степеней.
7 Сходное положение имеется и у Харизия, который, ссылаясь на мнение “некоторых”, пишет (I, 114), что качественная характеристика может быть двоякой – видовой (например, черный) и количественной (например, большой), а обладающие ею части речи (partiones orationis) изменяются по трем степеням сравнения. В другой части его труда это положение выражено в форме, еще более близкой к той, которая использована Донатом: “Степени сравнения присущи не всем именам, но только тем, которые обозначают качество и количество”, т. е. прилагательным в нашем понимании. Далее Харизий перечисляет имена, которые не имеют степеней сравнения: наименования лиц или предметов (corpus), названия народов, количественные и порядковые числительные и “те, которые относятся к чему-либо, например, pater, frater”, а затем добавляет, что не все имена, характеризующие качество, могут образовывать степени сравнения, например, mediocris, sobrius, rudis, grandus (II, 156).
Харизий различает три рода имен: мужской, женский и средний, но замечает, что кое-кто насчитывает пять – помимо трех названных выделяют также общий (commune) с тем же значением, что и у Доната, и смешанный (promiscuum), соответствующий эпикену Доната: “имеются также смешанные имена, которые греки называют epikoina (II, 153; ср.: I, 17). Харизий добавляет, что общий род может иметь единую форму как для мужского и женского, так и для мужского, женского и среднего родов (II, 153).
“Ведь у римлян нет двойственного числа”, - пишет Харизий (I, 18; II, 154), хотя в этом утверждении он не вполне прав, поскольку в латинском языке существуют немногочисленные уцелевшие формы, позволяющие говорить об употреблении двойственного числа на ранних стадиях развития языка. Вслед за этим он называет имена, имеющие формы только единственного или только множественного числа, а также имена, употребляемые в единственном числе, но подразумевающие множество (например, populus), и, наоборот, имена, использующиеся во множественном числе, но подразумевающие одно лицо или предмет (например, Thebae, Athenae).
Почти дословное совпадение с текстом Харизия (II, 153).
Харизий сообщает, что не все склонны были считать номинатив падежом, ссылаясь в том числе на пример греков, однако сам он не разделяет этого мнения и потому выделяет не пять, а шесть падежей (II, 154). По его словам, отдельные весьма дотошные авторы находят и седьмой падеж, которым является один из вариантов аблатива – тот, что указывает на пребывание в каком-либо месте (ubi autem in re aut loco dicimus septimo magis casu utimur). Далее Харизий поясняет эту мысль: “Говоря в общем, аблатив мы используем почти всегда при пассивной конструкции, а в активной – седьмой падеж” (II, 154).
Донат такой формулировкой подразумевает здесь и далее, что у этого существительного совпадают формы номинатива и вокатива в единственном числе.
У Доната не дано четкого понятия системы склонений и склонения явно не дифференцированы. Приведенные далее примеры содержат образцы склонения прилагательных и существительных первого, второго и третьего склонений.
Харизий приводит варианты архаических окончаний для некоторых падежей первого склонения (dicunt quidam veteres in prima declinatione solitos … proferre): для генетива единственного числа – as вместо ae, для датива единственного числа – ai вместо ae (I, 19).
Т. е. у имен первого и второго склонения соответственно.
Т. е. у имен третьего, четвертого и пятого склонения соответственно.
17 Харизий определяет местоимение так: “Часть речи, которая ставится вместо имени и обозначает его, хотя и менее полно” (II, 157).
У Харизия неопределенными местоимениями названы те, которые указывают на любое (cuilibet) лицо (II, 157).
Харизий добавляет, что иногда выделяют и общее (communis) число, например, qui, которое может относиться к лицу как единственного, так и множественного числа (II, 157).
Варианты склонения у Харизия (II, 161).
У Харизия сказано, что местоимения ego и nos не могут иметь вокатива, если только он не употреблен в качестве восклицания (II, 158). Развивая эту тему, Харизий замечает, что не следует отбрасывать и мнение тех, кто считает, что все местоимения совершенно лишены вокатива. Сам же он, не будучи противником этой точки зрения, относит вокатив к числу падежей местоимения, для того чтобы иметь единое представление о склонении (contextum declinationis habere) – II, 158.
Харизий дает форму вокатива единственного (ille) и множественного числа (illi) – II, 161.
Харизий дает наряду с этой и параллельную форму illaec (II, 158).
Харизий дает форму вокатива единственного (illa) и множественного числа (illae) – II, 161.
Харизий дает наряду с этой и параллельную форму illuc (II, 158).
Харизий дает форму вокатива единственного (illud) и множественного числа (illa) – II, 161.
