Маленький, да удаленький

ФОМКА ЛОВИТ ОКУНЕЙ

Приключение с решетом в то лето не было единственным в Фомкиных прогулках. В один прекрасный солнечный денек, когда хлеба на полях уже зазолотились и дети начали щелкать ранние орехи, Фомка заметил, как мальчики, Хенн и Калью, раскапывают край грядки и ищут там червей. С жаром обсуждая что-то насчет рыбалки, они собирали червей в банку.

— Что такое? Зачем это? — заволновался Фомка, подбегая ближе. Он напрыгнул на извивающихся червячков, потрогал их лапой и рассвирепел. Чужой неинтересный запах, да и сами странные какие-то — ползают в земле. Что с такими делать? Фомка с любопытством уставился на ребят. Зачем они их собирают? Сам бы он с удовольствием закопал червей обратно в землю и повалялся на них, как обычно делают собаки с предметами, запах которых их раздражает.

Но мальчики поступили с червями совсем иначе. Они вынесли из дому гибкие бамбуковые удилища. На них были прицеплены маленькие колесики с тоненькой, как конский волос, ниткой с висящими на ней гусиными перьями, концы которых были выкрашены в красный цвет. Держа удилища и банки с червями в руках, они направились к речке. Фомку они с собой не позвали. Но и не прогнали.

Он уже сам научился разбираться, что не всегда разумно увязываться следом. Могут и обратно отправить. Поэтому он решил незаметно идти по ребячьим следам. Тогда видно будет, куда они пойдут и что там произойдет.

Мальчики и не ушли далеко. С шоссе они свернули на луг и зашагали к той самой речке, где Фомка искупался, когда ходили относить решето. У большой развесистой ивы, где берег круто обрывался вниз, у омута, они остановились. Хоп! — и Фомка был уже рядом с мальчиками, прыгал им на голые ноги и радостно помахивал хвостом.

— Ах ты, плут! Или тоже рыбу будешь ловить? — шутливо ворчал Хенн: ведь все равно, сидел ли бы пес дома или резвился с ними на лугу.

— Рыбу ловить, рыбу ловить! — весело залаял в ответ Фомка, не понимая толком, о чем идет речь. Ведь люди порой занимаются тем, о чем собаки не имеют ни малейшего представления. Но наблюдать за их действиями, улавливать чужие запахи, исследовать незнакомые окрестности было для него бесконечно интересно и увлекательно. И, обуреваемый радостью, он хотел сказать мальчикам только об одном: чтобы его не прогоняли домой, чтобы оставили здесь, возле себя. Его и не прогнали. Мальчикам некогда было им заниматься.

В первый час Фомка обежал все кустарники, обнюхал все до последнего следочка и изучил все запахи, которые учуял. В этом укромном месте, где редко кто проходил, было много увлекательного. Возле каждого стебелька, возле каждой кочки останавливались зверек или пташка. Иногда их следы тянулись от реки, порой они вели к реке и терялись в воде. С пологого, поросшего кустарником берега спускалась к воде выдра. Следы отчетливо виднелись, но еще сильнее была резкая вонь. Почуяв неприятный запах, Фомка стал беспокойно метаться, поскуливая, обнюхивал воду на следах и воду в реке. Но вода была нема, в ней не было никаких запахов. Здесь разместились норки водяной крысы, исходивший оттуда запах кружил Фомке голову. В маленькой заводи недавно копошилось утиное семейство. И сейчас еще видны в грязи широкие следы от перепончатых лап и трепещутся на осоке легчайшие пушинки от их перьев. Фомка обнюхал и изучил все со старательностью собаки, которая желает основательно ознакомиться с окрестностью. Вскоре этот берег был весь осмотрен. Следы же, которые терялись в воде, вынудили его поинтересоваться противоположным берегом. Там также росли трава и кустарник, там также были кочки и крохотные заводи, и Фомка стал догадываться, что следы и запахи, исчезавшие в воде, могли вновь появиться на той стороне. Ему очень захотелось перебраться на другой берег. Он даже зашел с низкого места в мелководье, потрогал лапами воду и понюхал ее. Но вода текла и журчала. Это была совсем иная вода, чем в пруду. Зайти в нее у Фомки не хватало смелости. Плавать он умел, в этом не было сомнения. Ну а как одному отправиться на ту сторону реки? Хенн и Калью не заходили тут в воду, речку в этом месте не переплывали. Может, здесь и нельзя залезать в воду? И, положив голову на лапы, Фомка с грустью уставился на сверкающую в лучах солнца речную гладь. Вдали, насколько хватало глаз, не было ей конца. Обежать речку кругом он уже пробовал, но безрезультатно. У реки не было ни начала, ни конца. А мальчишки спокойно хлопотали в кустах как ни в чем не бывало.

