Маленькая частная война

8

Ева сразу заметила фургон с логотипом «Канал 75», запаркованный на авеню Б. Она проскочила мимо и поставила машину во втором ряду, рядом с полицейской патрульной машиной, уже стоявшей у тротуара.

Надин она тоже заметила: трудно было не заметить эти великолепно причесанные, мелированные волосы и яркую синеву элегантного костюма, в котором теледива обычно выходила в эфир. Надин напоминала экзотический цветок на фоне застиранных рубашек и серого бетона. Она разговаривала с тремя завсегдатаями подворотен, но, завидев Еву, направилась к ней.

— Я не обещала не задавать вопросов, — тут же начала Надин. — Но я пока ничего не давала в эфир. Дежурный полицейский ушел в дом поговорить с женщиной, которая была свидетельницей похищения и утверждает, что узнала похищенную. Привет, Пибоди. Как ты себя чувствуешь?

— С каждым днем все лучше, спасибо. Ева бросила грозный взгляд на фургон.

— Убери камеры!

— Это городская улица, — возразила Надин. — Общественная территория.

— Надин, знаешь, почему я часто делюсь с тобой внутренней информацией? Потому что для тебя это не только сенсационные репортажи. Ты находишь время и силы подумать о людях, участниках истории. И даже ради рейтинга ты не отдашь на заклание этих людей, лишь бы протолкнуть свою смазливую рожицу в эфир.

Надин испустила долгий вздох.

— Черт бы тебя побрал!

— Убери камеры, — повторила Ева и подошла к троице из подворотни.

— Что вы видели? — начала она. — Что вы знаете?

Самый тощий из троих, обладатель смуглой, изрытой угрями физиономии, ухмыльнулся, демонстрируя, что уходу за зубами он уделяет даже меньше времени и усилий, чем уходу за кожей, и выразительно потер указательным пальцем о большой.

— Детектив Пибоди, — необычайно мягко заговорила Ева; ее глаза были холодны, как у акулы. — По вашему профессиональному мнению, что сейчас сделал этот индивид, возможно, ставший свидетелем преступления? Уж не вымогал ли он взятку у следователя Нью-йоркской городской полиции в обмен на дачу показаний?

— Со стороны дело действительно выглядит именно так, лейтенант.

— Нам с дружками нужна смазка! — возмутился угреватый. — Не подмажешь — не поедешь.

— Скажите, детектив, а какова бывает моя обычная реакция на подобное вымогательство?

— Ваша реакция, лейтенант, обычно состоит в том, чтобы отволочь вышеупомянутого индивида, а возможно, и его подельников, в участок по обвинению в препятствовании правосудию и полицейскому расследованию. Вы также выясняете, не имеется ли у индивида и/или его подельников прежних судимостей. В этом последнем случае вы не жалеете времени и сил, чтобы испортить им денек и по возможности превратить их дальнейшее существование в сущий ад.

— Вы совершенно правы, детектив. Благодарю вас. До тебя хоть что-нибудь дошло, задница?

Угреватый по-настоящему обиделся:

— Так смазки не будет?

— Угадал. А теперь повторяю вопрос. Что видел? Что знаешь?

— И вы меня арестуете, если не скажу?

Надо же, два правильных ответа подряд! Может, три — твое счастливое число?

— Вот дерьмо! Я видел, как эта длинноносая тут мимо проходила. Идет она, значит, и вид у нее такой, будто она уксусу нанюхалась. На нее без слез не взглянешь, но нам все равно делать не фига; ну, я и начал ей подмаргивать. А тут этот фургон подлетает. Вжик! И тут эти два чувака выскакивают из задних дверей. Подхватили ее с двух сторон, забросили внутрь, дверь захлопнули, и привет. Мы бы с дружками им этого так не спустили, да уж больно быстро они смылись. Ясно?

— Ясно. Как они выглядели? Чуваки, выскочившие из фургона.

— Как ниндзя. — Он повернулся к обоим своим дружкам и заручился кивками поддержки. — Как два чувака типа ниндзя, все в черном и в этих… ну… типа маски.