Харизий указывает, что древние употребляли форму ipsus вместо ipse, которую, например, можно обнаружить у комедиографов. Этим он объясняет и различие в образовании форм среднего рода у этого местоимения (ipse, ipsa, ipsum) и местоимений ille, illa, illud и iste, ista, istud (II, 158). Учитывая существование формы ipsus, Харизий дает параллели некоторым падежным формам единственного числа: номинатив - ipsus, генетив - ipsi, датив – ipso (II, 161).
Возможна параллельная форма ipsae (Charis. II, 161).
Возможна параллельная форма ipsae (Charis. II, 161).
Харизий дает форму вокатива и для множественного числа – ipsa (II, 161).
Харизий дает форму вокатива единственного (iste) и множественного числа (isti) – II, 161.
Возможна параллельная форма istae (Charis. II, 161).
Возможна параллельная форма istae (Charis. II, 161).
Харизий дает форму вокатива единственного (ista) и множественного числа (istae) – II, 161.
У Доната пропущена парадигма склонения формы среднего рода istud.
Возможна параллельная форма ii. Харизий употребляет только ее (II, 162).
Возможна параллельная форма iis для всех трех родов. Харизий использует только ее (II, 162).
Харизий дает форму вокатива единственного (is) и множественного числа (ii) – II, 162.
Возможна параллельная форма iis для всех трех родов. Харизий употребляет только ее (II, 162).
Возможна параллельная форма eae (Charis. II, 162).
Возможна параллельная форма eae (Charis. II, 162).
Харизий дает форму вокатива единственного (ea) и множественного числа (eae) – II, 162.
Харизий дает форму вокатива единственного (id) и множественного числа (ea) – II, 162.
У Харизия наряду с этой формой используется qui (II, 158, 162).
Харизий пишет, что древние, следуя правилам, использовали в номинативе множественного числа форму quis, откуда и употребление формы датива множественного числа quibus (II, 158).
В качестве вокатива единственного и множественного числа Харизий предлагает форму qui (II, 162).
В качестве вокатива единственного и множественного числа Харизий предлагает форму quae (II, 162).
Харизий дает параллельную форму quid (II, 162).
Харизий дает параллельную форму cuium (II, 162).
Харизий дает форму вокатива единственного (quid или quod) и множественного числа (qae) – II, 162.
Харизий со ссылкой на мнение некоторых авторов рассуждает на эту тему следующим образом: “Существуют [притяжательные] местоимения, которые и сами обозначают лицо в единственном числе, и относятся к объекту принадлежности также в единственном числе (pronomina sunt quae et ipsum et cuius quod est singulariter indicant). Но есть и такие, которые, напротив, в обоих случаях стоят во множественном числе, относящемся и к лицу, и к тому, что ему принадлежит (sunt quoque a contrario utrumque pluraliter et ipsos et quod eorum est significant), и это нагляднее всего обнаруживают примеры. Подразумевается, что местоимения meus, tuus, mea, tua, meum, tuum обозначают в единственном числе как саму вещь, так и лицо, которому она принадлежит, а местоимения nostros, vestros, nostras, vestras передают и то и другое во множественном числе. Ведь и при них самих объект принадлежности (cuius quod est) является единственным; при [согласовании же со] словами во множественном числе ставятся местоимения meos, tuos, meorum, tuorum. Интерес к этим вопросам отмечается у греков. Ведь у нас речь общая не только с ними, но и с большинством народов. И местоимения, выступая в качестве имен и причастий, всегда связываются с каким-либо словом, например, meus, tuus, noster, illius, illorum. Ведь и в том и в другом случае мы понимаем их двояко” (II, 160). В другом месте он вновь возвращается к этому вопросу, говоря, что притяжательные местоимения могут быть единственного и множественного числа “внутренне” (intrinsecus) и “внешне” (extrinsecus) – II, 162-163. Харизий имеет в виду то, что притяжательное местоимение, образованное от личного местоимения единственного числа и являющееся, таким образом, “внутренне” формой единственного числа, может согласовываться с определяемым словом во множественном числе и потому оказывается “внешне” формой множественного числа. И, наоборот, притяжательное местоимение, образованное от личного местоимения множественного числа, выступает “внутренне” как форма множественного числа, но при согласовании со словом в единственном числе “внешне” оказывается формой единственного числа. Местоимение suus, sua, suum Харизий рассматривает как форму единственного числа “внутренне” и “внешне” (II, 163).
Ранее, согласно Харизию, использовали форму mius (II, 159).