И вообще, мальчишки. Они занимались сейчас непонятным и неинтересным для Фомки делом. Раскручивали часть лески с катушки, брали из банки червя, подвешивали его на висящий на конце лески крючок и с плеском бросали в воду. Червяк вместе с крючком исчезал в глубине, а перышко с красным концом оставалось покачиваться на воде. Держа удилища в руках, ребята стояли в тени куста и водили удочкой, то приподнимая поплавки, то отпуская их по течению в круговорот омута, то подтягивая ближе к берегу. При этом они изредка возбужденно переговаривались вполголоса.

— Клюет!

— Тянет! Отпустила!

Вдруг леска у Хенна натянулась — фьють! — просвистела над головой, и под ногами у Фомки затрепыхалась серебристо-беловатая рыбешка.

— Плотвичка!

— Червя снимает, а не попадается, — пожаловался Калью. Фомка подскочил к барахтающейся рыбке и понюхал ее. Странно! У нее совсем не было того запаха, какой бывает у жареной рыбы. Фомка разочарованно отошел в сторону. Хенн спрятал рыбу в мешок и деловито сказал:

— Если ничего другого нет, то и плотвичка за рыбу сойдет…

Новый червяк был насажен на крючок, и вновь удочка, описав изящную дугу, застыла далеко над водой. Так это занятие продолжалось довольно долго. Время от времени кто-то из мальчиков сердился, что «съели» червя, иногда на берег выбрасывали то плотвичку, то маленького окунька. У ребят было столько хлопот с удочками и рыбешками, что Фомку они попросту не замечали.

Лежа на крутом обрыве, он видел, что внизу, у песчаной отмели, в неглубокой воде мелькают крохотные мальки, расхватывая упавшие туда кусочки червей. Фомок был существом любопытным, и ему хотелось поближе рассмотреть проворных мальков, стремительно передвигающихся в прибрежной воде. Он стал медленно спускаться вниз по травянистым выступам. В это самое время Хенн, до сего времени сидевший не шелохнувшись, следя за своим покачивающимся на воде поплавком, вдруг ударил удилищем по водной глади. Удилище согнулось, и леска, рассекая воду, потянулась вверх, против течения.

— Есть, есть! — возбужденно закричал юный рыбак.

Калью быстренько вытащил свою удочку на берег.

— Здоровая! Покачай! Дай-ка ей чуть-чуть дохнуть! — наставлял Калью — так, он слышал, говорили взрослые рыбаки, поучавшие друг друга.

— Не поддается! На дно просится! — посетовал Хенн.

Он двумя руками держал удилище, придерживая пальцем леску, постепенно отпуская ее, иначе здоровенная рыбина грозилась порвать тонкую, натянувшуюся до предела леску.

— В кувшинки не пускай!

Вода заходила буруном: что-то мелькало и плескалось у самой поверхности воды. Упершись ногами в землю, с раскрасневшимся лицом, Хенн изо всех сил удерживал удилище. Но тут Калью и Фомка увидели, как почти поднятая над водой огромная рыба метнулась и потянула леску в заросли водяных лилий, стараясь укрыться там и освободиться от крючка.

— Окунь! — закричал Хенн, словно звал на помощь.

— Тяни к берегу! А я спущусь навстречу!

Калью думал, что сможет ухватить окуня руками, если Хенн подведет его к отмели. Он кубарем покатился с откоса вниз — и земля, и трава сыпались перед ним в воду.

Фомка в это время был уже на полпути вниз. По голосам и движениям мальчиков он мигом догадался, что произошло нечто интересное. Он тут же забыл про мальков и, скользя, стал карабкаться наверх, чтобы успеть на помощь ребятам. Но глинистый берег был слишком крутой, а внизу, у самой воды, и вовсе размытый. Калью, придерживаясь за кочки и кустики, катился вниз. А пес, не находя на глине никакой опоры, сорвался и через мгновение — шлеп! — вверх тормашками свалился в воду. За это время Хенн сумел подвести окуня к подножию обрыва. Воды здесь было чуть выше колена. Калью опустился на песок и стал руками подгонять окуня к берегу, чтобы вытащить его из воды. Окунь отчаянно бился, разбрызгивая воду. Тут же барахтался Фомка. Как все случилось — никто толком и не разобрался: окунь вдруг вырвался у Калью из рук, а Фомка поплыл не к берегу, а на открытое место.