— А как насчет фургона?

— Тоже черный.

— Марка, модель, номера?

— Черт, откуда мне знать? Я не вожу фургон. Большой, черный, скользкий, как гусиное дерьмо. Надо полагать, еще один чувак за рулем сидел, только я его не видел. Я туда не смотрел. А длинноносая? Она даже не пикнула. Так быстро ее скрутили и внутрь запихнули, что она даже не пикнула. Ну и чего? Теперь мы в порядке?

— Теперь вы в порядке. Имя?

— Черт! — Он начал переминаться с ноги на ногу — Рамон. Рамон Паскаль. Я на условно-досрочном. Все по закону. Ищу работу. Так что болтать мне некогда.

— Ясно. Рамон, если ты что-то вспомнишь или твои дружки еще что-то вспомнят, можете связаться со мной в Управлении. — Ева протянула ему визитную карточку и двадцатку.

— Эй! — Даже радость, осветившая его лицо, ничуть не придала ему привлекательности. — Надо же, длинноносая, а соображаешь.

— До чего же ты любезен! — Ева повернулась к нему спиной.

— Вы вовсе не длинноносая, — сказала Пибоди когда они вошли в здание. — У вас изящный, тоненький носик.

— Для него все длинноносые, кто вынюхивает и сует нос в чужие дела. Копы, СЗД, офицеры по надзору и так далее. Для таких болванов, как Рамон, все мы длинноносые.

— А-а, ясно. Согласно рапорту, свидетельница находится на третьем этаже. Некая Минни Кейбл.

Стоило Еве бросить взгляд на закопченную, обшарпанную дверь двухместного лифта, как она сделала выбор в пользу закопченной лестницы, пропитанной запахами мочи и рвоты. Не успела она мысленно посетовать на этот досадный факт, как из-за двери на третьем этаже вышел полицейский в форме.

Ева отметила про себя, что он признал в них копов, даже не глядя на жетон, прикрепленный к ее брючному ремню.

— Завидная оперативность, лейтенант. Я вызвал детективов только что.

— Совпадение, офицер. Этот инцидент может быть связан с одним из наших дел. Эта женщина может сообщить нечто существенное?

— Она все видела. Она очень нервная, но она видела похищение и узнала жертву. Мередит Ньюман, Служба защиты детей. Я позвонил в СЗД, проверил. Есть такая. Должна была прийти сюда для проверки семьи.

— Хорошо. Отмените вызов детективов. Я свяжусь с Управлением после разговора со свидетельницей Подождите нас внизу. Все равно я заблокировала вашу машину. Когда здесь разберусь, мне потребуется ваш рапорт.

— Слушаюсь.

Пока он спускался, Ева бросила взгляд на Пибоди и заметила бусинки пота на лице своей напарницы. «Надо было подняться на лифте», — подумала она.

— Ты держишься, Пибоди?

— Да, со мной все в порядке. — Пибоди выудила из кармана бумажный носовой платок и обтерла лицо. — Есть небольшая одышка, но нагрузка мне полезна. Все в порядке.

— Если что пойдет не так, дай мне знать. Не стесняйся. — Ева подошла к двери и постучала. Из-за двери ей были отчетливо слышны крики и плач. Она различила три голоса. Два из них — детские.

Везет же ей с детьми на этой неделе!

— Полиция, миссис Кейбл.

— Но я же только что говорила с полицией. Расстроенная женщина — оно и понятно: как тут не расстроиться, когда на руках у тебя один ребенок, а за ногу цепляется другой? — открыла дверь. У нее были короткие светлые волосы, торчащие во все стороны, и тяжеловатая в бедрах фигура. Розоватая кроличья окраска белков глаз безошибочно выдавала в ней наркоманку — нюхальщицу дешевого наркотика, в просторечии именуемого «химкой».

— Лейтенант Даллас, детектив Пибоди. Нам хотелось бы войти.

— Я уже все рассказала тому парню. Господи! Ло-Ло, ну помолчи ты хоть две секунды! Извините, Дети взбудоражены.

