Малиса в Подмирье

1 Пакости – это их работа

Семейка Злобстов имела обыкновение подниматься ни свет ни заря. Несмотря на воскресенье, к половине седьмого утра большинство из них уже успели изрядно напакостничать.

Впрочем, Злобсты творили свои пакости не просто удовольствия ради. Это была их работа, и они относились к ней чрезвычайно серьёзно. Все обитатели Подмирья – сумрачной страны, где правят колдовство, обман и наваждение, а также призраки и всевозможные страшилища, – считали своей непременной обязанностью поддерживать должный уровень беспорядка, недовольства и ужаса среди обитателей Верхнего Мира.

Верхний Мир – это обычный мир, в котором люди живут своей обычной жизнью, в счастливом неведении относительно всех козней, которые затеваются против них в сером сумраке лежащего где-то под ним Подмирья. Подмирцы называли обитателей Верхнего Мира просто Вершками. Ну а Вершки подмирцев никак не называли, потому что просто не подозревали об их существовании.

Ма и Па Злобсты только что вернулись с местной ярмарки-распродажи, где, как обычно, провели время с толком. На этот раз они взяли с собой свою младшую дочь Антипатию-Розу. Па шнырял среди оставленных на стоянке машин, умело прокалывая им шины. Ма прохаживалась среди наскоро обустроенных прилавков, ловко и незаметно утаскивая с них безделушки подороже. Антипатия-Роза невинно ворковала в своей сидячей коляске и свирепо кусала любого, кто останавливался рядом поумиляться славной малышкой. Одним словом, очередной день пакостничества задался прекрасно.

Одна только Малиса Злобст осталась утром дома, пообещав отработать обязательную норму пакостей попозже. И пока её семья не покладая рук трудилась – вредительствовала, воровала и кусалась, – Малиса улучила часок-другой, чтобы тайком почитать.

Тайком – потому что родители Малисы крайне не одобряли чтения – любого, если речь, конечно, не шла о картах с указанием зарытых кладов. А ещё Малиса воспользовалась случаем всласть понежиться в ванне. Тоже тайком, разумеется. Ма была убеждена, что чем меньше моешься, тем лучше, и сама следила, чтобы у неё за ушами скапливалось как можно больше грязи: ведь надо же и уховёрткам где-то жить.

Семейка вернулась, утомлённая утренней вредоносной деятельностью и нагруженная добычей. Водрузив на кухонный стол объёмистую сумку с наворованным добром, Ма склонилась над раковиной, полируя выточенный из лунного камня перстень. Сползшие чулки гармошкой собрались на тощих щиколотках, и её ноги выглядели точь-в-точь как морщинистые индюшачьи шеи. Она то и дело подскакивала и поёживалась, пронзительно взвизгивая, когда ей на спину падали капли ледяной воды.

– Да хватит уже, Дедуля! – рявкнула Ма, треснув рукой по сушилке для посуды. – Я же знаю, что это ты!

Малиса неспешно, нога за ногу, приплелась на кухню и застыла на пороге.

– О, Малиса, наконец-то! – крикнула Ма. – Скажи деду, чтобы он прекратил, а? Он опять сделался невидимым!

Малиса задрала голову. В дальнем углу кухни, под самым потолком, над раковиной, ехидно хихикая, зависло её самое любимое в мире привидение – Дедуля. Дедуля время от времени макал пальцы в стакан с ледяной водой и ронял несколько капель на голую шею Ма. Его морщинистое лицо кривилось в лукавой ухмылке.

– Привет, Дедуля, – сказала Малиса. Для неё он никогда не делался невидимкой.

– Здравствуй, Утёночек, – сказало привидение, глядя с потолка вниз. – Как насчёт чуть позже перекинуться в покер?

– Непременно, – улыбнулась Малиса. – На этот раз тебе меня не побить!

Привидение ответило ей такой же широкой улыбкой и, перевернув стакан, окатило Ма холоднющей водой, пустив ей струйку прямо за воротник. Ма завизжала.

– Ма просит, чтобы ты перестал, – сказала Малиса извиняющимся тоном. Она-то понимала, что деду просто захотелось немного пошалить.

– Я не глухой! – заявило привидение. – Я просто нарочно её не слушаю.

– Всё равно, Дедуля, – сказала Малиса. – Думаю, сейчас лучше сделать перерыв.