Оба мальчика растерянно смотрели на речку.

— Что там? — наконец нетерпеливо крикнул сверху Хенн.

— Пес! Фомка, черт бы его побрал! — послышалось снизу.

Хенн тут же почувствовал, что кто-то сильнее, чем окунь, так натянул леску, что удилище согнулось.

Хенн рассвирепел — его первая, поистине великолепная рыба! Но вместе с тем он едва удерживался от смеха — на удочке у него оказались разом и рыба, и собака! Но ему не пришлось долго раздумывать.

— Давай вниз! Фомка завел леску в ивняк! — позвал Калью.

Обдирая колени, держа удилище в одной руке, другой цепляясь за чахлые кусты, он через минуту уже стоял по колено в воде. И то, что он увидел, заставило его от души расхохотаться. Прежде всего, его первая большая рыба. Очумелый полузадохшийся окунь ритмично высовывался из воды по мере того, как Фомка загребал лапами. Потом рыба стоймя поднялась над водой и, медленно шевеля плавниками, словно она летела, двинулась в сторону обрыва. Калью суетился, пытаясь ее ухватить. Но окунь был большой — четверти две длиной — и довольно широкий. Острые плавники торчали, как иголки. Мальчику никак не удавалось поймать его. Да это было и не важно. Потому что рыба уже висела над кустарником и, даже если бы сорвалась, то, падая, все равно не угодила бы в воду. А Фомка? Он проплыл несколько метров против течения, в глазах у него застыл ужас: леска крепко скрутила лапы. Плывя таким образом, он тянул за собой прицепившуюся к обломанной ивовой ветке леску, поднимая окуня, как лебедкой, все выше и выше над водой. Словно знал, что пойманную рыбу нужно вытащить на берег.

— Молодец, Фомок-Дружок! Держись! — крикнул Хенн и, забросив удилище на обрыв, полез вверх за рыбой. На пригорке он прижал окуня к земле и на всякий случай навалился на него грудью, чтобы рыба не натворила чего-нибудь неожиданного А сам с колотящимся сердцем разглядывал добычу. Голова у окуня был с кулак, рот почти такой же большой, как у Фомки. На спине красовался плавник с острыми, как острога, иголками. Ах какая красавица рыба: зеленоватая с оливковым отливом спинка, серебристо-блестящие бока с зеленоватым оттенком, крупная перламутрового цвета чешуя, темно-красные плавники. Даже жалко такую красотищу в мешок заталкивать, а потом жарить на сковородке. Но рыба есть рыба. И Хенн стал потихоньку приглядываться, как бы снять окуня с крючка. Сделать это было непросто, особенно здесь, на крутом обрыве. Как только мальчик дотрагивался до рыбы, она начинала суматошно трепыхаться. Наконец подоспел на помощь Калью. Он принес мешок, и они вдвоем затолкали в него рыбу. Тут выяснилось, что окунь глубоко заглотил крючок и, чтобы его вытащить, придется рыбу разрезать. Но у мальчиков не было времени, и они просто-напросто оторвали леску.

— Этот на килограмм потянет! — восхищался Калью.

— Послушай, а где Фомка? — испуганно огляделся Хенн. Он только сейчас вспомнил, что после захватывающей ловли пес с обмотанными леской лапами остался в реке.

Отбросив мешок, они снова кинулись к берегу. Внизу, под обрывом, выставив передние лапы на сушу, стоял в воде Фомка и, поскуливая, умоляюще смотрел на них. Здесь было довольно глубоко, берег же слишком крутой и скользкий. Сил выбраться самому у Фомки не хватило, и он звал их на помощь.

— Подожди, рыбачок ты наш! — крикнул Хенн и опрометью кинулся вниз.