— Это Ло-Ло? — улыбнулась Пибоди. — Привет! А ну-ка, пойдем сюда со мной.

Ева давно уже заметила, что дети положительно реагируют на Пибоди. Вот и эта малявка с такими же светлыми встрепанными волосами, как у матери, отклеилась от материнской ноги, доверчиво вложила свою ладошку в руку Пибоди и пошла с ней, что-то лепеча.

Идти было недалеко. Комната имела форму буквы L, причем короткая перекладина служила кухней. Но на полу были разбросаны игрушки, и девочка устремилась к ним, явно намереваясь поделиться сокровищами с новой подружкой.

— Я все видела вон оттуда, из окна, — указала Минни, перехватив младшую девочку поудобнее. У этой были большие, немигающие, как у филина, глаза и каштановые кудряшки. — Я ее ждала, я ее высматривала, — пояснила она. — Мисс Ньюман не верит… не верила, что я исправлюсь, не верила, что я отстану от «химки». Но я отстала. Вот уже полгода, как я чиста.

— Хорошо.

Ева подумала, что, если она сидела на «химке» немногим дольше, чем без нее, у нее есть шанс избавиться от покрасневших век и розоватых белков.

— Они хотели отнять у меня детей! Мне надо было исправиться ради детей, и я так и сделала. Они же не виноваты, что я испортила себе жизнь! Я больше не нюхаю «химку», и я хожу на собрания. Я сдаю анализы, и я чиста. Мне надо, чтобы мисс Ньюман подтвердила, что я могу сохранить статус профессиональной матери. Мне надо получать пособие, платить за квартиру, покупать еду и…

— Я свяжусь с СЗД и скажу им, что была здесь. Убедилась, что вы чисты, а ваши дети хорошо ухожены. И дом чисто убран, — добавила Ева.

— Я постаралась. Конечно, трудно поддерживать порядок, когда в доме дети, но грязи я не допускаю. Вот поднакоплю деньжат и перевезу детей в район получше, но пока эта квартира — единственное, что я могу себе позволить. Я не хочу испортить жизнь детям.

— Это я вижу. Детская служба пришлет вам другого представителя. Вы не потеряете свой статус из-за того, что случилось.

— Спасибо. — Минни спрятала лицо на шейке у малышки. — Извините. Знаю, нехорошо думать только о себе и о своих проблемах, когда эту леди похитили. Но я не хочу потерять своих детей.

— Расскажите мне, что вы видели.

— Я стояла вон там, у окна. Я нервничала, потому что мисс Ньюман меня недолюбливала. Нет, это не так, — поправилась Минни. — Ей было все равно. Ей было насрать на нас. — Она поморщилась, бросив взгляд на старшую девочку. — Извините. Я стараюсь не употреблять бранные слова при детях, но иногда забываю.

— Не беспокойтесь об этом. — Ева подошла к окну. Оттуда открывался отличный вид на улицу. Она ясно видела полицейскую машину и свою собственную. Видела, как грозят кулаками водители, которым приходится ее объезжать. — Вы стояли здесь?

— Да. Вот стою я там, держу Битс на руках, вот как сейчас. Говорю ей и Ло-Ло, что они должны вести себя хорошо. Мои глаза… — Она потерла кулаком левый глаз. — Когда посидишь на «химке», даже когда слезешь, они краснеют, если понервничаешь, или расстроишься, или просто устанешь. Ну а про меня можно было сказать и то, и другое, и третье. Но все-таки зрение меня пока не подводит… В общем, я ее увидела. Она шла вон оттуда.

Минни подошла ближе и указала пальцем.