О правилах образования вокатива притяжательных местоимений Харизий пишет так: “Ведь у всех слов, в номинативе которых заключительному слогу us непосредственно предшествует гласный i, вокатив оканчивается на i” (II, 159). Для местоимения meus он наряду с формой вокатива mi знает и форму meus (II, 162).
См. примечание 51.
Харизий дает форму вокатива единственного (tuus) и множественного числа (tui) – II, 162.
Харизий дает форму вокатива единственного (tua) и множественного числа (tuae) – II, 162.
Харизий дает форму вокатива единственного (tuum) и множественного числа (tua) – II, 162.
Харизий дает форму вокатива единственного (suus) и множественного числа (sui) – II, 163.
Харизий дает форму вокатива единственного (sua) и множественного числа (suae) – II, 163.
Харизий дает форму вокатива единственного (suum) и множественного числа (sua) – II, 163.
См. примечание 51.
См. примечание 51.
Харизий дает форму вокатива единственного (noster) и множественного числа (nostri) – II, 162.
Харизий дает форму вокатива единственного (nostra) и множественного числа (nostrae) – II, 162.
Харизий дает форму вокатива единственного (nostrum) и множественного числа (nostra) – II, 162.
Харизий дает другое определение: “Часть речи, обозначающая с помощью характеристик времени, лица и числа, но без падежей занятие каким-либо делом (administrationem rei)” (II, 164).
К числу характеристик глагола Харизий относит и наклонение (modus) – II, 164.
По Харизию (II, 164), качество глаголов означает деление их на определенные или неопределенные, причем к первым относятся те, которые имеют ясно выраженные число, наклонение, время и лицо, тогда как у вторых отсутствует какая-либо определенная характеристика.
В “Грамматике” Харизия выделено пять наклонений, или качеств, глаголов: повествовательное или определенное (pronuntiativus seu finitivus), повелительное (imperativus), желательное (optativus), сослагательное или субъюнктивное (subjunctivus seu conjunctivus) и неопределенное (infinitivus) – II, 169. Сейчас у личных форм латинских глаголов выделяют изъявительное, сослагательное и повелительное наклонения. Неопределенная форма глагола (инфинитив) принадлежит к числу неличных форм.
У Харизия о них сказано следующее: “Существуют глаголы, которые называются учащательными (фреквентативными) или итеративными. С их помощью обозначают то, что происходит очень часто, например, dico – dictito, т. е. saepius dico …” (III, 255).
Об этом разряде глаголов Харизий пишет так: “Существуют также глаголы, которые называются начинательными, arktika, и которые обозначают действие, начатое теперь и продолжающееся в будущем, например, horresco, т. е. incipio horrere; torpesco – incipio torpere. И следует сказать, что обычно начинательными глаголами называют те, которые оканчиваются на слог sco и образуются от глаголов, оканчивающихся либо на букву o, например, horreo - horresco, либо на букву r, например, misereor – miseresco. У них нет прошедшего оконченного времени, поскольку то, что еще только началось, не может быть завершенным” (III, 252).
Харизий выделяет четыре спряжения, которые называет ordo или conjugatio, различая их по характерному окончанию второго лица единственного числа глаголов настоящего времени активного залога: as - для первого спряжения, es - для второго, is с кратким i - для третьего, is с долгим i - для четвертого (II, 168-169). Такая система спряжений принята и сейчас. Однако Харизий приводит и мнение “ученейшего грамматика Коминиана”, который, как и Донат, объединяет третье и четвертое спряжения (II, 175-176). Существовали и другие представления о системе спряжения (II, 178).
В своей характеристике трех спряжений Донат, по-видимому, близок к Коминиану. См.: Charis. II, 176-178.
См.: Charis. II, 173, где подчеркивается особенность образования имперфекта и будущего времени глагода eo и форм, возникших на его основе с помощью приставок.
Вопрос о количестве и характеристике залогов породил едва ли не наибольшее число суждений древних грамматиков. Харизий насчитывает те же пять залогов, что и Донат (II, 164; ср.: II, 168). Другие авторы выделяли четыре залога: действительный (agens), страдательный (patiens), общий (commune) и средний (neutrum) – Charis. II, 164. Наконец, третьи называли следующие залоги: активный, пассивный и сочетающий в себе черты обоих названных залогов – habitivum, который Харизий характеризует так: “он означает то, что делается или существует само по себе, например, nascitur, crescit, oritur” (II, 166). Относительно глаголов последнего из упомянутых залогов Харизий замечает, что часть их может быть по справедливости причислена к активным, а другая часть – к пассивным глаголам (II, 167). Современная грамматика латинского языка распределяет глаголы между двумя залогами – активным и пассивным, отложительные, полуотложительные и прочие формы воспринимаются как их варианты.