Он поднял Фомку за загривок и вытащил на берег. Но по земле Фомка передвигался еще хуже, чем в воде. Крепкая леска туго обмоталась вокруг лап и шеи. Он беспомощно повалился набок и, не поддержи его Хенн, снова скатился бы в воду. В конце концов Хенну ничего не осталось, как взять Фомку в охапку и, цепляясь одной рукой за кусты, отнести его наверх. Здесь они долго распутывали леску, прежде чем удалось вызволить Фомку. Мокрый, он не мог держаться на месте и постоянно вырывался. Но ребята все-таки успокоили его и сумели закончить начатое дело.

— Ты стал отрывать леску вместе с окунем и резко притянул Фомку к берегу. Так оно и было, — объяснял Калью.

— Гав-гав! — обрадовался вырвавшийся на свободу Фомка и, отряхиваясь, обежал первый круг возле юных рыбаков.

— Ну и Дружок! — Хенн хотел погладить Фомку и припустился за ним. — И окуня вытащил, и леску спас. Ах ты, Фомок-Дружок!

— Да, как знать, удалось ли бы нам самим добыть этого великана, — добавил Калью. — А вот Фомка вытащить помог.

— Не было бы счастья, да несчастье помогло, правда, Фомка?

Но Фомке некогда было рассиживаться с ребятами. Шерсть его была мокрая и грязная. Он отряхивался так тщательно, что разлетевшиеся брызги разноцветными крохотными радугами вспыхивали вокруг него. А потом опять бегал кругами — старательно сушил себя.

— Пусть порезвится, не то еще простудится, — решили ребята и принялись снова налаживать снасти. Мальчики вошли в азарт и хотели во что бы то ни стало продолжать ловлю. Хоть до самого вечера. Ведь клюнул окунь, большой окунь, И черви остались. Что еще? Насаживай червей да закидывай удочку. Но если они распугали рыбу в этом омуте и больше здесь ни одна не клюнет, придется искать новое место. Уж коли окунь клюет здесь, то и в другом месте клевать будет. Так рассуждали мальчики, распутывая очередной узел и наматывая расправленную леску на спиннинг. Вечер надо использовать с толком.

Так же думал, по-видимому, и Фомка: хоть и случилась неувязка, хоть и промочил он свою шубу, не стоит из-за этого огорчаться. Надо бегать и играть, покуда не обсохнешь.

И, набирая скорость, он все шире разбегался, отклоняясь то вправо, то влево, подпрыгивал, терся спиной о сухую корягу и, отскочив в сторону, снова описывал круг. Так незаметно даже для самого себя он довольно далеко отбежал от мальчиков и очутился у ольшаника на краю пастбища, которое отделяла от луга старая, в некоторых местах уже повалившаяся ограда из колючей проволоки. Этот проволочный забор, кое-где прибитый прямо к деревьям, местами провис и валялся на прошлогодней траве, а то и на высоком жнивье. Там его почти не было видно. Заржавевшая проволока совсем сливалась с пожухлой травой. Обсушиваясь, Фомка с разбега врезался в клок сена, чтобы обтереться. Но, даже не успев повернуться на спину, он почувствовал, как что-то острое впилось ему в бок. Движимый инстинктом, он резко отпрыгнул в сторону, но там его обхватили еще больнее. Словно кто-то вонзил в него свои острые зубы. Чем больше он барахтался, тем сильнее впивались скрытые в засохшей траве колючки, тем безнадежнее запутывался он в проволоке. Наверное, когда-то здесь скрутили часть ограды и всю эту кучу выбросили в кусты. Фомка попал в западню из колючей проволоки и теперь не мог двинуться ни взад, ни вперед. Он рассердился и стал зубами хватать невидимого страшного обидчика. Но тот был крепкий — зуб его не брал. Мало того, Фомка поранил язык и расцарапал пасть. Пыхтя и щелкая зубами, он суетился один в кустах, огрызался и визжал и все безнадежнее запутывался в колючках…

Когда наконец Калью и Хенн услышали его визг и прибежали, дело зашло так далеко, что Фомка уже выл: на глазах выступили слезы, пасть была в крови.

— Ах ты бедный пес! — воскликнул Хенн и ухватился за проволоку, чтобы вызволить Фомку.

Но Фомка от злости и боли уже настолько очумел, что не выдержал нового приступа боли, причиняемой теперь уже Хенном, и вцепился ему зубами в руку.

— Возьми куртку и накинь на него! — велел Хенн другу.

Калью так и сделал.