— Она шла, опустив голову, поэтому лица я поначалу толком не разглядела. Но я знала, что это она. Я хотела отойти: вдруг она поднимет голову и заметит, что я за ней слежу? Но тут я увидела фургон. Он прямо подлетел, понимаете? Жутко быстро. Затормозил с визгом. И тут эти двое парней выпрыгнули сзади и набросились на нее. Р-раз! Схватили ее, прямо от земли оторвали. Вот тут я увидела ее лицо, правда, только на секунду. Она даже удивиться не успела, все было так быстро. — Минни щелкнула пальцами. — Бросили ее внутрь через открытые, двери, заскочили следом и умчались. Я тут же позвонила. Ну, может, через минуту: опомнилась не сразу. Понимаете, все было так быстро — мелькнуло, как будто и не было. Но это все-таки было! Я позвонила 911 и доложила, что видела. Они не подумают, что я имею к этому отношение? — внезапно забеспокоилась Минни. — Потому что она шла сюда, а я наркоманка.

— По-моему, вы не похожи на наркоманку, Минни.

Улыбка зажглась в ее глазах с покрасневшими веками.

— Славные детки, — заметила Пибоди, пока они с Евой спускались по вонючей лестнице. — Похоже, их матери нелегко приходится. Надеюсь, она выкарабкается.

Ева кивнула. Знакомые ей наркоманы — включая смутные воспоминания о ее собственной матери — больше думали о следующей дозе, чем о детях. У Минни был шанс.

Выйдя на улицу, она сделала знак Надин.

— Займись своими интервью, но имен не упоминай. Не хочу, чтобы похитители поняли, что мы подозреваем связь с убийством Свишеров.

— А ты подозреваешь?

Ева начала было говорить «не для записи», но решила, что при данных обстоятельствах это было бы просто оскорбительно.

— Нет, я не подозреваю, я точно знаю. Но если это просочится, считай, что Ньюман мертва. Не исключено, что она уже мертва, но наверняка мы этого знаем, а огласка для нее равносильна приговору. Кстати, было бы неплохо подогреть сочувствие к Минни Кейбл, бывшей наркоманке, которая избавилась от привычки нюхать «химку», чтобы обеспечить идущее своим детям. В этом духе. Она выполнила свой гражданский долг, позвонила и вызвала полицию. Только одно должно прозвучать четко и ясно, Надин: она не смогла дать никакого, даже самого приблизительного описания налетчиков.

— А она смогла?

— Нет. Пара парней, одетых в черное. Они были в масках и действовали быстро. Она не может указать ни рост, ни возраст, ни расовое происхождение, ничего. Когда будешь в эфире, постарайся, чтобы это было кристально ясно.

— Сделаю. Эй! — Щелкая высокими каблуками, Надин бросилась в погоню за Евой, зашагавшей прочь. — И это весь размен ферзей?

— На данный момент да, Надин. — Ева сбавила шаг и оглянулась. — Спасибо за наводку. Офицер! — продолжала она без паузы, подходя к патрульному. — Я слушаю ваш рапорт.

Ева сидела в тесном кабинете Службы защиты детей и изо всех сил старалась не ерзать. Она терпеть не могла такие места. Атавистическая ненависть, к которой примешивался безрассудный страх, пронизывала ее насквозь. Она знала, что ее страх беспочвен, знала, что он коренится в лживых байках ее отца, который старался запугать ее полицией и детскими учреждениями, чтобы она выбрала его как меньшее из зол.

Конечно, все его слова были ложью, злобной, преднамеренной ложью, чтобы держать ее под контролем. Но сколько же нужно времени, чтобы избавиться от этих детских страхов, как змея избавляется от старой кожи?

А может быть, от этого не избавиться никогда?

Женщина, сидевшая за рабочим столом в тесном кабинете, ничем не напоминала чудовище. «Они бросят тебя в яму, девочка. В глубокую черную яму, полную пауков». Но эта женщина напоминала чью-то толстенькую и добрую бабушку. Во всяком случае, Ева именно так представляла себе чью-нибудь толстенькую и добрую бабушку. Ее седые волосы были уложены аккуратным бубликом вокруг круглого лица с румяными щечками, на ней было длинное бесформенное платье с набивным рисунком. От нее пахло ягодами. «Малиной», — подумала Ева.