Харизий вдобавок говорит о двух видах глаголов активного залога: одни из них способны образовывать формы пассивного залога, другие – нет (II, 166).
Также существует два вида пассивного залога: один обозначает то, что приходится испытывать в силу влияния природы (moritur, senescit), и то, что происходит само собой (cadit, labitur, tremit), а другой – то, что произошло и что пришлось испытать на себе кому-либо (verberatur, uritur) – Charis. II, 166.
См.: Charis. II, 165.
См.: Charis. II, 166.
Такое же деление и у Харизия (II, 168). Затем он добавляет, что глагоды прошедшего времени делятся на четыре вида: начинательные или неоконченные (incohativae sive imperfectae), завершенные (praeteritae), облиттеративные (oblitterativae – буквально “забытые”, т. е. обозначающие давно прошедшее и потому забытое действие) и рекордативные (recordativae – буквально “памятные”), которые соответствуют имперфекту, перфекту и плюсквамперфекту изъявительного наклонения и перфекту сослагательного наклонения в современной грамматике латинского языка. Последний вид, вероятно, указан по ошибке, и его следует заменить на второе будущее время изъявительного наклонения, формы которого, как и трех остальных выделенных Харизием видов глаголов, обозначающих действие в прошлом, образуются от основы прошедшего времени.
См. примечание 80.
Legas и legat, употребляемые в настоящем и будущем времени активного залога повелительного наклонения, являются формами активного залога настоящего времени сослагательного наклонения в императивной функции.
Legaris и legatur, употребляемые в настоящем и будущем времени пассивного залога повелительного наклонения, являются пассивными формами настоящего времени сослагательного наклонения в императивной функции.
Эта форма в современной грамматике характеризуется как отглагольное прилагательное – герундив.
Аналогичное определение дают Харизий, возможно, Коминиан (II, 180, 181) и, кроме того, Гай Юлий Роман (II, 190). Харизий выделяет те же характеристики наречий, что и Донат.
Донат знает больше значений наречий, чем Харизий (II, 181). У последнего отсутствуют наречия случая, выбора и клятвы, а в отдельных случаях используются термины, отличные от тех, которые употребляет Донат: percontandi вместо interrogandi и communicative вместо congregandi.
О степенях сравнения наречий и их образовании см.: Charis. I, 115-116; II, 156-157.
Античные грамматики в своих определениях причастия подчеркивали главным образом то обстоятельство, что эта часть речи сочетает в себе черты, присущие глаголам и существительным. Так поступали и Донат, и Коминиан (Charis. II, 178), и Харизий (II, 180).
Совпадение этих трех падежных форм возможно только у причастий среднего рода.
Это же определение дает и Коминиан (Charis. II, 224). Ср. также определение Палемона: Charis. II, 225.
Харизий, ссылаясь на Коминиана, приводит те же значения союза (Charis. II, 224-225). Однако далее он перечисляет возможные значения союзов гораздо полнее (Charis. II, 225-226). Перевод терминов, указывающих значения союзов, условен, как, например, в случае с союзами, которые Донат называет rationales, а Харизий – еще и ratiocinativae и syllogistikoi (Charis. II, 225). Союзы этой категории могут обозначать и следствие, и логическое заключение, которое Харизий иллюстрирует таким примером: “Светло, значит, день” (lucet igitur dies est).
Древние грамматики нередко по-разному определяли значение одного и того же союза и могли относить его поэтому к разным категориям (соединительный, разделительный и т. д.). Иногда под видом союзов в их сочинениях выступали наречия и вводные слова.
Харизий поясняет, что союзы третьего разряда, специального обозначения которых он не дает, могут выступать и как препозитивные, и как приставные (II, 224).
В “Грамматике” Харизия содержится определение Палемона: “Предлоги называются так оттого, что предшествуют либо падежным формам, либо словам” (II, 231). Харизий приводит и мнение Коминиана, который определяет предлог как часть речи, которая в соединении с другими частями речи может изменять их значение или сохранять неизменным (II, 230). Далее он, как и Палемон, утверждает, что предлоги могут соединяться как с падежами, так и со словами – в последнем случае речь идет о приставках, образованных из предлогов. Таким образом, в известной степени античным грамматикам было свойственно объединение в понятии praepositiones и предлогов, и приставок.
Генетив сочетается с предлогами gratia и causa.
Харизий приводит ряд определений междометия: согласно Коминиану, это часть речи, выражающая состояние души; согласно Палемону – часть речи, которая не обозначает ничего объяснимого, но передает состояние души; наконец, Юлий Роман считает междометие частью речи, которая обозначает движения души (Charis. II, 238-239).