Призрачный Дедуля вздохнул:

– Ну ладно, Утёночек. – Утёнок, Утёночек – это прозвище дал ей Дедуля. – Но только потому, что ты меня просишь. Когда-то в этом доме было куда веселее! – недовольно пробурчал он напоследок и исчез, просочившись сквозь потолок. – Увидимся позже, за покером, – донёсся издалека его бестелесный голос.

У всех привидений есть дар по желанию становиться видимыми или невидимыми. Для Ма и Па Дедуля предпочёл оставаться невидимкой – с того самого дня, когда они скормили реферат Малисы по истории, над которым она так долго корпела, Антипатии-Розе, которая слопала его с огромным удовольствием. Дедуля не сомневался, что Малиса получила бы за него высший балл, если бы её родители не повели себя так.

Своего дедушку Малиса просто обожала. Он был единственным, кто её понимал. Но девочку очень огорчало, что у неё не было возможности проводить с ним столько времени, сколько ей хотелось, и что Дедуля по большей части был предоставлен сам себе.

Дедуля был привидением уже тогда, когда Малиса появилась на свет. Он мог бы преспокойно отправиться жить в Подмирье, но почему-то почувствовал, что его внучке, растущей в доме Злобстов, будет не хватать родной души рядом. И был прав. У Малисы не оказалось ровным счётом ничего общего с остальными членами её семьи – разве что она тоже была живой.

Ма вытерла мокрую шею чайным полотенцем и достала из сумки с краденым ещё одно кольцо – золотое, с большой кремово-белой жемчужиной. Она потёрла жемчужину о свои жёлтые зубы и довольно хмыкнула.

– Гляди-ка, настоящая! – радостно объявила она. – Уж нам отсыплют за неё монет, когда мы её загоним.

Малиса повернулась, чтобы улизнуть из кухни, но Ма успела окликнуть её.

– Малиса, у тебя, между прочим, сегодня на счету ещё ни одной пакости, – упрекнула она дочь.

– Ма, но мне же ещё уроки делать, – заныла Малиса.

– Уроки! – воскликнула Ма, презрительно фыркнув. – Уроки! Хорошо ещё, что отец тебя не слышит. Мы ведь это уже обсуждали. Отродясь ничего путного не случалось с теми, кто делал уроки!

Антипатия-Роза в своём высоком детском креслице пронзительно завопила, но Ма не стала отвлекаться:

– Хватит отлынивать от работы, юная леди! Пакости сами себя не сделают, а у меня, чтоб ты знала, в каталажке ещё четыре привидения, которыми надо заняться. Мы не можем справляться со всеми делами сами! Па совсем с ног сбился, да и я уже на пределе.

Каталажкой Ма называла подвальную камеру без окон и дверей – настоящий каменный мешок, где Ма и Па держали всех нанятых ими привидений-новичков, прежде чем напустить их на ничего не подозревающих соседей.

Сестра Малисы продолжала надрываться. Её креслице медленно поднялось в воздух и начало вращаться.

– Антипатия-Роза Злобст, честное слово, от твоего визга у меня черепушка раскалывается! – рявкнула Ма, хватаясь за голову.

Круглое личико Антипатии-Розы сердито скукожилось, мелкие острые зубки впились в голову плюшевого зайца, а пухлые кулачки яростно сжали тряпичную куклу. Чёрные кудряшки на голове малышки даже вспотели от злости.

Когда Антипатия-Роза не злилась, она выглядела так, что все встречные взрослые неизменно принимались умилённо сюсюкать при виде этих нежных, как персик, и розовых, как бутончики, щёчек, больших круглых глаз в обрамлении пушистых чёрных ресниц и пухлых, сложенных сердечком губок. Но стоило неосторожным взрослым приблизить свои воркующие физиономии поближе к малышке, как Антипатия-Роза широко ухмылялась, обнажая два ряда острых-преострых – на зависть акулам – зубов и впивалась прямо в их длинные носы.

Малиса, вздохнув, подошла к заходящейся от крика сестре, выдернула из её зубов зайца и запулила им в окно. Потом выковыряла у неё из ручек куклу, оторвала ей голову и одну ногу и бросила изувеченную игрушку на столик детского креслица.

Антипатия-Роза тут же умолкла, креслице со стуком опустилось, упёршись ножками в пол. Заплаканное личико озарилось жутковатой широкой улыбкой, и девочка радостно залепетала, играя останками куклы.

– Прямо удивляюсь, как ты с ней ладишь, – заметила Ма. – Даже не понимаю, как это у тебя получается.

Малиса в ответ только пожала плечами.

– Ну а теперь проваливай, – погнала Ма её с кухни. – Займись уже чем-нибудь гнусным!