Но стоило заглянуть ей в глаза, как добрая бабушка куда-то исчезала. Усталые, темные, эти глаза светились умом и проницательностью.

— Она не вернулась сюда и не отвечает по сотовому. — Ренни Таунстон, начальница Мередит Ньюман, нахмурилась, глядя на Еву. — Все наши работники — мужчины и женщины — в обязательном порядке имеют при себе устройства с сигналом тревоги. Ведь им часто приходится посещать неблагополучные районы и еще более неблагополучных подопечных. Они все проходят стандартную оборонительную подготовку, и им приходится сдавать нормы ежегодно для подтверждения квалификации. Мередит знала, как позаботиться о себе. Она не новичок. Честно говоря…

— Честно говоря? — переспросила Ева.

— По моему убеждению, она скоро сойдет с дистанции. Год, может, два — вот все, что ей осталось на этой работе. Нет, она выполняет свою работу, лейтенант, но больше не вкладывает в нее душу. Многие теряют интерес через несколько лет. Еще полгода, и, если не произойдет какое-нибудь чудо, она будет просто отбывать номер. Честно говоря…

— Честно говоря?

— Она не должна была допускать, чтобы вы перехватили у нее девочку в деле Свишеров. Она не должна была разрешать вам изъять ребенка из-под ее опеки и наблюдения. А она даже адреса не спросила. Да и на следующий день почти ничего не сделала, чтобы установить местонахождение ребенка.

— Я на нее надавила довольно сильно.

— Она не должна была поддаваться давлению. Но она просто махнула на все рукой. По меньшей мере, она была обязана поехать вместе с вами и с ребенком, а затем доложить об этом. Вместо этого она поехала домой и подала рапорт только утром. — Ренни Таунстон еще больше нахмурилась и поджала губы. — А теперь я боюсь, что ее похитил один из ее клиентов. Понимаете, они ведь всегда обвиняют нас в своих собственных ошибках, неудачах, даже преступлениях. Да что я вам объясняю! Точно так же они обвиняют и полицейских.

— А как насчет ее личной жизни?

— Мне об этом почти ничего не известно. Мередит не словоохотлива. Я знаю, что до недавнего времени она с кем-то встречалась, но потом это кончилось. Она одиночка, в том-то все и дело. Те, кто не имеет личной жизни, редко доживают у нас до пенсионного возраста.

Ева прекрасно знала, что даром теряет время, но все-таки проверила дела, которые вела Ньюман, поскольку этого требовала процедура. Она переписала имена и адреса, а затем вместе с Пибоди отправилась на квартиру к Ньюман.

Комната с кухней была просторнее, чем у Минни Кейбл, но ей не хватало яркости и живого беспорядка. Стерильно чистое помещение казалось нежилым: голые белые стены, опущенные жалюзи, прямоугольный диван, единственное кресло. На рабочем столе в спальне стоял компьютер и две коробки с аккуратно надписанными дисками. Кровать была застелена с армейской тщательностью.

— Грустно тут, правда? — спросила Пибоди. — В скольких разных местах мы сегодня побывали! Взять, к примеру, пещеру с сокровищами чокнутой миссис Гренц и эту чудную, нарядную квартирку внизу, в которой живет Хильди. Даже жалкие комнатки Минни Кейбл. Там хоть чувствуется, что люди живут. Там что-то происходит, есть своя история. А тут — словно декорация для киносъемки. Одинокая работающая женщина без личной жизни.

— Почему они не взяли ее здесь, Пибоди? Зачем рисковать уличным похищением, когда они могут без шума и пыли проникнуть в охраняемый семейный особняк и убить пять человек за пять минут?

— Ну… Наверное, они спешили. Хотели взять ее как можно скорее. Узнать, что ей известно.

— Это только часть ответа. Да, это сыграло свою роль. Может, это место и кажется мертвым, но ей хватило ума снять квартиру в хорошо охраняемом здании. И тем не менее для наших парней это не проблема. Но они не стали ждать ее возвращения домой, не стали брать ее здесь. Им все-таки требуется некоторое время, чтобы убедиться, что они все из нее выкачали. Требуется уединенное место. И есть еще кое-что.