Ребята действовали уже вдвоем; Калью удерживал накрытого курткой Фомку, а Хенн взял в руки нож. Он вырезал клоки шерсти вместе с проволокой в тех местах, где она сильно запуталась и расцарапала кожу. С большим трудом удалось мальчикам выпутать Фомку из этой кучи. Пес так устал, что спокойно позволил отнести себя в сторону. Кожа на боках во многих местах была разодрана в кровь, шерсть спутана и всклокочена.

— Что же нам с тобой делать, горе ты наше маленькое? — приговаривал Хенн, гладя и лаская его и чуть не плача от жалости. Слезы готовы были вот-вот брызнуть у него из глаз.

— Придется окуней в реке оставить — пусть себе плавают, а Фомку надо домой отнести, больше делать нечего, — решил Калью.

Возможно, Хенн взял бы Фомку на руки и зашагал бы с ним к дому, но Фомка сам пресек это намерение. Придя в себя и отдохнув на руках у Хенна, Фомка с визгом спрыгнул на траву и тут же стал старательно зализывать раны. Немного погодя он промчался мимо мальчишек, описав красивый круг, чтобы подсушиться — ведь он еще так и не обсох как следует. Так что пробежку пришлось продолжить. Но бегал он теперь осторожно, маленькими кругами, на ровной поляне. Уши у него были прижаты, а глаза виновато опущены, словно он испытывал неловкость перед мальчишками за свою проделку. Обежав пару кругов, он с ликующим лаем вернулся к ребятам и уселся под ивовым кустом на солнышке. И опять стал деловито лизать раны и приглаживать шерсть.

Все это было по-своему смешно, но вместе с тем и грустно. Наблюдавшие за Фомкой ребята то вздыхали, то смеялись. Наконец Калью довольно произнес:

— Ничего, Фомка будет лечить себя сам. Говорят, язык у собаки заместо пластыря А мы давай-ка половим еще окуней.

Но окуни не хотели больше ловиться. Ребята были слишком возбуждены, чтобы набраться терпения и ждать, пока рыба хорошенько заглотит червяка. То и дело они выдергивали из воды пустой крючок и упускали рыбу. Немного погодя Хенн сказал:

— Это мы виноваты. Не следовало брать Фомку с собой. А уж если взяли, то надо было смотреть за ним… Мы же в горячке про него забыли. Так нельзя делать… Он ведь еще молодой и глупый…

— Да, — согласился Калью. — Как легко мог бы Фомка сегодня погибнуть.

Представив себе это, оба юных рыбака вздрогнули. Они уже успели полюбить Фомку и как друга, и как товарища по играм. Только теперь, пережив злополучное приключение и спасая Фомку, они по-настоящему осознали, насколько дорога им эта дружба.

Перед вечером, когда ребята направились домой, Фомка спокойно бежал за ними, то и дело обнюхивая мешок с рыбой. Резвиться ему не хотелось, хотя шерстка и была тщательно приглажена и все раны заклеены «язычным пластырем». И для него сегодняшних происшествий оказалось слишком много…

Когда встретившийся им возле школы дядя Хенна, охотник, выслушал рассказ про Фомкины злоключения и осмотрел его раны, он со знанием дела разъяснил мальчикам:

— Между прочим, ребята, хорошо, что это случилось неподалеку от вас… Зато теперь он будет умнее и не станет сломя голову бросаться в любой мусор… Колючая проволока для собак, особенно для тех, у которых длинная шерсть, весьма опасная ловушка… Я в колючей проволоке потерял двух отличных охотничьих собак… Идя по следу в незнакомом месте, собака может, к несчастью, наткнуться на колючую проволоку да там и застрять. Останки одной своей собаки я нашел лишь через несколько лет в куче проволоки. А другую и по сей день не отыскал… Наверняка и та вот так же застряла. Раньше, бывало, эти колючие обрывки вокруг каждого пастбища валялись…

— Не дай бог, чтобы и наш Фомка… — ужаснулись дети.

— У Фомки шерсть короткая, он может пораниться, а в проволоке не запутается, — успокоил их дядя.

Но дети тем не менее решили больше не брать Фомку в слишком дальние путешествия и не отпускать одного в незнакомом месте.

Фомка же этого поучительного разговора как будто и не слышал. Он сидел у порога и втихомолку зализывал свои раны. Главное, чтоб старые раны быстрее зажили! А с новыми посмотрим.