Ева сделала круг по комнате, обдумывая свою мысль.

— Они это сделали, потому что они могут! Они умеют действовать стремительно, все делать быстро, не боятся возможных свидетелей: все равно те ничего не увидят, кроме размытого движения. Двое парней в большом черном фургоне. Пиф-паф. К тому же они решили, что в таком районе никто не почешется из-за подобного происшествия. Никто не стукнет в полицию, пройдет немало времени, прежде чем ее хватятся. И уж тем более никто не свяжет ее исчезновение с убийством Свишеров.

Ева оглядела голые стены, одинокую, аккуратно застеленную кровать.

Они ее спрятали где-то в надежном месте. И голову даю на отсечение: когда они с ней покончат, она будет мертвее этой комнаты. — Ева вытащила рацию. Когда ответил Бакстер, она рявкнула: — Секретное сообщение! Переходи в бронированное помещение или включи телетекст!

— Здесь только я и Трухарт, Даллас. Малышка внизу. Она у нас на мониторе.

— Социального работника, занимавшегося ее делом, похитили. Судя по косвенным — наши подозреваемые. Не выпускайте девочку из виду!

— Да мы с нее глаз не спускаем. Думаешь, они придут за ней?

— Если узнают, где она, думаю, попытаются. Пусть не выходит из дома ни при каких обстоятельствах. Оставайся на этой волне. Я с тобой еще свяжусь.

Ева отключилась и позвонила Рорку.

— Они схватили социального работника, — сообщила она, когда он перешел в закрытый режим. — Она не знает, где мы прячем девочку, и это большой плюс. Но я все-таки предупредила Бакстера.

— Ясно. Я передам Соммерсету, — добавил он официальным тоном, подсказавшим ей, что она прервала совещание. — Могу вернуться через полчаса.

— Вряд ли нужна такая спешка. Тем более что Ньюман не знала, куда я увезла девочку. Но на всякий случай будь осторожен. Как только они свяжут девочку со мной, они свяжут меня с тобой. Не исключено еще одно похищение.

— Могу предложить тебе тот же совет, но, думаю, в обоих случаях он необязателен.

На этот раз Рорк отключил связь.

— Пибоди, возьми ее диски, записную книжку любые записи. Свяжись с ОЭС, пусть заберут её электронику. Будем действовать по правилам.

— Как вы думаете, сколько ей еще осталось? Ева еще раз окинула взглядом голую бездушную комнату и вздохнула:

— Нам не успеть.

Когда Мередит очнулась, ей показалось, что прямо в середине лба у нее торчит ледоруб и от него расходятся острые осколки боли. Головная боль ослепляла, она поначалу даже подумала, что именно из-за боли не может видеть.

В желудке ворочалась тошнота, словно она съела что-то несвежее, но, когда она попыталась прижать к нему ладонь, оказалось, она не может шевельнуть рукой.

Откуда-то издалека до нее доносились голоса. Смутно, как сквозь шум водопада.

Потом она вспомнила. Она шла по авеню Б, ей предстояла проверка семьи, и тут… что-то… кто-то…

Страх нахлынул, заглушая боль. Она попыталась закричать, но у нее вырвался только жалкий мычащий стон.

Она ничего не видела, не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой, ни головой. И когда что-то коснулось ее щеки, ее сердце подскочило в груди от страха.

— Объект в сознании. Мередит Ньюман, ты в укрепленном помещении. Тебе будут заданы вопросы. Если ты ответишь на эти вопросы, ты не пострадаешь. Сейчас я удалю изоленту с твоего рта. Как только я это сделаю, ты скажешь мне, что ты поняла.

Когда с ее рта сорвали изоленту, у нее вырвался крик — не от боли, скорее от жалкого, животного ужаса. И тогда ее ударили дважды, быстрым, тренированным движением — ладонью по одной щеке, тыльной стороной руки по другой.

— Я просил сказать, поняла ты или нет!

— Нет, я не понимаю. В чем дело? Кто вы? Что… Она снова закричала, ее тело рвалось из пут, и от этого было еще больнее. Как будто ее пронзали тысячи раскаленных иголок.

— Будет больно всякий раз, как ты откажешься отвечать, всякий раз, как ты солжешь, всякий раз, как ты не сделаешь то, что тебе велено. — Голос был тихий и бесстрастный. — Поняла?

— Да. Да. Прошу вас, не делайте мне больно!

— У нас нет причин причинять тебе боль, если ты ответишь на наши вопросы. Тебе страшно, Мередит?

— Да. Да, мне страшно.

— Хорошо. Ты сказала правду.

Она не могла видеть, но могла слышать. До нее доносилось тихое гудение зуммера и размеренное дыхание спрашивающего. Нет, там был кто-то еще. Ей показалось, что она различает какое-то движение, но не в том месте, откуда доносилось дыхание. Их было двое .

— Что вам нужно? Пожалуйста, объясните мне, что вам нужно!

Новый взрыв боли — мгновенный, оглушительный. Она никак не могла отдышаться. Ей показалось, что до нее доносится запах чего-то паленого, вроде сырого мяса. Сквозь боль и шок она расслышала женский смех. Нет, это невозможно. Показалось.

— Здесь не ты задаешь вопросы!

Второй голос. Басовитее, грубее первого. Не женщина. Показалось. Да и какая разница?

Господи. Господи, помоги мне.

Скосив глаза, она различила узенькую щелку света где-то слева от себя. Значит, не ослепла. Слава богу, не ослепла. Ее глаза были заклеены, как раньше рот.

Они не хотят, чтобы она их видела. Не хотят, чтобы она их узнала. Слава богу, слава богу! Значит, они ее не убьют.

Но они причинят ей боль.

— Я больше не буду. Я буду отвечать.

— Где Никси Свишер?

— Кто?

Боль обрушилась на нее подобно раскаленному топору, разрубившему ее пополам. Ее крик разорвал воздух, слезы выкатились из-под изоленты и потекли по щекам.

— Не надо, не надо!

— «Не надо, не надо»? — издевательски передразнил ее женский голос. — Боже, да она обделалась! Свинья.

Мередит опять закричала: ее окатили ледяной водой. Теперь она уже не плакала, а надрывно рыдала. Она поняла, что лежит голая, обмочившаяся, грязная.

— Где Никси Свишер?

— Я не знаю, кто это!

Продолжая рыдать, она напряглась в ожидании нового приступа боли, но его так и не последовало. Дыхание судорожно и отрывисто вырывалось у нее изо рта.

— Ваше имя Мередит Ньюман? Вы работаете в Службе защиты детей?

— Да. Да. Да. — Ее кожа горела, а кости были холодны как лед. — Боже. Боже.

— Никси Свишер — одна из ваших подопечных. — Я… я… я… У меня их так много… Их слишком много. Я не помню. Прошу вас, не делайте мне больно! Я не помню!

— Ответ в синем поле, — сказал один из них у нее над головой.

— Большая нагрузка, Мередит?

— Да.

— Это я понимаю. Система засасывает, высасывает все соки. Колесо поворачивается и давит все, что от тебя осталось. Революции происходят из-за того, что слишком многие раздавлены. Ты устала от колеса, правда?

— Да. Да.

— Но оно с тобой еще не покончило. Скажи мне, Мередит, сколько семей ты разрушила?

— Я?.. — Слезы попали ей в рот, и она закашлялась. — Я стараюсь помочь!

Невозможная, невыразимая боль пронзила ее. В ее крике прозвучала безнадежная мольба о помощи.

— Ты спица в этом колесе. Спица в колесе, которое выдавливает из людей кровь и жизнь. Но теперь оно повернулось, чтобы раздавить тебя, верно? Хочешь не попасть под колесо, Мередит?

Она почувствовала, что к горлу подступает рвота.

— Да! Прошу вас, не надо, не надо!

— Позволь мне освежить твою память. Никси Свишер. Девочка, маленькая девочка, которой не оказалось в постели, где ей полагалось быть. Непослушная девочка. Непослушных детей надо наказывать. Разве не так?

Она открыла рот, не зная, что сказать.

— Да, — сказала она наконец, моля бога, чтобы он остался доволен ответом.

— Теперь ты ее вспоминаешь? Помнишь девочку, которой не оказалось в постели? Дочь покойных Гранта и Кили Свишер, казненных за свои подлые и гнусные деяния. Им перерезали глотки, Мередит. Теперь ты вспомнила?

Его голос немного изменился. В нем появилась горячность, которой раньше не было. Краем сознания она отметила это, несмотря на охвативший ее всепоглощающий страх.

— Да-да, я помню.

— Где она?

— Я не знаю. Клянусь вам, я не знаю!

— В синем поле, — доложил другой голос.

— Разряд.

Мередит кричала. Кричала до тошноты, до хрипа, пока боль разрывала ее.

— Ты явилась в резиденцию Свишеров в ночь их казни.

Ее тело продолжало содрогаться. Слюна потекла у нее по подбородку.

— Ты говорила с Никси Свишер?

— Да, беседа, осмотр. Стандартная процедура. Никаких повреждений, никаких следов сексуального нападения. Шок…

— Что она видела?

— Я ничего не вижу!

— Что видела Никси Свишер?

— Мужчин. Двух мужчин. Нож, горло, кровь. Теперь мы спрячемся. Мы спрячемся и спасемся…

— Мы ее теряем, — произнес женский голос.

— Стимулятор!

Мередит опять зарыдала. Зарыдала, потому что вернулась, потому что опять пришла в сознание, а вместе с сознанием вернулась и боль.

— Не надо, не надо, не надо!

— Никси Свишер. Девочка, избежавшая казни. Где она?

— Они мне не сказали. Ее забрала женщина из полиции. Это против правил, но она забрала ее. Своей властью.

— Как ее социальный опекун, ты должна быть проинформирована о местонахождении девочки. Ты должна надзирать за ней.

— Все сделали через мою голову. Незаконно, тайком. Я не знаю. Ее забрала женщина из полиции. Под охрану полиции.

Она уже потеряла счет приступам боли, пронзавшим и рвавшим ее тело. Она уже не знала, сколько раз они возвращали ее из забытья и забрасывали вопросами.

— Прекрасно, Мередит. А теперь мне нужны адреса всех известных тебе конспиративных квартир и укрытий. Каждой норки, которую вырыла система.

— Я не могу… Я попробую! — закричала она в новом приступе агонии. — Я постараюсь вспомнить. — Давясь рыданиями, она выпалила адреса. — Я же не знаю их все! Знаю только то, что мне говорят. Я же не главная.

— Ты всего лишь спица в колесе, Мередит. Кто забрал Никси Свишер?

— Женщина из полиции. Из отдела убийств. Даллас. Лейтенант Даллас.

— Ну да, конечно. Лейтенант Даллас. Это очень хорошо, Мередит.

— Я вам все сказала. Все, что знаю. Вы меня отпустите?

— Да, мы тебя отпустим. Очень скоро.

— Воды, прошу вас! Можно мне воды?

— Лейтенант Даллас даже не намекнула, куда она собирается везти Никси Свишер?

— Нет-нет, клянусь вам. Она сказала, что берет ее под охрану. Это против правил, но она настояла на своем. Мне хотелось вернуться домой. Это было нехорошее место. Мне хотелось уйти. Я должна была отвезти подопечную в укрытие, но Даллас забрала ее через мою голову. Я ей уступила.

— Ты связывалась с лейтенантом Даллас после той ночи?

— Нет. Мои начальники взяли это дело в свои руки. Они мне ничего не говорят. Это секретное дело А я только…

— Спица в колесе.

— Я ничего не знаю. Теперь вы меня отпустите?

— Да. Можешь идти.

Нож полоснул по ее горлу так чисто, так стремительно, что она ничего не почувствовала.